публикация №1108503875, версия для печати

РОСТ НАСЕЛЕНИЯ И ОХРАНА ОКРУЖАЮЩЕЙ СРЕДЫ: РАЗРЕШЕНИЕ МЕЖВИДОВЫХ КОНФЛИКТОВ В ПРИРОДООХРАНИТЕЛЬНОЙ ЭТИКЕ


Дата публикации: 16 февраля 2005
Публикатор: Алексей Петров (номер депонирования: BY-1108503875)
Рубрика: ФИЛОСОФИЯ ВОПРОСЫ ФИЛОСОФИИ


Мартин Шёнфельд,
перевод с англ. А.А. Штиля
РОСТ НАСЕЛЕНИЯ И ОХРАНА ОКРУЖАЮЩЕЙ СРЕДЫ: РАЗРЕШЕНИЕ МЕЖВИДОВЫХ КОНФЛИКТОВ В ПРИРОДООХРАНИТЕЛЬНОЙ ЭТИКЕ

Животные - не предметы и не индивиды. Они заботятся о собственном выживании и стремятся к самосохранению; при этом мнения специалистов по этике расходятся в вопросах о правах животных по отношению к человеку. Ни антропоцентризм классических западных теорий морали, ни неантропоцентрические подходы современной этики окружающей среды не позволяют разрешить конфликт между интересами человека и других представителей живой природы. В данной статье автор делает попытку отстоять природоохранительную этику, занимающую промежуточное положение между традиционным антропоцентризмом и более модным эгалитаризмом. Автор считает, что рациональная нормативная система требует иерархии прав человека и других биологических видов и должна включать как антропоцентрические, так и иные стратегии.
Я начинаю с критического рассмотрения антропоцентризма и альтернативного ему эгалитаризма и утверждаю, что обе точки зрения должны быть отвергнуты (часть I). Весомость накапливающихся сегодня в западной этике критических аргументов по отношению к антропоцентризму свидетельствует о том, что понятия морали должны быть применимы за пределами традиционных рамок человеческого общества. Есть основания полагать, что, по крайней мере, некоторые виды живой природы (кроме человека) заслуживают рассмотрения как объекты учения о морали. Такое предположение ставит вопрос о том, как разрешить конфликт между интересами человека и интересами других биологических видов. Т.Риган, П.Тэйлор и П.Сингер считают, что права животных и права человека должны рассматриваться одинаково серьезно. Я заявляю, что эта эгалитаристская концепция межвидовой справедливости нежизнеспособна. Вместо нее я предлагаю иерархическую концепцию межвидовой морали (часть II). Мне думается, что права животных, как и права человека - это значимые нормативные конструкции, и что есть веские основания для различения первых и вторых, а именно: права животных не могут игнорироваться, но права человека важнее. Для такой иерархической нормативной системы Д. Ван де Веер предложил специальный термин “двухфакторный эгалитаризм”. Этот термин незаменим для выстраиваемой мной этики, но применимость его ограничена областью межвидовых конфликтов, имеющих место в высокоразвитых обществах.
Я думаю, что для решения межвидовых конфликтов, характерных для проблем окружающей среды в развивающихся странах, требуются иные стратегии (часть III). Межвидовые конфликты в этих странах часто возникают из противоречия между ростом населения и природоохранительной политикой. Парадокс состоит в том, что лишь антропоцентризм обеспечивает межвидовую справедливость в этих конфликтах. Для их разрешения нужно руководствоваться заботой о правах будущих поколений человечества. Я показываю, что эта антропоцентрическая позиция, отличающаяся от стремления к постоянному воспроизведению, находится в соответствии с неантропоцентрическим призывом к двухфакторному эгалитаризму и вместе с ним составляет непротиворечивую теорию природоохранительной этики.

