Вопросы интерференции и заимствования приобретают особую важность при изучении феномена билингвизма, поскольку в ситуациях двуязычия они составляют сущность взаимодействия языков как в индивидуальном, так и в общественном измерении. Эти два явления тесно связаны, и их разграничение оказывается затруднительным ввиду многозначности самих терминов и неоднозначной их трактовки. Так, под заимствованием может пониматься и процесс, и результат языкового контакта, а интерференция часто рассматривается только с позиции отрицательного влияния на языковую систему. На наш взгляд, применение временного параметра при дефиниции заимствования и интерференции, а также признание интерференции и заимствования конкретными формами реализации общих процессов языкового взаимодействия позволяют снять некоторые противоречия и построить определенную схему (Рис. 1).

Проблема интерференции и заимствования имеет первостепенное значение для славянских языков. Многочисленные контактные ситуации способствуют активизации этих процессов, причем как в самих славянских языках, так и в неродственных языках, испытывающих их влияние. Двуязычие в славянском мире достаточно распространенное явление, можно встретить как формы славянско-славянского, так и формы славянско-неславянского билингвизма. Например, в словенском Приморье, в общине Копер, распространено словенско-итальянское двуязычие, а на северо-востоке страны, в Прекмурье, весьма активно развивается словенско-венгерское двуязычие. Любопытно, что венгерский и итальянский языки имеют статус официальных языков в этих частях страны, а билингвальны не только представители национального меньшинства, но и сами словенцы [1. S. 28, 55]. Переселение словаков на территорию современной Воеводины в XVIII в. способствовало становлению словацко-сербских языковых связей, в словацком языке на территории Сербии фиксируется множество интерферентных явлений, обусловленных интенсивным контактом этих двух языков: словацкий воеводинский mlieko v prachu - серб, mleko u prahu - слвц. sušené mlieko 'сухое молоко'; словацкий воеводинский roucný oddych - серб, godišnji odmor - слвц. dovolenka 'отпуск'; словацкий воеводинский hl'adat' náhradu škody - серб,  naknadu - слвц.  náhrady škody 'требовать возмещения убытков' [2].

В языке венгров Воеводины также наблюдается большое количество сербизмов, как явных, так и скрытых (кальки), что, несомненно, проистекает из самой языковой ситуации сосуществования с сербским языком, ср. следующие приме-

Пилипенко Глеб Петрович - аспирант Института славяноведения РАН.

ры: A decsji dodátákot  dodatak) meg majd hó(l)nap izvadizom (izvaditi) a stédna knyizsicámró (l) (štedna  (завтра я сниму детское пособие со сберкнижки); az én csetámba(n)  nagyon nehéz az obuka (obuka) (в моей роте обучение очень трудное) [3. S. 202 - 203]. Необходимо сказать, что и сербский язык также несет на себе отпечаток контактов с венгерским. Проявлением этого служат венгерские по происхождению заимствования в литературном сербском языке: серб, cipele - венг.  'ботинки', серб, bunda - венг. bunda 'шуба', серб, lopov - венг. lopni 'вор', серб, pajtaš - венг. pajtas 'приятель', серб, varoš - венг. város 'город', а также в сербских диалектах, распространенных непосредственно в смешанной среде: серб.  - венг. báty(a) 'друг, старик'; серб, fajta - венг. fajta 'тип', серб. maradeke - венг. maradék 'остатки еды', серб, perkelt - венг. pörkölt 'жаркое, паприкаш' [3. S. 196 - 198].

Значителен след сербского языка в македонском языке. Сербские заимствования в политической и научной сферах объясняются не только непосредственными контактами народов, но и языковой ситуацией в македонском обществе, когда роль сербско-македонского билингвизма была значительна: влада 'правительство', одлука 'решение, постановление', амбасада 'посольство', устав 'конституция', прилог 'наречие, статья', железара 'металлургический комбинат' [4. С. 185].

С изменением экстралингвистической ситуации связано ослабление влияния чешского языка на словацкий язык в самой Словакии [5. С. 94], а также влияние русского языка на украинский (с переориентацией на польский язык): укр. валгза (waliza) - "чемодан", укр. вакаци (wakacje) - "каникулы", укр. канікули, укр. спортовецъ (sportowiec) - "спортсмен" [6. С. 225]. Взаимодействие украинского и польского языков происходит не только в сфере литературного языка, но и на диалектном уровне, когда в польский язык на Украине проникают украинизмы. Отмечается, что влияние украинского языка заметно в сферах трудовой деятельности, информации, административного управления, но в религиозных сферах и при общении с членами семьи устойчивы позиции местных польских диалектов [7. S. 29].

