МЕЖДУНАРОДНОЕ ПРАВО (последнее)
ЭКОНОМИКА США ПОСЛЕ "ЭПОХИ БЮДЖЕТНЫХ ДЕФИЦИТОВ"
Актуальные публикации по вопросам международного права и международных отношений.
(?) 2000 г.
Факт, лежащий в основе общей характеристики главных сегодняшних событий экономической жизни США и экономической политики администрации Клинтона, очень прост: демократам удалось решить задачу, впервые поставленную десятилетия назад, и избавить федеральный бюджет от дефицитов, бывших многие годы неотъемлемой и хронически неизбежной частью бюджетной политики менявшихся администраций. Но этот простой факт влечет множество вопросов - почему, например, дефициты все же не были ликвидированы раньше, какие факторы мешали этому в прежние годы и помогли сейчас, были ли эти факторы закономерным порождением "стихийного рыночного саморегулирования", проявлением слабости американской экономической системы или связаны с действием иных субъективных обстоятельств и, в конце концов, чем объясняются очевидные успехи американской экономики в последние годы и насколько они прочны и долговременны?
На многие из этих, да и других вопросов ответить сразу не удастся: и вопросов явно больше, чем готовых ответов, и толкование каждой из затронутых проблем может быть различным, к тому же недостаточно ясны пока суть и причины многих новых явлений в хозяйственной сфере США. Последнее и, может быть, главное обстоятельство связано совсем не только с недостатком информации (бедой многих российских исследователей) или с новизной и непривычностью происходящего. Таково в точности восприятие и у тех специалистов, информированность и квалификация которых представляются бесспорно высокими. В последнем (февраль 1999 г.) Экономическом докладе президента США, в разделе о росте курсовой стоимости ценных бумаг, говорится: объяснить масштабы этого роста и размеры доходов, которые он принес, - значит решить проблему, несущую в себе много загадочного. Возможно, следует подождать более определенных изменений в экономике, исследовать дополнительные факторы, обычно уходящие из поля зрения аналитиков, сменить ракурс рассмотрения и его методологию. Однако происходящее и сейчас возбуждает острый интерес не только с теоретической, но и с практической точки зрения: случайность ли достигнутый успех, могут ли его в какой-то мере повторить другие страны, наконец, что может извлечь из него Россия?
--------------------------------------------------------------------------------
* ДЕЙКИН Александр Иванович - экономический обозреватель журнала "Новое время".
стр. 16
--------------------------------------------------------------------------------
Либеральная теория против американской практики
Провал российских экономических "реформ" 1992-1998 гг., казалось, должен был поставить точку в затянувшемся диком (и по содержанию, и по результатам) экспериментаторстве, заставить искать, а точнее - начать осваивать, другие, известные пути перехода к рыночной экономике, которые хороши уже тем, что, во-первых, опробованы и понятны и, во-вторых, гарантированно не несут существенного ухудшения ситуации. Вместо этого в России началась новая игра: все стороны, имеющие отношение к власти, усиленно делают вид, что выхода из создавшегося положения не просматривается, увлеченно объясняют, почему с российской экономикой нельзя сделать ничего путного, - и не делают ничего, даже самых нужных и очевидных вещей, например, тщательной санации банков или сведения к минимуму "теневого" сектора экономики.
Происходить такое может лишь вследствие сочетания трех причин: некомпетентности властей, крепко засевшего в них нежелания изменить что- либо в лучшую сторону (включая и боязнь - как бы от таких попыток хуже не стало) и сознательного умысла. Наличие последнего можно считать бесспорным фактом, хотя и не распространяющимся решительно на всех, кто близок к руководству экономикой. Иначе как намеренно, нельзя было бы допустить столько ошибок - тяжелых, последовательных, координированных и не подвергавшихся исправлению даже после того, как они многократно были названы и подтверждены.
Частный, но яркий пример развития на основе понятных всем и обоснованных экономических решений, сводящихся к эксплуатации самого простого из всевременных экономических постулатов - здравого смысла, дает хозяйственная динамика последнего десятилетия в США.
Многогранность и сложность проблемы заставляют отсечь от анализа огромный массив соображений, связанных с давней, предшествовавшей подготовкой "рывка 90-х" в экономике США, - те объективные и субъективные факторы, которые позволили американскому капитализму развиваться быстрее европейского (например, отсутствие пут феодализма, единая огромная территория, индивидуалистическая протестантская этика, умелое и длительное использование "ножниц цен" между ввозимым сырьем и экспортом готовых изделий, отсутствие войн на собственной территории, быстрые и решительные выводы из уроков 1930-х годов), достичь самого высокого уровня жизни и международной конкурентоспособности. Все это, конечно, стало прочным фундаментом современной американской промышленности, сельского хозяйства, внешнеэкономических связей, в который бесчисленными нитями врастает сегодняшняя экономика. На все это, как и на период после 1945 г. до начала 1990-х, было бы полезно взглянуть с позиций накопленного опыта - и вполне может оказаться, что многие яростные дискуссии недавних лет среди американских экономистов, как и российских (советских), не слишком соизмерялись масштабами и накалом страстей с реальной значимостью
стр. 17
--------------------------------------------------------------------------------
затрагиваемых проблем или обходили стороной некоторые чересчур острые углы. На первый план, напротив, выходят сейчас проблемы и идеи, традиционно считавшиеся либо периферийными, либо уже решенными и неинтересными.
Годы российских "реформ", в частности, ярко высветили прежде всего один бесспорный факт: взгляд на экономику, американскую или российскую, из США и из России не только может - должен быть различным. Что получилось с российской экономикой после того, как ее попытались лечить по рецептам не самых выдающихся американских экономистов, мы знаем. Дело зашло далеко, теперь более осмотрительные экономисты и политики в США, обеспокоенные снижением имиджа своей страны как главного хранителя демократических ценностей, выступают с решительным осуждением прошлых экономических рекомендаций и "помощи", которые использовались в России исключительно (по их мнению) в целях укрепления политического режима власти и привели к краху российской экономики и хозяйственных реформ. Это - пример трансформации американских взглядов на российскую экономику, движимой, впрочем, теми же политическими и экономическими интересами американского государства, в силу которых возникли и дезавуированные ныне прежние рекомендации и курс "помощи российским реформам". Признав закономерность вместе с объяснимой природой и собственных интересов у США, и эволюции американских представлений о российских реформах и отметив долго культивировавшуюся отечественными политиками нецелесообразность таких интересов для нашей страны, обратимся все же к российским представлениям об американской экономике.
В прошлые годы российские американисты уделяли чрезвычайное внимание либо политизированным секторам и проблемам экономики США (таким как военно-промышленный комплекс или экспансия американского капитала в развивающиеся страны), либо некоторым техническим особенностям ее функционирования (с привкусом "фундаментализма"). Американцы и сами немало подогревали интерес к таким именно темам - но у них были на то свои причины. Российские исследователи, чаще всего по идеологическим соображениям, оказывались глубоко в русле "избранных" направлений. Результат принес много по-настоящему ценных и полезных работ, часто очень весомо дополнявших и корректировавших американские представления об экономике США. Неизбежные "идеологические" издержки далеко не всегда мешали проявиться оригинальной точке зрения или глубине анализа. Но и взгляды на экономические процессы в США среди советских и российских исследователей невольно формировались с учетом подсказанного выбора тем и агрессивных тонов, часто требовавшихся при их рассмотрении. В силу ограниченности общих исследовательских возможностей отечественной науки это означало вынужденное забвение (или игнорирование) других тем или же поверхностное их рассмотрение, из чего для читателя-неспециалиста следовал логичный вывод о сравнительной малозначительности всего того, что в научной литературе не рассматривалось.
Существовали темы, которые не только не запрещались и не замалчивались - они были в центре внимания, но при этом никогда не исследовались в нужном ключе, в полном объеме и с учетом всех реально происходящих
стр. 18
--------------------------------------------------------------------------------
процессов, их участников, взаимодействий между ними. Одной из таких тем и было государственное регулирование экономики. Исследовался государственно-монополистический капитализм. С небольшой натяжкой его можно считать синонимическим вариантом госрегулирования, и специалисты уже в 1970-е и в 1980-е годы для себя эти наименования часто отождествляли. Но сложился определенный стереотип анализируемых проблем и подходов. Во главу угла чаще всего ставился военно-промышленный комплекс, а еще до введения в оборот этого словосочетания Д.Эйзенхауэром в его прощальной речи при передаче президентского поста Дж.Кеннеди - просто милитаризация экономики. Такой акцент не был чисто пропагандистским, научные потребности его допускали и оправдывали, однако всех аспектов и всей глубины процессов государственного регулирования экономики это далеко не исчерпывало.
Государственное вмешательство и в самом деле ярче всего проявилось в военно-промышленной сфере, однако в заметных масштабах только начиная с первой мировой и главным образом - во вторую мировую войну, развиваясь дальше в связи с войнами в Корее и в Юго-Восточной Азии. Но нельзя не вспомнить, что вся экономическая история США в XX столетии проходила под знаком неуклонного, хотя и импульсивного и неравномерного, наращивания количественного и качественного вмешательства государства в хозяйственные процессы. Точно так же нельзя обойти важный факт, мало кем отмечавшийся: в США реальное начало государственному вмешательству в экономику в современном понимании этого выражения - необходимая оговорка, потому что государство во все эпохи с момента своего появления и при всех общественно- политических формациях только и делало, что вмешивалось в экономику, - было положено в 1863 г. принятием закона "О национальных банках": во- первых, вводился строжайший правительственный контроль (осуществляемый и поныне министерством финансов США) банковской сферы и, во-вторых, предпринималась серьезная попытка упорядочить состояние дел в этой сфере, избавив ее от злоупотреблений и хаотичности (сразу это не получилось, спустя 70 лет потребовались еще реформы Ф.Рузвельта). И уж потом появляются антитрестовский закон Шермана (1890 г.) - борьба с монополиями, позже - законы в сферах труда и здравоохранения и, наконец, закон "О Федеральной резервной системе" (1913 г.) - новая попытка упорядочить банковскую сферу и кредитно-денежные проблемы, своевременная, но, как выяснилось всего 17 лет спустя, недостаточно глубокая.
Рост производства, усложнившиеся хозяйственные связи, увеличение количества вовлеченных в деловые процессы лиц и компаний заставили задуматься не только о денежных операциях, но и о широких контролирующих функциях государства. Прагматичные американцы уже знали: власть - это бюджет. В нем должно быть достаточно денег, и им надо умело управлять. Поэтому в 1921 г. появился закон "О бюджете и отчетности", организовавший Бюджетное бюро в составе министерства финансов, но под личным руководством президента США, - до этого никто в исполнительной власти формированием бюджета фактически не занимался, это делал конгресс, которому теперь остался контроль над правительственными финансами (положенный ему
стр. 19
--------------------------------------------------------------------------------
по конституции), а составление бюджетных проектов стало прерогативой исполнительной ветви.
Все же это были пока эпизодические, довольно редкие акты, хотя вмешательство государства в экономику усиливалось. Но с принятием закона 1921 г. был совершен поистине судьбоносный для бюджетной системы США шаг: с организацией Бюджетного бюро проектирование и исполнение бюджета оказались разделенными между президентской администрацией и министерством финансов, а для общего финансового контроля правительственных операций тем же законом было учреждено Главное контрольно-финансовое управление.
Преимущества такого бюджетного устройства во всю мощь развернулись после второй мировой войны, а до этого еще была серия крутых банковских и валютных мероприятий Ф.Рузвельта в 1930-е годы - российские "реформаторы" назвали бы их не иначе, как "госплановско-коммунистическими". Но матереющий капитализм требовал все более неукоснительной дисциплины в обеспечение своего выживания, игры в "свободу рынка" после 1930-х годов были прекращены, а уже 1946 год внес последний штрих в организацию каркаса госрегулирования в США, и оно превратилось из серии эпизодических актов в целенаправленную систему: закон "О занятости" (принятый в развитие ряда положений Конституции США - статья 1) обязал все власти работать во имя трех главных экономических целей: высокая занятость, экономический рост, подъем уровня благосостояния населения. С этими вполне социал- демократическими целями (а сказать точнее - благодаря их своевременной постановке) живет и растет самый "либеральный" среди развитых стран мира - по финансовой доле государственного вмешательства - американский капитализм, имеющий, наверное, самую качественно развитую систему государственного экономического регулирования.
По отдельности обо всем этом вроде бы давно в России писали - например, С.Меньшиков или авторы монографии "США: государство и экономика" (1976 г.), конечно, в этом ряду нельзя не вспомнить двухтомник "Политическая экономия современного монополистического капитализма" (1975 г., под ред. Н.Н.Иноземцева); но в этих работах, как и во многих других, недостаточно глубоко и широко разбирались вопросы, ставшие актуальными в 1990-е годы; правда, надо отметить, и видимых искажений реальности содержалось в них на удивление мало. Все писавшееся ранее подтверждает: послевоенная экономическая история США - многочастная драма борьбы властей против случайностей конъюнктуры и за эффективное предпринимательство, со взлетами и провалами, с неожиданными кризисами и "непонятного происхождения" успехами. Благополучные 1960-е с откровенным упором Дж- Кеннеди - У.Хеллера на активную форму кейсианства вдруг сменяются в следующем десятилетии озадачившей всех "пробуксовкой" идей Кейнса - Рузвельта, и эти идеи торопятся похоронить. Но на самом-то деле в меняющихся хозяйственных обстоятельствах затормозилось развитие американской экономической науки и не были вовремя обновлены навыки ее применения.
Такое происходило не впервые - кризис 1930-х стал отчасти следствием как раз отставания науки - то уходившей в абстракции (парадоксально опережавшие время), то державшейся за консервативно безопасные смитсианские
стр. 20
--------------------------------------------------------------------------------
постулаты и неторопливо их развивавшей, в то время как экономика стремительно менялась и требовала нового к себе отношения и новой технологии управления ею, государственного менеджмента. Практик Рузвельт и знакомый с практикой теоретик Кейнс счастливо нашли друг друга, но все- таки практик оказался первым. По-иному быть не могло, никто во власти не обращал раньше на науку особого внимания, это только кризис 1930-х годов научил, заставил обратиться к теории, законодательно поставить ее на службу разработчикам экономической политики. Но ни к 1960-м, ни к 1970-м годам сосуществование теоретиков и политиков в экономической области еще не было отработано; привычным и отточенным (и даже рутинным) оно стало чуть позже - один из нечаянных результатов рейгановских экономических экзерсисов, вовлекших его "рейганомику" в прочную кейнсианскую оболочку. Это случилось поневоле, но экономическая идеология Рейгана мало интересовала, а на обращенное к нему слово "либерал" он реагировал как на оскорбление.
По этим причинам созданный - опять-таки законом 1946 г. - специально для экономического менторства на президентском уровне Экономический совет при президенте США сориентировался в начале 1970-х годов неудачно; его активность не была регламентирована законом, и не все президенты умели слушать и понимать скучные экономические материи, теория и прикладная правительственная аналитика оказались захвачены врасплох, не смогли оценить не вдруг возникший комплекс негативных обстоятельств. Экономические советники на этот раз плохо справились с обязанностями, потому что постоянная смена хозяйственных обстоятельств - закономерность растущей экономики. К тому же ведь и нельзя создать теорию, отвечающую на каждый из конкретных повседневных практических вопросов настоящего и будущего; ответы дают и ответственность несут те, кто теорию применяет и использует.
