МЕЖДУНАРОДНОЕ ПРАВО (последнее)
РАЗРУШЕННАЯ ЛЕГЕНДА
Актуальные публикации по вопросам международного права и международных отношений.
Действие империалистических противоречий, рождающихся из монополистических тенденций современного капитализма и неравномерностей капиталистического развития, разрушает самые почтенные исторические традиции. Такой "почтенной" исторической традицией была "вековая дружба" САСШ и Франции. Источником этой дружбы была помощь, оказанная в конце XVIII в. монархической Францией британским северо-американским колониям в их борьбе за независимость. Эта помощь была оказана Францией Людовика XVI не только деньгами, но в известной незначительной степени и людьми. Этой борьбой на стороне восставших и федерировавшихся штатов прославился особенно знаменитый "герой двух континентов" маркиз де Лафайет, впоследствии тщетно пытавшийся остаться столь же галантным в отношении революции, как и в отношении монархии во Франции. Он успешно дожил до времен Орлеанской монархии и, став настоящим родоначальником "лево"-драпирующегося либерализма, вместе с Вашингтоном, Гамильтоном, Джефферсоном, был причислен к лику американских национальных святых, памятники которых украшают улицы городов САСШ.
Этот союз французской монархии с восставшими британскими колониями был, конечно, продиктован не столько симпатией к "свободе" и "демократии" (хотя во французском обществе уже созревала революция), сколько вековой тяжбой Франции и Британии за гегемонию в Европе и за колониальные, заокеанские владения. Французская монархия не могла не приветствовать событие, которое вело к ослаблению могущественного британского соперника. И, конечно, вожди североамериканского революционного движения за независимость великолепно понимали это. Они доказали прекрасно это понимание, когда во Франции несколько лет спустя вспыхнула революция и когда феодальная Европа с Англией во главе ответила на эту революцию коалиционными войнами, международно-организованной вооруженной интервенцией против страны революции.
Возникшая тогда при помощи Франции северо-американская республика, руководимая крупными помещиками, купцами и банкирами, уклонилась от союза с революционной Францией против "национального" врага - Англии, стремясь по возможности заработать на нейтралитете своими поставками воюющим странам. Президент Вашингтон ограничился тем, что выразил пожелание в письме к послу САСШ в Париже Моррису, чтобы "из тех суровых бедствий, которые неотделимы от столь значительной революции, возникло много блага для французской нации и человечества вообще"1 .
Из этого уклонения от союза с революционной Францией и родилась одна из самых почтенных национальных "традиций" американской политики: прославляемый и формально соблюдаемый и поныне закон "невмешательства" САСШ в европейскую политику, ее "изоляция" от европейских дел. Вашингтон только обобщил опыт эпохи французских революционных войн (т. е. факт уклонения САСШ от поддержки Франции), когда, уходя от президентских трудов на покой, он в своем "прощальном адресе" в 1796 г. высказался против "постоянных союзов с какой бы то ни было частью иностранного мира", провозглашая лозунг невмешательства в европейскую борьбу и европейские интриги2 .
--------------------------------------------------------------------------------
1 "Жизнь и переписка Говернора Морриса", изд. 1832 г., т. II, стр. 226.
2 Этот источник благочестивой легенды о заветах Вашингтона обыкновенно замазывается американскими "патриотическими" историками. О нем более искренно повествуют Чарль и Мэри Бирд в их весьма ценной "Истории американской цивилизации", Лондон, 1927 г., т. I, стр. 372.
--------------------------------------------------------------------------------
Мировая война и, может быть, еще более послевоенное развитие событий нанесли немалый ущерб этой почтенной легенде, как и многим другим легендам. Свирепая проза империалистических противоречий плохо уживается со всякой исторической романтикой. Со времен мировой войны взаимоотношения обеих плутократических республик вступают в полосу трудностей, осложнений и даже прямой борьбы. Эта полоса имеет свою историю, развивающуюся по этапам.
Америка вступила в бой последней, когда силы участников мировой войны уже почти полностью исчерпались. Но именно поэтому она могла присвоить себе фактическую роль высшего судьи, арбитра, и вышла из войны настоящим победителем.
Уже приняв участие в войне, Америка не спешит еще - вопреки бесконечным настояниям союзников - вливать свои воинские части, по мере их прибытия во Францию, в обескровленные союзнические армии. Постепенно, хладнокровно Америка создает в глубоком тылу "самостоятельную" армию для того, чтобы фактически только в сентябре 1918 г., за несколько недель до окончания войны, принять участие в бою.
Но мирные переговоры еще более обнажили противоречия интересов между Францией и САСШ. Так как американский империализм менее всего мог ожидать от войны территориальных приращений для себя, то он мог под всякими "общечеловеческими" и "демократическими" лозунгами выступить в роли фактора, умеряющего аппетиты победителей на мирной конференции. Еще до мирной конференции Вильсон выступает противником тайных договоров с Италией и полного расчленения Турции, предусмотренного т. н. договором Сайкс-Пико, и договора, заключенного в Сен-Жан де Мориенн.
Мало того, следуя примеру своей политики на американском континенте, заключающейся в планомерном подчинении стран Южной и в особенности Центральной Америки под видом "панамериканских уний" (т. е. союзов, лиг) и в то же время, из боязни революции, стремясь противопоставить большевистской угрозе и большевистской программе благозвучно "демократические" лозунги "Союза народов", "всеобщего мира" и "всеобщего разоружения", президент САСШ выступает в роли инициатора и пророка "Лиги наций" как орудия всеобщего прочного "примирения", уравнения и разоружения. Необходимость хотя бы компромисса с Америкой, решавшей судьбу войны, и боязнь революции, заставлявшая представителей старого строя искать прикрытия в "демократическом" тумане, побуждают и французских империалистов примириться с романтическими затеями американского "законодателя" и "пророка", в мантии которого искала спасения от революционной бури и вся мировая "социал-демократия". Но, по сути свирепо-реалистический империализм и милитаризм Клемансо и Фошей с ненавистью встречал эти двусмысленные заокеанские затеи, как сто лет назад после побед над первым Бонапартом самые последовательные представители феодальной реакции, Меттерних и его единомышленники, с иронией и опаской относились к аналогичным затеям русского царя Александра I.
Как в свое время Меттерниху идея "Священного Союза" представлялась нелепою "смесью политики с религией", с "христианством"1 , так и Клемансо и его вояки видели в вильсоновской Лиге наций смесь реальной политики с англо-американским церковно-моральным лицемерием и скользкой демагогией. Только современем французский империализм научился не только использовывать для своих целей механизм Лиги наций (и всю связанную с ней обманную "пацифистскую" идеологию), но даже по сути обеспечил себе решающие позиции в этом сборище и бирже капиталистических держав.