Огромное количество примеров и ситуаций двуязычия предоставляет русский язык. Так, отмечалось, что в гагаузском языке порядок слов в предложении не следует тюркским образцам, а в основном совпадает с порядком слов в русском языке [8. С. 81 - 82]. Но и русский язык в процессе взаимодействия языков не только выступает в качестве языка-источника, но и сам испытывает воздействие других языков, например узбекского, эстонского, принимает местные реалии и служит местом проявления интерференции [9. С. 92; 10. С. 335]. Славянские языки за пределами территории своего распространения, в эмигрантской среде, развиваются по несколько иным законам, чем в метрополии. В результате постоянного воздействия иноязычного окружения в украинском языке США и Канады появляются интерферентные элементы из английского языка, в частности активно заимствуются английские междометия [11. С. 89]. В немецком языке югославских рабочих в Германии проявляется воздействие родного языка: пропуск и неверное употребление препозиционных артиклей, которые отсутствуют в славянских языках, а также ошибки в определении рода существительных [12].

Разнообразие ситуаций двуязычия в славянских регионах, а также в регионах, имеющих контакты со славянами, несводимые друг к другу формы языковых контактов делают проблему интерференции особенно актуальной для славяноведения. Ситуации с участием славянских языков интересны еще и тем, что происходит взаимовлияние как с близкородственными, так и с иносистемными языками (турецкий, венгерский, кавказские языки и др.). В связи с этим возника-

ет необходимость разобраться в сущности явлений интерференции и заимствования, проанализировать выработанные в лингвистике подходы.

Проблема интерференции, как и проблема заимствования, заслуживает пристального рассмотрения. Интерференция характеризует самый главный процесс собственно лингвистического аспекта данного явления - взаимопроникновение языковых систем, находящихся в контакте. Близость явлений билингвизма и интерференции подтверждает мнения ученых, которые полагают, что двуязычия без интерференции не бывает [13. S. 11]. Следует учитывать, что при определении интерференции приходится оперировать близкими и нечетко дифференцированными понятиями: "заимствование", "языковой контакт", "ошибка".

Сам термин "интерференция" был предложен пражской лингвистической школой. В свою очередь, данный термин был заимствован из физики, где он используется, в частности, в сочетании "интерференция волн", наложение, взаимовлияние (от латинского inter - взаимно, между собой и ferio - касаюсь, ударяю). Однако некоторые лингвисты, признавая роль пражских исследователей в распространении этого обозначения, отмечают первенство в употреблении термина за другими учеными [13. S. 17]. Сам факт интерференции обозначается по-разному, например, интерферема [14. S. 6], интерференционное последствие, интерференционное явление и т.д.

Широкое распространение термин "интерференция" получил после выхода в свет в 1953 г. работы У. Вайнрайха "Языковые контакты", в которой интерференция трактуется как случаи отклонения от нормы при двуязычии [15. С. 22]. В центр внимания другими исследователями также ставится концепт отклонения, нарушения, причем встречаются очень резкие заявления: "Проблема интерференции должна относиться скорее к патологии языкового существования, нежели к норме коммуникации" [16. С. 27]; "Отклонение от норм¹ данного языка, вызванное воздействием на него другого языка" [19. С. 31]; "Интерференция - отрицательное явление, так или иначе затрудняющее общение" [20. С. 74]; "Интерференция - взаимодействие языковых систем в условиях двуязычия, складывающегося либо при языковых контактах, либо при индивидуальном освоении неродного языка; выражается в отклонениях от нормы и систем второго языка под влиянием родного" [21. С. 197]. В приведенных определениях важно следующее: акцентирование отрицательного воздействия интерференции в случаях языкового контакта. Например, сербизмы венг. knyizsica - серб.  'зачетка', венг. осепа - серб, осепа 'оценка', венг. brucos - серб, brucoš 'новичок, первокурсник', венг. uszmeni - серб, usmeni 'устный экзамен' в речи воеводинских венгров-школьников на родном языке вызывают негативную реакцию венгерских языковедов [22. 10.о.]. Если учитывать педагогический аспект, то отрицательных моментов по отношению к интерференции избежать не удастся. В связи с этим

¹ Следует отметить, что часто лингвисты при описании интерференции ссылаются на норму. В связи с этим любопытно определение, в котором интерференция определяется как "нарушение кодифицированных норм речи контактирующих языков" [17. С. 8]. Думается, что под нормой здесь подразумевается норма литературного языка. Однако двуязычному индивиду эта норма может быть незнакома, и интерференция может вовсе не восприниматься им как нарушение. Скорее в случае с интерференцией нужно говорить о правильности (грамматической, лексической и т.д.), когда понимание может быть нарушено вследствие неправильно построенного высказывания. Ситуация здесь зависит от степени владения языком. На наш взгляд, стоит согласиться с мнением тех авторов, которые подходят к оценке степени владения языками двуязычным индивидом с позиций именно правильности высказывания [18. С. 128 - 129].

