К ВОПРОСУ О МЕТОДАХ ИСТОРИЧЕСКОГО ИССЛЕДОВАНИЯ

Актуальные публикации по вопросам педагогики и современного образования.

NEW ПЕДАГОГИКА И ОБРАЗОВАНИЕ


ПЕДАГОГИКА И ОБРАЗОВАНИЕ: новые материалы (2024)

Меню для авторов

ПЕДАГОГИКА И ОБРАЗОВАНИЕ: экспорт материалов
Скачать бесплатно! Научная работа на тему К ВОПРОСУ О МЕТОДАХ ИСТОРИЧЕСКОГО ИССЛЕДОВАНИЯ. Аудитория: ученые, педагоги, деятели науки, работники образования, студенты (18-50). Minsk, Belarus. Research paper. Agreement.

Полезные ссылки

BIBLIOTEKA.BY Беларусь - аэрофотосъемка HIT.BY! Звёздная жизнь


Автор(ы):
Публикатор:

Опубликовано в библиотеке: 2016-05-16
Источник: Вопросы истории, № 10, Октябрь 1963, C. 110-120

(По поводу книги С. М. Дубровского)*

 

Книга С. М. Дубровского, о которой пойдет речь, в первый раз вышла в свет в 1925 г. под несколько иным названием, а затем была переиздана в 1930 году1 . В свое время она выгодно отличалась от опубликованных в тот же период работ А. Тюменева, Н. Карпова и И. Литвинова. Автор мобилизовал основной материал официальной и частично земской статистики. В книге впервые были широко представлены материалы обследования землеустроенных хозяйств по состоянию на 1913 г., отчетов Крестьянского поземельного банка, сведения о переселении крестьян и др. Следует особо отметить большую работу, проделанную С. М. Дубровским при пересчете на един двор суммарных данных сводки крестьянских бюджетов Симбирской губернии. Заслугой автора было также то, что он широко привлек архивные источники, в том числе опубликованные в приложениях к книге погубернские данные о порядке укрепления земли в личную собственность (на 1 сентября 1914 г.), раскрывающие картину противодействия крестьян выделению из общины (отказы домохозяев от своих заявлений об укреплении, несогласие сельских сходов на выдел земли укрепленцам). Естественно, что книга по праву получила тогда положительную оценку в печати2 . В книге рассматриваются главные аспекты аграрной политики Столыпина: выход из общины, землеустройство, мобилизация наделов, деятельность Крестьянского банка, переселение, крестьянское движение в годы столыпинщины и, наконец, социально-экономические итоги реформы. В специальной главе автор дает подробную предысторию знаменитого указа 9 ноября 1906 г., пытаясь при этом выявить его корни как в социально-экономическом развитии деревни, так и в предшествующей политике царизма в крестьянском вопросе. Отдельная глава посвящена прохождению указа во второй и третьей Государственных думах и Государственном совете. С. М. Дубровский уделяет большое внимание статистике крестьянского движения в период между двумя революциями, анализу и сопоставлению отдельных видов движений и делает определенные выводы относительно его масштабов и периодизации.

 

Работа задумана как обобщающий труд, имеющий целью проследить, как действовали и каковы были последствия указа 9 ноября 1906 г. - закона 14 июня 1910 г., а также закона 29 мая 1911 г. о землеустройстве на всей территории и за все годы их применения. Весь материал автор подчиняет своей концепции о характере аграрного строя России в начале XX века. Изложению и обоснованию этой концепции С. М. Дубровский посвящает специальный раздел, который так и называется: "К вопросу о характере аграрного строя и уровне развития капитализма в сельском хозяйстве предреволюционной России". Автор утверждает здесь, что уже в конце XIX в. как в помещичьем, так и в крестьянском хозяйстве преобладали капиталистические формы производства и капиталистические производственные отношения. Сельская буржуазия играла уже главную роль в крестьянском сельскохозяйственном производстве. Крепостнические пережитки в деревне, хотя и были сильны, не были господствующими, имели подчиненный, остаточный характер по отношению к утвердившимся капиталистическим порядкам в деревне. Крестьянство в основном разложилось на сельскую буржуазию и пролетариат. Бедняки - это в массе своей пролетарии и полупролетарии, составлявшие большинство крестьянского населения.

 

Своей концепции, которую он трактует как единственно правильную, как точку зрения В. И. Ленина, С. М. Дубровский придает важное методологическое значение,

 

 

* С. М. Дубровский. Столыпинская земельная реформа. Из истории сельского хозяйства и крестьянства России в начале XX века. М. Изд. АН СССР. 1963. 599 стр. Тираж 1700. Цена 2 руб. 62 коп.

 

1 С. М. Дубровский. Столыпинская реформа, капитализация сельского хозяйства в XX веке. Л. 1925; 2-е изд. М. 1930.

 

2 См., например, рецензию Е. А. Мороховца "Пролетарская революция", 1926, N 9 (56).

 
стр. 110

 

связывая ее с вопросом о перерастании демократической революции в социалистическую. "...Правильное понимание остатков крепостничества, с одной стороны, и развития капитализма, с другой, - подчеркивает автор, - имеет решающее значение для ленинской трактовки задач завершения демократической революции в нашей стране и перерастания ее в пролетарскую, социалистическую революцию" (стр. 492).

 

Этот взгляд С. М. Дубровский доказывает в острой полемике с другой точкой зрения, существующей в нашей литературе, объявляя последнюю противоречащей "основным положениям В. И. Ленина" (стр. 499), воскрешением народнических теорий. Сторонники этой точки зрения, в частности А. М. Анфимов, считают, что капиталистический аграрный строй еще не сложился, что полукрепостнические отношения в сельском хозяйстве России господствовали вплоть до конца существования царизма. Если допустить, указывает А. М. Анфимов, что сельская буржуазия играла преобладающую роль в сельскохозяйственном производстве, царизму не потребовалась бы столыпинская "ставка на сильных". Если бы в деревне преобладали капиталистические производственные отношения, то первая социальная война должна была бы по своему размаху и значению уступить место второй социальной войне, чего на самом деле не произошло. Беднота - это по преимуществу разоренное крестьянство, задавленное крепостнической эксплуатацией.