Одно это соображение должно уже снять вину, на протяжении четверти века взваливаемую на безответное кейнсианство, которое-де оказалось неспособным объяснить, предотвратить и излечить новые экономические беды. Плохо понятое кейнсианство на практике дало возможность определенным политикам использовать момент, открыто сыграть на стороне крупного капитала. Прикрытием выступили А.Смит и новейший гуру М.Фридмен. Правда, если бы не было последнего, ничего не изменилось бы: атака на политику государственного вмешательства назрела, была необходима, в первую очередь, самой этой политике - для очищения от ошибок, хлама и излишеств.
Срочное исправление ошибок требовало радикальной переоценки подходов и к экономике, и к практическому применению кейнсианских принципов, потому что в реальности, как все начинали понимать, не Кейнса следовало винить в неудачах, даже если его писаная теория была бы неполной или неверной, как не Маркса нужно делать "козлом отпущения" за вывихи советской экономики и не на М.Фридмена взваливать "заслугу" доведения до полной деградации российского народного хозяйства в 1990-е годы. Теоретики - известные или нет, правые или левые - создают всего лишь концепции, схемы, чертежи, а воплощают их в жизнь политики, которые, во-первых, могут плохо разобраться в предложенной теории, а во-вторых, всегда действуют под
стр. 21
--------------------------------------------------------------------------------
давлением соблазна переиначить оригинальную идею, сдвинуть опорные точки теории, "подогнать" ее под свои цели и представления.
Все это и случилось в России, где "реформаторы" без стеснения приписывали основоположникам "монетаризма" собственное понимание их идей, свои мысли и помыслы. А в США 1970-х, в точности как позже в России (только не так долго, бесцельно и бездарно), неудачи экономики вызвали на время "топтание" науки на месте. Появилась "рейганомика". Но крупный капитал, на который она работала, быстро стал "зарываться", и тогда американская политическая система без тени смущения по соображениям экономической идеологии и под руководством того же Рейгана отторгла неудачную и, главное, невыгодную Америке в целом концепцию, вернула экономическую политику на рельсы здравого смысла. На них и был заложен успех экономической политики Клинтона. Эти события заставляют обратиться к особенностям современной американской экономики и ее свойства "саморегулирования", которое проявило свою силу и при Рейгане, и позже, но только совсем не вследствие "полной рыночной свободы".
Один из пируэтов экономической идеологии российских "реформаторов" начала 1990-х заключался в том воистину безысходном выборе, который они навязывали российскому обществу. По их словам выходило, что в мире нет экономических путей, кроме двух. Один - ненавистный коммунистически- распределительный, командно-административный, его надо отвергнуть как порождение тоталитарного режима, недееспособное в экономическом плане. Второй - "либеральный", избранный всем прогрессивным капиталистическим человечеством - по нему, получалось, надо и России идти. Внушалось: госрегулирование эквивалентно цековско-госплановскому строю. Реформы могут быть только "либеральными". Далее шла интерпретация "либерализма", "либерального капитализма", на сегодня хорошо известная и благополучно провалившаяся в России после семи тяжелейших лет бесплодного и дорого стоившего народу внедрения.
Можно задаться естественным вопросом: может быть, это Россия - особо трудная для "либерализма" страна, а в более цивилизованных государствах он работает нормально? Или - еще вариант: все получилось бы, но мешали обстоятельства, люди, климат, география, "красные", национальная психология... Иными словами, все блестяще получилось бы, будь на месте России другая страна. На этот невероятной нелепости аргумент все же требуется серьезный ответ. Здесь, как и применительно к США 1960-1970-х годов, надо четко разделить экономическую теорию и экономическую политику. Допустим, теория верна и безгрешна. Тогда, раз политика - "искусство возможного", то и корень неудачи не в несчастных российских обстоятельствах, а в тех, кто их не учел, не сумел правильно применить теорию, не предвидел и не оказался готов справиться с сопротивлением каких- то сил (обычным при переходе к новому экономическому укладу). Но бездарная (или неопытная - кому как нравится, дела это не меняет) политика внедрения "либерализма" в России не должна уводить - а это, похоже, сейчас цель "реформаторов" - от второго, главного, гораздо более важного вопроса: так ли уж плодотворен "либерализм" в экономике, где он успешно применялся, неизбежен ли он в конце концов?
стр. 22
--------------------------------------------------------------------------------
Российский читатель привык к затверженной формуле "реформаторов": новая Россия возможна только на основе демократии и свободного рынка; "либерализм" - это и есть демократия плюс неограниченная рыночная свобода. Подразумевалось и говорилось прямо, что все развитые страны на этой комбинации двигались к процветанию, ею поддерживают свое процветание и сейчас. Многие чувствовали, что это не так, но четко изложить позицию не умели; разве что теперь можно сослаться на печальный и дорогостоящий практический опыт. Не помогла вразумительным объяснением и наука - российская и зарубежная. Что касается западных, в том числе и американских теоретиков, - их позиция понятна: они не слишком увлекаются в наши дни обобщениями на уровне выше микро- или мезоэкономики, соединять политику с экономической практикой отвыкли (да и надобность, какая была, с развалом СССР отпала); есть и другие причины, заставляющие их втихомолку "не замечать" некоторых проблем и проявлений макроэкономики.
А вот российская академическая наука оказалась практически невооруженной против внезапного пришествия дремучей "реформаторской" некомпетентности (или сознательного подлога - сейчас не в этом главное). Правда, российские власти на протяжении 1990-х годов академических экономистов в России не замечали. Когда же после августовского кризиса 1998 г. об академических теоретиках вспомнили, представленные последними рекомендации оказались в разительном несоответствии с потребностями перехода к рыночной экономике и реально создавшимися условиями. Оставалось впечатление, что в разработке этих предложений участвовали только "маститые" экономисты, хорошо знакомые с социалистической экономикой - что и подтверждалось местами прекрасным анализом произведенных в российском хозяйстве разрушений. Участия квалифицированных специалистов по зарубежной экономике в этих предложениях заметно не было - что, можно предположить, стало главной причиной уничтожающих (и, вероятно, не вполне справедливых) отзывов прессы по поводу академических рекомендаций.
Неэффективностью российской экономической мысли эффективно воспользовались "реформаторы", целенаправленно и открыто ведя ее к полному разгрому. Однако, как показали прошедшие годы, качественный задел у российских экономистов-зарубежников все-таки был, не хватало его целостного оформления, а в основе недостаточной четкости и "потребительской готовности" нужных академических идей лежала прежде всего непоследовательность и нерегулярность разработок 1960-1980-х годов. Несмотря на множество ценных по отдельности исследований, к началу реформ не были готовы ответы на некоторые ключевые вопросы, а последовавший убийственный антиакадемический прессинг, и не только финансовый, особенно чувствительный в гуманитарных отраслях с самого начала текущего десятилетия, фактически блокировал возможность быстрого развертывания исследований в нужных направлениях. Мешали и чванство, и неразворотливость академической системы, которые "реформаторы" с успехом сделали оружием самоуничтожения опасного конкурента в науке.
В итоге наступил закономерный крах, и российские власти не получили нужного и своевременного анализа ситуации и эффективных рекомендаций по
стр. 23
--------------------------------------------------------------------------------
предотвращению, а потом - и по ликвидации кризиса августа 1998 г. Правда, власти и не проявляли заинтересованности в таком анализе, сведя список своих "консультантов-теоретиков" к нескольким "либеральным" фамилиям. Более того, появилась преувеличенная озабоченность по поводу непомерной сложности неконтролируемого кризиса, а выходы из него предлагались невыполнимые - например, бесконечное "сжатие" денежной массы, которая в России и так меньше нормы в 3-3,5 раза.
Между тем набор нужных экономических мероприятий не так сложен, их планированию и реализации мешают только чисто политические мотивы и отсутствие ясной цели развития государства. Но одной из центральных причин, воспрепятствовавших - еще в самом начале 1990-х годов - составлению грамотных и не противоречащих ни теории, ни реальной практике капитализма рекомендаций по безболезненному переводу российского хозяйства на рыночный путь, стала незавершенность, фрагментарная клочковатость отечественных исследований по капиталистической экономике и отсутствие в них объединяющего начала, позволяющего за устройством отдельной фирмы, анализом военной экономики или банковских процедур увидеть всю систему капиталистического хозяйства, ее рабочий механизм; не было той ниточки, которая распутывала бы весь сложный клубок, называемый современной рыночной экономикой. А с "реформаторской" стороны упорно внушалась мысль, что такой нити и нет в природе развитых государств, что их экономика построена на стихийной игре "свободных рыночных отношений".
На самом деле вся история современного капитализма противоречит такому утверждению. Только невостребованностью объективных практических выводов в прежние десятилетия можно объяснить, что широко известная теория госмонополистического капитализма не была доведена до логического завершения, до простой мысли: капитализм - это и вправду крепкая (хоть далекая от идеала) система, она держится и идет вперед благодаря очень строгим - строже "социалистических" - правилам поведения хозяйствующих субъектов, с естественным распределением не только прав, но обязанностей и ответственности и, самое главное, с наличием центра управления экономикой и весьма действенным механизмом принятия, исполнения и контроля за исполнением экономических решений на высшем уровне. Капитализм, не регулируемый системно и целенаправленно, скончался в 1929 г. Вопрос регулирования стал вопросом выживания системы. "Реформаторы" в России затратили много сил и средств, чтобы навязать экономике систему позавчерашнего дня, которая уже нигде не существует, а в развитом хозяйстве существовать не может. От той системы, которая реально управляет капиталистической экономикой, они на те же средства и с тем же маниакальным упорством уводили внимание российских властей, общественности и всего населения.
Сегодня главная задача капиталистического регулирования - держать капитализм "на плаву" с помощью наработанных известных принципов и приемов. Другого способа нет - хотя и систем госрегулирования столько, сколько
стр. 24
--------------------------------------------------------------------------------
использующих их развитых государств. В США она проявляется особенно ярко, и она же помогает уяснить абсолютную бесперспективность российского "либерализма". Речь не о слабом образовательном уровне представителей этого идейного течения и не о правильности или неправильности применявшихся ими в России методов; последний вопрос достаточно важен, но не в нем коренная причина всех - экономических прежде всего - провалов "реформаторов". Если бы они "свою" систему пытались внедрить в США, хозяйственный строй этой страны был бы разрушен за несколько месяцев, а социальный климат, уровень и качество жизни главной страны капитализма пришли бы в упадок.
Но американская модель капитализма логична и последовательна. Российский же "либерализм" не представляет собой подчиненное общей логике единое учение (или теорию, или течение). В нем две совершенно самостоятельных, не связанных между собой части, два "либерализма" - назовем их для краткости "политическим" и "экономическим". В теоретической платформе "реформаторов" два эти "либерализма" находятся в противоестественном сочетании, которое не может стать прочной основой политического движения, идеологии и т.п. по причине взаимоисключающего, антагонистического характера этих двух его составляющих.
На этот факт обращается мало внимания, что и позволяет, в частности, российским "либералам" именовать себя "демократами", к тому же с претензией на исключительное право носить такое звание. На самом-то деле - наоборот: у "либералов" на такое поименование наименьшее право. Фальшь этого самозванства легко выясняется при обращении к истокам терминологии. Общего у либеральной экономики и либеральной политики (идеологии) - только семантика: слово "либеральный" в одном из его значений - "свободный". В политике идеи либерализма - синоним свободы личности, соблюдения ее прав. На этом и основана демократия, однако требуется важное уточнение: в современном демократическом обществе личные права и свободы ограничены законодательно разумными рамками, ибо безграничная свобода каждого ведет к анархии, сменяемой обычно тоталитаризмом или всеобщей разрухой. Ограничения прав, без которых демократия немыслима, привычны и вроде бы сами собой разумеются - и потому не замечаются.
Иное дело - "либерализм экономический". Это выражение означает свободу экономических отношений, свободу рынка. Однако неограниченная свобода "естественных рыночных законов", к которой призывают российские "либералы" (а всякое ограничение действия этих законов называется регулированием), никак не совмещается с демократией. Она ведет к узурпации власти капиталом. Например, свободная и неограниченная конкуренция с необходимой неизбежностью завершается монополией, и развитые страны борются с монополизацией законодательно с конца прошлого века - в интересах сохранения самой системы рыночных отношений и, разумеется, с помощью государства. Борьба с монополизацией - одна из важнейших функций госрегулирования рыночной экономики, и российские "реформаторы" потратили немало сил на борьбу с рожденными их "реформами" неуправляемыми монополиями, видимо, не догадываясь, что занимаются ненавистным им регулированием.
стр. 25
--------------------------------------------------------------------------------
Монополии губят демократию рыночных отношений, но опосредованно угнетают и свободу личности. Однако есть и другое, более наглядное и прямое проявление недемократичности "рыночных свобод". Предпринимательской деятельностью могут (и способны и готовы) заниматься, по данным социологов, в среднем не более 5% населения любой страны. Больше предпринимателей и не нужно, да и не каждому это интересно. Кто-то должен производить, лечить, учить, обслуживать. Полная "свобода рынка" означала бы, что все основные решения в обществе принимали бы предприниматели. Апогеем именно таких "чисто либеральных" представлений о демократии стало предложение российского "олигарха" Б.Березовского "нанять правительство" за счет объединенных капиталов "крупных предпринимателей", иначе говоря, купить в складчину всю высшую власть в стране. Примитивная откровенность "либерала-практика" предвозвестила судьбу страны, отданной на волю "реформаторской" идеологии, будущее демократии и самого рынка. Однако это предложение стало всего лишь закономерным, логичным итогом грубого подлога в предпосылках, лежащих в основе рассуждений, рекомендаций "реформаторов" и проводившейся ими политики. Подтасовка, коротко говоря, заключается в отождествлении экономического либерализма с рыночной экономикой в целом, либеральных реформ с вообще рыночными реформами, демократии с либерализмом в политике и экономике, а госрегулирования - с планово-директивными методами управления.
"Свободный рынок" (да и "рынок" вообще), таким образом, не входит в число демократических ценностей. Неограниченная "свобода рынка" угнетает демократию. "Рынок" лучше чувствует себя без демократии, его можно терпеть, пока он показывает более высокую эффективность по сравнению с другими формами хозяйствования, но, чтобы он не переходил в диктат производителей и предпринимателей, его стихийная свобода, как и стихийная свобода личности, должна быть обязательно ограничена - в противном случае он уничтожит сам себя. Инструментом такого ограничения может стать только государственная власть, организованная на демократической основе. Цель нанесения на идеи "свободного рынка" профанирующего камуфляжа "под демократию" понятна: диктат монополий без прикрытия фиговыми листками массы не одобрят. Говоря проще, либо "экономический либерализм", либо "демократия". Российские же "реформаторы" во главу угла явно ставят "рыночную свободу". К счастью, население России без научного анализа, руководствуясь здравым инстинктом, уловило не только беспомощность "реформаторов" в вопросах правительственного управления, но и ту обманную базу, на которой строилась их идеология.
От этой идеологии несет ощутимой архаикой. Нечто подобное происходило и в начале века: ни у октябристов, ни у кадетов, ни у прогрессистов не появилось достаточно серьезной социальной базы, избирательской поддержки. Но между нынешними "реформаторами" и либералами столетней давности - существенное различие. Либералы начала века делали огромный шаг вперед - от подавлявшего любую свободу самодержавия к лозунгам общественной демократии и к свободе экономических отношений. Вопрос о степени экономических свобод тогда не стоял, не существовало и понятия госрегулирования -
стр. 26
--------------------------------------------------------------------------------
важно было избавиться от авторитарной системы принятия всех важнейших экономических решений. Современные российские "либералы" попятились назад, отбросив успешный опыт, сочетающий западную демократию и государственное регулирование, который радикально снял былые проблемы "стихийной рыночной экономики".
