РАЗВАЛ АНГЛИИ. МЫСЛИ ВСЛУХ И ПРО СЕБЯ ДОКТОРА ИНГА, НАСТОЯТЕЛЯ СОБОРА СВ. ПАВЛА В ЛОНДОНЕ

Актуальные публикации по вопросам международного права и международных отношений.

NEW МЕЖДУНАРОДНОЕ ПРАВО


МЕЖДУНАРОДНОЕ ПРАВО: новые материалы (2024)

Меню для авторов

МЕЖДУНАРОДНОЕ ПРАВО: экспорт материалов
Скачать бесплатно! Научная работа на тему РАЗВАЛ АНГЛИИ. МЫСЛИ ВСЛУХ И ПРО СЕБЯ ДОКТОРА ИНГА, НАСТОЯТЕЛЯ СОБОРА СВ. ПАВЛА В ЛОНДОНЕ. Аудитория: ученые, педагоги, деятели науки, работники образования, студенты (18-50). Minsk, Belarus. Research paper. Agreement.

Полезные ссылки

BIBLIOTEKA.BY Беларусь - аэрофотосъемка HIT.BY! Звёздная жизнь


Автор(ы):
Публикатор:

Опубликовано в библиотеке: 2015-08-18
Источник: Историк-марксист, № 7(083), 1940, C. 120-127

WILLIAM RALPH ING. England. London. 1933. X.+306 p.

 

ВИЛЬЯМ РЕЙФ ИНГ. Англия 1 .

 

Страх потерять свои сказочные богатства, исчисляемые многими миллиардами золотых рублей, преследует в XX в. всякого английского буржуазного политика, покорно служащего божеству золотого тельца. Впрочем, этот страх определял ход политики Англии издавна!

 

Кульминационной точкой успеха Англии в XX в. был версальский мир (1919 г.), заключенный после поражения ее серьезнейшего конкурента - Германии.

 

Но успех 1919 г. был "пирровой победой" - хуже иного поражения! Борьба надорвала гигантский, но уже глубоко пораженный социальным склерозом организм английской буржуазии, в течение двух столетий прибравшей к рукам почти целую четверть суши земного шара.

 

Угрожающе стала расти безработица в самой метрополии, в атмосфере кризиса зашевелилась парламентская интрига, замелькали недолговечные министерства, хотя, и не с такой быстротой, как в Бурбонском дворце в Париже. В журнальных обозрениях и на прилавках магазинов запестрели книги и статьи с многозначительными заголовками о так называемом английском кризисе, который правильнее назвать "развалом Англии". Сколько появилось статей и книг на эту тему, и кто только не писал их то под настоящим именем, то под маской анонима или псевдонима! Тут и "благожелательный" к Англии француз Зигфрид и надменный вице-король Индии, а потом министр иностранных дел лорд Керзон, скрывший под псевдонимом "Картхил" свою фамилию на обложке книги, посвященной им "Погибшей империи", и многие другие авторы. Укажем в этой богатой литературе на книги: Фримена "Социальный упадок и возрождение", Филиппа Гибза "Пути спасения", М. Гранта "Исчезновение великой расы", Хёрншо "На перекрестке", Мак-Дугала "Национальный упадок", Солтера "Выздоровление", Стрейчи "Экономика наших дней", Уэлза "Ожидания", Райта "Население", и т. д., и т. д.2 .

 

Изо всей этой литературы книгу Инга следует выделить как вследствие ее характерности, так и благодаря ее шумному успеху. Она вышла в первый раз в 1926 г., а затем с некоторыми дополнениями и видоизменениями переиздавалась, как было сказано, много раз и успела вызвать большое количество и положительных и отрицательных английских отзывов, свидетельствующих о том, что автор попал в цель. Интересен в данном случае не только успех книги, но и социальное положение ее автора. Он настоятель знаменитого лондонского собора св. Павла, почетный доктор церковного права университетов Оксфордского и Эбердинского, почетный доктор литературы университетов Дарамского. и Шефилдского, доктор права университетов Эдинбургского и св. Андрея, член Британской академии, почетный член трех крупнейших колледжей Кембриджа и Оксфорда. Кому же верить, как не ему?.. Любопытной чертой труда почтенного ученого богослова, юриста, политика, литератора и т. д. является его специфическое, почти диккенсовское простодушие, переходящее местами даже в наивность.

 

 

1 К сожалению, автору данной статьи приходится цитировать шестое издание книги Инга (1933 г.), в котором, конечно, не могли быть учтены события последних лет. С 1933 по 1939 г. вышло еще несколько изданий рецензируемой книги; в 1938 г., кроме обычного в Англии шестишиллингового издания книги почтенного доктора Инга, одновременно вышли два удешевленных многотиражных ее издания: в Англии и в Соединенных штатах - таков успех данного своеобразного труда английского духовного публициста.

 

2 Sir Philip Gibbs "Ways of Escape" (1933) и "The Day after To-morrow", Madison Grant "The Passing of the Great Race" (1919); Hearnshaw F. J. "Democracy at the Crossways" (1918) и "Democracy and Labour", Mc Dougall "National Welfare and National Decay" (1921) и "Ethics and Some Modern World Problems (1923); Sir A. Saller "Recovery" (1932); St. L. Strachey "Economics of the Hour" (1923). H. G. Wells "Anticipations"; H. Wright "Population" (1923) и многие другие.

