Добруджа - историческая область между нижним течением Дуная и Черным морем, в XX в. оказалась камнем преткновения во взаимоотношениях Румынии и Болгарии. Вся Добруджа принадлежала еще первому и второму Болгарским царствам, а в период османского владычества входила в Дунайский вилайет (провинцию) Порты. По Берлинскому трактату (1 июля 1878 г.) Южная Добруджа отошла к Болгарскому княжеству, Румыния же получила Северную Добруджу. После второй Балканской войны проигравшая Болгария лишилась по Бухарестскому миру (10 августа 1913 г.) в пользу Румынии двух участков Южной Добруджи - Дуростора (Силистры) и Калиакры площадью 7,5 тыс. кв. км с населением 300 тыс. чел. Однако во время первой мировой войны Болгария в 1916 г. оккупировала всю Добруджу. По румыно-германскому сепаратному миру в мае 1918 г. Южная Добруджа была закреплена за Болгарией, но ее претензии на Северную Добруджу были фактически проигнорированы Германией. После поражения германского блока по мирному договору с Болгарией в Нёйи-сюр-Сен (27 ноября 1919 г.) Румынии были отданы вся Добруджа и прилегающие территории общей площадью свыше 11 тыс. кв. км, что болгарское общество восприняло как вопиющую несправедливость со стороны победителей.

В конце 30-х гг. проблемы Юго-Восточной Европы в частности Дунайско-Черноморского региона выдвинулись на передний план европейской политики. В аналитической справке II-го Западного отдела НКИД СССР "Дунайская проблема" от 16 июня 1939 г. отмечалось, что продвижение Германии вниз по дунайскому бассейну со стремлением поставить страны, расположенные по обоим берегам Дуная "под экономический, политический и военный протекторат" делает ее одной из важнейших европейских проблем. Причем в прямой связи с этой проблемой находится возникновение "завтрашней мировой войны"¹ .

К началу 1939 г. для международной ситуации на Балканах, по оценкам советской дипломатии, были характерны следующие процессы. 1). София не отказывалась "ни на йоту от своих территориальных притязаний к Греции и Румынии", пытаясь через Турцию оказать давление на эти страны. Основная линия внешней политики Болгарии была направлена на осуществление задач территориальной ревизии: в первую очередь, вернуть Южную Добруджу, во вторую - добиться выхода к Эгейскому морю; 2). Германия реализовывала полное экономическое и существенное политическое внедрение в Болгарию, наметив охват всей Юго-Восточной Европы так называемым четырехлетним планом. Берлин, требуя от Румынии монополии всего ее экспорта и кабальных экономических преференций (два германских ультиматума в марте 1939 г.), предлагал за это гарантию румынских границ. Болгария в ответ начала концентрацию войск на румынской границе в районе Добруджи; 3). СССР ослабил свое присутствие в регионе, а болгарские дипломаты даже сетовали, что он "совершенно устранился от участия в бал-

Сальков Анатолий Петрович - кандидат исторических наук, заведующий кафедрой истории южных и западных славян Белорусского государственного университета.

¹ Архив внешней политики РФ (далее - АВПРФ), ф. 74, оп. 19, п. 9, д. 10, л. 96.

стр. 65

канских делах". При этом в зарубежной печати и в официальных кругах широко распространился, как писал И. В. Сталину нарком иностранных дел М. М. Литвинов 25 февраля, "вымысел о черноморском пакте, якобы предложенном нами", нуждавшийся в опровержении Москвы² .

В Болгарии сложилось представление о возникшей после первой мировой войны общности судеб с Венгрией, как двух странах, "одинаково тяжело пострадавших и территориально и материально", главным образом, от Румынии. В марте 1939 г. крайне правый Всеболгарский союз "Отец Паисий" расклеил по всей Софии воззвание о возврате Южной Добруджи. Как писала болгарская газета "Днес" 30 мая 1939 г., "Южная Добруджа стала психозом". Председатель Народного собрания С. Мошанов в интервью газете "Пти Паризьен" указывал, что край был житницей страны, давая 16% болгарского хлебного производства, в Румынии же этот показатель составляет только 1%. Болгары опасались даже германских притязаний, так как в Софии распространялась немецкая карта, на которой Добруджа изображалась как немецкая территория, к тому же включавшая и Шуменскую область. В передовице газеты "Слово" от 30 августа 1939 г. была развернута программа территориальных преобразований в пользу Болгарии (румынская Добруджа, греческая Западная Фракия, турецкая Восточная Фракия, югославская Западная Македония) и Венгрии (румынская Трансильвания и Банат, югославская Хорватия)³ . При этом проблема Добруджи увязывалась с пока еще румынской Бессарабией. Советское полпредство сообщало из Софии, что в болгарской прессе "речь идет не только о возвращении Добруджи, но упоминается даже о... "болгарской Бессарабии"", а в радиопередачах ставился вопрос о "задунайских" болгарах, насчитывающих 350 тыс. чел. в Бессарабии и 180 тыс. чел. на Украине⁴ . (Газета "Празнични вести" называла 29 июля 1940 г. более взвешенную цифру - 7% болгар в бессарабском населении).

Особое место в развитии территориального спора из-за Добруджи занимали отношения Болгарии с Балканской Антантой (союз Греции, Румынии, Турции и Югославии, заключенный в 1934 г. и направленный против усиления влияния Италии и Германии на Балканах, примкнуть к которому отказались Болгария и Албания). Министр иностранных дел Турции Т. Арас в беседе с советским полпредом А. В. Терентьевым 8 июля 1938 г. отмечал, что Румыния "ведет две политики: балканскую и польскую" с заметным увлечением в пользу последней. Турция же стремится привлечь Болгарию на сторону Балканской Антанты, чтобы вырвать ее из-под немецкого влияния, чему Румыния всячески препятствует⁵ . Салоникский пакт 31 июля 1938 г. не разрешил спорных территориальных вопросов Болгарии с ее соседями - участниками Балканской Антанты. На Бухарестской конференции стран блока (февраль 1939 г.) его участники вынесли решение о сохранении всех своих границ и обязательстве их коллективной защиты. Сотрудничество же Софии с балканскими соседями в данном аспекте могло быть куплено лишь удовлетворением ее притязаний на Добруджу. Болгария пыталась привлечь Турцию в качестве посредника, чтобы склонить Румынию к согласию на уступку Южной Добруджи. Во время визита премьер-министра и министра иностранных дел Болгарии Г. Кьосейванова в Анкару в марте 1939 г. было даже выставлено максимальное требование -восстановление границ 1913 г. Однако это не отвечало интересам Турции, так как она опасалась, что Болгария, получив Южную Добруджу и Западную Фракию, открыто станет на сторону Германии и явится плацдармом против Турции⁶ .

В Москве считали, как следует из письма Литвинова советскому полпреду в Лондоне И. М. Майскому от 11 апреля 1939 г., что Англия ошибочно рассчитывала на готовность

² Документы внешней политики (далее - ДВП), 1939, т. XXII, кн. 1: Январь-август. М., 1992, док. 42, с. 60; док. 48, с. 68; док. 106, с. 151 - 152; док. 142, с. 193; док. 147, с. 198; док. 150, с. 201 - 202; док. 166, с. 219.

³ АВПРФ, ф. 74, оп. 19, п. 9, д. 6, л. 81, 93 - 94, 144; д. 7, л. 54.

⁴ Там же, оп. 19, п. 9, д. 6, л. 14, 34; оп. 20, п. 11, д. 22, л. 68-а.

⁵ Документы внешней политики СССР, т. XXI: 1 января - 31 декабря 1938 г. М., 1977, док. 253, с. 354.

⁶ ДВП, т. XXII, кн. 1, док. 170, с. 222; док. 210, с. 265; кн. 2: сентябрь - декабрь. М., 1992, док. 904, с. 465^66.