особое значение приобретает высказывание С. В. Семчинского: "Лингвист не должен заимствовать отношение к интерференции преподавателей иностранных языков", ведь интерференция - "основа для сближения языков, конвергентного развития" [23. С. 19]. Педагогам также не стоит расценивать интерференцию как явление сугубо отрицательное, ведь перенос связан с лингвистическим опытом обучающегося, и этот опыт нельзя игнорировать [24. С. 102].

Мысль С. В. Семчинского о последствиях интерференции как бы дополняет Э. Хауген: "Интерференция при частом отклонении может стать нормой" [25. С. 69]. Хотя интерференция - явление, свойственное индивиду, социальную значимость она приобретает при однотипных изменениях в речи многих лиц. Действительно, в условиях интенсивных языковых контактов, особенно при непропорциональном массовом двуязычии, языковые изменения, вызванные интерференцией, получают признание и могут способствовать становлению новой нормы [26. С. 35]. Вероятно, таким образом в сербском, македонском, болгарском языках закреплялись турецкие слова и выражения, сегодня многие из них принадлежат литературной норме соответствующих языков. Ср. турцизмы в сербском языке: sat 'час, часы', komšija 'сосед', šešir 'шляпа', hula 'башня', kusur 'сдача'. Тем не менее, на наш взгляд, оправданной выглядит позиция, согласно которой интерференционные злоупотребления могут не приниматься языковой общностью [12. S. 8]; здесь можно упомянуть и тенденции пуризма, неприятие носителями языка нарушений, вызванных различными причинами. Примеров в истории развития славянских языков можно привести достаточно. Например, в хорватском языке XIX в. пуризм служил реакцией на преобладание немецких и венгерских слов и конструкций практически во всех сферах языкового общения.

Вследствие нагруженности термина "интерференция" отрицательной коннотацией, лингвисты вынуждены искать новые решения для описания процессов, происходящих в сознании билингва. Некоторым ученым удачным представляется понятие "трансференция", которым обозначается перенос элементов, признаков, правил и структурных моделей из одного языка в другой, где эти элементы, признаки оказывают влияние на структуру языка и его употребление, подчиняясь при этом законам принимающего языка [27. S. 17]. Следовательно, трансференция понимается и как процесс переноса, и как результат этого явления. Более развернуто о трансфере (переносе) говорит П. Ст. Качмарский [28. S. 11, 17, 19, 23]. Автор предлагает выделять три типа трансфера: негативный, нейтральный и позитивный. Собственно негативный тип, система отклонения от нормы кодирования в отдельных системах языка, называется интерференцией. Сам трансфер - как позитивная сторона общего процесса переноса - облегчает усвоение нового языка, поскольку правила, действующие в родном языке (или также в других языках, которыми владеет индивид), часто совпадают с правилами нового языка².

Интерес представляет позиция отдельных лингвистов, обозревающих проблему интерференции под другим углом. А именно: на первый план выходит изучение направленности процесса переноса (трансфера). Одна из наиболее распространенных точек зрения: интерференция происходит в пользу доминирующего языка у двуязычного индивида [29. С. 12]. Например, в венгерском языке словенско-

² Исходя из данной ситуации, в педагогике сложились две противоположные методики: сепарационная и ассимиляционная. Согласно первой теории обучение языку не должно опираться на знание родного (других известных) языков, согласно второй - педагогам необходимо стремиться к использованию знаний родного (других известных) языков.

го Прекмурья фиксируются словенизмы, оформленные по правилам венгерской грамматической системы: венг. pogovárjazni - словен. pogovarjati 'разговаривать'; венг. odbojkázni - словен. igrati odbojko 'играть в волейбол', венг. zapisznik - словен. zapisnik 'протокол' [1. S. 35, 51]. Очевидно, что речь идет о влиянии более мощного в функциональном отношении языка на родную речь национального меньшинства. Однако категоричность в суждениях по данному вопросу разделяется не всеми. Уточнение, касающееся направленности интерференции, находим в другом определении: "Нарушения, возникающие в речи билингва вследствие отрицательного переноса умений и навыков из одного языка в другой³ (курсив наш. - П. Г.) [30. С. 38]. Некоторые лингвисты при описании интерференции предпочитают обходить этот аспект, таким образом, вопрос о направленности переноса вообще изымается из рассмотрения: "Интерференция - все изменения в структуре языка, возникающие вследствие взаимодействия с языком, находящимся с ним в контактной межъязыковой связи" [31. С. 61]. Тем не менее, известно, что в ситуации двуязычия интреференционные процессы происходят как в одном, так и в другом языке (думается, в разной степени и в зависимости от конкретной ситуации). При анализе собственно словенской речи венгров Прекмурья фиксируется пропуск притяжательных местоимений в определительной функции под влиянием родного языка [1. S. 176]. Предлагается, например, называть изменения во втором языке (Я2) под влиянием первого языка (Я1) интерференцией (как наиболее частый случай), а изменения в Я1 (который здесь называется родным) под влиянием Я2 - интеркаляцией⁴. Естественно, что и интеркаляция, и интерференция понимаются как речевые явления. Таким образом, все случаи заимствования (которые получают название транскаляции) в Я1 считаются "фактами интеркаляции, утратившими индивидуально-речевой характер и приобретшими общественную значимость, став элементами языковой системы" [32. С. 111 - 117]. Имеются также и другие обозначения для разнонаправленного интерференционного взаимодействия, например, предлагается использовать обозначения "обратная интерференция" [33. С. 112]; "интерференция субстратного и адстратного характера" [34 С. 29,30]. В первом случае (субстратная интерференция) происходит воздействие Я2 на Я1, во втором (адстратная интерференция) - Я1 на Я2. При этом отмечается, что при субстратной интерференции воздействие одних признаков утрачивается быстро, другие признаки, в частности акцент, остаются без изменения. Например, известный лингвист В. И. Абаев признавал, что определенные родные языковые представления вообще остаются неискоренимыми (см. [35. С. 82]). В литературе по вопросу интерференции находим призыв разделять воздействие интерференции на уровне языка и на уровне речи. Часто интерференция, понимаемая на уровне речи, рассматривается как процесс языкового контакта, ограниченного во времени; интерференция, изучаемая на уровне языка, трактуется как результат языкового взаимодействия с широкой временной перспективой.