 

В течение последних нескольких лет сторонники обеих концепций ведут между собой острую дискуссию, которая продолжается и по сей день. Наиболее полно и четко они изложили свои доказательства на специальной сессии Научного совета по проблеме "Исторические предпосылки Великой Октябрьской социалистической революции", материалы которой изданы отдельной книгой3 . К ней мы и отсылаем читателя, желающего подробнее ознакомиться с характером ведущихся споров. Плодотворность дальнейших обсуждений, как нам представляется, зависит теперь главным образом от дальнейших конкретных исследований отдельных элементов аграрного строя по разным экономическим районам и социальным группам деревни (землевладение, землепользование, системы хозяйства, степень имущественной дифференциации и социального расслоения, характер классовой борьбы и др.).

 

Но как бы там ни было, поскольку дискуссия продолжается и единое мнение еще не наметилось, нам представляется преждевременным давать ту или иную оценку концепции С. М. Дубровского. Да в данном случае это и не так существенно. В книге обращают на себя внимание прежде всего методы и приемы исследования, которые, на наш взгляд, таковы, что заслуживают самого подробного рассмотрения. Нам они представляются несостоятельными с точки зрения современного уровня исторической науки. Автор доказывает свою концепцию абсолютно неубедительными и неприемлемыми способами.

 

Теперь, когда прошло несколько десятилетий со времени второго издания книги, естественно было ожидать, что автор переработал ее с учетом тех изменений, которые произошли в исследовании проблемы. В научный оборот за эти годы было введено большое количество новых материалов, написаны работы, посвященные проведению столыпинской реформы на местах, переселенческой политике, развитию капитализма в сельском хозяйстве России в конце XIX - начале XX в., социально-экономическим отношениям в деревне, крестьянскому движению и т. д. Для книги С. М. Дубровского такая переработка тем более важна, что она носит обобщающий характер. Автор, по-видимому, отдавал себе ясный отчет в этом. В предисловии он указывает, что по сравнению с предшествующими изданиями "выпускаемая работа значительно переделана и расширена" (стр. 4). Об этом, казалось бы, говорит также и сильно возросший объем книги, достигший 40 авторских листов вместо 23 листов второго издания.

 

Но, к сожалению, перед нами по содержанию и выводам старая книга. В действительности она не переработана. Не только остались те же главы, та же структура и старые выводы, не только не внесено ничего принципиально нового ни в содержание, ни в оценки, но автор, по существу, игнорирует вышедшую в 30-летний промежуток между вторым и настоящим изданием его книги литературу, прямо относящуюся к избранной им теме. В книге нет даже попытки рассмотреть ее в историографическом плане. Тот буквально десяток ссылок на работы 40 - 50-х годов, который имеется в книге, также не меняет дела. В большинстве случаев соответствующие исследования назы-

 

 

3 "Особенности аграрного строя России в период империализма". М. 1962.

 
стр. 111

 

ваются только для того, чтобы сообщить, что в них можно почерпнуть материал по таким-то сюжетам, но сам автор предпочитает брать его либо из дореволюционных, либо из более ранних советских изданий. Лишь несколько книг попало в поле зрения С. М. Дубровского, и то как объект критики. Попытки же позитивного использования новейших исследований буквально единичны.

 

Более того. При чтении книги обнаруживается, что методика и приемы исследования остались на уровне 20-х годов, ошибки и неверные представления первых двух изданий не только не устранены, но еще более усилены. Книга очень уязвима еще и потому, что в значительной своей части представляет компиляцию.

 

Во второй главе, рассказывающей об истории указа 9 ноября 1906 г., С. М. Дубровский пишет, что подробная история указа дана в книге И. В. Чернышева "Аграрно-крестьянская политика России за 150 лет", а в сноске добавляет, что "ряд материалов из работ И. В. Чернышева приведен в настоящей книге". На деле глава является, по существу, переложением соответствующих страниц работы И. В. Чернышева. С. М. Дубровский пытается оправдать это ссылкой на В. И. Ленина, похвалившего составленную И. В. Чернышевым "Памятную книжку марксиста" (стр. 64), не имеющую никакого отношения ни к аграрным сочинениям И. В. Чернышева, ни к сюжетам, затрагиваемым С. М. Дубровским. Изложение работы Особого совещания о нуждах сельскохозяйственной промышленности автор тоже ведет по И. В. Чернышеву, хотя протоколы совещания были опубликованы еще в 1905 году. При этом он не только не исправляет хотя бы самые элементарные ошибки, допущенные И. В. Чернышевым, но и добавляет к ним новые. Вслед за И. В. Чернышевым он уверяет, что Комиссия центра начала работать в октябре 1903 г. (стр. 71). В действительности это произошло в декабре 1901 г., а в 1903 г. уже вышли в свет ее "Материалы". На стр. 77 говорится, что местные комитеты Особого совещания руководствовались указом 8 января 1904 г., хотя этого не могло быть по той простой причине, что они окончили свои занятия задолго до указа: их труды были опубликованы уже в 1903 году. На той же странице автор утверждает, ссылаясь на текст "Предварительной программы" того же Особого совещания, что на обсуждение местных комитетов были переданы "принципиальные вопросы". Но если бы С. М. Дубровский обратился не к предварительной, а к принятой программе совещания, специально выработанной для посылки на места, то ему стало бы ясно, что именно эти вопросы были изъяты из ведения комитетов: им разрешалось заниматься исключительно техническими вопросами. Перечень такого рода ошибок можно продолжить. Что же касается собственных дополнений С. М. Дубровского, то на некоторых из них мы остановимся ниже.