стр. 66

Румынии отказаться от Южной Добруджи в виду опасности со стороны Германии и Венгрии. Сама же Англия затеяла игру с предоставлением гарантий Польше и Румынии -каждой в отдельности, но затем попыталась поставить Бухарест в вопросе получения гарантий в полную зависимость от Варшавы. Реальная опасность для Румынии действительно существовала, хотя она и имела под ружьем 600-тысячную армию. К апрелю на западной румынской границе Венгрия сконцентрировала 300 тыс., а на южной - Болгария 100 тыс. армии, за спиной которых стояла Германия. 13 апреля Румыния все же получила английские гарантии, над которыми Гитлер откровенно издевался в разговоре с румынским министром иностранных дел Г. Гафенку, доказывая, что они ничего не стоят. Поэтому Гафенку, сразу после Берлина посетивший Лондон, высказывался там о большой опасности для Румынии каких-либо территориальных уступок Болгарии⁷ .

Между тем в Болгарии, под влиянием ликвидации Германией Чехословакии и оккупации Италией Албании, оживились русофильские настроения. СССР, в свою очередь, попытался активизировать балканское и черноморское направление своей политики, что выразилось в миссии заместителя наркома В. П. Потемкина в Турцию в апреле - мае 1939 г. По пути в Стамбул Потемкин был принят 26 апреля Г. Кьосейвановым, и стороны обменялись взглядами по проблеме Южной Добруджи. Кьосейванов предлагал вначале возвратить Болгарии ее провинцию, утверждая, что "на большее Болгария сейчас не претендует", после чего она "вступит в сотрудничество" с Балканской Антантой. Потемкин же хотел "знать заранее", готова ли Болгария поддержать балканских соседей в случае агрессии "при условии последующего" возврата ей Южной Добруджи⁸ .

Визит в Турцию пришелся на кардинальный излом советской внешней политики, когда 3 мая, по словам Сталина, "ввиду серьезного конфликта между председателем СНК т. Молотовым и наркоминделом т. Литвиновым", была произведена кадровая перестановка. Причем именно в этот день еще нарком Литвинов в записке Сталину запрашивал директивы для Потемкина об условиях турецкого зондажа в Румынии относительно уступки Добруджи, а также ставил вопрос о том, "должен ли Потемкин и на обратном пути задерживаться в Болгарии и Румынии только от поезда к поезду или дольше?". В свою очередь Молотов, уже в качестве руководителя советского внешнеполитического ведомства, в телеграмме Потемкину в Анкару инструктировал, что в случае германского продвижения через Румынию, Болгария может создать "смертельную опасность для Стамбула и проливов", напоминая, что в истории Стамбул "брался всегда с суши, со стороны Болгарии". Поэтому нужно добиться включения Болгарии в общий фронт против германской агрессии - "отсюда необходимость переуступки болгарам Южной Добруджи". Такой взгляд совпадал с позицией президента Турции И. Иненю, который считал необходимым "приложить все усилия, чтобы склонить Румынию, несмотря на ее колебания и личное сопротивление короля, к решению уступить Болгарии Добруджу". Это могло бы гарантировать "по крайней мере, нейтралитет Болгарии". На обратном пути Потемкину "не удалось избежать встречи с Гафенку". Последний "вполне определенно" заявил о принципиальной возможности возвращения Южной Добруджи Болгарии, однако Румыния "должна быть уверена, что этой ценой приобретается включение Болгарии в Балканскую Антанту"⁹ .

Миссия Потемкина показала, что Болгария являлась ареной противоборства двух альянсов - англо-французского и германо-итальянского, причем последний подогревал ревизионистские настроения в Болгарии и старался разжечь ее вражду с Румынией. Болгария широко распространила сведения о "румынских зверствах" в Добрудже, имея в виду расстрел 23-х болгар в с. Белица в Южной Добрудже. Союз "Отец Паисий" и просветительское общество "Добруджа" организовали ряд массовых акций, используя их

⁷ Год кризиса, 1938 - 1939. Документы и материалы, т. 1 - 2. М., 1990, т. 1: 29 сентября 1938 - 31 мая 1939, док. 266, с. 378; док. 303, с. 412; ДВП, т. XXII, кн. 1, док. 210, с. 265; док. 212, с. 266 - 267; док. 266, с. 325.

⁸ Год кризиса, т. 1, док. 297, с. 403 - 404; ДВП, т. XXII, кн. 1, док. 220, с. 273; док. 250, с. 308.

⁹ ДВП, т. XXII, кн. 1, док. 268 - 271, с. 326 - 328; док. 227, с. 332; док. 286, с. 343 - 344.

стр. 67

для обработки общественного мнения и разжигания ревизионистских страстей. В общественном мнении звучали мотивы, что только СССР сможет непосредственно помочь и с возвратом Добруджи, и с освобождением от немецкой кабалы, к Англии же испытывали ненависть за ее бесплодные гарантии малым странам¹⁰ .

Важнейшую информацию сообщил советскому полпреду в США К. А. Уманскому президент Чехословакии Э. Бенеш. Он просил передать, что вскоре последует удар на Польшу, которая воспринимается в Берлине, как уже принесенная в жертву, а затем немцы двинутся на юго-восток. При этом, как передал Уманский в телеграмме от 1 июля 1939 г., "первоначальные планы восстания и интервенции в Добрудже и Семиградье [Трансильвании. - А. С] пока отставлены". В письме временного поверенного в делах СССР в Италии Л. Б. Гельфанда Молотову, датированному тем же 1 июля, сообщалось, что весь июнь велась борьба вокруг Болгарии. Рим и Берлин предлагали ей ряд политических и экономических благ. Англия через Турцию склоняла Румынию к возврату Добруджи Болгарии. Румыния, пребывавшая в паническом настроении, и Греция, опасавшаяся вслед за Добруджей немедленных болгарских претензий на Западную Фракию с выходом в Эгейское море, противились Англии. Гельфанд заключил, что шансы фашистского блока в этой борьбе выше, "из чего вовсе не следует, что Риму и Берлину удастся в ближайшее время толкнуть Болгарию на открытое предъявление территориальных требований". Немецкая газета "Берлинер Бёрзенцайтунг" в статье "Закулисные переговоры о Южной Добрудже" 12 июля 1939 г. также писала о попытках Турции с подачи Лондона побудить Гафенку во время его визита в Анкару вернуть Южную Добруджу Болгарии, о чем хлопотала и Польша. Все это расценивалось как достаточное основание для того, чтобы Германия "обращала меньше внимания на румынскую чувствительность"¹¹ .

Политические отчеты советских полпредств в Софии и Берлине за 1939 г. свидетельствуют, что визит Кьосейванова в Берлин в июле был крупным событием в болгаро-германских отношениях. Болгары убедились, что Германия "платонически поддерживает территориальные притязания Болгарии", причем делает это открыто, заявляя, что "Добруджа неоспоримо является болгарской землей". Обыгрывала это и германская пресса. Орган нацистской партии газета "Фёлькишер Беобахтер" писала 5 июля, что в ходе попыток Англии вовлечь Болгарию в Балканскую Антанту, София "вспомнила о том, что именно Англия являлась той страной, которая раньше всегда препятствовала разрешению болгарских территориальных притязаний по отношению к Греции и Румынии". В справке Ближневосточного отдела НКИД "О посещении Кьосейвановым Берлина" от 15 июля отмечалось, что немцы твердо обещали помочь Болгарии возвратить Добруджу и Греческую Фракию. Москва после миссии Потемкина начала менять балканские приоритеты и проявлять повышенный интерес к Болгарии. Ярким подтверждением этого было особое радушие, оказанное в начале августа 1939 г. болгарской парламентской делегации. Принявший ее Молотов подробно интересовался внешней политикой Болгарии и категорически высказался за возвращение ей Южной Добруджи¹² .

