РИТОРИКА ОЧЕВИДНОСТИ ЕСТЕСТВЕННОГО ЯЗЫКА В МЕЖДИСЦИПЛИНАРНОМ КОНТЕКСТЕ

Актуальные публикации по вопросам языковедения и смежных наук.

NEW ЛИНГВИСТИКА


ЛИНГВИСТИКА: новые материалы (2024)

Меню для авторов

ЛИНГВИСТИКА: экспорт материалов
Скачать бесплатно! Научная работа на тему РИТОРИКА ОЧЕВИДНОСТИ ЕСТЕСТВЕННОГО ЯЗЫКА В МЕЖДИСЦИПЛИНАРНОМ КОНТЕКСТЕ. Аудитория: ученые, педагоги, деятели науки, работники образования, студенты (18-50). Minsk, Belarus. Research paper. Agreement.

Полезные ссылки

BIBLIOTEKA.BY Беларусь - аэрофотосъемка HIT.BY! Звёздная жизнь


Автор(ы):
Публикатор:

Опубликовано в библиотеке: 2015-09-08

"Так и я, вслушиваясь в гул языка, вопрошаю трепещущий в нем смысл - ведь для меня, современного человека, этот язык и составляет Природу"

Р. Барт.

В заявленной теме исследования видятся три относительно самостоятельные момента, которые призывают к своему раздельному рассмотрению, но для нас они уместны в своей одновременности. Это и вечный вопрос, что есть естественный язык, чья естественность исчезает с возникновением этого вопроса.(1) Это рассмотрение риторики очевидности, дающее возможность "непосредственно наблюдать то, что нам хорошо известно относительно утверждений из опыта и кажется от них неотделимым" и использовать аргументацию риторики(2). Наконец, междисциплинарный диалог - актуальная тема в философии науки наших дней - воспроизводит рождение мира в слове, в пересказе между нами того, что всем давно известно.(3) Междисциплинарный диалог способствует реинкарнации обстоятельств порождения лишь по видимости устоявшихся в свое время дисциплинарных предметностей, как тогда (XVII в.), так и сейчас обсуждение вынуждено обращаться за помощью


(1)Но возникает ситуация парадокса, похоже перманентно сопровождающая то, что мы называем естественным языком. То, что он есть, трудно подвергнуть сомнению. Но, что он есть, трудно, если вообще возможно, определить однозначным образом.

(Хотя задав вопрос, мы подвергли его существование сомнению. Складывается следующая ситуация. Если мы не можем ответить на этот вопрос на естественном языке, мы его не знаем, то встает вопрос, на каком таком неестественном языке был сформулирован вопрос и на каком языке приходится ожидать ответ. Ситуация парадоксальная - о естественном можно говорить только неестественно.)

(2)Пирс Ч. Из работы "Элементы логики. Grammatica speculativa" // Семиотика. М.,1983. С. 166.

(3)История мира равно и самого языка творится в пересказе. "Как уже многие начали составлять повествование о совершенно известных между нами событиях. Как передали нам то бывшие с самого начала очевидцами и служителями Слова. То рассудилось и мне, по тщательном исследовании всего сначала, по порядку описать тебе..." (Библия. Евангелие от Луки).

стр. 39


к синкретичности и синергийности естественного языка. Потенциальная всеядность естественного языка выражается в пригодности во всяком случае: по необходимости минимизирует свои выразительные средства до строгих и однозначных научных суждений, в способности к широким философским обобщениям, в простоте и динамизме языка обыденной речи. Можно сказать, что естественный язык, проявляя свое искусство, покрывает все случаи взаимодействия с действительностью, создает по необходимости специальные, искусственные языки. По этой причине очевидно не приходиться ожидать, что искусственные языки - научный язык, языки формальной логики, лингвистический анализ языка как предмета специального исследования - могут дать исчерпывающее и однозначное определение естественного языка. Родовое определение языка -недостижимый удел их притязаний. Естественный язык, не зная узды строгих определений, приходит на помощь в ситуациях, когда возникает необходимость заново поверить (перепроверить) в возможность договориться, преодолевая разрывы в специальных языках, о естественности предельных допущений научного знания. Того научного знания, которое на рубеже нашего века, наряду с дисциплинарными исследованиями, все более принимает формы междисциплинарного и проблемно-ориентированного характера.(4)

* * *

Взаимоотношение естественного языка и действительности как в истории, так и по сей день складывается в различных формах: от первичной неразличенности языка и мира, включенности в единое целое, к заинтересованному вниманию, приглядыванию к друг другу- первый импульс к различению, наконец, к активному воздействию друг на друга по типу "коммуникации несоответствий" (Ж. Делез). Разнообразие форм взаимодействия языка и действительности образует безмерность (в смысле невозможности его окончательного определения) естественного языка.