 
стр. 120

 

*

 

По конструкции книга Инга ""сложна: посвятив четыре десятка страниц общему историко-географическому очерку Англии, автор переходит к характеристике, как он выражается, "души Англии", затем - к очеркам ее имперской структуры, положения английской промышленности и "демократической" организации страны.

 

"Душа Англии" - таким несколько странным для нашего уха названием Инг обозначает то, что проще и реальнее можно назвать английским национальным характером.

 

Традиционный и много раз описанный в литературе характер английского народа изменился, по мнению Инга, к нашим дням так же, как меняется характер отдельного человека, когда он почувствует, что достиг вершины успеха, и заметит, что удачное стечение обстоятельств, способствовавшее его жизненным удачам, подходит к концу. Некогда, в царствование Елизаветы (1558 - 1603 гг.), совершилась крупная перемена если не в английском характере, то в английском темпераменте. При вступлении этой королевы на престол, пишет Джон Сили (J. Seeley), цитируемый Ингом, англичанин был настроен тревожно и угрюмо. Народ привык быть свидетелем того, как епископов жгут на кострах, а королевам рубят головы на плахе. Немного позднее англичанам пришлось иметь дело с опасностями войн, со внешними врагами, с испанской армадой. Но в царствование Елизаветы от своей прежней меланхолии англичане исцелились. Угрюмость сменилась жизнерадостной самоуверенностью и шумной национальной гордостью.

 

Другой подъем английская нация пережила по окончании наполеоновских войн, когда, подобно эпохе XVI в., возобновилась самоуверенная и торжествующая экспансия.

 

Но результатом недавнего (1918 г.) освобождения от германской опасности уже не был и не маг быть кипучий оптимизм, подобный оптимизму эпохи Елизаветы и эпохи посленаполеоновской. Причина в том, что период европейской экспансии пришел к концу и перед Англией стала трудная задача приспособления к условиям стабильным или даже идущим вниз. Поскольку английская культура опирается на традицию, она подвергается опасности со стороны огромного количества людей, традиции лишенных, оторванных от почвы и скученных в условиях, вызывающих раздражение и даже революционное настроение при отсутствии в современном английском обществе "органических тканей", связующих всех членов "здорового" (термин доктора Инга. - А. Я.) общества. Во всех странах, развивших индустриализацию в большом масштабе, цивилизация встречается с новым и опасным человеческим типом, характер которого еще не достаточно известен", - пишет автор (стр. 85 - 87).

 

Инг - горячий империалист, и его очерк развития Британской империи дышит подлинным пафосом убежденного поклонника так называемой "Большой или Великой Англии" ("Greater England").

 

Но "Великая Англия", т. е. мировое расширение английского господства, скопление еще больших богатств, еще больших объектов колониальной эксплоатации и т. д., означает и возрастание количества врагов, завистников, недоброжелателей и интриганов, как квалифицирует совокупность противников Англии Инг. Отсюда постоянный страх Англии за свою империю, за свое за последние три столетия нажитое "добро". Вот поэтому-то Англии, по словам Инга, приходится жить в постоянном страхе перед враждебными коалициями. "В течение более чем ста лет мы избегали опасности коалиций главным образом потому, что наше морское господство было гарантией благополучия для всех (!) других наций. Разделение морского и сухопутного могущества делало для всякого честолюбивого континентального правительства почти невозможным господство над всей Европой. Британскую империю терпели в силу молчаливо признанных условий: 1) британская армия будет численно слишком незначительной, чтобы угрожать нациям Европы, и 2) британский флот не будет использован для помехи торговле какого-либо конкурента Англии. Падение Англии низвело бы все другие нации, кроме одной (т. е. Германии. - А. Я.), до положения второразрядной державы". Но эта гарантия английской гегемонии была условной и непрочной. Нация, одновременно и очень богатая и сравнительно слабая в военном отношении, почти наверняка подвергнется нападению и будет ограблена, - пишет Инг. - Попытки образовать коалицию против нас, делавшиеся еще во время Южноафриканской войны (1899 - 1900), выявили опасность "блестящей изоляции", которой мы гордились, и союз с Японией стал выражением решительного отказа от этой долголетней политики. Несколько раз нам грозила война и с Францией и с Россией, и политика этих двух держав часто бывала столь недружелюбной, что наши государственные люди серьезно начинали подумывать о соглашении с державами центральной европейской труппы (т. е. Германией и Австро-Венгрией. - А. Я.), с которыми у Англии традиционной вражды не было. С Италией Англия всегда была в дружбе; австрийцы и англичане от века жаловали друг друга, а что Германия может стать опасным соседом, - это мы соображали очень туго. Будь у руля: германской политики государственный человек калибра Бисмарка, со стороны Германии были бы, вероятно, приняты меры, направленные к тому, чтобы не тревожить Великобританию соперничеством в программе морского строительства. Германия соблюдала бы видимость дружбы с Англией, пока она не свела бы счетов со своими врагами на западном и восточном фронтах. Но наши государственные люди, как ни неприятно им это было, убедились в том, что соглашение с Германией невозможно, поскольку эта держава не хочет воздерживаться от морского соперничества с ними и поскольку нельзя положиться на капризную

 
стр. 121

 

политику германского императора, демонстративно бросившего в 1898 г. Англии перчатку законом о кораблестроении. Единственным выбором для Англии тогда стало присоединение ко враждебной комбинации Франции и России. Такую политику диктовали именно соображения самосохранения, так как наши отношения с этими двумя державами были почти всегда недружелюбными. Соответственно с этим, при содействии короля Эдуарда VII, личное обаяние и такт которого делали из "его ценного посредника, наши разногласия с Францией и Россией были поочереди устранены и наладились переговоры (без посвящения в это дело публики. - А. Я .) о кооперации Англия и Франции в случае возникновения европейской войны" (стр. 117 - 119).