Советско-германское сближение и пакт о взаимном ненападении от 23 августа 1939 г. первоначально вызвали в Болгарии, как сообщал временный поверенный в делах СССР Н. И. Прасолов, "недоумение и растерянность". Однако правые круги были от "такого сближения в восторге", так как оно могло вызвать "даже одобрение внешней политики Болгарии". Болгарский посланник в Москве Н. Антонов на приеме у замнаркома иностранных дел В. Г. Деканозова 4 сентября выразил удовлетворение Софии пактом и совет-

¹⁰ Там же, т. XXII, кн. 1, док. 313, с. 376; док. 364, с. 456.

¹¹ АВП РФ, ф. 74, оп. 19, п. 9, д. 10, л. 115, 117 - 118; ДВП, т. XXII, кн. 1, док. 406, с. 519; док. 407, с. 521; док. 456, с. 587.

¹² АВП РФ, ф. 74, оп. 19, п. 9, д. 11, л. 39; ДВП, т. XXII, кн. 2, док. 904, с. 466; док. 905, с. 481; Валева Е. Л. Болгария в советско-германских противоречиях на Балканах. - Восточная Европа между Гитлером и Сталиным. 1939 - 1941 гг. М., 1999, с. 368 - 369.

стр. 68

ским пониманием болгарской заинтересованности "в положительном разрешении вопроса о Добрудже". С началом германо-польской военной кампании Болгария, как сообщал 6 сентября Прасолов, решила проводить "политику резервирования и лавирования". 15 сентября он впервые за время своего пребывания в Софии был приглашен в МИД Кьосейвановым, который выразил сожаление, что Потемкин "не понял его" в апреле по поводу ревизионистских планов Болгарии. Тогда Кьосейванов якобы ясно указал на "несовместимость вхождения Болгарии в Балканскую Антанту с требованием о возврате Добруджи и Фракии". В ноте на имя Молотова от 16 сентября Болгария, наконец, заявила о своем нейтралитете, а 17 сентября "с небывалым подъемом и ликованием" в стране было встречено известие о переходе Красной Армией польской границы¹³ .

В новой геополитической обстановке усилились надежды Софии добиться Добруджи с помощью Москвы и Берлина. Для этого, как выразился болгарский посланник в Берлине П. Драганов в разговоре с советским полпредом А. А. Шкварцевым 25 сентября, "достаточно советскому полпреду в Бухаресте попугать румын примером Польши". В Бухаресте же появление советских войск на бывшей польско-румынской границе было встречено с недоумением и тревогой. Бухарест, сделав ряд заявлений о строжайшем нейтралитете, все же сконцентрировал на новой румыно-советской границе три армейских корпуса, причем часть этих войск была переброшена из Добруджи¹⁴ . Вместе с тем, министр труда Румынии М. Раля уже 29 сентября неофициально высказывал мнение, что Болгария должна получить "свое удовлетворение территориального порядка". Демонстрируя сближение с СССР, София рассчитывала убедить своих соседей, особенно Румынию, в необходимости территориальных уступок. На этом фоне Болгария еще и лавировала между двумя силами: англо-французской и итало-германской, все более ориентируясь на последнюю. Развив дипломатическую активность для достижения ревизионистских замыслов, она, однако, не могла ввязаться в вооруженный конфликт в условиях войны в Европе. Этому мешала не только военная слабость Болгарии, но и отрицательная позиция Германии, которая в случае военных действий на Балканах и в Дунайском бассейне лишилась бы огромного сырьевого рынка. Поэтому у Болгарии оставался другой путь - дипломатическая торговля с соседями об уступках с их стороны с использованием нажима великих держав, заинтересованных в том или ином поведении Болгарии. Именно этот путь и был избран Софией¹⁵ .

Проблема Добруджи была одним из аспектов советско-турецких отношений. В ходе переговоров Сталина с министром иностранных дел Турции Ш. Сараджоглу 1 октября 1939 г. советский лидер обронил угрожающую фразу: "По-моему, Румыния вроде Польши: как та нахапала много земель, так и Румыния". В ответ на тревогу Сараджоглу о том, что Турция боится Болгарии, если она объединится с кем-либо, Сталин успокоил собеседника: "Болгария хочет получить лишь Добруджу и, может быть, Додеагач" - то есть выход в Эгейское море. Румынский посол в Анкаре В. Стойка на встрече с Сараджоглу 24 октября выпытывал отношение Москвы к спору из-за Добруджи. Турецкая оценка сводилась к тому, что СССР "с вниманием" относится к болгарским претензиям, враждебности к Румынии не имеет, но "намерения Москвы не являются дружественными". София чувствовала благоприятное советское отношение, хотя встречного движения, кроме показной комплиментарности, не проявляла. Кьосейванов довел 27 октября до сведения Прасолова, что внешняя политика Болгарии, и ее уважение к СССР "в дальнейшем не изменится". Он отметил неоднократные попытки англичан заставить Болгарию войти в Балканскую Антанту, что "без возврата наших бывших земель невозмож-

¹³ ДВП, т. XXII, кн. 1, док. 491, с. 643; кн. 2, док. 538, с. 23 - 24; док. 550, с. 34 - 35; док. 594, с. 92; док. 603, с. 99 - 100.

¹⁴ Бессарабия на перекрестке европейской дипломатии. Документы и материалы. М., 1996, док. 2 - 4, с. 335 - 337; док. 7, с. 338; ДВП, т. XXII, кн. 2, док. 633, с. 129; док. 638, с. 132 - 133.

¹⁵ Советско-румынские отношения 1917 - 1941. Документы и материалы, т. 1 - 2. М., 2000 (далее - Советско-румынские отношения), т. II: 1935 - 1941, док. 129, с. 255; ДВП, т. XXII, кн. 2, док. 904, с. 468, 470.

стр. 69

но". Терентьев сообщал 6 ноября из Анкары, что англичане уговаривают Румынию отказаться от Добруджи, турки также "очевидно, думают что-то пообещать болгарам, чтобы быть спокойными за этот балканский участок"¹⁶ .

Осенью 1939 г. Болгария уклонялась от заключения с СССР договора о дружбе. Кьосейванов на встрече с советским полпредом в Болгарии (сентябрь 1939 - июнь 1940) А. И. Лаврентьевым 3 ноября 1939 г. отклонил такую перспективу по той причине, что договор мог "ускорить войну на Балканах" и "мы не знаем планов Советского Союза относительно Балкан". Одновременно обсуждался план создания нового Балканского блока. Этот план стал предметом сообщений Терентьева из Турции (11 ноября), Лаврентьева из Болгарии (12 и 15 ноября), временного поверенного в делах П. Г. Куколева из Румынии (22 ноября), беседы Молотова с германским послом Ф. Шуленбургом (13 ноября). В итоге выяснилась позиция Болгарии - нежелание входить в любые блоки и требование границ 1913 г. При этом наиболее вероятной, если не максимальной, уступкой для Софии могла быть Южная Добруджа. Румынская же сторона неофициально заявляла, что "никогда не уступит Болгарии Добруджи, а может только обменять население"¹⁷ .

Такую неуступчивость красноречиво объяснил югославский посланник в Лондоне И. Суботич в беседе с Майским 8 декабря 1939 г.: "Если бы Румыния согласилась вернуть вам Бессарабию, то Венгрия, несомненно, поставила бы вопрос о Трансильвании, а Болгария о Добрудже. Что же тогда осталось бы от Румынии?". Важный вывод был сделан 14 декабря в письме Лаврентьева в НКИД. Рим, резко активизировавший свою политику на Балканах (большой фашистский совет Италии считал, что после присоединения Албании Италия "является балканской страной и единственно великой балканской силой"), попытается заставить Югославию, Грецию, а может быть, и Румынию пойти на небольшие территориальные уступки Болгарии. Вместе с тем, как сообщил Антонов Деканозову 15 декабря, София по-прежнему не считала возможным заключить какой-либо политический договор с Москвой, так как к этой идее "отнеслись недружественно" Югославия, Италия и Турция¹⁸ .

