СТИЛЬ ИЗЛОЖЕНИЯ И ПРОБЛЕМА АВТОРСТВА В "ПОВЕСТИ О ВЗЯТИИ ЦАРЬГРАДА ТУРКАМИ"
Статьи, публикации, книги, учебники по вопросам библиотековедения.
© Н. В. ТРОФИМОВА, доктор филологических наук
Повесть о захвате турками Царьграда, рассказывающая о построении Константинополя и его падении в 1453 году, по традиции приписывается Нестору Искандеру, который сам назвал свое имя и рассказал о своей судьбе в конце произведения. Однако творческая история повести остается дискуссионной, поскольку не все исследователи склонны доверять послесловию к произведению. Так, М. Н. Сперанский, которому принадлежит одно из самых основательных исследований памятника (Сперанский М. Н. Повести и сказания о взятии Царьграда турками (1453) в русской письменности XVI-XVII веков (вступительная часть статьи В. Д. Кузьминой) // ТОДРЛ. М.-Л., 1954. Т. 10), полагал, что повесть Нестора Искандера послужила лишь одним из источников дошедшего до нас текста, созданного другим автором и представляющего собой "типичное произведение русской исторической литературы XV-XVI веков", и датировал его началом 16-го столетия.
М. О. Скрипиль, напротив, проанализировав повесть и придя к выводу о единстве ее идейно-художественной системы, считал, что "нет оснований отказываться от авторства Нестора Искандера и брать под подозрение все то, что по этому вопросу излагается в послесловии" (Скрипиль М. О. "История" о взятии Царьграда турками Нестора Искандера //Там же). Исследователь датировал повесть концом XV века и утверждал, что она "является произведением одного автора, писавшего по-русски и в таких условиях, которые предоставляли ему возможность обильно черпать материал из древнерусской переводной и
стр. 80
оригинальной литературы, хорошо знать ее, сжиться с ее традициями, уметь творчески пользоваться ими" (Там же).
Поскольку в последние полвека, кроме указанных двух ученых, к повести обращались только М. В. Мелихов (Повесть Нестора Искандера и исторические источники о взятии Царьграда турками в 1453 г. // Древнерусская литература. Источниковедение. Л., 1984) и Т. Ф. Волкова (Развитие повествовательности и художественного вымысла в русской исторической литературе XV-XVII веков. Сыктывкар, 1989), вопрос остается открытым и в таком виде изложен, например, в итоговом "Словаре книжников и книжности Древней Руси" О. В. Твороговым (Нестор Искандер // Словарь книжников и книжности Древней Руси. Л., 1989. Вып. 2. Ч. 2). Нам представляется более обоснованной позиция М. О. Скрипиля, которая к тому же подтверждается стилистическими особенностями произведения.
Единство текста повести, рассказывающей о двух событиях, далеко отстоящих друг от друга во времени, определяется прежде всего темой неизбежного падения христианского города. Она задана в первой части произведения, повествующей о знамении, бывшем во время основания Константинополя. В связи с этим точка зрения на события строго провиденциальная. Рассказчик постоянно напоминает о неизбежности исполнения пророчества: "Се же бысть за наши грехы Божие попущение, яко да збудуться вся прежереченная о граде сем..." (Текст цит. по изд.: Повесть о взятии Царьграда турками в 1453 г. / Подгот. текста, перевод и коммент. О. В. Творогова. // ПЛДР. Вторая половина XV века. М., 1982); "...ныне, грех ради наших, помилованиа и щедрот Божиих лишени быхом"; "молбы и молениа наша неприятна суть Богови"; "Се же бысть изволением Божиим на конечную погибель граду"; "но еже Бог изволи, тому не прейти"; "Но да збудеться Божие изволение, съвет той не съврышися"; "но аще бы горами подвизали, Божие изволение не премочи". Уже эта последовательно проведенная идея говорит об органичности соединения двух разновременных частей в повести.
Средства выражения повествователем своего отношения также едины для всего произведения. Оценка хода событий изредка дается отдельными эмоциональными репликами: "Но что мочно бе учинити против такые силы?"; "И якоже преди писахом: кый язык может исповедати ил изрещи тоа беды и страсти..."; "страшно и жестоко видети обоих дрьзость и мужества"; "Падение же обоих стран, а наипаче ранных - кто можеть исчести"; "и гласи их [жителей Царьграда. - Н. Т .], мню, до небес достигаху".