На версальской мирной конференции САСШ совместно с Англией "заманеврировали" Францию в решающем вопросе о судьбе прирейнских провинций. Клемансо отказался от попыток в той или иной форме отбросить Германию за Рейн в расчете на военно-союзное обеспечение "безопасности" границ Франции со стороны обеих англо-саксонских держав. Но эти расчеты оказались утопическими. Американский империализм, проглотивший колоссальные количества добычи и испуганный европейской склокой и революцией, в целях спокойного переваривания своей добычи удалился на свои "традиционные" высоты "изоляции". Обезумевший пророк мировой "демократии", засидевшийся в Париже Вильсон, оказался покинутым своими сородичами, занявшимися безраздельно культом золотого тельца, как Моисей, когда он слишком долго оставался на горе Синае в патетическом диалоге с Иеговой. Америка не только не предоставила Франции обещанных Вильсоном "гарантий", но и уклонилась от участия в версальском договоре, заключив с Германией самостоятельный "сепаратный мир, как это сделала Россия в Брест-Литовске"(!) - так еще в 1926 г. непочтительно пишет (ибо что для империалистов может быть непочтительнее сравнения с Брест-Литовском?) в своем донкихотски-драматическом послании сухому Кулиджу умирающий старик Клемансо2 .
--------------------------------------------------------------------------------
1 "Мемуары Меттерниха". Париж, 1880 г., т. I, стр. 212.
2 Клемансо, "Величие и невзгоды одной победы", Париж,. 1930 г., стр. 371.
--------------------------------------------------------------------------------
сильных мира сего. В то же время она могла твердо рассчитывать на то, что ее колоссальная мощь и растущая финансовая зависимость Европы от американского капитала и без всяких формальностей и околичностей обеспечат вашингтонскому правительству и нью-йорским банкирам надлежащую долю влияния на европейские дела. И это растущее фактическое вмешательство САСШ в безнадежно запутанные дела Европы в эту первую послевоенную полосу сплошь и рядом направляется против Франции. Это - полоса т. н. "англо-американского сотрудничества", увенчавшаяся планом Дауэса и формальным контролем над Германией ставленника американских банков т. н. агента по трансферу Паркера Гильберта.
Это целая эпоха послевоенной истории капитализма, когда безудержному французскому империализму, стремившемуся еще полувоенными мерами содрать шкуру с Германии, приходилось шаг за шагом отступать перед объединенным натиском британского и американского финансового капитала, ставившего своей первой и непосредственнейшей задачей восстановление ("стабилизацию") самого механизма европейского капитализма и (для достижения этой цели) обуздание чересчур "центробежных" тенденций французской репарационной политики, готовой поджечь Европу (рурское нашествие 1923 г.!) и подвести Германию на самый край революции (октябрь 1923 г.) ради удовлетворения своих притязаний. Во Франции этого периода сплошь и рядом проходит волна возмущения против "диктатуры" англо-саксонского капитала. "Возмущается" не только крупный капитал, но и мелкий рантье, которого уверили, что "бош (т. е. немец) уплатит все" спасет, мелкую ренту.
К тому же до самого 1926 г., т. е. до-момента стабилизации франка, Франция остается страной инфляции, постепенного и все более угрожающего распада валюты, который заставляет и ее прибегать к американской кредитной помощи (т. н. моргановский заем).
И в то же время САСШ безжалостно требовали от Франции урегулирования вопроса о платежах по огромным военным долгам. Уже после крупной "скидки" эта задолженность Франции Америке определена была соглашением. 1926 г. в 4 млрд. 25 млн. долларов1 . Франция скрепя сердце и со скрежетом зубовным сперва возобновляет фактически платежи, а потом (апрель 1926 г.) и оформляет свои обязательства соответствующим соглашением. Формальной увязки своих долговых обязательств по отношении к САСШ с бесперебойностью выручки от германских репараций ей не удалось добиться.
"Напористость" американского империализма находит себе выражение еще в одном, новом направлении: когда в 1925 г. Франция заключает наконец торговый договор с Германией, вашингтонское правительство ультимативно требует распространения
--------------------------------------------------------------------------------
1 См. Мультон и Пазвольский, "Соглашения о мировых, военных долгах" (англ. изд.), 1928, стр. 43.
--------------------------------------------------------------------------------
на свои товары преимуществ, предоставленных Германии.
Ко всему этому следует прибавить, что состояние инфляции и финансовой слабости Франции во весь этот период создает для капитала САСШ возможность завоевать себе влиятельные позиции в самой Франции.
И все же весь этот период еще не является периодом активного развития французско-американских противоречий. На вашингтонской морской конференции 1921 - 22 г. Франция, правда, уже затрудняет успех конференции, сопротивляясь сокращению строительства всяких других видов флота, кроме крупного линейного флота и авионосцев. Но все же в то время она еще не выступает как претендентка на роль первостепенной морской державы; она фактически мирится даже с ролью морской державы третьей степени, уступая первое место Англии и САСШ и второе место Японии. Вместе с тем, она в области крупного боевого флота мирится с уравнением ее сил с силами Италии: "прегрешение", которого до сих пор не хотят простить Бриану французские националисты. Все это должно было со временем резко перемениться.
----------
Сейчас мы уже наблюдаем новый этап франко-американских отношений, который дает нам право говорить о более или менее открытом и активном антагонизме между Францией и Америкой. В чем его секрет? И не является ли этот антагонизм просто привидением? Мы уже так привыкли видеть на первом плане всей картины развития империалистических противоречий борьбу между Англией и САСШ за мировую гегемонию, что сама мысль о существовании каких-то более глубоких противоречий в другой плоскости, а именно между САСШ и Францией, представляется нам несколько неожиданной.
Между тем, если можно так выразиться, одно не мешает другому. Англо-американский антагонизм представляет собою, без сомнения, центральное империалистическое противоречие нашего времени: обе стороны - Англия и САСШ - державы мирового масштаба, и только они и могут бороться друг с другом за мировую гегемонию. В отличие от них Франция при всей ее военной и экономической мощи остается только европейской (или европейско-африканской) державой, аппетиты которой не могут выйти за пределы гегемонии в континентальном, европейском масштабе. Даже в Африке, основной сфере французских колониальных влияний, Франция не может мечтать о вытеснении решающей африканской державы-Англии. В бассейне Тихого океана, куда все более передвигается ось будущих империалистических конфликтов, Франция - совершенно второстепенная величина. Все это так, но дело в том, что центральный империалистический антагонизм нашей эпохи - борьба Англии и Америки за мировую гегемонию - еще не достиг той степени зрелости, когда вокруг обоих главных антагонистов, как по обе стороны баррикады, должны уже безусловно и неизбежно группироваться, и так или иначе распределяться все остальные силы. Империалистические противоречия нашего времени не слабее довоенных, а несравненно острее, и они приводят к еще более бешеной по темпу и масштабу подготовке к войне. Но три обстоятельства, три крупных фактора: 1) неслыханная всеобщая запутанность всех международных отношений современного капитализма, 2) всеобщий кризис капитализма, вызывающий всеобщее истощение, и 3) главное, наличие классового фронта, боязнь революции, борьба со страной революции и строящегося социализма - все эти три фактора колоссально осложняют развитие, делают его менее прямолинейным, таят в себе массу других "неожиданностей", других конфликтов и войн, создавая для британского и американского империализма (и в особенности для первого из них) необходимость пока что еще искать "передышки" в борьбе, прежде чем ринуться в бой.