 

Впрочем, по мнению Инга, были люди, думавшие и тогда, что сделка с Германией возможна. Но как могла Англия вступить в сделку с державой, систематически бросавшей вызов нашему морскому господству, на котором висит наше существование?!

 

"Забывают иногда, - сожалеет автор, - что большая промышленная нация не может существовать только с чьего-то милостивого разрешений. Кредит страны, столь важный для промышленности и торговли, был бы безнадежно подорван, если бы мир узнал, что Англия бессильна противостоять нападению, могущему обрушиться на нее в любой момент. Кроме этих соображений нейтралитет был невозможен или даже опасен еще и потому, что французам уже дали право рассчитывать на помощь Англии. Отступи правительство Англии назад, когда опасность войны надвинулась на Европу, ей пришлось бы считаться с озлоблением против нее Франции, а разве можно было быть уверенным в том, что Франция в этом случае отвергла бы предложение Германии присоединиться к ней для раздела Британской империи?

 

Может быть, Англии следовало высвободиться из запутанных европейских отношений и заключить союз с Америкой? Нет нации, более заинтересованной в том, чтобы высшая власть на море и на суше не попадала в одни руки, чем Соединенные штаты. Сокрушение Британской империи Германией заставило бы Америку содержать ценою огромных расходов могущественные армию и флот я готовиться к возможной войне в Южной Америке для защиты доктрины Монро. Честолюбивые притязания Германии на Южную Бразилию хорошо известны. Ни одна нация не получила благодаря Pax Britannica и охране Англией океанских путей в течение ста лет до 1914 г. больших благодеяний чем Соединенные штаты.

 

Никакое нападение на Америку не могло быть сделано без британской помощи, а возможности нападения на Америку со стороны самой Великобритании устранялись беззащитностью Канады и чувствами кровного братства, имеющими много веса в Англии, хотя и невысоко ценимыми в Америке. Но события показали, что полагаться на помощь Соединенных штатов значило бы опираться на надломанный тростник. Сердечная дружба, связующая многих англичан с отдельными американцами, и многочисленные брачные связи с американскими семействами не должны заставлять нас закрывать глаза ни на поглощение внимания американцев только тем, что они считают своим собственным интересом, ни на господствующее в Америке недружелюбие к Англии, часто выражаемое ее политическими деятелями и журналистами. Можно считать доказанным, что американское правительство в начале великой войны серьезно думало даже о выступлении против Англии. Если в последующие расчеты американцев и вошла некоторая доля чувства, то чувство это относилось к Франции, а не к Англии. Обрушься в будущем на нас европейская коалиция, англичане должны считать вероятным, что Соединенные штаты предоставят их своей собственной участи, за исключением того случая, когда на Англию произвели бы нашествие чернокожие армии. Трудно найти хорошо осведомленного американца, как бы благожелательно он ни был настроен к Англии, который стал бы утверждать, что дружба с Америкой может в какой-нибудь степени содействовать нашей безопасности и что при теперешних условиях Англии невозможно высвободиться из пут европейской политики. Наше островное положение, от которого мы так много выиграли в прошлом, имеет гораздо меньшее значение в наши дни.

 

Великая война 1914 - 1918 гг. была решена, - полагает Инг, - как и прежние войны, морскими силами, хотя уже тогда обозначились зловещие для англичан признаки, говорящие о том, что это, вероятно, последняя война, решаемая на море. Если бы мы не помогли союзникам, борьба на Западе закончилась бы, как в этом едва ля можно сомневаться, в течение очень немногих месяцев, а Россия, потеряв надежду на победу, покорилась бы Германии еще в 1915 г. (? - А. Я.). Долгую войну, войну на истощение, сделала возможной только морская сила, и именно благодаря этой силе ресурсы Германии и сдали быстрее чем ресурсы союзников. Если мы учтем, что от исполнения своих обязательств придти на помощь Германии и Австрии Италию удержал страх перед английским флотом, что снабжение из Америки поступало правильно к западным союзникам благодаря защите английского флота, что германская заграничная торговля была этим флотом сразу задушена, что германская военная организация была связана отсутствием некоторых нужных материалов и что гражданское население доведено было блокадой до серьезных лишений, - то не останется и тени сомнения в том, что британский флот, хотя он и дал только одно серьезное морское сражение, не увеличившее к тому же нашей морской славы, был решающим фактором войны".