³ По всей видимости, автор понимает интерференцию только как процесс, поскольку специально уточняет, что интерференция проявляется в момент речи.

⁴ На наш взгляд, вполне оправданным выглядит подобное разведение понятий, ведь природа воздействия языков друг на друга будет существенно различаться в зависимости от того, в каком из языков в данный момент происходят изменения в результате контакта. Другой вопрос, правомерно ли говорить о направлении воздействия интерференции, если у человека четко не разграничены Я1 и Я2, например, в ситуации смешанных семей, при смене функционально первого языка и т.д., когда наделение одного из языков статусом "родной" оказывается спорным. Отдельного обсуждения заслуживают также случаи многоязычия, когда отношения между языками очень запутанны.

Тем не менее, и здесь встречаются идеи, отличающиеся от распространенных представлений. Так, предлагается разграничивать интерференцию на уровне языка и на уровне речи с точки зрения успешного/неуспешного знания языковой системы, успешного/неуспешного порождения речи: владение языковой системой, безошибочное знание правил (системность) может сочетаться с недостаточной компетентностью в процессе говорения, в речи (бессистемность), и наоборот [34. С. 31 - 32]. Думается, что эта позиция в некоторой степени отражает педагогический аспект проблемы.

Если же вернуться к разграничению интерференции, о котором речь шла выше, то оно требует уточнений. Что же понимать под результатом и под процессом интерференции? На наш взгляд, необходимо ввести временной параметр, поскольку это обстоятельство позволяет лучше понять тонкости рассматриваемого разграничения. Если языковая система освоила какое-нибудь явление, квалифицируемое как интерферентное, если это явление закрепилось в языке, "прошло проверку временем", то необходимо говорить не об интерференции, а о заимствовании (при этом понятно, что корни данного заимствования будут в интерферентном явлении, а результатом будет заимствование) [36. С. 198]. Об этом же говорит и У. Вайнрайх: языковая и речевая интерференция отличаются друг от друга именно по соотнесению с временным фактором [15. С. 36]. В данном случае можно провести сравнение с социализацией интерферентных явлений: при многократных повторениях в речи двуязычных индивидов и, как следствие, при закреплении в языковой системе этих явлений целесообразно говорить уже о заимствованиях, находящихся на той или иной стадии адаптации. Данное "отклонение от нормы" получает распространение, расширяет сферу употребления [37. С. 47]. В самом процессе интерференции, который проявляется в речи индивида, прослеживается следующее соотношение: элемент X переносится из Я1 в Я2, в соответствии с этим элемент X в Я1 называется моделью, а тот же элемент в Я2 будет уже интерферентным явлением, репликой. Например, в молдавских селах в Казахстане, находящихся в русском окружении, в результате молдавско-русского билингвизма происходит проникновение русизмов в молдавский язык. Заимствуются не только новые понятия, но и самые обычные слова: молд.-русск. слови - молд. ворби 'слова', молд.-русск, а пиримини - молд, а скимба 'переменить', молд.-русск. стакан ди чяй 'стакан чаю', а сы откажы 'отказаться' [38. С. 109 - 111]. Русские слова и выражения в русском языке служат моделью для молдавского языка. Причем существует несколько вариантов употребления элемента X в Я2: элемент X в Я2 может употребляться как в неассимилированном, так и в адаптированном виде [39. S. 38]. Если же данный элемент вошел в систему Я2, то мы имеем дело с полностью адаптированным заимствованием. Что касается двуязычия в упоминаемых молдавских селах, то отмечается, что молдаване произносят все фонемы русских интерферем без акцента [38. С. 112].

