30 лет назад в Токио состоялся судебный процесс над главными японскими военными преступниками. Он начался 3 мая 1946 г. и закончился 12 ноября 1948 года. Процесс осуществлялся Международным военным трибуналом для Дальнего Востока. Этот трибунал был учрежден 19 января 1946 г. в результате соглашения между правительствами СССР, США, Великобритании, Китая, Франции, Австралии, Канады, Новой Зеландии и Нидерландов. Затем к соглашению присоединились Индия и Филиппины. Из представителей всех этих стран и был сформирован трибунал.

Суду были преданы 28 человек. Из них 25 вынесли приговор; идеолога японского милитаризма Окаву признали невменяемым, а адмирал Нагано и бывший министр иностранных дел Мацуока умерли еще до вынесения приговора. В числе приговоренных к наказанию - 8 генералов и адмиралов (Доихара, Кимура, Мацуи, Муто, Ока, Сато, Умэдзу, Хасимото), 4 бывших премьер-министра (Койсо, Тодзио, Хиранума и Хирота), 11 бывших министров (Араки, Итагаки, Кайя, Кидо, Минами, Сйгэмицу, Симада, Судзуки, Того, Хата и Хосино) и 2 посла (Осима и Сиратори). Семерых подсудимых (Доихара, Итагаки, Кимура, Мацуи, Муто, Тодзио и Хирота) приговорили к смертной казни через повешение, и в ночь на 23 декабря 1948 г. приговор был приведен в исполнение. Остальные подсудимые, за исключением Того (20 лет тюрьмы) и Сйгэмицу (7 лет тюрьмы), получили пожизненное тюремное заключение.

Основное содержание констатирующей части приговора сводилось к тому, что, как это было неопровержимо установлено, с 1928 по 1945 г. внутренняя и внешняя политика Японии нацеливалась на подготовку и развязывание ряда захватнических войн, а стоявшие у кормила правления страной подсудимые совместно с лидерами фашистской Италии и нацистской Германии стремились к достижению их странами мирового господства, для чего заключили военно- политический союз. Они собирались установить тале называемый "новый порядок в Великой Восточной Азии и в Европе". Для Японии это означало захват ею ряда стран и территорий в Азии, включая Советский Дальний Восток и Сибирь, а также Монголию, Индонезию, Таиланд, Бирму, Китай, Индию и др. В констатирующей части указывалось, что Япония осуществила агрессивные нападения на СССР в 1938 г. у оз. Хасан и на Монголию в 1939 г. у р. Халхин- Гол; что для вторжения в СССР японцы постоянно держали в Маньчжурии Квантунскую армию; что в 1941 г. Япония заключила с Советским Союзом пакт о нейтралитете с вероломной целью, имея в виду не соблюдать его на деле; что в 1941 - 1945 гг. военные штабы Германии и Японии осуществляли согласованную антисоветскую деятельность; что правящие круги Японии действительно помогали тогда Германии, топя советские торговые суда, снабжая Берлин военной информацией о положении СССР, отвлекая на Дальний Восток с советско-германского фронта значительные вооруженные силы СССР, и пр.

В этой связи следует сказать, в частности, о подсудимом Коки Хирота. Он был премьер-министром с марта 1936 г. по февраль 1937 года. Затем до мая 1938 г. являлся министром иностранных дел, а в дальнейшем участвовал в заседаниях старейших государственных деятелей Японии. В обвинительном приговоре говорилось: "В

Очерк основан на документальных материалах - стенограмме судебных заседаний, приговоре и дополнениях к приговору Международного военного трибунала для Дальнего Востока, хранящихся в ЦГАОР СССР, ф. Р-7867, оп. 1.

стр. 107

1936 г. кабинет Хироты сформулировал и принял национальную политику экспансии в Восточной Азии и в южных ее районах. Эта политика, имевшая далеко идущие результаты, в конечном итоге должна была привести к войне между Японией и западными державами, начавшейся в 1941 году. В том же 1936 г. была подтверждена и развита японская агрессивная политика в отношении СССР, которая увенчалась Антикоммунистическим пактом".

Наряду с Нюрнбергским процессом главных немецких военных преступников, состоявшимся с 20 ноября 1945 г. по 1 октября 1946 г., Токийский процесс является одним из самых впечатляющих показателей идейно-политических итогов второй мировой войны, а его материалы - важным источником по ее истории. Защита принципов, положенных в основу обоих процессов, представляет ныне одну из форм борьбы прогрессивного человечества против сил милитаризма, империализма, агрессии и реакции во всех их проявлениях. Л. Н. Смирнов был одним из обвинителей (от СССР) на Токийском процессе. Последний известен нашим читателям несколько меньше, чем Нюрнбергский. Вот почему целесообразно напомнить о некоторых фактах, оглашенных 30 лет назад в Токио, ибо они и по сей день представляют немалый интерес, оставаясь поучительными во многих отношениях. Материалы Токийского процесса - серьезный аргумент против тех деятелей из стана реакции и империализма, которые не прочь ввергнуть человечество в пучину новых разрушительных войн.

Хотим отметить, что судьям на Токийском процессе повезло меньше, чем их нюрнбергским коллегам: прямых предписаний высших японских властей о совершении военных преступлений в большинстве случаев не оказалось в распоряжении ни обвинителей, ни трибунала вообще. И вот почему. В приговоре Международного военного трибунала говорилось: "Когда стало очевидным, что Японии придется капитулировать, были приняты организованные меры, дабы сжечь или уничтожить каким-либо иным образом документы и другие доказательства плохого обращения с военнопленными и гражданскими интернированными лицами. 14 августа 1945 г. японский военный министр приказал всем штабам армии немедленно уничтожить путем сожжения все секретные документы. В тот же день начальник жандармерии разослал различным жандармским управлениям инструкции, в которых подробно излагались методы эффективного уничтожения большого количества документов путем сожжения. Начальник отделения лагерей для военнопленных (административный отдел по делам военнопленных при бюро военных дел японского военного министерства) отправил 20 августа 1945 г. начальнику штаба японской армии на острове Формоза циркулярную телеграмму, в которой предписывалось: "С документами, которые, если они попадут в руки противника, могут оказаться неблагоприятными для нас, следует обращаться так же, как с секретными документами, и по использовании уничтожить". Эта телеграмма была отправлена в японскую армию в Корее, в Квантунскую армию, армии в Северном Китае, Гонконге, на острове Борнео, в Таи, в Малайе и на острове Ява.

Так заметались следы преступлений. В том же документе содержалась директива, адресованная лицам, знавшим, что они совершили военные преступления: "Личному составу, который плохо обращался с военнопленными и гражданскими интернированными лицами или к которому относятся с большим недовольством, разрешается ввиду этого немедленно переехать в другое место либо скрыться без следа". Этим путем военное министерство, уничтожая документацию, компрометировавшую японский империализм, одновременно принимало все меры, чтобы, с одной стороны, спасти военных преступников, а с другой - избавиться от опасных свидетелей. Однако слишком масштабными были преступления, чтобы их можно было скрыть. На стол трибунала легли 650 афидевитов (письменных свидетельских показаний под присягой) очевидцев японских зверств в разных странах.