 

"Когда я был в Берлине, - пишет Инг, - в гостях у очень крупного германского публициста, года за 3, за 4 до войны (1914 г.), я удивился странному забвению моего хозяина об опасности, грозящей Европе со стороны Соединенных штатов. Я пытался доказывать ему, что для эпохи преобладания Европы остается срок лет в

 
стр. 122

 

50, до тех пор пока центр власти и богатства не передвинется окончательно за Атлантический океан. Если разразится большая европейская война, то срок этот еще сократится. Америка будет tertius gaudens1 и окажется единственным настоящим победителем. Германия не сможет удержать в своих руках меча, а Англия - трезубца, и Европа совершит тем самым свое политическое самоубийство. Ход событий оправдал мое предсказание, - прибавляет Инг. - Британское морское преобладание пришло к концу, ибо исчезло оружие, при помощи которого мы строили и поддерживали нашу империю. Морское могущество зависит главным образом от национального богатства. Ныне мы уже не настолько богаты, чтобы строить корабли против всех возможных соперников, а американцы требуют от нас выплаты огромного долга, принятого нами на себя во имя интересов Франции и необдуманно скрепленного нашей подписью. Этим мы обеспечили за собой положение, при котором мы окажемся перманентными плательщиками Америки, неспособными сделать ей вызов на море. Нашему правительству, пришлось фактически выбирать между принятием вильсоновского пункта о свободе морей, понимаемого во враждебном для Британии духе, и между соглашением относительно численного равенства британского и американского флотов.

 

Наше правительство разумно приняло последний вариант, потому что неограниченные ресурсы Соединенных штатов сделали бы соревнование с ними невозможным. Таким образом, положение Англии как мировой державы неудержимо клонится к худшему. Случая для военного столкновения между Британской империей и Соединенными штатами нет только потому, что наше правительство неизменно уступает Америке... В великую войну свой меч Англия обнажила формально, да, пожалуй, и в действительности (?? - А. Я .), во имя Бельгии, потому что раз навсегда принятым принципом британской политики был тезис, согласно которому Англия не может допустить переход гаваней Бельгии и Голландии под власть большой военной державы. Мы вели несколько войн, главным образом против Франции, дабы предупредить такой оборот дел, а теперь принуждены допустить союз между Францией и Бельгией, подчиняющий меньшую страну в случае новой войны государству более сильному. Таким образом Англия утратила гарантию безопасности, считавшуюся нами всегда первостепенной по значению", - тоскливо заключает Инг (стр. 148 - 149).

 

"Надо ли рассказывать, - продолжает он, - историю плачевного мира, навязанного Францией не только Германии, но и ее собственным союзникам? Версальские фокусы невыгодно сравнивать даже со всеми дружно поносимым Венским конгрессом (1815) потому, что на Венском конгрессе распоряжалась Англия, имевшая возможность заставить всех подчиниться принципам умеренности и справедливости (!? - А. Я .), принципам, всегда руководившим нашими государственными деятелями по окончании всякой большой борьбы" (стр. 149 - 150).

 

А в наши дни преобладающим партнером в Версале (1919 г.) была именно Франция, поэтому-то и возобладала политика, продиктованная неумолимым Клемансо. "Клемансо, - говорит Кейнз, - смотрел на Францию, как Перикл на Афины: важна и ценна только Франция, а над другими народами нечего задумываться". Словом, "политическая теория Клемансо была теорией во вкусе Бисмарка". "Но это замечание Кейнза, - пишет Инг, - несправедливо по отношению к Бисмарку, никогда не забывавшему, что ни дружба, ни вражда не вечны в подлунном мире и что произвол грубой силы имеет свои пределы. Клемансо более чем презирал идеализм, внесенный в деятельность Версальской конференции американским президентом Вильсоном и частично усвоенный уже на самых ее заседаниях даже Ллойд Джорджем. Наши государственные люди напоминали французам, что, по английской поговорке, нельзя зараз и "съесть свой пуддинг и в то же время сохранить его в целости". Разоренная Германия не может заплатить контрибуции, а Германия, способная заплатить контрибуцию в предлагаемых фантастических размерах, не может быть слабой нацией. Эта дилемма не была понята!

 

Не удивительно, что согласие между обоими народами было напряжено в такой степени, что дело дошло почти до разрыва. Французы не постеснялись погубить греков, заключив в 1921 г. за спиной Великобритании сепаратный мир с Мустафой Кемалем. Указанный акт предательства не только вызвал падение Ллойд Джорджа, но и повлек за собою истребление греческого населения Малой Азии, области "Семи церквей" апостола Иоанна и родины греческой философии. Этот удар по христианской религии, как я могу утверждать на основании своих личных, но очень надежных сведений, последовал за неудачной попыткой Ватикана убедить вселенского патриарха Мелетия подчиниться папскому престолу" (стр. 151).

 

"Попытка разорить Германию вначале очень удалась. Инфляция денежного обращения -современное средство, равносильное прежнему обесценению монеты, - была введена Германией в качестве военной меры, но после заключения мира инфляция в Германии совершенно вышла из-под власти государства и продолжалась до тех пор, пока в сентябре 1923 г. четыре миллиона марок не стали стоить один цент. Результатом этой системы было то, что древние называли novae tabulae, т. е. полная отмена всех долговых обязательств. Все накопления капитала, включая и военные займы правительства, были сметены одним ударом. Разорение и нужда интеллигенции и мелких рантье были прискорбны, но ненормальные условия производства позволяли зато продавать германские товары заграницей по очень низким ценам. Это был второй удар по Германии: новый французский наполеонизм не забывал континентальной

 

 

1 "Третий радующийся", т. е. удачный конкурент враждующих сторон.

