11-я Международная конференция "Библиотечные и информационные ресурсы в современном мире науки, культуры, образования и бизнеса" "Крым-2004"

(5 - 13 июня 2004 г., Судак, Автономная Республика Крым, Украина)

Столяров Ю. Н.
МГУКИ

В рамках Международной конференции "Крым" секция "Библиотековедение, библиографоведение, книговедение" в 2004 г. собралась в третий раз.

Обзор ее работы начну с ежегодного пленарного доклада Я. Л. Шрайберга "Мировые тенденции развития библиотечно-информационной сферы и их отражение на пространстве СНГ" (см. Науч. и техн. б-ки, 2005, N 1). По ширине теоретических обобщений этот доклад вписывается и в профиль нашей секции.

Проанализировав мировые тенденции развития библиотечно-информационной сферы, Я. Л. Шрайберг пришел к выводу, что у представителей СНГ и остального мирового сообщества приоритеты такого развития несколько разнятся.

В центре внимания западного библиотековедения находятся пять проблем:

1. Соблюдение библиотеками авторского и интеллектуального права.

2. Формирование фондов электронными публикациями.

3. Обеспечение равной доступности библиотечных ресурсов для всех категорий пользователей.

4. Повышение роли библиотек в преодолении глобального электронно-цифрового разрыва.

5. Поиск более активного участия библиотек в обеспечении научных исследований, образовательного процесса, в особенности дистанционного обучения.

Библиотекари СНГ более всего озабочены следующими вопросами:

1. Осмысление сущности и задач электронных библиотек, создание собственных информационных ресурсов.

2. Новая концепция стратегического планирования библиотечной деятельности, освоение электронных информационных технологий.

3. Особый статус библиотек как общедоступных центров информации на платформе Интернета.

4. Создание корпоративных библиотечно-информационных систем.

Доклад Я. Л. Шрайберга выслушан полуторатысячной аудиторией с большим вниманием; судя по настроению зала, основные его позиции оказались созвучны представлениям присутствующих.

Мой доклад "Документологический тезаурус" представлял собой попытку расширить понятийный аппарат, связанный с категорией документ как базовой для всей системы документальных коммуникаций, в том числе для библиотековедения, библиографоведения и книговедения. Предложено обогатить нашу профессиональную лексику введением новых терминов, каждый из которых по возможности имел бы собственное значение. Это позволит избежать ситуации, когда для обозначения столь разных предметов и процессов (например: поток, запрос, источник, фактор, инструмент, ресурс) приходится использовать всего одно слово: документальный. Русский язык с его богатейшими возможностями позволяет существенно разнообразить и уточнять профессиональный язык (см. мою статью "Развитие документологической терминологии" в журн. "Научная и техническая информация", сер.1, 2004, N 8.).

На дискуссию времени, по обыкновению, не хватило, но из многочисленных вопросов докладчику стало ясно, что, во-первых, тема многих задела за живое, и во-вторых, к ее обсуждению по существу аудитория была, по-видимому, слабо подготовлена. Некоторые интересные суждения тем не менее все же прозвучали. Из наиболее радикальных достойно отражения мнение М. Д. Афанасьева (директор Государственной публичной исторической библиотеки России) - о том, что принятием термина документ библиотековеды сами себя загнали в ловушку и вынуждены теперь разрабатывать целый блок построенных на нем терминов. Альтернативного решения он, правда, не предложил.

С М. Д. Афанасьевым не согласилась Т. Ф. Берестова (научный сотрудник Челябинской государственной академии искусств и культуры), посчитавшая, что мы должны иметь общие термины с другими институтами документальных коммуникаций, если хотим интегрироваться с родственными социальными системами.

Мнения о докладе звучали, как часто бывает, и в кулуарах. Одно из них достойно внимания. От весьма уважаемой мною коллеги я услышал, что терминология - вопрос не настолько существенный, чтобы отвлекаться на него от разработки действительно важных научных проблем. Это мнение вызывает сожаление. За ним видится недооценка того, что за всяким термином кроется научное понятие, а научные понятия составляют костяк каждой науки. Наличие собственного понятийного аппарата - такой же атрибут науки, как наличие у нее собственного предмета, собственных теорий и законов. Углубление и расширение понятийного аппарата, таким образом, имеет для каждой науки фундаментальное значение.

Т. Ф. Берестова посвятила свой доклад стандартизации профессиональной терминологии субъектов информационного пространства (опубликован далее в этом номере). Он стал своего рода продолжением моего доклада и высветил удручающую картину в области профессиональной терминологии: из 630 терминологических единиц СИБИД с международными стандартами ИСО совпадают только 50. При этом в СИБИД отсутствует ключевое понятие документ, а из производных от него СИБИД оперирует только терминами вторичный документ, документная информация, документные ресурсы и еще некоторыми. Это приводит к заключению, что СИБИД не признает факта наличия системы документальных коммуникаций. ГОСТ 7.0 - 99 "Информационно-библиотечная деятельность, библиография. Термины и определения" создавался аналогично международному стандарту ИСО 5127/1 "Документация и информация", однако исключил из сферы своего применения книжное, архивное и музейное дело. Т. Ф. Берестова разделила мою озабоченность тем, что перегрузка библиотековедения информатическими алогизмами угрожает его самостоятельности.