Страны Балканской Антанты провели в Белграде 2 - 4 февраля 1940 г. совещание министров иностранных дел, генштабам четырех стран было поручено подготовить план совместной обороны на случай агрессии. Соседями, в частности Венгрией, это решение было воспринято как трансформация блока в военный союз, хотя попытка распространить обязательства коллективной взаимопомощи членов Антанты на защиту их национальных границ, как считала Болгария, не удалась. На встрече советского полпреда в Будапеште Н. И. Шаронова с министром иностранных дел Венгрии И. Чаки 13 февраля 1940 г. последний сообщил, что Сараджоглу добился от Болгарии согласия в случае советско-румынской войны из-за Бессарабии соблюдать нейтралитет и "не набрасываться на Добруджу". Вместе с тем, София усмотрела в Белградском совещании шаг вперед с точки зрения своих территориальных требований, так как они, были поставлены в повестку дня и "признаны заслуживающими рассмотрения". Эти оценки высказал 22 февраля болгарский посланник в Москве Т. Христов в беседе с Потемкиным¹⁹ .

Во время визита полпреда Шкварцева к министру иностранных дел Германии И. Риббентропу 20 апреля 1940 г. по случаю дня рождения Гитлера, немецкой стороной была высказана лукавая формула, целый год звучавшая рефреном: "Территориально Германия в Балканах не заинтересована, но заинтересована в Балканских странах экономически". В 20-х числах мая на встрече германского посла в Риме Г. Макензена с Гельфан-

¹⁶ ДВП, т. XXII, кн. 2, док. 654, с. 149, 152; док. 741, с. 244 - 245; док. 759, с. 269; Советско-румынские отношения, т. II, док. 138, с. 269.

¹⁷ Советско-болгарские отношения и связи. Документы и материалы, т. 1 - 3, т. I: (ноябрь 1917 г. - сентябрь 1944 г.). М., 1976, док. 510, с. 468; ДВП, т. XXII, кн. 2, док. 768, с. 278 - 279; док. 771, с. 281 - 282; док. 773, с. 285; док. 783, с. 299; док. 804, с. 328; с. 627, прим. 264.

¹⁸ ДВП, т. XXII, кн. 2, док. 847, с. 385; док. 861, с. 410 - 411; док. 863, с. 412 - 413.

¹⁹ ДВП. 1940 - 22 июня 1941, т. XXIII, кн. 1: январь-октябрь 1940. М., 1995, док. 43, с. 86 - 87; док. 51, с. 105 - 106; с. 774, прим. 13.

стр. 70

дом, Макензен высказался о необходимости для Германии и Италии совместного с СССР разрешения проблем Балкан и юго-востока Европы. После ряда запросов и уточнений со стороны Москвы было выяснено, что это точка зрения германского правительства, а не отдельного дипломата²⁰ . Данный вывод стал важным фактором советской балканской политики, хотя он фактически игнорировался Берлином.

Дунайско-черноморская проблема Добруджи была элементом большой политики в средиземноморско-балканском секторе Европы с извечным вопросом о Проливах и особыми интересами Италии, заключившей военный союз с Германией ("Стальной пакт" 22 мая 1939 г.) и Турции, закрепившей военный союз с Англией и Францией (договор 19 октября 1939 г.). Италия в конце 30-х годов остро нуждалась в закупках у СССР стратегического сырья. Однако экономические переговоры сильно затруднились после Мюнхена, о чем Литвинов сообщал в записке Сталину 15 октября 1938 г., но осенью 1939 г. началось развитие советско-итальянского сотрудничества. Когда Италия 10 июня 1940 г. объявила войну Англии и Франции, Б. Муссолини объяснил это защитой безопасности своей страны на Средиземном море и нежеланием перемен в Юго-Восточной Европе. На встрече итальянского посла в Москве А. Россо с Молотовым 20 июня 1940 г. была изложена политика Италии в этом регионе. Рим был заинтересован в дунайских и балканских странах "как экономически, так и политически", знает об открытых территориальных вопросах (Трансильвания, Добруджа, Бессарабия), которые Италию "не интересуют непосредственно, а только косвенно". Молотов намекнул на желание Москвы урегулировать проблемы региона общим соглашением между СССР, Германией и Италией. 25 июня он вручил Россо ноту, которая содержала предложение о подобном сотрудничестве, а также определяла советскую позицию, исходившую из признания, что "претензии Болгарии к Румынии, как и к Греции, имеют под собой основания"²¹ . Однако предложение осталось без ответа - советско-германские противоречия на Балканах, уже вполне сложившиеся, разрушили этот план.

Что касалось Турции, то французский военный атташе в Москве О. Паласе в числе вариантов советских операций на Кавказе сообщал 24 декабря 1939 г. в Париж о возможном наступлении на Анкару и Проливы. Данные разведки о военных приготовлениях на Балканах, направленные в мае 1940 г. в НКВД УССР, говорили о сосредоточении турецких войск на болгарской границе и фортификационных работах на берегах Дарданелл. В записке наркома обороны маршала С. К. Тимошенко и начальника Генштаба РККА маршала Б. М. Шапошникова Сталину и Молотову об Основах стратегического развертывания Красной Армии на 1940 и 1941 годы (не позже 19 августа 1940 г.) допускалось открытое выступление Турции против СССР, инспирированное немцами, но она не считалась прямым противником. После уточнения документа 11 марта 1941 г. с учетом сведений всех советских разведорганов это положение было изъято²² . Британский зондаж позиции Анкары о возможности турецко-советского сближения, предпринятый 24 июня 1940 г., показал наличие у Турции общих интересов с СССР, заключавшихся в необходимости держать Германию и Италию вне Балкан и Черного моря. Москва разделяла такой подход, но выдвинула условие изменения Конвенции Монтрё 1936 г. о режиме Проливов. Турция предпочла нейтралитет, начинавший устраивать всех игроков на балканском поле, а ее президент И. Иненю подтвердил 1 ноября 1940 г. политику "вне войны"²³ .

²⁰ Там же, док. 123, с. 226; док. 178, с. 312; док. 217, с. 365; док. 348, с. 547; док. 367, с. 583 - 584.

²¹ Москва - Рим: политика и дипломатия Кремля, 1920 - 1939. Сборник документов. М., 2002, док. 257, с. 454; ДВП, т. XXIII, кн. 1, док. 200, с. 341; док. 210, с. 356; док. 224, с. 373.

²² 1941 год. Документы, кн. 1 - 2. М., 1998, кн. 1, док. 95, с. 181 - 182; Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне. Сб. документов, т. 1 - 6, т. I: Накануне, кн. 1: (ноябрь 1938 г. - декабрь 1940 г.). М., 1995, док. 87, с. 187; док. 10, с. 349 - 350; кн. 2: (1 января - 21 июня 1941 г.). М., 1995, док. 164, с. 49 - 50.

²³ Россия и Черноморские проливы (XVIII-XX столетия). М., 1999, с. 450-^51.