Поскольку замести следы преступникам полностью не удалось ив распоряжении трибунала потом оказались и документы и свидетели, то адвокаты уже на самом процессе стали прибегать ко всякого рода уловкам и уверткам. Как и в Нюрнберге, защитники подсудимых в Токио выставляли в качестве фундамента своих "оправдательных" рассуждений два аргумента. Между прочим, эти последние до сих пор находят признание и горячую поддержку в теоретических изысканиях реакционных буржуазных юристов. Во- первых, заявляли адвокаты, до Устава Международного военного трибунала, утвержденного только после победы антифашистской коалиции во

стр. 108

второй мировой войне, международное право нигде ясно и недвусмысленно не устанавливало принцип преступности агрессии и, следовательно, уголовной ответственности за нее, Поэтому победители, впервые в Уставе провозгласив новый закон, не могут применить его к главным военным немецким и японским преступникам, не придавая ему обратной силы. Ведь все действия по развязыванию и ведению войны совершены этими лицами до издания Устава. Между тем придание обратной силы любому закону противоречит принципам цивилизованного правосудия. Нельзя никого обвинять в чем-то, что в момент совершения действия не рассматривалось законом как преступление. Во- вторых, в армии, связанной воинской дисциплиной, выполнение всякого приказа исключает уголовную ответственность независимо от тяжести наступивших последствий и от того, какой пост в военной иерархии занимало лицо, выполнявшее приказ. Еще в Нюрнберге один из адвокатов, защищая и расширяя этот принцип, откровенно заявил, что в тоталитарных государствах типа третьего рейха исключалась возможность неисполнения любого приказа или распоряжения по линии как военной, так и гражданской, даже если они были чудовищно преступными.

Международный военный трибунал в Нюрнберге эти доводы защиты опроверг полностью и развернуто. Токийский трибунал в своем приговоре сослался на нюрнбергский прецедент, не сочтя нужным повторять те же доводы в опровержение аргументов защиты, чтобы, как было указано в приговоре, не давать пищи для разноречивых толкований. Не вдаваясь здесь в подробности того, как современная юриспруденция толкует характер и значение данного прецедента, отметим лишь справедливость его по сути и важность для будущего, ибо нарушение общепринятых норм человеческого бытия, сложившихся в течение ряда эпох, грозит повлечь за собой и впредь суровое наказание для любых лиц, преступивших эти нормы. Обратимся прямо к некоторым фактам, отраженным в материалах Токийского процесса, и пусть сухое их изложение, заимствованное из описательной части приговора, говорит само за себя. Приведем вначале два типичных примера.

20 апреля 1942 г. генерал Муто был назначен командующим императорской гвардией, находившейся в северной части острова Суматра. Он являлся японским военным командующим в северной части острова со штабом в Медане до 12 октября 1944 г., когда был переведен на Филиппины. Во время пребывания его в должности командующего он осуществлял на практике политику, которую отстаивал, будучи начальником бюро военных дел военного министерства в Токио. С апреля 1942 г. по октябрь 1944 г. на территории, оккупированной его войсками, творились зверства, ответственность за которые прямо разделяет Муто. Военнопленных и гражданских интернированных лиц морили голодом, им отказывали в медицинской помощи, их пытали и убивали, гражданское население истреблялось. В октябре 1944 г. Муто был назначен начальником штаба при генерале Ямасита на Филиппинских островах и занимал этот пост вплоть до капитуляции Японии. И здесь японские войска проводили кампанию массовых убийств, пыток и других зверств в отношении гражданского населения. Военнопленных и гражданских интернированных лиц морили голодом, подвергали пыткам и убивали.

Когда 11 марта 1943 г. заместитель военного министра Кимура подал в отставку, он занимал потом различные должности, а затем был назначен 30 августа 1944 г. командующим японской армией в Бирме и находился на данном посту до момента капитуляции Японии. Во время пребывания в Бирме Кимура проводил в жизнь политику, осуществлению которой содействовал, еще находясь в должности заместителя военного министра. Вначале его штаб был расквартирован в Рангуне. В то время японские войска совершили массовые зверства в Сипао, в заповеднике Моссаквин, в Хензада (на кладбище Онгун), в Таравади и в жандармской тюрьме Рангуна. В конце апреля 1945 г. Кимура переехал со своим штабом в Моулмейн, после чего зверства имели место в самом Моулмейне и его окрестностях. Все население Калагона, деревни в 10 милях от штаба Кимуры, 7 июля 1945 г. было вырезано. Массовые убийства произошли в Моулмейне: жандармы стали еще более бесчеловечными в обращении с бирманцами и с интернированными в лагере Тавой, где тех и других морили голодом и избивали.

Бесконечное количество аналогичных примеров заставило трибунал, оценивший все касавшиеся военных преступников доказательства, с которыми судьям довелось

стр. 109

ознакомиться на протяжении двух с половиной лет процесса, прийти к следующему выводу: "Пытки военнопленных и гражданских интернированных лиц производились почти во всех районах, где располагались японские войска как на оккупированных территориях, так и в самой Японии. Японцы занимались подобной практикой в течение всего периода Тихоокеанской войны. Методы пыток, применявшиеся во всех районах, настолько единообразны, что они указывают на определенную политику как в обучении, так и в повседневной практике. К ним относились пытки водой, прижигание тела, пытки электричеством, растягивание коленных суставов, подвешивание, принуждение стоять на коленях на острых предметах и порка". Приговор констатировал, что в результате такого обращения 27% всех британских и американских пленных погибли в лагерях, а многие тысячи других навсегда остались инвалидами.

Историческая правда требует отметить, что не только сухопутные силы Японии, но и ее военно-морской флот повсюду оставлял кровавый след военных преступлений. Этот флот свирепствовал не меньше, а даже, пожалуй, больше, чем нацистский, хотя бы уже потому, что он был многочисленнее и мощнее своего германского собрата и вырвался на океанский простор. Японские подводные лодки, как и немецкие, вели неограниченную морскую войну, грубо попирая подписанный и токийским и берлинским правительствами Лондонский протокол 1936 года. А он требовал, чтобы подводные лодки не атаковывали вражеские и нейтральные торговые суда без предварительного предупреждения и чтобы после потопления корабля подводная лодка принимала все зависящие от нее меры для спасения его экипажа и пассажиров. Между тем и немцы и японцы в открытом море и без всякого предупреждения подвергали нападению не только вооруженные, но и невооруженные торговые корабли. Это уже само по себе являлось военным преступлением. Однако дело этим не ограничивалось. Подводные пираты уничтожали пулеметным огнем всех, кто после потопления корабля пытался спастись вплавь или на шлюпках.

На стадии вступительных речей обвинение в качестве одного из доказательств зверств, совершенных японским подводным флотом, предъявило приказ N 209. Он был издан в марте 1943 г. японской императорской ставкой и подписан тогдашним начальником главного морского штаба адмиралом Нагано. Командующие соединениями подводных лодок довели этот приказ до сведения своих отрядов, а те, в свою очередь, разослали копии приказа непосредственно командирам подводных лодок для неукоснительного исполнения. Хотя подлинник приказа был уничтожен в Токио, его копия, посланная 20 марта командиром 1-го отряда подводных лодок, который дислоцировался тогда на островах Трук, попала 19 февраля 1944 г. при захвате американцами острова Кваджелейн в их руки. А в другом документе речь шла о беседе Гитлера с японским послом в Берлине Осима. Цитируем: "Гитлер объяснил, что он отдал своим подводным лодкам приказ всплывать на поверхность после торпедирования кораблей и расстреливать спасательные шлюпки с тем, чтобы распространились слухи, что большая часть моряков погибает при торпедировании, чтобы в США с трудом могли набирать новые команды". Осима одобрил это заявление и сказал, что японцы следуют этому же методу ведения подводной войны. В марте 1943 г. японская императорская ставка издала за подписью начальника главного морского штаба приказ, получивший известность как общий приказ N 209. Командующие соединениями подводных лодок довели этот приказ до сведения отрядов подводных лодок, находившихся под их командованием. Копия приказа, изданного командиром первого отряда подводных лодок на островах Трук 20 марта 1943 г., гласила: "Все подводные лодки должны взаимодействовать друг с другом, с тем, чтобы концентрировать свое нападение на караваны противника и полностью уничтожать их. Не ограничивайтесь потоплением кораблей и грузов врага, необходимо одновременно с этим уничтожать команды кораблей врага, а если это возможно, захватывать в плен некоторую часть команды и получать сведения о противнике". А советское обвинение представило доказательства, что японский военно-морской флот не только совершал нарушения законов и обычаев войны на море, действуя против торговых кораблей противника, но применял такие же методы и против советских кораблей вопреки советско-японскому пакту о нейтралитете. В частности, был случай, когда после потопления японцами судна "Перекоп" советская команда пыталась спастись, но тщетно: японцы расстреливали наших моряков из пулеметов и бомбили их с воздуха.

