12 апреля 1863 г. на пограничной станции Вержболово при возвращении из-за границы был арестован и немедленно доставлен в Петербург для допроса в III отделении канцелярии е. и. в. 28-летний крестьянин Петр Мартьянов. Вскоре делом арестованного занялась специально назначенная следственная комиссия Сената во главе с князем А. Ф. Голицыным, которая и приговорила его к ссылке в каторжные работы на пять лет с лишением всех прав состояния и последующим вечным поселением в Сибири¹ . Государственный совет с санкции Александра II не замедлил утвердить этот приговор.

Чем же навлек на себя столь суровую кару этот человек? Оказывается, он, как написано в приговоре, был признан виновным "в сочинении и распространении через напечатание в "Колоколе" письма к государю императору, заключающего в себе дерзостное порицание установленного в России порядка управления"² . Разумеется, если бы Мартьянов направил в адрес императора "благодарственное послание" (какие в связи с манифестом 19 февраля 1861 г. Александр II получал от богатых крестьян), то его не стали бы выслеживать на железнодорожных или почтовых станциях. Но письмо, о котором идет речь, являлось иным. В нем автор выступил с резкой критикой системы государственного управления и "осмелился" дать ряд советов царю, что, по мнению сенатской комиссии, уже само по себе свидетельствовало о вмешательстве в прерогативы высшей власти. Но прежде чем говорить о содержании письма, коротко о его авторе.

Петр Алексеевич Мартьянов родился в 1835 г. в селе Промзине, Алатырского уезда, Симбирской губернии, в семье крепостного крестьянина. Отец его самоучкой постиг грамоту и неплохо знал счетное дело. По обоюдной сделке между промзинским по-

¹ ЦГАОР, ф. 112 (ОППС), 1863 г., ед. хр. 36, л. 52.

² Там же, л. 176; см. также полный текст приговора в газете "Сенатские ведомости", 1863, N 96.

мещиком А. Потемкиным и владельцем ряда засурских сел графом А. Гурьевым Мартьянов-старший с женой и детьми был продан последнему и, оставаясь крепостным, находился у него на "управительской службе" в селах Никитине и Белый Ключ. Когда мальчик подрос, его тоже решили определить по "счетной части", для чего и поместили в вотчинно-конторскую школу, находившуюся в одном из названных сел. Он окончил ее в одиннадцатилетнем возрасте³ . С тех пор Петр Мартьянов, по его словам, делал то, что прикажут: сначала был конторским мальчиком на побегушках, вел счетные книги, а потом барин поручил ему службу по судоходству на Суре в связи с развитием здесь хлебной торговли. Свободолюбивая атмосфера вольницы Суры и Волги рано пробудила в юноше стремление к раскрепощению. Это, в частности, нашло выражение в одном из его стихотворений, которое он опубликовал в апреле 1854 г. в газете "Московские ведомости". Кстати, публикация этого стихотворения тоже могла обернуться для него не совсем благополучно. Хотя стихотворение в целом являлось откликом крестьянина на события Крымской войны с обычными пожеланиями успехов русской армии, в нем были и строчки, которые выходили за рамки "дозволенного". Автор писал здесь о своей личной участи угнетенного человека, о крайне тяжелом положении всего русского крестьянского сословия. "Ах! если бы воля да воля, нашел бы я вам исход!" - восклицал он. Далее шли слова, не оставлявшие никакого сомнения в готовности автора принести себя в жертву Родине, если бы судьба его была иной:

Нашел бы я цель моей жизни
И путь бы к бессмертью открыл;
На жертвенник милой отчизны
Всю кровь бы по каплям излил!

