публикация №1534963728, версия для печати

СЕМЬЯ В СРЕДНЕВЕКОВОМ ГОРОДЕ


Дата публикации: 22 августа 2018
Автор: А. Л. ЯСТРЕБИЦКАЯ
Публикатор: Алексей Петров (номер депонирования: BY-1534963728)
Рубрика: СЕМЬЯ, ЛАЙФСТАЙЛ, ДОМ


История семьи - область, где перекрещиваются интересы самых разных специалистов - от историков культуры, религии, права, демографов до искусствоведов, этнографов, антропологов. Это соответствует многообразию проблем, возникающих при широком подходе к изучению данной темы. Важность обращения к ней медиевистов трудно переоценить. Исследование специфических форм семьи, роли отношений родства в феодальном обществе имеет существенное значение для более глубокого понимания как средневековой общественной структуры в целом, так и тех конкретных взаимосвязей, которые имелись в ту эпоху между семьей, отношениями феодальной собственности и власти, классового господства и подчинения1 .

До второй мировой войны семья и отношения родства рассматривались в буржуазной медиевистике, как правило, лишь в связи с другими темами - историей права, налогообложения, движения народонаселения и т. п. Специфические проблемы самой семьи как продукта определенной общественной системы, ее формы, особенности функционирования в докапиталистическую эпоху, направление эволюции и другие вопросы не привлекали внимания историков, переносивших на средневековье современные им представления о семье и браке.

Интенсивные исследования по истории средневековой семьи развернулись сравнительно недавно - в последние 25 - 30 лет. В настоящее время эта проблематика завоевала прочные позиции в мировой историографии. Достаточно сказать, что с 1970 г. она неизменно входит в программу международных конгрессов исторических наук. На XVI конгрессе в Штутгарте (август 1985 г.) ей посвящен "круглый стол".

Чем обусловлен этот все усиливающийся интерес к "нетрадиционной" для историков теме? Вопрос достаточно сложен, чтобы на него можно было ответить однозначно. В известной мере этому, несомненно, способствует кризис, переживаемый семьей в современном буржуазном обществе2 . Но не менее важны и процессы, происходящие в самой исторической науке и связанное с ними расширение ее исследовательских горизонтов. Симптоматично, что история семьи привлекла внимание прежде всего тех западных историков-медиевистов, которые в той или иной мере разделяют установки т. н. новой исторической науки (Ж. Дюби, Ж. Легофф, Р. Фосье, П. Тубер и др.)3 .


1 См. Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. Т. 21, с. 26.

2 См. Duby G. L'invite de l'Humanite Georges Duby historien de Moven Age professeur an College de France. - L'Humanite. 30.III.1981.

3 Афанасьев Ю. Н. Вчера и сегодня французской "новой исторической науки". - Вопросы истории, 1984, N 8; см. также Бессмертный Ю. Л. Структура крестьянской семьи во французской деревне IX в.. данные антропонимического анализа Сен-Жерменского политика. В кн.; Средние века. Вып 43. 1980; его же. "Феодальная революция" X-XI веков? - Вопросы истории, 1984, N 1; Идеология феодального общества в Западной Европе: проблемы культуры и социокультурных представлений средневековья в современной зарубежной историографии. Реферативный сборник (РС) ИНИОН АН СССР. М. 1980; Культура и общество в средние века: Методология и методика зарубежных исследований. РС ИНИОН АН СССР. М. 1982.

стр. 68


Среди новых работ о средневековой семье немало таких, в которых широко привлекаются материалы городских по своему происхождению источников - списки налогового обложения, описи имущества, завещания, семейные хроники, дневники и т. п. Как правило, это локальные исследования, авторы которых пытаются в зависимости от возможностей своего материала реконструировать структуру городской семьи, ее численный состав, выявить демографические характеристики (плодовитость, смертность, брачный возраст, стратегия брачных альянсов и др.), хозяйственное, политическое функционирование семейных коллективов4 . Но лишь в очень немногих из этих работ имеют место попытки осмыслить конкретный материал с точки зрения специфики именно городской семьи5 . Более того, сама постановка вопроса обнаруживает зачастую не столько намерение исследователя понять городскую семью в ее своеобразии, сколько воздействие на самого историка современных социологических теорий6 .

Конечно, сегодня в западной медиевистике, пожалуй, уже не встретишь прямой трактовки средневековой городской семьи как прообраза буржуазной, что было в традиции историографии прошлого столетия. В то же время даже в работах, близких по своим методологическим принципам "новой исторической науке", девиз которой - понять средневековье "в его собственных категориях и представлениях", город до сих пор однозначно трактуется как среда, разлагающая "традиционные семейные структуры". Мысль эта в свое время была высказана М. Блоком (подчеркивавшим вместе с тем важность отношений родства в среде как сельских феодалов, так и городского патрициата)7 . Воспринятое последующим поколением западных медиевистов, это положение полу-


4 См. Бессмертный Ю. Л. Проблемы исторической демографии средневековья в современной медиевистике. В кн.: Демография западноевропейского средневековья в современной зарубежной историографии. РС ИНИОН АН СССР. М. 1984; La de-mographie medieval: Sources et metodes. Actes du congres de l'Association des historiens medievistes de l'enseignement superieur public (Nice, 1 - 16 imai 1970). Nice - P. 1972; Famille et parente dans l'Occident medieval: Actes du colloque de Paris (6 - 8 juin 1974) organise par l'Ecole praiique des hautes etudes (Vl-e section) en collaboration avec le College de France et l'Ecole Francaise de Rome. Communications et debats presentes par G. Duby et J. Le Goff. P. - R. 1977; Ruining H. Die Familie in einer deutschen Kleinstadt am Obergang vom Mittelalter zur Neuzeit. Materialien und Beobachtungen. In: Familie zwischen Tradition und Moderne: Studien zur Geschichte der Familie in Deutschland und Frankreich vom 16. bis zum 20. Jh. Gottingen. 1981; Richet D. Familialcs Verhalten der Eliten in Paris in der 2. Halfte des 16. Ih Quellen und Probleme. - Ibid.; Schuler Th. Familien in Mittelalter. - In: Die Familie in der Geschichte. Gottingen. 1982; Annales de demographie historique: Villes du passe. P. 1982.