 
стр. 123

 

системы Наполеона. Концерн Комитета железоделательной промышленности (Comitd des forges), державший в руках и железные рудники Лотарингии и вестфальские каменноугольные копи, мог обеспечить Франции столь же значительное промышленное превосходство (supremacy), сколь значительно было ее превосходство военное. Отсюда вытекает решение произвести незаконную оккупацию Рурской области. Экономическое обессиление Англии, вызванное такой политикой французов, было в глазах Франции дополнительным аргументом для ее проведения. Так безрассудно была посеяна эта новая жатва драконовых зубов, - пишет Инг, пользуясь этим образом из греческой мифологии, - и была проделана систематическая работа нарушения равновесия сил в пользу одной воинственной и весьма честолюбивой нации" (стр. 152).

 

"Но новый наполеонизм имеет еще меньше шансов на успех чем старый! Французский народ не хочет и, быть может, не в силах оплачивать его... Огромная сила Франции в настоящий момент покоится на очень непрочном основании.

 

Чудовищные и невыполнимые условия версальского договора Германия приняла с протестом. Это были не условия, предложенные Вильсоном, статьи версальского договора были посмеянием (stultification) всех тех целей, о которых союзники трубили во время войны. В своем несчастье немцы выказали чувство большого достоинства и сдержанности. Революция в Германии произошла с незначительным кровопролитием, хотя в течение двух следующих за ней лет были совершены убийства двух самых способных и самых бескорыстных государственных деятелей Германии - Эрцбергера и Ратенау. Ныне можно быть уверенным в экономическом возрождении страны, а устойчивость политическая, вероятно, будет достигнута, как и в Италии, открытым отказом от демократических учреждений. Длительная диктатура в Германии вероятнее чем восстановление монархии" (стр. 152 - 154).

 

"Польша и Малая Антанта Чехословакии, Румынии и Югославии являются французскими протеже, поддерживаемыми на французские займы, как раз в то время, когда Франция объявила о неспособности платить собственные долги союзникам, ею же вынуждаемым поддерживать свои военные силы в масштабе почти гигантском! Главной целью их союза является не дать возродиться Венгрии, но это новый источник беспокойства в будущем, так как патриотизм венгров, тяжело переносящих причиненные Венгрии жгучие обиды, затронут очень болезненно" (стр. 155).

 

"Война, цель которой была сделать мир безопасным для демократии, заставила большую половину Европы придти к заключению, что демократия вообще ненадежна как форма политического устройства. Принцип единоличного управления не только не умер, как иногда наивно полагают, но нельзя отрицать даже и того, что диктатура как политический тип неблагоприятна для дела мира, особенно в первое время по ее установлении. Ее охотно" поддерживают солдаты и шовинисты, но всегда трудно поддерживать власть, опирающуюся на одни штыки, если подвластный ей народ нельзя убедить в том, что штык нужен еще для какой-то другой цели, кроме его собственного усмирения. Нельзя утверждать и того, что демократии вообще миролюбивее монархий. Ни одной нации в наши дни враги не грозят извне менее чем Франции и Соединенным штатам, однако оба эти государства упорно содержат громадные силы: Франция - большую армию, а Соединенные штаты - величайший флот" (стр. 155 - 156).

 

"Будущий историк назовет, вероятно, кульминационной точкой истории Англии как мировой державы год юбилея (1897 г.) королевы Виктории, конец XIX в., или год кончины старой королевы. Прошло немного времени, и колосс зашатался" (стр. 157).

 

"События развиваются не в пользу преобладания морского могущества, в старом смысле. Нация, владеющая Черным и Балтийским морями, в которые не может проникнуть наш флот, имеет преимущество и на море, а наша сухопутная база, опасная для нас по своему ничтожному размеру, не может идти в сравнение с огромными пространствами Северовосточной Европы: Россия и Германия, начав действовать совместно, смогут распоряжаться Старым светом, как хотят.

 

Новейшие территориальные приобретения Англии "и в каком смысле не являются для нее источником силы. Англия аннексировала значительные пространства в Африке главным образом для того, чтобы предупредить их использование Францией в качестве источника для рекрутирования черных армий... Мы поступили бы, вероятно, умнее, оставя Турецкую империю в покое, но этому помешал страх, как бы тогда ее не захватила какая-либо другая европейская держава... Что касается Месопотамии, то ее может завоевать враг, наступающий с севера, что, конечно, и произойдет, если по ходу событий такая задача окажется стоящей решения.

 

Все указывает на то, что приближается время испытания и для британской нации и для Британской империи, я вопрос только в том, сумеют ли они пройти через это испытание с честью" (стр. 158 - 159).

 

Не будучи экономистом по профессии, Инг дает беглую, но яркую и довольно беспристрастную характеристику английской экономики на разных этапах ее истории, но мы не станем здесь останавливаться подробно на его наблюдениях и заключениях и возьмем из этой главы только общие итоги и главные выводы.