Другое дело - передозировка госрегулирования: она может быть столь же вредной, как и его полное отсутствие. Но для этого нехитрого вывода достаточно просто логического мышления. Борьба с излишествами государственного вмешательства действительно очень важна - и, в сущности, такая борьба и легла в основу установок западного монетаризма. Это не самостоятельное течение, оно возникло как реакция на излишества и перекосы естественного процесса усиления роли государства в экономике. Основоположники современного монетаризма (М.Фридмен, например), как когда-то А.Смит, на идеи которого монетаристы опираются, не отрицают роли государства.
Эпатирующий крайностями, чем и привлекает внимание и основную массу сторонников, "экономический либерализм" - всего лишь частный случай, кричащее пятнышко на огромном каждодневном поле экономической теории и реальности. Палитра монетаризма удивительно и нарочито бедна и однообразна: "меньше денежной массы", "меньше государства", "меньше бюджетных расходов". В иных условиях, при сильных перехлестах государственного вмешательства в экономику, как это было в отдельных сферах в США при президенте Никсоне, иногда корректирующие рекомендации такого сорта могут вполне оказаться временно полезными - для приведения положения в норму. Однако российские либерал-сектанты не смогли или не захотели усвоить истинный дух монетаризма, их интерпретация либерально-экономических установок отдает низкопробным, школярством, буквализмом зубрил-эпигонов. В августе 1999 г., спустя год после острейшего кризиса, они продолжали рекомендовать России сжать денежную массу, уменьшить размеры бюджета, отменить таможенные пошлины и уменьшить общие масштабы государственного вмешательства в российскую экономику. Более неподходящий курс экономики для России трудно придумать даже при большом желании, особенно если учесть главный аргумент "экспертов от монетаризма": экономика налаживалась везде, где придерживались этих правил, - в Гонконге, Сингапуре и на Тайване. Других стран для примера, с экономикой побольше и не состоящей только из банков, складских помещений и сборочных цехов, у "реформаторов" не нашлось. Вот случай, когда простота - хуже воровства.
Уже много лет назад российские американисты И.Осадчая, Ю.Бобраков, а в последние годы - Я.Певзнер и М.Портной отмечали смыкание крайнего монетаризма (западного образца) с целым рядом положений неокейнсианства. Это не должно удивлять, особенно если учесть, что, например, "рейганомика" прямо вышла из "встроенных стабилизаторов" Кейнса. В сущности, и весь монетаризм можно представить как гипертрофированную, непропорционально раздутую, но только одну из деталей кейнсианства, к тому же не слишком тщательно отшлифованную самим Кейнсом. Вот почему формула западных монетаристов (например, М.Фридмена или Л.Эрхардта) - "государства (в экономике) должно быть не больше, чем нужно" - в корне отличается от лозунга,
стр. 27
--------------------------------------------------------------------------------
исповедуемого российскими "либералами": "чем меньше государства - тем лучше". Парадокс в том, что ограничение вмешательства государства в экономику - такое же проявление госрегулирования, как и усиление этого вмешательства. Экономика капиталистических стран живет в атмосфере, пронизанной госрегулированием, подобно тому, как человек обитает в земной атмосфере, пропитанной кислородом; слишком много кислорода или чересчур мало - одинаково губительно. И никуда не деться от еще одного красноречивого факта: все длительные проявления свободного ли рынка или новейшего "монетаризма" (при А.Пиночете, королеве Виктории или М.Тэтчер) неизменно сопровождались поддержкой исключительно сильной или откровенно авторитарной государственной власти. Дойдя до этапа практического воплощения, "либерализм" отрицает свою демократическую составляющую во имя "рыночных свобод".
Раз ничем не ограниченная свобода экономических отношений душит демократию, то неизбежно получается, что для сосуществования рыночных и личных свобод демократия должна обуздать рынок, его стихию, убрать его "излишества", "ошибки" и негативные проявления, дав раскрыться полезным его качествам. Это и есть принципиальное назначение госрегулирования; суть же его - в отличие от прямого командования в планово-административной системе - состоит в создании условий для эффективного развития всей национальной экономики, включая и частное предпринимательство, и частный сектор, и государственную промышленность (если она есть и в тех пределах, в которых она необходима). Но государственная собственность, с которой российские "либералы", как правило, отождествляют госрегулирование - только одна, и не самая крупная и важная часть всего массива регулирующего инструментария, который включает и бюджетно-налоговые рычаги, и денежно- кредитные инструменты, и стимулирование (или, при необходимости, торможение) развития отдельных производств и отраслей, и активное законотворчество и правоприменение, и многое другое. В США всем этим и занимаются правительство, ФРС, конгресс и судебные инстанции.
Конечно, разные администрации в США проявляли разные подходы к реализации политики госрегулирования, и амплитуда колебаний допускаемой "свободы рынка" бывает очень велика; но основные соблюдаемые при этом принципы незыблемы: экономика - во имя процветания всей страны, а демократия - для всех американцев, не только для лавочников или для рокфеллеров. Собственно, благодаря этому и сохраняются независимые лавочники и вообще малый бизнес.
Так получилось, что дилемму "регулирование или смерть" прагматичные американцы уяснили и разрешили раньше других, в результате чего и был построен тот механизм государственного управления экономикой в рыночных условиях, который сегодня плодотворно работает. Не сразу, но вскоре был востребован потенциал экономической науки, который в схожих условиях в России оказался не вполне кондиционным и совсем не востребованным. Чтобы обеспечить успех госрегулирования, американцы руководствуются двумя главными принципами: во-первых, безусловное уважение к основам рыночного хозяйствования, к частной собственности и конкуренции; во-вторых, безусловное соблюдение всеми демократических правил общественного поведения, т.е.
стр. 28
--------------------------------------------------------------------------------
может быть, и не обязательно приоритет, но во всяком случае внимание к интересам большинства.
Либеральную глупость российских "правых демократов" - пренебрежение социальными программами - американские политики позволить себе не могут, и не только потому, что рост благосостояния населения оговорен (сначала в Конституции США, потом в законе "О занятости") в числе главных целей, обязательных для властей; социальные расходы (под общим контролем государства) - одно из свидетельств ухода от полного господства крупного капитала в сторону экономической демократии. И, кроме того, есть чисто "экономическая" причина: свертывание социальных программ в целях бюджетной экономии спустя некоторое время оборачивается неизбежностью еще больших расходов. В 1980-е годы американская экономика обнаружила способность путем "саморегулирования" ограждать себя от подобных чрезмерностей либерализма. Попытка Рейгана реформировать социальную сферу завершилась значительной (но не слишком) чисткой действительно затратных социальных статей расходов при сравнительно небольшом снижении общих социальных расходов федерального уровня. Этот урок прекрасно усвоил У.Клинтон. И, оценивая весь путь экономической политики США последних трех-четырех десятилетий, по теоретической принадлежности его нельзя отнести ни к "чистому кейнсианству", ни к "чистому либерализму".
Прямая привязка экономического курса (любой страны) к какой-либо теории, учению, стремление прикрыться авторитетом чужой научной школы или практического опыта обычно свидетельствуют о концептуальной слабости правительственной программы (или ее отсутствии) и о неуверенности правительства в успехе и правильности проводимых или намечаемых мероприятий; тот же прием может использоваться и для сокрытия истинных целей проводимой политики. Успешным может быть курс, разрабатываемый на базе практических условий, потребностей и целей конкретной страны в определенный период и направленный на решение вполне определенных проблем в известной последовательности. Дело науки - подсказать способы решения проблем и уже потом дать общее название тому, что получится. Этим путем и идет в США содружество экономической теории и практики. Американские экономисты не спешат обозначить конкретным ярлыком свой нынешний экономический курс. Но проводимые мероприятия, их содержание и последовательность создают вполне отчетливый концептуальный рисунок - хотят того власти или нет.
Разумеется, этот курс нельзя отождествить ни с "экономическим либерализмом" (и потому, что это экстремальная разновидность госрегулирования, и ввиду крайней его однобокости и бедности предлагаемого инструментария - из-за этого он вообще не может быть долговременной основой экономической политики), ни с кейнсианством - оно шире, но попытка положить его сегодня в основу хозяйственного курса (в классическом или "посткейнсианском" варианте) тоже не минует тупиков или некоторой неразберихи. Впитав в себя рекомендации и технические достижения кейнсианства, нынешняя экономика переросла его.
Обращение к социальным программам стало одним из несомненных достижений кейнсианства. И все же упомянутые течения (этим, кстати говоря,
стр. 29
--------------------------------------------------------------------------------
грешила и марксистская политэкономия) обладают существенным одинаковым "встроенным" недостатком: все они рассматривают человека как ограниченное "экономическое существо". Различия между этими течениями в конце концов определяются разницей их подходов к чисто экономическим категориям и проблемам. Этого было достаточно в период становления регулируемого капитализма, но уже к 1960-м годам такой взгляд себя исчерпал. На смену закономерно потребовалась теория, которая не рассматривала бы публичную экономику как комплекс и взаимодействие чисто экономических слагаемых, как экономику ради экономики, а замыкала бы ее процессы, успехи, неудачи, результаты на главном субъекте экономических отношений - на человеке, полагая его не только существом экономическим, но, как оно и есть в действительности, существом социальным, исполненным различных, разнообразных, противоречивых стремлений, инстинктов, склонностей, желаний и страстей. Политикам, не всегда разбирающимся в экономике, такое представление о потенциальном избирателе тоже ближе. И теория закономерно вновь обратилась к "институционализму" - течению, ведущему начало от Т.Веблена и "исторической школы" и часто именуемому "экономической социологией", уже всплывавшему в начале века, затем внесшему вклад в формирование "нового курса" Ф.Рузвельта, но отступившему перед напором более целенаправленного и практичного кейнсианства. Институционализм, наиболее известным представителем которого сейчас является Дж. Гэлбрейт, концентрируется, в частности, на несовершенстве рынка и рыночных отношений, а все экономические процессы рассматривает как результат взаимодействия трех основных "институтов" - труда, собственности и правительственного механизма.
Институционализм откровенно не столь математически строг, как хотели бы выглядеть другие течения, и с привычной точки зрения чистой экономики может производить впечатление разбросанности и чрезмерной многоплановости. Это всего лишь означает, что он больше других теорий соответствует неупорядоченной натуре человека и структуре человеческого общества, а его основные положения не исчерпываются определением потребной величины денежной массы или процентной ставки и спорами о врожденной неустойчивости или, наоборот, устойчивости рыночной экономики, но пытаются хотя бы в общих чертах охватить всю безмерную сложность всех - не только экономических - явлений, процессов и взаимоотношений в человеческом обществе. Социальные проблемы и программы при таком подходе становятся органически неотъемлемой частью и экономической системы, и рассматривающей ее теории.
Американских политических практиков, кажется, мало заботит наименование учения, которое они исповедуют своими действиями, а теоретики-экономисты больше увлечены проблемами фирм, предприятий, отраслей, отдельных блоков и направлений и не спешат дать ему определенное и законченное название. Словом "регулирование" они обычно скромно обозначают отраслевую техническую регламентацию (содержание углекислого газа в автомобильных выхлопах, правила техники безопасности и т.п.). Побеждает - в который раз - исконный американский прагматизм. Но замалчивание теоретического обозначения для реального курса экономики США связано с еще одной
стр. 30
--------------------------------------------------------------------------------
несомненной причиной: неуклонная социализация современного хозяйства нелегко объясняется традиционными выражениями, с привычной точки зрения "экономики свободного предпринимательства" (хотя, как мы видели, нисколько - пока - не противоречит ей). Да и американские исследователи не готовы войти в экономическую веру, которую все чаще именуют "капиталистическим социализмом". К тому же некоторые аналитики (российские в том числе) считают американскую экономику последних лет выражением новой фазы "постиндустриального капитализма", построенной на росте информационных технологий, меньше зависимой от состояния материального производства и экономики других стран и потому самодостаточной. Так или иначе, реальный капитализм, видимо, окончательно перерастает рамки привычных научных представлений.
Как раз эти причины и заставили экономических советников американского президента назвать некоторые из текущих процессов в экономике США "загадочными" - кое-какие объяснения им, надо думать, есть, но советники не хотят или не считают своевременным такие объяснения обнародовать.
Все это, однако, нисколько не помешало Клинтону воспользоваться, сознательно или инстинктивно, чисто институционалистским подходом к строительству своей экономической стратегии - и добиться впечатляющих успехов, которые были невозможны прежде, в том числе и при слегка "либерализованном" Рейгане.
Функционирование рынка, обузданного демократией
В конце ежегодного доклада, выпущенного в феврале 1999 г., экономические советники президента США с осторожно уверенным оптимизмом отмечали, что никаких признаков грядущего кризиса в стране не наблюдается и американскую экономику ждет умеренный, но довольно устойчивый рост без особых негативных побочных явлений. Но уже в середине года индекс Доу- Джонса, непрерывно поднимавшийся много месяцев подряд, взяв рубеж с отметкой 11000, совершил несколько скачков вниз; начал дешеветь доллар; и, может быть, самое существенное - заметно подрос дефицит платежного баланса - в пересчете на год до 225 млрд. долл. Платежный баланс - зеркало общего поведения и состояния экономики. Вскрывается как будто трудно объяснимое расхождение между показателями функционирования внутренней экономики и результатами ее внешнеэкономического отражения. И, наконец, биржевой индекс не только соответствует общему положению в американском хозяйстве последних лет, выраженному через федеральный бюджет, но и намного превосходит показатели общего экономического развития.
Федеральный бюджет в таких условиях остается наиболее взвешенным мерилом положения дел в экономике: в нем не проявляется трудно контролируемая эйфория - психологическое сопровождение для нескончаемого роста биржевых котировок; его параметры, далее, демонстрируют зримые и как будто неоспоримые свидетельства радикального на первый взгляд улучшения в состоянии американской экономики в целом; и, однако, есть определенные
стр. 31
--------------------------------------------------------------------------------
сомнения в качестве устойчивости, сохранении темпов установившихся благоприятных тенденций.
Сомнения поддерживаются и значительностью расхождений между тремя упомянутыми агрегированными показателями состояния хозяйства США - платежного баланса, федерального бюджета и биржевых котировок. Очевидно, что растущие биржевые котировки и освобождение бюджета от дефицитов находятся в прямой причинно-следственной связи; однако между бюджетным процессом и фондовым рынком - очень существенное различие: бюджет находится в полном распоряжении федеральной администрации и целиком зависит от проводимого ею экономического курса, в то время как на фондовый рынок правительство может влиять только опосредованно.
В истории США уже случилось памятное "просперити" (процветание) 20-х годов с очень сходными экономическими характеристиками: безудержный рост биржевых котировок, доходов от капиталов, растущие общие доходы и траты населения. Не последний вопрос: не повторится ли в наши дни последовавший тогда экономический тайфун начала 1930-х? Но на фоне биржевого ажиотажа успехи федерального бюджета выглядят солидно и прочно. Главное событие в этой сфере - профицит, полученный на три года раньше обещанного демократами, в 1998 фин. г. - впервые после 1969 г. - и составивший 69,2 млрд. долл. (при размерах федерального бюджета в 1,76 трлн. долл.). Администрация Клинтона рассчитывает на его увеличение и сохранение тенденции значительных профицитов по меньшей мере на 10 - 15 лет.
До сих пор нормой бюджетной жизни США считались дефициты, пик их пришелся на 1992 фин. г. - 290 млрд. долл. Ликвидация "экономической проблемы номер один" провозглашалась многими президентами их главной целью, а у Рейгана эти цель стала частью той его первоначальной экономической идеологии, которую, собственно, и принято стало называть "рейганомикой". Однако как раз при Рейгане дефицит рос больше и быстрее всего.