Отличительные особенности доклада Т. Ф. Берестовой - компактность, глубина мысли и широта обобщений, убедительность. Основной его вывод: следующее поколение терминологических стандартов должно охватить совокупность всех видов научной и практической деятельности субъектов документального сектора - в этом одно из условий насыщения информационного пространства.

Т. В. Еременко (доцент Рязанского госпедуниверситета им. С. А. Есенина) начала свой доклад "Актуальность сравнительных исследований зарубежного опыта в современном вузовском библиотековедении" с критики недооценки советскими библиотековедами 1970 - 1980-х гг. (Н. М. Сикорский, Л. М. Инькова, Б. П. Каневский и др.) сравнительных методов исследований. Пренебрежительное отношение к компаративистике привело к расхождению в терминологии между западным и восточным библиотековедением, неразработанности новых отечественных методов библиотековедческих исследований и поставило нас в положение догоняющих. Автор отметила большую заслугу Н. С. Карташова в структурированном изложении теории и методологии сравнительного библиотековедения.

Собственный вклад Т. В. Еременко состоит в том, что она обосновала признаки сравнения библиотековедческих исследований США и России - новых инфотехнологий, проходящих стадии внедрения, модернизации, инновации и трансформации. Специфика применения электронных технологий заключается в том, что первым в информационную среду вторгается посредник, извлекающий из неё нужные документные ресурсы, в том числе и не принадлежащие библиотеке.

Т. В. Еременко выдвинула тезис о правомерности формирования вузовского библиотековедения как самостоятельной подотрасли специального библиотековедения.

Прокомментирую эту идею. С точки зрения общеметодологического подхода к классификации библиотековедения вузовское библиотековедение имеет такое же право на существование, как специальное библиотековедение, сравнительное библиотековедение или только что образовавшееся электронное библиотековедение, за признание которого я энергично ратую. Во всех случаях, когда появляется собственный предмет исследования, когда возникает необходимость разработать специфическую теорию, имеются основания для выделения того или иного особенного библиотековедения, будь то геронтологическое, ювенальное (изучающее особенности обслуживания пользователей детского и юношеского возраста), пенитенциарное или, в данном случае, вузовское.

Профессор Г. Ф. Гордукалова (С. -Петербургский госуниверситет культуры и искусств) в докладе "Опыт исследования электронных ресурсов: методы, результаты, проблемы" отметила, что в последнее десятилетие библиографы преодолели профессиональные барьеры между печатными и машиночитаемыми документами и вышли на рубеж библиографирования непосредственно самого знания, а не только информации о нем.

Отмечу, что это новое направление должно начинаться с понятийного аппарата: какой смысл вкладывается в понятие знание и чем принципиально знание отличается от информации. Без внесения ясности в этот фундаментальный вопрос библиографоведение и смежные дисциплины обречены на многие бесплодные дискуссии, тупиковые пути, хождение по кругу. К примеру, в предлагаемой Г. Ф. Гордукаловой методике библиографирование идей, неявных представлений, полнотекстовых баз данных и т.п. называется библиографированием знаний, а не информации. Почему? Автор правильно переносит акцент с элементарного поиска информации на интеллектуальные процедуры ее переработки и синтезирования, новые формы свертывания и представления. Но информации! Которая в ее интерпретации тут же становится... знанием. Философский вопрос о соотношении информации и знания далеко не столь безобиден, как может показаться при облегченном к нему подходе. Он может стать камнем преткновения на пути внедрения нововведений.

Столь же проблематичен поставленный Г. Ф. Гордукаловой вопрос о библиографических методах. Автор фиксирует неутешительное "творческое разнообразие" в понимании границ и наполнения собственно библиографических методов. Она сетует на программистов, которые слегка подправили библиографические методы и стали их считать своими. Библиографоведы же, по её мнению, слишком застенчивы в афишировании своих специфических методов и в итоге их лишились. Вывод Г. Ф. Гордукаловой неожидан: она предлагает не углубиться в проблему библиографоведческой методологии, а ... уйти от решения проблемы "метода"! Вместо этого, по ее мнению, надо просто "выходить на уровень машинной реализации исследований информационных ресурсов, определяя лишь условия и даты сбора данных о них в конкретных технологических цепочках".

В части озабоченности состоянием методологии доклад Г. Ф. Гордукаловой перекликался с докладом Н. И. Гендиной (Кемеровский государственный университет культуры и искусств) на секции "Библиотечные кадры, профессия, образование", хотя выходы из положения они предложили разные. Ясно одно: вопрос о методологии, ее соотношении с теорией, с одной стороны, и методиками и технологиями, с другой, назрел и нуждается в специальном обсуждении.