 

События второй половины 20-х и начала 30-х годов XX в. были столь странны и неожиданны, что экономисты теряются в них. Оглядываясь на промежуток времени между версальским миром и 1929 г., мы можем теперь сказать, что мир удивительно быстро оправился и выздоровел после военных опустошений, но за этим выздоровлением последовал столь же удивительный упадок всего хозяйства. Выздоровление было обусловлено большими усовершенство-

 
стр. 124

 

ваниями в механическом производстве, замаскировавшими и глубокий внутренний разлад и смещение соотношений, (dislocation), вызванное тяжелой борьбой.

 

Благополучие, скорее воображаемое чем действительное, продолжалось, пока реставрация опустошенного континента требовала больших усилий. Но в 1929 г. последовала катастрофа, которая представила собой нечто новое. Производство товаров настолько превысила спрос, что понижение цен вследствие конкуренции, не увеличивая емкости рынка, только разоряло предпринимателей и выбрасывало новые и новые массы "рабочих на улицу. Даже на пониженные цены покупателей не было, и начался общий процесс приостановки производства, ускоренный естественным отвращением владельцев капитала к риску, когда общее положение стало неустойчивым (стр. 218).

 

Этой неустойчивости положения, к сожалению, суждено, вероятно, остаться перманентной. Кредит может быть восстановлен, торговый оборот, без сомнения, улучшится, а вместе с подъемом торговли сократится и безработица. Но процесс механизации производства должен продолжаться. Всякое улучшение в экономическом положении рабочего делает все менее и менее выгодным или менее возможным использование его рабочей силы. Каждый год совершенствуются методы сокращения живой рабочей силы, каждое новое изобретение выбрасывает все большие и большие количества рабочих рук из производства.

 

"Могут сказать, что это проблема не скудости, а избытка и что такая проблема не может быть неразрешимой. Но решения ее до сих пор еще не нашли! Я, - пишет Инг, - высказывал мнение, что мы, перестав быть мастерской для всего мира, уже оказались перенаселенными. Мы не можем надеяться найти работу для всего сгустка населения, выросшего или оказавшегося на нашей территории за столетие нашего господства над миром. Однако пример Соединенных штатов показывает, что перенаселенность не может быть единственной или даже главной причиной безработицы. И если бы придирчивый критик возразил мне: "Итак, ваше средство против перепроизводства состоит в уменьшении количества потребителей", - мне, - с грустью пишет Инг, - очень нелегко было бы ответить на его недоумение. Тем не менее, когда некоторые авторы утверждают, что перенаселения в Англии не может быть потому, что масса продуктов питания ее жителей производится вне Англии, мы должны ответить им, что продукты питания ее жителей, произведенные вне Англии, будут доступны нам, если мы сможем выменивать их на продукты нашего собственного производства, и что содержание, хотя бы частичное, двух или трех миллионов людей, не по своей вине принужденных жить за счет труда других лиц, должно "неизбежно понизить жизненный уровень всей, страны" (стр. 218 - 219).

 

"Безработица, - цитирует Инг статью экономиста Алфреда Юинга, - рак, которого не исцелит никакая паллиативная медицина. Она будет не только продолжаться, она будет упорно возрастать, ибо проистекает от неизбежного поступательного движения прикладной науки, с каждым годом увеличивающей роль автоматических приборов" расширяющей круг их приложения и поднимающей их техническое совершенство. Прибор все более и более заменяет не только искусство мастера, но и труд чернорабочего. Этот процесс пойдет безостановочно в периоды и подъема и упадка промышленности. Вот где величайшая экономическая проблема нашего времени, и значение ее важнее, чем значение вопросов денежного обращения, военных долгов, тарифов, репараций и т. д., как бы существенны они сами по себе ни были" (стр. 219).

 

"Если мы хотим попытаться предсказать, что должно случиться с демократией в Англии, - пишет Инг, - мы должны учесть законы, управляющие развитием революций вообще. Несмотря на нелепость нашей избирательной процедуры у нас обычно член парламента - человек с почтенной репутацией и с известными способностями, хотя, конечно, в палате общий всегда есть некоторое число представителей, не заслуживающих положительной характеристики. В целом наша палата общин представляет собою очень работоспособную организацию из людей с богатым и ценным опытом и с разнообразными индивидуальными достижениями. Если бы они были объединены так же" как были объединены члены парламента в царствование королевы Виктории (за исключением ирландских депутатов), желанием использовать доверие своих избирателей в интересах (пользуясь выражением Бёрка)1 "целого", то это была бы самая продуктивная в работе корпорация, какую только можно было организовать при любой избирательной системе. Но парламентской системе угрожает крушением все возрастающая тенденция к секционализму (или, употребим русское выражение, - к фракционности. - А. Я .). Всякая крупная и организованная корпорация, признающая обязанности и долг не по отношению к государству, как целому, и только по отношению к одному классу, делает народное демократическое правительство, - как полагает Инг, - невозможным". "Мы видели выше, - продолжим его изложение, - как парализуется английский парламент антисоциальными и антипатриотическими действиями какой-нибудь властной и беззастенчивой парламентской клики. Члены таких парламентских клик не могут быть названы свободными деятелями: их вотум предопределен заранее. Это обстоятельство сводит парламентские дебаты до уровня фарса: речи говорятся не для убеждения слушателей, но либо для помещения в газетах либо для помех правительственному законодательству. Присутствие при дебатах начинает все более и более расцениваться как простая трата времени, и репутация парламента падает ниже и ниже. Утрата избранной палатой влияния и достоинства еще отчетливее заметна в других

 

 

1 Бёрк (Burke) - знаменитый политический деятель конца XVIII века.