В результате имеют время "развернуться" и другие империалистические противоречия. Ведь еще неясно, неизвестно, на чьей стороне очутится Франция в грядущем конфликте между Англии и САСШ. Поэтому обе стороны и ухаживают за Францией и дают волю борьбе интересов, толкающей их и против Франции.
Не подлежит сомнению, что выступающий в последнее время все отчетливее антагонизм САСШ в отношении Франции имеет свои глубокие источники. Тут полезно будет провести некоторую аналогию с Англией. Англия, будучи европейским государством, но отдаленным и защищенным окружающим ее морем, не стремилась непосредственно укрепиться на континенте (как в старые века), но зато ставила себе задачей не допустить того, чтобы какое-нибудь из европейских государств могло приобрести безусловное превосходство сил над всеми другими, ибо такая безусловная гегемония была бы опасной для всего положения Англии и для ее политики. Поэтому Англия и стремилась к сохранению известного "равновесия (баланса) сил" между европейскими континентальными державами. Этому отвечала роль своеобразного "посредника", арбитра, который всякими мерами воздействия и натиска противопоставлял одни державы другим, "поддерживал" временно, более слабые страны против самых сильных и соединялся с ними для общей борьбы против ставших опасными соперников.
Таким опаснейшим соперником в течение столетий была Франция. С начала нашего столетия им стала Германия. Англия создавала коалиции то против одной, то против другой.
В известном смысле эту историческую роль Англии перенимает послемировой войны американский империализм. Этому, наряду с упадком британской мощи, способствовал ряд обстоятельств: роль решающей и сильнейшей империалистической державы заняли САСШ. Современная военная техника с ее средствами химической и воздушной войны, с ее подводным флотом существенно сократила значение морей как военной преграды. Небывалое развитие торговых связей и бурно выросшие помещения американского капитала в европейских странах сделали в известном смысле и из САСШ "европейскую" державу, фактор европейской политики. Все это вместе взятое в той или иной степени превращает и САСШ в громадный заокеанский "остров", в растущей мере заинтересованный в соотношении сил в Европе, в сохранении известного "баланса сил", который не угрожал бы интересам американской торговли и американского экспорта капитала и который не угрожал бы крахом самому существованию капиталистического строя. К этому присоединяется еще громадное значение факта существования Советского Союза, становящегося объективно-историческим центром притяжения революционных сил всего мира и уже в силу этого все более решающим фактором всего исторического развития как в Европе так и в Азии, куда все более обращаются взоры американского империализма.
Эта растущая заинтересованность в европейских делах и заставляет правительство САСШ во все более резкой форме рвать с почтенной фикцией "изоляции" и "невмешательства", наоборот, все более открыто бороться за свою долю влияния, фактически за свою гегемонию в Европе.
Но в этой борьбе империализм САСШ сталкивается не только с фактом существования и роста мощи социалистического государства, сталкивается не только со старым, еще мощным британским империализмом, - он наталкивается еще на факт гегемонии мощного французского империализма и милитаризма во всей капиталистической части европейского материка.
Эта фактическая гегемония Франции обусловлена ее победой в мировой войне, ее быстрым превращением в крупную современную индустриальную страну, ее военной, колониальной и финансовой мощью. Со времен "англо-американского сотрудничества", потрясения всех основ финансовой мощи Франции, ее бессилья на морях обстоятельства основательно переменились.
Франция располагает сейчас не только величайшей и лучшей армией в среде капиталистических держав. С 1925 г. она планомерно строит перворазрядный морской флот. На морской конференции в Лондоне 1930 г. она властно выступила с программой около восьмисоттысячного тоннажа (т. е. около 60% британского или американского тоннажа); нератифицированное соглашение трех держав 1931 г. признает за ней "право" на сильнейший подводный флот в мире. Франция после Англии обладает величайшей колониальной "империей", в географическом отношении в своих основных (африканских) частях более благоприятно расположенной, чем британские колониальные владения. Эту "империю", отделенную от метрополии только незначительными морскими путями, Франция планомерно сколачивает в единый блок системою железных дорог, проводимых в горизонтальном и вертикальном направлениях (линия Бизерта-Казабланка и планируемая сахарская линия от Средиземного моря до экваториальной Африки). В то же время эта "империя" плотно отгораживается от всего внешнего мира непроходимой стеной таможенных тарифов вопреки всему духу американского принципа "открытых дверей"1 .
В течение небольшого промежутка времени (с 1926 г.) Франция на сохранившейся основе своего старого богатства и новой военной добычи быстро восстанавливает и укрепляет свою финансовую мощь. Она располагает количеством золота, равным почти половине того, что имеется у САСШ (431 млн. ф. ст. против 944 млн. ф. ст.)2 , и запасы ее растут быстрее (рост за 1930 г. во Франции с 336 млн. ф. ст. до 431 млн. ф. ст., в САСШ с 880 млн. ф. ст. до 944 млн. ф. ст.). В то же время Франция, избегая долгосрочных помещений капиталов и целиком подчиняя свою кредитную политику целям и маневрам своей общей империалистической политики, держит под страхом британский и еще более германский денежный ры-
--------------------------------------------------------------------------------
1 Американский напитал и американская торговля пока еще не устремляются в африканские владения Франции. Это, может быть, дело не столь отдаленного будущего. Но САСШ уже начинают оберегать и в отношении Марокко принцип "открытых дверей". Когда в 1923 г. и затем в 1928 г. европейские державы рассматривали вопрос о Танжере, вашингтонское правительство обращается к ним с торжественными нотами, напоминающими о том, что решения алжесирасской конференции обеспечивают "свободу дверей" (см. Бенжамен Уилльямс "Экономическая внешняя политика САСШ", Нью-Йорк, 1929, стр. 317). Это всего еще только первый шаг, но он показывает линию развития...
2 По данным "Золотой делегации" Лиги наций и доклада Макмилляна (стр. 64).
--------------------------------------------------------------------------------
нок, идя когда нужно наперерез политике американского капитала и американских банков и затрудняя им их борьбу за "контроль" над мировым денежным рынком.
Эта финансовая мощь Франции и ее самостоятельные "диктаторские" замашки имеют свою сильную основу не только в прочности французской денежной системы, но и во всем ее хозяйственном развитии, сочетающем процесс ускоренной индустриализации с сохранением самостоятельной с. -х. базы. Превращение в современную индустриальную страну находит себе яркое выражение в двух с половиною кратном увеличении (по сравнению с довоенным временем) промышленного вывоза1 .
В то же время все планы Франции "подковать" свою европейскую гегемонию финансовыми и экономическими связями по типу бриановской "пан-Европы" - как бы они ни были утопичны - одним своим острием, без сомнения, обращаются и против САСШ, вызывая с их стороны нервную реакцию.
В этих условиях американско-французские противоречия концентрируются, главным образом, вокруг трех вопросов.
Первый из этих вопросов - это вопрос о финансовой гегемонии. При всей своей финансовой мощи Франция, конечно, не может мечтать об оспаривании у САСШ финансовой гегемонии в мировом масштабе. Но у Франции достаточно сил, чтобы заставить американский финансовый капитал бороться за вовлечение французского капитала в свою систему, в особенности в Европе. В частности, САСШ хотелось бы, чтобы Франция помогла своими капиталами спасти американские капиталы, помещенные в шатающемся германском хозяйстве.