5 В этой связи обращают на себя внимание работы Д. Хьюджс, в которых предпринимается попытка реконструировать организацию отношений родства и проследить ее функционирование на разных социальных уровнях городского населения (см.: Hughes D. -O. Urban Growth and Family Structure in Medieval Genoa. -Past and Present (PP), 1975, N 66; e j и s d. Struttura familiare e sistemi di successione ereditaria nei teslarnenti dell'Europa medievale. In: Famiglia e communita. - Quaderni Storici, 33. Ancona. Settemb-re-dicernbre, 1976; ejusd. Kinsmen and Neighbors in Medieval Genoa. In: The Medieval City. New Haven and Lnd. 1978). Следует отметить также книгу Д. Херлихи и К. Клапиш-Зубер "Тосканцы и их семьи", уникальную как по характеру положенного в ее основу источника, так и по многосторонности освещения предмета исследования. Тосканский кадастр 1427 г., содержащий материалы переписи населения Флоренции и подвластных ей территорий, позволил авторам реконструировать городскую семью на уровне ее элементарной единицы - очага (домохозяйства) и вместе с тем в контексте демографических, хозяйственных и социальных процессов в регионе в эту эпоху; Herlihy D., Klapisch-Zuber Ch. Les Toscans et leurs families: Une etude du catasto Florentin de 1427. P. 1978; см. также: Демография западноевропейского средневековья в современной зарубежной историографии, с. 195 - 217.

6 Goode J. World Revolution and Family Patterns. N. Y. 1963; Le Play F. L'or-ganisation de la famille. P. 1972; Maire-Vigueur J. G. A propos d'un colloque sur "Familie et parente". In: Studi medievali, seriie terza, a. XVI. Fasc. I. Spoleto: Centro Italiano di studi sull'alto medioeva, 1975.

7 См. Bloch M. La societe feodale: La formation des liens de dependance. P. 1939, pp. 191, 206, 216 - 217.

стр. 69


чило своеобразное истолкование и развитие в некоторых работах современных историков. Показателен, в частности, ряд исследований, опубликованных в материалах Римского коллоквиума "Семья и родня", который был организован в июне 1974 г. по инициативе таких ведущих центров современной западной медиевистики, как Коллеж де Франс и Практическая школа высших исследований8 . Речь идет о статьях Дж. Виоланте и П. Каммарозано, рассматривавших эволюцию семейных отношений в итальянских коммунах XII- XIV вв.;. Ш. де Ронсьера, М. Луццато, Г. Розетти, посвященных характеристике ряда нобильских и купеческих семей Флоренции, Пизы и других итальянских городов XIV-XV веков9 .

Своеобразной точкой отсчета при оценке характера городской семьи и ее эволюции служат у этих историков формы семьи и отношений родства феодальной знати, лучше изученные в настоящее время. Ориентируясь как на образец на аристократический линьяж в его классическом выражении (преемственность поколений по мужской линии, нераздельное владение наследственным имуществом - патримонием), они говорят о "разрыхлении семейных структур" в условиях городского хозяйства (в противовес большей их жесткости в среде феодальной аристократии), о "разложении" сложных семейных коллективов и господствующем положении малой супружеской семьи. При этом внимание концентрируется почти исключительно на патрицианских, нобильских фамилиях, лучше освещаемых источниками. При таком подходе неизбежно утрачивается цельность картины, а сам город, хотят того авторы или нет, предстает принципиально противостоящим феодальному окружению (как это утверждала буржуазно-либеральная историография еще в XIX в.).

Между тем однозначность конечных выводов и частных оценок входит в противоречие с материалом новых источников (Дж. Виоланте, Г. Розетти) или же старых, но по-новому осмысленных (Ш. де Ронсьер, П. Каммарозано), который содержится в самих этих работах. Широкая источниковая основа, позволяющая пролить свет на ряд аспектов, важных для понимания средневековой городской семьи (не только итальянской), и составляет главную ценность этих небольших конкретных исследований, результаты которых, однако, требуют более разносторонней и диалектической оценки этого института, чем та, которая дается в работах западных историков.

Цель настоящей статьи состоит в том, чтобы, систематизируя новый материал, введенный в научный оборот, попытаться охарактеризовать городскую семью на основных социальных уровнях, т. е. не только нобилитета, но и купечества, ремесленников, проследить общие для средневековья в целом и специфические городские черты ее организации, определить значимость, формы, принципы традиционных отношений родства в городской среде для разных социальных классов. В статье предпринимается попытка обобщить конкретные результаты названных выше и ряда других современных исследований истории семьи, прежде всего по лучше изученным итальянским городам10 .


8 См. сн. 4.

9 Violante C. Quelques caracteristiques des structures familiales en Lombardie, Emilie et Toscane aux Xle et Xlle siecles. In: Famille et parente dans l'Occident medieval; Cammarosano P. Les structures familiales dans les villes de l'ltalie communale (XIIe-XIVe siecles). - Ibid.; De la Ronciere Ch. -M. Une Famille florentine au XlVe siecle: Les Velluti. - Ibid.; Rosetti G. Histoire familliale et structures sociales et politiques a Pise aux Xle et Xlle siecles. - Ibid.; Luzzato M. Families nobles et families marchandes a Pise et en Toscane dans le Bas Moyen Age. - Ibid.

10 Преобладание исследований семьи именно итальянских городов в значительной мере обусловлено состоянием источников. В Италии историки получили редкую возможность для реконструкции семейных отношений и родословных на основе серий частноправовых актов (в изобилии представленных в архивах), которыми из поколе-

стр. 70


Прежде чем перейти к рассмотрению названного комплекса вопросов, целесообразно обратить внимание на ряд общих аспектов средневековой истории института семьи. То обстоятельство, что новый и "нетрадиционный" для историков вопрос о средневековой семье оказался тесно связанным с одной из центральных методологических проблем медиевистики - о природе средневекового города, его месте в системе феодализма, далеко не случайно. Семья составляла органическую группу традиционного средневекового общества. В ее рамках, особенно в раннее средневековье и в крестьянской среде, обеспечивалось не только "производство самого человека, продолжение рода", но и производство средств к жизни11 . Но если на уровне производящих эксплуатируемых и угнетенных масс феодального общества - крестьянства и горожан - семья сплошь и рядом функционировала как первичная и основная производственная ячейка, то в среде господствующего класса - феодальной знати, а также городского нобилитета семья была формой, посредством которой реализовались отношения феодальной собственности: и господства. Через семью прежде всего включался человек средневековья в общественную жизнь; семья была хранительницей традиций, передатчиком памяти поколений и социально-психологических представлений, формировавших систему ценностей и кодекс социального поведения индивида. Поэтому изучение семьи открывает дополнительные возможности для более глубокого понимания кардинальных проблем западноевропейского средневековья (отношений собственности, социальных и политических структур, демографии, духовной жизни)12 , специфики таких сложных его феноменов, как город. Из этого следует, что для уяснения особенностей средневековой городской семьи недостаточно формального соотнесения ее с организацией семейных отношений в среде феодальной знати. Необходимо учитывать более широкий контекст развития и функций семьи в феодальной Европе.