Разумеется, нынешний "бюджетный успех" напрямую связан с общеэкономическими показателями и зависит от их небывалого улучшения при Клинтоне. Это улучшение, в свою очередь, стало возможным благодаря удачному совпадению по времени разнородных благоприятных для США факторов. Среди этих факторов есть одноразовые: завершение холодной войны (начавшееся до Клинтона, но давшее Америке за последние 10 лет "дивиденд" минимум в 500-700 млрд. долл. - и ничего не давшее другому участнику противостояния - России); важную роль сыграл пик повышательной фазы - и обычного делового цикла, и "длинной волны" по Кондратьеву-Шумпетеру, - пришедшийся как раз, как и предсказывалось заранее, на середину 90-х годов; наконец, в этот период стали сказываться последствия правоконсервативных мероприятий Рейгана, давшего крупному бизнесу существенный шанс и финансовые возможности для структурной перестройки, правда, ценой торможения роста уровня жизни среднего американца в 1985-1997 гг.
Кроме этих причин правительственные экономисты упоминают также выгодное для США падение мировых цен на нефть, более низкие, чем ожидалось, темпы общего роста внутренних цен в стране, причем динамика цен на энергоносители помогла ощутимо снизить темпы инфляции. Отмечается
стр. 32
--------------------------------------------------------------------------------
важная роль быстрого роста спроса на персональные компьютеры для общих темпов экономического роста в США. Наконец, еще одна причина подается в официальных документах, как неуклонное соблюдение американской администрацией последних лет "финансовой дисциплины". На самом деле, как свидетельствует контекст этих документов, вопрос ставится шире: речь идет об умении Клинтона и его экономического аппарата в полной мере использовать возможности того механизма подготовки, принятия и исполнения экономических решений на высшем уровне, который к 90-м годам приобрел в США законченные очертания и позволяет ныне проводить обоснованную и скоординированную хозяйственную политику (в которой, конечно, немалую общую роль играла и "финансовая дисциплина"). Нужно при этом отметить, что наличие такого механизма и умение им пользоваться - это, в сущности, два различных, но равнозначных, одинаково важных фактора.
К декабрю прошлого года бескризисное развитие американской экономики продолжалось непрерывно 103 месяца. Но это не самый длительный пока период непрерывного экономического роста в США после второй мировой войны. Наиболее продолжительным был период 1961-1969 гг. (106 месяцев) - его принято связывать с успехами кейнсианских рычагов воздействия на экономику и, кроме того, со значительной стимулирующей ролью войны в Юго-Восточной Азии. Следующий период длительного экономического роста (92 месяца) падает на мирные 1982-1990 гг. - его принято было связывать с "рейганомикой" и частично ассоциировать с монетаристским подходом к экономической политике. На деле, однако, основную роль в этот период сыграли чисто бюджетные стимулы (в том числе связанные и с расширением военных расходов), причем роль государства, которая, по идеям "рейганомики", должна была сократиться до уровня примерно в 19% ВВП (по доходам и расходам федерального бюджета), в реальности возросла - федеральные расходы увеличились до 23,6% ВВП при возросшем дефиците бюджета.
Таким образом, оба эти периода связаны с усиленным использованием бюджетно-налогового инструментария. Рейган делал попытку уменьшить масштабы социальных программ - частично, как уже говорилось, она удалась, - и избавиться от бюджетного дефицита - это не получилось, а чрезмерное урезывание федеральных социальных программ вызвало рост налогообложения на уровне штатов, что в совокупности означало крах бюджетной составляющей "рейганомики". Надо еще напомнить, что общее сальдо по бюджетам штатов и местных органов власти из года в год было положительным, и весь груз дефицитного финансирования государственных расходов принял на себя федеральный бюджет.
Нынешний период роста начался после спада 1990-1991 гг. Выход из спада был первоначально очень слабым, дефицит огромным - из-за спада и просто по структурным, коренным причинам. В основу экономической программы Клинтона была положена простая мысль: заставить экономику расти, подчинив в то же время контролю бюджетный дефицит. Идея заключалась в том, что уменьшение бюджетного дефицита должно было привести к снижению процентных ставок и позволить стимулировать частные инвестиции. Расчет делался на то, что финансовая дисциплина и контроль над инфляцией и
стр. 33
--------------------------------------------------------------------------------
темпами роста производительности труда, а также ожидаемое при этом снижение уровня безработицы не позволят слишком возрасти процентным ставкам - это воспрепятствовало бы экономическому росту, загубив его в самом зародыше.
В реальной американской экономике клинтоновского периода образовалась комбинация из низких темпов роста потребительских цен и низкого уровня безработицы; сумма этих двух показателей дает так называемый "индекс экономического неблагополучия", значения которого в последние годы близки к значениям 1960-х годов и ниже уровня 1980-х. Очень важный факт: все это происходило в мирных условиях, без специфического стимулирующего воздействия военных расходов. Другой заслуживающий внимания факт: устойчивый неинфляционный рост, полученный совместными усилиями президентского экономического аппарата и ФРС, в то время как после роста 1960-х годов наступил настоящий (по американским меркам) разгул инфляции. Кроме того, Клинтон сумел сохранить ориентацию на социальные ценности в условиях ожесточенного конфликта с правореспубликанским конгрессом, но еще он к тому же и понизил "роль правительства" - долю федерального бюджета в ВВП страны, т.е. сделал то, чего не удалось сделать Рейгану, хотя Рейган именно этого хотел добиться путем снижения социальных расходов.
В результате "индекс экономического неблагополучия" в последнем десятилетии XX в. составил в среднем 9,4 (в 60-е годы - около 7, в 80-е - свыше 11). Ликвидированный ныне бюджетный дефицит еще в 1993 г. планировался на 1998 г. на уровне 400 млрд. долл., а к 2003 г. он должен был составить более 600 млрд. долл. Конкретными причинами экономических успехов демократической администрации стали, по оценкам правительственных экономистов, во-первых, активная бюджетно-налоговая политика; во-вторых, ускоренные по сравнению с ожидавшимися ранее темпы экономического роста; в-третьих, более высокие, чем предполагалось (даже с учетом ускоренных темпов роста экономики) темпы увеличения поступлений в федеральный бюджет.
Стратегия демократов в бюджетно-финансовой области строилась под давлением трех обстоятельств: необходимости противостоять постоянному сильнейшему давлению республиканского большинства в конгрессе и добиваться компромисса при планировании бюджетных расходов и доходов; стремления сохранить необходимый баланс между социальными и другими важнейшими категориями расходов федерального уровня - для поддержания приемлемого общественного климата, благоприятных условий для экономического роста и повышения международной конкурентоспособности американских товаров; необходимости ликвидировать бюджетные дефициты с целью определенного оздоровления экономики и одновременно выполнения одного из главных требований республиканцев.
Поэтому в основу и экономической стратегии, и бюджетной политики Клинтона были положены прежде всего предложения по уменьшению бюджетных дефицитов на 500 млрд. долл. за пять ближайших лет, одобренные американским конгрессом в 1993 г. По этой комплексной программе был несколько замедлен будущий рост расходов по ряду программ (включая социальные), внесены некоторые изменения в налоговую политику (уменьшено бремя подоходных налогов для 15 млн. небогатых семей при увеличении
стр. 34
--------------------------------------------------------------------------------
ставок этих налогов для 1,2% налогоплательщиков с наибольшими - свыше 270 тыс. долл. - годовыми доходами), приняты некоторые дополнительные меры в законе о сбалансированном бюджете 1997 г.
Ускорившиеся больше ожидавшегося темпы экономического роста дали двойной выигрыш: быстрее, чем предполагалось, росли доходы населения и предприятий, что создало возможность дополнительных бюджетных поступлений, и к тому же в последние годы снизились размеры бюджетных выплат по безработице и по другим социальным статьям.
Что касается размеров поступлений в федеральный бюджет, особенно в 1997 и 1998 гг., они также возрастали против ожидаемого уровня из-за необычно и неожиданно высоких сборов по индивидуальным подоходным налогам. Это, в свою очередь, стало следствием, во-первых, быстрого увеличения размеров "прироста капитала" и, во-вторых, перехода в более высокий налоговый разряд большого числа налогоплательщиков с уплатой ими более значительных, чем предполагалось финансовыми планами правительства, сумм подоходного налога. Произошло это прежде всего из-за быстрого роста биржевого курса акций на фондовом рынке США. Отмечается также важная роль замедления роста стоимости медицинского обслуживания в масштабах страны, что позволило несколько снизить против проекта расходы на федеральные программы здравоохранения.
В совокупности это и дало возможность гораздо быстрее, чем администрация Клинтона намечала всего годом-двумя раньше, ликвидировать бюджетный дефицит, причем доля федерального бюджета в ВВП уменьшилась в 1998 г. до 19,7%, в то время как в годы Рейгана-Буша она колебалась в пределах 21,4- 23,6%. Снизилась и доля расходов на оборону в ВВП - с 6,2% в 1985-1986 гг. до 3,2% в 1998 г. Общее функционирование американской экономики в 1998 г. оценивается американскими правительственными и независимыми экспертами в целом как "весьма хорошее", и это подтверждается важнейшими показателями: реальный экономический рост - около 3,7%, увеличение количества рабочих мест в несельскохозяйственном секторе на 2,9 млн. за год, уровень безработицы составил всего 4,5% - самый низкий показатель после 1969г., к тому же ниже нормы "полной занятости"; всего на 1,6% увеличился индекс потребительских цен - меньше темпы инфляции были только в 1964 г.
Правда, в этот период ощущалось и влияние мирового финансового кризиса: резко уменьшился чистый экспорт в 1998 г. в результате замедления роста или кризиса в странах - партнерах США по внешней торговле, а также из-за девальвации ряда валют по отношению к доллару. К концу года экономика США функционировала не столь успешно, как в первой половине года. Однако в целом она набрала хорошую инерцию роста, и к тому же полученное в 1998 фин. г. положительное сальдо федерального бюджета способствовало сохранению низких процентных ставок, увеличивало возможности инвестиций, позволило поддержать стабильную деловую обстановку для частных предпринимателей. ФРС довольно устойчиво держала учетную ставку, несмотря на несколько небольших снижений и три повышения - уже в 1999 г., в знак противодействия чрезмерно быстрому росту фондового рынка. Таким образом, успех стал результатом точных и скоординированных усилий в
стр. 35
--------------------------------------------------------------------------------
бюджетно-налоговой и кредитно-денежной сферах; еще одно важнейшее для администрации Клинтона следствие - появившаяся возможность "погасить" кризис в области финансирования социальных программ, наступление которого ожидалось после 2005 г.
По официальным прогнозам предполагается, что темпы экономического роста до 2007 г. составят в среднем по 2,3% в год, производительность труда будет расти примерно на 1,3% в год (несколько ниже 1997-1998 гг., когда темпы роста составили 1,7-2,1%); рост потребительских цен ожидается в пределах 2,3% в год, уровень безработицы составит от 4,8 до 5,3% (на период до 2005 г.); процентные ставки могут немного вырасти. Продолжится рост импорта, ухудшится платежный баланс. Однако в целом, считают экономические советники Клинтона, причин, по которым нынешний экономический рост должен был бы прекратиться, в нынешнем состоянии экономики не обнаруживается. Делается ссылка на предыдущие периоды длительного роста, которые обрывались по различным причинам: из-за роста инфляции, финансовых дисбалансов и бюджетных дефицитов, роста товароматериальных запасов. Сейчас подобные признаки неблагополучия не обнаруживаются.
Важную роль в поддержании прогностического оптимизма играют, конечно, невысокие процентные ставки и повышение котировок ценных бумаг, низкие финансовые риски, в чем, а это важно, убеждено население США, у которого ширятся представления о наступлении "новой эры" для экономики, когда низкая инфляция, постоянный экономический рост, уменьшенная амплитуда колебаний цикла станут нормой. На этом и основывается прогноз экономической конъюнктуры в ближайшие годы: продолжение неинфляционного роста умеренными темпами и устойчивый прирост рабочих мест.
И тем не менее нельзя обойти вниманием два серьезных обстоятельства, таящих потенциальную угрозу благополучию и в финансовой сфере, и в экономике США в целом. Первое из них - постоянный рост курсов акций на бирже, который поражает воображение американцев и дает немалую долю прироста ВВП. Свидетельствуя вообще о здоровом состоянии хозяйства, этот рост в то же время носит неконтролируемый характер, сродни инфляции в денежной сфере и грозит "перегревом" всей экономике. Неизбежный катарсис может (вместо девальвации в сходных обстоятельствах в валютной области) принять форму биржевого "обвала", тем более, что биржевые котировки очень чувствительны к действию посторонних факторов. С такими факторами как раз и связано второе настораживающее обстоятельство - очень быстрый рост дефицита платежного баланса, с которым приходится весьма серьезно считаться, потому что этот показатель отражает качество "работы" экономики страны и ее взаимоотношений с другими экономиками.
Как можно убедиться, в настоящее время друг другу противостоят два основных показателя, характеризующих, в количественном и качественном отношении, состояние американского хозяйства: федеральный бюджет, прямо подконтрольный правительству (с понятными ограничениями), и ярчайший выразитель тенденций "свободного рынка" - динамика биржевых курсов. По количественным показателям оба явления находятся в области безусловно положительных значений. Другое дело - "качество" этих характеристик.
стр. 36
--------------------------------------------------------------------------------
Во-первых, динамика фондового рынка испытывает сильное влияние чисто психологических факторов, склонных к неустойчивости. Во-вторых, котировки, которые начинали свой рост под влиянием "встроенных", внутриэкономических факторов, используя отечественные хозяйственные резервы, теперь во все большей степени растут благодаря приливу внешнего капитала - из других стран и из международных фондов и т.п. Этот фактор в решающей степени ослабляет уверенную устойчивость повышательных тенденций на бирже в силу известной склонности "мигрирующих" капиталов к быстрому "бегству" в случае ухудшения хозяйственной конъюнктуры в стране- реципиенте (как это и случилось в кризисные 1997-1998 гг. в странах Юго- Восточной Азии с серьезными негативными последствиями для их экономики).
В таком случае может оказаться, что малейший серьезный сбой в функционировании биржевого рынка (вероятность такого сбоя, не надо забывать, тем выше, чем более уверенно будет себя ощущать европейская экономика и общая валюта) приведет к ухудшению хозяйственных показателей и к нарушению бюджетного благополучия. Но в то же время сбалансированный бюджет считается новым качеством экономики США, залогом ее успешного будущего. Видимое расхождение в векторах потенциального воздействия на экономику изменений двух важнейших показателей ее общего состояния заставляет усомниться в точности бытующих прямолинейных, одномерных представлений о процессах в хозяйственной жизни США и об их оценках в экономической литературе. Здесь мы вновь сталкиваемся с явлением, которое, с одной стороны, лежало до сих пор на далекой периферии интересов российских экономистов, а с другой - не очень выпячивалось и американскими исследователями, хотя важнейшая его роль в функционировании федерального бюджета и всей экономики США неоспорима.
(Окончание следует)
стр. 37
Факт, лежащий в основе общей характеристики главных сегодняшних событий экономической жизни США и экономической политики администрации Клинтона, очень прост: демократам удалось решить задачу, впервые поставленную десятилетия назад, и избавить федеральный бюджет от дефицитов, бывших многие годы неотъемлемой и хронически неизбежной частью бюджетной политики менявшихся администраций. Но этот простой факт влечет множество вопросов - почему, например, дефициты все же не были ликвидированы раньше, какие факторы мешали этому в прежние годы и помогли сейчас, были ли эти факторы закономерным порождением "стихийного рыночного саморегулирования", проявлением слабости американской экономической системы или связаны с действием иных субъективных обстоятельств и, в конце концов, чем объясняются очевидные успехи американской экономики в последние годы и насколько они прочны и долговременны?