 
стр. 125

 

странах. В Америке, как известно, звание члена конгресса само по себе не дает ничего, "босы"1 гораздо могущественнее, а, По словам лиц, знающих американские настроения, преобладающее чувство публики по отношению к конгрессу есть чувство "отвращения".

 

В Германии до войны парламент был просто фарсом, а во Франции бюрократия остается прочной и незыблемой в то время, как министерства сменяются. Французское правительство, как правило, не распоряжается всерьез ни законодательством, "и финансами. Каковы же результаты?.. Когда парламент перестает править, открывается путь для солдата и террориста. Высказывалось мнение, что первое британское лейбористское министерство сделало очень многозначительное нововведение при образовании Рамзеем Макдоналдом Комиссии 12 в качестве "органа связи" парламента с лейбористскими руководителями вне парламента. По нашим сведениям, эта Организация значительно повлияла на действия кабинета министров. Совершенно очевидно, что такая комиссия - шаг к низвержению зараз и кабинета и Палаты общин" (стр. 268 - 269).

 

Палата общин была спасаема несколько раз традиционным уважением к ее величию и почтенному облику, сообщавшему политической карьере в Англии больший престиж чем в какой-либо другой стране. Но престиж этот, как мы можем судить по впечатлениям от газетной печати, очень и очень сократился. Типичный британский глава семьи пятьдесят лет тому назад прочитывал каждое утро парламентские дебаты с почтительным вниманием, а газеты печатали их как самый важный отдел номера. Теперь газетная печать - пестрая смесь занимательного материала, в который политика входит, в лучшем случае, в качестве одной из статей дивертисмента среди других сюжетов. Парламентских дебатов газеты полностью не печатают, да если бы они и были напечатаны, их никто не стал бы читать. В управление при помощи красноречия мы теряем веру, особенно теперь, когда дебаты стали притворными, а жалованье членам парламента не только не сделало политиков более независимыми, а, скорее, оказало противоположное действие. И, тем не менее, мы, вероятно, удержим теперешнюю форму правления, подпираемую долгой традицией достоинства, хотя бы даже только потому, что иного выбора у нас и нет.

 

"Многие консерваторы мечтательно надеются на то, что Англия "найдет своего Муссолини", но контрреволюция по этому образцу будет возможной только после испытаний, об избежании которых все патриоты должны молиться. Созревание синдикалистского восстания мне не представляется вероятным. Главное оружие, на которое рассчитывают революционеры, всеобщая стачка, было испробовано и сломалось в их руках" (стр. 270).

 

"Иной тип правительства, кажущийся мне возможным, - бюрократический государственный социализм. Пока (1933) еще незаметно движения в эту сторону, но нет ничего невероятного в том, что оно разовьется после новой европейской войны. Если Англия будет вовлечена в войну за свое существование, подобную войне 1914 - 1918 гг., то будет введена не только принудительная военная служба, будут мобилизованы все нужные для войны ресурсы страны и наступит то, что иногда называют конскрипцией богатства. На военное время, другими словами, будет спешно введен и спешно организован бюрократический государственный социализм. Состояние страны к концу такой войны, независимо от того, будем мы иметь в ней успех или нет, станет таким, что самовластное правительство военного типа сделается необходимостью. Тогда-то и придут к заключению, что иного способа обеспечить нормальный ход государственной машины и подавить революционные замешательства не существует. Таким путем и может быть введена система государственного социализма, а, раз введенная, она окажется, вероятно, долговечной... Тип правительства, который может быть навязан нам как следствие большой войны, конечно, может и не повлечь за собой полного уничтожения частной собственности. Разумное правительство сумеет расшевелить в населении необходимые стимулы энергии, бережливости и честолюбия. Существенным будет то, что такое правительство окажется в силах сокрушить и подавить антисоциальную фракционность (sectionalism) и прекратить непроизводительные расходы в администрации. Сделать это сможет только коллективистическое государство или военный деспотизм, - и в том и в другом случаях большая регулярная армия станет необходимой" (стр. 270 - 272).

 

Инг считает невозможным дальнейшее существование ничем не связанного индивидуалистического хозяйства, и его программа предусматривает ограничение прибылей, государственный надзор за большими амальгамированными группами капитала, "освобождение" рабочего установлением "приличного жизненного минимума", специальное обложение прибылей, ограничение "роскошного и безнравственного расходования денег" и т. д. "Можно ли помочь этому злу, без вреда для доходности предприятий и без понижения заработной платы, - вопрос серьезный, это одна из самых острых проблем нашего времени. Социальная система в наши дни работает негладко, и нависшая над нами опасность есть не столько опасность общего краха (culbute gerierale), сколько опасность потерять нашу политическую свободу" (стр. 274 - 275).

 

Какой же общий вывод автора, если откинуть все утешения, рассыпанные Ингом в его книге, и все полудетские меры, предлагаемые им на страницах своего труда? Вывод этот, с точки зрения старого империалистического понимания судеб Англии, очень печален.

 

"Вопрос о том, сохранит ли Англия свое положение одной из самых могучих стран

 

 

1 Хозяева предприятий, капиталисты.