Начать с того, что средневековье не знало понятия "семья" в современном обыденном его значении как супружеской пары с ее несовершеннолетними детьми ("предоставленной собственной судьбе")13 . Термин, которым в современных языках обозначают семью, мог подразумевать в ту эпоху совокупность как широкого круга родственников (родню, кровнородственную группу)14 , так и совместно живущих людей, не обязательно связанных родством15 . Современное понимание семьи вытесняет эти средневековые представления относительно поздно в Англии и Франции с XVIII в.; примерно с этого же времени (рубеж XVII-XVIII вв.) - в Германии, где, как калька с французского, получает распространение сам термин "Familie" (вначале также зачастую еще в смысле широкой домохозяйственной общности)13 . Многозначность понятия семьи отражает характерную реальность западно-


ния в поколение оформлялись права на владение патримонием. Этот тип документа, широко распространенный с X в. в Италии, стал, по образному выражению Дж. Виоланте, "своеобразной формой сохранения памяти о предках" на протяжении столетий. Именно уходящая в глубь веков детально разработанная юридическая традиция, как полагает тот же автор, обусловила чрезвычайную устойчивость в Италии "семейной памяти". Над реконструкцией истории городских семей и их родословных работают в настоящее время многие итальянские медиевисты (см.: Viol ante C. Op. cit.; Rosetti G. Op. cit.).

11 Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. Т. 21, с. 26.

12 Бессмертный Ю. Л. Структура крестьянской семьи, с. 32 - 38.

13 Fossier R. Enfance de l'Europe: Aspects economiques et sociaux. T 2 Structure et probleme. P. 1982, p. 908.

14 См. Geschichte Grundbegriffe. Bd. 2. Etonn. 1978, S. 254 - 255.

15 Ibid., S. 157.

16 См.: Идеология феодального общества в Западной Европе, с. 46; Schuler Th Op. cit., S. 29; Geschichte Grundbegriffe, Bd. 2, S. 266; Flandrin J. -L. Families: parente, maison, sexualite dans l'ancienne societe. P. 1976.

стр. 71


европейского средневековья в этой сфере социальных связей, а именно - присущее ему специфическое соотношение между родственной группой и малой супружеской семьей. Современные исследователи констатируют разложение в целом к середине X в. архаических патриархальных кланов, во всяком случае, на юге и западе европейского континента, и упрочение в ходе его малой супружеской семьи17 . Начавшийся еще в период поздней античности, процесс этот протекал медленно, становясь порой попятным18 .

Малая супружеская семья была не только внутренне непрочной, но хозяйственно и социально недостаточной в условиях аграрной экономики и феодальной социально-политической структуры. Она дополнялась более обширными семейными группами и родственными объединениями, как бы растворяясь в них. С одной стороны - это домашняя община, домохозяйство; с другой - родственные коллективы (в которые домохозяйства включались как один из составных элементов), спаянные узами крови и брачными союзами. Современные исследования вскрывают фундаментальную роль традиционных отношений кровного родства - "сородичей" также и в феодальном обществе. В этом смысле это общество, по выражению А. Гэро-Жалабер, сопоставимо с примитивными19 . Хотя на феодальном Западе признавалась законность индивидуального владения, но на практике влияние семейной группы распространялось и на имущество; во многих земельных актах отчуждения, относящихся к X-XII вв., преамбулы говорят о полной свободе распоряжения имуществом и вместе с тем сплошь и рядом упоминают о согласии лиц различной степени родства на его продажу или раздел; одобрение близких при этом было обязательным20 .

Феодальной Европе присущи многообразные типы сложных домохозяйств, "многоячейных" или "нераздельных", включавших две и более супружеские семьи (патриархальная, корневая семья, объединение братьев)21 . Общность семейного имущества, хотя и обусловленная раз-


17 Fossier R. Op. cit. Т. 2, р. 908.

18 Такой источник, как пенитенциалии (руководства для священников в их общении с паствой), свидетельствует о чрезвычайной устойчивости германских и кельтских представлений о семейных обычаях и нравах на протяжении всего раннего средневековья. Частой практикой были повторные браки, особенно в среде высшей аристократии. Добрачные связи, конкубинат, - явление, присущее западному средневековью на всем протяжении его истории. Кодификация семейных отношений протекала медленно; даже в IX-X вв. достаточным условием для создания семьи считалось "брачное согласие" (помолвка). Внедрение церковной модели брака (основным элементом которой становится церковное венчание) началось во Франции с XII в., а в других странах, в Италии например, она была реализована в полной мере лишь к началу нового времени (см.: Manselli R. Vie familiale et ethique sexuelle dans les penitentiels. In: Famille et parente dans l'Occident medieval, pp. 363 - 384; Duby G. Le chevalier, la femme et le pretre: Le mariage dans France feodale. P. 1981; Klapisch-Zuber Ch. Une tnologie du mariage au temps de Humanisrne. - Annales: Economies, Societes, Civilisations, 1981, N 6, p. 1019; ejusd. Zacharie ou le pere evince: les rites a nuptiaux en Toccane. - Annales, 1979, a. 34, N 2.

19 Guerreau-Jalabert A. Sur les structures de parente dans l'Europe medie- vale (Note critique). - Annales, 1981, N 6, p. 1034 (см. также: В loch M. Op. cit., p. 191; Tabacco G. Le rapport de parente comme instrument de domination consortiale: quelques exemples piemontais. In: Famille et parente dans l'Occident medieval, pp. 153 - 158).

20 Bloch M. Op. cit., pp. 194 - 195.

21 Одним из итогов современных историко-демографических исследований состава и структуры домохозяйств является как раз констатация регионального и локального многообразия их типов в средневековой Европе. П. Ласлет, Ж. Фландрен считают, что тип простого домохозяйства наиболее характерен для европейского Северо-Западного региона, тогда как различные виды сложных семей особенно часты в Центральной, Восточной и Южной Европе, что не исключает и здесь районов с преобладанием домохозяйств простого типа (Лангедок, Прованс, Лациум) (см.: Laslett P. Household and Family in Past Time. Cambridge. 1972; Toubert P. Les structures du Latium medieval Le Latium meridional et la Sabine du IX-e siecle a la fin du XII-е siecle. R. 1973; Flandrin J. -L. Famille. - La nouvelle histoire. P. 1978.

стр. 72


ными причинами и преследовавшая разные цели, была распространена и в среде господ и у зависимых крестьян. Низкий уровень агрикультуры, нехватка инвентаря и тяглового скота, сеньориальный и фискальный гнет, частые голодовки и эпидемии, порождавшие дефицит рабочих рук, в конкретной ситуации могли предписывать необходимость в более широкой, чем супружеская ячейка, семейной кооперации22 (не следует, конечно, игнорировать и родовые традиции, особенно устойчивые в крестьянской среде, тем более в раннее средневековье и в малоразвитых районах).