При характеристике интерференционных процессов заслуживающей внимания представляется точка зрения, согласно которой интерференция является составной частью более общих процессов языковых контактов, например частью медленного процесса проникновения иноязычных элементов в систему воспринимающего языка, который называется интеграцией [40. С. 3] или диффузией [34. С. 38]. Именно таким образом интерференция проявляется на уровне языка, входит в систему принимающего языка. Сама диффузия понимается как многостороннее явление, которым занимается психология. Этот процесс заключается в переносе навыков и умений в определенную сферу деятельности, в данном слу-

чае - в язык. Интерференция в трактовке других ученых предстает и как часть аттракции, тенденции сближения языковых структур [35. С. 94]. При подобном рассмотрении интерференции все вопросы о характере направленности этого явления и соотнесения с заимствованием связаны с более общими процессами, суть которых не изменяется от трактовки второстепенных аспектов.

В исследуемой литературе встречается также классификация интерференции по способу приспосабливания того или иного языка к коммуникативным нуждам индивида. В соответствии с этим выделяется прямая и косвенная интерференция: в первом случае сообщение на неродном языке строится по правилам родного языка, во втором случае высказывания на родном языке строятся по правилам, общим для двух языковых систем [41. С. 10 - 11]. Таким образом, акцентируется именно перенос (трансфер). Думается, что ошибок больше всего будет наблюдаться в первом случае, тогда как при втором варианте формально правильность не будет поставлена под вопрос, двуязычный индивид будет обходить неизвестные ему правила. Так, эстонцы, говорящие по-русски, чтобы не допустить ошибки в недостаточно усвоенных русских конструкциях при выборе русского слова исходят из слов с более общим, нейтральным значением [42. С. 212]. При скрытой интерференции говорящий контролирует свою речь, из-за боязни допустить ошибку обычно использует не очень выразительные языковые средства, но хорошо известную форму. Очевидно, что здесь играют роль определенные психологические установки говорящего [43. С. 205]. Такую интерференцию, как правило, нелегко распознать, приходится в течение длительного времени проводить наблюдение за речевым поведением билингва.

Помимо деления интерференции на прямую и косвенную особо выделяются следующие аспекты: внутриязыковая, межъязыковая и лингвострановедческая интерференция, а также тесно связанная с этими явлениями проблема языкового дефицита [40. С. 2 - 14]. Межъязыковая интерференция представляет собой "классический" случай: нарушение правильности, системы одного из языков. Внутриязыковая интерференция возникает в результате взаимодействия форм и моделей языка-источника. Например, эстонцы в русской речи допускают следующие ошибки, вызванные внутриязыковой интерференцией: в лесу живет бурный (бурый) медведь, поет (пьет) молоко, ребята пили (пилили) дрова, у похожего (прохожего) [44. С. 264]. Факты этого типа имеют параллели и в речи самих монолингвов (в речи русских: сыпаешь, здание-задание и т.д.); лингвострановедческая интерференция возникает как результат несовпадения реалий в двух языках при формальной правильности высказывания: в венгерском языке в качестве обращения к участникам собрания конференции принята формулировка Tisztelt konferencia! (дословно: Уважаемая конференция!), тогда как в словенском языке употребляют форму Spoštovani gospodpredsednik,  konference (дословно: Уважаемый председатель, участники конференции) [1. S. 219]; наконец, случаи языкового дефицита, проявляющиеся в создании окказиональных словосочетаний, описательных определениях и т.д.: ср. почти директор - зам. директора. Интересно, что факты внутриязыковой интерференции описываются учеными в том числе с помощью другого термина - паронимия. Паронимия во второязычной речи - вид интерференции [45. С. 188]. В связи с этим любопытно высказывание Ф. де Соссюра, в котором с психологической позиции лингвист объясняет значение паронимии для теории билингвизма: "Паронимия во второязычной речи появляется потому, что любое слово может вызвать в памяти все, что способно тем или иным образом с ним ассоциироваться" (цит. по: [45. С. 189]).

Следовательно, изучение интерференции в рамках теории билингвизма является необходимым ввиду органического единства этих явлений. Стоит все же заметить, что выделение направленности трансфера, оценка этого феномена, разграничение прямой, скрытой, межъязыковой, внутриязыковой и лингвострановедческой интерференции характеризует больше индивидуальную сторону двуязычия, хотя, как можно было убедиться, социализация интерферентных явлений, превращение их в заимствования, может внести изменения в систему языка. Действует здесь и фактор времени, который позволяет взглянуть на проблему языка и речи в несколько ином свете. Дихотомия язык/речь, по сути, трансформируется в противопоставление диахрония/синхрония, с той оговоркой, что заимствования (по терминологии отдельных лингвистов - адаптированные факты интерференции) могут быть как частью языковой системы, так и реализовываться в речи.