стр. 110

Варварски относились японцы и к военнопленным. С 7 декабря 1941 г. по 21 августа 1945 г. японским министерством иностранных дел было получено через нейтральные государства 40 нот правительства США, в которых содержалась просьба дать сведения об американских пленных на острове Уэйк. Однако отвечать было нечего. Ведь все пленные были расстреляны.

Выступая на суде с обвинением в адрес Сигэмицу, Л. Н. Смирнов тогда говорил: "Как министр иностранных дел, Сигэмицу не мог не знать о бесчеловечном обращении с военнопленными в японских лагерях", - а затем привел некоторые документы, подтверждавшие этот факт: "Так, 5 апреля 1943 г. японский МИД получил ноту правительства США, в которой содержалось предупреждение, что Соединенные Штаты накажут японских военнослужащих и чиновников, которые ответственны за плохое обращение с американскими военнопленными и за зверства, совершенные в отношении их. Швейцарское правительство неоднократно обращало внимание японского министерства иностранных дел на факты бесчеловечного обращения с союзными военнопленными в лагерях как в самой Японии, так и на оккупированных территориях, и просило разрешения на посещение лагерей. Например, 16 июня 1943 г. швейцарская миссия довела до сведения японского министерства иностранных дел, что британское правительство чрезвычайно встревожено вопросом о продовольственном снабжении военнопленных. 5 февраля 1944 г. швейцарская миссия передала ноту с перечислением случаев бесчеловечного обращения с американскими и филиппинскими военнопленными в 1942 и 1943 гг. на Филиппинских островах. Сигэмицу не мог не знать, что в конце января 1944 г. Корделл Хэлл от имени США и Антони Иден от имени Великобритании выступили с публичными заявлениями, передававшимися по радио, в которых излагались факты плохого обращения с военнопленными со стороны японской администрации".

Все заявления такого рода принимались радиостанцией японского МИД, что подтвердили и Того, и Сигэмицу, и свидетель защиты Судзуки. Далее Л. Н. Смирнов продолжал: по этому же поводу было сделано предупреждение главнокомандующего силами союзных держав, "адресованное японским руководителям, в октябре 1944 года. На все эти сообщения... Сигэмицу неизменно отвечал пустыми отписками, содержавшими ложную информацию, и отказами дать разрешение посетить лагеря... Между 25 апреля 1944 г. и 19 марта 1945 г. швейцарская миссия от имени Великобритании представила большое количество протестов против зверского обращения с военнопленными во время переброски в район Бирма - Таи, а также в лагеря Рангуна. В ответах на эти протесты Сигэмицу отрицал, что подобные факты вообще имели место. Лживость этих утверждений подсудимого с бесспорностью доказывается показателями свидетеля защиты генерал-лейтенанта Вакамацу и специальным докладом японского правительства, составленным после капитуляции, о положении в лагерях, из которого видно, что в свое время в распоряжении японского правительства имелась достаточная информация по этому вопросу. А в показаниях полковника Котса и полковника Уайльда, содержавшихся во время войны в этих лагерях, подробно охарактеризован режим физического уничтожения пленных, который там господствовал".

В приговоре констатировалось: "31 марта 1942 г. было опубликовано "Положение об обращении с военнопленными", которым создавался административный отдел по делам военнопленных внутри бюро военных дел военного министерства под руководством и контролем Тодзио как военного министра. Тодзио осуществлял этот контроль и руководство через Муто как начальника бюро военных дел... Начальники лагерей, согласно инструкциям, должны были представлять ежемесячно доклады в административный отдел... Эти доклады раз в две недели обсуждались на совещаниях начальников бюро военного министерства, на которых обычно присутствовали военный министр и его заместитель. Доклады содержали статистические данные относительно питания и других моментов". Тодзио признал, что этому вопросу он уделял "особое внимание". На этих же совещаниях в присутствии Тодзио обсуждалось множество протестов союзных держав, подобных, например, вызванному расстрелом пленных летчиков из американской эскадрильи Дулиттла и отраженному в ноте от 6 апреля 1943 г.: "Американское правительство предупреждает японское правительство, что за любые нарушения своих обязательств в отношении американских военнопленных или за любые другие акты преступного и варварского обращения с американскими военноплен-

стр. 111

ными в нарушение законов и обычаев ведения войны, принятых и осуществляемых на практике цивилизованными нациями, американское правительство сейчас, когда военные операции приближаются к своему неизбежному концу, будет возлагать на представителей японского правительства ответственность за подобные бесчеловечные и недостойные цивилизованных людей акты и накажет их по заслугам". О совершаемых военных преступлениях знали не только Тодзио, Того, Сигэмицу, Кимура, Симада, Ока. Об этом знала вся токийская правящая клика.

Л. Н. Смирнов не раз вспоминал впоследствии одно место из показаний премьера Тодзио на суде: "Что касается Женевской конвенции, то она не была ратифицирована Японией. Действительно, японцы рассматривали вопрос о военнопленных не так, как европейцы и американцы. Кроме того, разница в жизненных условиях, а также в обычаях и манерах между японцами и другими народами, большое число пленных разных национальностей, находившихся на обширной территории, недостаток различных материалов и продуктов делали невозможным для моей страны следовать Женевской конвенции дословно. Мое заявление, что отношение японцев к вопросу о военнопленных отличается от отношения европейцев и американцев, означает, что еще с незапамятных времен японцы считали позорным сдаваться в плен. Поэтому все воины получали наказ идти на смерть, но не становиться военнопленными. При таком положении вещей считалось, что ратификация Женевской конвенции заставила бы общественное мнение Японии поверить, будто власти поощряют подданных сдаваться в плен. Опасение, что ратификация договора может вступить в конфликт с японской традиционной идеей о военнопленных, не было рассеяно до начала войны. Поэтому в ответ на запрос нашего министерства иностранных дел относительно действия Женевской конвенции военное министерство заявило, что, хотя оно не может объявить о полном согласии с ее принципами, оно не возражает против их применения, но с необходимыми оговорками. И в январе 1942 г. министр иностранных дел объявил через посольства Швейцарии и Аргентины, что Япония будет следовать Женевскому протоколу с изменениями".