На многие из этих, да и других вопросов ответить сразу не удастся: и вопросов явно больше, чем готовых ответов, и толкование каждой из затронутых проблем может быть различным, к тому же недостаточно ясны пока суть и причины многих новых явлений в хозяйственной сфере США. Последнее и, может быть, главное обстоятельство связано совсем не только с недостатком информации (бедой многих российских исследователей) или с новизной и непривычностью происходящего. Таково в точности восприятие и у тех специалистов, информированность и квалификация которых представляются бесспорно высокими. В последнем (февраль 1999 г.) Экономическом докладе президента США, в разделе о росте курсовой стоимости ценных бумаг, говорится: объяснить масштабы этого роста и размеры доходов, которые он принес, - значит решить проблему, несущую в себе много загадочного. Возможно, следует подождать более определенных изменений в экономике, исследовать дополнительные факторы, обычно уходящие из поля зрения аналитиков, сменить ракурс рассмотрения и его методологию. Однако происходящее и сейчас возбуждает острый интерес не только с теоретической, но и с практической точки зрения: случайность ли достигнутый успех, могут ли его в какой-то мере повторить другие страны, наконец, что может извлечь из него Россия?
--------------------------------------------------------------------------------
* ДЕЙКИН Александр Иванович - экономический обозреватель журнала "Новое время".
стр. 16
--------------------------------------------------------------------------------
Либеральная теория против американской практики
Провал российских экономических "реформ" 1992-1998 гг., казалось, должен был поставить точку в затянувшемся диком (и по содержанию, и по результатам) экспериментаторстве, заставить искать, а точнее - начать осваивать, другие, известные пути перехода к рыночной экономике, которые хороши уже тем, что, во-первых, опробованы и понятны и, во-вторых, гарантированно не несут существенного ухудшения ситуации. Вместо этого в России началась новая игра: все стороны, имеющие отношение к власти, усиленно делают вид, что выхода из создавшегося положения не просматривается, увлеченно объясняют, почему с российской экономикой нельзя сделать ничего путного, - и не делают ничего, даже самых нужных и очевидных вещей, например, тщательной санации банков или сведения к минимуму "теневого" сектора экономики.
Происходить такое может лишь вследствие сочетания трех причин: некомпетентности властей, крепко засевшего в них нежелания изменить что- либо в лучшую сторону (включая и боязнь - как бы от таких попыток хуже не стало) и сознательного умысла. Наличие последнего можно считать бесспорным фактом, хотя и не распространяющимся решительно на всех, кто близок к руководству экономикой. Иначе как намеренно, нельзя было бы допустить столько ошибок - тяжелых, последовательных, координированных и не подвергавшихся исправлению даже после того, как они многократно были названы и подтверждены.
Частный, но яркий пример развития на основе понятных всем и обоснованных экономических решений, сводящихся к эксплуатации самого простого из всевременных экономических постулатов - здравого смысла, дает хозяйственная динамика последнего десятилетия в США.
Многогранность и сложность проблемы заставляют отсечь от анализа огромный массив соображений, связанных с давней, предшествовавшей подготовкой "рывка 90-х" в экономике США, - те объективные и субъективные факторы, которые позволили американскому капитализму развиваться быстрее европейского (например, отсутствие пут феодализма, единая огромная территория, индивидуалистическая протестантская этика, умелое и длительное использование "ножниц цен" между ввозимым сырьем и экспортом готовых изделий, отсутствие войн на собственной территории, быстрые и решительные выводы из уроков 1930-х годов), достичь самого высокого уровня жизни и международной конкурентоспособности. Все это, конечно, стало прочным фундаментом современной американской промышленности, сельского хозяйства, внешнеэкономических связей, в который бесчисленными нитями врастает сегодняшняя экономика. На все это, как и на период после 1945 г. до начала 1990-х, было бы полезно взглянуть с позиций накопленного опыта - и вполне может оказаться, что многие яростные дискуссии недавних лет среди американских экономистов, как и российских (советских), не слишком соизмерялись масштабами и накалом страстей с реальной значимостью
стр. 17
--------------------------------------------------------------------------------
затрагиваемых проблем или обходили стороной некоторые чересчур острые углы. На первый план, напротив, выходят сейчас проблемы и идеи, традиционно считавшиеся либо периферийными, либо уже решенными и неинтересными.
Годы российских "реформ", в частности, ярко высветили прежде всего один бесспорный факт: взгляд на экономику, американскую или российскую, из США и из России не только может - должен быть различным. Что получилось с российской экономикой после того, как ее попытались лечить по рецептам не самых выдающихся американских экономистов, мы знаем. Дело зашло далеко, теперь более осмотрительные экономисты и политики в США, обеспокоенные снижением имиджа своей страны как главного хранителя демократических ценностей, выступают с решительным осуждением прошлых экономических рекомендаций и "помощи", которые использовались в России исключительно (по их мнению) в целях укрепления политического режима власти и привели к краху российской экономики и хозяйственных реформ. Это - пример трансформации американских взглядов на российскую экономику, движимой, впрочем, теми же политическими и экономическими интересами американского государства, в силу которых возникли и дезавуированные ныне прежние рекомендации и курс "помощи российским реформам". Признав закономерность вместе с объяснимой природой и собственных интересов у США, и эволюции американских представлений о российских реформах и отметив долго культивировавшуюся отечественными политиками нецелесообразность таких интересов для нашей страны, обратимся все же к российским представлениям об американской экономике.
В прошлые годы российские американисты уделяли чрезвычайное внимание либо политизированным секторам и проблемам экономики США (таким как военно-промышленный комплекс или экспансия американского капитала в развивающиеся страны), либо некоторым техническим особенностям ее функционирования (с привкусом "фундаментализма"). Американцы и сами немало подогревали интерес к таким именно темам - но у них были на то свои причины. Российские исследователи, чаще всего по идеологическим соображениям, оказывались глубоко в русле "избранных" направлений. Результат принес много по-настоящему ценных и полезных работ, часто очень весомо дополнявших и корректировавших американские представления об экономике США. Неизбежные "идеологические" издержки далеко не всегда мешали проявиться оригинальной точке зрения или глубине анализа. Но и взгляды на экономические процессы в США среди советских и российских исследователей невольно формировались с учетом подсказанного выбора тем и агрессивных тонов, часто требовавшихся при их рассмотрении. В силу ограниченности общих исследовательских возможностей отечественной науки это означало вынужденное забвение (или игнорирование) других тем или же поверхностное их рассмотрение, из чего для читателя-неспециалиста следовал логичный вывод о сравнительной малозначительности всего того, что в научной литературе не рассматривалось.
Существовали темы, которые не только не запрещались и не замалчивались - они были в центре внимания, но при этом никогда не исследовались в нужном ключе, в полном объеме и с учетом всех реально происходящих
стр. 18
--------------------------------------------------------------------------------
процессов, их участников, взаимодействий между ними. Одной из таких тем и было государственное регулирование экономики. Исследовался государственно-монополистический капитализм. С небольшой натяжкой его можно считать синонимическим вариантом госрегулирования, и специалисты уже в 1970-е и в 1980-е годы для себя эти наименования часто отождествляли. Но сложился определенный стереотип анализируемых проблем и подходов. Во главу угла чаще всего ставился военно-промышленный комплекс, а еще до введения в оборот этого словосочетания Д.Эйзенхауэром в его прощальной речи при передаче президентского поста Дж.Кеннеди - просто милитаризация экономики. Такой акцент не был чисто пропагандистским, научные потребности его допускали и оправдывали, однако всех аспектов и всей глубины процессов государственного регулирования экономики это далеко не исчерпывало.
Государственное вмешательство и в самом деле ярче всего проявилось в военно-промышленной сфере, однако в заметных масштабах только начиная с первой мировой и главным образом - во вторую мировую войну, развиваясь дальше в связи с войнами в Корее и в Юго-Восточной Азии. Но нельзя не вспомнить, что вся экономическая история США в XX столетии проходила под знаком неуклонного, хотя и импульсивного и неравномерного, наращивания количественного и качественного вмешательства государства в хозяйственные процессы. Точно так же нельзя обойти важный факт, мало кем отмечавшийся: в США реальное начало государственному вмешательству в экономику в современном понимании этого выражения - необходимая оговорка, потому что государство во все эпохи с момента своего появления и при всех общественно- политических формациях только и делало, что вмешивалось в экономику, - было положено в 1863 г. принятием закона "О национальных банках": во- первых, вводился строжайший правительственный контроль (осуществляемый и поныне министерством финансов США) банковской сферы и, во-вторых, предпринималась серьезная попытка упорядочить состояние дел в этой сфере, избавив ее от злоупотреблений и хаотичности (сразу это не получилось, спустя 70 лет потребовались еще реформы Ф.Рузвельта). И уж потом появляются антитрестовский закон Шермана (1890 г.) - борьба с монополиями, позже - законы в сферах труда и здравоохранения и, наконец, закон "О Федеральной резервной системе" (1913 г.) - новая попытка упорядочить банковскую сферу и кредитно-денежные проблемы, своевременная, но, как выяснилось всего 17 лет спустя, недостаточно глубокая.
Рост производства, усложнившиеся хозяйственные связи, увеличение количества вовлеченных в деловые процессы лиц и компаний заставили задуматься не только о денежных операциях, но и о широких контролирующих функциях государства. Прагматичные американцы уже знали: власть - это бюджет. В нем должно быть достаточно денег, и им надо умело управлять. Поэтому в 1921 г. появился закон "О бюджете и отчетности", организовавший Бюджетное бюро в составе министерства финансов, но под личным руководством президента США, - до этого никто в исполнительной власти формированием бюджета фактически не занимался, это делал конгресс, которому теперь остался контроль над правительственными финансами (положенный ему
стр. 19
--------------------------------------------------------------------------------
по конституции), а составление бюджетных проектов стало прерогативой исполнительной ветви.
Все же это были пока эпизодические, довольно редкие акты, хотя вмешательство государства в экономику усиливалось. Но с принятием закона 1921 г. был совершен поистине судьбоносный для бюджетной системы США шаг: с организацией Бюджетного бюро проектирование и исполнение бюджета оказались разделенными между президентской администрацией и министерством финансов, а для общего финансового контроля правительственных операций тем же законом было учреждено Главное контрольно-финансовое управление.
Преимущества такого бюджетного устройства во всю мощь развернулись после второй мировой войны, а до этого еще была серия крутых банковских и валютных мероприятий Ф.Рузвельта в 1930-е годы - российские "реформаторы" назвали бы их не иначе, как "госплановско-коммунистическими". Но матереющий капитализм требовал все более неукоснительной дисциплины в обеспечение своего выживания, игры в "свободу рынка" после 1930-х годов были прекращены, а уже 1946 год внес последний штрих в организацию каркаса госрегулирования в США, и оно превратилось из серии эпизодических актов в целенаправленную систему: закон "О занятости" (принятый в развитие ряда положений Конституции США - статья 1) обязал все власти работать во имя трех главных экономических целей: высокая занятость, экономический рост, подъем уровня благосостояния населения. С этими вполне социал- демократическими целями (а сказать точнее - благодаря их своевременной постановке) живет и растет самый "либеральный" среди развитых стран мира - по финансовой доле государственного вмешательства - американский капитализм, имеющий, наверное, самую качественно развитую систему государственного экономического регулирования.
По отдельности обо всем этом вроде бы давно в России писали - например, С.Меньшиков или авторы монографии "США: государство и экономика" (1976 г.), конечно, в этом ряду нельзя не вспомнить двухтомник "Политическая экономия современного монополистического капитализма" (1975 г., под ред. Н.Н.Иноземцева); но в этих работах, как и во многих других, недостаточно глубоко и широко разбирались вопросы, ставшие актуальными в 1990-е годы; правда, надо отметить, и видимых искажений реальности содержалось в них на удивление мало. Все писавшееся ранее подтверждает: послевоенная экономическая история США - многочастная драма борьбы властей против случайностей конъюнктуры и за эффективное предпринимательство, со взлетами и провалами, с неожиданными кризисами и "непонятного происхождения" успехами. Благополучные 1960-е с откровенным упором Дж- Кеннеди - У.Хеллера на активную форму кейсианства вдруг сменяются в следующем десятилетии озадачившей всех "пробуксовкой" идей Кейнса - Рузвельта, и эти идеи торопятся похоронить. Но на самом-то деле в меняющихся хозяйственных обстоятельствах затормозилось развитие американской экономической науки и не были вовремя обновлены навыки ее применения.
Такое происходило не впервые - кризис 1930-х стал отчасти следствием как раз отставания науки - то уходившей в абстракции (парадоксально опережавшие время), то державшейся за консервативно безопасные смитсианские
стр. 20
--------------------------------------------------------------------------------
постулаты и неторопливо их развивавшей, в то время как экономика стремительно менялась и требовала нового к себе отношения и новой технологии управления ею, государственного менеджмента. Практик Рузвельт и знакомый с практикой теоретик Кейнс счастливо нашли друг друга, но все- таки практик оказался первым. По-иному быть не могло, никто во власти не обращал раньше на науку особого внимания, это только кризис 1930-х годов научил, заставил обратиться к теории, законодательно поставить ее на службу разработчикам экономической политики. Но ни к 1960-м, ни к 1970-м годам сосуществование теоретиков и политиков в экономической области еще не было отработано; привычным и отточенным (и даже рутинным) оно стало чуть позже - один из нечаянных результатов рейгановских экономических экзерсисов, вовлекших его "рейганомику" в прочную кейнсианскую оболочку. Это случилось поневоле, но экономическая идеология Рейгана мало интересовала, а на обращенное к нему слово "либерал" он реагировал как на оскорбление.
По этим причинам созданный - опять-таки законом 1946 г. - специально для экономического менторства на президентском уровне Экономический совет при президенте США сориентировался в начале 1970-х годов неудачно; его активность не была регламентирована законом, и не все президенты умели слушать и понимать скучные экономические материи, теория и прикладная правительственная аналитика оказались захвачены врасплох, не смогли оценить не вдруг возникший комплекс негативных обстоятельств. Экономические советники на этот раз плохо справились с обязанностями, потому что постоянная смена хозяйственных обстоятельств - закономерность растущей экономики. К тому же ведь и нельзя создать теорию, отвечающую на каждый из конкретных повседневных практических вопросов настоящего и будущего; ответы дают и ответственность несут те, кто теорию применяет и использует.
Одно это соображение должно уже снять вину, на протяжении четверти века взваливаемую на безответное кейнсианство, которое-де оказалось неспособным объяснить, предотвратить и излечить новые экономические беды. Плохо понятое кейнсианство на практике дало возможность определенным политикам использовать момент, открыто сыграть на стороне крупного капитала. Прикрытием выступили А.Смит и новейший гуру М.Фридмен. Правда, если бы не было последнего, ничего не изменилось бы: атака на политику государственного вмешательства назрела, была необходима, в первую очередь, самой этой политике - для очищения от ошибок, хлама и излишеств.
Срочное исправление ошибок требовало радикальной переоценки подходов и к экономике, и к практическому применению кейнсианских принципов, потому что в реальности, как все начинали понимать, не Кейнса следовало винить в неудачах, даже если его писаная теория была бы неполной или неверной, как не Маркса нужно делать "козлом отпущения" за вывихи советской экономики и не на М.Фридмена взваливать "заслугу" доведения до полной деградации российского народного хозяйства в 1990-е годы. Теоретики - известные или нет, правые или левые - создают всего лишь концепции, схемы, чертежи, а воплощают их в жизнь политики, которые, во-первых, могут плохо разобраться в предложенной теории, а во-вторых, всегда действуют под
стр. 21
--------------------------------------------------------------------------------
давлением соблазна переиначить оригинальную идею, сдвинуть опорные точки теории, "подогнать" ее под свои цели и представления.