Понятие "заимствования", как отдельного феномена, также оказывается в центре внимания лингвистов, занимающихся двуязычием. Тесное переплетение заимствования и интерференции затрудняет разграничение данных явлений. Разведение этих понятий или их сближение не вносит определенности в понимание их сущности. Поэтому каждый автор в зависимости от личных предпочтений и методов исследования использует либо первый, либо второй подход. Так, например, Э. Хауген считал, что разграничение заимствований и других видов перенесения бесполезно. Он видел основу для сближения в новизне, инновативности этих явлений в языке (см. [46. С. 84]). Как отмечалось выше, Хауген сводил сущность всех языковых контактов к проблеме заимствования, понимаемой в широком смысле. Б. Гавранек подходит к данному вопросу, применяя критерий активности и пассивности перенимаемых элементов. Язык, который принимает заимствование, является активным, язык-источник является пассивным [47. S. 185]. Справедливо подмечено, что процесс заимствования представляет собой сложное взаимодействие языков, где одна сторона будет принимающей, а другая - дающей [48. С. 6]. Однако именно данное обстоятельство вызывает неприятие термина "заимствование" рядом ученых. В качестве курьеза можно привести слова Л. Деруа, который отмечал, что нужно говорить не о заимствовании, а о воровстве, поскольку заимствованные элементы не возвращаются (см. [46. С. 78]). Действительно, внутренняя форма термина "заимствование" в русском языке подсказывает, о каком процессе идет речь. Как нам представляется, здесь необходимо рассуждать не о присвоении, а об имитации, подражании, ведь элемент не изымается из языка-источника, он служит моделью, по образцу которой осуществляется трансфер [49. С. 5]. Такой подход, на наш взгляд, снимает противоречия в использовании термина "заимствование".

Явление заимствования рассматривается в лингвистической литературе не только в двухчленной связке с интерференцией (переносом), но и в цепочке с переключением кода. Э. Хауген подходил к постижению сути двуязычия через линейную модель, на одном конце которой располагается переключение кода, на другом - чистое двуязычие. Переключение кода (Code-switching, Code-Umschaltung) происходит в речи при более значительном переносе, превышающем стандарты обычной интерференции⁵, при этом высказывания четко сигнализируют о принадлежности

⁵ Если у цитируемого автора движение от интерференции к переключению кода зависит от объема фактов трансфера, то другие ученые данную модель ставят в зависимость от уровня владения вторым языком (как было представлено выше, интерферентные явления могут возникать и в речи на первом/родном языке). Так, в случае недостаточного владения языком возможны отдельные иносистемные вкрапления, заимствования, но не кодовое переключение; при свободном владении

к определенному языку (см. [27. S. 18]). Под заимствованием, трактуемым широко, подразумевается и процесс и результат, таким образом, фактор времени снимается. Однако это противоречит позиции, по которой заимствование выступает только "результатом языкового влияния" [37. С. 61]. Универсализация заимствования и в качестве процесса, и в качестве результата может рассматриваться и с позиции развертывания акта коммуникации во времени. Тем самым объясняется социализация акта заимствования; мнение Ш. Балли на этот счет сформулировано следующим образом: "Вначале заимствование - это заимствование для одного или нескольких слушающих, которые затем распространяют его, заняв позицию говорящих" [51. С. 130]. Г. Пауль говорит о том, что усвоение заимствований, их распространение, не будет зависеть от билингвов, хорошо владеющих языком; вполне возможно, что в языковом сознании индивидов, которые плохо знают язык-источник, элемент Я2 в Я1 претерпевает большие изменения [52. С. 466]. Очевидно, что для Пауля в процессе интеграции заимствования важнее степень владения языком, а не внутренние закономерности Я1, влияющие на адаптацию.

Движение от индивидуального к массовому характеризует превращение заимствования из процесса в результат и может, таким образом, соотноситься с противопоставлением речи и языка. Подобное распространение термина "заимствование" свидетельствует о восприятии данного явления как общего по отношению к подчиненным феноменам интерференции, переключению кода и т.д.: "заимствование - элемент чужого языка, перенесенный из одного языка в другой в результате языковых контактов, а также сам процесс перехода элементов одного языка в другой" [53. С. 158]. В центр ставится сам факт переноса вне зависимости от времени протекания самого процесса. Однако не стоит забывать о том, что в условиях массового двуязычия могут активно использоваться неассимилированные заимствования, причем эти единицы имеют широкое распространение, поэтому их закрепление в системе языка никем не оспаривается [49. С. 5]. Получается, что факты интерференции остаются в исходной форме и оппозиция по времени формально нивелируется. Следовательно, адаптация "чужих" элементов в определенных языковых ситуациях не может рассматриваться как обязательное условие для характеристики заимствования. Такие случаи в лингвистической литературе получают названия варваризмов, цитации, вкраплений и т.д.