Складывается впечатление, что естественный язык удостоверяет свое присутствие тем. что им не является."...Различие- это то, посредством чего дается данное. Это то, посредством чего данное дается как разное. Любой феномен отсылает к обусловливающему его неравенству. Любое разнообразие, изменение отсылает к различию как их. достаточному основанию. ...Везде - Препятствие".(5)

Взаимоотношение естественного языка с внеязыковой реальностью или, более привычное утверждение, взаимоотношение языка с действительностью, было и остается основополагающим фактором в формировании особенностей каждого из участников этого бинарного отношения.


(4)СтепинВ.С. Философская антропология и философия науки. М, 1982. С. 158- 177. (5)Делез Ж. Различие и повторение. М.. 1998. С. 271.

стр. 40


делая их взаимозависимыми в представлении человека, неважно, осознает он это или нет. Зависимость здесь такого рода, что одно удостоверяет другое как препятствие, которое необходимо перманентно преодолевать, чтобы обозначить тем самым свою специфику и несводимость к другому.

Если придерживаться утверждения о такого рода зависимости, то оно, повторим еще раз, оставляет открытым вопрос о возможности определить естественный язык по типу дисциплинарного предмета, блокирует привычную склонность классического научного подхода усматривать в каждом бинарном отношении строгую дихотомию. Оно его снимает, оставляя частным случаем при аналитическом рассмотрении языка и действительности.

Если обобщенное определение естественного языка ускользает, то можно попытаться зайти с другой стороны, начать "полевые" (не искусственные, лабораторные) разработки с фактического описания по типу первичного, непосредственного восприятия. Естественный язык можно пространно описывать, применяя тем самым к нему самому то, что он сам предлагает другим как средство, когда отсутствуют обобщенные представления. Не объять все сразу в обобщенном словесном представлении, а показать примером, постепенно от случая к случаю, деликатно не навязывая, в движении навести на слово, еще только чреватое мыслью. Слово, которому, по С. С. Аверинцеву, еще только предстоит расстаться со своей "дорефлексивной невинностью". Например, указывать словом как жестом конкретные частные случаи применения.(6) Можно попытаться связать естественный язык речью как сообщением, но и она, как известно, ситуационна и повторима лишь в своем различии. Если и можно говорить о некоторой черте, проступающей в такой линии поведения, так это то, что как сам естественный язык, так и его применение наиболее проявляются в ситуациях, когда необходимость в сообщении (в по-вест(ь)-вовании) другому вынуждает искать форму поддержания интереса к себе. Это и естественные недоговоренности, двусмысленности, ситуации интриги и тому подобные напряжения в сообщении, в повествовании, которые служат объединяющим, то есть общим моментом для участвующих в обсуждении заявленной темы. Эта праформа обобщения, которая ищет разрешения- подтверждения в пределах данной конкретной ситуации.

Тем самым хотелось бы одновременно пометить два обстоятельства. Помимо догадки о тематизируемости естественного языка, поскольку проблематизация его переводит в разряд, в иной ряд - ряд искусственных языков, стоит отметить характерный для естественного языка способ


(6) "Между тем пример - это еще не сам "феномен", а языковый феномен не может вместиться, уложиться в пределы изолированной фразы" (Барт Р. Избранные работы: Семиотика: Поэтика. М.. 1989. С.559).

стр. 41


существования - указывание (то ли жестом, то ли словом), в смысле показывания,(7) а объяснение не идет дальше убедительного примера. Способ существования, который состоит в обращаемости как к самому себе, так и с его помощью к другому с речью-рассказом, будь она в письменной или устной форме.(8) Можно сказать, что естественный язык чреват диалогом для продолжения своего существования, равно как и наоборот ситуация диалога вынуждает искать язык естественным образом, если повезет, заполняющий разломы между языками, организуя среду общения.

Итак, предварительно определить естественный язык во всех случаях не удается. Нам остается следить за его поступками. То, что это был естественный язык, становится ясно потом. Например, возможен и такой прием. К естественному языку отнести все то, что останется, прибегнув к способу "минусования". По сути это и происходит, например, в тех случаях, когда производят логический анализ естественного языка. Естественный язык- это то, что осталось в "остатке" при попытке его формализовать.(9) Язык оставляет следы естественности сам, естественным образом исчезнув в своей естественности. О естественности мы судим всегда в прошедшем времени. Что мы замечаем, повернувшись за ним в след? Заметки как зарубки на другом, а сам язык безвиден.

Ведь естественный язык помимо того, что связан с показом (иногда минимизирован до указующего жеста или развернут в цепочку бессловесных действий-поступков), он звучен и речист, с устами связан. Звук отлетел, речь закончилась, осталось в памяти слово как вещь(письмо) или вещь (поступок) как слово со следами как первого, так и второго.

Таким образом, следы, оставленные естественным языком для своего продолжения, требуют ответного исполнительства, например, голосового наполнения(10). Это в свою очередь влечет помимо неповторимого (различенного в повторении) звука, также различающийся в своей индивидуальности стиль как манеру выражения, как один из видов действия.

Заметим этот след естественного языка, связав его с особенностями речи или саму речь повязав с естественностью языка. От этой связки один шаг к персонификации, личностной нагруженности естественного


(7)В частности об этом рассуждает Хайдеггер в статье "Слово" (см.: Хайдеггер М. Бытие и время. С. 304).