Все это и случилось в России, где "реформаторы" без стеснения приписывали основоположникам "монетаризма" собственное понимание их идей, свои мысли и помыслы. А в США 1970-х, в точности как позже в России (только не так долго, бесцельно и бездарно), неудачи экономики вызвали на время "топтание" науки на месте. Появилась "рейганомика". Но крупный капитал, на который она работала, быстро стал "зарываться", и тогда американская политическая система без тени смущения по соображениям экономической идеологии и под руководством того же Рейгана отторгла неудачную и, главное, невыгодную Америке в целом концепцию, вернула экономическую политику на рельсы здравого смысла. На них и был заложен успех экономической политики Клинтона. Эти события заставляют обратиться к особенностям современной американской экономики и ее свойства "саморегулирования", которое проявило свою силу и при Рейгане, и позже, но только совсем не вследствие "полной рыночной свободы".
Один из пируэтов экономической идеологии российских "реформаторов" начала 1990-х заключался в том воистину безысходном выборе, который они навязывали российскому обществу. По их словам выходило, что в мире нет экономических путей, кроме двух. Один - ненавистный коммунистически- распределительный, командно-административный, его надо отвергнуть как порождение тоталитарного режима, недееспособное в экономическом плане. Второй - "либеральный", избранный всем прогрессивным капиталистическим человечеством - по нему, получалось, надо и России идти. Внушалось: госрегулирование эквивалентно цековско-госплановскому строю. Реформы могут быть только "либеральными". Далее шла интерпретация "либерализма", "либерального капитализма", на сегодня хорошо известная и благополучно провалившаяся в России после семи тяжелейших лет бесплодного и дорого стоившего народу внедрения.
Можно задаться естественным вопросом: может быть, это Россия - особо трудная для "либерализма" страна, а в более цивилизованных государствах он работает нормально? Или - еще вариант: все получилось бы, но мешали обстоятельства, люди, климат, география, "красные", национальная психология... Иными словами, все блестяще получилось бы, будь на месте России другая страна. На этот невероятной нелепости аргумент все же требуется серьезный ответ. Здесь, как и применительно к США 1960-1970-х годов, надо четко разделить экономическую теорию и экономическую политику. Допустим, теория верна и безгрешна. Тогда, раз политика - "искусство возможного", то и корень неудачи не в несчастных российских обстоятельствах, а в тех, кто их не учел, не сумел правильно применить теорию, не предвидел и не оказался готов справиться с сопротивлением каких- то сил (обычным при переходе к новому экономическому укладу). Но бездарная (или неопытная - кому как нравится, дела это не меняет) политика внедрения "либерализма" в России не должна уводить - а это, похоже, сейчас цель "реформаторов" - от второго, главного, гораздо более важного вопроса: так ли уж плодотворен "либерализм" в экономике, где он успешно применялся, неизбежен ли он в конце концов?
стр. 22
--------------------------------------------------------------------------------
Российский читатель привык к затверженной формуле "реформаторов": новая Россия возможна только на основе демократии и свободного рынка; "либерализм" - это и есть демократия плюс неограниченная рыночная свобода. Подразумевалось и говорилось прямо, что все развитые страны на этой комбинации двигались к процветанию, ею поддерживают свое процветание и сейчас. Многие чувствовали, что это не так, но четко изложить позицию не умели; разве что теперь можно сослаться на печальный и дорогостоящий практический опыт. Не помогла вразумительным объяснением и наука - российская и зарубежная. Что касается западных, в том числе и американских теоретиков, - их позиция понятна: они не слишком увлекаются в наши дни обобщениями на уровне выше микро- или мезоэкономики, соединять политику с экономической практикой отвыкли (да и надобность, какая была, с развалом СССР отпала); есть и другие причины, заставляющие их втихомолку "не замечать" некоторых проблем и проявлений макроэкономики.
А вот российская академическая наука оказалась практически невооруженной против внезапного пришествия дремучей "реформаторской" некомпетентности (или сознательного подлога - сейчас не в этом главное). Правда, российские власти на протяжении 1990-х годов академических экономистов в России не замечали. Когда же после августовского кризиса 1998 г. об академических теоретиках вспомнили, представленные последними рекомендации оказались в разительном несоответствии с потребностями перехода к рыночной экономике и реально создавшимися условиями. Оставалось впечатление, что в разработке этих предложений участвовали только "маститые" экономисты, хорошо знакомые с социалистической экономикой - что и подтверждалось местами прекрасным анализом произведенных в российском хозяйстве разрушений. Участия квалифицированных специалистов по зарубежной экономике в этих предложениях заметно не было - что, можно предположить, стало главной причиной уничтожающих (и, вероятно, не вполне справедливых) отзывов прессы по поводу академических рекомендаций.
Неэффективностью российской экономической мысли эффективно воспользовались "реформаторы", целенаправленно и открыто ведя ее к полному разгрому. Однако, как показали прошедшие годы, качественный задел у российских экономистов-зарубежников все-таки был, не хватало его целостного оформления, а в основе недостаточной четкости и "потребительской готовности" нужных академических идей лежала прежде всего непоследовательность и нерегулярность разработок 1960-1980-х годов. Несмотря на множество ценных по отдельности исследований, к началу реформ не были готовы ответы на некоторые ключевые вопросы, а последовавший убийственный антиакадемический прессинг, и не только финансовый, особенно чувствительный в гуманитарных отраслях с самого начала текущего десятилетия, фактически блокировал возможность быстрого развертывания исследований в нужных направлениях. Мешали и чванство, и неразворотливость академической системы, которые "реформаторы" с успехом сделали оружием самоуничтожения опасного конкурента в науке.
В итоге наступил закономерный крах, и российские власти не получили нужного и своевременного анализа ситуации и эффективных рекомендаций по
стр. 23
--------------------------------------------------------------------------------
предотвращению, а потом - и по ликвидации кризиса августа 1998 г. Правда, власти и не проявляли заинтересованности в таком анализе, сведя список своих "консультантов-теоретиков" к нескольким "либеральным" фамилиям. Более того, появилась преувеличенная озабоченность по поводу непомерной сложности неконтролируемого кризиса, а выходы из него предлагались невыполнимые - например, бесконечное "сжатие" денежной массы, которая в России и так меньше нормы в 3-3,5 раза.
Между тем набор нужных экономических мероприятий не так сложен, их планированию и реализации мешают только чисто политические мотивы и отсутствие ясной цели развития государства. Но одной из центральных причин, воспрепятствовавших - еще в самом начале 1990-х годов - составлению грамотных и не противоречащих ни теории, ни реальной практике капитализма рекомендаций по безболезненному переводу российского хозяйства на рыночный путь, стала незавершенность, фрагментарная клочковатость отечественных исследований по капиталистической экономике и отсутствие в них объединяющего начала, позволяющего за устройством отдельной фирмы, анализом военной экономики или банковских процедур увидеть всю систему капиталистического хозяйства, ее рабочий механизм; не было той ниточки, которая распутывала бы весь сложный клубок, называемый современной рыночной экономикой. А с "реформаторской" стороны упорно внушалась мысль, что такой нити и нет в природе развитых государств, что их экономика построена на стихийной игре "свободных рыночных отношений".
На самом деле вся история современного капитализма противоречит такому утверждению. Только невостребованностью объективных практических выводов в прежние десятилетия можно объяснить, что широко известная теория госмонополистического капитализма не была доведена до логического завершения, до простой мысли: капитализм - это и вправду крепкая (хоть далекая от идеала) система, она держится и идет вперед благодаря очень строгим - строже "социалистических" - правилам поведения хозяйствующих субъектов, с естественным распределением не только прав, но обязанностей и ответственности и, самое главное, с наличием центра управления экономикой и весьма действенным механизмом принятия, исполнения и контроля за исполнением экономических решений на высшем уровне. Капитализм, не регулируемый системно и целенаправленно, скончался в 1929 г. Вопрос регулирования стал вопросом выживания системы. "Реформаторы" в России затратили много сил и средств, чтобы навязать экономике систему позавчерашнего дня, которая уже нигде не существует, а в развитом хозяйстве существовать не может. От той системы, которая реально управляет капиталистической экономикой, они на те же средства и с тем же маниакальным упорством уводили внимание российских властей, общественности и всего населения.
Сегодня главная задача капиталистического регулирования - держать капитализм "на плаву" с помощью наработанных известных принципов и приемов. Другого способа нет - хотя и систем госрегулирования столько, сколько
стр. 24
--------------------------------------------------------------------------------
использующих их развитых государств. В США она проявляется особенно ярко, и она же помогает уяснить абсолютную бесперспективность российского "либерализма". Речь не о слабом образовательном уровне представителей этого идейного течения и не о правильности или неправильности применявшихся ими в России методов; последний вопрос достаточно важен, но не в нем коренная причина всех - экономических прежде всего - провалов "реформаторов". Если бы они "свою" систему пытались внедрить в США, хозяйственный строй этой страны был бы разрушен за несколько месяцев, а социальный климат, уровень и качество жизни главной страны капитализма пришли бы в упадок.
Но американская модель капитализма логична и последовательна. Российский же "либерализм" не представляет собой подчиненное общей логике единое учение (или теорию, или течение). В нем две совершенно самостоятельных, не связанных между собой части, два "либерализма" - назовем их для краткости "политическим" и "экономическим". В теоретической платформе "реформаторов" два эти "либерализма" находятся в противоестественном сочетании, которое не может стать прочной основой политического движения, идеологии и т.п. по причине взаимоисключающего, антагонистического характера этих двух его составляющих.
На этот факт обращается мало внимания, что и позволяет, в частности, российским "либералам" именовать себя "демократами", к тому же с претензией на исключительное право носить такое звание. На самом-то деле - наоборот: у "либералов" на такое поименование наименьшее право. Фальшь этого самозванства легко выясняется при обращении к истокам терминологии. Общего у либеральной экономики и либеральной политики (идеологии) - только семантика: слово "либеральный" в одном из его значений - "свободный". В политике идеи либерализма - синоним свободы личности, соблюдения ее прав. На этом и основана демократия, однако требуется важное уточнение: в современном демократическом обществе личные права и свободы ограничены законодательно разумными рамками, ибо безграничная свобода каждого ведет к анархии, сменяемой обычно тоталитаризмом или всеобщей разрухой. Ограничения прав, без которых демократия немыслима, привычны и вроде бы сами собой разумеются - и потому не замечаются.
Иное дело - "либерализм экономический". Это выражение означает свободу экономических отношений, свободу рынка. Однако неограниченная свобода "естественных рыночных законов", к которой призывают российские "либералы" (а всякое ограничение действия этих законов называется регулированием), никак не совмещается с демократией. Она ведет к узурпации власти капиталом. Например, свободная и неограниченная конкуренция с необходимой неизбежностью завершается монополией, и развитые страны борются с монополизацией законодательно с конца прошлого века - в интересах сохранения самой системы рыночных отношений и, разумеется, с помощью государства. Борьба с монополизацией - одна из важнейших функций госрегулирования рыночной экономики, и российские "реформаторы" потратили немало сил на борьбу с рожденными их "реформами" неуправляемыми монополиями, видимо, не догадываясь, что занимаются ненавистным им регулированием.
стр. 25
--------------------------------------------------------------------------------
Монополии губят демократию рыночных отношений, но опосредованно угнетают и свободу личности. Однако есть и другое, более наглядное и прямое проявление недемократичности "рыночных свобод". Предпринимательской деятельностью могут (и способны и готовы) заниматься, по данным социологов, в среднем не более 5% населения любой страны. Больше предпринимателей и не нужно, да и не каждому это интересно. Кто-то должен производить, лечить, учить, обслуживать. Полная "свобода рынка" означала бы, что все основные решения в обществе принимали бы предприниматели. Апогеем именно таких "чисто либеральных" представлений о демократии стало предложение российского "олигарха" Б.Березовского "нанять правительство" за счет объединенных капиталов "крупных предпринимателей", иначе говоря, купить в складчину всю высшую власть в стране. Примитивная откровенность "либерала-практика" предвозвестила судьбу страны, отданной на волю "реформаторской" идеологии, будущее демократии и самого рынка. Однако это предложение стало всего лишь закономерным, логичным итогом грубого подлога в предпосылках, лежащих в основе рассуждений, рекомендаций "реформаторов" и проводившейся ими политики. Подтасовка, коротко говоря, заключается в отождествлении экономического либерализма с рыночной экономикой в целом, либеральных реформ с вообще рыночными реформами, демократии с либерализмом в политике и экономике, а госрегулирования - с планово-директивными методами управления.
"Свободный рынок" (да и "рынок" вообще), таким образом, не входит в число демократических ценностей. Неограниченная "свобода рынка" угнетает демократию. "Рынок" лучше чувствует себя без демократии, его можно терпеть, пока он показывает более высокую эффективность по сравнению с другими формами хозяйствования, но, чтобы он не переходил в диктат производителей и предпринимателей, его стихийная свобода, как и стихийная свобода личности, должна быть обязательно ограничена - в противном случае он уничтожит сам себя. Инструментом такого ограничения может стать только государственная власть, организованная на демократической основе. Цель нанесения на идеи "свободного рынка" профанирующего камуфляжа "под демократию" понятна: диктат монополий без прикрытия фиговыми листками массы не одобрят. Говоря проще, либо "экономический либерализм", либо "демократия". Российские же "реформаторы" во главу угла явно ставят "рыночную свободу". К счастью, население России без научного анализа, руководствуясь здравым инстинктом, уловило не только беспомощность "реформаторов" в вопросах правительственного управления, но и ту обманную базу, на которой строилась их идеология.
От этой идеологии несет ощутимой архаикой. Нечто подобное происходило и в начале века: ни у октябристов, ни у кадетов, ни у прогрессистов не появилось достаточно серьезной социальной базы, избирательской поддержки. Но между нынешними "реформаторами" и либералами столетней давности - существенное различие. Либералы начала века делали огромный шаг вперед - от подавлявшего любую свободу самодержавия к лозунгам общественной демократии и к свободе экономических отношений. Вопрос о степени экономических свобод тогда не стоял, не существовало и понятия госрегулирования -
стр. 26
--------------------------------------------------------------------------------
важно было избавиться от авторитарной системы принятия всех важнейших экономических решений. Современные российские "либералы" попятились назад, отбросив успешный опыт, сочетающий западную демократию и государственное регулирование, который радикально снял былые проблемы "стихийной рыночной экономики".
Другое дело - передозировка госрегулирования: она может быть столь же вредной, как и его полное отсутствие. Но для этого нехитрого вывода достаточно просто логического мышления. Борьба с излишествами государственного вмешательства действительно очень важна - и, в сущности, такая борьба и легла в основу установок западного монетаризма. Это не самостоятельное течение, оно возникло как реакция на излишества и перекосы естественного процесса усиления роли государства в экономике. Основоположники современного монетаризма (М.Фридмен, например), как когда-то А.Смит, на идеи которого монетаристы опираются, не отрицают роли государства.