 
стр. 126

 

мира или нет, надо отделить от вопроса о том, идет ли наша промышленность ко внутреннему распаду. Внутренний упадок и развал сделали бы, конечно, безнадежной для нас конкуренцию с нашими соперниками, но, независимо от прискорбных субверсивных движений в Англии предстоит, возможно, изменение в центре тяжести цивилизации, неминуемо и в близком будущем низвергающее Англию с ее теперешнего пьедестала" (стр. 278).

 

"Хотя книгу мою в целом и нельзя по справедливости назвать пессимистической, но я направил внимание на несколько неприятных истин, которым разумный англичанин должен смотреть в глаза. Одна из этих истин состоит в том, что положение Великобритании как одной из великих держав должно если и не абсолютно, то относительно начать падать. Будущее, поскольку речь идет о силе и богатстве, принадлежит крупным странам, еще не вполне насыщенным населением и обладающим неисчерпанными природными ресурсами. Главные из этих стран - Россия, Соединенные штаты, Аргентина, Бразилия и наши собственные доминьоны - Канада и Австралия. Перспективы будущего благоприятны для английского языка и благоприятны для британской расы, но они неблагоприятны для страны-матери, взятой отдельно от ее государств-дочерей, которые могут и не пожелать поддерживать Англию так горячо, как они сделали это в 1914 - 1918 годах. К относительному упадку английского могущества мы должны быть готовы. История Голландии и Испании (автор имеет в виду XVI - XVIII вв. - А. Я.) - предупреждение Англии, указующее на то, что небольшие по территории страны имеют свой день славы, а затем должны сокращаться до положения, пропорционального ограниченной площади, ими занимаемой... Во всяком случае, в ближайшие 50 лет (напомним еще раз, что автор писал это в 1933 г. - А. Я.) для Англии наступит весьма критическое время" (стр. VI - IХ Введения).

 

"Моя позиция, - меланхолично прибавляет Инг, - позиция человека, с недоумением взирающего на громадный знак вопроса, обрисовывающийся на экране будущего. Я пытался установить задачи и дать к ним комментарий, казавшийся мне полезным. Но мы, пожилые люди, должны предоставить решение этих задач молодому поколению, готовому принять на свои плечи бремя ответственности за это решение" (стр. X Введения).

 

Книга Инга, как и следовало ожидать, вызвала бурю протестов в английской литературе, гремевших против злополучного ученого церковника под акомпанемент старого мотива "гром победы раздавайся", но публика жадно глотала страницы, оказавшиеся уже теперь, через 13 лет после выхода первого издания его книги в 1926 г., в ряде случаев поучительно-вещими. Учесть этот подлинно английский диагноз положения, обдуманный и написанный под торжественный звон Большого Бена (как именуется огромный колокол на соборе ев, Паала, где настоятельствует доктор Инг), полезно и врагам и друзьям Британской империи.

 

Ограниченный узким кругом буржуазного мышлений и опутанный цепкими буржуазными предрассудками, почтенный доктор духовного и светского права Инг не хочет или не может понять той простой истины" что все зло заключается не в отдельных погрешностях и промахах, а в порочности самой капиталистической системы хозяйства и что единственный и неизбежный выход для Англии из создавшегося тупика - пролетарская революция.

 

"Эти непримиримые противоречия между характером производительных сил и производственными отношениями дают знать о себе в периодических кризисах перепроизводства, когда капиталисты, не находя платежеспособного спроса ввиду ими же учиненного разорения массы населения, вынуждены сжигать продукты, уничтожать готовые товары, приостанавливать производство, разрушать производительные силы, когда миллионы населения вынуждены терпеть безработицу и голод не из-за того, что товаров не хватает, а из-за того, что товаров произведено слишком много.

 

Это значит, что капиталистические производственные отношения перестали соответствовать состоянию производительных сил общества и стали в непримиримое противоречие с ними.

 

Это значит, что капитализм чреват революцией, призванной заменить нынешнюю капиталистическую собственность на средства производства социалистической собственностью"1 .

 

Вот какой, единственно правильный вывод напрашивается при чтении книги Инга, звучащей по-особому сегодня, в дни второй империалистической войны, застрельщицей которой явилась Англия.

 

 

1 "История ВКП(б). Краткий курс", стр. 121.

 

 


Новые статьи на library.by:
МЕЖДУНАРОДНОЕ ПРАВО:
Комментируем публикацию: РАЗВАЛ АНГЛИИ. МЫСЛИ ВСЛУХ И ПРО СЕБЯ ДОКТОРА ИНГА, НАСТОЯТЕЛЯ СОБОРА СВ. ПАВЛА В ЛОНДОНЕ

© А. ЯКОВЛЕВ () Источник: Историк-марксист, № 7(083), 1940, C. 120-127

Искать похожие?

LIBRARY.BY+ЛибмонстрЯндексGoogle
подняться наверх ↑

ПАРТНЁРЫ БИБЛИОТЕКИ рекомендуем!

подняться наверх ↑

ОБРАТНО В РУБРИКУ?

МЕЖДУНАРОДНОЕ ПРАВО НА LIBRARY.BY

Уважаемый читатель! Подписывайтесь на LIBRARY.BY в VKновости, VKтрансляция и Одноклассниках, чтобы быстро узнавать о событиях онлайн библиотеки.