Важно также понимать, что заимствование происходит не только устным путем, известен также письменный путь⁶. Так как мы исходим из понимания любого заимствования как реализации одного из видов билингвизма, то и письменный и устный "варианты" будут иметь корни в ситуации двуязычия; по признанию Г. Пауля, "иностранное слово привносят носители своего языка, которые выучили другой язык, а не иностранцы" [52. С. 23]. Получается, что для введения нового элемента в принимающую языковую систему необходим импульс со стороны двуязычного индивида или небольшой группы людей, владеющих языком-источником. Будет ли это результатом случайной интерференции, либо планомерным, осознанным, включением такого элемента - для последующего распространения заимствования это не так важно, индивидуальная мотивация одного билингва-инициатора или группы билингвов теряется в спровоцированных ими нововведениях. Дальнейшая судьба заимствований, их закрепление и адаптация в языке,

эти процессы могут происходить параллельно [50. С. 10].

⁶ В современном мире широкое распространение приобретает Интернет как источник разнообразных форм заимствования.

Рис. 1. Процессы и результаты языковых контактов во временном аспекте.

зависят от социальных характеристик общества и особенности конкретной языковой ситуации.

Таким образом, обзор лингвистической литературы привел к выводу, что среди ученых нет единого мнения о заимствовании и интерференции. Приводимая в работе схема (Рис. 1) является синтезом подходов лингвистов и демонстрирует общие тенденции во взглядах на феномены интерференции и заимствования.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Bernjak E.  v stiku. Sociolingvisticne in kontrastivne študije. Maribor, 2004.

2. Horáková R. O  bilingvizmu. htth://pbunjak.narod.ru/slovak/slsr_index.htm

3.  M. Prilog  interferencijau Sevemoj Vojvodini // Филолошки преглед. Београд, 2003. Bpoj XXX/2.

4. Усикова Р. П. Этноязыковые и этнокультурные проблемы в македонском языке // Глобализация - этнизация. Этнокультурные и этноязыковые процессы. М., 2006. Кн. П.

5. Мусилова К. Отношения чешского и словацкого языков в период с 1918 по 1992 год и их развитие после распада Чехословакии // Глобализация - этнизация. Этнокультурные и этноязыковые процессы. М., 2006. Кн. II.

6. Остапчук О. А. Языковое варьирование как фактор внутренней динамики в современном украинском языке: уровни и способы манифестации в языке // Глобализация - этнизация. Этнокультурные и этноязыковые процессы. М., 2006. Кн. II.

7.  E. Problem bilingwizmu w opisie kontaktów  // Z polskich studiów slawistycznych. Ser. II.  Prace na XIV  kongres slawistów w Ochrydzie 2008. Warszawa, 2007.

8. Ахунзянов Э., Скорин П. Я., Терещенко Н. М., Феоктистов А. П., Покровская Л. А. Русский язык - один из основных источников развития и обогащения языков народов СССР // Взаимодействие и взаимообогащение языков народов СССР. М., 1969.

9. Емельянцева Л. П. Об особенностях отражения национальной специфики в информационных материалах радио и телевидения Узбекистана на русском языке // Культура русской речи в условиях национально-русского двуязычия. (Проблемы лексики). М., 1985.

10. Костанди Е. И. О русской разговорной речи // Микроязыки. Языки. Интеръязыки. Сб. в честь ординарного профессора А. Д. Дуличенко. Тарту, 2006.

11. Жлуктенко Ю. А. Українсько-англійські міжмовні відносини у США і Канаді. Київ, 1964.

12.  M. Interferenzen im Deutschen und im Serbokroatischen der Kinder Jugoslawischer Arbeitnehmer in der Bundesrepublik Deutschland. Fehleranalyse und didaktische Übungen. München, 1992.

13. Juhász J. Probleme der Interferenz. Budapest, 1970.

14. Затовканюк М. Интердисциплинарные связи языковой интерференции // Mezijazyková a vnitrojazyková interference. Praha, 1976.

15. Вайнрайх У. Языковые контакты. Киев, 1979.

16. Бурыкин А. А. О некоторых коммуникативно-обусловленных типах двуязычия // Уралистика. Выпуск 13. Часть 1. Материалы XXXII международной филологической конференции. Санкт-Петербург 5 - 6 марта 2003 г. СПб., 2003.

17. Иванов В. В., Иванова В. А. Грамматическая интерференция и проблемы культуры русской речи // Грамматическая интерференция в условиях национально-русского двуязычия. М., 1990.

18. Ицкович В. А., Шварцкопф Б. С. Пассивное двуязычие и культура родной речи // Проблемы двуязычия и многоязычия. М., 1972.