(8)Пока мы не будем касаться дискуссии, которая ведется по поводу оппозиций язык-речь, текст-действие.

(9)См.: Логический анализ естественного языка. Вильнюс, 1982.

(10)В этой связи можно сослаться на интересный анализ библейских текстов, первокниг, в которых автор отмечает как необходимый компонент, а можно сказать и аккомпанемент, голоса, акцентирования, манеры речи в повествовании о начале истории мира. См.: Долгопольский С. Риторики Талмуда. Анализ в постструктуралистской перспективе. Аффект и фигура. Спб., 1998.

стр. 42


языка в речи. Можно еще более обнажить данную позицию, и это позволяет сам естественный язык. Сделать более откровенными личностные пристрастия, политические предпочтения и то, что называется глубинными движениями души, аффекты. Но естественный язык, что лента Мебиуса, при всех своих глубинных поворотах всегда о-каз-ывается, по-каз-ывается на поверхности речи.

Итак, естественный язык, стартовав при своем возникновении с непосредственного, жесткого жестового или звукового обозначения(11) еще на походе к слову как имени(12) отдельных выделенных во внешнем окружении, из-вестивших о себе вещах (явлениях и предметах)(13), вышел в свободное плавание поиска в такого рода известном(14) сходного, смежного,


(11)По сути в данном случае речь идет о том первичном восприятии мира Мерло-Понти, который предшествуя любой мысли о мире является ее началом, когда, что называется, "совпало". Эта уникальная ситуация, из которой вырастают все человеческие смыслы и значения как человеческого рода, так и в истории становления отдельного человека Причем первичность восприятия, понимаемого как "начало" истории языка, сохраняется и в дальнейшем, но в модусе перепроверяющего "конца" уже спекулятивных рассуждений. Закольцованность на первочувство лишь по видимости напоминает герменевтический круг. Последний представляет целостный набросок, чье обогащение идет через интерпретацию. В данном случае образ круга сохраняется лишь для того, чтобы выделить ситуацию его "слома" через обращение к первичному восприятию мира. Когда такие случаи возникают? Когда слово потеряно, например, в некоторых случаях афазии. Или же проблемная ситуация, неразрешимая имеющимся словарным запасом, точнее проблема не оформляется в слове, она еще на подходе, в предчувствии своего разрешения в назывании словом. Наконец, освоение языка ребенком, перепроверяющим каждое слово, что называется "на вкус", "на ощупь".

(12)Здесь уместно вспомнить и пометить момент прорастания первых форм диалога, от которых, как говорится, рукой подать до диалога в междисциплинарном контексте. Вспомним С.С. Аверинцева: "Вообще, мысль выясняет себя, поверяет себя и утверждает себя, соотносясь со словом и будучи измерено его мерой; прежде чем слово должно будет передать мысль собеседникам в диалоге, оно само - первейший диалогический "собеседник" мысли и мыслящего" (Аверинцев С.С. Классическая греческая философия как явление историко-литературного ряда" // Новое в современной классической филологии. М, 1979. С. 44).

(13)Использование слов "явление" и "предмет" в данном месте освобождено от прочих значений, имеющихся в философской литературе, кроме одного, как предмет, так и явление, пока неважно, по какому принципу выбранные, удостоверяют помимо самих себя и того, который перед собой их метит (предмет), устанавливая тем самым соответствия непосредственного характера разного рода явлений, преодолевающие сопротивление друг друга как необходимое для их взаимного удостоверения.

(14)Здесь уместно вспомнить тонкое наблюдение Р. Якобсона о том, что "в комбинировании языковых единиц при переходе от низших уровней языка к высшим возрастает шкала свободы. При объединении различительных признаков в фонемы свобода индивидуального говорящего равна нулю; инвентарь всех возможностей данного языка здесь жестко задается его кодом. Свобода комбинирования фонем в слова весьма ограничена, она сводится к маргинальной ситуации создания неологизмов. При построении предложений из слов говорящий ограничен в меньшей степени. И, наконец, при комбинировании предложений в высказывания, в целостные тексты кончается действие обязательных синтаксических правил и резко возрастает свобода любого индивидуального говорящего создавать новые контексты, хотя и здесь нельзя игнорировать значимость многочисленных стереотипных высказываний" (см.: Якобсон Р. Два аспекта языка и два типа афатических нарушений // Теория метафоры. М., 1990. С. 113-114).

стр. 43


подобного, тождественного, обобщенного, творя языковую реальность в бесконечном процессе установления разнообразных соответствий между языком и действительностью.

Соответствие указанных сфер фиксируется некоторыми условно выделенными точками соотнесения, которые могут принадлежать в различной комбинации внутреннему миру чувств и мышления человека и языковым способам выражения той действительности, с которой имеет дело человек. Точки соотнесения обговариваются языком в устной речи и письменно. Они могут быть актуализированными, проявленными, но могут быть потаенными, чье осознание еще на подходе, а может быть некоторым из них и не суждено стать выраженными, но от этого они не перестают существовать и оказывать влияние на процесс соотнесения. Точки соотнесения могут принадлежать возможным мирам как их понимают логики и богатые научным воображением ученые, а могут принадлежать в их понимании и невозможным мирам, если последние содержат в своем существе противоречивые суждения. Отследить все исчерпывающим образом возможные комбинации указанных точек, силу их взаимного влияния, ситуационную приоритетность одних перед другими представляется практически невыполнимым.