Как же понимались эти "необходимые оговорки" и "изменения"? Сотни страниц приговора и двух томов приложений к нему посвящены одним только описаниям конкретных фактов злодеяний, учиненных японскими войсками в ходе второй мировой войны. Вновь предоставим место выдержкам из текстов. "Во время войны в Гонконге японские войска вступили в военный госпиталь в колледже св. Стефана, закололи штыками больных и раненых, находившихся на койках, изнасиловали и убили медсестер, находившихся на дежурстве. Во время боев в северо-западной части Джохор-Бару на Малайе (январь 1942 г.) японские солдаты захватили колонну санитарных машин, в которых находились больные и раненые. Обслуживающий персонал и раненых вытащили из санитарных машин и расстреляли, закололи штыками или сожгли заживо, предварительно облив бензином. В Катонге на Малайе (январь 1942 г.) колонна санитарных машин была обстреляна японскими пулеметами, обслуживающий персонал и раненых выгрузили из машин, связали вместе и убили выстрелами в спину... Японские военные врачи практиковали вивисекцию военнопленных теми японцами, которые не были врачами. Были найдены мертвые тела военнопленных с удаленными органами при обстоятельствах, которые указывали на то, что увечье было произведено до их смерти. Так, в Кандоке с военнопленным, который описывается как "здоровый, не имеющий ранений", поступили следующим образом: его привязали к дереву, вокруг него встали полукругом японские врач и четыре студента-медика. Сначала они вырезали у него ногти на пальцах, затем разрезали грудную клетку и удалили сердце, на котором врач продемонстрировал работу этого органа".

В дневнике одного японца описывается следующий случай на Гуадалканале: "26 сентября обнаружили и поймали двух военнопленных, которые прошлой ночью белили в джунгли, и поставили возле них охрану. Чтобы предотвратить вторичный их побег, им прострелили ноги из пистолета. Военный врач Ямадзи вскрыл тела этих двух военнопленных, когда они были еще живы, удалив из их тел печень. Я впервые увидел внутренние органы человека. Это было очень поучительно". Поедание печени военнопленных (символ самурайской доблести) часто практиковалось в японской армии. Некий японский военнопленный во время допроса заявил: "10 декабря 1944 г. штаб 16-й армии издал приказ о том, что, войскам разрешается есть мясо погибших граждан союзных держав, но что они не должны есть мясо своих соотече-

стр. 112

ственников". В циркуляре, который находился у одного японского генерал- майора, имеются следующие строки: "Хотя это и не предусмотрено уголовным кодексом, однако те, кто ест человеческое мясо (кроме мяса противника), зная, что оно является таковым, должны приговариваться к смертной казни". Значит, есть мясо противника можно! Иногда эта процедура обставлялась торжественными церемониями в жилых помещениях для офицеров. В процедуре принимали участие высшие офицеры в звании генералов и адмиралов. Подавались мясо убитых военнопленных или суп, приготовленный из такого мяса, даже в тех случаях, когда продуктов доставало. А вот выдержка из заявления солдата Ёйдзи Ямагидзава: "1 ноября 1944 г. в речи к своим войскам генерал-майор Аоцу, командир 41-й пехотной дивизии, указал, что войска должны сражаться с союзниками до последнего предела, вплоть до того, чтобы поедать их. 10 декабря 1944 г. штаб 18-й армии издал приказ о том, что войскам разрешается есть мясо убитых союзников".

Вот на трибуне стоит советский обвинитель полковник А. И. Иванов. Он произносит заключительную речь в отношении подсудимого Умэдзу, говорит о его преступлениях в бытность командующим Квантунской армией, а затем начальником генерального штаба и приводит соответствующие показания маньчжурского императора Пу И, в объективности которого сомневаться не приходится, ибо марионеточный император вместе с Умэдзу разделял ответственность за эти действия, совершенные с его согласия и от его имени: "Лица от 18 до 45 лет должны были нести трудовую повинность в интересах японцев и японской армии. Это сделало из населения Маньчжурии рабов, а из Маньчжурии - колонию. Маньчжуры использовались для проведения дорог, в рудниках, а также для производства японских вооружений. Наши рабочие находились в ужасных условиях. Они получали недостаточную и почти несъедобную пищу, жили в плохих жилищах, больные не получали лекарств. В случае ухода, с работы их строго наказывали". Так свидетельствовал Пу И. Далее полковник Иванов продолжал приводить другие факты: "Умэдзу как командующий Квантунской армией несет ответственность за зверства, совершенные над китайцами в провинции Жэхэ в августе 1941 г. японскими солдатами и солдатами марионеточной маньчжурской армии. Тогда в течение одной ночи, под предлогом поисков партизан, было убито более 300 семей и сожжена дотла деревня Сыдути в уезде Пичжуань. Карательные экспедиции в провинции Жэхэ, организованные командованием Квантунской армии, имели место также в 1942 и 1943 годах... Во время пребывания Умэдзу на посту начальника генерального штаба в ноябре 1944 г. было осуществлено вторжение японских войск в Гуйлинь и Лючжоу (Китай). Умэдзу несет ответственность не только за самое вторжение, но и за зверства, совершенные японской военщиной в районе Гуйлиня, Лючжоу и в других районах Китая в 1944 - 1945 годах... Умэдзу несет ответственность и за незаконные временные военно-полевые суды, созданные для рассмотрения дел военнопленных и действовавшие в Квантунской армии, и за вынесение ими незаконных приговоров военнопленным. Он несет также ответственность за плохое обращение с военнопленными в лагерях в Маньчжурии. В результате недоедания, чрезмерно тяжелых работ, плохого медицинского обслуживания многие пленные умирали от истощения и заболеваний".

Посмотрим также, что происходило в лагерях для военнопленных, расположенных в Японии. Приложения к приговору гласят: "Сэндай. Этот лагерь находился в Онахама, и военнопленные, заключенные в нем, должны были работать в угольных шахтах. Тех военнопленных, которые говорили, что они больны, жестоко избивали. Вечером 4 февраля 1945 г. при проверке военнопленных один капрал пожаловался на то, что он болен, и попросил разрешения пойти к врачу. Часовой немедленно ударил капрала кулаком, сбил его с ног и начал бить ногами по животу, когда тот находился на земле. Через несколько минут после этого капрал умер. Было обычной практикой избивать военнопленных и наносить им удары ногами во время осмотра... Хосокура. Этот лагерь находился в районе Сэндай, на острове Хонсю. Военнопленные, содержавшиеся в данном лагере, работали на оловянных и цинковых рудниках. Их заставляли выполнять самую изнурительную физическую работу с 6 утра до 6 вечера. Работа заключалась в сверлении скал, взрывании их, очистке от камней, в наполнении ведер, которые нужно было уносить из рудников ручным способом, заготовке леса и другом тяжелом труде в лагере и вокруг него. Военнопленные каждый

стр. 113

день должны были проходить две или три мили вверх по крутому подъему от лагеря к руднику и нести в мешках продовольствие для японцев. Из очистков картофеля, кусочков лука и редиски, выдававшихся из отбросов японской столовой, военнопленные варили жидкий суп. В результате такого голодного существования люди страдали от недоедания и разных видов болезней: бери- бери и пеллагры, малокровия и дизентерии.

Хотя Хосокура находится на высоте 600 - 900 м над уровнем моря, военнопленных заставляли работать в тропической одежде, которая была на них во время их захвата в Сингапуре. Склады на рудниках были полны товаров американского Красного Креста, в том числе теплой одежды, но эти вещи выдавались не военнопленным союзных войск, а японским рабочим. Людям, получившим повреждения в руднике, оказывали лечебную или хирургическую помощь только в конце того дня, когда они были ранены, и только по возвращении в лагерь, находившийся у подножия горы. У многих были раздроблены ступни и руки, и многие без всякой помощи часами оставались со сломанными конечностями. Операции производились без анестезирующих средств; американские врачи, которые присутствовали при этих операциях, называли их резней. Хотя на складах имелись медикаменты от Красного Креста, присланные для использования военнопленными, последним они не выдавались. Во время пребывания в Хосокура умерло около 60 военнопленных. Их смерть явилась результатом отсутствия медицинской помощи при ранениях и результатом лишений. Тех военнопленных, которые жаловались, уводили в комнату охраны, где их заставляли стоять по стойке "смирно" со спущенными брюками и поднятой и завязанной вокруг головы рубашкой. Если они двигались, японская охрана избивала их дубинками...".