 

Значительное число таблиц С. М. Дубровский заимствовал у других авторов. Например, около 30 таблиц взято из работы И. В. Мозжухина "Землеустройство в Богородицком у. Тульской губ." (М. 1915). Заимствования у других исследователей тоже весьма значительны. Даже в тех случаях, когда материал, взятый С. М. Дубровским, явно непригоден (по его же собственному признанию), он все же им пользуется. В качестве примера укажем на таблицу 52, взятую у Н. Рожкова, в которой, по словам С. М. Дубровского, "крайне завышен процент среднего крестьянства и недопустимо занижен процент мелкого и пролетаризированного крестьянства" (стр. 275). Следовательно, таблица эта никак не годится в качестве "характерного показателя" сдвигов, происходивших в деревне в результате столыпинского землеустройства. Непонятно, почему автор не обратился к первоисточникам и не произвел собственного, правильного подсчета, тем более, что речь здесь идет не о второстепенном вопросе, а об обосновании одного из главных положений книги.

 

Масштабы этих заимствований настолько велики, что С. М. Дубровскому не раз приходится писать о "неоднократно цитированных работах" (стр. 295 и др.). Нередко С. М. Дубровский берет две таблицы у какого-нибудь автора, сводит их в одну и объявляет таблицей, которая составлена уже самим С. М. Дубровским. Таковы, например, таблицы 66 и 70 (стр. 287 и 289), сноска под которыми гласит: "Таблица составлена по материалам работы И. В. Мозжухина..." То же самое автор проделывает и с книгой И. В. Чернышева "Община после указа 9 ноября 1906 г.". Книга состоит из двух частей, соответственно двум группам исследуемых губерний. С. М. Дубровский, соединяя таблицы, взятые из первой и второй частей, каждый раз пишет, что новая таблица составлена им (см., например, таблицу 22, стр. 221). В некоторых случаях он,

 
стр. 112

 

заимствуя у какого-нибудь автора таблицу, перепечатывает и весь ее аппарат, не оговаривая, что последний принадлежит не ему (см., например, таблицы 38 и 39, стр. 258 и 259, взятые у И. В. Мозжухина).

 

Вызывает возражения и то, как использует С. М. Дубровский архивные материалы. Большая часть ссылок на них просто неправомерна, так как эти материалы давно опубликованы. Сведения о выделе, приводимые на стр. 199, даются по архиву, а они опубликованы. Точно так же обстоит дело с таблицами 12 и 34 (стр. 205 и 252)4 . Данные приложения 3, приводимые со ссылкой на архив (стр. 577), опубликованы Н. Карповым еще в 1925 году5 . Разница лишь та, что таблица Карпова гораздо полнее: в ней 20 граф и 35 губерний, а С. М. Дубровский оставил всего три графы и 33 губернии. Часто автор ссылается одновременно на архивные документы и на их публикации (см. таблицы 29, 30, 31, стр. 241, 244, 245), хотя особой нужды в этом и не было. Зато в тех немногих случаях, когда печатный источник надо было бы исправить по архиву, С. М. Дубровский этого не делает, хотя и дает параллельные ссылки. Так, к таблице 9 (стр. 201) ссылка дается и на "Ежегодник России" 1915 г. и на архив. Но ошибка, допущенная в "Ежегоднике" в одной из итоговых граф (показано 1992387, а надо 1991787, как значится в архивном источнике), перешла в книгу. Мы уже не говорим о том, что при изучении данных о землеустройстве и выделе следовало бы опираться не на второстепенный и производный источник, каким являются "Ежегодники", а на основные публикации - "Известия земского отдела" МВД и "Отчетные сведения о деятельности землеустроительных комиссий", издававшиеся Главным управлением землеустройства и земледелия. Многие дореволюционные газеты ("Новое время", "Речь", "Россия" и др.) цитируются С. М. Дубровским со ссылкой на архив (см. стр. 378, 416, 433 и т. д.). Оказывается, автор пользовался не самими этими газетами, а подборками вырезок из них, составленными чиновниками земского отдела МВД для своих узковедомственных целей. Подобный способ пользования источником, на наш взгляд, плохо согласуется с неоднократными заявлениями автора о неудовлетворительности и тенденциозности многих источников и необходимости самого критического к ним отношения.

 

Воспроизводя в книге десятки готовых таблиц из официальных источников и из работ других авторов, С. М. Дубровский допускает множество ошибок. Например, в таблице 37 (стр. 258) допущены три ошибки (4,3; 39,08; 73,06 вместо 4,6; 39,8; 73,6). В таблице 88, взятой из книги И. В. Чернышева, пропущены данные за 1913 г. - 785217 дес., хотя они вошли в итоговую цифру6 . В таблице 53 (стр. 276) в первой строке вместо цифр 11,7 и 17,7 напечатано 1,7 и 27,1, а в третьей вместо 21,9 - 21,07 . В таблице 56 (стр. 278) пропущены Трокский и Бердянский уезды, а по Орловскому уезду вместо 19,4 и 25,2% напечатано 12,1 и 16,0%. Приложения 6 и 7, заимствованные из работы П. Н. Першина, охватывают данные за 1907 - 1916 гг. включительно8 , а из заголовка С. М. Дубровского следует, что это данные лишь на 1 января 1916 г. (стр. 585).

 

Немало неточностей наблюдаем мы и в собственных расчетах автора. Подтверждением этому служит таблица 55 (стр. 278). Все шесть цифр, имеющиеся в ней, ошибочны, о чем свидетельствует следующее сопоставление:

 

Уезды

% хозяйств, участвовавших в учреждениях мелкого кредита

до

землеустройства

после землеустройства

по

источнику

у С. М. Дубровского

по источнику

у С. М. Дубровского

Николаевский

36,7

24,4

56,3

57,0

Красноуфимский

16,7

16,8

53 4

53,3

Бердянский

60,7

17,9

63,8

64,8

 

 

4 "МВД. Известия земского отдела", 1916, N 8, стр. 218, 219; 1915, N 12, стр. 418 (группировка по районам принадлежит С. М. Дубровскому. - Рец .); "Статистические материалы к отчетам Крестьянского поземельного банка за 1909 - 1915 гг.". СПБ 1912 - 1914, Пг. 1915 - 1916.

 

5 "Аграрная политика Столыпина". Л. 1925. Приложение, таблицы, стр. 203.