Однако наличие самого факта соотнесенности выступает некоторым субординирующим началом в этой хаотической картине. Отмеченные точки соотнесения могут быть рассмотрены последовательно: это будет один порядок. Порядок линейного аналитического рассмотрения. Иной порядок представлен в эффекте синтетического одновременного сосуществования разнородных точек соотнесения, который свернут в неповторимом результате. Это одновременное существование, схватываемое знанием языка, опирающающееся на языковую интуицию, наподобие энтимемы.(15) (Например, взаимодействие того, что сегодня называется контекстом, текстом и подтекстом, может быть рассмотрено последовательно линейно, причем рассмотрение такого рода может начинаться с любого из тройки. При этом каждый участник рассматриваемого взаимодействия сам представляет некоторый синтетический результат.)


(15)В обоснование такого толкования энтимемы напомним, что это слово греческого происхождения (enthymema "то, что находится в уме" - en thymoi). Оно обозначает логическое доказательство, высказанное неполностью, часть которого подразумевается. Вспомним также рекомендации, которые давал Аристотель по употреблению энтимемы - основной фигуре риторики. "Нужно говорить не на основании всего, что покажется пригодным, но на основании определенной категории вещей, например, [тех, которые кажутся истинными] судьям или тем, с мнениями которых судьи соглашаются, и это потому, что такие вещи и кажутся очевидными всем и большинству; при этом следует составлять энтимему не только из необходимого, но из того, что бывает по большей части" (Аристотель. Риторика // Античные риторики. М., 1978. С. 109- 110).

стр. 44


Языковая реальность, если следовать "логике" вещей и предметов, находится между человеком и действительностью, той действительностью, которая встретила человека при его появлении в мире и которая останется после его возможного исчезновения.

Но "логика" вещей и предметов применительно к языку уместна лишь при дисциплинарном подходе к нему, она дает панораму результатов. Последняя целиком не схватывает естество языка, обладающее специфической энергетикой и динамической изменчивостью, которые ухватываются тем, что может быть названо "логикой" смысла. "Логика" смысла присутствует в панораме процесса, в формах длительности, движения, становления, преобразования. Последнее ответственно за то, что язык израсстается из себя в освоении и преобразовании как человека, так и действительности, тем самым преодолевая предметные ограничения, делая соотнесенными разнородные и противостоящие друг другу предметы и явления, принадлежащие как языку, так и действительности.

И пространственная размещенность языка "между" изменяет свою конфигурацию. Меняется образ границы. Ее пространственные характеристики дополняются временными, участвуют также моральные предпочтения, исторические параллели, ценностные ориентиры, смысловые подвижки. Граница в виде линии остается про запас в виде предельных выражений горизонта. А что мы видим до этой линии? Некоторый образ, сфокусированный точкой зрения, выбранным ракурсом, удерживающий разом всю гетерогенную взвесь в виде некоторых точек соответствия удовлетворительной целостности- моментального снимка. Последний возникает по принципу "ага", "вдруг", когда, что говорится, "совпало". Причем, новизна увиденного в большей степени объясняемая умом, чем глазом или по крайней мере умным глазом, покоится на консерватизме накопленного опыта чувственного восприятия. "Нашему глазу легче воспроизводить по данному поводу уже много раз воспроизведенную картину, нежели удерживать в себе необычные и новые элементы какого- нибудь впечатления: последнее требует большей силы, большей "моральности" ... Ко всему новому чувства наши относятся враждебно и с неприязнью; и вообще даже в "простейших" случаях чувственного восприятия господствуют такие аффекты как страх, любовь, ненависть, а также и пассивные аффекты лени".(16) Аффекты оплотняют картину видения выбранных точек соответствия, выступая средством субстанционализации.

Последнее наводит на мысль подойти к естественному языку как языку по преимуществу чувственных восприятий. Но нас подстерегают те же трудности (воспользуемся словами художника Клее, которые приводит М. Мерло-Понти), "поскольку вместо того, чтобы ограничиться


(16) Ницше Ф. По ту сторону добра и зла. М., 1997. С. 141.

стр. 45


более или менее интенсивным конституированием видимого, они добавляют к нему невидимую составляющую, воспринимаемую неким оккультным способом"(17).