I. Иерархическая альтернатива неантропоцентрическому эгалитаризму.

От Аристотеля до Роулса носителями морального чувства считались исключительно разумные существа. Поскольку человек - единственный вид на Земле, обладающий способностью к абстрактному мышлению и свободе действия, понятие “разумное существо” относилось к людям. Несколько десятилетий назад философы выступили с критикой антропоцентрической догмы. Некоторые специалисты по этике считают, что высокоразвитые животные, например, млекопитающие и птицы, заслуживают такого же места в теории морали, как и человек. Был даже выдвинут аргумент о том, что жизненно важные интересы - благополучие, выживание - этически релевантны, и что психологическое ощущение этих интересов не зависит от наличия у существа разума1. Иными словами, живое существо может иметь интересы и желания, даже если оно не обладает способностью осуществлять их на разумной основе и поступать вопреки инстинктивному поведенческому стереотипу. Интересы вполне могут быть у представителей животного мира, не обладающих разумом, т.к. их поведение лучше всего истолковывается закономерностями их собственного существования.
В соответствии с другой аргументацией, животные и птицы являются объектами морали потому, что наличие у них центральной нервной системы позволяет ощущать наслаждение или боль. Способность чувствовать - страдать, наслаждаться - есть этически релевантная черта2. Было бы непоследовательным считать способность чувствовать этической чертой, полагать, что некоторые виды животных обладают этой способностью в той же мере, что и человек, и при этом исключать эти виды из числа субъектов морали.
Третий аргумент в защиту высокоразвитых животных состоит в том, что последние объявляются существами, способными к переживанию3. Пусть высшие животные и не имеют разума и свободы воли, но у них есть знание о себе - они ощущают реальность с их собственной уникальной позиции и способны сами позаботиться о себе. Утверждается, что такое о-себе-знание самоценно. Неверно сводить значимость самопознающих существ к простой практической пользе, зависящей от желаний человека.
Эти три линии аргументации в вопросе о правах животных не противоречат друг другу. Их можно объединить и, таким образом, обобщить место высокоразвитых представителей животного мира в учении о морали, т.к. в свете современных данных о физиологии и психологии животных возможно предположить, что эти существа обладают всеми предполагаемыми критериями субъекта морали - наличием интересов, способностью чувствовать и знанием о себе.
Многие специалисты по философии окружающей среды предлагали расширить область морали на внечеловеческие формы жизни, т.е. включить в эту область не только высших животных, но и живые организмы в целом как непосредственных субъектов морали. Поскольку живые организмы могут мыслиться как телеологические центры жизни, как целесообразно устроенные системы, функционирующие для собственной пользы, возникло мнение о том, что живые сушества самоценны и заслуживают уважения4. На основе этих рассуждений ведущие адепты этики прав животных и охраны окружающей среды делали вывод о том, что антропоцентрический догмат о верховенстве человека принципиально ошибочен. Этот догмат, заявляли они, должен быть заменен эгалитаристской концепцией прав живых существ вообще - как человека, так и неочеловеченной природы, или, по крайней мере, эгалитаристской концепцией прав человека и высших животных5.
Хотя исключение животных из поля непосредственного рассмотрения в учении о морали произвольно и неприемлемо, эгалитаристская альтернатива представляется проблематичной. С одной стороны, нет логических ограничений стремлению охватить моралью, как человека, так и других представителей органического мира и рассматривать обе группы как равноправные. Вопрос о том, обладает ли нечто определенным свойством (например, свойством быть субъектом морали) отличается от вопроса о том, каков диапазон изменений обладаемого свойства6. Сторонники эгалитаризма в морали защищают как минимум положение о моральности некоторых видов живой природы. Они также принимают традиционный тезис о человеке как моральном существе. Следовательно, человек и некоторые другие виды есть субъекты морали. Однако отсюда не следует, что обе группы равны в морали.
Дополнительная трудность в отстаивании эгалитаристского подхода обусловливается тем, что уравнивание субъектов в морали порождает абсурдные последствия и создает этические дилеммы. Например, претензия на равенство человека и других представителей природы подразумевает, что причинение равного вреда любым живым существам влечет одинаковую ответственность. Если считать, что крыса обладает вышеуказанными этически релевантными характеристиками - интересами, способностью чувствовать и знанием о себе - то последовательному эгалитаризму придется настаивать на отсутствии моральных различий между забиванием крысы и убийством человека.
Необходимым условием функционирования нормативной системы является ее способность разрешать этические конфликты. Чем меньше остается нерешенных проблем, тем большей объяснительной силой обладает такая нормативная система. Однако эгалитаристская позиция не позволяет разрешать конфликты, т.к. для нее они - это конфликты равных, и предпочтительные решения, поскольку они подразумевают неравенство, табуированы. Предположим, тонут котенок и ребенок, и я могу спасти лишь кого-то одного. Кого я должен спасать? Моральный субъект, с эгалитаристских позиций, не может спасти ребенка, не чувствуя угрызений совести в отношении существа другого вида7. Конечно, то, что нормативная система страдает от большого числа дилемм, не означает, что такая система обязательно уступает альтернативным системам. Оптимальная этика характеризуется не только силой стратегий решения проблем, но и согласуемостью своих предпосылок с установленными фактами. Например, сексизм - плохая нормативная система, потому что она лишена указанной гармонии: оправдание ее центральной посылки - подчиненности женщины мужчине - зиждется на мнимых различиях полов. Эгалитаризм имеет такой же недостаток. Оправдание его основной предпосылки - равенства человека и животных в морали - базируется на постулируемой идентичности их этически релевантных качеств. Хотя Т.Риган правильно отметил, что и люди, и млекопитающие животные “желают и предпочитают; видят и чувствуют; вспоминают и ожидают”,8 тем не менее этически релевантные качества распределены между этими группами неодинаково.
Человек и высшие животные обладают этически релевантными качествами - знанием о себе как отдельной особи, способностью чувствовать и наличием интересов. Однако люди, в значительно большей степени, чем животные, способны к ответственным поступкам, и человеческие дела куда лучше оцениваются похвалой или хулой, нежели любое поведение животных. Это не означает, что у животных вовсе нет поведенческих черт, напоминающих моральные действия. Собаку, нападающую на почтальона, можно наказать так же, как поступающего таким же образом подростка. В обоих случаях наказание служит двоякой цели - предотвратить зло и образумить нарушителя. Но различия остаются: в отличие от человека-убийцы, медведь, задравший путника в лесу, не может быть подвергнут суду за лишение жизни. Более высокая степень развития разума у людей обусловливает дополнительные этически релевантные черты, которые у животных или полностью отсутствуют, или развиты слабо.
Эти дополнительные черты - разум, свобода воли и сопереживание - вместе составляют морального человека. Мощь абстрактного мышления позволяет оценить вероятные результаты поведения человека в отношении себя самого и других. Способность действовать вопреки чьим-либо намерениям есть conditio sine qua non чувства вины и моральной опустошенности: без свободы нет этики. Уважение к ближнему и забота о его благополучии являются слагаемыми этики поведения. И люди, и высшие животные могут переживать и ощущать себя как отдельную особь. Но если у животных есть лишь ограниченный потенциал морального действия, то человеку и только человеку дано быть моральным в полном смысле этого слова9.
Поскольку определять место субъекта в морали следует по тому, какие этически релевантные черты данный субъект имеет, представляется верным считать более моральным человека, нежели животных. Хотя сходства указанных черт у человека и животных не согласуются с антропоцентрическим постулатом, различия этих черт не лежат в основе эгалитаристской модели дистрибутивной справедливости. Впрочем, П.Сингер, отстаивающий эгалитаризм, отвергает антропоцентризм в силу присущего этой модели верховенства человека как биологического вида. Автор предложил термин “специецизм” (лат. species - вид; прим.перев.) (по аналогии с “расизмом” и “сексизмом”, подчеркивая негативный смысл такого разделения). Сингер указывает, что “специецизм... есть предпочтение интересов (или особое отношение) представителей одного вида интересам других видов. Несомненно, фундаментальная критика расизма и сексизма должна распространяться на специецизм”10.
Если Сингер прав, эгалитаризм остается единственной морально жизнеспособной альтернативой антропоцентризму. Однако мне представляется, что негативизм автора в отношении специецизма чрезмерен. Если виды различаются по тому, сколько этически релевантных черт они имеют, то несправедливо признавать моральным вид, имеющий больше этих черт, и отрицать моральность вида, наделенного меньшим их числом. Однако будет вполне справедливо признать верховенство в морали первого вида над вторым. Мы поступаем так (и совершенно справедливо) по отношению к представителям нашего вида. Взрослые люди, будучи субъектами и агентами морали, имеют больше прав, чем новорожденные (которые есть лишь субъекты морали). Что касается других видов, то предпочтение одного другим было бы специецизмом, если бы было произвольным. Но, как мы видели, имеются фактические и этические различия между человеком и животными, что prima facie предполагает предпочтение интересов человека интересам животных.
Таким образом, критики антропоцентризма правильно отметили, что этически релевантные черты имеются не только у Homo sapiens. Но делать из этого положения эгалитаристский вывод нет необходимости, и такой вывод не способствует правильному пониманию вопроса. Следует заменить антропоцентрический постулат иерархической этикой окружающей среды, утверждающей место животных в морали, но рассматривающей положение различных субъектов морали в зависимости от выраженности их этических качеств.