Важным итогом современных исследований средневековой семьи является также констатация сложности ее развития, которое не укладывается в единую и непрерывную линию постепенного высвобождения индивида из-под контроля семейной группы. На это обратил внимание еще М. Блок: "Право распоряжения имуществом у варваров кажется более свободным от ограничений, чем соответствующее право XI в. ...Утверждение феодальных отношений сопровождалось сплочением родственных связей: времена были беспокойные, публичная власть бессильной и человек искал защиты и помощи у сородичей"23 . Ужесточение с конца X-XII в. до этого более рыхлых семейных структур и возникновение обширных аристократических линьяжей с агнатической преемственностью (т. е. с приоритетом родственников по мужской линии поколений) и нераздельным земельным владением констатируют также и историки послевоенного периода, ставящие, однако, этот процесс в иную причинно-следственную взаимосвязь24 . Но при всех различиях в объяснении причин этого явления исследователи единодушны в признании качественно новой природы этих сложных семейных структур, так же как и переломного характера эпохи, на которую приходится процесс их создания25 .

Аристократический линьяж не пережиток родового строя, а элемент уже феодальной общественной системы. От первобытного клана его отличали и меньший масштаб родственной группы и четкие экономические связи, развитое семейное сознание, находившее выражение в генеалогиях и родовом имени. Иной была и его функция: иерархическая структура, принцип нераздельности патримония, практика брачных альянсов - все это было подчинено укреплению земельной собственности как основы феодального господства и консолидации иерархических отношений власти. Аналогично и образование многоячейных, сложных


22 Таково происхождение многоячейных семейных сообществ, например, на землях Сен-Жерменского аббатства IX в. (в период, когда распад больших каролингских семей уже завершился) и в Южной Италии X-XIII вв.; крестьянских "домусов" и патриархальных семей в XV в. в Лациуме и на рубеже XIV-XV вв. - в контадо Прато (см.: Бессмертный Ю. Л. Структура крестьянской семьи; Абрамсон М. Л. Крестьянские сообщества в Южной Италии в X-XIII вв. - Европа в средние века: экономика, политика, культура. М. 1972; Le Roy Ladurie E. Montaillon village Occitan. P. 1975; Klapisch- Zuber Ch. Declin dernographique et structure du menage. L'exemple de Prato fin XlV-e - fin XV-e. In: Famille et parente dans l'Occident medieval).

23 Bloch M. Op. cit., p. 220.

24 Ж. Дюби., исследовавший французский аристократический линьяж, относит его возникновение к рубежу X-XI вв. и связывает с утверждением феодального сеньориального господства, важнейшим инструментом реализации которого, собственно, и стал линьяж (см.: Dub у G. Lignage, noblesse et chevalerie. - Annales, 1972, N 4 - 5; Бессмертный Ю. Л. "Феодальная революция" X-XI веков?). По мнению Дж. Виоланте, важную роль в возникновении линьяжа сыграла григорианская реформа, сопровождавшаяся запрещением браков между родственниками до седьмого колена (см. Violant'e C. Op. cit., p. 91). С резким сокращением фонда нефеодализированных земель, усилением нажима реформированной церкви, требовавшей возврата земель, некогда захваченных у нее светской знатью, связывает возникновение линьяжа Д. Херлихи: родственные коллективы этого типа были призваны предотвратить дробление семейного земельного владения и усилить коллективный контроль над ним (см. Herlihy D., Klapisch-Zuber Ch. Op. cit., pp. 532 - 533).

25 См. Бессмертный Ю. Л. "Феодальная революция" X-XI веков?

стр. 73


крестьянских домохозяйств ставится современными исследователями во взаимосвязь не с пережитками позднеантичных или германских родовых отношений, но с реальностью уже феодального общества (хозяйственная конъюнктура, демографические процессы, изменения в формах феодальной эксплуатации и др.).

Какие же нюансы вносил в эту картину город? В какой мере присущие ему формы семьи отражали общие принципы ее средневековой организации и тенденции развития? Современное состояние исследования собственно городской семьи позволяет наметить лишь самые общие контуры проблемы, причем, как было отмечено выше, на примере прежде всего средиземноморского города. Вместе с тем, те закономерности, которые обнаруживает более полный, массовый итальянский, в частности, материал, представленный разнообразными типами источников, находят подтверждение во фрагментарных свидетельствах о городской семье других регионов средневековой Европы.

Прежде всего обращает на себя внимание то, что город, провозгласивший коммунальные свободы, отменивший сеньориальные притязания в сфере заключения брака и наследования, одновременно в вопросах, связанных с преемственностью семейного имущества, его отчуждением и т. п., следовал общим нормам феодального права, которыми руководствовалась также и сельская земельная аристократия с XI в.: приоритет родственников по мужской линии (агнатов) во всех операциях, связанных с недвижимостью, так же как и стремление сохранить его в рамках патриархальной семейной группы, составляли главный принцип семейного законодательства с конца XII в., во всяком случае, у северо-итальянских коммун. Городом был воспринят и свойственный сельской земельной аристократии агнатический принцип передачи по наследству патроната над церковными учреждениями и связанных с ними должностей, родовых укрепленных башен, возводившихся, как правило, также сообща26 . При этом речь шла не о механическом перенесении традиционных для феодальной знати норм наследования (что можно было бы ожидать, принимая во внимание социальный состав ранне-итальянских коммун, в которых феодалы-землевладельцы играли важную роль), но об их адаптации с учетом потребностей городской хозяйственной жизни в целом (а не только нобилитета).