Второй вопрос (стоящий в теснейшей связи с первым) - это вопрос о репарациях и вся "проблема" Германии. Если отвлечься от относительно мелких сумм, то у Германии по репарационным долгам в конечном счете окажутся только два кредитора: казначейство САСШ (в наибольшей доле) и французское казначейство. Соответственно этому и германские годичные платежи по репарациям разделены на т. н. условную часть, которая идет на погашение межсоюзнических военных долгов, и т. н. безусловную часть, которая остается в руках прежде всего Франции. САСШ все яснее отдают себе отчет в том, что всеобщее расстройство экономической жизни делает все более неотвратимым пересмотр договоров о погашении межсоюзнических долгов и германских репараций. И поэтому САСШ хотели бы, чтобы этот пересмотр (началом которого явилось знаменитое предложение Гувера о годичной отсрочке всех платежей) произошел не только за счет Америки, но в той или иной степени и за счет Франции. В этом был весь смысл французско-американских споров и торгов вокруг гуверовского предложения. Это борьба за распределение и переложение риска и потерь.
Но с этим связана более общая борьба за влияние на Германию, за гегемонию в самом центре старого материка. Растущие помещения американского капитала в Германии побуждают САСШ бороться за свою долю влияния на всю политику и все положение Германии. А предпосылкой этого является недопущение полного вассалитета, полного подчинения Германии французской диктатуре.
Третий вопрос - это вопрос о вооружениях. Он также связан с обоими предыдущими. Рядом с финансовой мощью военная мощь Франции непосредственнее всего обеспечивает ей угрожающее для всех других стран превосходство сил во всей капиталистической Европе. Борьба с этим превосходством предполагает и борьбу за ослабление французского милитаризма. Тем более, что его "заскоки" сплошь и рядом - то в 1923 г., то в 1931 г. - подводят страну импорта американского капитала, Германию, к самому краю экономической катастрофы и революции. Притязания же Франции на
--------------------------------------------------------------------------------
1 Цифра - до момента наступления кризиса 1929 - 30 гг. См. официальный британский доклад об экономическом положении Фракции в 1928 г. (стр. 23).
--------------------------------------------------------------------------------
роль первостепенной морской державы возбуждают и сами по себе беспокойство САСШ и крайне затрудняют их борьбу с Англией за первенство на морях. Тем более, что еще остается неясным, чьим союзником окажется Франция в решающий момент. Пресловутый "морской компромисс" 1928 г. был расстроен Америкой, но он показал, как близко могут подойти Англия и Франция к мысли о фактическом военном союзе (или "антанте").
К этому присоединяются и более преходящие конъюнктурные соображения. Связанные с кризисом соображения экономии уже заставили САСШ отсрочить до будущей сессии конгресса вотирование кредитов на морское строительство, допущенное решениями лондонской морской конференции 1930 г. Между тем, упрямые французские притязания и крах соглашения Франции с Италией ставят под вопрос все "достижения" лондонской конференции.
В конечной же перспективе все эти три спорных вопроса ведут еще к четвертой, более скрытой, но по своему историческому содержанию еще более важной и более общей проблеме: проблеме борьбы двух систем. Борьба за гегемонию в Европе так или иначе не может не включать в себя элементов борьбы за гегемонию, за руководство в борьбе со страной революции и строящегося социализма. Было бы нелегко спорить о том, чей империализм - САСШ или Франции - более непримиримо, более агрессивно защищает и будет защищать интересы капитализма в борьбе со страною советов. В этой борьбе и тот, и другой империализм заинтересованы, без сомнения, во взаимной поддержке, в "единстве фронта". Но это далеко не исключает борьбы за руководство, за выбор момента для активных враждебных действий, за методы борьбы, за способы использования смакуемой в воображении "победы"...
Вот те основные вопросы, вокруг которых фактически разгорелся бой, вызванный "планом Гувера". Конечно, этот бой между Францией и Америкой развивается не по "прямой линии". Он также имеет свою "диалектику", порождаемую запутанностью и внутренней противоречивостью всего положения мирового капитализма. Не только антагонизм по отношению к главному сопернику - британскому империализму, - и общая классовая вражда к пролетарской революции и к СССР заставляют американский империализм при всех противоречиях искать соглашения и некоторой "близости" с Францией. Финансовая катастрофа в самом центре Европы и связанная с нею угроза революции создают и некоторую общность непосредственнейших интересов. Для Америки ясно, что пока Франция с ее армией и капиталами сможет приводить в расстройство все хозяйство капиталистической Германии, американские капиталы в Германии не будут находиться в состоянии безопасности. Поэтому и противодействуя слишком далеко идущим заскокам и требованиям французского империализма, вашингтонское правительство все же мечтает пока что в обстановке кризиса и катастрофы о "примирении", о "соглашении" Франции и Германии на некоторой "средней линии" и даже не прочь сыграть при этом роль "честного маклера".
Францию и САСШ, эти в настоящий момент активнейшие финансовые центры, сближает и общность интересов капиталистической ренты, которой угрожает опасность нового отхода от золотой базы, новой инфляции в целых громадных частях Европы. Эту общность интересов ренты олицетворяют и мощнейшие американские банкиры, и прежде всего сам "бог" мировой ренты - Морган, .теснейшим образов связанный с французским денежным рынком.
Итак мы видим, что и отношения между французским и американским империализмом представляют собою запутаннейший клубок противоречий. Во всяком случае несомненно, что в своем постепенном историческом развитии отношения между Францией и САСШ вступили в новую полосу, отмеченную обострением противоречий и разрушающую самые "почтенные" легенды и "традиции", вскормленные историей обеих стран и общностью недавней кровавой борьбы "за цивилизацию" с германским империализмом. Баррикада противоречий вырастает и между этими двумя по сути единственными победителями в жесточайшей мировой бойне. Смягчению действия этих противоречий может помочь скорее общая безнадежная запутанность всех отношений мирового капитализма и общая вражда к СССР, чем высеченные в камне и отлитые в бронзе памятники галантного маркиза де Лафайета, если бы даже каменные и бронзовые уста этого "героя обоих полушарий" и могли по сему случаю еще раз открыться для новых патетических речей...
----------
... ЭТА ИМПЕРИАЛИСТИЧЕСКАЯ ВОЙНА, ИСТЕРЗАВШАЯ, ИЗМУЧИВШАЯ ЧЕЛОВЕЧЕСТВО, ПОРОДИЛА ТАКИЕ СЛОЖНЫЕ, ТАКИЕ ОСТРЫЕ, ТАКИЕ ЗАПУТАННЫЕ КОНФЛИКТЫ, ЧТО СПЛОШЬ ДА РЯДОМ, НА КАЖДОМ ШАГУ, ВОЗНИКАЕТ ПОЛОЖЕНИЕ, КОГДА РЕШЕНИЕ ВОПРОСА В ПОЛЬЗУ ВОЙНЫ И МИРА ТОЙ ИЛИ ИНОЙ ГРУППИРОВКИ, ВИСИТ НА ВОЛОСКЕ.