II. Двухфакторный эгалитаризм и межвидовые конфликты в развитых обществах.

Философ Д.ван де Веер предложил для рассматриваемой иерархической этики окружающей среды термин “двухфакторный эгалитаризм”, служащий цели разрешения конфликтов интересов человека и других представителей живой природы11. Первый из указанных факторов подчеркивает, что не всякие интересы равнозначны. Можно выделить три типа интересов: фундаментальные (например, заинтересованность в выживании); серьезные интересы, например, интерес к поддержанию здоровья; и, наконец, побочные интересы (например, общие интересы в игре). Двухфакторный эгалитаризм предполагает ранжирование этих интересов: как правило, фундаментальные интересы главенствуют над серьезными и побочными, а серьезные преобладают над побочными.
Второй фактор по Ван де Вееру касается различий психологии видов. Чем сложнее вид, тем более ценной является особь, обладающая более развитыми душевными способностями. Поэтому автор утверждает, что интересы индивида, имеющего более развитую психику, должны преобладать над интересами менее способного представителя вида.
Критерии различий интересов расплывчаты, и это не случайно. Ван де Веер замечает, что “нет точного способа определения фундаментальных, серьезных и побочных интересов и метода их ранжирования”12. Поскольку значение интереса зависит от его типа и от ситуации, в которой данный интерес возникает, схема, включающая более детальное ранжирование интересов, рискует быть слишком жесткой. Контекст предстоящего действия, затушевывая значимость того или иного интереса, влияет на оценку моральности действия. Вместе с тем, второй фактор - психологические способности - возможно, слишком общий, чтобы быть полезным. Если бы психологические способности были столь решающими, как полагает Ван де Веер, то схема не согласовывалась бы с общей концепцией прав человека. Обладание этими правами не зависит от уровня духовного развития индивида, но в некоторой степени зависит от наличия этически релевантных черт. Все люди наделены основными правами, но некоторые - совершеннолетние лица, поступающие как субъекты морали, - имеют дополнительные права (например, право жениться и создать семью)13. Поэтому имеет смысл заменить общий критерий психологических способностей специальным критерием этически релевантных психологических черт - наличием интересов, способностью чувствовать и умением выделять себя из окружающего мира, способностями к абстрактному мышлению и планированию, выбору и сопереживанию.
В контексте иерархической этики природы двухфакторный эгалитаризм позволяет разрешать межвидовые конфликты. Предположим, что между животным А и человеком Б имеется конфликт интересов, и у А нет некоторых этически релевантных черт, которыми обладает Б. Если конфликт лежит внутри одного типа интересов - например, конфликт фундаментальных, серьезных или побочных интересов - то интересы Б должны преобладать над интересами А. Если конфликт затрагивает разные интересы, двухфакторный эгалитаризм предлагает формулу разрешения конфликта: фундаментальные интересы Б преобладают над серьезными и побочными интересами А, и серьезные интересы Б преобладают над фундаментальными и побочными интересами А. Человек всегда главенствует, когда затрагиваются его фундаментальные и серьезные интересы. Но если интерес человека конфликтует с фундаментальными или серьезными интересами животных как побочный, тогда преобладают права животного.
Вместо неукоснительных запретов охоты, использования животных в сельском хозяйстве и научно-исследовательских целях, - запретов, встречаемых в эгалитаристских высказываниях - двухфакторный эгалитаризм предлагает дифференцированную оценку. Охота в моральном отношении сомнительна, если служит развлечению, но она оправдана, если используется для поддержания стабильности и многообразия сообщества людей. Убивать животных вряд ли приемлемо, если животные страдают ради удовлетворения прихотей гурманов (телятина, паштет), но это позволительно, если трудно найти альтернативу мясной пище или если конкретный вид животных обладает сравнительно примитивной психикой. Сходным образом, эксперименты на животных вполне правомерны, если служат фундаментальным или серьезным интересам человека (например, медицинские исследования на обезьянах Rhesus в силу сходства картины СПИДа у приматов), но не в иных случаях. Наконец, ликвидация сообществ в живой природе позволительна в моральном отношении, если направлена на реализацию фундаментального интереса человека в жилище и источниках питания; но если указанные действия служат только расширению городской черты, они этически сомнительны.
Если, как предполагает этика окружающей среды, прямое действие морали должно распространяться как на человека, так и на других представителей живой природы, то во многих случаях экологические катастрофы могут быть рассмотрены как столкновения интересов человека и животных как субъектов морали. Хотя такие межвидовые конфликты - лишь один из аспектов разрушительного поведения человека по отношению к природе, здесь возможно оценить влияние человека на природу не только потому, что животные и птицы населяют всю биосферу (возможно, за исключением внутренних районов Антарктиды и Гренландии), но и потому, что у животных и птиц имеются черты моральных существ. Поскольку истребление живой природы есть зло в метафорическом смысле, нанесение ущерба отдельному животному есть зло в буквальном, прямом смысле. Следовательно, сосредоточение внимания на межвидовых конфликтах, а, значит, на непосредственных действиях, причиняющих страдания животным, дает возможность более прямого применения этических концепций, чем, например, концентрация внимания на неживой части биосферы.
