Л. Монж - основатель политехнической школы

DE LAUNAY, LOUIS. Monge, fondateur de l'ecole polytechnique. s. a . Paris. 276 p.

ДЕ ЛОНЭ, Л. Монж - основатель политехнической школы.

Автор книги - представитель скорее точных и технических чем общественных наук. Он - генеральный инспектор рудников, профессор специальных горных и транспортных высших школ и т. д. Тем больший интерес должна была бы представлять собой монография о знаменитом ученом-якобинце Монже, вышедшая из-под пера такого специалиста, способного оценить деятельность Мошка также и с научно-технической точки зрения. К сожалению, обширная (почти в 300 страниц) монография, содержащая цитаты из некоторых архивных материалов, является не подлинной биографией Монжа, а попыткой реакционного автора в угодном для себя направлении истолковать жизнь и деятельность этого ученого и революционера. Почтенный профессор де Лонэ - враг революции, даже буржуазной, поклонник католицизма, ненавистник Советского союза, против которого он пытается делать выпады по всякому поводу, словом - один из тех фашиствующих французских интеллигентов, которые нередко любят рядиться в ризы жрецов "объективной истины". Все же несмотря на это на книге де Лоне стоит остановиться, потому что автор привлекает достаточно обширный архивный материал, который часто говорит против автора и помимо его воли. А всякое новое сообщение о Монже, крупнейшем представителе славкой когорты "организаторов победы" 1794 г. (это выражение применимо не только к Карно), представляет для нас большой интерес. Переходим к краткому рассмотрению работы.

Де Лонэ пытается реакционно интерпретировать деятельность Монжа. Даже архитектонику работы он подчиняет этой задаче. Биографию Монжа он делит на три периода: "1. Наука с 1746 по 1792 г.; 2. Деятельность с 1792 по 1799 г.; 3. Почести с 1799 по 1818 гг." (стр. 11). Эта нелепейшая "периодизация" объясняется тем, что автор хочет изобразить дело так, будто бы революционная деятельность Монжа была кратковременным грехопадением. До него Монж был аполитичным ученым, после него - безобидным старичком, почивающим на лаврах. Но эта "периодизация" служит лишь увертюрой к той борьбе де Лонэ с фактами, которая развертывается с первой же главы. Приемы "беспристрастного" автора в его борьбе с фактами различны. Один из них сводится к тому, что исторические события, почему-либо невыгодные реакционной концепции де Лонэ, объявляются "легендой" и при помощи более или менее натянутых софизмов "опровергаются". Например Распар Монж получил образование в привилегированном военно-инженерном училище в Мезьере. Положение Гаспара в этой школе было крайне унизительным. Бедный разночинец был зачислен не слушателем, а простым чертежником. Можно себе представить, как обращались с ним молодые дворянские офицеры, являвшиеся слушателями училища. Разумеется, эти унижения сыграли немаловажную роль в кристаллизации враждебного отношения Монжа к аристократии. Де Лонэ сразу же объявляет тяжелые переживания Монжа в Мезьере "легендой" и договаривается до того, что Монж, воспитанный в условиях сословного и иерархического общества, чувствовал бы себя плохо, если бы был поставлен на один уровень с остальными слушателями. И все это только для того, чтобы доказать, что у Монжа не было оснований ненавидеть абсолютистско-феодальный строй.

К лучшим местам книги относятся те, где автор ограничивается простым изложением научных взглядов Монжа и стремится выявить то новое, что Монж внес в науку (в частности в область начертательной геометрии). Между прочим, автор цитирует следующее показательное заявление известного математика Лагранжа, прослушавшего курс лекций Монжа: "До того, как я слышал Монжа, я не знал, что я знал начертательную геометрию" (стр. 28).

Жизнь Монжа после окончания им училища до 1789 г. изложена де Лонэ в общем удовлетворительно.

В 1777 г. Монж женился на вдове Орбсон, состоятельной женщине, владелице железоделательного завода. Занимаясь практически вопросами металлургического производства, Монж на время забросил математику, уделяя основное внимание физике и химии. Большие теоретические и практические познания в области металлургии, которые Монж приобрел за это время, имели исключительное значение для будущей деятельности Монжа во время революции. Это прекрасно сознает и де Лонэ, посвящая целую главу (вторую) работам Монжа по физике и химии в 1783 - 1789 гг., останавливаясь, в частности, на обстоятельствах появления знаменитой записей Монжа, Бертоллэ и Вандермонда о свойствах железа, записки, положившей основу новой металлургической химии.

Конец первой главы посвящен возмутительной травле Монжа в Мезьерском училище, где он в то время читал курс. В 1780 г. Монж стал членом Академии наук. С редкой работоспособностью и усердием он вел огромную научно-исследовательскую работу и в математической и в физико-химической области, закладывая фундамент новой науки, восторжествовавшей лишь после революции. Администрации же Мезьерского училища все время казалось, что Монж мало работает в аристократическом училище, несмотря на честь, которую ему оказали, внеся его в списки профессоров. "Этот профессор, - издевательски писал главный комендант училища де Виллелонг, - выказывает заметное усердие в достижении своей цели, состоящей в получении незаслуженного жалования".