В ноябре 1942 г. командующий Восточным военным округом приказал организовать специальное отделение в токийской военной тюрьме для заключения летчиков из стран-союзниц. Для этой цели было выделено отделение N 4 военной тюрьмы... Токийская военная тюрьма находилась на краю плаца в Ёёги, в Токио, а позднее стала поселком американских оккупационных войск, известным под названием "Вашингтон Хайте". Тюрьма была окружена кирпичной стеной примерно в 3,7 м высотой. Здания тюрьмы представляли собой деревянные строения, находившиеся близко друг от друга и занимавшие большую часть площади внутри кирпичной ограды. Эти здания являлись весьма вероятным объектом бомбардировок, поскольку тюрьма была известна и признана как часть военных сооружений Токио. В ночь на 25 мая 1945 г. в специальном отделении тюрьмы находились 62 американских летчика. Они помещались в эту ловушку группами. На дежурстве были два старших тюремных надзирателя и 21 тюремщик.

Американские самолеты Б-29 начали бомбить Токио примерно в 11 часов ночи 25 мая 1945 года. Город был охвачен пожарами, здания внутри тюремной ограды стали гореть. Пламя и искры попали в деревянные сооружения тюрьмы и воспламенили их. Тюремщики организовали из японских заключенных пожарные команды и сделали попытку погасить огонь, однако эти попытки были неудачны, и от них пришлось отказаться. На тюрьму падали зажигательные бомбы, и деревянные здания сгорели дотла. На следующий день среди развалин камер были найдены обугленные трупы 34 американских летчиков, а сгоревшие трупы остальных 28 нашли неподалеку. Это свидетельствовало о том, что по крайней мере этим 28 летчикам удалось в последний момент спастись из камер, но было уже слишком поздно, чтобы убежать, и они сгорели в пределах кирпичных стен тюрьмы. Все японские заключенные и японские тюремщики избежали смерти, лишь некоторые получили слабые ожоги. Это произошло через 17 дней после безоговорочной капитуляции нацистской Германии и в месте от которого рукой подать до правительственной резиденции в Токио! В те дни в Германии тюрьмы начали принимать первых новых заключенных - бывших лидеров третьего рейха, и мир был широко оповещен, что союзные державы приступают к претворению в жизнь своих торжественных обещаний сурово покарать виновников мировой трагедии. Что же в этой связи предприняло японское правительство после пожара в токийской военной тюрьме? "Наказанием, наложенным на офицера, виновного в том, что сжег заживо 62 союзных летчика во время воздушного налета на токийскую военную тюрьму, явился выговор".

стр. 114

"Кавасаки находится на побережье Токийского залива, на расстоянии менее 10 миль от столицы, в промышленном районе, около железной дороги и сталелитейного завода. Лагерь представлял собой двухэтажное здание, стоявшее на окруженном оградою участке размерами примерно в 160 кв. метров. Военнопленные содержались в комнатах площадью 3,5 на 3 м, причем на каждую комнату приходилось по 8 человек. Помещения кишели насекомыми. Питание состояло из овощной ботвы, горстки ячменя и Корейского риса. Паек был недостаточным, и все военнопленные умерли бы от бери-бери и других дистрофических заболеваний, если бы не крали фрукты. Все продукты выдавались в количестве одной чашки на день. Военнопленные получили комплект одежды из брюк, куртки и двух рубашек на зиму, пары трусов и одной рубашки на лето. Вся эта одежда принадлежала английской армии и была захвачена в Гонконге. Одежда же, посылавшаяся для военнопленных американским Красным Крестом, присваивалась японцами. В лагере имелся большой запас материалов Красного Креста, но японцы не выдавали их военнопленным. Медицинские запасы держались на складе и никогда не попадали к военнопленным, которые остро нуждались в них. В этом лагере в результате голода, пыток и отсутствия медицинской помощи умерли многие. Военнопленных избивали, заставляли стоять по стойке "смирно", в течение долгого времени держать над головой тяжелые предметы. Такие пытки были повседневной практикой...

Ёккаити. Этот лагерь был расположен на побережье залива Исэ примерно в 200 милях к югу от Токио, на острове Хонсю, в военном округе Токай. В нем находилось 300 американцев. В 1944 г. из охраны была создана регулярная команда, которая совершала пытки. Военнопленных привязывали руками к верхним перекладинам лестницы с таким расчетом, чтобы они не касались ногами земли, и оставляли их в таком положении по 3 - 5 часов в течение нескольких дней, а иногда к их ногам привязывали груз. При этом их избивали палками, ремнями и кулаками. Как правило, в результате побоев на теле появлялись открытые раны, в которые охрана сыпала соль, причем военнопленным не давали пищи. Нередко их пытали таким образом за то, что те пытались выйти из бараков во время воздушных налетов.

Лагерь в Норима был расположен недалеко от Нагоя. В июле 1945 г. американского летчика Вагнера, которого взяли в плен на острове Коррехидор, подвергли пыткам после того, как он был пойман при попытке достать ночью пищу из кладовой. Четыре японских часовых избивали его прикладами и дубинками, били по лицу ботинками, затем заставили стоять по стойке "смирно" перед караульным помещением в течение трех суток без воды и пищи, а все проходившие мимо японцы могли избивать его дубинками, которые были выданы для этой цели. Когда в последующие месяцы Вагнера морили голодом, он предпринял еще одну попытку достать пищу на кухне, но не смог вернуться в свою камеру в бараке и спрятался. Его отсутствие обнаружили, и японская охрана начала поиски. Хотя его не смогли найти, однако в своем укрытии он продержался без пищи только два дня и попытался покончить жизнь самоубийством, перерезав себе горло. Попытка оказалась неудачной, и охрана по крови, которая текла из того места, где он спрятался, обнаружила место его пребывания. Вагнера схватили и в бессознательном состоянии привязали к стулу перед японским караульным помещением, где 15 человек избивали его с перерывами в течение 3 суток. Он не получал ни пищи, ни воды, а 20 июля, еще живого, его положили в ящик и закопали".

Во всех японских лагерях так называемые "побои Б-29" были обычным явлением. После каждого налета американских бомбардировщиков Б-29 военнопленных безжалостно избивали. Излюбленной формой пыток было накачивание воды через задний проход с помощью огнетушителя. Военнопленных били башмаками, нанося удары по ушам. У многих лопнули барабанные перепонки.

"Ямани. Этот лагерь находился на острове Сикоку. 8 марта 1945 г. двух военнопленных обвинили в краже сахара, который они купили у своих часовых. Их подвергли допросу с применением пыток, чтобы заставить признаться в "краже". Руки их пригвоздили к столам, после чего с пальцев рук ножом сорвали ногти. Военнопленных там часто колотили часовые с помощью тяжелого деревянного меча, изготовленного специально для этой цели. Излюбленным способом пытки являлось также избиение военнопленных падкой размером с бейсбольную клюшку. Охрана заставляла

стр. 115

пленных вставать на колени на бамбуковые палки, держа в вытянутой руке кусок металла, к которому затем прикасались электрическими проводами, или принуждала часами подтягиваться на руках, либо избивать друг друга. Иных оставляли в течение долгих часов с открытыми ртами, вставляя им между зубами бамбуковые щепки".