Ленин
Этот союз французской монархии с восставшими британскими колониями был, конечно, продиктован не столько симпатией к "свободе" и "демократии" (хотя во французском обществе уже созревала революция), сколько вековой тяжбой Франции и Британии за гегемонию в Европе и за колониальные, заокеанские владения. Французская монархия не могла не приветствовать событие, которое вело к ослаблению могущественного британского соперника. И, конечно, вожди североамериканского революционного движения за независимость великолепно понимали это. Они доказали прекрасно это понимание, когда во Франции несколько лет спустя вспыхнула революция и когда феодальная Европа с Англией во главе ответила на эту революцию коалиционными войнами, международно-организованной вооруженной интервенцией против страны революции.
Возникшая тогда при помощи Франции северо-американская республика, руководимая крупными помещиками, купцами и банкирами, уклонилась от союза с революционной Францией против "национального" врага - Англии, стремясь по возможности заработать на нейтралитете своими поставками воюющим странам. Президент Вашингтон ограничился тем, что выразил пожелание в письме к послу САСШ в Париже Моррису, чтобы "из тех суровых бедствий, которые неотделимы от столь значительной революции, возникло много блага для французской нации и человечества вообще"1 .
Из этого уклонения от союза с революционной Францией и родилась одна из самых почтенных национальных "традиций" американской политики: прославляемый и формально соблюдаемый и поныне закон "невмешательства" САСШ в европейскую политику, ее "изоляция" от европейских дел. Вашингтон только обобщил опыт эпохи французских революционных войн (т. е. факт уклонения САСШ от поддержки Франции), когда, уходя от президентских трудов на покой, он в своем "прощальном адресе" в 1796 г. высказался против "постоянных союзов с какой бы то ни было частью иностранного мира", провозглашая лозунг невмешательства в европейскую борьбу и европейские интриги2 .
--------------------------------------------------------------------------------
1 "Жизнь и переписка Говернора Морриса", изд. 1832 г., т. II, стр. 226.
2 Этот источник благочестивой легенды о заветах Вашингтона обыкновенно замазывается американскими "патриотическими" историками. О нем более искренно повествуют Чарль и Мэри Бирд в их весьма ценной "Истории американской цивилизации", Лондон, 1927 г., т. I, стр. 372.
--------------------------------------------------------------------------------
Мировая война и, может быть, еще более послевоенное развитие событий нанесли немалый ущерб этой почтенной легенде, как и многим другим легендам. Свирепая проза империалистических противоречий плохо уживается со всякой исторической романтикой. Со времен мировой войны взаимоотношения обеих плутократических республик вступают в полосу трудностей, осложнений и даже прямой борьбы. Эта полоса имеет свою историю, развивающуюся по этапам.
Америка вступила в бой последней, когда силы участников мировой войны уже почти полностью исчерпались. Но именно поэтому она могла присвоить себе фактическую роль высшего судьи, арбитра, и вышла из войны настоящим победителем.
Уже приняв участие в войне, Америка не спешит еще - вопреки бесконечным настояниям союзников - вливать свои воинские части, по мере их прибытия во Францию, в обескровленные союзнические армии. Постепенно, хладнокровно Америка создает в глубоком тылу "самостоятельную" армию для того, чтобы фактически только в сентябре 1918 г., за несколько недель до окончания войны, принять участие в бою.
Но мирные переговоры еще более обнажили противоречия интересов между Францией и САСШ. Так как американский империализм менее всего мог ожидать от войны территориальных приращений для себя, то он мог под всякими "общечеловеческими" и "демократическими" лозунгами выступить в роли фактора, умеряющего аппетиты победителей на мирной конференции. Еще до мирной конференции Вильсон выступает противником тайных договоров с Италией и полного расчленения Турции, предусмотренного т. н. договором Сайкс-Пико, и договора, заключенного в Сен-Жан де Мориенн.
Мало того, следуя примеру своей политики на американском континенте, заключающейся в планомерном подчинении стран Южной и в особенности Центральной Америки под видом "панамериканских уний" (т. е. союзов, лиг) и в то же время, из боязни революции, стремясь противопоставить большевистской угрозе и большевистской программе благозвучно "демократические" лозунги "Союза народов", "всеобщего мира" и "всеобщего разоружения", президент САСШ выступает в роли инициатора и пророка "Лиги наций" как орудия всеобщего прочного "примирения", уравнения и разоружения. Необходимость хотя бы компромисса с Америкой, решавшей судьбу войны, и боязнь революции, заставлявшая представителей старого строя искать прикрытия в "демократическом" тумане, побуждают и французских империалистов примириться с романтическими затеями американского "законодателя" и "пророка", в мантии которого искала спасения от революционной бури и вся мировая "социал-демократия". Но, по сути свирепо-реалистический империализм и милитаризм Клемансо и Фошей с ненавистью встречал эти двусмысленные заокеанские затеи, как сто лет назад после побед над первым Бонапартом самые последовательные представители феодальной реакции, Меттерних и его единомышленники, с иронией и опаской относились к аналогичным затеям русского царя Александра I.
Как в свое время Меттерниху идея "Священного Союза" представлялась нелепою "смесью политики с религией", с "христианством"1 , так и Клемансо и его вояки видели в вильсоновской Лиге наций смесь реальной политики с англо-американским церковно-моральным лицемерием и скользкой демагогией. Только современем французский империализм научился не только использовывать для своих целей механизм Лиги наций (и всю связанную с ней обманную "пацифистскую" идеологию), но даже по сути обеспечил себе решающие позиции в этом сборище и бирже капиталистических держав.
На версальской мирной конференции САСШ совместно с Англией "заманеврировали" Францию в решающем вопросе о судьбе прирейнских провинций. Клемансо отказался от попыток в той или иной форме отбросить Германию за Рейн в расчете на военно-союзное обеспечение "безопасности" границ Франции со стороны обеих англо-саксонских держав. Но эти расчеты оказались утопическими. Американский империализм, проглотивший колоссальные количества добычи и испуганный европейской склокой и революцией, в целях спокойного переваривания своей добычи удалился на свои "традиционные" высоты "изоляции". Обезумевший пророк мировой "демократии", засидевшийся в Париже Вильсон, оказался покинутым своими сородичами, занявшимися безраздельно культом золотого тельца, как Моисей, когда он слишком долго оставался на горе Синае в патетическом диалоге с Иеговой. Америка не только не предоставила Франции обещанных Вильсоном "гарантий", но и уклонилась от участия в версальском договоре, заключив с Германией самостоятельный "сепаратный мир, как это сделала Россия в Брест-Литовске"(!) - так еще в 1926 г. непочтительно пишет (ибо что для империалистов может быть непочтительнее сравнения с Брест-Литовском?) в своем донкихотски-драматическом послании сухому Кулиджу умирающий старик Клемансо2 .
--------------------------------------------------------------------------------
1 "Мемуары Меттерниха". Париж, 1880 г., т. I, стр. 212.
2 Клемансо, "Величие и невзгоды одной победы", Париж,. 1930 г., стр. 371.