В этих экологически важных межвидовых конфликтах интересы животных носят фундаментальный характер. Загрязнение среды, истощение биотопов угрожают существованию животных, питательная ниша которых определяется целостностью среды их обитания. Однако интересы человека могут быть разными. В развивающихся странах интересы человека часто совпадают с интересами других биологических видов. Обе стороны стремятся к самосохранению и выживанию. Хотя такие межвидовые конфликты имеют место и в развитых странах, для изменений среды обитания в этих случаях характерен иной тип межвидовых взаимоотношений. Развитые страны, где доля валового национального дохода на душу населения в 17 раз превышает этот показатель в развивающихся странах, составляют 22% населения планеты, обладают 85% мировых богатств и используют 88% мировых природных ресурсов. Тот факт, что развитые страны потребляют непропорционально много ресурсов (соответственно производя огромную массу отходов), нельзя объяснить только необходимостью самосохранения и выживания. Как правило, разрушение природной среды, истощение естественных запасов происходят из-за стремления развитых стран к роскоши, извлечению прибыли, потреблению.
В целом, двухфакторный эгалитаризм предлагает рациональное разрешение межвидовых конфликтов, характерных для развитых стран. Рассмотрим, каково отношение к проблеме фундаментального интереса человека в жилище в Германии и США. Города Регенсбург (земля Бавария) и Тампа (штат Флорида) испытали в последние 50 лет значительный рост населения. Схожими являются и темпы прироста: с 1950 г. в обоих городах заселенная площадь увеличилась в 4 раза. В Германии строительство жилья жестко регулируется законами, ограничивающими освоение экологически ценных районов. Поэтому жилищное строительство ведется на уже обработанной земле или служит расширению имеющихся жилых территорий. Благодаря существующим правовым ограничениям, при расширении Регенсбурга не было уничтожено ни одно природное сообщество. Напротив, строительство в Тампе имело серьезные последствия. За редкими исключениями, во Флориде разрешается строительство жилья в зонах экосистем с большой биомассой и высокой степенью биологического разнообразия. Тампа потому расширяется быстрее Регенсбурга, что законодательство о муниципальных зонах Тампы требует разграничения районов деловой активности и жилых территорий. Эти законы поощряют постоянное расширение пригородной зоны и дают возможность процветать землевладельцам, агентам по продаже недвижимости и автомашин, строительным компаниям. Жителей привлекает такой стиль, т.к. поощряются финансовые вложения, а также потому, что это соответствует образу общества потребления, пропагандируемому американскими средствами массовой информации. При этом плотность населения в городской черте Тампы низкая. Если существующие законы упразднить, нужда в строительных площадях может быть ликвидирована за счет освоения недоиспользуемой городской инфраструктуры, что позволит избежать дальнейшего наступления пригорода на природу.
Следовательно, желание застраивать и населять пригородные зоны отражает стремление к извлечению прибыли, а не нужду в крыше над головой. Поэтому здесь мы имеем дело с побочным интересом человека, а не с фундаментальным интересом в жилище. Двухфакторный эгалитаризм утверждает, что побочные интересы человека не должны главенствовать над фундаментальными интересами других биологических видов. В определенной степени немецкое законодательство об охране окружающей среды в жилищном строительстве отражает эту этическую парадигму, тогда как законодательство Флориды ее игнорирует. То, что преобладание побочных интересов человека над фундаментальными интересами других видов закреплено законами штата, означает, что разрастание пригородов Тампы создает этическую проблему и нуждается в юридических ограничениях.
Поскольку двухфакторный эгалитаризм позволяет разрешать межвидовые конфликты, характерные для развитых стран, этот подход является полезным теоретическим инструментом формирования политики по отношению к окружающей среде в этих странах. Но если рассматривать столкновения интересов в развивающихся нациях, ограниченность двухфакторного эгалитаризма становится очевидной. Здесь человек и другие виды часто конкурируют за одно и то же: источники пищи, выживание, жилище. Данные конфликты усугубляются быстрым ростом населения этих стран. Человек вынужден безгранично эксплуатировать природу ради удовлетворения своих фундаментальных и серьезных интересов. Мы видели, что двухфакторный эгалитаризм всегда разрешает конфликты этих интересов в пользу вида, обладающего большим числом этически релевантных черт (т.е. в пользу человека). Поэтому данный подход не объясняет этическую проблематичность несдерживаемой эксплуатации природы и неблагоприятных изменений окружающей среды в развивающихся странах. Здесь необходима другая стратегия решения проблемы.