Пространные размышления о событиях приведены в двух авторских отступлениях в начале и в конце повести. Первое из них носит дидактический характер. Повествователь напоминает о покровительстве Царьграду Богоматери, "во вся времена бяше цесарьствующий
стр. 81
град сохраняюще и покрывающее и от бед спасающе, и от неисцелных напастей пременяюще" (Курсив в цитатах наш. - Н. Т. ). Четыре глагольные формы, объединенные попарно (две без дополнений и две с косвенными дополнениями в одном падеже с одним и тем же предлогом), взаимодополняющие по смыслу, вместе создают впечатление исчерпывающего сообщения и эффект морфологического созвучия. Затем повествователь говорит о причинах Божьей кары, посланной на Царьград, видя их в прегрешениях христиан: "...естьство наше тяжкосердно и нерадиво ", "еже на нас милость божью и щедрот отвращаемся и на злодеяния и безакония обращаемся, ими же Бога и Пречистую его Матерь разгневаем и славы своеа и чьти отпадаем... ". Выделенные курсивом слова представляют собой пары синонимов или называют взаимодополняющие понятия. Использование их в предложении в двух случаях приводит к возникновению глагольных созвучий, как и цепь глагольных форм в предшествующем примере. Этот прием граничит с поэтикой стиля плетения словес, широко применявшегося в различных жанрах в конце XIV - первой половине XV века. Ряд парных сочетаний сходного значения в отрывке может быть продолжен. Из средств того же стиля в отступлении использованы двухкорневые слова: благодеяния (дважды), злодеяния (дважды), тмочисленные; две библейские цитаты подряд. Таким образом, в отступлении, завершающем рассказ об основании и расцвете Царьграда (то есть первую часть повести), автором применены приемы эмоционально- экспрессивного стиля.
Второе отступление помещено в финале произведения, выдержано в форме плача и использует сходные стилистические средства. Из девяти предложений, входящих в этот отрывок, четыре восклицательные, что обычно для плачей. Появляются и парные сочетания: прославляя и величая; многообразие и многократно наказан и наставляя; благыми делы и чюдесы преславными; поучая и призывая; утешая и украшая; не восплачеться или не возрыдает. Есть и прямые повторы оборотов из первого отступления: "еже на тебе милость Божию и щедрот отвращашеся и на злодеяние и безаконие обращашеся". Дословно повторяется в плаче первая из библейских цитат, использованных в предыдущем отступлении. Причина использования сходных средств и повторяющихся оборотов заключается в том, что отрывки сходны по содержанию: если в первом автор говорил о всегдашнем покровительстве Богоматери Царьграду и предрекал кару за перечисляемые прегрешения, то во втором он, вспоминая о прошлом божественном покровительстве, вновь упоминал о грехах, приведших к падению города.
Те же средства использованы в заключительной авторской "биографической справке", подлинность сведений которой оспаривалась некоторыми учеными. Парные сочетания пронизывают и эту часть
стр. 82
текста: многогрешный и безоконный; в сем великом и страшном деле; дозрением и испытанием великым; испытах и собрах от достоврьных и великих мужей; преужасному сему и предивному изволению божию; "Всемогущая же и животворящая Троица да мя приобщить пакы стаду своему и овцам пажити своея, яко да и аз препрославлю и возблагодарю, великолепное и превысокое имя твое". Последний из примеров особенно характерен для стиля повести нанизыванием нескольких рядов парных сочетаний однородных членов.
Однако отмеченные стилистические приемы не составляют исключительной принадлежности авторских отступлений. Изображение сражений в повести соединяет традиционные и новые черты. Основой описаний служат по большей части сравнения-формулы: шум боя - гром; блеск оружия - молния; крики врагов "аки буря силная"; кровь течет как река или поток; трупы падают как снопы; тела убитых как ступени для нападающих врагов. Гиперболические образы также традиционны: един бьяшеся с тысящею, а два - с тмою; врагов рассекают надвое, до седла, меч разящего не удерживает ничто; стрелы омрачают свет. Однако все эти формулы вплетаются автором в сложные синтаксические конструкции, построенные по принципу градации, в которых эти элементы украшаются и нанизываются, создавая эмоционально- риторический ритмический облик текста. Так, описывая ужасы битвы, автор распространяет и соединяет ряд формул, нагнетая мотив кровопролития и гибели воинов: "...падаху бо трупиа обоих стран, яко снопы, с забрал, и кровь их течааше, яко рекы, по стенам. От вопля же и крычания людцкаго обоих, и от плача и рыдания градцкаго, и от зуку клаколнаго, и от стуку оружиа и блистаниа мнящеся всему граду от основаниа превратитися. И наполнишася рвы трупиа человеча доверху, яко чрес них ходити турком акы по степенем и битися: мрьтвыа бо им бяху мост и лесница к граду. Тако и потоци вси наполнишася и брегы вкруг града трупиа, и крови их, акы потоком силным, тещи, и пажушине Галатцкой, сиреч Лименю всему, кроваву быти. И облизу рвов по долинам наполнитися крови, тако силне и нещадне сечахуся".