--------------------------------------------------------------------------------
сильных мира сего. В то же время она могла твердо рассчитывать на то, что ее колоссальная мощь и растущая финансовая зависимость Европы от американского капитала и без всяких формальностей и околичностей обеспечат вашингтонскому правительству и нью-йорским банкирам надлежащую долю влияния на европейские дела. И это растущее фактическое вмешательство САСШ в безнадежно запутанные дела Европы в эту первую послевоенную полосу сплошь и рядом направляется против Франции. Это - полоса т. н. "англо-американского сотрудничества", увенчавшаяся планом Дауэса и формальным контролем над Германией ставленника американских банков т. н. агента по трансферу Паркера Гильберта.
Это целая эпоха послевоенной истории капитализма, когда безудержному французскому империализму, стремившемуся еще полувоенными мерами содрать шкуру с Германии, приходилось шаг за шагом отступать перед объединенным натиском британского и американского финансового капитала, ставившего своей первой и непосредственнейшей задачей восстановление ("стабилизацию") самого механизма европейского капитализма и (для достижения этой цели) обуздание чересчур "центробежных" тенденций французской репарационной политики, готовой поджечь Европу (рурское нашествие 1923 г.!) и подвести Германию на самый край революции (октябрь 1923 г.) ради удовлетворения своих притязаний. Во Франции этого периода сплошь и рядом проходит волна возмущения против "диктатуры" англо-саксонского капитала. "Возмущается" не только крупный капитал, но и мелкий рантье, которого уверили, что "бош (т. е. немец) уплатит все" спасет, мелкую ренту.
К тому же до самого 1926 г., т. е. до-момента стабилизации франка, Франция остается страной инфляции, постепенного и все более угрожающего распада валюты, который заставляет и ее прибегать к американской кредитной помощи (т. н. моргановский заем).
И в то же время САСШ безжалостно требовали от Франции урегулирования вопроса о платежах по огромным военным долгам. Уже после крупной "скидки" эта задолженность Франции Америке определена была соглашением. 1926 г. в 4 млрд. 25 млн. долларов1 . Франция скрепя сердце и со скрежетом зубовным сперва возобновляет фактически платежи, а потом (апрель 1926 г.) и оформляет свои обязательства соответствующим соглашением. Формальной увязки своих долговых обязательств по отношении к САСШ с бесперебойностью выручки от германских репараций ей не удалось добиться.
"Напористость" американского империализма находит себе выражение еще в одном, новом направлении: когда в 1925 г. Франция заключает наконец торговый договор с Германией, вашингтонское правительство ультимативно требует распространения
--------------------------------------------------------------------------------
1 См. Мультон и Пазвольский, "Соглашения о мировых, военных долгах" (англ. изд.), 1928, стр. 43.
--------------------------------------------------------------------------------
на свои товары преимуществ, предоставленных Германии.
Ко всему этому следует прибавить, что состояние инфляции и финансовой слабости Франции во весь этот период создает для капитала САСШ возможность завоевать себе влиятельные позиции в самой Франции.
И все же весь этот период еще не является периодом активного развития французско-американских противоречий. На вашингтонской морской конференции 1921 - 22 г. Франция, правда, уже затрудняет успех конференции, сопротивляясь сокращению строительства всяких других видов флота, кроме крупного линейного флота и авионосцев. Но все же в то время она еще не выступает как претендентка на роль первостепенной морской державы; она фактически мирится даже с ролью морской державы третьей степени, уступая первое место Англии и САСШ и второе место Японии. Вместе с тем, она в области крупного боевого флота мирится с уравнением ее сил с силами Италии: "прегрешение", которого до сих пор не хотят простить Бриану французские националисты. Все это должно было со временем резко перемениться.
----------
Сейчас мы уже наблюдаем новый этап франко-американских отношений, который дает нам право говорить о более или менее открытом и активном антагонизме между Францией и Америкой. В чем его секрет? И не является ли этот антагонизм просто привидением? Мы уже так привыкли видеть на первом плане всей картины развития империалистических противоречий борьбу между Англией и САСШ за мировую гегемонию, что сама мысль о существовании каких-то более глубоких противоречий в другой плоскости, а именно между САСШ и Францией, представляется нам несколько неожиданной.
Между тем, если можно так выразиться, одно не мешает другому. Англо-американский антагонизм представляет собою, без сомнения, центральное империалистическое противоречие нашего времени: обе стороны - Англия и САСШ - державы мирового масштаба, и только они и могут бороться друг с другом за мировую гегемонию. В отличие от них Франция при всей ее военной и экономической мощи остается только европейской (или европейско-африканской) державой, аппетиты которой не могут выйти за пределы гегемонии в континентальном, европейском масштабе. Даже в Африке, основной сфере французских колониальных влияний, Франция не может мечтать о вытеснении решающей африканской державы-Англии. В бассейне Тихого океана, куда все более передвигается ось будущих империалистических конфликтов, Франция - совершенно второстепенная величина. Все это так, но дело в том, что центральный империалистический антагонизм нашей эпохи - борьба Англии и Америки за мировую гегемонию - еще не достиг той степени зрелости, когда вокруг обоих главных антагонистов, как по обе стороны баррикады, должны уже безусловно и неизбежно группироваться, и так или иначе распределяться все остальные силы. Империалистические противоречия нашего времени не слабее довоенных, а несравненно острее, и они приводят к еще более бешеной по темпу и масштабу подготовке к войне. Но три обстоятельства, три крупных фактора: 1) неслыханная всеобщая запутанность всех международных отношений современного капитализма, 2) всеобщий кризис капитализма, вызывающий всеобщее истощение, и 3) главное, наличие классового фронта, боязнь революции, борьба со страной революции и строящегося социализма - все эти три фактора колоссально осложняют развитие, делают его менее прямолинейным, таят в себе массу других "неожиданностей", других конфликтов и войн, создавая для британского и американского империализма (и в особенности для первого из них) необходимость пока что еще искать "передышки" в борьбе, прежде чем ринуться в бой.
В результате имеют время "развернуться" и другие империалистические противоречия. Ведь еще неясно, неизвестно, на чьей стороне очутится Франция в грядущем конфликте между Англии и САСШ. Поэтому обе стороны и ухаживают за Францией и дают волю борьбе интересов, толкающей их и против Франции.
Не подлежит сомнению, что выступающий в последнее время все отчетливее антагонизм САСШ в отношении Франции имеет свои глубокие источники. Тут полезно будет провести некоторую аналогию с Англией. Англия, будучи европейским государством, но отдаленным и защищенным окружающим ее морем, не стремилась непосредственно укрепиться на континенте (как в старые века), но зато ставила себе задачей не допустить того, чтобы какое-нибудь из европейских государств могло приобрести безусловное превосходство сил над всеми другими, ибо такая безусловная гегемония была бы опасной для всего положения Англии и для ее политики. Поэтому Англия и стремилась к сохранению известного "равновесия (баланса) сил" между европейскими континентальными державами. Этому отвечала роль своеобразного "посредника", арбитра, который всякими мерами воздействия и натиска противопоставлял одни державы другим, "поддерживал" временно, более слабые страны против самых сильных и соединялся с ними для общей борьбы против ставших опасными соперников.
Таким опаснейшим соперником в течение столетий была Франция. С начала нашего столетия им стала Германия. Англия создавала коалиции то против одной, то против другой.