А на оккупированных территориях, в лагерях для военнопленных и интернированных граждан царил режим, вообще стиравший грани между тюремщиками и хищными зверями, причем поведение последних заметно уступало изощренным преступлениям первых, их садистской фантазии. Документы зафиксировали убийства пленных в Кай Тай в 1942 г., резню на острове Хайнань в мае 1943 г., резню в Лангсоне в марте 1945 г. и массовые изнасилования там же, неоднократные пытки над пленными иидокитайцами, китайцами, канадцами, французами в апреле и мае 1945 г. в Хайфоне, Ханое и других местах. Когда 16 марта 1945 г. японцы напали на французский гарнизон в Дамха и французы отступили, то один солдат, взятый в плен, был доставлен в блокгауз. Руки и ноги ему связали железной проволокой и затем его заживо сожгли. Там же военнопленных систематически подвергали различным пыткам: избивали дубинками, загоняли под ногти зажженные спички, прижигали сигаретами и горящими свечами, пытали посредством блоков для подвешивания, воды и электричества. Одна из пыток состояла в том, что военнопленных заставляли становиться на колени на острые куски дерева, после чего унтер-офицер, проводивший "допрос", прыгал на их ноги. Более 200 французских военнопленных было убито группами по 50 человек. Их убивали саблями, штыками и кирками. Массовые убийства. военнопленных и гражданских лиц имели место и в других местах в Лангсоне. Ребенку, которому было несколько месяцев от рождения, размозжили череп. В Донданге французский гарнизон капитулировал, после чего всех его солдат японцы зарезали саблями и штыками. В Дамха сожгли заживо пять человек. Массовые убийства имели также место в Ксин Мане, Хоан Су, Фи Хояне. Двух женщин в Хояне в течение нескольких недель заставляли сожительствовать с 50 солдатами, причем одна из них сошла с ума; затем обеих убили. Над 15-летней француженкой и ее матерью совершили насилие, потом убили. В Лаосе убили всех европейцев-мужчин, включая двух епископов. Генерал Нагано, командир 37-й японской дивизии, поздравил свои войска и заявил, что он считает эти акты военными действиями.

В Такхеке умертвили 55 французов, включая 40 гражданских лиц, 10 солдат, двух женщин и одного ребенка. У некоторых из них отсекли головы, других повесили. В форте Бриель де Лиль выводили пленных группами по 50 - 60 человек и строили в ряд, после чего японцы, стоявшие сзади, закололи их штыками и саблями, а оставшихся в живых добивали кирками. Леон Атуард, французский унтер-офицер, был захвачен японцами в Мито 9 марта 1945 года. Его доставили в штаб жандармерии, связали веревками, а через сутки стали наносить удары по ступням ног, затем подвергали пытке водой, через ноги пропускали электрический ток, а потом ежедневно избивали. Подобное же обращение имело место с другими пленными. Цитировать документы, содержащие упоминания о сходных фактах, можно было бы без конца. Эти факты имели место во всех районах "Великой Восточной Азии", во всех японских воинских частях, сталкивавшихся с военнопленными.

В ходе судебного процесса адвокаты, учитывая многочисленность и непреодолимую силу улик, собранных обвинением, не осмеливались оспаривать факты. Но, признавая их, они выдвинули другую задачу: каждый из них доказывал, что именно его подопечный не имел касательства к военным преступлениям и даже не знал о них, многочисленные же дипломатические протесты и выступления лидеров союзных держав на эту тему, передававшиеся по радио, расценивал просто как вражескую пропаганду. Азарт "судебной борьбы" настолько увлек защиту, что никто из адвокатов не задумался над вопросом: к какому же выводу придут судьи, если суммируют воедино их высказывания? А подытоживание подобных преступлений показывало, что они, огромные по масштабу и единые по методам совершения, длились 8 лет (в течение 1937 - 1945 гг.) и по площади охватили (в момент кульминации японских военных успехов) целую четверть земного шара. Оказывается, все эти преступления явились результатом "разрозненных" и "самочинных" действий исполнителей низшего ранга, которые творили их на свой страх и риск; члены же правительства и

стр. 116

командующие армиями, у которых это происходило буквально под носом, дескать, ничего не ведали и не приказывали так поступать. Абсолютно все такого рода попытки адвокатов обелить подсудимых трибунал убедительно опроверг.

Порою сами подсудимые или некоторые свидетели защиты своими показаниями просто "топили" доводы адвокатов. Вот дает показания бывший министр Сигэнори Того. Он говорит о событиях 10 августа 1945 года. Накануне Советский Союз вступил в войну против Японии. Того рассказывает, что после этого даже самым оголтелым на токийском Олимпе стало ясно: война безнадежно проиграна, на пороге стоит катастрофа. Идет срочно созванное заседание Высшего военного совета в присутствии императора. Решается вопрос о необходимости принять Потсдамскую декларацию союзных держав и безоговорочно капитулировать. В принципе, свидетельствует Того, все были согласны при условии сохранения основной структуры Японского государства. Однако верховное командование армии и военно-морского флота, а также военный министр выставили три условия своего согласия. Третье из них: "Наказание военных преступников будет поручено самим японцам". Представители вооруженных сил так упорно настаивали на этом требовании, что заседание было закрыто из-за невозможности прийти к позитивному решению. В тот же день император вызвал к себе членов Высшего военного совета и согласился с мнением, что необходимо принять Потсдамскую декларацию при одном условии - сохранении основной структуры государства. Что касается военных, то они, по словам Того, остались при своем мнении, но подчинились решению императора.

Итак, японское военное руководство требовало передачи японских военных преступников не в руки союзников, а в руки японских судов. Поистине "на воре шапка горит": значит, тогдашнее правительство Страны Восходящего Солнца знало о наличии военных преступлений, а военное руководство стремилось спасти военных преступников, в том числе самих себя, от справедливого возмездия. Тодзио и компания хорошо понимали, что "при условии сохранения основной структуры государства" японский суд им не страшен. Пройдет еще несколько дней, и министр Кидо запишет в своем дневнике о беседе с императором, который сказал: "Мысль о привлечении к суду военных преступников для меня невыносима, но сейчас пришло время выносить невыносимое". Конечно, японский министр-хранитель печати, ведя дневник, менее всего думал, что последний найдет место среди многих других доказательств, предъявленных обвинителями высокому трибуналу.

В этих явно нелегких для защиты условиях американские адвокаты решили выпустить на авансцену своего японского коллегу, профессора международного права Такэянаги. Ему была доверена миссия произнести "теоретическую" речь в защиту всех подсудимых оптом. Здесь нас интересует та часть речи, которая касается преступлений против законов и обычаев войны. Такэянаги утверждал: "Делая поверхностное предположение о том, что ситуация в Германии и Японии была аналогичной, главный обвинитель, возможно, считает, что подсудимые, занимавшие определенные посты, издавали приказы о совершении преступления против законов и обычаев ведения войны на различных участках театра военных действий. Но подобные "приказы свыше" не могут быть доказаны. Главный обвинитель поэтому основывает свое обвинение о "приказах свыше" на предположении, и только на предположении, поскольку он заявляет: "Эти убийства совершались на таком большом территориальном пространстве, охватывают такой продолжительный промежуток времени и такое большое количество их совершалось после протестов, врученных нейтральными странами, что мы должны рассматривать их только как следствие позитивных приказов, которые издавались лицами, сидящими здесь, на скамье подсудимых". Но явно следует показать, какой же конкретный пост занимал тот или иной подсудимый, когда он издавал такие приказы; предположение вины без наличия точных доказательств явится существенным нарушением правосудия и будет лежать на совести мира".