стр. 71

София еще в апреле 1940 г. при благосклонности мировых столиц начала дипломатическую подготовку возврата Добруджи. Однако позиция Болгарии во все туже затягивавшемся Карпато-Дунайском узле противоречий отличалась политическим потребительством. Венгерский посланник в Берлине Д. Стояи сообщал в свой МИД, что в середине июня Драганов во время беседы с госсекретарем министерства иностранных дел Германии Э. Вайцзеккером "весьма резко высказался", заявив, что после краха Версальской системы, Германия "морально обязана" содействовать союзникам в возвращении потерянных ими территорий и что будет "бесчестно, если она этого не сделает". Госсекретарь парировал, не думает ли Драганов, что "немцы уже могут командовать самим господом богом". Кроме того, Болгария, как следовало из беседы Терентьева с болгарским посланником в Турции С. Кировым 20 июня, рассчитывала получить награду и за свой нейтралитет в начавшейся войне, каковой могли быть Южная Добруджа и выход к Эгейскому морю. Поэтому Болгария очень сочувственно относилась к решению проблем Трансильвании и Бессарабии. Терентьев заключил, что Болгария "с нетерпением ожидает исхода войны, надеясь на то, что Германия подарит ей все принадлежавшие ранее территории". Он сообщил и о широко распространенном в дипломатических кругах в Анкаре мнении: "Болгария способна сейчас полностью ввалиться в объятия Германии"²⁴ .

Между тем, СССР приступил к решению бессарабской проблемы. Шуленбург на встрече с Молотовым 23 июня 1940 г. напомнил постановку вопроса о Бессарабии. По мнению германского посла, СССР мог заявить свои претензии на Бессарабию "только в том случае, если какая-либо третья страна (Венгрия, Болгария) предъявит свои территориальные претензии к Румынии и приступит к их разрешению. СССР же не возьмет на себя инициативу в этом вопросе". В тот же день Риббентроп в меморандуме для Гитлера, говоря о секретном протоколе к пакту 23 августа 1939 г., уточнил, что тогда он "решил не признавать русских притязаний на Бессарабию открыто, в письменной форме и выбрал для протокола формулировку общего характера". Она гласила, что Германия "политически не заинтересована в "этих территориях", т.е. в Юго-Восточной Европе". Риббентроп упомянул об имевшихся полномочиях заявить о германской незаинтересованности в территориях "вплоть до Константинополя и Проливов, если бы это было необходимо. Последнее, однако, не обсуждалось". На новой встрече Молотова с Шуленбургом 25 июня посол счел притязания Венгрии и Болгарии к Румынии обоснованными, но несвоевременными. Молотов, признав наличие у Будапешта и Софии оснований для претензий, заметил, что Москва "не может за них решить вопрос, являются ли их притязания срочными или они могут быть отложены". Обмен телеграммами между Риббентропом и Шуленбургом показал, что Германия полностью симпатизировала решению бессарабского вопроса, а Молотов выражал признательность за понимание и поддержку²⁵ . Король Кароль II записал 27 июня в дневнике, что Румыния не имеет "никакой уверенности относительно границ с Венгрией и Болгарией" и рискует оказаться в критической ситуации, если будет "атакована на трех фронтах". Он просил Берлин через посланника В. Фабрициуса "удержать в узде по крайней мере Венгрию и Болгарию"²⁶ .

В Венгрии присоединение Бессарабии вызвало реакцию радостного воодушевления и считалось вполне справедливым. В эти дни бытовало мнение, что Будапешт предпочел бы видеть советско-румынскую войну, чтобы "самим тоже броситься на Румынию". При этом Венгрия подстрекала Болгарию к войне с Румынией. Чаки, принимая 5 июля

²⁴ Венгрия и вторая мировая война. Секретные дипломатические документы из истории кануна и периода войны. М., 1962, док. 113, с. 194; ДВП, т. XXIII, кн. 1, док. 211, с. 359.

²⁵ Пакт Молотова - Риббентропа и его последствия для Бессарабии. Сборник документов. Кишинев, 1991, док. 5 - 8, с. 11 - 15; Оглашению подлежит. СССР - Германия. 1939 - 1941. Документы и материалы. М., 1991, док. 106 - 109, с. 194 - 197; ДВП, т. XXIII, кн. 1, док. 217, с. 365 - 366; док. 225, с. 376.

²⁶ Бессарабия на перекрестке европейской дипломатии. Документы и материалы, док. 20, с. 358 - 359.

стр. 72

болгарского посланника Точева, который много рассуждал о Добрудже, посоветовал ему рекомендовать своему правительству "начинать". Давний интерес политических кругов Болгарии к бессарабским этническим процессам выразился в статье "Евреев гонят из Бессарабии" в газете "Дневник" за 26 июля, которая в Москве была воспринята как антисоветская²⁷ .

8 июля Шкварцев сообщал из Берлина, что "немцы уделяют исключительное внимание юго-востоку Европы", так как после Бессарабии на очередь встали ревизионистские требования Венгрии и Болгарии. Однако в Румынии перестали говорить даже о предварительном обсуждении добруджанской проблемы. Как сообщил 9 июля 1940 г. новому советскому полпреду в Румынии А. И. Лаврентьеву болгарский посланник С. Чомаков, положение болгарских крестьян в Добрудже все время ухудшается, а провокации со стороны румынских властей и румын-колонистов с введением военного положения в крае участились. Вскоре Чомаков выступил с протестом против издевательств румынских властей над болгарами в Добрудже. Это вызвало ответную реакцию в румынской прессе. Газета "Курентул" 5 августа утверждала, что из 751,2 тыс. чел. населения всей Добруджи, в ней проживает только 188,7 тыс. болгар, в то время как в Болгарии проживает 225,0 тыс. румын. Поэтому на болгаро-румынских переговорах следует обсуждать не только положение болгар в двух уездах Калиакра и Дуростор (т.е. в Южной Добрудже), но и положение румын во всей Болгарии. Однако уже через несколько дней газеты "Ромыния" и "Тимпул" смягчили тон. В то же время все румынские газеты поместили выдержки из немецкой "Франкфуртер альгемайне" о том, что румыно-болгарская проблема "до того ясна с политической, этнографической и экономической точки зрения, что ее разумное решение не будет отложено"²⁸ .

На фоне краха Франции и бессарабского кризиса Болгария решилась на практические шаги в добруджанском вопросе, привлекая внимание великих держав и играя на их противоречиях. Накануне присоединения к СССР Бессарабии царь Борис предупреждал Берлин, что вслед за этим в Болгарии начнутся массовые выступления за возвращение Добруджи. Болгария же, во избежание опасности просоветского переворота, должна иметь на сей счет хотя бы германские обещания, иначе новый режим может получить край уже из рук Москвы. Посланник США в Софии Д. Эрл после встречи с министром иностранных дел Болгарии И. Поповым в конце июня докладывал о безусловной справедливости болгарских требований. В начале июля СССР уведомил Болгарию о поддержке ее претензий на Южную Добруджу. Британский посланник в Болгарии Дж. Ренделл вслед за этим также заявил Попову о признании Лондоном болгарских прав на Добруджу, досадуя, что Англия не возвратила ее Болгарии еще два года назад. В письме Каролю II 15 июля 1940 г. Гитлер дал ему совет договориться на разумной основе и с Болгарией, и с Венгрией, что в тогдашнем положении Румынии было равносильно приказу²⁹ .

Решающее значение для проблемы Южной Добруджи имели встречи Гитлера в Зальцбурге - 26 июля 1940 г. с румынским премьером И. Джигурту и 27 июля - с болгарским премьером Б. Филовым. С Румынией было согласовано продолжение ее переговоров с Болгарией и Венгрией о территориальных уступках этим странам. Болгарию проинформировали о поддержке Германией ее претензий на Южную Добруджу. В Москве очень интересовались свиданием в Зальцбурге. Поэтому на встрече Молотова с Шуленбургом 31 июля было выяснено, что Германия отказалась от роли арбитра в болгаро-румынских переговорах и посоветовала Бухаресту уступить Южную Добруджу, вопрос же о Западной Фракии не рассматривался. Шуленбург добавил, что Румыния и раньше была готова отдать Южную Добруджу, но этому препятствовали Франция и Англия. Справедливость претензий болгар, как писал из Анкары советский поверенный в

²⁷ Трансильванский вопрос. Венгеро-румынский территориальный спор и СССР. 1940 - 1946 гг. Документы российских архивов. М., 2000 (далее - Трансильванский вопрос), док. 8, с. 36, 42; АВПРФ, ф. 74, оп. 20, п. 11, д. 22, л. 68.