 

6 И. В. Чернышев. Аграрный вопрос в России. От реформы до революции. 1861 - 1917. Курск. 1927, стр. 176.

 

7 "Землеустроенные хозяйства. Сводные данные сплошного, по 12 уездам подворного обследования хозяйственного изменения в первые годы после землеустройства". Пг. 1915. Диаграммы и таблицы в разделе IV.

 

8 П. Н. Першин. Участковое землепользование в России. Хутора и отруба, их распространение за десятилетие 1907 - 1916 гг. Судьбы во время революции (1917 - 1920 гг.) М. 1922, стр. 7 (примечание), 46 - 51.

 
стр. 113

 

Сделаем еще одно сопоставление (табл. 75, стр. 296)9 :

 

Группы хозяйств (в дес.)

Доля люцерны (%)

по источнику

у СМ Дубровского

ДО 4

-

-

4,1 - 6,0

0,5

-

6,1 - 8,0

1,7

0,25

8,1 - 10,0

1,2

0,54

10,1 - 15,0

2,9

0,82

15,1 - 20,0

2,3

3,70

20,1 - 30,0

1,8

3,43

30,1 и более

-

6,24

В среднем

2,04

2,04

 

Вызывает сомнения методика составления некоторых таблиц. Так, в таблице 115 (стр. 348) не приведен главный показатель - оклад платежей банку, из-за чего таблица теряет смысл. В таблице 209 (стр. 476) вопреки всяким правилам дворянские сборы исчислены на все земли, в заголовке же все сборы названы мирскими и т. д. В таблице 42 (стр. 262) говорится о количестве удобной земли на двор, а на самом деле взята лишь посевная площадь10 . В результате получилось, что у группы с посевом до 4 десятин совсем не оказалось земли - ни надельной, ни купленной, ни арендованной. То же самое произошло и с таблицей 59 (стр. 280), где посевная площадь на этот раз показана как "земля на одно хозяйство", и только в Таблице 83 (стр. 302) эти цифры наконец названы своим именем - посевные площади11 . Вряд ли подобная "пустая игра в цифирьки", по собственному выражению автора, которое он адресует одному из своих оппонентов (стр. 525), привлечет читателя; последний предпочтет цифры И. В. Мозжухина взять у И. В. Мозжухина, а цифры И. В. Чернышева - у И. В. Чернышева.

 

Посмотрим теперь, как автор доказывает свою точку зрения.

 

Для суждения о развиваемой в книге концепции важное значение имеет вопрос о размерах земельной крестьянской аренды, которая носила преимущественно кабальный характер. На стр. 21 С. М. Дубровский, ссылаясь на официальные данные, называет по 50 губерниям Европейской России цифру 19507 тыс. десятин (на 1901 г.). Данные эти он сам признает "далеко не полными" и прибавляет к ним еще 13 млн. десятин, которые крестьяне арендовали у помещиков в качестве выгонов, выпасов и прогонов для скота. Общее количество земель, находившихся в крестьянской аренде, заключает автор, "достигало десятков миллионов десятин". Но скольких десятков? Автор отказывается назвать более точную цифру, хорошо известную в литературе. Но, говоря о "десятках миллионов десятин", он ссылается именно на ту работу Н. А. Карышева, где такая цифра приводится. Н. А. Карышев считал, что только вненадельная крестьянская аренда составляла примерно 50 млн. десятин. А цифра в 19,5 млн., взятая С. М. Дубровским из материалов Комиссии центра, официально была отвергнута как занижавшая истинные размеры крестьянской аренды по меньшей мере вдвое. Не выдерживает критики и другая цифра, приводимая С. М. Дубровским и заимствованная им из материалов той же Комиссии центра. Автор пишет, что крестьяне арендовали 19% удобной частновладельческой земли. Между тем в Особом совещании о нуждах сельскохозяйственной промышленности известный знаток этого вопроса А. И. Чупров назвал куда более реальную цифру - 50 - 60%12 . Вывод об успехе или неуспехе столыпинской аграрной реформы в смысле утверждения капитализма в российской деревне зависит в значительной мере от ответа на вопрос, кого создавала эта реформа в массе на хуторской и отрубной земле. С. М. Дубровский решает указанный вопрос на основании данных о количестве укрепленной земли по Самарскому уезду, представленных в виде таблицы 36 (стр. 257), где эти сведения даются по посевным группам. Вывод, имеющий для всей работы принципиальное значение, гласит: "Относительно больший процент хуторов и отрубов был создан многопосевными группами". На предыдущей странице говорится: "На хутора и отруба более всего выходили зажиточные многоземельные крестьяне" (стр. 256). Но в том-то и дело, что вся суть заключалась в абсолютных, а не в относительных цифрах. Возьмем ту же таблицу и объединим первые четыре группы в одну с посевом от 0 до 15 десятин, а три вторые

 

 

9 "Краткие бюджетные сведения по хуторским и общинным крестьянским хозяйствам Симбирской губ. (Исследование 1913 г.)". Симбирск. 1916, стр. 156.

 

10 См. "Краткие бюджетные сведения...", стр. 150, 155.

 

11 Там же.

 

12 См. "Вестник финансов, промышленности и торговли", 1904, N 12, стр. 512.

 
стр. 114

 

группы - также в одну с посевом свыше 15 десятин13 .

 

Группы по посеву

Отруба и хутора

Всего укреплено

дес.

%

дес.

%

Без посева и с посевом до 15 дес.

656,8

80,4

5708,4

81,3

С посевом свыше 15 дес.

160,3

19,6

1316,3

18,7

Итого

817,1

100,0

7024,7

100,0

 

Таким образом, доля зажиточных групп во всей укрепленной земле составляла 18,7%, а в выделенной - 19,6%. Состоятельные действительно охотнее выделялись на хутора и отруба, но, во-первых, разница в этом отношении с низшими группами была незначительна, а во-вторых (и это главное), общая доля зажиточной верхушки в хуторской и отрубной земле составляла менее одной пятой. Отсюда следует, что вывод С. М. Дубровского необоснован. Из массы хуторян и укрепленцев не получалось гросс-бауэров, кулаков, ведущих свое хозяйство по-капиталистически. Да и как это было бы возможно, когда из следующей, 37-й таблицы (стр. 258) видно, что в Епифанском уезде у хуторян в среднем на двор приходилось по 1,64 лошади, то есть меньше, чем у середняка.