Таким образом, говорить о границах естественного языка можно только в подвижном и изменчивом режиме полноты их проживания, не ведая преград между реальным и виртуальным, как и о "логике" естественного языка можно говорить лишь метафорически, дополняя ее алогичным, не поддающимся окончательной формализации понятием "смысл". "Логика" смысла реализуется в естественном языке, обеспечивая принципиальную метафоричность языка как такового.(18)

"То, что метафора - вездесущий принцип языка, подтверждается простым наблюдением. В обычной связной речи мы не встретим и трех предложений подряд, в которых не было бы метафоры. Даже в строгом языке точных наук можно обойтись без метафоры лишь ценой больших усилий. В различных отраслях знания: в эстетике, политике, социология, этике, психологии, теории языка и т.д. - наши основные трудности связаны с выяснением того, как мы используем метафору и как наши по видимости устойчивые слова изменяют свои значения. Особенно это касается философии: здесь нам и шага не сделать без постоянной мысли о том, что и мы, я наши слушатели, возможно употребляем метафоры и, чтобы их избежать, надо сперва их обнаружить. Чем абстрактнее и строже философия, тем вернее это утверждение. Чем абстрактнее становятся философия, тем чаще прибегаем мы к метафоре, провозглашая в то же время, что не опираемся на нее. Метафоры, которых мы избегаем, направляют наше мышление точно также, как те, которые мы употребляем. Так, должно быть, обстоит дело с каждым высказыванием: труднее осознать то, что в нем выражено, чем то, чего в нем нет."(19)

"Логика" смысла, используя метафоры различного уровня, наводит порядок во взаимоотношениях языка и действительности, "касаясь" как одного, так и другого. Поскольку смысл "развернут одной стороной к вещам, а другой - к предложениям. Но он не сливается ни с предложением, ни с положением вещей или качеством, которое данное предложение обозначает. Он является именно границей между предложениями и вещами. Это именно тот aliquid. который обладает сразу и сверхбытием, и упорством, то есть тем минимумом бытия, который побуждает упорство."(20)

Смысл обуславливает обращаемость к друг другу языка и действительности, как и сама обращаемость порождает смысл. Защищенность указанного обращения можно разорвать, если ее представить в виде


(17)Мерло-Понти М. Око и дух. М.. 1992. С. 53.

(18) Гадамер Г.-Х. Истина и метод. М.. 1988. С. 499.

(19)Ричарде АА. Философия риторики Теория метафоры. М.. 1990. С. 46.

(20)Делез Ж. Логика смысла. М.. 1995. С. 38.

стр. 46


двух взаимосвязанных, но противопоставленных моментов - "первичного порядка и вторичной организации."(21) Первичность порядка связывается с обращаемостью, которая на глубинном уровне "под-смысла", "а-смысла" смыкается с ситуацией рождения смысла. Вторичная организация - одновременно разделяет и соединяет физические тела и произносимые слова бестелесной границей - смыслом.(22)

Итак, след присутствия в языке действительности в результате их постоянного взаимоотношения или точнее взаимодействия (формы обращения к друг к другу) сказывается в том, что язык предстает уже как некая самостоятельная реальность, "организованная смыслом", а не только как средство освоения действительности через и с помощью языка, то есть через ее оязыковление.

Действительность же в разнообразии представляющих ее (не без помощи языка) реальностей в свою очередь в результате оязыковления становится знакомой, узнаваемой, то есть значимой знаковой системой, приобретая при этом еще и утилитарные, прагматические свойства - способа и средства для решения может быть внешних для самой действительности задач.

В обоих случаях через опосредование друг другом возникает нарушающий первобытность как языка, так и действительности эффект искусственного.

Например, в применении к действительности искусственное как вторичная организация возникает в форме "второй природы", искусственной среды, созданной для конкретной цели. В отношении естественного языка антитеза искусственного служит, как мы уже отмечали, для представления границы, около который бьется жизнь естественного. Например, сфера, где властвует научный язык или язык формальной логики. "Наука - это трудное умение говорить только о предмете, оставляя тем самым нетронутым то, что не предмет"(23). Трудность подобной ситуации заключается в ее предельности. Устоявшийся, не подверженный изменению предмет - ситуация экстремальная. Достоинство такого существования в удобстве рассмотрения, когда предмет и средство его представления адекватны, соответственны друг другу. Научный язык также естественен относительно заданной области применения, когда прошел этап становления ее предметной области. Но эта незамутненность, прозрачность научного языка, скованная однозначностью отношений, легко исчезает из-за своей предельности. И в этом смысле можно сказать, что научный язык как специальный язык также обладает естественностью, правда, в заданных пределах.


(21)Название этих моментов заимствованы у Делеза, который указанным противопоставлением оценивает Арто и Кэролла (см.: ДелезЖ. Логика смысла. С. 118).

(22) Там же. С. 117.

(23) Бибихин В.В. Язык философии. М., 1993. С. 30.

стр. 47


Таким образом, язык в своей естественности (будь это естественный язык или специальный) поверяется на своих границах. Когда язык теряет свою прозрачность, удобную податливость? Когда исчерпал свои лимиты естественности, когда "естественный горизонт начинает ощущаться искусственным пределом",(24) когда наступает предел естественности языка как искусства, которое порождает порой ощущение естественности в самых порой неестественных формах. Язык как бы мстит за бесцеремонное и слишком долгое потребительское использование его лишь как средства и способа для решения внешних, несоотносимых с самим языком целей. Во всех подобных случаях нарушается "экология языка", язык выхолащивается, усыхает на "прибитых", общепринятых понятиях и представлениях, не получая возможности подпитываться и возобновлять свои ресурсы.