Такэянаги спекулировал на том, что его клиентам своевременно удалось в основном уничтожить компрометировавшую их документацию. Но при этом он "забыл", что, во-первых, самый факт уничтожения документов есть хотя и косвенное, однако все же веское доказательство нечистой совести токийских правителей. А косвенные доказательства в их совокупности нередко не уступают по достоверности прямым уликам, и это признано во всех странах. Во-вторых, ряд преступных приказов япон-

стр. 117

ских властей тем не менее оказался на судейском столе. Наткнувшись на стену неотразимых улик, Такэянаги начал, не стесняясь, клеветать на собственный народ, лишь бы спасти подлинных преступников. Вот его циничное высказывание: "Даже если предполагаемые зверства или другие нарушения по своему виду аналогичны, это не может оправдать подобное предположение. Такой вид действий может явиться лишь отражением национальных или расовых особенностей. Преступления не меньше, чем величайшие произведения искусства, могут выражать характерные черты, присущие данной расе. Сходство в географическом, экономическом или стратегическом отношении именно и может частично оправдывать "аналогичные виды" действий. Наличие же распоряжений свыше, а также лиц, издававших их, должно быть, несомненно, доказано в случае серьезного характера действий".

Требуя далее для своих подзащитных "сверхгарантий" справедливости, как ее толковали адвокаты, и плетя сеть казуистики вокруг положений международного права, Такэянаги перешел к вопросу о массовых убийствах, отрицать которые он не решился, и позволил себе такие утверждения: "Массовые убийства, о которых идет речь... по-видимому, были совершены (если они действительно были совершены) при подавлении попыток местных жителей к восстанию. Вооруженный мятеж нельзя ликвидировать с помощью розовой водички. Абсолютно необязательно, что должны быть назначены формальные суды еще до осуществления казни в тех случаях, когда власти стояли перед лицом вооруженных мятежников и предателей. Если и будет доказано, что военнопленных иногда убивали, то это происходило, когда поблизости находились вооруженные силы противника, готовые к вторжению. Убийства военнопленных при подобных обстоятельствах могут иногда быть вполне допустимой мерой военной предосторожности. Во всяком случае, из них нельзя сделать вывод о наличии такого общего плана. Рассказы военнопленных об угрозах и рассказы писарей о существовании секретных приказов не являются достаточным подтверждением, а, наоборот, представляют собой весьма слабое доказательство. Возможно, японская военная доктрина и считала, что обязательства по отношению к военнопленным не превышают обязательств по сохранению жизни собственных войск и в отдельных не связанных друг с другом случаях командующие могли истолковать этот принцип без достаточной ответственности. Но это не означает, что они следовали инструкциям. Данный принцип сам по себе вовсе не находится в противоречии с Гаагской конвенцией и с не ратифицированной Японией Женевской конвенцией 1929 года".

Услышав эти утверждения, абсурдные с позиций международного права и чудовищные по бесчеловечности, можно было понять, почему американская часть защиты поручила развить "теоретическую" ее схему именно японскому коллеге. Кому же приятно брать подобную миссию на себя? Такэянаги же спокойно продолжал: "Что касается зверских методов обращения, применявшихся жандармерией, то в заключительной речи обвинения говорится следующее: "Это единство методов не могло быть случайным, а должно быть результатом всеобщего обучения. И если подобное всеобщее обучение проводилось, то оно являлось частью правительственной политики". Ссылка на "всеобщее обучение" не может быть поддержана здравым смыслом, так как применение зверских методов обращения могло явиться результатом общего уровня умственного состояния лиц одной и той же профессии. Дальнейшее же утверждение, что существовавшее якобы обучение было вопросом государственной политики, показывает, что под словом "обучение" имеется в виду "военное обучение". Это утверждение опять-таки неоправданно. В обязанности правительства не входит вести наблюдение за деталями "военного обучения". Заканчивая, Такэянаги требовал: "Мы призываем трибунал к тому, чтобы при вынесении своего исторического решения по данному беспрецедентному уголовному делу он руководствовался только общепризнанными нормами международного права. Нет необходимости напоминать высокому трибуналу, что несправедливое наложение суровых наказаний за преступления, которые неизвестны праву, вызовет лишь озлобление в сердцах грядущих поколений и помешает установлению вечного мира, необходимого для обеспечения дружественных отношений между Востоком и Западом. Будущие поколения восточных народов, а также всего мира, рассматривая это историческое решение с точки зрения широкой исторической перспективы, могут прийти к выводу, что была допущена величайшая несправедливость путем наказания лидеров одной из наций Во-

стр. 118

сточной Азии, в то время как государственных деятелей и генералов западных держав на протяжении последних трех столетий никогда не наказывали за их агрессивные действия на Востоке".

Действительно, европейские и американские колонизаторы совершали в той же Азии и на других континентах немало тяжких преступлений на протяжении ряда столетий и оставались безнаказанными. Но человечество шло вперед, развивалось и совершенствовалось международное право, лик Земли менялся, и, к огорчению Такэянаги, задолго до его речи это международное право твердо декларировало наказуемость военных преступлений, объявив агрессию криминалом для любых государственных деятелей. Такэянаги не захотел обратить внимание на подобные "мелочи" и из глубины веков извлек новую параллель, напомнив о Жанне д'Арк: "Как простая дочь Орлеана, осужденная и казненная на глазах озлобленной оккупационной английской армии, стала позднее великомученицей и святой в глазах французского народа, так и смертный приговор, вынесенный здесь в отношении любого из подсудимых по указке завоевателей, сделает простого сына Ямато великомучеником в глазах его народа и даже великомучеником за дело свободы всей Азии". Судьи были вынуждены терпеливо выслушивать эти перлы "красноречия", в которых героическая дочь Франции, боровшаяся за свободу и независимость родины и заживо сожженная захватчиками, сравнивалась с преступными правителями милитаристской Японии, обремененными бесчисленными преступлениями против мира и человечества.

Как говорится в старой пословице, "врет-врет, да и правду скажет". Такэянаги, "стращая" судей последствиями сурового приговора, заявил: "Трибуналу прекрасно известно, что история знает много случаев, когда смертный приговор, вынесенный какому-нибудь политическому или религиозному лидеру, не только устранял все его преступления, но и озарял магическим светом славы обычную прозаическую жизнь". Правда здесь заключается в предположении, что смертный приговор "устраняет все преступления". Тем самым Такэянаги признал наличие этих преступлений. Что касается "магического света славы", то тут Такэянаги отнюдь не стал пророком в своем отечестве. Мы уверены, что современные прогрессивные японцы дают правильную оценку милитаристским государственным деятелям того времени, людям, которые залили кровью не только чужие страны, но и собственное государство, приведя его к национальной катастрофе. Не говорим уже о том, что общепризнанным нормам уголовного права чужд принцип, будто преступление одного лица может сойти ему безнаказанно, если такое же преступление осталось ранее без наказания для другого лица.

4 июня 1946 г. вступительной речью главного обвинителя американца Кинана открылась фаза предъявления Токийскому трибуналу многочисленных доказательств, уличающих подсудимых в совершении ими тягчайших преступлений. Кинан, в частности, утверждал: "Принятый обвиняемыми план войны - такой же, каким руководствовались их соучастники по заговору германские нацисты в своей привычной тактике террора, жестокости и дикого зверства, особенно в отношении беспомощных военнопленных, мирных жителей и тех, кто остался в живых после торпедирования японскими подводными лодками торговых и военных кораблей". Эта одинаковость совершенных преступлений не случайна. Новейшая история свидетельствует, что когда империалисты развязывают захватнические войны или пытаются расправиться с национально-освободительным движением, то зверства, как тень, сопровождают каждый их шаг. Причем эти зверства - не плод отвратительной импровизации отдельных садистов-офицеров или солдат и отнюдь не следствие каких-то национальных или расовых особенностей одной из воюющих сторон, как это пытаются изобразить некоторые буржуазные психоаналитики и как это старался доказать Такэянаги.