III. Права будущих поколений и межвидовые конфликты в развивающихся странах.

Танзания - типичный пример развивающейся страны с относительно быстрым ростом населения. При нынешнем темпе ежегодного прироста населения (2.5%) через 25 лет число жителей страны увеличится с 31 млн. до 51 млн. Кроме того, неблагоприятным демографическим фактором служит то, что 13% женщин в возрасте 15-19 лет рожают ежегодно; лишь 20% женщин в возрасте 15-49 лет используют противозачаточные средства14. Территория Танзании - 945090 км2, а средняя плотность населения - 33 чел/км2 (к 2025 г. ожидается 54 чел/км2)15. Лишь 3% площади используется в настоящее время для сельского хозяйства. Пастбища (саванна) составляют 40%, леса занимают 38% территории. Части этих территорий охраняются как заповедные, из которых наибольший и самый известный - национальный парк Серенгети (14763 км2).
Фауна Серенгети представлена наиболее известными видами. Американский, японский или российский ребенок не обязательно знает названия животных, обитающих во дворе его дома, но наверняка знаком с большинством танзанийских млекопитающих: львом, леопардом, антилопой, газелью, импала, зеброй, носорогом, гиппопотамом, слоном, гну, буйволами, жирафами, гиббонами, бабуинами, шимпанзе. Знает он и о животных, населявших эту территорию ранее, но впоследствии исчезнувшими с ее лица (например, гориллы16). Хотя часть этих животных обитает в заповедных районах, быстрый рост населения угрожает их выживанию.
Отвоевывание территории, истощение земли и иные изменения среды обитания животных, безграничная эксплуатация ресурсов, от которых эти виды зависят - все это составляет угрозу выживанию фауны Танзании. Законодательство страны запрещает строительство нового жилья в черте парка, но не в силах изменить демографическую ситуацию в соседних с парком регионах. В результате эти земли не служат экологическим барьером, а, следовательно, существует угроза разнообразию видов в самом парке. Проблема усложняется тем, что Танзания - одна из беднейших стран мира, экономика которой зависит главным образом от сельского хозяйства.
Для характеристики межвидовых конфликтов в развивающихся странах представим себе следующее развитие событий - отчасти мрачное, но реалистическое, т.к. оно отражает существующие сегодня в третьем мире тенденции в отношении использования окружающей среды. Предположим, что население Танзании продолжает расти, и это сопровождается обнищанием и делает угрозу голода реальной. Предположим далее, что будущее правительство решается на радикальную попытку защитить население от этих угроз: открывает парки для экономического освоения, вырубает леса и выгодно продает лесоматериалы и животных за рубеж. Деньги от продажи направляются на сельскохозяйственное освоение заповедных территорий ради увеличения производства продуктов питания.
В применении к описанному варианту развития событий двухфакторный эгалитаризм предполагает, что будущее правительство Танзании имеет не только моральное право, но и моральную обязанность превратить заповедные территории Серенгети и других национальных парков в возделанные земли, если этого потребует рост населения. Поскольку речь идет о жизни людей, такая политика может трактоваться как оправданная в условиях кризисной ситуации. Однако двухфакторный эгалитаризм не объясняет, как можно избежать указанного сценария, заставляющего принимать столь жесткие решения. Этот принцип примиряет конфликты, когда это примирение слишком поздно, когда могут быть только проигравшие. Животные терпят поражение, потому что вымирают. Танзанийцы терпят поражение, потому что выживают за счет ресурсов собственной природы, ее наследия. Терпит поражение все человечество, т.к. мир лишится красоты, станет скучным и перенаселенным.
ООН признала Серенгети Всемирной заповедной территорией; можно полагать, что просвещенное человечество желало бы сохранения парка. Благодаря международному вниманию к Серенгети - как и к джунглям Амазонки, Большому Барьерному рифу или Большому Каньону - конфликт, описанный выше, затрагивает не две, а три стороны. В столкновение приходят интересы животных Серенгети, граждан Танзании и человечества в целом.
Как сопоставить эти интересы? Какими правами обладает каждая сторона?
(1) интерес местного населения: очевидно, человек обладает фундаментальным, неотъемлемым правом на жилье. Если будущий демографический и экономический кризис заставит танзанийцев уничтожить их заповедные земли, будет несправедливо упрекать людей за это. В этом смысле интересы местного населения вырастают до уровня прав.
(2) интерес других видов: по причинам, изложенным в части I, отдельные представители животного мира рассматриваются как носители морали. Их интерес в самосохранении и благополучии имеет позитивную моральную весомость. Сохранение Серенгети необходимо для их существования как видов, т.к. их жизнедеятельность обусловливается целостностью тропического мира на территории парка. Наш долг prima facie - уважать стремление этих видов к выживанию- распространяется на обязательство сохранить их среду обитания. Право на жизнь есть также prima facie право животных, и в соответствии с этим должны рассматриваться интересы неочеловеченной природы.
(3) интерес остального человечества: здесь ситуация сложнее. Заинтересованность мирового сообщества в сохранении Серенгети не составляет права человека в официально принятом смысле. Превращение территории в границах государства есть прерогатива национального суверенитета. И в моральном смысле указанный интерес не выступает как право. Права человека имеют несколько уровней: негативные, как, например, право на жизнь, поскольку они налагают на других обязанность невмешательства в чужую жизнь; позитивные права - например, право на образование - обязывают других предоставить возможность осуществления этих прав. В отличие от негативных прав, позитивные права не есть наднациональные, они существуют в пределах государств. Всеобщий интерес в сохранении Серенгети включает призыв к государственным службам, поддерживающим функционирование заповедника. Но этот призыв не может рассматриваться настоящим и будущим правительствами Танзании как долг перед всем человечеством.
