Семья в Византийской империи

"Osterreichisches Archiv fur Kirchenrecht". Wien. 1967. T. 18, N 3, S. 305 - 323.

В последнее время в медиевистике все более заметным становится интерес к изучению так называемых малых групп, или микроструктур. Это вполне оправданно, поскольку специфические формы семейных отношений, общинных и корпоративных связей весьма существенны для понимания общественной структуры того или иного средневекового государства. Именно поэтому привлекает внимание статья австрийского византиниста Г. Хунгера, в которой, если не считать работы И. Чишмана, вышедшей более ста лет тому назад¹ , сделана первая попытка дать общую характеристику византийского семейного права.

В работе Хунгера исследуются основные тенденции развития семейного права в Византийской империи, а именно - постепенное упрочение внутрисемейных связей. Если в римском праве развод был возможен по согласию сторон, то уже церковные писатели IV в. резко выступили против этого принципа. Григорий Назианзский, например, сознательно противопоставлял римские нормы развода и непризнание развода со стороны церкви. Законодатели IV- VI вв. неоднократно меняли свое отношение к разводу, и еще Юстин II в указе 566 г. допускал возможность расторжения брака по согласию сторон. В начале VIII в. развод был затруднен: устанавливался список юридических оснований, допускавших расторжение брака. Однако лишь к XII в. церковное запрещение развода окончательно восторжествовало.

Та же самая тенденция проступает и в постепенном запрещении бигамии, которая допускалась еще Кодексом Юстиниана (V, 5.2, закон 285 г.); она считалась приносящей бесчестие, однако не каралась. В Византии же бигамия была приравнена к нарушению супружеской верности. Исчез и конкубинат, который отстаивал еще Юстиниан: в указе императора Льва VI (886 - 912 гг.) запрещение конкубината аргументировалось отсутствием промежуточного состояния между браком и безбрачием. Были усилены препятствия к браку между дальними родственниками, запрещены браки между правоверными и иноверцами, осуждены повторные браки, грань между обручением и браком к XI-XII вв. окончательно стерлась.

К наблюдениям Хунгера можно было бы добавить еще некоторые факты. Сюда относится прежде всего формализация бракосочетания: если римское право допускало браки, заключенные по согласию сторон, то византийское право требовало оформления брака специальными обрядами, прежде всего церковным венчанием. Примечательно, что в этом вопросе византийская практика обгоняла западноевропейскую: сохранилось любопытное послание папы Николая I болгарскому царю Борису (852 - 889 гг.), где папа противопоставлял отношение римской и константинопольской церкви к бракосочетанию. По словам папы, греки считали грехом брак, заключенный вне церкви, тогда как в Риме сохранялся принцип "брачного согласия" как достаточного и необходимого условия создания семьи² . Более прочны-

¹ J. Zhischman. Das Eherecht der orientalischen Kirche. Wien. 1864.

² K. Ritzer. Formen, Riten und religi-oses Brauchtum der Ehesehliessung in den christlichen Kirchen des ersten Jahrtausends. Munster. 1961, S. 104.

ми становились и имущественные связи внутри семьи: если, согласно римскому праву, муж был простым пользователем на время брака приданого, принесенного женой, то в Византии развивалась тенденция рассматривать имущество супругов как слитое³ .

Чем же объясняется это упрочение семейных связей? Хунгер сводит причины к борьбе христианского и нехристианского влияний, к постепенному вытеснению нехристианских представлений другими, соответствовавшими церковному учению. Думается, однако, что это объяснение неполно. Сам Хунгер пишет, что в Византии муж получал право убить любовника жены, захваченного в доме мужа, и справедливо отмечает: "С христианским духом это право на убийство, естественно, не имеет ничего общего". И вместе с тем оно соответствовало принципам упрочения семьи. Да и само христианское учение о семье, по- видимому, соответствовало тенденции общественного развития тех столетий: человек переставал быть гражданином полиса-муниципия и превращался в подданного империи; его общественные и корпоративные связи слабели, и жизнь как бы ограничивалась все отчетливее мельчайшей из малых групп -семьей.

В заключении статьи автор ставит вопрос об отношении между церковью и государством в Византии. Основываясь на новых материалах, опубликованных Ж. Даррузесом⁴ , он стремится - не без оснований - пересмотреть традиционное представление о полной подчиненности церкви императорской власти. Однако выводов о специфике отношений семьи и государства в Византии Хунгер не делает. Любопытно, что, несмотря на свое внутреннее упрочение, византийская семья оставалась бесправным институтом перед органами государственной власти, и, скажем, расторжение брака по воле императора было нормальным явлением вопреки всем благочестивым заверениям о святости брака.

³ А. Гуляев. Предбрачный дар в римском праве и в памятниках византийского законодательства. Дерпт. 1891, стр. 132 и сл., 142 и сл.

⁴ J. Darrouzes. Documents inedits d'ecclesiologie byzantine. P. 1966.