Эпатирующий крайностями, чем и привлекает внимание и основную массу сторонников, "экономический либерализм" - всего лишь частный случай, кричащее пятнышко на огромном каждодневном поле экономической теории и реальности. Палитра монетаризма удивительно и нарочито бедна и однообразна: "меньше денежной массы", "меньше государства", "меньше бюджетных расходов". В иных условиях, при сильных перехлестах государственного вмешательства в экономику, как это было в отдельных сферах в США при президенте Никсоне, иногда корректирующие рекомендации такого сорта могут вполне оказаться временно полезными - для приведения положения в норму. Однако российские либерал-сектанты не смогли или не захотели усвоить истинный дух монетаризма, их интерпретация либерально-экономических установок отдает низкопробным, школярством, буквализмом зубрил-эпигонов. В августе 1999 г., спустя год после острейшего кризиса, они продолжали рекомендовать России сжать денежную массу, уменьшить размеры бюджета, отменить таможенные пошлины и уменьшить общие масштабы государственного вмешательства в российскую экономику. Более неподходящий курс экономики для России трудно придумать даже при большом желании, особенно если учесть главный аргумент "экспертов от монетаризма": экономика налаживалась везде, где придерживались этих правил, - в Гонконге, Сингапуре и на Тайване. Других стран для примера, с экономикой побольше и не состоящей только из банков, складских помещений и сборочных цехов, у "реформаторов" не нашлось. Вот случай, когда простота - хуже воровства.
Уже много лет назад российские американисты И.Осадчая, Ю.Бобраков, а в последние годы - Я.Певзнер и М.Портной отмечали смыкание крайнего монетаризма (западного образца) с целым рядом положений неокейнсианства. Это не должно удивлять, особенно если учесть, что, например, "рейганомика" прямо вышла из "встроенных стабилизаторов" Кейнса. В сущности, и весь монетаризм можно представить как гипертрофированную, непропорционально раздутую, но только одну из деталей кейнсианства, к тому же не слишком тщательно отшлифованную самим Кейнсом. Вот почему формула западных монетаристов (например, М.Фридмена или Л.Эрхардта) - "государства (в экономике) должно быть не больше, чем нужно" - в корне отличается от лозунга,
стр. 27
--------------------------------------------------------------------------------
исповедуемого российскими "либералами": "чем меньше государства - тем лучше". Парадокс в том, что ограничение вмешательства государства в экономику - такое же проявление госрегулирования, как и усиление этого вмешательства. Экономика капиталистических стран живет в атмосфере, пронизанной госрегулированием, подобно тому, как человек обитает в земной атмосфере, пропитанной кислородом; слишком много кислорода или чересчур мало - одинаково губительно. И никуда не деться от еще одного красноречивого факта: все длительные проявления свободного ли рынка или новейшего "монетаризма" (при А.Пиночете, королеве Виктории или М.Тэтчер) неизменно сопровождались поддержкой исключительно сильной или откровенно авторитарной государственной власти. Дойдя до этапа практического воплощения, "либерализм" отрицает свою демократическую составляющую во имя "рыночных свобод".
Раз ничем не ограниченная свобода экономических отношений душит демократию, то неизбежно получается, что для сосуществования рыночных и личных свобод демократия должна обуздать рынок, его стихию, убрать его "излишества", "ошибки" и негативные проявления, дав раскрыться полезным его качествам. Это и есть принципиальное назначение госрегулирования; суть же его - в отличие от прямого командования в планово-административной системе - состоит в создании условий для эффективного развития всей национальной экономики, включая и частное предпринимательство, и частный сектор, и государственную промышленность (если она есть и в тех пределах, в которых она необходима). Но государственная собственность, с которой российские "либералы", как правило, отождествляют госрегулирование - только одна, и не самая крупная и важная часть всего массива регулирующего инструментария, который включает и бюджетно-налоговые рычаги, и денежно- кредитные инструменты, и стимулирование (или, при необходимости, торможение) развития отдельных производств и отраслей, и активное законотворчество и правоприменение, и многое другое. В США всем этим и занимаются правительство, ФРС, конгресс и судебные инстанции.
Конечно, разные администрации в США проявляли разные подходы к реализации политики госрегулирования, и амплитуда колебаний допускаемой "свободы рынка" бывает очень велика; но основные соблюдаемые при этом принципы незыблемы: экономика - во имя процветания всей страны, а демократия - для всех американцев, не только для лавочников или для рокфеллеров. Собственно, благодаря этому и сохраняются независимые лавочники и вообще малый бизнес.
Так получилось, что дилемму "регулирование или смерть" прагматичные американцы уяснили и разрешили раньше других, в результате чего и был построен тот механизм государственного управления экономикой в рыночных условиях, который сегодня плодотворно работает. Не сразу, но вскоре был востребован потенциал экономической науки, который в схожих условиях в России оказался не вполне кондиционным и совсем не востребованным. Чтобы обеспечить успех госрегулирования, американцы руководствуются двумя главными принципами: во-первых, безусловное уважение к основам рыночного хозяйствования, к частной собственности и конкуренции; во-вторых, безусловное соблюдение всеми демократических правил общественного поведения, т.е.
стр. 28
--------------------------------------------------------------------------------
может быть, и не обязательно приоритет, но во всяком случае внимание к интересам большинства.
Либеральную глупость российских "правых демократов" - пренебрежение социальными программами - американские политики позволить себе не могут, и не только потому, что рост благосостояния населения оговорен (сначала в Конституции США, потом в законе "О занятости") в числе главных целей, обязательных для властей; социальные расходы (под общим контролем государства) - одно из свидетельств ухода от полного господства крупного капитала в сторону экономической демократии. И, кроме того, есть чисто "экономическая" причина: свертывание социальных программ в целях бюджетной экономии спустя некоторое время оборачивается неизбежностью еще больших расходов. В 1980-е годы американская экономика обнаружила способность путем "саморегулирования" ограждать себя от подобных чрезмерностей либерализма. Попытка Рейгана реформировать социальную сферу завершилась значительной (но не слишком) чисткой действительно затратных социальных статей расходов при сравнительно небольшом снижении общих социальных расходов федерального уровня. Этот урок прекрасно усвоил У.Клинтон. И, оценивая весь путь экономической политики США последних трех-четырех десятилетий, по теоретической принадлежности его нельзя отнести ни к "чистому кейнсианству", ни к "чистому либерализму".
Прямая привязка экономического курса (любой страны) к какой-либо теории, учению, стремление прикрыться авторитетом чужой научной школы или практического опыта обычно свидетельствуют о концептуальной слабости правительственной программы (или ее отсутствии) и о неуверенности правительства в успехе и правильности проводимых или намечаемых мероприятий; тот же прием может использоваться и для сокрытия истинных целей проводимой политики. Успешным может быть курс, разрабатываемый на базе практических условий, потребностей и целей конкретной страны в определенный период и направленный на решение вполне определенных проблем в известной последовательности. Дело науки - подсказать способы решения проблем и уже потом дать общее название тому, что получится. Этим путем и идет в США содружество экономической теории и практики. Американские экономисты не спешат обозначить конкретным ярлыком свой нынешний экономический курс. Но проводимые мероприятия, их содержание и последовательность создают вполне отчетливый концептуальный рисунок - хотят того власти или нет.
Разумеется, этот курс нельзя отождествить ни с "экономическим либерализмом" (и потому, что это экстремальная разновидность госрегулирования, и ввиду крайней его однобокости и бедности предлагаемого инструментария - из-за этого он вообще не может быть долговременной основой экономической политики), ни с кейнсианством - оно шире, но попытка положить его сегодня в основу хозяйственного курса (в классическом или "посткейнсианском" варианте) тоже не минует тупиков или некоторой неразберихи. Впитав в себя рекомендации и технические достижения кейнсианства, нынешняя экономика переросла его.
Обращение к социальным программам стало одним из несомненных достижений кейнсианства. И все же упомянутые течения (этим, кстати говоря,
стр. 29
--------------------------------------------------------------------------------
грешила и марксистская политэкономия) обладают существенным одинаковым "встроенным" недостатком: все они рассматривают человека как ограниченное "экономическое существо". Различия между этими течениями в конце концов определяются разницей их подходов к чисто экономическим категориям и проблемам. Этого было достаточно в период становления регулируемого капитализма, но уже к 1960-м годам такой взгляд себя исчерпал. На смену закономерно потребовалась теория, которая не рассматривала бы публичную экономику как комплекс и взаимодействие чисто экономических слагаемых, как экономику ради экономики, а замыкала бы ее процессы, успехи, неудачи, результаты на главном субъекте экономических отношений - на человеке, полагая его не только существом экономическим, но, как оно и есть в действительности, существом социальным, исполненным различных, разнообразных, противоречивых стремлений, инстинктов, склонностей, желаний и страстей. Политикам, не всегда разбирающимся в экономике, такое представление о потенциальном избирателе тоже ближе. И теория закономерно вновь обратилась к "институционализму" - течению, ведущему начало от Т.Веблена и "исторической школы" и часто именуемому "экономической социологией", уже всплывавшему в начале века, затем внесшему вклад в формирование "нового курса" Ф.Рузвельта, но отступившему перед напором более целенаправленного и практичного кейнсианства. Институционализм, наиболее известным представителем которого сейчас является Дж. Гэлбрейт, концентрируется, в частности, на несовершенстве рынка и рыночных отношений, а все экономические процессы рассматривает как результат взаимодействия трех основных "институтов" - труда, собственности и правительственного механизма.
Институционализм откровенно не столь математически строг, как хотели бы выглядеть другие течения, и с привычной точки зрения чистой экономики может производить впечатление разбросанности и чрезмерной многоплановости. Это всего лишь означает, что он больше других теорий соответствует неупорядоченной натуре человека и структуре человеческого общества, а его основные положения не исчерпываются определением потребной величины денежной массы или процентной ставки и спорами о врожденной неустойчивости или, наоборот, устойчивости рыночной экономики, но пытаются хотя бы в общих чертах охватить всю безмерную сложность всех - не только экономических - явлений, процессов и взаимоотношений в человеческом обществе. Социальные проблемы и программы при таком подходе становятся органически неотъемлемой частью и экономической системы, и рассматривающей ее теории.
Американских политических практиков, кажется, мало заботит наименование учения, которое они исповедуют своими действиями, а теоретики-экономисты больше увлечены проблемами фирм, предприятий, отраслей, отдельных блоков и направлений и не спешат дать ему определенное и законченное название. Словом "регулирование" они обычно скромно обозначают отраслевую техническую регламентацию (содержание углекислого газа в автомобильных выхлопах, правила техники безопасности и т.п.). Побеждает - в который раз - исконный американский прагматизм. Но замалчивание теоретического обозначения для реального курса экономики США связано с еще одной
стр. 30
--------------------------------------------------------------------------------
несомненной причиной: неуклонная социализация современного хозяйства нелегко объясняется традиционными выражениями, с привычной точки зрения "экономики свободного предпринимательства" (хотя, как мы видели, нисколько - пока - не противоречит ей). Да и американские исследователи не готовы войти в экономическую веру, которую все чаще именуют "капиталистическим социализмом". К тому же некоторые аналитики (российские в том числе) считают американскую экономику последних лет выражением новой фазы "постиндустриального капитализма", построенной на росте информационных технологий, меньше зависимой от состояния материального производства и экономики других стран и потому самодостаточной. Так или иначе, реальный капитализм, видимо, окончательно перерастает рамки привычных научных представлений.
Как раз эти причины и заставили экономических советников американского президента назвать некоторые из текущих процессов в экономике США "загадочными" - кое-какие объяснения им, надо думать, есть, но советники не хотят или не считают своевременным такие объяснения обнародовать.
Все это, однако, нисколько не помешало Клинтону воспользоваться, сознательно или инстинктивно, чисто институционалистским подходом к строительству своей экономической стратегии - и добиться впечатляющих успехов, которые были невозможны прежде, в том числе и при слегка "либерализованном" Рейгане.
Функционирование рынка, обузданного демократией
В конце ежегодного доклада, выпущенного в феврале 1999 г., экономические советники президента США с осторожно уверенным оптимизмом отмечали, что никаких признаков грядущего кризиса в стране не наблюдается и американскую экономику ждет умеренный, но довольно устойчивый рост без особых негативных побочных явлений. Но уже в середине года индекс Доу- Джонса, непрерывно поднимавшийся много месяцев подряд, взяв рубеж с отметкой 11000, совершил несколько скачков вниз; начал дешеветь доллар; и, может быть, самое существенное - заметно подрос дефицит платежного баланса - в пересчете на год до 225 млрд. долл. Платежный баланс - зеркало общего поведения и состояния экономики. Вскрывается как будто трудно объяснимое расхождение между показателями функционирования внутренней экономики и результатами ее внешнеэкономического отражения. И, наконец, биржевой индекс не только соответствует общему положению в американском хозяйстве последних лет, выраженному через федеральный бюджет, но и намного превосходит показатели общего экономического развития.
Федеральный бюджет в таких условиях остается наиболее взвешенным мерилом положения дел в экономике: в нем не проявляется трудно контролируемая эйфория - психологическое сопровождение для нескончаемого роста биржевых котировок; его параметры, далее, демонстрируют зримые и как будто неоспоримые свидетельства радикального на первый взгляд улучшения в состоянии американской экономики в целом; и, однако, есть определенные
стр. 31
--------------------------------------------------------------------------------
сомнения в качестве устойчивости, сохранении темпов установившихся благоприятных тенденций.
Сомнения поддерживаются и значительностью расхождений между тремя упомянутыми агрегированными показателями состояния хозяйства США - платежного баланса, федерального бюджета и биржевых котировок. Очевидно, что растущие биржевые котировки и освобождение бюджета от дефицитов находятся в прямой причинно-следственной связи; однако между бюджетным процессом и фондовым рынком - очень существенное различие: бюджет находится в полном распоряжении федеральной администрации и целиком зависит от проводимого ею экономического курса, в то время как на фондовый рынок правительство может влиять только опосредованно.
В истории США уже случилось памятное "просперити" (процветание) 20-х годов с очень сходными экономическими характеристиками: безудержный рост биржевых котировок, доходов от капиталов, растущие общие доходы и траты населения. Не последний вопрос: не повторится ли в наши дни последовавший тогда экономический тайфун начала 1930-х? Но на фоне биржевого ажиотажа успехи федерального бюджета выглядят солидно и прочно. Главное событие в этой сфере - профицит, полученный на три года раньше обещанного демократами, в 1998 фин. г. - впервые после 1969 г. - и составивший 69,2 млрд. долл. (при размерах федерального бюджета в 1,76 трлн. долл.). Администрация Клинтона рассчитывает на его увеличение и сохранение тенденции значительных профицитов по меньшей мере на 10 - 15 лет.
До сих пор нормой бюджетной жизни США считались дефициты, пик их пришелся на 1992 фин. г. - 290 млрд. долл. Ликвидация "экономической проблемы номер один" провозглашалась многими президентами их главной целью, а у Рейгана эти цель стала частью той его первоначальной экономической идеологии, которую, собственно, и принято стало называть "рейганомикой". Однако как раз при Рейгане дефицит рос больше и быстрее всего.
Разумеется, нынешний "бюджетный успех" напрямую связан с общеэкономическими показателями и зависит от их небывалого улучшения при Клинтоне. Это улучшение, в свою очередь, стало возможным благодаря удачному совпадению по времени разнородных благоприятных для США факторов. Среди этих факторов есть одноразовые: завершение холодной войны (начавшееся до Клинтона, но давшее Америке за последние 10 лет "дивиденд" минимум в 500-700 млрд. долл. - и ничего не давшее другому участнику противостояния - России); важную роль сыграл пик повышательной фазы - и обычного делового цикла, и "длинной волны" по Кондратьеву-Шумпетеру, - пришедшийся как раз, как и предсказывалось заранее, на середину 90-х годов; наконец, в этот период стали сказываться последствия правоконсервативных мероприятий Рейгана, давшего крупному бизнесу существенный шанс и финансовые возможности для структурной перестройки, правда, ценой торможения роста уровня жизни среднего американца в 1985-1997 гг.