Глава III носит название "Революция. Математик в роли морского министра (1789 - 1793)". Констатировав, что Монж воспринял начало великой буржуазной революции XVIII в. с огромным энтузиазмом, де Лонэ довольно беспомощно пытается "оправдать" его за это. Здесь, между прочим, в полном противоречии с I главой (см. выше), он уверяет, что Монж "как большинство тех, кто сам сделал свою карьеру, находил общество плохо организованным, поскольку оно не ставило сразу же геометра на одну доску с вельможей".

Монж и большинство его друзей входят в политические общества и клубы, сначала с умеренной и расплывчатой программой. Затем среди них происходит диференциация. Монж становится все более последовательным якобинцем. Этот чрезвычайно интересный процесс выработки революционного миросозерцания у Монжа сознательно не освещен де Лонэ.

Касаясь вопроса о назначении Монжа после революции "10 августа" морским министром, де Лонэ, до сих пор пытавшийся внушить читателю представление о случайности "грехопадения" "чистого ученого", вынужден признать, что Монж был известен к этому времени не только как специалист по морскому делу, но и как неподкупный патриот. Его противопоставляли Менье очень крупному ученому и тоже убежденному патриоту (Менье погиб в войнах за якобинскую республику), но не столь щепетильному в личных отношениях с аристократами. То, что Монж оказался более достойной кандидатурой в министры чем Менье, и то, что известный якобинец Паш снял свою кандидатуру в пользу Монжа, это является достаточным показателем политической репутации последнего.

Монж пробыл на посту морского министра сначала Законодательного собрания, а затем Конвента по 10 апреля 1793 г., т. е. ровно 8 месяцев. Это было время преобладания жирондистского влияния в Конвенте и ожесточенной борьбы якобинцев с жирондистами как в Конвенте и его комитетах, так и в совете министров, где Дантон заседал бок о бок с Ролланом. Мы несклонны идеализировать деятельность Монжа на посту министра. Разумеется, его положение в окружении аппарата, унаследованного от феодально-абсолютистских времен, засоренного саботажниками и вредителями, под постоянным давлением жирондистских коллег по министерству и т. д. было очень трудным. Монж не проявил достаточной твердости и настойчивости в борьбе с врагами революции, за что и удостаивается похвал де Лонэ. Он спас несколько "бывших" от заслуженной кары, уговаривал саботажников в своем аппарате вместо того, чтобы беспощадно расправиться с ними, и т. д.

Действительная же заботливость Монжа о трудящихся, стремление опереться на народные массы в деле обороны страны - один из ценнейших моментов деятельности Монжа - характеризуются де Лонэ как "слабость". Вот пример этого. Портовые рабочие в Лориане расправились с одним негоциантом. Жирондистские власти посадили их в тюрьму, а потом освободили под давлением народных организаций. Рабочие потребовали уплаты за время заключения. Де Лонэ возмущен такой наглостью, а еще более возмущен тем, что Монж уплатил рабочим половину жалованья, велев передать им, чтобы они "удвоили рвение и акуратность на службе республики" (стр. 84 - 85).

Монж не выдержал борьбы с собственным аппаратом и с враждебными ему политиками (мнение их хорошо выражала г-жа Роллан, называвшая Монжа "маратизированным медведем") и, не чувствуя себя в состоянии справиться с положением, подал в отставку. На посту министра он сделал достаточно много для укрепления морских сил республики. Однако подлинный размах деятельность

Монжа приобрела лишь после народной революции 31 мая - 1 июня 1793 г. и перехода власти в руки якобинцев. С самого начала Комитет общественного спасения использовал Монжа в качестве военного морского специалиста, причем роль Монжа возрастала. Де Лонэ не может, разумеется, пройти мимо кипучей, плодотворной и во всех отношениях замечательной деятельности Монжа совместно с Бертоллэ, Фуркруа, Гассенфратцем, Гитоном, де Морво и другими учеными. Он вынужден отметить, как в голодной стране, зажатой кольцом интервентов, с контрреволюционными восстаниями в тылу, закладывался фундамент нового здания крупного производства, основанного на применении научных принципов, в первую очередь, разумеется, военного производства. Он вынужден даже сказать, что "организаторам и ученым предстояло выполнить гигантский труд" (стр. 104). Но он старается скрыть, что лишь якобинская диктатура, уверенная в поддержке революционной демократии, смогла осуществить эти мероприятия. Он умалчивает о роли патриотического подъема, о роли революционных комиссаров и т. д., без которых планы организации снабжения армий военными материалами, изготовленными новыми темпами, на новых (или реконструированных заводах) потерпели бы неудачу.