²⁸ АВПРФ, ф. 74, оп. 20, п. 11, д. 19, л. 35 - 36; ДВП, т. XXIII, кн. 1, док. 255, с. 421 - 422; док. 256, с. 424.

²⁹ Болгария в XX веке: Очерки политической истории. М., 2003, с. 240 - 241.

стр. 73

делах С. А. Виноградов, признавала и Турция, рекомендовавшая Румынии уступить край. Болгария была довольна позицией Москвы. Это следовало из реакции на речь Молотова на сессии Верховного Совета СССР, полностью напечатанной 2 августа во всех утренних болгарских газетах. Попов сообщил советскому полпреду в Болгарии А. А. Лаврищеву, что Болгария на переговорах с Румынией "хочет рассчитывать на... моральную поддержку" СССР³⁰ .

Еще в июле 1940 г. болгарский посланник в Будапеште Точев допускал, что в случае арбитража между Румынией и Болгарией, София попросит именно СССР быть арбитром, так как после Бессарабии он публично поддержал болгарские требования, о чем свидетельствует появление 12 августа в "Правде" и "Известиях" благожелательной статьи "Южная Добруджа". Новый румынский посланник Гафенку имел 14 августа встречу с Деканозовым. В советской записи беседы отмечено, что Румыния ведет переговоры о Добрудже "в духе примирения и доброй воли", в румынской, - что переговоры устранят "некоторые недоразумения с Болгарией". Уже 15 августа болгарская печать была полна откликов на упомянутую статью³¹ . Министр иностранных дел Румынии М. Манойлеску сообщил Лаврентьеву 26 августа, что "вопрос о Добрудже уже решен. Румыния отдает ее Болгарии"³² .

Переговоры в Крайове по проблеме добруджанского урегулирования шли 19 августа - 7 сентября 1940 г. Уже в день их открытия Манойлеску заметил Лаврентьеву: "вопрос можно рассматривать как урегулированный". В письме последнего Молотову 23 августа объяснялись причины румынской сговорчивости: Южная Добруджа "относительно невелика" по сравнению с Трансильванией, а при благоприятной позиции Москвы в пользу Болгарии, Германия также "решительно предложила" Румынии сделать уступку. Наибольшие дискуссии вызвала проблема обмена населением. Как сообщал из Болгарии Лаврищев 26 августа, румыны предлагали обязательный обмен, а болгары - добровольный. Затем в качестве уступки румыны выдвинули обязательное переселение для всех болгар и для добруджанских румын. Болгары же хотели распространить добровольный принцип на всю территорию Румынии. Ожидалась огромная денежная компенсация в пользу Бухареста - в размере части румынского государственного долга, пропорционального переходящей к Болгарии территории. Вместе с тем, Румыния боялась худшего - ликвидации своей государственности. Гафенку в отчете Манойлеску 26 августа опасался, не смирятся ли немцы под давлением русских и неуправляемых событий "с возможностью разделить нашу страну - как Польшу - до Карпат?". Слухи об этом были особенно упорными накануне Венского арбитража и касались якобы занятия Красной Армией не только всей Молдавии до реки Сирет, но и Северной Добруджи. Перед вступлением первых немецких частей в Румынию (12 сентября) волна этих слухов повторилась³³ .

Решение второго Венского арбитража 30 августа 1940 г. о передаче Венгрии Северной Трансильвании вызвало в Румынии кризис, приведший к отречению Кароля II и приходу к власти И. Антонеску. Венгрия, получив гористый экономически отсталый край, была удручена чрезвычайно невыгодной границей и фактическим ухудшением своего стратегического положения. В Москве узнали о венских решениях из газет и это вызвало крайнее недовольство, что сказывалось вплоть до начала советско-германской войны³⁴ .

³⁰ ДВП, т. XXIII, кн. 1, док. 291, с. 466 - 467; док. 296, с. 471; док. 357, с. 563.

³¹ АВПРФ, ф. 74, оп. 20, п. 11, д. 22, л. 68-а; Трансильванский вопрос, док. 12, с. 50; док. 17, с. 61; Советско-румынские отношения, т. II, док. 191, с. 354; док. 192, с. 356.

³² ДВП, т. XXIII, кн. 1, док. 305, с. 479; док. 326, с. 519; док. 340, с. 537; док. 342, с. 539.

³³ Советско-румынские отношения, т. II, док. 198, с. 365; док. 213, с. 393; Трансильванский вопрос, док. 18, с. 65; док. 27, с. 92; ДВП, т. XXIII, кн. 1, док. 329, с. 522; док. 342, с. 539.

³⁴ См.: Сальков А. П. Трансильванский вопрос в политике СССР в Юго-Восточной Европе (1939 - 1941). -Актуальные проблемы славянской истории XIX и XX веков: К 60-летию профессора Московского университета Г. Ф. Матвеева. М., 2003, с. 279 - 319; его же. СССР и второй Венский арбитраж: дипломатические оценки результатов и последствий. - Белорусский журнал международного права и международных отношений, 2003, N 3, с. 60 - 66.

стр. 74

На фоне этого драматического накала тихо и буднично завершились болгаро-румынские переговоры. Румыния по Крайовскому соглашению 7 сентября 1940 г. возвратила Болгарии часть Южной Добруджи, названную румынами Кадрилатера ("Четырехугольник" - территория между городами Русе - Шумен - Силистра - Варна). Соглашение и протокол к нему ("Приложение А") новую линию болгаро-румынской границы "в секторе между Дунаем и Черным морем" проводили "от Дуная непосредственно под Силистрой до Черного моря в 8 км южнее Мангалии". Граница объявлялась "окончательной и вечной", а стороны обязывались "никогда не предъявлять никаких претензий территориального характера" друг другу. На основе ст. 3 соглашения был произведен обмен населением - 67 тыс. болгар из Северной Добруджи (Тулчанского и Констанцского округов) переселились в Южную Добруджу (Дуросторский и Калиакренский округа) на место уехавших на родину румынских колонистов³⁵ . Как отмечает Е. Л. Валева, это был едва ли ни единственный международный договор времен второй мировой войны, получивший признание и одобрение всех великих держав, независимо от их блоковой принадлежности³⁶ .

Советский Союз, выйдя в июне 1940 г. на Дунай, а значит к Северной Добрудже, в ноябре занял мелкие острова в рукавах Килия и Старый Стамбул устья Дуная, реализуя цель взять под свой контроль навигацию в Килийском гирле. Бухаресту был дан совет не омрачать состояние своих отношений с Москвой "из-за островов, которые в действительности не связаны с интересами Румынии"³⁷ .

Удовлетворенная Германией больше, чем СССР, Болгария попадала во все большую зависимость от нее. Реальное советское влияние сокращалось, проявляясь на уровне гуманитарных мероприятий и симпатий населения. Лаврентьев в письме Молотову из Бухареста от 20 октября спрогнозировал, что, реализуя планы закрепления на Балканах и продвижения к Черному морю, Германия будет втягивать в свой блок и Болгарию, помимо Добруджи, "обещав ей выход к Эгейскому морю и, возможно, намекнув на проливы"³⁸ . Это означало не только перспективы получения Западной Фракии, но и надежды на Восточную Фракию.