Детализация традиционных образов делает их наглядными, а повторы, использованные автором (мотив текущей крови повторяется четырежды), придают описанию эмоциональность. Система художественных средств в этом фрагменте сродни тем элементам экспрессивно- эмоционального стиля, которые использовались летописной повестью первой половины XV века. Повторяются, несколько видоизменяясь, сравнения, появляются пары синонимических слов, объединенные в цепочку и создающие созвучия: от вопля и крычания... плача и рыданиа; людцкаго... градцкаго, силне и нещадне.
Риторичность свойственна не только описаниям боев, но и молитвам, речам. Ярким примером в этом отношении могут служить молит-
стр. 83
вы цесаря, патриарха и всего народа, ходивших по церквям. Уже сообщение, которым введен этот фрагмент, несет на себе признаки риторического стиля. Люди ходили, "молбы и моления деюще, плачуще и рыдающе". Парные сочетания синонимов живо напоминают элементы стиля плетения словес. В самой молитве, введенной этими словами, появляются признаки того же стиля: библейские цитаты (образы, повторяющиеся в разных книгах Священного Писания); парные синонимические сочетания - разгневахом и озлобихом; милости и щедрот; злодеяние и безаконие; праведным и истинным; всепетый и преблагословеный; създание и творение; параллельные синтаксические конструкции - забывающе твоих великых дарований и препирающе твоих повелений; милости и щедрот твоих отвратихомся и на злодеяние и безаконие обратихомся; не предай же нас до конца врагом твоим, и не разори достояния твоего и не отстави милость твою от нас, и ослаби нам в время се.
Появляются в тексте и фрагменты, необычные с точки зрения использования изобразительно-выразительных средств. Например, описывая молебен, предшествующий взятию города, автор наряду с парными сочетаниями использует гиперболу: "...и абие возопиша всь клирик и весь народ сущий ту, и жены и дети, им же не бе числа, рыданием и стенанием, яко мнетися церкви оной великой колебатися, и гласи их, мню, до небес достигаху". Образ построен по типу тех, что описывали шум во время битвы, но применен в ином случае и оформлен в эмоционально-риторическом стиле.
Парные и многочленные сочетания пронизывают весь текст повести, многие из них оказываются в ней "устойчивыми", повторяющимися неоднократно в разных формах и иногда с переменой места компонентов. Некоторые носят номинативно-перечислительный характер: на взыскание и избрание преславна и нарочита места; прославиться и возвеличиться; страны и грады; праздникы и торжествы; храмы святых и домы мирскиа; велможи и мегистаны и все сановники; пушки и пищали; жены и дети; сурныа и трубныа гласы; пушечный и пищалный стук; цесарь с патриархом и с святители и всь священный собор; всякими делы и хитростъми; придвинути и приклонити туры; пешци и конникы; туры и лесници. Они используются в повествовательных фрагментах.
Большое число таких сочетаний, выраженных разными частями речи, определяет состояние персонажей или называет действия, связанные с душевными движениями: молбы (и) моления; хвала и благодарение; хваляще и благодаряще; молбы и благодарение; молящеся и благодаряще; плачуще и рыдающе; стонание и рыдание; кличюще и вопиюще; вопияху и кричаху; вопли и кричание; плач и рыдание; стонание и вопль; плач и ужастъ; слезы и рыдание; страх и трепет; скорбь и печаль; крыча и рыдая; рыдание и смятение; молением и ры-
стр. 84
данием; распадеся крепостию и истаяше мыслию и др. Этот круг сочетаний используется и в повествовании, и в лирических фрагментах.
Сочетания, обозначающие названия действий и качеств, также применяются в различных по характеру частях текста: наставляй и научая; укрепляюше и наставляй; уча... и наставляа; укрепишася и охрабришася; бья и сеча; дрьзость и крепость; озлобихом... и разгневахом; страшно и жестоко; поможение и укрепление; силою и мужеством; о слабости их и немужестве; человеколюбивая и милостивая; милости и щедрот; злодеяние и безаконие; помощник и защититель; за православную веру и за церкви божиа и др.