В известном смысле эту историческую роль Англии перенимает послемировой войны американский империализм. Этому, наряду с упадком британской мощи, способствовал ряд обстоятельств: роль решающей и сильнейшей империалистической державы заняли САСШ. Современная военная техника с ее средствами химической и воздушной войны, с ее подводным флотом существенно сократила значение морей как военной преграды. Небывалое развитие торговых связей и бурно выросшие помещения американского капитала в европейских странах сделали в известном смысле и из САСШ "европейскую" державу, фактор европейской политики. Все это вместе взятое в той или иной степени превращает и САСШ в громадный заокеанский "остров", в растущей мере заинтересованный в соотношении сил в Европе, в сохранении известного "баланса сил", который не угрожал бы интересам американской торговли и американского экспорта капитала и который не угрожал бы крахом самому существованию капиталистического строя. К этому присоединяется еще громадное значение факта существования Советского Союза, становящегося объективно-историческим центром притяжения революционных сил всего мира и уже в силу этого все более решающим фактором всего исторического развития как в Европе так и в Азии, куда все более обращаются взоры американского империализма.
Эта растущая заинтересованность в европейских делах и заставляет правительство САСШ во все более резкой форме рвать с почтенной фикцией "изоляции" и "невмешательства", наоборот, все более открыто бороться за свою долю влияния, фактически за свою гегемонию в Европе.
Но в этой борьбе империализм САСШ сталкивается не только с фактом существования и роста мощи социалистического государства, сталкивается не только со старым, еще мощным британским империализмом, - он наталкивается еще на факт гегемонии мощного французского империализма и милитаризма во всей капиталистической части европейского материка.
Эта фактическая гегемония Франции обусловлена ее победой в мировой войне, ее быстрым превращением в крупную современную индустриальную страну, ее военной, колониальной и финансовой мощью. Со времен "англо-американского сотрудничества", потрясения всех основ финансовой мощи Франции, ее бессилья на морях обстоятельства основательно переменились.
Франция располагает сейчас не только величайшей и лучшей армией в среде капиталистических держав. С 1925 г. она планомерно строит перворазрядный морской флот. На морской конференции в Лондоне 1930 г. она властно выступила с программой около восьмисоттысячного тоннажа (т. е. около 60% британского или американского тоннажа); нератифицированное соглашение трех держав 1931 г. признает за ней "право" на сильнейший подводный флот в мире. Франция после Англии обладает величайшей колониальной "империей", в географическом отношении в своих основных (африканских) частях более благоприятно расположенной, чем британские колониальные владения. Эту "империю", отделенную от метрополии только незначительными морскими путями, Франция планомерно сколачивает в единый блок системою железных дорог, проводимых в горизонтальном и вертикальном направлениях (линия Бизерта-Казабланка и планируемая сахарская линия от Средиземного моря до экваториальной Африки). В то же время эта "империя" плотно отгораживается от всего внешнего мира непроходимой стеной таможенных тарифов вопреки всему духу американского принципа "открытых дверей"1 .
В течение небольшого промежутка времени (с 1926 г.) Франция на сохранившейся основе своего старого богатства и новой военной добычи быстро восстанавливает и укрепляет свою финансовую мощь. Она располагает количеством золота, равным почти половине того, что имеется у САСШ (431 млн. ф. ст. против 944 млн. ф. ст.)2 , и запасы ее растут быстрее (рост за 1930 г. во Франции с 336 млн. ф. ст. до 431 млн. ф. ст., в САСШ с 880 млн. ф. ст. до 944 млн. ф. ст.). В то же время Франция, избегая долгосрочных помещений капиталов и целиком подчиняя свою кредитную политику целям и маневрам своей общей империалистической политики, держит под страхом британский и еще более германский денежный ры-
--------------------------------------------------------------------------------
1 Американский напитал и американская торговля пока еще не устремляются в африканские владения Франции. Это, может быть, дело не столь отдаленного будущего. Но САСШ уже начинают оберегать и в отношении Марокко принцип "открытых дверей". Когда в 1923 г. и затем в 1928 г. европейские державы рассматривали вопрос о Танжере, вашингтонское правительство обращается к ним с торжественными нотами, напоминающими о том, что решения алжесирасской конференции обеспечивают "свободу дверей" (см. Бенжамен Уилльямс "Экономическая внешняя политика САСШ", Нью-Йорк, 1929, стр. 317). Это всего еще только первый шаг, но он показывает линию развития...
2 По данным "Золотой делегации" Лиги наций и доклада Макмилляна (стр. 64).
--------------------------------------------------------------------------------
нок, идя когда нужно наперерез политике американского капитала и американских банков и затрудняя им их борьбу за "контроль" над мировым денежным рынком.
Эта финансовая мощь Франции и ее самостоятельные "диктаторские" замашки имеют свою сильную основу не только в прочности французской денежной системы, но и во всем ее хозяйственном развитии, сочетающем процесс ускоренной индустриализации с сохранением самостоятельной с. -х. базы. Превращение в современную индустриальную страну находит себе яркое выражение в двух с половиною кратном увеличении (по сравнению с довоенным временем) промышленного вывоза1 .
В то же время все планы Франции "подковать" свою европейскую гегемонию финансовыми и экономическими связями по типу бриановской "пан-Европы" - как бы они ни были утопичны - одним своим острием, без сомнения, обращаются и против САСШ, вызывая с их стороны нервную реакцию.
В этих условиях американско-французские противоречия концентрируются, главным образом, вокруг трех вопросов.
Первый из этих вопросов - это вопрос о финансовой гегемонии. При всей своей финансовой мощи Франция, конечно, не может мечтать об оспаривании у САСШ финансовой гегемонии в мировом масштабе. Но у Франции достаточно сил, чтобы заставить американский финансовый капитал бороться за вовлечение французского капитала в свою систему, в особенности в Европе. В частности, САСШ хотелось бы, чтобы Франция помогла своими капиталами спасти американские капиталы, помещенные в шатающемся германском хозяйстве.
Второй вопрос (стоящий в теснейшей связи с первым) - это вопрос о репарациях и вся "проблема" Германии. Если отвлечься от относительно мелких сумм, то у Германии по репарационным долгам в конечном счете окажутся только два кредитора: казначейство САСШ (в наибольшей доле) и французское казначейство. Соответственно этому и германские годичные платежи по репарациям разделены на т. н. условную часть, которая идет на погашение межсоюзнических военных долгов, и т. н. безусловную часть, которая остается в руках прежде всего Франции. САСШ все яснее отдают себе отчет в том, что всеобщее расстройство экономической жизни делает все более неотвратимым пересмотр договоров о погашении межсоюзнических долгов и германских репараций. И поэтому САСШ хотели бы, чтобы этот пересмотр (началом которого явилось знаменитое предложение Гувера о годичной отсрочке всех платежей) произошел не только за счет Америки, но в той или иной степени и за счет Франции. В этом был весь смысл французско-американских споров и торгов вокруг гуверовского предложения. Это борьба за распределение и переложение риска и потерь.
Но с этим связана более общая борьба за влияние на Германию, за гегемонию в самом центре старого материка. Растущие помещения американского капитала в Германии побуждают САСШ бороться за свою долю влияния на всю политику и все положение Германии. А предпосылкой этого является недопущение полного вассалитета, полного подчинения Германии французской диктатуре.