Городское законодательство усилило действие этих норм, очистив от противоречий и расширив социальную сферу их приложения; это было достигнуто, в частности, за счет введения новой системы брачных ассигнований, нормативной для всех социальных слоев горожан27 . Исследование П. Каммарозано, затрагивающее этот правовой аспект проблемы городской семьи, обнаруживает одновременно сложность ее структуры в одном из главных пунктов - соотношения между родственной группой и малой супружеской семьей, причем хозяйственные возможности последней представляются весьма далекими от самостоятельности. Нельзя не заметить, однако, что городское законодательство, перестраивая систему брачных ассигнований с учетом интересов агнатов


26 Cainmarosano P. Op. cit., p. 182 а. о.

27 Дело в том, что до XIII в. в Италии сохранялась широко практиковавшаяся в аристократических семьях германская система брачных ассигнований, обеспечивавшая за женой право на треть или четверть наследственного имущества умершего супруга, что ущемляло интересы родственной группы мужа и мужских наследников. Городское законодательство, отменив это право, ограничило наследственные притязания жены заимствованным из позднеантичного права (в его юстиниановой интерпретации) "брачным даром" (antifactum), сумма которого должна была быть пропорциональна размерам приданого и в целом не превышать установленного максимума. Это, в свою очередь, повлекло изменение системы наделения приданым, на этот раз с учетом интересов родственной группы жены. В XIII-XIV вв. в итальянских городах распространяется практика выделения приданого только в денежной форме и в сумме, обусловленной брачным договором. Дочери, получившие такое приданое, исключались из общего числа наследников отцовского патримония

стр. 74


и таким образом в ущерб супружеской ячейке, вместе с тем объективно создавало почву для развития и иных тенденций. Так, уравнение в размерах приданого жены и "брачного дара" мужа объективно открывало путь к созданию общесемейного имущественного фонда, а для каждого из супругов - права на распоряжение той частью имущества, которое было привнесено им в соответствии с брачным договором. Это, в свою очередь, свидетельствует о складывании в городской среде условий для зарождения иной, нетрадиционной формы брака - брака-контракта28 .

Стремления городского законодательства поддержать и укрепить хозяйственный авторитет родственной группы, сплачивавшейся на агнатической основе, имели под собой вполне реальную экономическую и политическую почву, отвечая интересам прежде всего городского нобилитета. Включение феодалов-землевладельцев в средиземноморских городах в сферу деятельности, чуждую "настоящим" рыцарям, - в торговлю, ростовщичество, эксплуатацию городских доходных статей и т. п., конечно, не могло не повлечь за собой изменений в присущей феодальному классу организации семейных отношений, однако вряд ли характер этих изменений может быть сведен только к "разрыхлению" или "ослаблению" линьяжных связей29 . Правильнее, видимо, говорить об их трансформации, степень и конкретные формы которой, конечно, зависели во многом от типа хозяйства и особенностей политического управления городом, исторического развития региона в целом и т. п. Так, Д. Хьюджс, исследовавшая семейные структуры населения Генуи XI-XIV вв., показывает, что специфика этого города-порта, ориентированного почти исключительно на дальнюю торговлю, отнюдь не ослабила линьяжных связей. Напротив, стремление закрепить ключевые позиции в заморской торговле и в политической жизни города, острота социальных противоречий заставили генуэзскую консуларскую знать - этих потомков мелких лигурийских феодалов, - "осознавших (по выражению Д. Хьюджс) в X-XI вв. выгоды городской жизни", интенсифицировать свою семейную организацию. По мере того как генуэзские нобили усиливали контроль над важнейшими городскими рынками, районами порта, городскими воротами, их родственно-семейные связи становились все более ярко выраженно патрилинейными, а патримониальная основа родственных групп - все более прочной30 .

Фамильная сплоченность - черта, присущая консуларской знати не только Генуи. Тесно спаянные родственные группы ("роды", "линьяжи") аристократии, возводящие свои генеалогии к норм энской, а иногда и византийской эпохе, проследила на материале XII-XIII вв. в другом крупнейшем центре дальней морской торговли - Бари на Адриатическом побережье Южной Италии и в Барлетте - торговом центре Апулии М. Л. Абрамсон. Их внутренняя организация обнаруживает черты, аналогичные генуэзским аристократическим линьяжам: совместные деловые операции и совместное распоряжение недвижимостью (чаще ее частью: "Главным домом", поместьем, основным капиталом), совладение торговыми предприятиями и хозяйственными строениями; возведение на общий счет крепостной башни и церкви; родовое имя; монополизация высших должностей в коммунальном управлении и в церковной иерархии.


28 Fossier R. Op. cit. Т. 2, р. 921 а. о.; Гуляев А. М. Предбрачный дар в римском праве и в памятниках византийского законодательства. Дерпт. 1891; Хвостов В. М. История римского права. М. 1916, с. 398 - 404.

29 Cp. Bloch M. Op. cit., pp. 216 - 217, 220.

30 Hughes D. -O. Op. cit., pp. 9 - 11, 16, 19 - 20; см. также: Cammarosanо P. Op cit., p. 182; Ortauli Ch. La Famille a Bologne au XIII-e siecile entre la realite des groupes inferieurs et la mentalite des classes dominantes. In: Famille et parenle dans I'Occident medieval, p. 215.

стр. 75


Прочность и важность отношений родства обнаруживают себя и на другом социальном уровне городского населения, генетически не связанном ни с феодальной земельной аристократией, ни с нобилитетом. Купеческие "линьяжи" и "роды", хорошо известные в городах также к северу от Альп и не просто заимствование, как принято считать, престижной формы организации отношений родства осознавшим свое могущество сословием, не только подражание родовитой феодальной знати (что, конечно, имело место, особенно в позднее средневековье). Восприятие "линьяжа" купечеством в не меньшей, если не в большей мере было обусловлено эффективностью подобной формы семейных отношений в условиях городской действительности, пронизанной конкурентной борьбой и политическим соперничеством. Семейная солидарность - важнейший инструмент реализации как политического и экономического господства городского нобилитета, так и хозяйственных и политических устремлений высших слоев купечества31 .

Нередко при оценке купеческих родов акцентируют внимание на "краткости" их родословных, непродолжительности совместного проживания, нераздельного пользования наследственным имуществом, ведения "общего" коммерческого предприятия и т. п., делая на этом основании вывод о "прогрессирующем распаде" родственных коллективов и "индивидуализации" семьи в купеческой среде. Такой позиции придерживается, в частности, Ш. Ронсьер, автор интересного исследования, реконструирующего генеалогию и структуру флорентийской купеческой фамилии XIV в. Веллутти. Бесспорно, генеалогии купеческих семей короче аристократических и не уходят (или не возводятся) "в глубь веков". Городское купечество и не могло иметь "древних" корней: так, основатель семьи Веллутти, например, появился во Флоренции не ранее 1244 года: Но, непродолжительные по восходящей линии, эти роды внушительно обширны по своим боковым ответвлениям, и это хорошо показано Ронсьером. Генеалогия Веллутти, согласно свидетельству домашней хроники, на которой базирует свои подсчеты Ронсьер, к 1370 г. охватывала три поколения, включая 17 прямых линий и свыше 160 боковых (в целом 490 человек и 92 домохозяйства).