Тщетные усилия! В действительности эти зверства планируются, благословляются и санкционируются заблаговременно на самом высоком уровне власти, превращаясь в способ империалистического ведения агрессивных войн. Токийский процесс главных японских военных преступников, как и Нюрнбергский процесс главных немецких военных преступников, дал убедительные доказательства правильности такого утверждения. И любопытно, что под давлением неоспоримых фактов правильность такого вывода признавалась в Токио представителями обвинения из числа буржуазных юристов, причем порой весьма консервативного образа мыслей. Так, Ки-

стр. 119

нан во вступительной речи говорил: "Японцы стремились, и это являлось частью их плана агрессии, подавить волю народов к борьбе, совершая зверства невероятной жестокости как по характеру, так и по масштабам. Доказательства покажут, что бесчеловечный метод ведения войны носил общий характер в отношении как географического распространения, так и времени его осуществления. Это является свидетельством существования определенного плана войны, характерного для японской военной агрессии всюду, где бы она ни развертывалась". Ему вторил другой обвинитель, филиппинец Донец: "Перед трибуналом прошло немало свидетелей. Немало оглашено и японских документов, характеризующих основную политику, которую проводили подсудимые, чтобы воспитать воинственную расу господ, стремящихся к завоеванию мира. Следует вспомнить, что для осуществления этой политики были мобилизованы все средства, находившиеся под контролем государства, - радио, школы, театры, кино, литература и религия, чтобы внушить японскому народу фанатический дух милитаризма, слепое поклонение тоталитаризму и ультранационализму, любовь к агрессии, жестокую ненависть и презрение ко всем потенциальным и действительным врагам. Обвинения покажут результаты этой политики: тысячи и тысячи невинных людей, убитых, искалеченных, заморенных голодом и доведенных до нищеты, бесчисленное количество опустошенных городов, сел и деревень, разграбленных домов и изб.

Залогом правильной оценки наших доказательств является осознание того, что эта коварная пропаганда ненависти, проповедовавшаяся внутри страны, успела отравить каким-то образом умы и сердца многих японцев,., которые либо в заносчивости, рожденной в победах, либо в отчаянии, в предвидении неотвратимых поражений на полях сражений, совершали такие варварские поступки, полное выявление которых заставит содрогнуться весь мир. Мы покажем, что японские зверства были не единичными инцидентами, индивидуальными преступлениями, а общим явлением на всем Тихоокеанском и Азиатском театре войны. Техника и методы, применявшиеся для убийства, пыток и изнасилований, для разнузданного уничтожения собственности, были постоянными и одинаковыми. Чем сильнее было сопротивление, тем более жестоким становился нападающий. Эти зверства, начавшиеся в огромных масштабах, впервые в Нанкине в 1937 г., и достигшие своей кульминации во время манильских событий в 1945 г., совершались на протяжении 8 долгих лет. Они охватили четверть всего земного шара, включая Бирму, Китай, Индокитай, Малайю, Нидерландскую Индию, Гонконг, Филиппины, Новую Гвинею и разные острова Тихого океана. Главную массу преступников составляли солдаты и офицеры из всех частей японской военной организации. Жертвы были неисчислимы, а в их число входили население и военнопленные, здоровые и больные, молодые и старые, мужчины и женщины, даже дети и новорожденные младенцы. Таким образом, стратегия террора составляла часть японской формы ведения войны, рассчитанной на уничтожение духа сопротивления у населения областей, в которых проходили бои".

Признанные международным правом законы и обычаи войны становятся непреодолимым препятствием для государства, ведущего войну несправедливую, захватническую. Вот почему они сознательно отметаются, а военные преступления становятся одним из средств достижения антинародных целей агрессивной войны и в значительной мере планируются заранее, составляя неотъемлемую часть военно-стратегического плана. Если с этих позиций оценивать природу военных преступлений периода второй мировой войны, то становится совершенно очевидной вся опасность современной гонки вооружений в области ракетного и ядерного оружия, навязанной человечеству реакционными кругами. Ведь такое оружие в случае его умышленного применения в агрессивных целях положило бы вообще конец правовому регулированию военных конфликтов. Международное право было бы просто отброшено в сторону, а войны превратились бы в истребление многих народов и опустошение целых континентов. Вот почему так важна для существования человечества и современной цивилизации та неустанная борьба, которую ведут в послевоенный период Советский Союз, другие социалистические страны, за ограничение гонки в сфере ракетно-ядерного оружия и сокращение его арсенала, а затем и за его полное запрещение и уничтожение. И до тех пор, пока мирное сосуществование государств с различным социальным строем не станет незыблемым фундаментом международного права, пока не будут запрещены и уничтожены современные средства массового истребления

стр. 120

людей, опасно забывать о военных преступлениях, совершенных агрессорами. Живых свидетелей преступлений тех лет становится все меньше и меньше. И необходимо, чтобы люди, родившиеся и выросшие под мирным небом, знали и постоянно помнили, какую опасность для них и их потомства представляют планы империалистической реакции.

Когда обсуждается проблема военных преступников, нередко возникает вопрос: как могло случиться, что в армиях современных капиталистических государств с богатой материальной и духовной культурой всегда находится более чем достаточное количество офицеров и солдат, готовых совершать самые отвратительные преступления? Ответ коренится в образе жизни, господствующем в этих странах, который устроен так, что, когда это необходимо, легко пробуждает в человеке все самое темное и низменное. А подготовка ведется повседневно, ибо в капиталистических странах каждый час идет борьба за право жизни на Земле. А понятие "жизнь" имеет необычайно широкий диапазон - от существования на подобие по безработице до вершин роскоши и бездумного разбрасывания гигантских сумм на ублажение собственных прихотей. В таких условиях мощная пропагандистская машина ежедневно в весьма разнообразных и порою изощренных формах вколачивает в головы людей мысль: "Будь сильным, волевым, целеустремленным, не бойся борьбы и не стесняйся в ее приемах, смело бросайся в жизненный водоворот, который, поглотив слабых, вынесет крепких, беспринципных, к сияющим вершинам богатства, наслаждений и власти". Распространяются литература, кино и телефильмы, откровенно героизирующие преступников, копающиеся в психологии садистов, натуралистически изображающие во всех деталях их отвратительные деяния. И вся эта идеологическая артиллерия бьет в одну цель: подавив в человеке все светлое и возвышенное, разбудить темное и низменное. В результате в недрах буржуазных государств еще в мирное время создаются условия формирования преступников, среди которых немало молодых и здоровых людей, будущих военных призывников.

Каждому, приехавшему в современный Токио, нелегко будет найти бывшее здание военного министерства, где заседал Международный военный трибунал для Дальнего Востока. Дом этот, в 40-е годы казавшийся внушительным и объемным, сейчас теряется на фоне великанов из бетона и стекла, выросших позднее. Его фасад хранит глухое молчание, и ничто, казалось бы, не напоминает об исторических событиях, которые развернулись в его стенах. А внутри дома все неузнаваемо изменилось: теперь здесь казарма одной из частей токийского гарнизона. В самой Японии это здание окутала плотная паутина забвения. Нам же так и видятся на его фасаде как бы высеченные слова: "Здесь судили не только главных военных преступников; здесь, как и в Нюрнберге, на скамье подсудимых незримо, но ощутимо присутствовал еще один обвиняемый. Его преступления были предельно обнажены и с судебной точностью доказаны. Этим обвиняемым являлись империалистическая политика и дипломатия в японо-милитаристском варианте, которые вместе с их фашистско-нацистским вариантом ввергли человечество в пучину второй мировой войны".