По настоянию цензуры первая строка стихотворения была заменена словами: "Ах, если б иная мне доля". Однако антикрепостнический смысл и этих слов был вполне ясен. По распоряжению московского генерал-губернатора А. Закревского было решено через полицию выяснить дополнительные сведения о Мартьянове и "сам ли он сочинял" то, что напечатано в газете. В декабре 1854 г. Мартьянов, вызванный в канцелярию карсунского полицейского исправника, написал следующее: "Стихи, присланные мною в редакцию "Московских ведомостей" и помещенные в 46 номере этого издания, есть собственного моего сочинения. Если же лица, встретившие сомнения, что я, как человек, не обучавшийся в учебных заведениях, не мог написать стихи, то я готов доказать это вновь на самом деле, имея в виду, что усердие и старание все превозмогут в свете"⁴ . Сомнений больше не было, и Закревский обратился к симбирскому губернатору с просьбой "приказать обратить внимание на крестьянина графа Гурьева Петра Алексеева Мартьянова, который в присланных в редакцию "Московских ведомостей" стихах обнаружил вольный образ мыслей..."⁵ . Этот эпизод из жизни 19-летнего вольнодумца был как бы прологом того, с чем он выступил через восемь лет.

Юноша не оставлял надежды добиться "вольной грамоты". Но барин и слышать об этом не хотел. Тогда Мартьянов решил взять в долг у знакомых купцов необходимую денежную сумму и выкупиться. На это Гурьев пошел охотно: он знал, что крепостному праву приходит конец и ему все равно придется вопреки своему желанию отпустить всех своих подневольных. В 1859 г. в возрасте 24 лет Мартьянов получил долгожданную "отпускную". Но досталась она ему ценой новой долговой кабалы. Сиятельный граф содрал с него вместо существовавшей цены за выкуп в 500 - 600 рублей сумму в 6 тысяч! Прошел год с небольшим. Крепостничество пало. Между тем Гурьев и не помышлял о возврате разорившемуся и опутанному долгами юноше хотя бы части взятых с него денег. Мартьянов, войдя в новые долги, уехал за границу, в Лондон. Он надеялся отсюда добиться справедливого исхода тяжбы с бывшим барином. Но, увы: ни на одно свое письмо к Гурьеву и к царице, которую он просил заступиться за него, Мартьянов ответа не получил.

Живя в Лондоне за счет случайных заработков, Мартьянов вскоре после своего приезда познакомился с А. И. Герценом и Н. П. Огаревым, издателями знаменитого "Колокола", имена которых ему были известны и раньше. В лице этих великих сынов России он нашел истинных друзей и добрых наставников. И хотя Мартьянов не стал последовательным сторонником их общественных взглядов, он тем не менее усвоил антисамодержавную, революционную направленность их выступлений и действий. Примерно через год в N 132 "Колокола" от 8 мая 1862 г. появилось письмо за подписью "Петр Мартьянов", адресованное царю. В примечании автор писал: "Месяц тому назад я написал, полмесяца послал письмо к Александру Николаевичу. Цель письма ясна: кто поймет, для того рассказывать не нужно; кто не поймет, для того - напрасно. Прочитайте и, если не мешает, напечатайте его в Колоколе. А то, кто знает, дойдет ли с почтой по назначению; да и то хорошо, что в Звоне Колокольном, для поверки, по народу разойдется"⁶ .

³ Там же, оп. 1, ед. хр. 35, л. 24.

⁴ См. Б. Козьмин. К биографии крестьянина П. А. Мартьянова. "Красный архив", 1923, кн. 3, стр. 297.

⁵ Там же, стр. 298.

⁶ "Колокол". Факсимильное издание. Вып. V. М. 1962, стр. 1093.

О чем же задумал Мартьянов повести разговор с царем, чтобы "по народу разошлось"? Прежде всего он писал о состоянии, в каком очутилось крестьянство после отмены крепостного права. Полное политическое бесправие масс, царство беззакония, бюрократизм и продажность чиновничества, "канцелярское управление Россией", где все подчинено текущим "входящим и исходящим" бумагам, телесные наказания, розги - вот те вопиющие несправедливости, которые, по его глубокому убеждению, являлись порождением изжившей себя системы неограниченного самодержавного правления. "Крестьянские цепи на руках и ногах ослаблены, - писал он, - но крестьянину сказано, что цепи эти не есть цепи, что они - непременное условие его жизни, пока не... умрет. И эти цепи-не-цепи приказано носить по-прежнему". И далее: "Государство смотрит на народ как на массу, из которой вправе выделывать шарики и фигурки по усмотрению; такое положение дел должно прекратиться".