Не следует абсолютизировать и принцип совместного проживания, о чем свидетельствует история тех же Веллутти. Действительно, совместное проживание братьев имело место лишь в начале истории этой семьи, когда ее основатель с четырьмя сыновьями пришел во Флоренцию. После женитьбы двое из братьев выстроили себе дом неподалеку от отцовского; в следующем поколении отселились племянники, возведя новый фамильный дом рядом с домом деда. Важно, однако, то, что, несмотря на все разделы, в XIV в. уже многочисленные Веллутти, жившие бок о бок во многих домах, группировавшихся вокруг "родового дворца", господствовали над целым кварталом, где находились и фамильная церковь и "родовые" могилы32 . Таким образом, суть проблемы, видимо, не в степени "древности" купеческих родословных, сконструированных домашними хронистами, но в той важности, которой обладали отношения родства и в этой социальной среде. "Индивидуализация" отдельных семей в процессе дробления купеческого рода являлась также весьма относительной и не была тождественна семейной индиви-


31 Д. Херлихи относит распространение купеческих "линьяжей" в Тоскане к XIII в. (аристократических - к концу XII в.). Именно к тому времени, по его наблюдению, относится и появление здесь "линьяжных имен" - фамильного когномена, т. е., имени, общего для семей конкретной родственной группы. Фамильный когномен, полагает Д. Херлихи, - порождение урбанизации, признак богатства, причастности к политической борьбе, власти, контактов с "внешним" миром; это феномен прежде всего богатых, развитых торгово-промышленных городов (Herlihy D., Klapisch-Zuber Ch. Op. cit., pp. 537 - 543; Michaelsson K. Etudes sur les noms de personne franc.ais d'apres les roles de taille parisiens (de 1292, 1296 - 1300, 1313). Uppsala. 1927).

32 De la Ronciere Ch. Op. cit., pp. 230, 233, 234 - 237.

стр. 76


дуализации в современном ее понимании. Раздел, во всяком случае в крупной купеческой семье (так же как в нобильской), никогда не был абсолютным и не сопровождался прекращением хозяйственного сотрудничества, ослаблением уз родственной солидарности, изменением места проживания, как и не приводил к абсолютной ликвидации общего дела и совладения недвижимостью33 .

Относительно быстрый распад семьи, положившей начало генеалогии купеческой фамилии, - явление, неизбежное в условиях города. Компания сонаследников, возможность воздействия на ход дел которой автоматически открывалась для широкого круга лиц - старших мужских представителей всех поколений, оправдывала себя (и это хорошо показано Ронсьером) лишь до известного предела. Специфика коммерческого дела требовала мобильности, быстрого принятия решений, словом, более гибких форм ассоциации. Вместе с тем из этого совсем не следует, что городское хозяйство "ослабляло" значение родственной солидарности как таковой и в купеческой среде. В обществе социально и хозяйственно нестабильном, где смертность была очень высока, семейные и более широкие родовые связи обеспечивали преемственность в делах, кредит и его безопасность. Они открывали также возможность для своеобразного "разделения труда": дальние деловые поездки, мореходство становились функцией одних (чаще более молодого поколения, неженатых), а руководство конторой, кредиты - других (отцов, дядей, старших братьев) членов родственного коллектива34 .

Потребности торгово-финансовой деятельности порождали иные, более гибкие, чем классический линьяж сельской феодальной аристократии, формы родственной солидарности, базировавшиеся не только и не столько на нераздельности наследственного владения, сколько на договорной основе. Таковы, в частности, паевые родственные компании, хорошо известные в период классического средневековья не только в средиземноморских городах, но и к северу от Альп. Достаточно вспомнить компании XIV-XVI вв. купечества верхнегерманских городов - Фуггеров, Ремов, Вельзеров, Дисбахов, Штрёмеров и многих др., в основе которых лежали договора между отцами и сыновьями, родными и двоюродными братьями, троюродными братьями и племянниками и т. п. В области Ганзы широко распространены были базировавшиеся на семейно-договорной основе краткосрочные торговые ассоциации. Распоряжения дяди о передаче племяннику (сыну брата или сестры) или братьев - сыновьям пая в совместном торговом предприятии - частое явление в завещательной практике, в частности любекских бюргеров в XIII-XIV веках35 . Компании этого типа предполагали известную хозяйственную автономию членов родственной группы, возможность наряду с ведением общего дела сотрудничества с иными объединениями, так же как и включения в состав родственной хозяйственной ассоциации неродственников. Это т. н. консортерия - форма объединения, часто встречающаяся и вне городской среды.

Внедрение договорного начала в хозяйственные контакты между членами семейного союза не умаляло авторитета родственной группы. Об этом свидетельствует и практика материальной взаимопомощи (дяди - племянникам, завещание денежных сумм сиротам, обедневшим


33 См. ibid., p. 235; Cammarosano P. Op. cit., p. 188.

34 См. Herliny D. Family and Property in Renaissance Florence. In: The Medieval City. New Haven and Lnd. 1978, pp. 3 - 24.

35 См. Arnmann H. Die Diesbach-Watt-Gesellschaft. Ste. Gallen. 1928; StromerW. von. Die Nurnberger Handelsgesellschaft Gruber-Podmer Stromer im 15. Jah. Nurnberg. 1963; L u t z E. Die rechtliche Struktur suddeutscher Handelsgesellschaften in der Zeit der Fugger. Tubingen. 1977.

стр. 77


родственникам, бесприданницам36 ), иерархия авторитета (отца, дяди, старшего брата), ощутимого нередко даже на уровне отдаленных степеней родства, особенно когда возникал вопрос о продаже части наследственного имущества или заключении брачного союза37 . Родственная солидарность - важный фактор и в политической жизни города. Монополизация отдельными семьями (не только патрицианскими, купеческими, но в отдельных городах и богатых ремесленников) на протяжении ряда поколений почетных и важных должностей и служб в сфере городского управления и судопроизводства - явление, прослеживаемое практически повсеместно в средневековой Европе. Оно было присуще не только крупным экспортным и торговым центрам, но и малым городам. Так, в северонемецком Хёкстере, насчитывавшем в 1482 - 1517 гг. около 2500 жителей (450 - 500 домохозяйств), должности бургомистра и ратманов фактически не выходили за пределы представителей трех патрицианско-купеческих семейных союзов, связанных кровным родством и брачными альянсами и экономически наиболее влиятельных38 .

Подчеркивая крепость и важность семьи и отношений родства в средневековом городе, опасно впасть в другую крайность и игнорировать тенденцию (при всей ее относительности) к усилению значения супружеского семейного ядра прежде всего в среде того же купечества. Это находит выражение и в практике выделения женатых сыновей, вначале (XI-XII вв.) частичного и ограниченного, а со временем все более полного; в увеличении в XII-XIII вв. прав мужа и сыновей на имущество жены и матери39 . Симптоматично в этом отношении и то фактическое влияние (в противоположность общей и правовой приниженности женщин), которым пользовалась в купеческих семьях замужняя женщина - мать. Именно на ней лежали обязанности по воспитанию младших детей и ведение домохозяйства во время продолжительных деловых поездок мужа. В случае вдовства, как правило, раннего, она нередко выступала в качестве фактического опекуна детей и, таким образом, главы коммерческого предприятия, управителя семейным имуществом. Город вырабатывает особый тип женщины - домохозяйки, домоправительницы40 .