19. Ижакевич Г. И. Русская речь в украинском языковом окружении (лексика) // Культура русской речи в условиях национально-русского двуязычия. (Проблемы лексики). М., 1985.

20. Василевская И. А. Грамматическая интерференция и смысл высказывания // Грамматическая интерференция в условиях национально-русского двуязычия. М., 1990.

21. Виноградов В. А. Интерференция // БЭС. Языкознание. М., 1998.

22. Kossa J. A mi nyelvünk. Új Vidék, 1978.

23. Семчинский С. В. Семантическая интерференция языков (На материале славяно-восточнороманских языковых контактов) Автореф. дисс. ... д-ра филол. наук. Киев, 1973.

24. Шахнарович А. М. Ранний билингвизм и культура // Методология теории билингвизма. М., 1971.

25. Хауген Э. Языковой контакт // Новое в лингвистике. Вып. 6. Языковые контакты. М., 1972.

26. Беликов В. И, Крысий Л. П. Социолингвистика. М., 2001.

27. Goldbach A. Deutsch-russischer Sprachkontakt. Deutsche Transferenzen und Code-switching in der Rede Russischsprachiger in Berlin. Frankfurt am Main, 2005.

28. Kaczmarski P. St.  do bilingwalnego  nauki  obcego. Warszawa, 1988.

29. Сигуан М., Макки УФ. Образование и двуязычие. М., 1990.

30. Иванова Н. И. Смешение предлогов в устной русской речи билингвов-саха // Уралистика. Вы-

пуск 15. Часть 2. XXXIII международная филологическая конференция. 15 - 20 марта 2004 г. СПб., 2004.

31. Жлуктенко Ю. А. Лингвистические аспекты двуязычия. Киев, 1974.

32. Карпинский А. Е. О двух типах проявления взаимодействия языков // Психологические и лингвистические аспекты проблемы языковых контактов. Калинин, 1978.

33. Лукашанец А. А. Особенности грамматической интерференции в условиях близкородственного двуязычия // Грамматическая интерференция в условиях национально-русского двуязычия. М., 1990.

34. Дешериев Ю. Д., Протченко И. Ф. Основные аспекты исследования двуязычия и многоязычия // Проблемы двуязычия и многоязычия. М., 1972.

35. Панькин В. М. Взаимодействие русского и тюркских языков в условиях двуязычия: межъязыковая аттракция // Грамматическая интерференция в условиях национально-русского двуязычия. М., 1990.

36. Михайлов М. М. Двуязычие и взаимовлияние языков // Проблемы двуязычия и многоязычия. М., 1972.

37. Ильяшенко Т. П. Языковые контакты. На материале славяно-молдавских отношений: Краткий очерк. М., 1970.

38. Шварцман В. М. Инновации в языковой системе молдавских островных говоров, вызванные двуязычием их носителей // Языковые контакты и интерференция. Алма-Ата, 1985.

39.  R. Teorija jezika u kontaktu. Zagreb, 1986.

40. Дешериева Ю. Ю. Проблемы интерференции и языкового дефицита (на материале русской речи носителей английского языка). Автореф. дисс. ... канд. филол. наук. М., 1976.

41. Розенцвейг М. Ю. Проблемы языковой интерференции. М., 1975.

42. Хейтер Х. И. Особенности взаимодействия русского и эстонского языков в области лексики и семантики // Культура русской речи в условиях национально-русского двуязычия. (Проблемы лексики). М., 1985.

43. Паужа И., Трифоновас Я. Влияние взаимодействия языков на культуру русской речи учащейся молодежи в условиях литовско-русского и русско-литовского двуязычия // Культура русской речи в условиях национально-русского двуязычия. (Проблемы лексики). М., 1985.

44. Селицкая И. А. Вторая ступень эстонско-русского двуязычия // Развитие национально-русского двуязычия. М., 1976.

45. Касымова С. Д. Лексико-грамматические нарушения в русской речи студентов-таджиков // Культура русской речи в условиях национально-русского двуязычия. (Проблемы лексики). М., 1985.

46. Линник Т. Г. Проблема языкового заимствования // Языковые ситуации и взаимодействие языков. Киев, 1989.

47. Havránek B. Problematika miješanja jezika // Zadarska revija. Zadar, 1964. Broj 3.

48. Розенцвейг В. Ю. Основные вопросы теории языковых контактов // Новое в лингвистике. Вып. 6. Языковые контакты. М., 1972.

49. Дешериев Ю. Д. Введение // Языковые ситуации и взаимодействие языков. Киев, 1989.

50. Крысин Л. П. Речевое общение в лингвистической и социально неоднородной среде // Речевое общение в условиях языковой неоднородности. М., 2000.

51. Балли Ш. Язык и жизнь. М., 2003.

52. Пауль Г. Смешение языков // Принципы истории языка. М., 1960.

53. Добродомов И. Г. Заимствование//БЭС. Языкознание. М, 1998.