Кроме этих причин правительственные экономисты упоминают также выгодное для США падение мировых цен на нефть, более низкие, чем ожидалось, темпы общего роста внутренних цен в стране, причем динамика цен на энергоносители помогла ощутимо снизить темпы инфляции. Отмечается
стр. 32
--------------------------------------------------------------------------------
важная роль быстрого роста спроса на персональные компьютеры для общих темпов экономического роста в США. Наконец, еще одна причина подается в официальных документах, как неуклонное соблюдение американской администрацией последних лет "финансовой дисциплины". На самом деле, как свидетельствует контекст этих документов, вопрос ставится шире: речь идет об умении Клинтона и его экономического аппарата в полной мере использовать возможности того механизма подготовки, принятия и исполнения экономических решений на высшем уровне, который к 90-м годам приобрел в США законченные очертания и позволяет ныне проводить обоснованную и скоординированную хозяйственную политику (в которой, конечно, немалую общую роль играла и "финансовая дисциплина"). Нужно при этом отметить, что наличие такого механизма и умение им пользоваться - это, в сущности, два различных, но равнозначных, одинаково важных фактора.
К декабрю прошлого года бескризисное развитие американской экономики продолжалось непрерывно 103 месяца. Но это не самый длительный пока период непрерывного экономического роста в США после второй мировой войны. Наиболее продолжительным был период 1961-1969 гг. (106 месяцев) - его принято связывать с успехами кейнсианских рычагов воздействия на экономику и, кроме того, со значительной стимулирующей ролью войны в Юго-Восточной Азии. Следующий период длительного экономического роста (92 месяца) падает на мирные 1982-1990 гг. - его принято было связывать с "рейганомикой" и частично ассоциировать с монетаристским подходом к экономической политике. На деле, однако, основную роль в этот период сыграли чисто бюджетные стимулы (в том числе связанные и с расширением военных расходов), причем роль государства, которая, по идеям "рейганомики", должна была сократиться до уровня примерно в 19% ВВП (по доходам и расходам федерального бюджета), в реальности возросла - федеральные расходы увеличились до 23,6% ВВП при возросшем дефиците бюджета.
Таким образом, оба эти периода связаны с усиленным использованием бюджетно-налогового инструментария. Рейган делал попытку уменьшить масштабы социальных программ - частично, как уже говорилось, она удалась, - и избавиться от бюджетного дефицита - это не получилось, а чрезмерное урезывание федеральных социальных программ вызвало рост налогообложения на уровне штатов, что в совокупности означало крах бюджетной составляющей "рейганомики". Надо еще напомнить, что общее сальдо по бюджетам штатов и местных органов власти из года в год было положительным, и весь груз дефицитного финансирования государственных расходов принял на себя федеральный бюджет.
Нынешний период роста начался после спада 1990-1991 гг. Выход из спада был первоначально очень слабым, дефицит огромным - из-за спада и просто по структурным, коренным причинам. В основу экономической программы Клинтона была положена простая мысль: заставить экономику расти, подчинив в то же время контролю бюджетный дефицит. Идея заключалась в том, что уменьшение бюджетного дефицита должно было привести к снижению процентных ставок и позволить стимулировать частные инвестиции. Расчет делался на то, что финансовая дисциплина и контроль над инфляцией и
стр. 33
--------------------------------------------------------------------------------
темпами роста производительности труда, а также ожидаемое при этом снижение уровня безработицы не позволят слишком возрасти процентным ставкам - это воспрепятствовало бы экономическому росту, загубив его в самом зародыше.
В реальной американской экономике клинтоновского периода образовалась комбинация из низких темпов роста потребительских цен и низкого уровня безработицы; сумма этих двух показателей дает так называемый "индекс экономического неблагополучия", значения которого в последние годы близки к значениям 1960-х годов и ниже уровня 1980-х. Очень важный факт: все это происходило в мирных условиях, без специфического стимулирующего воздействия военных расходов. Другой заслуживающий внимания факт: устойчивый неинфляционный рост, полученный совместными усилиями президентского экономического аппарата и ФРС, в то время как после роста 1960-х годов наступил настоящий (по американским меркам) разгул инфляции. Кроме того, Клинтон сумел сохранить ориентацию на социальные ценности в условиях ожесточенного конфликта с правореспубликанским конгрессом, но еще он к тому же и понизил "роль правительства" - долю федерального бюджета в ВВП страны, т.е. сделал то, чего не удалось сделать Рейгану, хотя Рейган именно этого хотел добиться путем снижения социальных расходов.
В результате "индекс экономического неблагополучия" в последнем десятилетии XX в. составил в среднем 9,4 (в 60-е годы - около 7, в 80-е - свыше 11). Ликвидированный ныне бюджетный дефицит еще в 1993 г. планировался на 1998 г. на уровне 400 млрд. долл., а к 2003 г. он должен был составить более 600 млрд. долл. Конкретными причинами экономических успехов демократической администрации стали, по оценкам правительственных экономистов, во-первых, активная бюджетно-налоговая политика; во-вторых, ускоренные по сравнению с ожидавшимися ранее темпы экономического роста; в-третьих, более высокие, чем предполагалось (даже с учетом ускоренных темпов роста экономики) темпы увеличения поступлений в федеральный бюджет.
Стратегия демократов в бюджетно-финансовой области строилась под давлением трех обстоятельств: необходимости противостоять постоянному сильнейшему давлению республиканского большинства в конгрессе и добиваться компромисса при планировании бюджетных расходов и доходов; стремления сохранить необходимый баланс между социальными и другими важнейшими категориями расходов федерального уровня - для поддержания приемлемого общественного климата, благоприятных условий для экономического роста и повышения международной конкурентоспособности американских товаров; необходимости ликвидировать бюджетные дефициты с целью определенного оздоровления экономики и одновременно выполнения одного из главных требований республиканцев.
Поэтому в основу и экономической стратегии, и бюджетной политики Клинтона были положены прежде всего предложения по уменьшению бюджетных дефицитов на 500 млрд. долл. за пять ближайших лет, одобренные американским конгрессом в 1993 г. По этой комплексной программе был несколько замедлен будущий рост расходов по ряду программ (включая социальные), внесены некоторые изменения в налоговую политику (уменьшено бремя подоходных налогов для 15 млн. небогатых семей при увеличении
стр. 34
--------------------------------------------------------------------------------
ставок этих налогов для 1,2% налогоплательщиков с наибольшими - свыше 270 тыс. долл. - годовыми доходами), приняты некоторые дополнительные меры в законе о сбалансированном бюджете 1997 г.
Ускорившиеся больше ожидавшегося темпы экономического роста дали двойной выигрыш: быстрее, чем предполагалось, росли доходы населения и предприятий, что создало возможность дополнительных бюджетных поступлений, и к тому же в последние годы снизились размеры бюджетных выплат по безработице и по другим социальным статьям.
Что касается размеров поступлений в федеральный бюджет, особенно в 1997 и 1998 гг., они также возрастали против ожидаемого уровня из-за необычно и неожиданно высоких сборов по индивидуальным подоходным налогам. Это, в свою очередь, стало следствием, во-первых, быстрого увеличения размеров "прироста капитала" и, во-вторых, перехода в более высокий налоговый разряд большого числа налогоплательщиков с уплатой ими более значительных, чем предполагалось финансовыми планами правительства, сумм подоходного налога. Произошло это прежде всего из-за быстрого роста биржевого курса акций на фондовом рынке США. Отмечается также важная роль замедления роста стоимости медицинского обслуживания в масштабах страны, что позволило несколько снизить против проекта расходы на федеральные программы здравоохранения.
В совокупности это и дало возможность гораздо быстрее, чем администрация Клинтона намечала всего годом-двумя раньше, ликвидировать бюджетный дефицит, причем доля федерального бюджета в ВВП уменьшилась в 1998 г. до 19,7%, в то время как в годы Рейгана-Буша она колебалась в пределах 21,4- 23,6%. Снизилась и доля расходов на оборону в ВВП - с 6,2% в 1985-1986 гг. до 3,2% в 1998 г. Общее функционирование американской экономики в 1998 г. оценивается американскими правительственными и независимыми экспертами в целом как "весьма хорошее", и это подтверждается важнейшими показателями: реальный экономический рост - около 3,7%, увеличение количества рабочих мест в несельскохозяйственном секторе на 2,9 млн. за год, уровень безработицы составил всего 4,5% - самый низкий показатель после 1969г., к тому же ниже нормы "полной занятости"; всего на 1,6% увеличился индекс потребительских цен - меньше темпы инфляции были только в 1964 г.
Правда, в этот период ощущалось и влияние мирового финансового кризиса: резко уменьшился чистый экспорт в 1998 г. в результате замедления роста или кризиса в странах - партнерах США по внешней торговле, а также из-за девальвации ряда валют по отношению к доллару. К концу года экономика США функционировала не столь успешно, как в первой половине года. Однако в целом она набрала хорошую инерцию роста, и к тому же полученное в 1998 фин. г. положительное сальдо федерального бюджета способствовало сохранению низких процентных ставок, увеличивало возможности инвестиций, позволило поддержать стабильную деловую обстановку для частных предпринимателей. ФРС довольно устойчиво держала учетную ставку, несмотря на несколько небольших снижений и три повышения - уже в 1999 г., в знак противодействия чрезмерно быстрому росту фондового рынка. Таким образом, успех стал результатом точных и скоординированных усилий в
стр. 35
--------------------------------------------------------------------------------
бюджетно-налоговой и кредитно-денежной сферах; еще одно важнейшее для администрации Клинтона следствие - появившаяся возможность "погасить" кризис в области финансирования социальных программ, наступление которого ожидалось после 2005 г.
По официальным прогнозам предполагается, что темпы экономического роста до 2007 г. составят в среднем по 2,3% в год, производительность труда будет расти примерно на 1,3% в год (несколько ниже 1997-1998 гг., когда темпы роста составили 1,7-2,1%); рост потребительских цен ожидается в пределах 2,3% в год, уровень безработицы составит от 4,8 до 5,3% (на период до 2005 г.); процентные ставки могут немного вырасти. Продолжится рост импорта, ухудшится платежный баланс. Однако в целом, считают экономические советники Клинтона, причин, по которым нынешний экономический рост должен был бы прекратиться, в нынешнем состоянии экономики не обнаруживается. Делается ссылка на предыдущие периоды длительного роста, которые обрывались по различным причинам: из-за роста инфляции, финансовых дисбалансов и бюджетных дефицитов, роста товароматериальных запасов. Сейчас подобные признаки неблагополучия не обнаруживаются.
Важную роль в поддержании прогностического оптимизма играют, конечно, невысокие процентные ставки и повышение котировок ценных бумаг, низкие финансовые риски, в чем, а это важно, убеждено население США, у которого ширятся представления о наступлении "новой эры" для экономики, когда низкая инфляция, постоянный экономический рост, уменьшенная амплитуда колебаний цикла станут нормой. На этом и основывается прогноз экономической конъюнктуры в ближайшие годы: продолжение неинфляционного роста умеренными темпами и устойчивый прирост рабочих мест.
И тем не менее нельзя обойти вниманием два серьезных обстоятельства, таящих потенциальную угрозу благополучию и в финансовой сфере, и в экономике США в целом. Первое из них - постоянный рост курсов акций на бирже, который поражает воображение американцев и дает немалую долю прироста ВВП. Свидетельствуя вообще о здоровом состоянии хозяйства, этот рост в то же время носит неконтролируемый характер, сродни инфляции в денежной сфере и грозит "перегревом" всей экономике. Неизбежный катарсис может (вместо девальвации в сходных обстоятельствах в валютной области) принять форму биржевого "обвала", тем более, что биржевые котировки очень чувствительны к действию посторонних факторов. С такими факторами как раз и связано второе настораживающее обстоятельство - очень быстрый рост дефицита платежного баланса, с которым приходится весьма серьезно считаться, потому что этот показатель отражает качество "работы" экономики страны и ее взаимоотношений с другими экономиками.
Как можно убедиться, в настоящее время друг другу противостоят два основных показателя, характеризующих, в количественном и качественном отношении, состояние американского хозяйства: федеральный бюджет, прямо подконтрольный правительству (с понятными ограничениями), и ярчайший выразитель тенденций "свободного рынка" - динамика биржевых курсов. По количественным показателям оба явления находятся в области безусловно положительных значений. Другое дело - "качество" этих характеристик.
стр. 36
--------------------------------------------------------------------------------
Во-первых, динамика фондового рынка испытывает сильное влияние чисто психологических факторов, склонных к неустойчивости. Во-вторых, котировки, которые начинали свой рост под влиянием "встроенных", внутриэкономических факторов, используя отечественные хозяйственные резервы, теперь во все большей степени растут благодаря приливу внешнего капитала - из других стран и из международных фондов и т.п. Этот фактор в решающей степени ослабляет уверенную устойчивость повышательных тенденций на бирже в силу известной склонности "мигрирующих" капиталов к быстрому "бегству" в случае ухудшения хозяйственной конъюнктуры в стране- реципиенте (как это и случилось в кризисные 1997-1998 гг. в странах Юго- Восточной Азии с серьезными негативными последствиями для их экономики).
В таком случае может оказаться, что малейший серьезный сбой в функционировании биржевого рынка (вероятность такого сбоя, не надо забывать, тем выше, чем более уверенно будет себя ощущать европейская экономика и общая валюта) приведет к ухудшению хозяйственных показателей и к нарушению бюджетного благополучия. Но в то же время сбалансированный бюджет считается новым качеством экономики США, залогом ее успешного будущего. Видимое расхождение в векторах потенциального воздействия на экономику изменений двух важнейших показателей ее общего состояния заставляет усомниться в точности бытующих прямолинейных, одномерных представлений о процессах в хозяйственной жизни США и об их оценках в экономической литературе. Здесь мы вновь сталкиваемся с явлением, которое, с одной стороны, лежало до сих пор на далекой периферии интересов российских экономистов, а с другой - не очень выпячивалось и американскими исследователями, хотя важнейшая его роль в функционировании федерального бюджета и всей экономики США неоспорима.
(Окончание следует)
стр. 37
Опубликовано 01 октября 2007 года
Новые статьи на library.by:
МЕЖДУНАРОДНОЕ ПРАВО:
Комментируем публикацию: ЭКОНОМИКА США ПОСЛЕ "ЭПОХИ БЮДЖЕТНЫХ ДЕФИЦИТОВ"
подняться наверх ↑
ССЫЛКИ ДЛЯ СПИСКА ЛИТЕРАТУРЫ
Стандарт используется в белорусских учебных заведениях различного типа.
Для образовательных и научно-исследовательских учреждений РФ
Прямой URL на данную страницу для блога или сайта
Предполагаемый источник
Полностью готовые для научного цитирования ссылки. Вставьте их в статью, исследование, реферат, курсой или дипломный проект, чтобы сослаться на данную публикацию №1191239589 в базе LIBRARY.BY.
подняться наверх ↑
ПАРТНЁРЫ БИБЛИОТЕКИ рекомендуем!
подняться наверх ↑
ОБРАТНО В РУБРИКУ?
Уважаемый читатель! Подписывайтесь на LIBRARY.BY в VKновости, VKтрансляция и Одноклассниках, чтобы быстро узнавать о событиях онлайн библиотеки.
Добавить статью
Обнародовать свои произведения
Редактировать работы
Для действующих авторов
Зарегистрироваться
Доступ к модулю публикаций