 

Приведем еще один пример, связанный с вопросом о переселении - одной из важнейших частей столыпинской аграрной политики. "Переселение, - пишет С. М. Дубровский, - в сильнейшей степени увеличивало и пролетаризацию" (деревни. - Рец. ). Этому способствовали прежде всего "неудачные", то есть возвратившиеся, переселенцы, которые "и увеличивали численность деревенского пролетариата". В подкрепление данного тезиса приводятся показания корреспондентов Вольно-экономического общества, заимствованные из книги И. В. Чернышева. Из одного уезда сообщали, что положение возвратившихся "ужасное, живут по чужим дворам или у родственников". В другом уезде возвращенцы "на птичьих правах живут: где ночь, где день". В третьем они "без пищи и одежды перебиваются поденными и срочными работами, а больше христовым именем" (стр. 402). Налицо очевидный факт: столыпинщина создавала не столько пролетария, сколько паупера. Факт этот фундаментальный, имеющий огромное значение для правильной оценки итогов столыпинского переустройства деревни. Его неоднократно подчеркивал В. И. Ленин, указывая, что "столыпинский "путь" создает больше пауперов, чем пролетариев"14 .

 

Не менее важен вопрос о составе переселенцев. С. М. Дубровский утверждает, что "в главной массе переселялось по-прежнему крестьянство среднего достатка" (стр. 398). В действительности дело обстояло далеко не так. Автор одного из последних исследований по этому вопросу Л. Ф. Скляров приводит следующие данные (опубликованные в "Вопросах колонизации" N 3 за 1908 г. и N 12 за 1913 г.): в августе - сентябре 1907 г. опрос 1002 переселенческих семей, только что прибывших на Алтай, показал, что среди них безземельных и малоземельных было более 81%, безлошадных и однолошадных - более 84%; свыше 32% не имели ни коров, ни овец. По приводимым Л. Ф. Скляровым подсчетам Н. Турчанинова, из числа переселившихся за Урал в 1907 - 1911 гг. безземельные и имевшие менее 3 десятин земли составили 63,1%. Харьковское земство указывало, что безземельные и имеющие менее 3 десятин земли "составляют основное, крайне прочное и устойчивое ядро переселения" в 1895 - 1908 годах15 .

 

Но как же обосновывает С. М. Дубровский свой тезис? "Если бы предположить, - пишет он, - что переселялась в основном беднота, чтобы на новых местах обзавестись хозяйством, то это бы означало не переход части Середняков в бедноту, что типично для капитализма, а наоборот, переход путем переселения части бедняков в середняков. Это означало бы ослабление, а не усиление расслоения деревни..." (стр. 398). Это весьма характерный для автора прием. Никаких фактов в подтверждение своего рассуждения он не приводит. Работы советских историков, посвященные переселению, и на этот раз не принимаются в расчет.

 

 

13 Накануне революции 1905 - 1907 гг. земские статистики Самарской губернии считали, что в Николаевском уезде посев в 12 дес. "более или менее обеспечивает крестьянскую семью". Эту оценку можно целиком отнести и к Самарскому уезду. Поэтому наша группировка вполне правомерна (см. "Материалы по оценке земель Николаевского уезда. Крестьянское хозяйство". Вып. 1. Самара. 1904, стр. 71).

 

14 В. И. Ленин. Соч. Т. 13, стр. 356.

 

15 Л. Ф. Скляров. Переселение и землеустройство в Сибири в годы столыпинской аграрной реформы. Л. 1962, стр. 123 - 124.

 
стр. 115

 

Можно привести другие такие же несостоятельные расчеты и доказательства. Но главное, что подрывает доверие к книге, - это ее алогизм, сосуществование взаимоисключающих друг друга положений. Приведем лишь наиболее наглядные примеры.

 

Выше мы уже познакомили читателя с одним из главных выводов С. М. Дубровского по вопросу о хуторах. А вот другое - противоположное - утверждение. "В общем итоге лишь небольшая часть хуторян из кулаков, которые и до землеустройства жили зажиточно, сумела развивать свое хозяйство. Масса же маломощных крестьян, которые пошли на хутора от нужды... в результате столыпинского землеустройства еще более разорилась". Несколькими строками выше сделан вывод, опрокидывающий всю концепцию книги. Попытка царского правительства, пишет автор, при помощи землеустройства "направить развитие деревни по рельсам прусского помещичье-буржуазного аграрного развития России" "потерпела полную неудачу" (стр. 305, см. также стр. 188). И это отнюдь не оговорка. То же самое утверждается и в других местах книги. Так, подводя итоги реформы, С. М. Дубровский пишет: "Общий уровень капитализма в сельском хозяйстве несколько повысился. Однако... в деревне никакого переворота ни в земельных отношениях, ни в развитии земледелия не произошло" (стр. 403). В то же время автор усиленно подчеркивает "быстроту пролетаризации" сельского населения (стр. 466), говорит о "пролетаризации... громадных масс" крестьянства (стр. 533).

 

На стр. 491 С. М. Дубровский пишет, что В. И. Ленин в своей работе "Развитие капитализма в России" "установил правильное понимание преобладания капиталистической системы в сельском хозяйстве при громадных остатках крепостнических отношений". А в другом месте книги, касаясь периода столыпинской реформы, С. М. Дубровский приводит следующие слова В. И. Ленина: Алексинский "в обширной речи выяснял крепостнический характер отработочного хозяйства, преобладающего в России. Оратор изложил, таким образом, основу марксистских взглядов на борьбу крестьянства против помещичьего землевладения..." (стр. 137). С. М. Дубровский приводит ленинские цитаты об итогах столыпинской реформы, которые полностью опровергают основные положения автора. В частности, он приводит высказывания В. И. Ленина о том, в каких чудовищных размерах сохранилось в России крупное крепостническое землевладение, о том, что на этих землях большей частью "хозяйство ведется крепостническое", что "это не капитализм... Это по-старокитайски. Это по-турецки. Это по-крепостнически. Это не усовершенствованное хозяйство, а земельное ростовщичество. Это - старая-престарая кабала" (стр. 486).

