Актуальные публикации по вопросам философии. Книги, статьи, заметки.
Интеллигент. Интеллектуал. Культурал 0 за 24 часа
Вопрос о самоидентификации - не/исключительности - пишущего, говорящего и думающего сегодня стоит не менее остро, чем прежде. У общества потребность в инородном зеркале, преломляющем повседневность в свете идеала, столь же неистребима, сколь ненормален обретший его в жизни. В европейской истории исключительность поведения, вольности и дерзости оправдывались тем, что Поэту или Художнику было позволено то, что не позволялось законопослушному гражданину. В ясную формулу облек этот парадокс Паоло Веронезе в своем знаменитом ответе инквизитору: «Мы, живописцы, пользуемся теми же вольностями, какими пользуются поэты и сумасшедшие». Со временем пришла очередь интеллектуалов.
Жертва 0 за 24 часа
Можете не сомневаться, товарищи, что я готов и впредь отдать делу рабочего класса, делу пролетарской революции и мирового коммунизма все свои силы, все свои способности и, если понадобиться, всю свою кровь, каплю за каплей.
Беспамятство стиля 0 за 24 часа
Случилось мне для одного художественного проекта написать эпитафию Елене Долгих: «Нас искушают более твои прожилки зла». Искушают и сейчас «Искушениями Кафки». Ум женщины не добр, на вывод этот, впрочем, давно обрек/запрограммировал нас безапелляционный Овидий: «Если умна — заносчивой ее назови». Так было!?
Смерть Бергота 0 за 24 часа
Мераб Мамардашвили говорит об особой науке — психологической топологии, развиваемой Прустом. Топология — это качественная наука, она изучает место и его возможность в отличие от количественной геометрии. Место, занимая которое, мы что-то можем или не можем; особую последовательность мест, из которой складывается путь. Мамардашвили называет эту топологию «топологией встреч и пониманий» [1]. Мы могли бы назвать ее также наукой о случайной смерти.
Новый PR тоталитарного сознания 0 за 24 часа
Последовательное появление двух фильмов, «Молох» и «Телец», отозвалось напряженным интересом в публике: Сокуров снимает о тиранах. Питерские зрители, хорошо знающие Сокурова и привыкшие к тому, что «выбор объекта» у этого режиссера никогда не бывает случаен, самой идеей нового проекта уже были приглашены к угадыванию траектории мысли мастера. Тирания — сюжет, несомненно, модный и интеллектуально и политически. За ним стоит и трудный теоретический вопрос об индивидуальной воле и возможности приписывать ей силу закона, и идиосинкратическое переплетение эротического и политического, и незабываемая метафора Платона о безграничности тиранического воображения («тиран — тот, кто не умеет просыпаться от своих кошмаров»). Да к тому же и современная ситуация формирования новой элиты требует умного переописания властного сознания, тщательно продуманного ввиду исторических перипетий ХХ века, исполненного с учетом всех хитростей пиара.
Как девственница 0 за 24 часа
Говорят, что Квентин Тарантино не умеет писать в физическом смысле этого слова. Он может только смотреть и разговаривать. Возможно, именно Америка стала реализацией прустовской мечты: миром, в котором действительно, есть только разговор. Здесь речь бесконечно звучит в пространстве, в котором господствуют визуальные знаки. Американцам всегда есть на что смотреть. Первое, что они говорят своим гостям: посмотрите, как у нас красиво. Они и читают не всей протяженностью телесных структур как, скажем, Кафка или Рильке, а глазами, в режиме быстрого реагирования: реклама, комиксы, фильмы с исключительной концентрацией действия. Восприятие осуществляется как сканирование, событие структурировано как в первых фильмах, изображающих скачущую лошадь. Его временная протяженность редуцирована к мгновению. Остальное время занимает разговор. Он по-настоящему избыточен. В романах Фолкнера разговор (не внутренний монолог), развивается почти не различая персонажей, сохраняя понятность только потому, что есть общее пространство местопребывания, воображаемое или реальное, все равно.
К идее русского «нового романа» 0 за 24 часа
Сергей Коровин написал несколько повестей и рассказов, которые будучи весьма энергичным авторским жестом, заняли довольно странное место в современном литературном процессе. Они не принадлежат ни к модному сейчас жанру интеллектуализованного эссе, ни к манере, использующей «поток сознания» или «язык, который сам говорит», ни даже к псевдоэтнографическим построениям в духе Маркеса, Рушди или Крусанова. Автор «Изобретения оружия» и «Примаверы» декларирует свою неприязнь к постмодернистскому сознанию и постмодернистским технологиям. Однако же его собственные тексты выглядят не менее иероглифичными и по сложности восприятия и прочтения вполне способны конкурировать с постмодернистскими стилистическими изысками.
Воин блеска 2 за 24 часа
В культурной биографии Санкт-Петербурга последние пять лет проходили под знаком медленного изживания постмодернистских тенденций. Это ироническое мировоззрение, привыкшее ко всему относиться с улыбкой, спокойно отнеслось и к тому, что в качестве универсальной технологии и канона ценностей оно потерпело неудачу. Можно было ожидать, что его наиболее рассудительные адепты, заняв кресла в первом ряду, приготовятся наблюдать за дальнейшим развитием событий. Однако этого не произошло. Вчерашние постмодернисты, недолго раздумывая, занялись поисками универсальности нового типа. К таким неутомимым героям следует отнести и автора предлагаемой книги.
Версия «Пира» 0 за 24 часа
Диалог Платона называется «Пир». Теперь это звучит почти нарицательно. Между двумя смыслами (трапезы и симпозиума) освободилось пространство, к которому эта нарицательность и адресуется, обозначая специфическое событие здесь совершающееся. Что все таки у них там происходит? Что они делают? О чем говорят на самом деле? В конце концов кто они? Сочинитель речей, врач, комедиограф, трагический поэт, философ — они говорят о себе «мы». Мне хотелось бы доставить удовольствие Федру, говорит Эриксимах, тем более, что нам, собравшимся здесь сегодня, подобает, по-моему, почтить этого бога. Да, отвечает Сократ, никому из тех, кого я здесь вижу, не к лицу отклонять это предложение. Ленивое изящество олимпийцев преобразуется в собранность профессионального движения и мы понимаем, что пир — это когда философы говорят об истине, преступники — о преступлении, любовники — о любви.
Производство аффекта в греческой культуре 0 за 24 часа
Проблема возникает, когда мы берем в руки книгу, открываем ее и читаем: «День начинался промозгло и мутно». В этот момент мы уже принадлежим читаемому — не воле автора (она здесь не наличествует), не настроению чтения (отделенность от мира и пресловутые плед, камин, вино) — тому складу событий, положению дел, онтологический регион которых трудно идентифицировать. Вопрос о том, где мы находимся, в данном случае риторичен, ибо в ответе на него всегда содержится уклончивая тавтология («где и были, если были» и пр.), указывающая на избыточную очевидность «места чтения». Глупо спрашивать у погружающегося в глубины о том, где он теперь. Очевидно, что он оказывается здесь во все большей и большей степени.
Добавить статью
Обнародовать свои произведения
Редактировать работы
Для действующих авторов
Зарегистрироваться
Доступ к модулю публикаций