Наиболее экономически выраженной была супружеская семья в ремесленной среде. Это определялось характером и условиями хозяйственной деятельности, относительно слабой укорененностью и одновременно большей мобильностью, присущими этому слою городского населения, постоянно пополнявшегося за счет переселенцев и в целом малообеспеченного. Узкоспециализированное производство, ориентированное на местный рынок, предъявляло высокие требования к профессиональной подготовке, но не испытывало потребности в больших и долгосрочных кредитах. Играла роль и отстраненность основной ремесленной


36 См. DelaRonciere Ch. M. Op. cit., p. 236. Это хорошо прослеживается не только по итальянским домашним хроникам, но и по завещательным актам любекских бюргеров (см. Regesten der Lubecker Biirgertestamente des Mittelalters. Bd. I: 1278 - 1350 Lubeck. 1964; bd. 2: 1351 - 1363. Lubeck. 1973).

37 См. De la Ronciere Ch. M. Op. cit., p. 232.

38 СМ. Ruthig H. Op. cit., S. 27 - 32.

39 Violante G. Op. cit., pp. 114 - 116.

40 Д. Херлихи считает, что высокий авторитет супруги и матери в купеческом домохозяйстве во многом был обусловлен спецификой брачности в городской среде, а именно большим возрастным разрывом между супругами (возраст вступления в первый брак для мужчин составлял в среднем 39 лет, для женщин - 18 - 22 года). Большинство флорентийских мужчин ко времени их отцовства уже проходили кульминационную возрастную точку. Дела, политика оставляли мало времени и возможностей, чтобы вникать в жизнь домочадцев и в воспитание детей. К тому же лишь немногие из отцов доживали до юношеского возраста своих сыновей. Таким образом, домохозяйство, воспитание детей (особенно при отсутствии женатого старшего брата или деда) входили в сферу практически исключительно женщин - матерей, жен (см. Herlihy D. Vieillir au Quattrocento. In: Annales, 1969, N 6, pp. 1342 - 1344).

стр. 78


массы, за исключением узкого круга цеховой верхушки, от проблем городского управления. В этой среде по-иному строилась брачная практика и характер брака был иным. Хотя помолвка заключалась рано, но в брак вступали обычно после того, как мужчина проходил срок обучения профессии и получал звание мастера. Выделение женатого сына сопровождалось отчуждением ему части (а иногда и целиком) отцовского дела и имущества41 . Но нередко к тому времени, когда мужчина получал звание мастера, отца уже не было в живых42 . Фигура "патриарха", типичная для аристократической, патрицианской среды, здесь редка.

Браки, как правило, заключались в одной профессиональной группе (но иногда также и в смежных - например, суконщики и красильщики) и чаще, чем в патрицианских семьях, по свободному и взаимному волеизъявлению. Профессия мужа, приданое, "брачный дар" составляли хозяйственную основу молодой семьи. Ремесленное предприятие нередко было результатом совместной инициативы супругов (особенно в отраслях текстильного производства). Дух экономического партнерства, присущий браку в ремесленной среде, трансформировал и практику наследования: при отсутствии детей муж часто завещал мастерскую жене, нередко и жены завещали свое имущество мужьям43 .

Уже сам характер профессионального становления ремесленника вырывал его надолго из-под контроля семейной группы и связывал с чужими людьми (в патрицианско-купеческой среде - подготовка сыновей к семейному "делу", напротив, способствовала их раннему включению в систему широких родственных взаимосвязей). В отличие от нобилитета и крупного купечества ремесленное население городов ориентировалось в своих семейных отношениях прежде всего на супружескую ячейку. Однако вряд ли следует и в этом случае, с одной стороны, преуменьшать значение более широкого родственного коллектива, а с другой - преувеличивать степень независимости малой семьи.

Развитие сознания принадлежности к "семье"44 , пусть не столь обширной и разветвленной, как у господствующего класса, было обусловлено той социальной и хозяйственной ролью, которую она играла также и в ремесленной среде. Как известно, для того, чтобы начать собственное дело, ремесленник должен был пройти ученичество, поработать подмастерьем, приобрести необходимый минимум средств для его ведения. В обеспечении всех этих условий одно из важнейших мест принадлежало именно семейной группе. Достаточно вспомнить предписания уставов немецких цехов, закрывавших доступ в свои ряды незаконнорожденным, сыновьям лиц, связанных с "позорящими" профессиями (цирюльник, ткач полотняных изделий, музыкант и др.)45 . Наследственный семейный характер профессии - одно из основных условий приема новых мастеров в цех, особенно в позднее средневековье. Цехи


41 Во главе дела мог находиться, как правило, только один мастер. Жесткой последовательности в наследовании мастерской отца, видимо, не существовало, во всяком случае, в немецких городах. Часты случаи, когда отцовскую мастерскую наследовал самый младший, т. к. отец долго вел дело сам. Но случалось и так, что, передав сыну свою мастерскую, отец открывал новую, меньшую (см Riithing G. Op. cit., S. 33).

42 Higounet-Nadal A. Perigueux aux XIV-е et XV-e siecles; Etude de demo- graphie historique. Bordeaux. 1978, pp. 281 - 295; Richet D. Op. cit.

43 Higounet-Nada I A. Op. cit., p. 290; Hughes D. -O. Op. cit., p. 25; Violante G. Op. cit., pp. 29 - 34; Regesten der Lubecker Burgertestamente des Mittelalters, NN 3, 11, 23, 40, 84, 557, 571, 865, 867.

44 В Тоскане XIV-XV вв. это выражалось, в частности, в способе присвоения имени в семьях ремесленников, включавшего два, нередко три компонента: собственное имя, полученное при крещении, отцовское и деда. Широко был распространен также традиционный обычай присвоения старшему сыну в семье имени покойного деда (отца), передававшегося, таким образом, из поколения в поколение (см. Herlihy D., Klapisch-Zuber Ch. Op. cit., p. 552).

45 См. Немецкий город XIV-XV вв. М. 1936, с. 57.

стр. 79


освобождали сыновей мастеров от вступительного взноса или сводили его к минимуму46 . Семейный характер профессии учитывался нередко и при приеме в ученики. Таким образом, семья обусловливала профессиональную преемственность и социальный статус. Создается впечатление, однако, что по сравнению с купечеством, особенно его высшим слоем, влияние семейной группы на судьбы молодого поколения было здесь все же менее интенсивным. Происхождение из одной и той же семьи не влекло за собой с необходимостью в равной мере благоприятных шансов для всех детей в их последующей самостоятельной жизни, так же как и передача мастерской одному из сыновей еще не служила сама по себе залогом его делового процветания47 .