Тем не менее, в данной ситуации имеется особое позитивное право: право будущих поколений на незагрязненную окружающую среду17. Хотя это право и не юридическое (будущие поколения не могут судить нас просто потому, что сегодня они не существуют), оно заслуживает рассмотрения как моральное требование. Его можно расценивать как универсальный моральный коррелят государственным службам безопасности. Моральная сущность институционализованной общественной безопасности есть передача жизни в поколениях. Наши усилия должны поддерживать старших потому, что те, будучи молодыми, поддерживали предыдущие поколения; и мы, становясь старше, рассчитываем на поддержку подрастающих генераций. При справедливой смене поколений более старшие пользуются плодами труда нынешнего поколения, которое, в свою очередь, будет пользоваться плодами деятельности последующих поколений. Вопрос о правах будущих поколений переворачивает эту последовательность. Теперь нынешнее поколение пользуется плодами труда прошлых поколений, и будущее поколение воспользуется трудом нынешних. Мы обязаны нашим благосостоянием прошлым поколениям, чьими достижениями в общественной жизни, экономике, технологии, медицине и науке мы пользуемся. Мы также обязаны и тому, что прежние поколения не сделали: наша жизнь была бы хуже, если бы прежние поколения нанесли больший ущерб природным ресурсам и окружающей среде. Таким же образом благосостояние наших детей будет зависеть, в частности, от наших сегодняшних усилий. Если мы, несмотря на наши возможности, не сделаем этих усилий, наши дети и внуки будут лишены завоеваний, улучшивших нашу жизнь. Я считаю очевидным, что в этом случае будущие поколения получат право обвинять нас.
Интерес всего человечества в трехстороннем конфликте по поводу Серенгети возникает как право, но аспект этого права необычен. По указанным выше причинам, интерес ныне живущих поколений не составляет права, соблюдение которого рассматривалось бы Танзанией как долг. Сегодня Серенгети пользуется защитой. Где бы мы ни находились, мы рассматриваем это как благо. Будет ли парк защищен в дальнейшем, зависит от выбора нашей политики сегодня. Неверный выбор отразится на тех, кто будет жить после нас. Наши потомки имеют моральное право на нетронутый заповедник как на благо, которым новые поколения будут наделены так же, как наделены им мы. В этом смысле интерес всего человечества есть право по отношению к будущему. Права грядущих поколений есть указание не настоящему или будущему правительству Танзании, а ныне живущему человечеству, для которого права потомков выступают как обязательства перед ними. В соответствии с этим Танзания - не носитель долга, а держатель права. Если произойдет описанный выше кризис, трансформация Серенгети станет неизбежной и может быть защищена с позиций морали. Поэтому сегодняшнее человечество ответственно перед будущим за то, чтобы трехсторонний конфликт не разгорелся. Необходимо помочь Танзании справиться с ростом населения и выйти на пути более сдерживаемого развития во имя постоянного сохранения заповедных территорий страны.
Несмотря на обилие философской литературы в последние 30 лет, вопрос наших обязательств перед будущими поколениями продолжает дискутироваться. Поэтому необходимы некоторые пояснения, перед тем как мы проанализируем результаты нашего прогноза. Моральный статус будущих поколений есть загадка. Три аспекта остаются неясными: носители моральных претензий еще не существуют, содержание самих притязаний неизвестно, а также налицо парадокс между необходимостью контролировать рост населения ради будущего и угрозой праву людей на жизнь.
Как это возможно - иметь притязания и не существовать? Наличие моральных притязаний не требует их формулировки в настоящее время и не требует присутствия тех, кто притязает. Рассмотрим понятие воли. Мы уважаем желания, выраженные в воле как притязания по отношению к нам, хотя их автор сформулировал их в прошлом и более не существует. Поэтому притязание обязывает нас, даже если оно сделано в прошлом и его выразителя с нами нет. В соответствии с этим несуществование заявителя не означает несуществование заявления. Убежденность в существовании людей в будущем обусловливает правомерность нашей устремленности в будущее. Если планета Земля не претерпит физическое уничтожение, человечество продолжит свое существование. Люди смогут выжить даже в условиях глобального экологического коллапса или “ядерной зимы”. Пусть мы не знаем, кто придет за нами, какие они будут и как много их будет, мы знаем твердо, что они будут.
Знаем ли мы, чего будут хотеть грядущие поколения? Очевидно, что наши нужды отличаются от нужд предшествующих генераций. Различные эпохи и культуры обусловливают неодинаковые нужды и предпочтения. Поскольку история человечества всегда была историей изменений, можно предположить, что стагнации не будет. Значит, новые поколения будут отличаться от нас, как отличны мы от наших предков, живших сто или тысячу лет назад. При этом новые люди - это наши потомки. Несмотря на разнообразие нужд и предпочтений, имеются определенные постоянные рамки, в которых данное разнообразие проявляется. До тех пор, пока люди дышат кислородом и имеют дыхательную систему млекопитающих, нужда в чистом воздухе останется. Пока человек должен потреблять минимум 2000 калорий в день в виде продуктов питания, сохранится необходимость в предохранении пищи от загрязнения. Пока у людей есть ноги, люди хотят бродить; пока у них есть чувство прекрасного, им будут нужны уникальные заповедные места; пока они люди, они будут хотеть наслаждаться жизнью, ее биологическим разнообразием. Поэтому, хотя мы и не знаем их конкретных претензий к нам, можно ожидать, что их нужды и предпочтения окажутся схожими с нашими, и что они захотят целостной и разнообразной жизни на планете, как того хотим мы сейчас.