 

На стр. 31 говорится: к 1900 г. избыток рабочих рук в деревне определялся в 23 млн. человек, что "составляло более половины всего взрослого рабочего населения деревни", а на стр. 55 доказывается, что помещики и царизм сделали ставку на указ 9 ноября 1906 г. потому, что "для помещичьего хозяйства был нужен прежде всего батрак" - утверждение, лишенное каких-либо оснований.

 

Автор прибегает и к такого рода доказательствам. Он берет, например, некоторые данные из таблицы М. А. Рубача, характеризующие социальную структуру украинской деревни в 1917 г.16 (в этой таблице, в частности, указывается, что на долю крестьянской буржуазии приходилось 40% посевной площади), и далее пишет: "Приведенные в табл. 190 данные относятся к Украине. Если бы такую таблицу составить по всей Европейской России, думаю (разрядка наша. - Рец. ), что полученные процентные соотношения не намного отличались бы от приведенных. Тенденция будет в основном та же" (стр. 456). Но такого рода доводов едва ли достаточно. Требуются еще и факты, доказательства, изыскания. Мы уже не говорим о том, что в книге обходится молчанием критика, которой подверглась в свое время таблица М. А. Рубача17 .

 

Несколько особняком стоит девятая глава работы, посвященная крестьянскому движению в годы проведения столыпинской реформы. Особенность ее состоит в том, что здесь почти все подсчеты и материалы, на основании которых они сделаны, являются результатом собственной работы автора в архиве. За 1907 - 1913 гг. С. М. Дубровский

 

 

16 См. М. А. Рубач. Очерки по истории революционного преобразования аграрных отношений на Украине в период проведения Октябрьской революции. Киев. 1957, стр. 20.

 

17 См. А. М. Анфимов. К вопросу об определении экономических типов земледельческого хозяйства (конец XIX - начало XX в.). "Вопросы истории сельского хозяйства, крестьянства и революционного движения в России". Сборник. М. 1961, стр. 362.

 
стр. 116

 

насчитал по Европейской России 20124 крестьянских выступления, которые он характеризует как революционные (таблица 215, стр. 530). Поскольку эта цифра уже прочно вошла в нашу литературу, попытаемся разобраться в ней более детально. Какие же виды движения она охватывает? С. М. Дубровский прежде всего выделяет поджоги, которых он насчитывает за 1908 - 1913 гг. 10109 (из них 6828 - в кулацких и 3281 - в помещичьих хозяйствах) (стр. 538). На долю всех остальных видов остается, следовательно, 10015 выступлений. Однако подсчет по таблице 212 (стр. 518) дает нам только 3544 случая. В примечании к таблице говорится, что для сопоставимости с предыдущими и последующими годами из подсчетов исключены, помимо поджогов, и "некоторые другие виды движения". Следовательно, на долю этих "других видов" падает 6471 случай. Даже если мы вычтем из этой громадной цифры 1337 выступлений за 1907 г., остается еще 5134 случая "других видов движения" - цифра, превышающая основные виды. Что представляли собою эти "другие виды движения", характерные только для 1908 - 1913 гг., автор никак не поясняет. Ничего не получается и с сопоставимостью. В таблице 212 общее число крестьянских выступлений за 1905 - 1907 гг. составляет 7165. Но из другой работы С. М. Дубровского мы узнаем, что в это число включено 979 поджогов в помещичьих хозяйствах18 . Таким образом, доверять этим цифрам С. М. Дубровского было бы по меньшей мере неосторожно.

 

В этой же главе автор приходит к выводу, что крестьянское движение в годы предвоенного революционного подъема было более слабым, чем в 1908 - 1910 годах. Именно с этой позиции автор критикует А. Ф. Иерусалимского, заявляя, что тот якобы преувеличивает размеры движения. Доказывается это следующим образом. В 1908 - 1910 гг., помимо других причин, указывает С. М. Дубровский, "имело значение" то обстоятельство, что из-за царившей в промышленности депрессии многие рабочие вернулись в деревню и их революционное воздействие способствовало усилению крестьянского движения. В то же время пролетаризировавшиеся крестьяне, оставаясь из-за депрессии в деревне, разряжали свою революционную энергию на месте. А в 1912 - 1914 гг. все уже было наоборот: промышленный подъем вернул рабочих в города, а пролетаризировавшееся крестьянство "массами хлынуло в промышленность, где и реализовало свою революционность"; движение в деревне упало, хотя в это время "происходил громадный подъем рабочего движения" (стр. 520 - 521). Страницей выше С. М. Дубровский объясняет читателю, что связь между рабочим и крестьянским движением "нельзя понимать механически: поднялись рабочие - немедленно поднимаются крестьяне", и наоборот. Все обстоит гораздо сложнее: "При царизме не было полного централизованного организационного руководства рабочими стачками и крестьянскими выступлениями... Радиосвязи еще не было... узнавали о событиях в городе... часто с очень большим опозданием". Подобные умозрительные рассуждения, не находящие ни малейшего подтверждения в фактическом материале, преподносятся не только как научная истина, но и как какое-то теоретическое обобщение.