"Язык восстанавливается не тогда, когда его вводят в задуманную норму, а когда отпускают слово. Оно повертывается тогда не столько своим устоявшимся значением, сколько своей значимостью".(25) Значимость языка - это отпущенная на свободу, готовая к заполнению новыми значениями та самая естественность языка, которая обладает своими средствами для самоподдержания и оформления. Когда языку становится тесно в им же самим заданных пределах, происходит разборка имеющегося арсенала средств, их соответствия или несоответствия выбранной реальности, выискиваются незатертые смыслы, формируются новые слова, подбираются схемы выражения и т. п. Язык "наводит" новый порядок в своем внутреннем обустройстве в соответствии с внешними обстоятельствами, до этого бывшими за его пределами.

* * *

Граница между языком и действительностью проходит пунктиром через человека, который до поры до времени прочувствованно пропускает ее. не мысля, погруженный в язык, застигнутый им при рождении. Ребенок осваивает язык, как препятствие, удостоверяя и себя и язык в этом преодолении. Язык в свою очередь в каждой такой встрече как с неизведанной землей (неоязыковленная реальность) проверяет свою способность стать ее языком.

Взаимоотношение языка с внеязыковой реальностью дает один из примеров необходимости целостного рассмотрения любой референции как бы изнутри, когда одно без другого не имеет смысла, а в некоторых случаях исчезает как реальность. Размещенность в языке дает преимущество в естественности его использования, которое мы теряем, как только выходим из языка и начинаем смотреть на него со стороны, как


(24)Ахутин А.В. Понятие "природа" в античности и в Новое время ("фюсис" и "натура"). М. 1988. С. 183.

(25) Бибихин В.В. Язык философии. С. 32.

стр. 48


на предмет, который необходимо заново или первый раз освоить. И здесь смыкаются случаи патологической потери языка (афазия) и изучение языка дисциплинарным образом.

Мы уже как бы примирились с тем обстоятельством, что помещены в язык как среду, что мы "подвешены в языке". Но эта "омываемость" языком все-таки не совсем точный образ. Он сохраняет границу, "окоем" вокруг нас, использующих язык. Но когда мы принимаем неединственность представлений, данных внешним, отстраненным зрением, а допускаем внутреннее зрение, отнюдь не всегда сводящееся к схемам умозрения, но имеющую о-плот(ь)-няющую составляющую компоненту, то тогда вынуждены признать следующее. Язык проходит через..., но одновременно существует в..., благодаря нуждаемости в жизни самого языка. И эта обоюдная нуждаемость, "застигнутость" языком с самого рождения вынуждает нас всякий раз почти заново при тех или иных сбоях переживать, именно переживать, чтобы выжить, рождение языка и себя в языке.

Эта постоянная контроверза, пока мы живы, "я в языке" и "язык во мне", можно сказать, без опасения впасть в сильное преувеличение, составляет постоянный импульс нашего существования.

Экзистенциальность этого отношения, надо сказать, находится в "перпендикулярном" взаимодействии со способами его познания. Если мы стремимся освоить его через познание, традиционный способ отношения ко всему, что нас окружает при всех его современных нетрадиционных поворотах, мы должны заплатить "дань", принимаемую в подобных случаях, неся при этом существенные и неизбежные потери.

Чтобы познать, мы должны совершить операционное или, что то же, операциональное вмешательство во взыскуемое к познанию, отсечь все, что мешает, тем самым сделать его о-пределенным, с помощью прежде всего такого орудия как язык. Если язык почему-либо, пока неважно почему, не позволяет это сделать, то его нужно принудить к этому, подправив его. Тем самым очень часто, не ведая и не отдавая себе отчет, одновременно мы испытываем запас прочности самого языка, его устойчивость, загнанного в заданные пределы. Язык уже не как средство, а сам по себе, как некая реальность нуждается в таких островках стабильности и уверенности в себе, но при условии, пока им не начинают помыкать, пользуясь как универсальной "отмычкой" во всяком случае, пригодной лишь в конкретном. Вспомним подмеченное выше, что язык теряет свою естественность при подходе к им же установленным пределам.

Междисциплинарный диалог воспроизводит нуждаемость в обсуждении границ естественности того или иного научного языка, но одновременно решается вопрос, на каком языке идет это обсуждение. Традиционно такого рода обсуждения велись на языке философии науки. В этом случае мы следуем по пути, проложенному дисциплинарным рассмотрением,

стр. 49


исповедующим презумпции научности в ее классическом варианте. Оставляя право выбора пути каждому вступившего на него, замедлим несколько свой шаг и задумаемся уже в которой раз об основаниях этого выбора, с учетом современной ломки традиций научности. Этому феномену уделяется много внимания в соответствующей литературе. Среди разбираемых симптомов сбоя научной традиции выделим следующие, наиболее важные с нашей точки зрения. Это обращение к языку, что уже неоднократно случалось в аналогичных ситуациях в истории философской мысли, как симптом усталости культуры. Симптом выражен в усталости от ее монологически-рефлексивной традиционной формы, прежде всего наиболее очевидным образом представленный в научной рефлексии. Экзистенциальная нагруженность языка знаменует кардинальный поворот в философской мысли к человеку, к формам "участного мышления" (М.М. Бахтин).