Наконец, какую пользу может принести будущим поколениям контроль роста населения, если люди, которые могли бы родиться, не родятся и, таким образом, лишены права на жизнь? Этот парадокс предусматривает рассмотрение следующих соображений:
(1) уважение прав будущих поколений на здоровую окружающую среду - доступные природные ресурсы, биологическое разнообразие, заповедники, достаточное пространство для жилья, сравнительно чистый воздух, вода и земля - предполагает сокращение роста населения. В противном случае существует угроза экологии планеты;
(2) сокращение роста населения означает, что люди, которые могли бы родиться, не родятся;
(3) эти люди лишаются права на жизнь;
(4) отсюда следует, что сдерживание роста населения угрожает, по крайней мере, некоторым правам будущих поколений.
Очевидно, утверждения (1) и (4) противоречат друг другу и не могут быть истинными. Корень зла рассматриваемого парадокса кроется в высказывании (3). Истинность этого высказывания (лишение народившихся людей права на жизнь) определяется правдивостью метафизического принципа о том, что люди есть держатели прав в силу бессмертия души. Если этот постулат верен, то следствие (4) верно, и отдельные души оказываются лишены надежды на телесное воплощение и, таким образом, лишены права на жизнь. Очевидно, предпосылку, на которой основывается данный постулат, нельзя ни доказать, ни проверить. Поскольку высказывание (3) базируется на недоказанных утверждениях, истинность (3) проблематична. Отсюда следует, что мы можем пренебречь (3); поэтому (4) ложно, и парадокс разрешается. Это не означает, что стать субъектом морали можно только с появлением на свет. Если применить указанные выше критерии морального существа (способность чувствовать, о-себе-знание и т.д.) к эмбриологии, то можно доказать, что человеческий эмбрион в третьем триместре беременности есть субъект морали. Трудно сказать, так ли это в отношении более ранних стадий внутриутробного развития. Из этих соображений следует, что сдерживание роста населения не следует связывать с поощрением поздних абортов. Однако предохранение от беременности не только лишено противоречивости; оно также согласуется с понятием долга перед будущими поколениями.
Теперь можно подвести итоги нашему анализу. Долг развитых стран перед грядущими поколениями сегодня - помочь развивающимся государствам сохранить целостность окружающей среды. Поскольку неудержимый рост населения представляет наиболее серьезную угрозу будущим генерациям людей, а также настоящим и будущим популяциям животных, особые усилия должны быть направлены на систематическое и постоянное исполнение глобальной программы сокращения рождаемости.
Опыт работы организаций, призванных оказывать помощь развивающимся странам, показывает, что усилия по сдерживанию рождаемости не столь безрезультатны, как может показаться. Согласно данным о более чем 50 странах с низким доходом на душу населения, женщины имеют больше детей, нежели они хотят; там, где женщины высказались за уменьшение количества детей и за планирование семьи, рождаемость снизилась18. Уровень бедности и ожидаемая угроза заповедным землям пропорциональны рождаемости. Это соотношение традиционно трактовалось как то, что увеличение поголовного дохода существенно для снижения роста населения: вначале нужно сделать страну богатой, а потом рождаемость пойдет на убыль. Однако демографические тенденции недавнего прошлого указывают на обратную причинно-следственную связь: высокая рождаемость препятствует способности нации увеличить благосостояние, тогда как снижение рождаемости облегчает прирост дохода19. Поэтому не всегда нужно устанавливать жесткий, сопровождаемый вмешательством в жизнь людей, контроль за рождаемостью по образцу Китая. Нередко простая доступность контрацептивов достаточна для предотвращения тройной угрозы: роста населения, обнищания и разрушения среды обитания. На внутригосударственном уровне в развивающихся странах следует уничтожить волюнтаристские законодательные барьеры. В этих странах контрацептивы можно приобрести только по предписанию врача, и люди, живущие в местностях, где нет врачей, лишены возможности планировать семью. На внутригосударственном уровне в развитых странах следует примирить два обстоятельства. Во-первых, средства на действительно серьезные усилия по сдерживанию роста населения должны быть найдены через увеличение налогов. К счастью, требуемые суммы не так велики: для развитых стран - 5 долларов на человека в год20. Во-вторых, ответственные политические лидеры не должны поддаваться требованиям религиозных фундаменталистов. В 80-х годах администрация Рейгана, надеясь получить голоса христиан на выборах, приостановила деятельность американских организаций, оказывающих зарубежную помощь, в отношении планирования семьи. Причиной остановки послужила угроза прекращения федерального финансирования из-за продажи контрацептивов в развивающиеся страны. На Филиппинах политика планирования семьи оказалась менее успешной, чем в Южной Корее (которая в 1960-е годы была столь же бедной страной с высокой рождаемостью), потому что во внутренней политике Филиппин преобладает церковь. Граждане развитых и развивающихся стран смогут выполнить обязательства перед будущими поколениями, на деле признать права других биологических видов и сохранить заповедные территории планеты путем поддержки разумных демографических стратегий.