Крайовское решение было воспринято в Болгарии как общенациональный праздник. 8 сентября была объявлена всеобщая амнистия. Б. Филов на пресс-конференции 9 сентября выразил Германии и Италии признательность за их помощь. Болгарский посланник в Москве И. Стаменов на приеме у Молотова 10 сентября передал благодарность Софии за "моральную поддержку Болгарии в деле с Южной Добруджей". Молотов заметил, что читал речь Филова, благодарившего только Германию и Италию за их роль в территориальном споре. Стаменов почти оправдывался тем, что Германия "проявила инициативу в этом вопросе", но Болгария никаких обязательств перед Берлином не взяла. Вечером 10 сентября в Варне состоялось факельное шествие к германскому и итальянскому консульствам с прославлением Гитлера и Муссолини за их помощь в освобождении края, о чем сообщали на следующий день "Варненски новини". Царь Борис принял 14 сентября германского и итальянского послов - Г. Рихтхофена и М. Маджистрати. 21 сентября болгарские войска вступили в Южную Добруджу. По этому поводу царь Борис выступил с обращением к народу, а Филов на сессии парламента заявил, что "без Зальцбурга не было бы и Крайовы". В обзоре провинциальной прессы, сделанном советским консульством в Варне, сообщалось, что 6 октября в Добриче, вслед за Софией, в присутствии послов прошли торжества по случаю присвоения двум улицам имен Гитлера и Муссолини³⁹ .

³⁵ Сборник на международни актове и договори. София, 1948, с. 583 - 585.

³⁶ Валева Е. Л. Указ. соч., с. 381.

³⁷ Советско-румынские отношения, т. II, док. 214, с. 395; док. 216, с. 396 - 397.

³⁸ България своенравният съюзник на Третия райх. Сборник документи. София, 1992, док. 2, с. 13; Трансильванский вопрос, док. 31, с. 105.

³⁹ АВПРФ, ф. 74, оп. 20, п. 10, д. 5, л. 26, 43; п. 11, д. 22, л. 69 - 70; ДВП, т. XXIII, кн. 1, док. 371 - 372, с. 590 - 591.

стр. 75

Югославский посланник в Москве М. Гаврилович, беседуя с замнаркома А. Я. Вышинским 5 ноября 1940 г., допускал, что германские войска войдут в Болгарию, а затем совместно с болгарами оккупируют Фракию. При этом посланник напоминал, что Дунай и Сава являются ключом к Проливам, а Россия всегда стремилась к обеспечению свободного выхода в Средиземное море. В Москве прекрасно осознавали это. Ближневосточный отдел НКИД направил 24 января 1941 г. в советское полпредство в Софии для ознакомления две справки: "О взаимных территориальных претензиях балканских государств" и "О Фракии"⁴⁰ .

Проблема Южной Добруджи в последующие месяцы имела отзвук в международных событиях. Болгария отклонила советские предложения от 25 ноября 1940 г. - заключить договор о взаимопомощи с гарантиями по образцу румынских. За это СССР был готов поддержать болгарские требования о возврате Адрианопольской области по линии Мидия - Энос и Западной Фракии с городами Дедеагач, Драма и Кавала⁴¹ . В ответе, переданном Поповым Лаврищеву 30 ноября, всячески акцентировалось исправление мирными средствами "несправедливости" Нёйиского договора, чему имелся "хороший пример - разрешение вопроса о Южной Добрудже". Секретный информационный бюллетень верховного командования вермахта от 16 декабря 1940 г. сообщал о твердой убежденности Болгарии в удовлетворении Германией и Италией ее претензий "на выход к Эгейскому морю без болгарского военного участия". В Софии считали, что только так можно создать "коридор между итальянской и русской сферой влияния в северном Средиземноморье", в чем Берлин якобы сильно заинтересован. В беседе советского полпреда в Германии Деканозова с Драгановым 18 февраля 1941 г. последний подчеркнул, что возвращение Добруджи "стало возможным только после занятия советскими войсками Бессарабии. Таким образом, Советский Союз косвенно помог Болгарии осуществить свои стремления". Югославский посланник в Румынии А. Авакумович на встрече с Лаврентьевым 12 марта 1941 г. заметил, что присоединение Болгарии к немецкой политике было "заранее решено, еще в то время, как ей отдали Добруджу"⁴² .

Осенью 1940 - весной 1941 г. Болгария не только оставалась в гуще международных событий, но и переместилась в их центр. После долгих и болезненных для Германии проволочек София 1 марта 1941 г. присоединилась к Тройственному пакту. Правительственная декларация называла важным мотивом этого шага уверенность Болгарии в мирном устранении несправедливостей Нёйи, которая была подтверждена возвратом Южной Добруджи. Подчеркивалась благодарность Германии, которая "приняла идею урегулирования и внесла свой вклад" в ее реализацию. Участвуя в оккупации Югославии и Греции, Болгария захватила 41,2 тыс. кв. км "новых земель" в Македонии и Западной Фракии с населением 1733 тыс. чел ⁴³ . В Добрудже на протяжении войны сохранялось статус-кво. Более того, звучали мотивы о болгаро-румынском сближении.

В концептуальных советских программах послевоенного урегулирования, разработанных в 1943 - 1944 гг., Добруджа упоминалась редко. В справке о Румынии, подготовленной в Отделе балканских стран НКИД (датирована 1943 г.), отмечалось, что Бухарест претендует на потерянную по Крайовскому соглашению Южную Добруджу с населением в 378 тыс. чел. Особое значение Румыния придавала дунайскому порту Силистре и черноморскому - Балчику, в отношении которых имелись наибольшие разногласия еще в Крайове. Исторической аргументации на владение краем у Румынии не

⁴⁰ Советско-югославские отношения. 1917 - 1941 гг. Документы и материалы. М., 1992, док. 288, с. 349; АВПРФ, ф. 74, оп. 23, п. 12, д. 10, л. 4.

⁴¹ Коминтерн и вторая мировая война. Документы, ч. 1 - 2, ч. I: до 22 июня 1941 г. М., 1994, док. 127, с. 454.

⁴² ДВП, т. XXIII, кн. 2 (1): 1 ноября 1940 - 1 марта 1941. М., 1998, док. 564, с. 159; док. 680, с. 402; кн. 2 (2): 2 марта - 22 июня 1941. М., 1998, док. 719, с. 474; България своенравният съюзник на Третия райх. Сборник документи, док. 8, с. 19.

⁴³ България своенравният съюзник на Третия райх. Сборник документи, док. 11 - 12, с. 24 - 25; док. 14, с. 28 - 29; док. 18, с. 35; Семиряга М. И. Коллаборационизм. Природа, типология и проявления в годы второй мировой войны. М., 2000, с. 181.

стр. 76

было, этническая - ничем не подтверждалась. Румынская статистика говорила о 37% болгар в общей численности населения Южной Добруджи, болгарская - лишь о 2% румын. Основную роль, как отмечалось в справке, играл экономический фактор - край располагал 453 тыс. га плодороднейших обрабатываемых площадей⁴⁴ . В пространной записке по вопросам будущего мира и послевоенного устройства от 10 января 1944 г., представленной заместителем наркома иностранных дел И. М. Майским Молотову, указывалось, что вопрос о границе между Болгарией и Румынией "должен быть разрешен в соответствии с интересами СССР"⁴⁵ .

После объявления Советским Союзом 5 сентября 1944 г. войны Болгарии выяснилось, что и в новых условиях благоприятное отношение Москвы к присоединению Южной Добруджи не изменилось. В боевом донесении командующего войсками 3-го Украинского фронта генерала армии Ф. И. Толбухина в Ставку докладывалось, что войска фронта 8 сентября перешли "новую болгаро-румынскую границу" и освободили южно-добруджанские города, в первую очередь дунайские портовые - Силистру, Тутракан, Русе. (В руководстве Болгарской рабочей партии /коммунистов/ также использовали термин "добруджанская болгаро-румынская граница"). Лишь на следующий день Болгария, наконец, объявила войну Германии.

