© М. Б. ЯСИНСКАЯ

О некоторых заимствованиях в сочинениях князя Куракина

В последние десятилетия ученые, рассматривая языковые опыты деятелей прошлого, стали больше интересоваться их личностями, т.е. помимо языковой индивидуальности обращается внимание на среду обитания, культурный уровень тех, о ком идет речь.

В этом свете любопытно "языковое существование" князя Б. И. Куракина (термин Б. М. Гаспарова - Язык. Память. Образ. Лингвистика языкового существования. М., 1996).

Борис Иванович Куракин (1676-1727) - сподвижник Петра I, русский государственный деятель, дипломат. Большую часть жизни он прожил за границей (в Италии, Германии, Франции, Нидерландах). Был одним из образованнейших людей своего времени, блестяще владел итальянским, немецким, французским языками, быстро выдвинулся на дипломатическом поприще. Находясь с 1711 года в Гааге в звании посла, князь Б. И. Куракин фактически выполнял функцию русского канцлера за границей. Он оставил большое рукописное наследие: помимо посольских материалов, путевые заметки, автобио-

стр. 87

графию, а также наброски большого исторического сочинения, посвященного преимущественно эпохе Петра I.

Традиционно книжную деятельность князя Куракина часто рассматривали с пуристских позиций: "Известно также, что некоторые из европеизировавшихся дворян того времени почти теряли способность правильного, нормального употребления русского языка, вырабатывая какой-то смешной жаргон, таков, например, язык князя Б. И. Куракина, автора "Гистории царя Петра Алексеевича"" (Виноградов В. В. Очерки по истории русского литературного языка XVII-XIX вв. М., 1938). Существует и другая точка зрения. Как отмечает современный исследователь Петровской эпохи Е. В. Анисимов, "Б. И. Куракин, проживший длительное время за границей, впитавший культуру иного мира с его стереотипами, не может обойтись без иностранной лексики и не находит ей адекватного выражения в русском языке" (Анисимов Е. В. Государственные деятели глазами современников. Петр Великий. Париж - Москва - Нью-Йорк, 1993).

Соглашаясь с обеими точками зрения, мы полагаем, что, с одной стороны, для современников князя Куракина были понятны многочисленные лексические заимствования в его сочинениях, ориентированных на конкретный социальный слой, которому, безусловно, были хорошо известны многие европейские языки. С другой стороны - не являются ли эти многочисленные заимствования "мотивированными" (термин С. И. Карцевского - Из лингвистического наследия. М., 2000) и сознательно выбранными языковыми элементами, присущими лишь многоязычному языковому сознанию?

В доказательство выдвинутой гипотезы обратимся к двум произведениям князя Б. И. Куракина: "Гистория о царе Петре Алексеевиче 1682-1694", "Жизнь князя Бориса Ивановича Куракина им самим описанная 1676-1709". Для примера рассмотрим заимствования амор, амур и русское соответствие любовь; амурный - русского соответствия в памятниках нет. Объем двух художественных текстов составляет 84 страницы; заимствованные слова амор, амур встречаются пять раз, амурный так же, как любовь - по два раза и в одном контексте. Из количественного подсчета становится очевидным, что автор указанных произведений вообще редко употреблял данные слова. Связано ли это с жанром или, возможно, с другими причинами, представляется не столь значительным. Для подтверждения нашего предположения важным, на наш взгляд, становится выявление "мотивированности" или "немотивированности" этих заимствований (термины С. И. Карцевского. Указ. соч.).

Для наследника рода Гедиминовичей, аристократа, получившего как традиционное конфессиональное образование, так и секулярное западноевропейское; воспитанного в патриархальном духе, для сознания которого употребление слова любовь возможно лишь в особых

стр. 88

случаях: "Правда, сначала любовь между ими, царем Петром и супругою, была изрядная; но продолжилася разве токмо год. Но потом пресеклась; к тому ж царица Наталья Кирилловна невестку возненавидела и желала больше видеть с мужем ее в несогласии, нежели в любви " (Гистория о царе Петре... Здесь и далее курсив в цитатах наш. - М. Я .). "В русской культуре концепт "Любви" понятийно не развит, <...> или целомудренно не обсуждается" (Степанов Ю. С. Константы. Словарь русской культуры. М., 1997).

В творчестве князя Куракина понятие "любовь" табуированно. Все остальные случаи употребления - амор, амур, амурный, безусловно, являются "мотивированными": "...Федор Щегловитой весьма в амуре при царевне Софии профитовал и уже в тех плезирах ночных был в большей конфиденции при ней, нежели князь Голицын" (Гистория о царе Петре...); "И непрестанно [Ф. Я. Лефорт. - М. Я. ] давал у себя в доме обеды, супе и балы. И тут в его доме первое начало учинилось, что его царское величество начал с дамами иноземскими обходиться и амур начал первой быть к одной дочери купеческой, названной Анна Ивановна Монсова. И в то время названной Франц Яковлевич Лефорт пришел в крайнюю милость и конфиденцию интриг амурных " (Гистория о царе Петре...); "И тогда ж она, царевна София Алексеевна, по своей особливой инклинации и амуру, князя Василия Васильевича Голицына назначила дворовым воеводою войски командировать и учинила его первым министром с судьею посольскаго приказу; которой вошел в ту милость чрез амурные интриги" (Там же); "И в ту пору видел [князь Б. И. Куракин. - М. Я. ] некоторое не малое себе счастие, хотя и при смертном часу был и от Его Величества некоторую амор видел, также и от губернатора" (Жизнь князя Бориса Ивановича Куракина...); "...разстался [князь Б. И. Куракин. - М. Я. ] с великою плачью и печалью, аж до сих пор из сердца моего тот amor не может выдти и, чаю, не видет" (Там же).

Приведенные примеры подтверждают наше предположение о том, что для русского языкового сознания того времени понятие "любовь" имело особую культурно-историческую, духовную, этическую, эмоциональную значимость. Любовь - самое важное в жизни человека; любовь - благо, данное свыше; плохо быть легкомысленным в любви, проявлять безответственность; любить можно вечно.

С позиций современного исследователя и читателя отметим, насколько точно и "мотивированно" Куракин включал иноязычные слова в художественную ткань повествования.

"Самоограничение" в выборе того или иного слова диктуется автором сознательно: для русского менталитета иноязычные слова конфиденция, дебош несравненно уже, а цепь ассоциативных связей короче, чем в русских соответствиях, являющихся по своему языковому опыту богаче и разнообразнее - откровенность, доверительность;

стр. 89

разврат, распутство; блуд, разгул: "Когда в лете приезжают уже некоторые [знатные персоны. - М. Я. ] в конфиденции, всегда подчивают ринфрешками, как лимонатами..." (Дневник и путевыя заметки князя Бориса Ивановича Куракина 1705-1710); "Гаврило Головкин в то время был постельничим, которой крайнюю милость и конфиденцию у царя Петра Алексеевича имел и ни в какие дела не мешался" (Гистория о царе Петре...); "Также и постановление тем патриархам шутошным и архиереям бывало в городе помянутом Плешпурхе, где была сложена вся церемония в терминах таких о которых запотребно находим не распространять, но кратко скажем к пьянству, и к блуду, и всяким дебошам" (Там же). Из приведенных примеров видно, что автор "мотивированно" и осознанно выбирает более "деликатные" слова, не расширяющие ассоциативные поля русского читателя.

стр. 90