Третий вопрос - это вопрос о вооружениях. Он также связан с обоими предыдущими. Рядом с финансовой мощью военная мощь Франции непосредственнее всего обеспечивает ей угрожающее для всех других стран превосходство сил во всей капиталистической Европе. Борьба с этим превосходством предполагает и борьбу за ослабление французского милитаризма. Тем более, что его "заскоки" сплошь и рядом - то в 1923 г., то в 1931 г. - подводят страну импорта американского капитала, Германию, к самому краю экономической катастрофы и революции. Притязания же Франции на
--------------------------------------------------------------------------------
1 Цифра - до момента наступления кризиса 1929 - 30 гг. См. официальный британский доклад об экономическом положении Фракции в 1928 г. (стр. 23).
--------------------------------------------------------------------------------
роль первостепенной морской державы возбуждают и сами по себе беспокойство САСШ и крайне затрудняют их борьбу с Англией за первенство на морях. Тем более, что еще остается неясным, чьим союзником окажется Франция в решающий момент. Пресловутый "морской компромисс" 1928 г. был расстроен Америкой, но он показал, как близко могут подойти Англия и Франция к мысли о фактическом военном союзе (или "антанте").
К этому присоединяются и более преходящие конъюнктурные соображения. Связанные с кризисом соображения экономии уже заставили САСШ отсрочить до будущей сессии конгресса вотирование кредитов на морское строительство, допущенное решениями лондонской морской конференции 1930 г. Между тем, упрямые французские притязания и крах соглашения Франции с Италией ставят под вопрос все "достижения" лондонской конференции.
В конечной же перспективе все эти три спорных вопроса ведут еще к четвертой, более скрытой, но по своему историческому содержанию еще более важной и более общей проблеме: проблеме борьбы двух систем. Борьба за гегемонию в Европе так или иначе не может не включать в себя элементов борьбы за гегемонию, за руководство в борьбе со страной революции и строящегося социализма. Было бы нелегко спорить о том, чей империализм - САСШ или Франции - более непримиримо, более агрессивно защищает и будет защищать интересы капитализма в борьбе со страною советов. В этой борьбе и тот, и другой империализм заинтересованы, без сомнения, во взаимной поддержке, в "единстве фронта". Но это далеко не исключает борьбы за руководство, за выбор момента для активных враждебных действий, за методы борьбы, за способы использования смакуемой в воображении "победы"...
Вот те основные вопросы, вокруг которых фактически разгорелся бой, вызванный "планом Гувера". Конечно, этот бой между Францией и Америкой развивается не по "прямой линии". Он также имеет свою "диалектику", порождаемую запутанностью и внутренней противоречивостью всего положения мирового капитализма. Не только антагонизм по отношению к главному сопернику - британскому империализму, - и общая классовая вражда к пролетарской революции и к СССР заставляют американский империализм при всех противоречиях искать соглашения и некоторой "близости" с Францией. Финансовая катастрофа в самом центре Европы и связанная с нею угроза революции создают и некоторую общность непосредственнейших интересов. Для Америки ясно, что пока Франция с ее армией и капиталами сможет приводить в расстройство все хозяйство капиталистической Германии, американские капиталы в Германии не будут находиться в состоянии безопасности. Поэтому и противодействуя слишком далеко идущим заскокам и требованиям французского империализма, вашингтонское правительство все же мечтает пока что в обстановке кризиса и катастрофы о "примирении", о "соглашении" Франции и Германии на некоторой "средней линии" и даже не прочь сыграть при этом роль "честного маклера".
Францию и САСШ, эти в настоящий момент активнейшие финансовые центры, сближает и общность интересов капиталистической ренты, которой угрожает опасность нового отхода от золотой базы, новой инфляции в целых громадных частях Европы. Эту общность интересов ренты олицетворяют и мощнейшие американские банкиры, и прежде всего сам "бог" мировой ренты - Морган, .теснейшим образов связанный с французским денежным рынком.
Итак мы видим, что и отношения между французским и американским империализмом представляют собою запутаннейший клубок противоречий. Во всяком случае несомненно, что в своем постепенном историческом развитии отношения между Францией и САСШ вступили в новую полосу, отмеченную обострением противоречий и разрушающую самые "почтенные" легенды и "традиции", вскормленные историей обеих стран и общностью недавней кровавой борьбы "за цивилизацию" с германским империализмом. Баррикада противоречий вырастает и между этими двумя по сути единственными победителями в жесточайшей мировой бойне. Смягчению действия этих противоречий может помочь скорее общая безнадежная запутанность всех отношений мирового капитализма и общая вражда к СССР, чем высеченные в камне и отлитые в бронзе памятники галантного маркиза де Лафайета, если бы даже каменные и бронзовые уста этого "героя обоих полушарий" и могли по сему случаю еще раз открыться для новых патетических речей...
----------
... ЭТА ИМПЕРИАЛИСТИЧЕСКАЯ ВОЙНА, ИСТЕРЗАВШАЯ, ИЗМУЧИВШАЯ ЧЕЛОВЕЧЕСТВО, ПОРОДИЛА ТАКИЕ СЛОЖНЫЕ, ТАКИЕ ОСТРЫЕ, ТАКИЕ ЗАПУТАННЫЕ КОНФЛИКТЫ, ЧТО СПЛОШЬ ДА РЯДОМ, НА КАЖДОМ ШАГУ, ВОЗНИКАЕТ ПОЛОЖЕНИЕ, КОГДА РЕШЕНИЕ ВОПРОСА В ПОЛЬЗУ ВОЙНЫ И МИРА ТОЙ ИЛИ ИНОЙ ГРУППИРОВКИ, ВИСИТ НА ВОЛОСКЕ.
Ленин
Опубликовано 01 декабря 2013 года
Новые статьи на library.by:
МЕЖДУНАРОДНОЕ ПРАВО:
Комментируем публикацию: РАЗРУШЕННАЯ ЛЕГЕНДА
подняться наверх ↑
ССЫЛКИ ДЛЯ СПИСКА ЛИТЕРАТУРЫ
По стандарту ВАК Республики Беларусь
Стандарт используется в белорусских учебных заведениях различного типа.
По ГОСТу Российской Федерации
Для образовательных и научно-исследовательских учреждений РФ
Прямой URL на данную страницу для блога или сайта
Предполагаемый источник
Полностью готовые для научного цитирования ссылки. Вставьте их в статью, исследование, реферат, курсой или дипломный проект, чтобы сослаться на данную публикацию №1385894302 в базе LIBRARY.BY.
подняться наверх ↑
ПАРТНЁРЫ БИБЛИОТЕКИ рекомендуем!
подняться наверх ↑
ОБРАТНО В РУБРИКУ?
Уважаемый читатель! Подписывайтесь на LIBRARY.BY в VKновости, VKтрансляция и Одноклассниках, чтобы быстро узнавать о событиях онлайн библиотеки.
Добавить статью
Обнародовать свои произведения
Редактировать работы
Для действующих авторов
Зарегистрироваться
Доступ к модулю публикаций