ЛИТЕРАТУРА

1. Joel Feinberg, “The Rights of Animals and Unborn Generations”, in: W.Blackstone, ed., Philosophy and Environmental Crisis (Athens, GA.: University of Georgia Press, 1974, 43-68.
2. Peter Singer, “Animal Liberation” (впервые опубл. 1975; 2-е изд.New York Rev. 1990, 7-25. Ср. также “A Utilitarian Defense of Animal Liberation”, in: L.Pojman, ed., Environmental Ethics (Belmont, CA: Wadsworth, 1998, 39-45.
3. Tom Regan, “The case for Animal Rights” (Berkeley/Los Angeles: University of California Press, 1983, 25-33. Ср. также “The Radical Egalitarian Case for Animal Rights”, in: L.Pojman, Environmental Ethics, 46-51.
4. Этот аргумент был впервые использован П.Тэйлором в его работе “The Ethics of Respect for Nature”, Environmental Ethics 3, 1981, 197-218. Для более детальной версии этого аргумента ср. “Respect for Nature. A Theory of Environmental Ethics (Princeton, NJ, Princeton University press, 1996).
5. Эгалитаристская концепция прав живущих существ в целом приведена в работе P.W.Taylor “Are Humans Superior to Animals and Plants?”, Environmental Ethics 6, 1984, 149-160. Эгалитаристская концепция прав человека и животных изложена в работе Regan “The Radical Egalitarian Case for Animal Rights”, цит. выше, 50.
6. Этот недостаток эгалитаристской позиции был впервые отмечен D.van de Veer: “Interspecific Justice and Intrinsic Value”, Electronic Journal of Analytic Philosophy 3, 1995, 11-17; URL http://www.phil.indiana.edu/ejap/
7. Martin Schonfeld, “Who or What Has Moral Standing?”, Am.Philos.Quart. 29, 1992, 353-361, особ. 357-358.
8. Regan, , 50.
9. В работе “Respect for Nature”, 129-132, Taylor возражает против мнимого превосходства человека, основывая это возражение на том, что у животных есть свойства, которых нет у человека: “полет птиц, скорость гепарда, фотосинтез в листьях растений, искусная паутина, сплетаемая пауками, проворство обезьян. Почему не считать все это признаками превосходства животных над человеком?” Детальная критика этого аоргумента приведена в Schonfeld, “Who or What Has Moral Standing?”, 357-358. Итоги и оценка дискуссии: L.Pojman, “Global Environmental Ethics” (London/Toronto, Mayfield 1999, 186-196).
10. Singer, “Animal Liberation”, 6.
11. D. van de Veer, “Interspecifric Justice”, in: D.van de Veer and C.Pierce, eds., “The Environmental Ethics and Policy Book”, 2nd ed. (Belmont, CA, Wadsworth, 1998, 109-123. Статья впервые напечатана в Inquiry 22, 1979, 55-70.
12. van de Veer, “Interspecific Justice”, 119.
13. Согласно статье 2.1 Всеобщей Декларации прав человека, “Каждый наделен всеми правами и свободами, провозглашенными в настоящей Декларации, без каких-либо разграничений...” Тем не менее, в статье 16.1 дается такое пояснение: “Совершеннолетние мужчины и женщины имеют право вступать в брак и создать семью”.
14. Электронный адрес информационной сети ООН: http://www.undp.org/popin/#reg Для сравнения данных о танзании, сопоставим цифры по республике Конго (Заир), где рост населения еще выше, и Франции, где число жителей практически стабильно. Населения Конго увелмчится к 2025 г. с 49 млн. до 105.7 млн человек во Франции - с 58.8 млн. до 64ю2 млн. Ежегодный прирост населения в Конго - 3.2% против 0.3% во Франции. Процент жителей моложе 15 лет: соответственно 47 и 19. Процент женщин 15-49 лет, рожающих ежегодно: 17 и 1. Процент женщин 15-49 лет, использующих контрацептивы: 8 и 68.
15. См. указанный в п.14 адрес. Плотность населения Танзании низка по сравнению с таким густонаселенным государством, как Нидерланды, где этот показатель составляет 1198 чел/км2. Экономика Танзании основана преимущественно на сельском хозяйстве; 79% жителей проживают в сельской местности.
16. Ранее в Танзании водились 2 вида горилл: Gorilla gorilla (в западной равнинной части) и Gorilla berengeii (в горной части). Равнинные гориллы (10-35 тыс. особей, живущих на воле, и 550 - в неволе) по-прежнему водятся в соседней Демократической республике Конго и в других странах этого региона. Последние горные гориллы (около 620 особей на воле) существуют на территории 285 км2 в джунглях на границе Руанды, Уганды и Заира.
17. Martin Golding в “Limited Obligations to Future Generations” пишет, что следует исключить наших непосредственных потомков (детей, внуков и правнуков) из понятия “будущие поколения”. Для наших целей не обязательно подчеркивать, что под будущим мы понимает поколение, чья жизнь не перекрывается с нашей. Достаточно помнить, что будущие поколения - это люди, еще не родившиеся к настоящему времени.
18. Malcolm Potts, “The Unmet Need for Family Planning”, Scientific American 282.1, 2000, 90.
19. Демографические изменения в Южной Корее и на Филиппинах представляют собой поучительные примеры. В 1960 г. обе страны относились к государствам с умеренным доходом; в семьях было в среднем 6 детей. В последующие 40 лет в Южной Корее контрацептивы стали доступны, тогда как на Филиппинах их получение связанос трудностями. К 1998 г. рождаемость в Южной Корее резко снизилась; страна стала богатой (годовой доход на душу населения 10550 долларов), тогла как на Филиппинах рождаемость по-прежнему высока, и страна остается бедной с доходом 1200 долларов в год на человека. Очевидно, что сегодня Южная Корея имеет большие возможности, чем Филиппины, в освоении природных ресурсов и защите заповедных территорий. Данные из работы Potts “The Unmet Need for Family Planning”, 91.
20. Potts, там же, 93.

Опубликовано 16 февраля 2005 года


Главное изображение:

Полная версия публикации №1108503875 + комментарии, рецензии

LIBRARY.BY ФИЛОСОФИЯ РОСТ НАСЕЛЕНИЯ И ОХРАНА ОКРУЖАЮЩЕЙ СРЕДЫ: РАЗРЕШЕНИЕ МЕЖВИДОВЫХ КОНФЛИКТОВ В ПРИРОДООХРАНИТЕЛЬНОЙ ЭТИКЕ

При перепечатке индексируемая активная ссылка на LIBRARY.BY обязательна!

Библиотека для взрослых, 18+ International Library Network