Элементы эмоционально-экспрессивного стиля свойственны всему тексту повести. Поскольку большинство примеров было приведено из второй части произведения, дадим несколько образцов аналогичных конструкций из первой, рассказывающей об основании Царьграда и написанной, по мнению некоторых исследователей, не самим Нестором Искандером, а редактором, использовавшим его записки. Попарно соединенные сочетания глаголов, создающие морфологическую рифму, встречаем уже в первом предложении, сообщающем о том, что Константин Флавий "начат укрепляти и разширяти веру христьянскую, церкви божиа украшати, а ины преславны вздвизати, а идолы сокрушати и домы их в славу богу превращати". Цепи однородных членов номинативного типа использованы в рассказах о выборе места для будущего города: "посла... в Асию и в Ливию и в Европию на взыскание и изобрание преславна и нарочита места..."; о построении колонны, в основание которой были положены христианские реликвии: "и от древа честного и святых мощей на утверждение и сохранение предивнаго и единокаменнаго оного столпа". Есть и другие образцы использования подобных средств в этой части.
Во всем тексте произведения средства эмоционально- экспрессивного стиля распределены неравномерно: их меньше в повествовательных фрагментах и больше в частях, связанных с авторским рассуждением и лирическими вставками. Таким образом, можно говорить о единстве стиля повести, что свидетельствует в пользу создания ее одним автором.
На протяжении всего текста повествователь дает оценку происходящих событий с помощью цитат из Библии. В большинстве случаев он указывал на них словами: якоже есть писано, рече, например: "... яко же есть писано: "Злодеяниа и безакониа превратят престолы силных", и паки: "Расточи грьдыя мысли сердца их, и низложи силныя с престол""; "...злодеяние бо, рече, и безаконие превратит престолы силныих". Тем же способом, с помощью упоминания сам бо владыка рекл есть введена цитата, соединяющая тексты из двух библейских книг, в молитву цесаря и горожан, просящих спасти город. Эти же тексты введены в молитву патриарха о спасении города словами проро-
стр. 85
ком своим рек, причем вторая цитата из первой молитвы приведена в более полном виде, отделена от евангельской и вынесена на первое место. Описывая храбрость цесаря в бою, автор замечает: "якоже речеся, бранныа победы и цесарское падение Божиим промыслом бывает". В другой молитве патриарха использована цитата из Псалтыри: "...да не рекут: "Где есть Бог их?"".
Таким же образом автор вводит цитаты и в свои рассуждения, например, по поводу молитвы патриарха он размышляет о том, что покаяние уже не могло спасти Царьград, и приводит неточно переданные отрывки из книг пророка Исайи и Иезекииля, затем, рассказывая об отчаянном сражении, напоминает о тщетности отваги греков словами Псалтыри.
Образы, присутствующие во многих библейских книгах, использованы непосредственно в первой молитве цесаря с горожанами без ссылок на источник. Они оплакивают свои грехи, укоряя самих себя за то, что не выполняли заповеди Бога, увидев которого, "древле горы, видевше, взтрепеташа и тварь потрясеся, солнце же и луна, ужасшеся, блистанием их погибе, и звезды небесныа спадоша".
Неожиданно появляется библейская реминисценция в речи султана, призывающего прекратить битву и угрожающего в противном случае горожанам, что их "меч поясть". Возможно, что в данном случае писатель неосознанно использовал в речи врага емкий образ Библии, или такое использование цитаты связано с осознанием роли султана как орудия Божьей кары, посланной на греков.
Часто появляются цитаты без ссылок в речи автора или персонажей. Размышляя о предсказанной судьбе города, он писал: "...беззакония наша превзыдоша главы наша, и грехы наша отяготеша сердца наша".
Таким образом, цитаты на протяжении всей "Повести о взятии Царьграда" связаны с эмоционально окрашенной речью героев и автора и ограждают провиденциальную идею неизбежности гибели грешного царства.
Приведенные наблюдения свидетельствуют о единстве художественных приемов, использованных создателем "Повести о взятии Царьграда", и подтверждают мысль о написании произведения одним автором.
ССЫЛКИ ДЛЯ СПИСКА ЛИТЕРАТУРЫ
Стандарт используется в белорусских учебных заведениях различного типа.
Для образовательных и научно-исследовательских учреждений РФ
Прямой URL на данную страницу для блога или сайта
Полностью готовые для научного цитирования ссылки. Вставьте их в статью, исследование, реферат, курсой или дипломный проект, чтобы сослаться на данную публикацию №1719250860 в базе LIBRARY.BY.
Добавить статью
Обнародовать свои произведения
Редактировать работы
Для действующих авторов
Зарегистрироваться
Доступ к модулю публикаций