"Натурфилософию сменила философия жизни... Путь к осмыслению феномена человека лежит не через естественные науки, а через естественные языки."(2)" Хотелось бы это утверждение дополнить, сняв оппозиционность: путь к осмыслению человека лежит также и через естественные науки, понятые через естественные языки.

Существующий зазор между естественными дисциплинами, как впрочем многовековая тяжба между естественными науками и науками гуманитарного цикла заполняется ответственным проживанием сделанного выбора в языке. Поскольку любой "дискурс никогда не существует for its own sake, ради самого себя, но во всех своих употреблениях стремится перенести в язык опыт, способ обитания и бытия-в-мире, которые ему предшествуют и требуют быть высказанными".(27)

Каждый вступивший в диалог в любой его форме отвечает словом и делом (поступком), реализует свою готовность к высказыванию уникальным, неповторимым для другого образом.(28) Повторяется лишь только различие высказанного, что с одной стороны, удостоверяет каждого, а, с другой стороны, делает почти безнадежным окончательное разрешение диалога. Но сам диалог как необходимая и предзаданная самим естеством языка форма, призывающая к общению, оборачивает постоянную отсроченность его разрешения тягой к его возобновлению. Диалог, таким образом, возникает на пересечении-встрече уникального выговаривания каждым накопленного к этому моменту в языке смысла. Возможность приращения смысла в этом событии имеет свои ограничения,


(26)Арутюнова Н.Д. Язык и мир человека. М., 1998. С. 324.

(27)РикерП. Герменевтика. Этика. Политика. М., 1995. С. 90.

(28)"Весь бесконечный контекст возможного человеческого теоретического познания -науки - должен стать ответственно узнанным для моей причастной единственности, и это нисколько не понижает и не искажает его автономной истины, но восполняет ее до нудительно-значимой правды" (БахтинММ. Человек в мире слова. М., 1995. С. 50).

стр. 50


пределы. Смысл живого общения бьется в разломе между здравым смыслом и смыслом общезначимым, перепроверяя тем самым общеупотребительный язык на его естественность.

Выберем из предшествующего эскизного наброска ответа на вопрос: что такое естественный язык, некоторые важные для дальнейшего повествования заметки. Нам хотелось еще раз подойти к нему как бы с другой стороны и рассмотреть реальность, которую он представляет и те способы, которыми он себя осуществляет. Другими словами, попытаемся рассмотреть риторику очевидности естественного языка. Эта та "очевидность", которая предстает изумленному взору ("ведь изумлять могут только очевидности" Р. Барт). Очевидность, на которую в первую очередь уповает и ссылается естественный язык. Риторика- древнейшее средство ведения диалога, общения, наведение на общую мысль в диалоге, использующая непроявленные до конца (подразумеваемые) предпосылки. Риторика, которая занимается вопросами не только истинного убеждения, но и убеждения кажущегося.

Итак, естественный язык воспроизводит динамику изменяющегося взаимоотношения языка и действительности . Ответственность за неустойчивость данного отношения несет "логика" естественного языка - "логика" смысла, способствующая как обретению, так и исчезновению предмета в речи. Последнее обстоятельство представлено дополнительностью различенных референтативного и коммуникативного аспектов естественного языка. Оно делает возможной попытку применить к нему риторику, опираясь на очевидности, формируемые непосредственным характером взаимоотношений, практикуемых естественным языком.

Но риторика, помимо всего прочего, исследует ситуации речевого общения, когда обсуждаются, по мнению Аристотеля, только те "явления, относительно которых возможно совещание, - те, которые в силу своей природы зависят от нас и начало возникновения которых заключается в нас самих. Мы ведь до тех пор исследуем известные вещи, пока не определим, возможно или невозможно нам их сделать".(29) Риторика, как и диалектика, продолжает Аристотель, проверяет способности к рассуждению, а не сами предметы, о которых рассуждают, иначе мы попадаем в область наук и "сами того не замечая их (риторику и диалектику)" уничтожаем.(30)

Отсутствие в древности иных способов коммуникации (письменные документы могли размножаться лишь в очень ограниченном объеме) явилось причиной того, что в античности живое слово имело гораздо большее значение, чем ныне, тем более что владение им было важнейшим и наиболее действенным способом достижения авторитета в обществе и политического успеха. Доказательная часть разделялась на доказательство


(29)Аристотель. Риторика // Античные риторики. М., 1978. С. 27. (30) Там же.

стр. 51


собственных положений и опровержение положений противника, что делало риторическое рассуждение способным объединить оппозиционную противопоставленнность, поддерживая в то же время его соревновательный (агонистический) характер. Существенная часть аргументации, подразумеваясь, опускалась за недостатком времени для подробного и полного ее проговаривания и по причине апелляции к общеизвестному положению дел. Последнее делает правила риторики "тотальными и несколько расплывчатыми"(Р. Барт).