 

В книге вообще много внимания уделяется теоретическим вопросам. На стр. 13 - 14 речь идет, например, о важности правильного понимания вопроса об относительной прогрессивности столыпинских аграрных преобразований. Цитируя одно из известных высказываний В. И. Ленина по этому поводу ("они прогрессивны, ибо расчищают дорогу капитализму, но такого прогресса ни один с. -д. не решался поддерживать"), С. М. Дубровский пишет: "Вот это ленинское отношение к объективно-прогрессивным деятелям господствовавших классов и объективно прогрессивным их мероприятиям имеет большое методологическое значение. Оно должно быть руководящим при их оценке". Получается, что не только столыпинская реформа объективно-прогрессивна, но и сам Столыпин был "объективно-прогрессивным деятелем". Конечно, здесь мы имеем дело прежде всего с неряшливой формулировкой (перед этим и в ряде других мест книги Столыпин назван палачом, вешателем и т. п.), но показательна, на наш взгляд, сама эта неряшливость. Возьмем другой пример. На стр. 187 читаем: "Мы рассмотрели методы внеэкономического воздействия правительства при проведении реформы. Однако именно этими мерами насилия менее всего определялось реальное развитие сельского хозяйства и земельных отношений". До сих пор считалось, что развитие крестьянских земельных отношений в годы столыпинщины определялось прежде

 

 

18 См. С. М. Дубровский. Крестьянское движение в революции 1905 - 1907 гг. М. 1956, стр. 65 - 67.

 
стр. 117

 

всего насильственным характером реформы. Сам автор много раз доказывает это, ссылаясь на соответствующие материалы (на стр. 200, например, есть такая фраза: "Оценивая официальные цифры, надо учесть, что всех этих выходов из общины царское правительство добилось путем сильнейшего административного нажима и насилий над основными массами крестьянства"). Корень ошибки понятен. С. М. Дубровский, вероятно, хотел сказать (вслед за В. И. Лениным), что столыпинская реформа не имела бы никаких шансов на успех, если бы само сельское хозяйство не развивалось по капиталистическому пути. Далее он говорит об этом, хотя и недостаточно ясно.

 

В одном месте С. М. Дубровский пишет, что столыпинская реформа являлась "одним из эпизодов" в капиталистическом развитии деревни (стр. 13), а в другом уверяет, что она означала "крупную ломку" не только крестьянского, но и помещичьего землевладения, понимая под этим продажу помещиками своих земель Крестьянскому банку (стр. 56). Полемизируя с А. М. Анфимовым по вопросу об уровне развития капитализма в деревне, С. М. Дубровский заявляет: "Если стать на ту точку зрения, что до 1917 г. в деревне господствующими были полукрепостные производственные отношения, то придется признать, что тогда перед Россией стояли задачи не завершения демократической революции и перерастания ее в социалистическую, с последующим переходом от капитализма к социализму, а... путь некапиталистического развития, т. е. перехода в сельском хозяйстве от господствующих крепостных производственных отношений, минуя капитализм, к социализму" (стр. 501). И такие схоластические доводы встречаются в книге весьма часто.

 

Упрощенно решает С. М. Дубровский и проблему иностранного капитала. "Одно время, в 20-х годах, - пишет он, - усиленно спорили о том, каков был удельный вес в России российского и иностранного капитала... Известный интерес это может представлять с точки зрения соотношения сил разных империалистических групп и вопросов (соотношение вопросов?! - Рец. ), особенно внешней политики. Но с точки зрения материальных предпосылок пролетарской социалистической революции этот вопрос имел весьма малое значение. Общеизвестно, что предприятия капиталистов разной национальности независимо от этого в результате Октября превратились в предприятия последовательно социалистического типа и, таким образом, явились материальной базой социализма" (стр. 507 - 508). Такое рассуждение не только лишено логики, но и не имеет никакого отношения к затронутой проблеме, которая, кстати сказать, не связана с темой книги.

 

Автор постоянно подчеркивает, что он борется с ревизионизмом. Но почему-то, как правило, о ревизионистах в его книге говорится вообще, анонимно. На стр. 456 С. М. Дубровский, например, пишет: так как марксистское учение "подвергалось нападкам со стороны многих ревизионистов разного рода, то нам придется на этом вопросе остановиться несколько подробнее". Кроме того, слово "ревизионисты" употребляется им очень своеобразно: таковыми он объявляет всех, кто выступает против марксизма, а заодно и тех, кто придерживается по тем или иным научным проблемам других, чем С. М. Дубровский, взглядов, независимо от того, на каких методологических позициях они стоят (стр. 457).

 

Выше мы указывали, что книга С. М. Дубровского по сравнению с изданием 1930 г. значительно увеличилась в объеме. Так, например, в первой главе значительно расширен параграф о сущности аграрно-крестьянского вопроса в России. Введен раздел "Столыпинщина и третьеиюньский блок". Во второй главе расширено изложение об Особом совещании о нуждах сельскохозяйственной промышленности. Некоторые новые материалы включены в седьмую главу (о мобилизации крестьянских наделов и т. д.). Но в своем большинстве сделанные добавления не имеют отношения к теме и не улучшили книгу. Никаких новых обобщений эти добавления за собой не влекут.

 

В первой главе, на стр. 14 - 15, автор пишет о природе барщинного хозяйства: здесь критикуются анонимные помещичье-буржуазные историки, приводится точка зрения К. Маркса на природу крепостничества в Молдавии и Валахии, даются цитаты из В. И. Ленина по вопросу о барщинном хозяйстве и т. п. - все, не имеющее никакого отношения к теме исследования. В той же главе есть параграф, который называется "Особенности полукрепостного землевладения и землепользования". Он посвящен главным образом описанию "потрясающей картины организации помещичьего крепостного хозяйства" в имении родителей А. В. Суворова во второй половине XVIII в. (стр. 47 - 49). Этот сюжет и связанные с ним (барщина в XVIII в.) излагаются и в

 
стр. 118

 

следующем параграфе, который называется "Вопрос об общине" (стр. 49 - 52).

 

Такие же добавления имеются и во второй главе. На стр. 103 - 104 говорится о ненависти правых кругов к С. Ю. Витте, об отрицательном отношении дворянства к введению золотой валюты, о том, что черносотенцы из "Союза русского народа" хотели убить Витте, так же как убили либералов Герценштейна и Иоллоса и т. п. Далее подробно описывается первый съезд уполномоченных дворянских обществ. Рассказывается о том, что заседания были закрытыми, что дворяне одобрили карательные экспедиции, что "в качестве диктаторов они мечтали о генералах прошлого", подавлявших восстание Пугачева, "мечтали дворяне и о генералах, прославившихся "подвигами", особенно по "наведению порядка" в Средней Азии. (Напомним хотя бы известную картину Верещагина с пирамидой из отрубленных голов)", проповедовали антисемитизм, и т. д. в том же духе (стр. 105 - 108). На стр. 126 - 129 все повторяется снова, с той только разницей, что на этот раз речь идет не о первом, а о втором съезде уполномоченных дворянских обществ.