Вопросы докладчице высветили еще одну актуальную проблему: Э. Р. Сукиасян (РГБ) попросил ответить, несут ли библиографы ответственность за полноту, точность и актуальность предоставляемой ими информации. На последовавший уверенный утвердительный ответ посыпались возражения, что принятый РБА Кодекс профессиональной этики освобождает библиографа от любой ответственности. Г. Ф. Гордукаловой осталось только выразить сожаление по поводу содержания кодекса. (Так проявился еще один качественный дефект этого кодекса, а РБА все еще пребывает в благодушном молчании по поводу непрекращающихся нареканий на него).

Д. Ф. Полознев (директор Ярославской ОУНБ им. Н. А. Некрасова) сделал богато иллюстрированный доклад "Опыт библиографии истории и культурографии". Библиотека и университет поставили задачу - документографировать все, что опубликовано по истории Ярославля, начиная с XVII в. Концепция состоит в том, чтобы воссоздать картину мира средневекового человека и в нее вписывать соответствующие события. Ведется инвентаризация событий, имевших значение для всех слоев общества - от органов власти, митрополии, посада до отдельного горожанина включительно. Это позволило реконструировать историю Ярославля на большом количестве всех типов опубликованных источников. Такое масштабное и вместе с тем кропотливое воссоздание местной культурографии - явление новое, чрезвычайно плодотворное, достойное перенятия и другими местными культурными силами.

Профессор Т. Ф. Каратыгина (МГУКИ) в докладе "Специальное библиотековедение: силуэт на фоне отечественной библиотечной науки" (опубликован далее в этом номере) обратилась к событиям четвертьвековой давности, воздав должное Д. Е. Шехурину как фигуре первой величины в обосновании статуса специального библиотековедения. Столь обстоятельное рассмотрение вклада этого библиотековеда обогащает нашу научную дисциплину, а биографические данные сделали представление о нем более ярким.

Л. Б. Хайцева (зав. отделом литературы по библиотековедению РГБ) в докладе "Профильное обслуживание специалистов библиотечной сферы в электронной среде" (опубликован далее) сообщила о резком снижении количества названий журналов, поступающих в отдел: вместо 500 в советские времена - лишь 170 сегодня. Частично эти лакуны восполняются электронными версиями. К электронному каталогу обращаются 80% читателей, но почти все они остаются им недовольны, главным образом из-за малой хронологической глубины.

Ю. П. Рощина (директор библиотеки Международного университета природы, общества и человека, г. Дубна) в докладе "Информационная система библиотеки, библиограф и студенты" осветила практику библиографического обслуживания полностью автоматизированной библиотеки. Особенно интересным мне показался анализ библиографической грамотности студентов, типичных ошибок при самостоятельном библиографическом поиске. Сотрудники библиотеки ведут курс "Основы библиографической грамотности и информационной культуры". По мнению докладчицы, необходимо обучать студентов методике научных исследований, логике, прививать им понимание важности профессиональной терминологии. Последнее важно и для наших научных дисциплин: "терминология информатики во многом заимствована из математической логики и традиционной библиографической деятельности, а обозначает уже несколько иные смыслы. Самое интересное, что некоторые такие термины (с иным уже значением) вдруг возвращаются в библиографическую среду, совсем сбивая с толку библиографов". Ю. П. Рощина поддержала идею Н. Н. Литвиновой (см. Науч. и техн. б-ки, 2003, N 10) создать оперативную терминологическую службу на сайте одной из ведущих библиотек.

Секция и на этот раз вызвала большой интерес участников конференции. На ней присутствовали свыше 50 человек из восьми городов России, пяти городов Украины и одного (Алматы) - Казахстана; преимущественно профессора, доценты и кандидаты наук, директора библиотек, проректор по научной работе (Н. И. Гендина, Кемерово), заместители директоров библиотек, заведующие кафедрами, заведующие отделами. В числе выступавших - пять докторов наук, два кандидата наук.

Довольно хорошо была представлена библиотековедческая и библиографическая тематика, но книговедческие доклады, к сожалению, отсутствовали. Такая дистанцированность книговедов имеет и субъективные, и объективные основания. Субъективные - чрезвычайно низкая представленность книговедов на конференции, что объясняется, по-видимому, недоработкой руководителей секции и оргкомитета. Объективные - не совсем книговедческий профиль конференции и, как показывает практика, по большей части лишь декларируемая связь между книговедением, библиотековедением и библиографоведением. Претензии книговедения на роль обобщающей науки по отношению к двум последним дисциплинам должны бы проявляться в том, чтобы книговеды задавали тон на этой секции, показывали роль и место библиотековедения и библиографоведения в общей системе книговедения. Надо сказать, что библиотековеды и библиографоведы прекрасно обходятся без оглядки на книговедческие постулаты, чувствуют свою полную самодостаточность и органическую связь между этими двумя дисциплинами. Между тем общее есть и у трех дисциплин, оно и определило профиль секции. Отследить то общее, что нас объединяет, было бы на пользу всем. Обнаружение интеграционных связей между библиотековедением, библиографоведением и книговедением - одна из актуальных научных задач.

В целом секция еще раз продемонстрировала свою востребованность.