В предварительных условиях перемирия с Болгарией от 11 октября 1944 г. в качестве необходимой предпосылки начала переговоров выдвигалась эвакуация болгарских войск и администрации с греческой и югославской территорий. В тот же день заместитель Толбухина генерал-полковник С. С. Бирюзов сообщил об этом в письме премьер-министру Болгарии К. Георгиеву. Соглашение о перемирии от 28 октября, кроме того, предписывало "аннулировать все законодательные и административные положения, относящиеся к аннексии или включению в Болгарию греческой и югославской территорий"⁴⁶ . В этой связи Южная Добруджа нигде не упоминалась, потому что она не была захвачена, подобно Македонии и Фракии, и не была получена в результате арбитража фашистских государств, подобно Трансильвании. Крайовское соглашение 1940 г., при всем фактическом участии в его подготовке Берлина, формально представляло собой двусторонний болгаро-румынский документ.

В Комиссии по вопросам мирных договоров и послевоенного устройства при НКИД СССР (Комиссии Литвинова) шла напряженная работа. В объяснительной записке Литвинова к Проекту структуры и содержания мирного договора с Румынией от 17 августа 1945 г. в разделе "Границы" касательно Болгарии значилось: "сохраняется ныне существующая граница". При разработке Основных положений проекта мирного договора с Болгарией Литвинов предложил 31 августа оставить существующую болгаро-румынскую границу, установленную в Крайова, что совпадало с позицией союзников. Американский проект предусматривал границу двух стран по состоянию на 1 января 1938 г., за исключением добруджанского участка, где учитывалось Крайовское решение. В британском проекте прямо говорилось о подтверждении уступки Южной Добруджи Румынией в 1940 г. В замечаниях к нему, сделанных заведующим Отделом Балканских стран НКИД СССР А. А. Лаврищевым 19 сентября 1945 г., сообщалось об отсутствии возражений, так как "в свое время мы выразили согласие на эту уступку"⁴⁷ .

В рамках механизма Совета министров иностранных дел (СМИД) в Лондоне и Париже проходило совещание заместителей министров (31 августа 1945 г. - 15 июля 1946 г.) для разработки проектов мирных договоров с сателлитами Германии. Решением Политбюро ЦК ВКП (б) от 21 марта 1946 г. были утверждены директивы для советской деле-

⁴⁴ Там же, ф. 125, оп. 25, п. 23, д. 2, л. 13 - 14.

⁴⁵ СССР и германский вопрос. 1941 - 1949. Документы из Архива внешней политики РФ, т. 1-4, т. I: 22 июня 1941 г. - 8 мая 1945 г. М., 1996, док. 79, с. 333, 343.

⁴⁶ Советско-болгарские отношения. 1944 - 1948 гг. Документы и материалы. М., 1969, док. 10, с. 22; док. 17, с. 38; Восточная Европа в документах российских архивов, т. 1, док. 15, с. 73 - 74.

⁴⁷ АВПРФ, ф. 0431/I, оп. 1, п. 7, д. 40, л. 33, 72 - 73, 78 - 79, 82; д. 43, л. 4.

стр. 77

гации, которые не предусматривали в мирном договоре с Болгарией положений о болгаро-румынской границе, поскольку "по поводу этой границы не имеется споров". В крайнем случае, допускалось подтверждение принадлежности Южной Добруджи Болгарии. Английский представитель Г. Джебб отметил 12 апреля 1946 г., что Румыния должна отменить все еще имевшееся национальное законодательство в отношении территорий, "находящихся вне ее границ, например, в отношении Южной Добруджи"⁴⁸ . Выяснилось, что с Добруджей связаны некоторые частные аспекты советско-болгарских отношений. Так, миссия НРБ в Москве обратилась в январе 1947 г. с письмом в МИД СССР. Оно касалось группы русских переселенцев из Бессарабии, которые в 1902- 1904 гг. обосновались в Варненской области Южной Добруджи, приняли болгарское гражданство и ассимилировались. В 1945 г. по распоряжению Союзной контрольной комиссии (СКК) в Болгарии они были депортированы обратно в Бессарабию. Теперь эти 260 семей (более 500 человек) просили возвратить их в Болгарию⁴⁹ .

На Парижской мирной конференции (29 июля - 15 октября 1946 г.) развернулась болгаро-греческая полемика с взаимными территориальными притязаниями. Болгария требовала Западную Фракию и выход в Эгейское море. Представитель союзной Греции К. Цалдарис, выдвигая 14 августа контраргументы, напомнил, что Болгария порвала с Германией лишь "подчиняясь необходимости", когда советские войска были уже в Варне, освободив болгарскую Добруджу, полученную в свое время "из рук Гитлера". Со своей стороны, Греция, стремясь обезопасить себя от повторения "трех агрессий с севера", требовала отторжения от Болгарии пограничных Родопских гор. Она предложила три линии границы, согласившись, в конечном итоге, с "румынской линией", по которой к Греции переходило 2 тыс. кв. км с 40 тыс. жителей. Эта потеря Болгарии, по мнению Афин, высказанному 11 октября, была бы "широко компенсирована приобретением Добруджи (7 тыс. кв. км и 360 тыс. жителей)". Однако греческая поправка к мирному договору с Болгарией была отклонена⁵⁰ .

Примечателен генезис взглядов по проблеме Добруджи такой знаковой фигуры румынской политики как министр иностранных дел Г. Татареску. В беседе с Молотовым 13 октября 1946 г. он говорил лишь о необходимости сразу после подписания мирного договора заключить соглашение о взаимопомощи с СССР, а затем и с Болгарией. Однако на встрече с зампредседателя СКК в Румынии И. З. Сусайковым 10 марта 1947 г. Татареску развил свои представления, считая, что советско-румынские отношения нужно "дооформить, доорганизовать" путем заключения союза между двумя странами с последующим подписанием союзных договоров со связанными с СССР соседями Румынии, включая Болгарию. В данном контексте он затронул проблему Южной Добруджи: "вопрос этой земли для нас совершенно ясен: она принадлежит Болгарии", но Крайовский диктат, подобно Венскому, нужно упразднить, ибо это "документ Гитлера, Антонеску и царя Бориса". Для этого Татареску предлагал "составить новый договор между нами и болгарами, по которому мы добровольно уступаем им Южный Кадрилатер"⁵¹ .

Мирные договоры, подписанные с Болгарией и Румынией 10 февраля 1947 г., содержали положения, что границы обеих стран "будут такими, как они существовали на 1 января 1941 г." (за двумя исключениями в румынском договоре - на трансильванском и бессарабско-буковинском участках границы)⁵² . Все это поставило точку в решении проблемы Южной Добруджи.

⁴⁸ Восточная Европа в документах российских архивов, т. 1, док. 138, с. 389; АВПРФ, ф. 0431/П, оп. 2, п. 2, д. 5, л. 179.

⁴⁹ АВПРФ, ф. 74, оп. 29, п. 21, д. 2, л. 15.

⁵⁰ Там же, ф. 432, оп. 1, п. 1, д. 2, л. 129; ф. 425, оп. 1, п. 2, д. 4, л. 122, 138.

⁵¹ Советский фактор в Восточной Европе. 1944 - 1953 гг. Документы, т. 1 - 2, т. 1: 1944 - 1948 гг. М., 1999, док. 122, с. 352; док. 151, с. 422 - 423.

⁵² Сборник действующих договоров, соглашений и конвенций, заключенных СССР с иностранными государствами, вып. XIII: Действующие договоры, соглашения и конвенции, вступившие в силу между 1 января 1947 г. и 31 декабря 1948 г. М., 1956, док. 513, с. 27; док. 516, с. 204 - 205.