Недостаточность родственной, семейной солидарности на этом социальном уровне городского населения восполнялась прочностью территориально- соседских и даже, как показывают исследования, земляческих связей48 , в то время как хозяйственная самостоятельность и кажущаяся изолированность супружеской семьи нарушались и ограничивались торгово-ремесленными корпорациями. Но не только это обстоятельство препятствует отождествлению семьи средневекового городского ремесленника с современной малой семьей. Так же как и в крестьянской среде в ту эпоху, она представляла собой преимущественно домашнюю общину - домохозяйство. Наряду с мастером, его женой и их детьми в состав ее входил кто-нибудь из овдовевших или утративших работоспособность родителей (чаще мужа), обедневших или одиноких родственников (незамужние сестра мужа, племянница, тетка). Это были желанные дополнительные рабочие руки для разнообразных дел - по дому и связанных с хозяйством (вспомним, что сельские занятия составляли тогда неотъемлемый элемент городской жизни). Но этим состав семейной общины не исчерпывался: ученики, подмастерья, работники также жили в доме мастера, подчиняясь единому хозяйственному ритму и общему домашнему распорядку, питались с ним за одним столом, получали от него одежду, и нередко женитьба на овдовевшей хозяйке или дочери мастера венчала карьеру подмастерья.

Таким образом, семья городского ремесленника представляла собой коллектив лиц, связанных не только узами брака и кровного родства, но и совместным производством. В этом органическом единстве домохозяйства как места проживания семьи и одновременно сферы производственной деятельности заключается отличительная черта семейной структуры в ремесленной среде городского населения. Уменьшение размеров домохозяйства, сведение его к одной супружеской ячейке или, напротив, укрупнение (многоячейные, расширенные домохозяйства), что могло определяться, как показывают исследования, комплексом разнородных причин49 , мало что меняло в его природе как домашней общины. Эта семейная структура функционировала, не изменяя своей сущно-


46 Цех мясников в Хекстере требовал (1500 г.) от вновь поступавших свидетельства о том, что этой профессией занимался кто-либо из его родственников - отец, отчим тесть или, если речь шла о женившемся на вдове, ее умерший муж (Ruthing H. Op. cit., S. 32).

47 CM. ibid., S. 33.

48 В частности, они были очень эффективны в Генуе, городе-порте, подверженном мощным иммиграционным процессам. В торгово-ремесленных кварталах, расположенных далеко от порта, на холмах, селились не столько (и не только) по профессиональному принципу, сколько по происхождению из одной и той же местности, селения. С учетом этого обстоятельства строилась здесь и брачная практика (Hughes D. -O. Kinsmen and Neighbours in Medieval Genoa. In: The Medieval City, pp. 95 - 112; см. также: Тушина Г. Н. Исследование демографических особенностей городов Прованса XIV-XV вв. В кн.: Демография западноевропейского средневековья в современной зарубежной историографии, с. 238 - 239).

49 La demographie medievale, sources et methodes, p. 125; Klapisch-Zuber Ch. Declin demographique et structure du menage. L'exemple de Prato, fin XIV-е-fin XV-e siecles, pp. 235 - 273; Herlihy D., Klapisch-Zuber Ch. Op. cit.

стр. 80


сти, на протяжении столетий. Она входит в полосу кризиса по мере разложения средневекового ремесленного производства, обострения противоречий между мастерами и подмастерьями, углубления социальной и имущественной дифференциации самостоятельных мастеров, распространения раннекапиталистических форм организации производства.

Мы проследили характерные черты организации семейных отношений у разных социальных групп средневекового города. Рассмотренный материал позволяет выявить важность традиционных отношений кровного родства и в городской среде средневекового общества, ощутить социальную значимость семейных структур, связей родства. Это не только не противоречило условиям городской хозяйственной жизни, но в известной мере даже обусловливалось и мелкотоварным характером ремесленного производства и относительно низким уровнем развития товарно-денежных и кредитных отношений в целом в ту эпоху. Примечательно, что сложностью семейных форм и крепостью уз родства выделялись прежде всего наиболее активные хозяйственно и ведущие политически, господствующие слои городского населения - нобилитет и купечество. Городская среда, несомненно, благоприятствовала индивидуализации ("приватизации"), малой, супружеской семьи, хозяйственно наиболее выраженной, однако лишь в среде рядовой массы горожан - ремесленников, мелких торговцев. Но даже и в этом случае речь может идти, насколько позволяет судить современное состояние исследований, все же скорее лишь о тенденции в этом направлении.

Говоря о характере городской семьи, следует ставить вопрос не о "разложении традиционных структур", как это делают западные историки, а об особенностях трансформации в городской среде присущих феодальному обществу принципов организации кровнородственной преемственности, брачных альянсов, распоряжения собственностью и т. п.

Европейскому городу в средние века были присущи не менее сложные (чем те, которые встречались вне его стен) формы организации семейных отношений и родства: многоячейное патриархальное общество, фратрерия (совместное проживание братьев), индивидуальная супружеская семья в ее домохозяйственном обрамлении. Это многообразие соответствовало сложности городской хозяйственной жизни и социально-политической структуры и их потребностям. Типы семьи и родственных объединений, их соотношения варьировали в зависимости от эпохи и региона, типа города, социального и имущественного уровня. Но суть дела оставалась неизменной: в среде средневекового традиционного городского общества семья и отношения родства оставались важным фактором организации хозяйственной и общественной жизни. Сложность их форм вполне соответствовала множественности выполняемых ими функций. Развитие средневековой городской семьи протекало (и в этом также заключалось ее своеобразие) как бы в постоянном противоборстве двух тенденций - к сплочению семейного коллектива вокруг наиболее близких родственников (и тем самым к его индивидуализации) и одновременно - к сохранению родственного линьяжа.

 

Опубликовано 22 августа 2018 года


Главное изображение:

КЛЮЧЕВЫЕ СЛОВА (нажмите для поиска): СЕМЬЯ В СРЕДНЕВЕКОВОМ ГОРОДЕ


Полная версия публикации №1534963728 + комментарии, рецензии

LIBRARY.BY СЕМЬЯ, ЛАЙФСТАЙЛ, ДОМ СЕМЬЯ В СРЕДНЕВЕКОВОМ ГОРОДЕ

При перепечатке индексируемая активная ссылка на LIBRARY.BY обязательна!

Библиотека для взрослых, 18+ International Library Network