Более того, этот биограф Монжа, якобы стремящийся к тому, чтобы дать возможно более точный его портрет, сознательно не цитирует двух замечательных документов той эпохи, принадлежащих Монжу, хотя он и упоминает их названия. Это научные трактаты "Наставление рабочим... по вопросу о выделке стали" ("Avis aux ouvrier en fer" etc.) Монжа, Бертоллэ и Вандермонда (ноябрь 1793 г.) и "Описание искусства производства пушек" ("Description de l'art" etc.) Монжа (март 1794 г.). В обоих этих произведениях постоянно подчеркивается неразрывная связь научных и политических задач, которую де Лонэ отрицает. "В то время как наши братья проливают свою кровь в борьбе против врагов свободы, - гласит "Наставление", - вся наша энергия, друзья, должна быть направлена на то, чтобы извлечь средства обороны из отечественной почвы... Нам недостает стали, той самой стали, которая должна служить для выделки оружия, необходимого каждому гражданину, чтобы, наконец, завершить борьбу свободы против рабства"¹ .

"Предоставленная своим собственным силам перед лицом соединенных морских флотов Англии, Голландии, Испании, России и Неаполя, республика не имела достаточного числа кораблей... ей не хватало 6 тыс. штук чугунных орудий..."² , - так начинается знаменитый трактат Монжа об искусстве литья пушек. Понятно, что де Лонэ невыгодно приводить подобные цитаты. Однако он глухо упоминает, что в январе 1794 г. Монж был избран секретарем якобинского клуба, а в июне - вицепрезидентом его.

После прериальского восстания Монж должен был скрываться. Но термидорианцы нуждались в таком крупном ученом и вскоре сняли опалу с Монжа.

В конце 1795 г. Монж встретился с Бонапартом и подпал под его влияние. Преданность бывшего якобинца, "маратизированного медведя", генералу Бонапарту, а затем и императору Наполеону представляет собой интересную социально-психологическую проблему, тем более что ряд других ученых якобинцев II года: Гассенфратц (участник прериальского восстания), Фуркруа и т. д. - проделали ту же эволюцию.

Мы знаем, что для очень значительных слоев населения молодой Бонапарт был вначале "генералом Вандемьером", победоносным защитником республики (пусть уже не якобинской, но все же республики) от внутренних и внешних врагов. Разумеется, он был для Монжа, беззаветно любившего республиканское отечество, несравненно ближе чем термидорианцы типа Барраса и К^о . К тому же Бонапарт в эти годы жадно учился и объявлял себя другом и покровителем наук. Это особенно располагало к нему Монжа. А так как кроме того Бонапарт имел огромный талант привлекать к себе людей и подчинять их своей воле, то он не выпустил Монжа из-под своего влияния до самого конца. Да и для одного ли Монжа его величество император французов и король Италии оставался "Робеспьером на коне", сокрушавшим феодально-абсолютистский строй во всей Европе? Что касается личных почестей и титулов, то люди, подобные Монжу, придавали им мало значения и рассматривали их часто как досадную необходимость. Известно, что Монж, которому Наполеон, раздражительный и нетерпеливый, разрешал говорить свободнее, чем другим, заявлял императору: "Согласитесь, государь, что вы повернули немножко круто". Де Лонэ, оставляя в стороне подобные проблемы, ограничивается изложением фактической стороны деятельности Монжа с 1796 г. - и делает это очень неплохо. Главы V ("Первая миссия в Италии"), VI ("Пребывание в Париже и вторая миссия в Италии") и VII ("Египетская кампания") представляют большой интерес для всех, кто интересуется эпохой буржуазной революции XVIII в. во Франции. По изложению эти главы - едва ли не лучшая часть кни-

¹ См. Beck "Geschichte des Eisens". Bd. III," S. 1045. 1894.

² Monge "Description de l'art de fabriquer les canons", p. III. An II de La Rep.

ги. Гораздо слабее написаны заключительные главы VIII ("Императорская дружба и почести") и IX ("Упадок и смерть"). Де Лонэ отводит здесь непомерно много места внешним выражениям верноподданнических чувств Монжа, даже не пытаясь расшифровать, что" скрывалось за условными фразами, обязательными для Монжа и Гассенфратца, так же как и для всякого рядового придворного. Даже знаменитая историческая сцена, когда семидесятилетний Монж и смертельно больной старик Гассенфратц, живые обломки двух замечательных периодов - революционного и наполеоновского, 3 июня 1815 года в тоске ждут возвращения того, что сгинуло 26 лет назад, - даже эта потрясающая сцена, бросающая особый свет на их преданность Наполеону, затушевана де Лонэ. Иначе и не может быть, так как автор явно сочувствует реставрации (Наполеону он симпатизировал лишь как душителю революции), и это крайне реакционная установка не позволяет ему проанализировать свой материал.