Заявляя о том, что он говорит от имени народа, Мартьянов требовал, чтобы за отменой крепостного права последовали политические перемены в государстве, которые дали бы возможность крестьянам участвовать в управлении государством через своих представителей в Великой земской думе. "Мы ждем решительного признания прав земства, - говорилось далее в письме. - Мы ждем осуждения недостойного предрассудка о незрелости крестьян для участия в делах общественных, ждем возвращения им права выборов без всякого ограничения, ждем созвания Великой земской думы для обсуждения и решения дел народных, ждем поворота внешней политики вашего правительства с позорной колеи Священного союза 1815 года". Сравнивая царствования "прошлого и настоящего времени", Мартьянов подчеркивал, что самодержавие в России держится не по естественному праву: "народ же им [царям] самодержавия не подносил, стало - сами взяли". И вот наступило время, продолжает он, когда необходимо провести выборы "лучших членов" Великой земской думы "по выбору всей земли". "Не думайте, государь, - предупреждает автор письма, - что народ русский не готов еще к восприятию своих прав и обязанностей, не думайте, что не поймет он их и не сделает хороших выборов. По праву крови, текущей в жилах моих, по праву звания, приобретенного жизнью в народе, я свидетельствую и говорю за народ: он выберет представителей своих лучше всех других сословий".

Таково вкратце содержание письма-протеста, письма-требования. Это был волнующий документ, созданный человеком, только что вырвавшимся из крепостной зависимости. Здесь, несомненно, нашли отражение демократические чаяния крестьянства, хотя и переплетающиеся с иллюзиями относительно "народной монархии". Те же мысли, только в более пространном виде были изложены Мартьяновым в брошюре "Народ и государство", изданной в Лондоне в конце 1862 года. Таким образом, П. А. Мартьянов открыто выступил против неограниченных прав самодержавия. Какой ответ последовал на его письмо, мы уже знаем: Александр II отправил Мартьянова туда, где уже отбывали каторгу революционеры М. Л. Михайлов, В. А. Обручев и другие и куда вскоре был сослан Н. Г. Чернышевский. На каторге Мартьянов и погиб в июне 1866 года.

А. И. Герцен и Н. П. Огарев посвятили своему молодому другу много теплых, прочувствованных строк. Они видели в нем человека, одаренного необыкновенным умом и энергией. "Глубоко страстный, Мартьянов, - писал Герцен, - сосредоточился весь на вопросе о судьбах русского народа; тут была его поэзия, его религия, любовь и ненависть"⁷ . Герцен видел в этом представителе демократического крестьянства "элемент негодующего Спартака" - строгого в жизни, "без уступок к себе и другим, без слабых непоследовательностей"⁸ , и подчеркивал, что в лице Мартьянова, с одной стороны, и царя - с другой, столкнулись две России: "Россия золотой воли, воли вольной" и Россия "гербовой бумаги, русских немцев, военных и штатских генералов, сенаторов, приговоривших [его] за честную речь к каторге"⁹ . Но та Россия, которая способна выдвигать из своих глубин людей, подобных Мартьянову, еще постоит за себя! Вместе с тем великий революционер-демократ не мог не отметить определенной незрелости взглядов Мартьянова, в которых уживались вместе горячая ненависть к крепостничеству и всякому произволу и восторженная вера в "хорошего" земского царя. Однако незрелость эта, по мнению Герцена, была преходящей. Время научит его, добавлял он, "не смешивать идеального земского царя с тем, который живет в 1-й Адмиралтейской части"¹⁰ .

Когда П. А. Мартьянов погиб, ему шел 31-й год...

⁷ А. И. Герцен. Собрание сочинений в 30-ти томах. Т. 18. М. 1959, стр. 11.

⁸ Там же.

⁹ Там же, стр. 15.

¹⁰ Там же, стр. 13.