 

Столь же характерна в этом отношении и третья глава. В параграфе под названием "Кто проводил реформу" обстоятельно объясняется, какую роль во внутренней политике играли министерство внутренних дел и департамент полиции, указывается, что в 1906 - 1911 гг. это министерство возглавлял "сам Столыпин", говорится далее, что к проведению реформы было также причастно ведомство землеустройства и земледелия, и перечисляются другие сведения того же порядка. Некоторые из них повторяются затем много раз с совершенно излишней обстоятельностью. Так, на стр. 29 С. М. Дубровский объясняет, что надельная земля давалась только мужчинам; на стр. 124 он снова напоминает читателю: "Земля давалась только на мужские "души", "женщины... были бесправны". Неоднократно в книге идет речь о том, что 56-я статья закона 14 июня 1910 г. ограничивала скупку крестьянских земель в одни руки шестью наделами. Несколько раз повторяется, что главное управление землеустройства и земледелия было позже переименовано в министерство земледелия. В параграфе "Роль земских начальников" говорится, кто такие земские начальники, сколько их было, из кого они рекрутировались, какие для них устраивались курсы, как к ним относились крестьяне и т. д. (стр. 164 - 169). В параграфе, носящем название "Ассигнования на проведение правительственных земельных мероприятий", тема о земских начальниках повторяется еще раз. Параграф "Протесты против насильственных мероприятий" представляет собой перепечатку двух писем помещицы Шабельской-Борг, одно из которых было адресовано "Русскому знамение" (и опубликовано им), а другое - управляющему земским отделом МВД Литвинову. Им предшествует краткая реплика автора: "Эти административно-полицейские меры вызывали возмущение даже в самых реакционных кругах, представляемых черносотенным погромным "Союзом русского народа" и его органом "Русское знамя" (стр. 182).

 

Восьмая глава, самая большая в книге, названа "Общие данные о развитии сельского хозяйства России в годы столыпинщины". Она задумана как итоговая. В середине главы С. М. Дубровский делает следующее заключение: "Мы рассмотрели в основном суммарные данные о развитии производительных сил в сельском хозяйстве России. Эти данные необходимы для того, чтобы выяснить тот общий фон, на котором проводилась столыпинская реформа". Несколькими строками ниже автор сообщает: "Однако мы чрезвычайно мало поняли бы в столыпинской реформе, если бы оперировали только суммарными данными о развитии сельского хозяйства XX в." (стр. 454). Итак, по собственному признанию автора, по крайней мере первая половина главы прямого отношения к делу не имеет. И он прав, ибо нет действительно никакой органической связи между темой исследования и тем, что говорится в этой части главы. А вот как сам автор называет некоторые сюжеты из второй ее части: "Вопрос об иностранном капитализме. Несостоятельность утверждений о якобы полуколониальном положении России. Вопрос о причинах участия России в первой мировой войне... Конкурентная борьба аграриев России и Германии. Война и рост хозяйственной разрухи. Роль войны, как громадного ускорителя революции" (стр. 598). И все эти сюжеты излагаются на пяти страницах!

 

Своеобразен и стиль рассматриваемой книги. Приведем две типичные фразы: "С помощью этих земских начальников правительство считало..." (стр. 169). "...Практическое проведение землеустройства сильно отставало от действительной его необходимости для многих, особенно зажиточных,

 
стр. 119

 

крестьян при их развитии по пути капитализма" (стр. 243). Один из параграфов восьмой главы озаглавлен: "Рост применения более совершенных сельскохозяйственных орудий, машин, а также минеральных удобрений в зажиточных крестьянских и в помещичьих хозяйствах" (стр. 427). На странице 38 вверху читаем: кризис "был порожден указанным выше основным противоречием между развитием производительных сил и полукрепостными производственными отношениями"; ниже: "Только в связи с указанным общим кризисом как порождением противоречия между развитием производительных сил и полукрепостными производственными отношениями..."; и еще раз: "Между тем этот кризис экстенсивного хозяйства был выражением назревшего общего конфликта между развитием производительных сил и полукрепостными производственными отношениями". Повторений в тексте очень много. Об одном и том же иногда на протяжении нескольких страниц говорится по нескольку раз.

 

Встречаются и такие курьезы. На стр. 456 в сноске автор упоминает работу Свавицких и пишет, что о ней якобы было сказано во введении. Однако никакого введения в книге нет вообще. На стр. 488 С. М. Дубровский снова уверяет, что в книге есть введение. Возможно, под последним автор разумеет первую главу. Но упоминания о работе Свавицких нет и там.

 

Вывод из изложенного ясен. Книга, по существу, осталась на уровне того времени, когда наша историческая наука делала свои первые шаги. Ни по своим методам исследования, ни по обращению с источниками она не отвечает нынешнему состоянию советской историографии.


Новые статьи на library.by:
ПЕДАГОГИКА И ОБРАЗОВАНИЕ:
Комментируем публикацию: К ВОПРОСУ О МЕТОДАХ ИСТОРИЧЕСКОГО ИССЛЕДОВАНИЯ

© А. Я. АВРЕХ () Источник: Вопросы истории, № 10, Октябрь 1963, C. 110-120

Искать похожие?

LIBRARY.BY+ЛибмонстрЯндексGoogle
подняться наверх ↑

ПАРТНЁРЫ БИБЛИОТЕКИ рекомендуем!

подняться наверх ↑

ОБРАТНО В РУБРИКУ?

ПЕДАГОГИКА И ОБРАЗОВАНИЕ НА LIBRARY.BY

Уважаемый читатель! Подписывайтесь на LIBRARY.BY в VKновости, VKтрансляция и Одноклассниках, чтобы быстро узнавать о событиях онлайн библиотеки.