С.С. Аверинцев полагает, что "если понимать под риторикой не позднейшую карикатуру на нее, не "напыщенную речь, в которой красивые фразы и слова скрывают ее бессодержательность", но брать ее всерьез, как мускулистую атлетику слова, выкованную некогда "агонами" античности, - отчуждение философии Нового времени от риторики оказывается отнюдь не абсолютным".(31) В подтверждении сказанного С.С. Аверинцев приводит примеры из наследия Гегеля и Маркса, которые вслушивались в слова, переворачивали несколько отобранных слов на все лады, чтобы выжать из них все их словесные возможности.

Да и в нашем случае, когда мы пытаемся разобраться в риторике очевидности естественного языка, уместен такой риторический прием как переворачивание, оборачивание подхода - перейти к рассмотрению очевидности самой риторики.

Конечно прошедшие века не прошли бесследно как для риторики, форм очевидности, так и естественного языка. Так Р. Барт полагает, что "классическая риторика подлежит переосмыслению в структурных терминах (такая работа сейчас ведется); в результате, вероятно, можно будет построить общую, или лингвистическую риторику коннотативных означающих, пригодную для анализа систем, построенных из членораздельных звуков, изобразительного материала, жестов и т. п."(32)

Сейчас исследуются переносные (не совпадающие с лексическими) значения; способы организации единиц дискурса, больших, чем предложение; наконец отношения носителей языка друг к другу и к их собственным высказываниям, могущие быть выведенными из самих этих высказываний.

Итак, можно сказать, что современная риторика отвечает также за способы построения целостных речевых высказываний и значения, отличающиеся от номинативных значений отдельных слов(33) и их буквального прочтения. Современная риторика приобретает в некоторых случаях все более очевидный спекулятивный, символический характер. Сфера ее действия - мир культурных ценностей и моральных предпочтений.


(31)Аверинцев С.С. Классическая греческая философия как явление историко- литературного ряда. С. 59.

(32)Барт Р. Риторика образа // Избранные работы: Семиотика: Поэтика: М, 1989. С. 317.

(33)ТодоровЦ. Семиотика литературы//Семиотика.М., 1983. С. 351.

стр. 52


Характер очевидности явно уже не исчерпывается непосредственностью взаимоотношений естественного языка с действительностью, поскольку сама непосредственность приобретает форму языкового опосредования. Удобной иллюстрацией этого положения является различие употребления английских выражений "seeing" и "seeing as". Именно в последней ипостаси активизм языка наиболее очевидно реализует онтологическую предзаданность человека - готовность к высказыванию.

Скорее всего в этом контексте можно говорить о некоторой иерархии в представлениях об очевидности. 6 основание такой иерархии можно положить предлагаемый Аристотелем принцип произвольно-непроизвольно, определяющий поступки людей, исходя из характера той очевидности, с которой они имеют дело. Представление об очевидности возникает непроизвольно: или случайно, или по необходимости (по принуждению или согласно требованиям природы). Представление об очевидности возникает произвольно: или по привычке, или под влиянием стремления (разумно или неразумно, в аффекте).(34)

Таким образом представленная иерархия очевидности, заимствованная из глубины веков, соотносится с теми обозначающими их коннотациями, которыми мы располагаем сегодня. Риторика образа, как по его собственному выражению рискнул предположить Р. Барт, представляющего любой мир целостного смысла изнутри (т. е. структурно), раздирается (мы бы рискнули сказать, следуя "логике" смысла естественного языка, - соотносится) противоречием между системой как воплощением культуры и синтагмой как воплощением природы: "Все произведения, созданные в рамках массовой коммуникации, совмещают в себе - с помощью разных приемов и с разной степенью успеха - гипнотическое действие "природы", то есть воздействие повествования, диегесиса, синтагматики, с интеллигибельностью "культуры", воплощенной в дискретных символах, которые люди тем или иным образом "склоняют" под завесой своего живого слова".(35)


(34)Аристотель. Риторика. С. 49-50.

(35)Барт Р. Риторика образа. С. 318.

 


Новые статьи на library.by:
ЛИНГВИСТИКА:
Комментируем публикацию: РИТОРИКА ОЧЕВИДНОСТИ ЕСТЕСТВЕННОГО ЯЗЫКА В МЕЖДИСЦИПЛИНАРНОМ КОНТЕКСТЕ

© Л.П. КИЯЩЕНКО ()

Искать похожие?

LIBRARY.BY+ЛибмонстрЯндексGoogle
подняться наверх ↑

ПАРТНЁРЫ БИБЛИОТЕКИ рекомендуем!

подняться наверх ↑

ОБРАТНО В РУБРИКУ?

ЛИНГВИСТИКА НА LIBRARY.BY

Уважаемый читатель! Подписывайтесь на LIBRARY.BY в VKновости, VKтрансляция и Одноклассниках, чтобы быстро узнавать о событиях онлайн библиотеки.