Соотношение международного публичного и международного частного права (проблемы системной принадлежности и структурного статуса) (МЕЖДУНАРОДНОЕ ПРАВО)

Library.BY

Автор: Л.П. Ануфриева - кандидат юридических наук, доцент МГЮА "Журнал российского права", 2001, N 6 Соотношение международного публичного и международного частного права (проблемы системной принадлежности и структурного статуса)*(1) В науке права проблема соотношения и связи между системами международного и национального права удостоена достаточного внимания. Гораздо в меньшей степени разрабатывался вопрос о взаимодействии самих национально-правовых систем, которое, бесспорно, является одним из существенных звеньев более общего явления взаимодействия в праве*(2) - между системами международного и внутригосударственного права. Говоря о подобном взаимодействии, следует подразумевать под национальным правом не целостную, однородную и единую (то есть одну) систему права, а множественность разнородных и разнообразных национальных правовых систем. Нельзя сказать, что в правовой доктрине СССР, а затем и Российской Федерации большое место занимало изучение сложных и тонких нюансов именно взаимодействия международного публичного и международного частного права, хотя в целом, что касается сопоставления международного и внутригосударственного права, доктрина откликалась весьма часто и широко*(3). В числе авторов, обратившихся к проблеме соотношения именно МПП и МЧП в специальных монографических исследованиях, следует прежде всего упомянуть В. Г. Храбскова, а также Р. А. Мюллерсона. Значительное место данной проблеме отведено в коллективной монографии "Международное частное право: современные проблемы"*(4), несколько разделов которой, затрагивающих ряд аспектов соотношения МПП и МЧП, написаны М. М. Богуславским, что позволяет и его отнести к исследователям, предметно занимавшимся рассмотрением этого направления. В. Г. Храбсков - один из немногих, кто подверг серьезным сомнениям правильность трактовки международного частного права как отрасли внутреннего права, регулирующей отношения гражданско-правового характера*(5). Однако до сих пор он не получил со стороны "цивилистов" аргументированного ответа, несмотря на то, что многие из его упреков в адрес односторонности и пробельности "гражданско-правовой" концепции МЧП остаются актуальными до настоящего времени. В то же время недосказанность окончательных выводов по поставленным вопросам не позволяет отнести его к приверженцам тех или иных однозначно сформулированных четких позиций. Не случайно подобная незавершенность и, главное, несовершенство основных постулатов во взглядах на МЧП побуждали правоведов искать варианты конструкций, в большей мере соответствующих его природе и приемлемых для практики реализации международного общения, что, собственно, продолжается и поныне. В известной степени недочеты "гражданско-правовой" школы МЧП попытался снять Р. А. Мюллерсон, предложив дефиницию объекта как отношений "невластного характера". Не считая международное частное право "интегрированной" в единое целое системой норм (по терминологии автора - "целостной системой права"), а квалифицируя его как полисистемный нормативный комплекс, регулирующий международные отношения невластного характера коллизионным (отсылочным) способом и включающий нормы, имеющие свой источник в национальном праве различных государств и в международном публичном праве*(6), Р. А. Мюллерсон не разделяет точку зрения о том, что каждое государство имеет свое международное частное право*(7). Отмечая, что гомогенная группа общественных отношений регулируется нормами различных правовых систем, которые не образуют какой-либо единой системы или подсистемы права, автор акцентирует внимание на том, что последние взаимодействуют между собой в процессе регулирования международных отношений невластного характера, представляющих собой объект регулирования МЧП, и считает, что необходимо изучать взаимодействие указанных частей различных правовых систем*(8). Ученый говорит о взаимодействии частей правовых систем, то есть соответствующих норм. Однако специфические механизмы, которые юридически обеспечивали бы такое соотношение и взаимодействие, не обозначены и не раскрыты. К тому же нельзя не обратить внимание, что в рассуждениях исследователя произошла некоторая подмена понятий: с точки зрения философов*(9), суть заключается в противопоставлении целостности отдельных систем и системных комплексов как второго объектного вида, то есть такого предмета для изучения, который представляет собой нематериальные системы и свойственные им закономерности как таковые, а системы взаимодействия между различными разнокачественными объектами. Иными словами, системные комплексы в представлениях философов образуются не путем включения в них разнокачественных объектов - отдельных частей различных материальных систем, обладающих каждая сама по себе внутренней целостностью, а являют собой взаимодействие, которое существует между такими разнокачественными объектами, связанными особым образом. В силу этого, благодаря формальной логике, МЧП, если оно квалифицируется как "системный комплекс" ("полисистемный комплекс"), должно было бы пониматься как форма взаимодействия двух целостных систем материального мира - национального права и международного права, - как особый вид правовой связи между ними. Однако об этом ни одна из авторских формулировок даже не упоминает. Напротив, все последующие утверждения убеждают в обратном - сам полисистемный комплекс мыслится как соответствующая (хотя и не единая) система материального мира: "МЧП как объективно существующий полисистемный комплекс включает коллизионные и отсылочные нормы, содержащиеся в национальном праве и в международных договорах, а также нормы материального права, имеющие свой источник как в международных договорах, так и в национальном праве государств и применяемые в результате указаний коллизионной или отсылочной нормы для регулирования международных отношений невластного характера"*(10). Таким образом, взгляд данного правоведа на МЧП как на полисистемный комплекс означает, что последний вбирает в себя международно-правовые и национально-правовые нормы. В то же время использование категории "комплекс" неизбежно влечет за собой презумпцию присутствия в нем сложных составов, причем соединения не только разнохарактерных норм, но и объектов регулирования - разнокачественных общественных отношений: и международно-правовых (властных), и цивилистических (невластных), подпадающих под сферу юрисдикции государств. Однако повсюду в рассуждениях, обосновывающих МЧП как "полисистемный комплекс", рефреном звучит тезис об однородности регулируемых общественных отношений - о невластном их характере. В итоге "комплекс" и с этой точки зрения перестает быть таковым, а конструкция не может быть квалифицирована ни просто как "комплекс", ни как "системный комплекс", адекватный апробированным философской наукой представлениям о нем. Оценивая в доктринальном отношении состояние российской науки в особом вопросе соотношения МПП и МЧП, представляется принципиально важным остановиться на определенном витке ее развития, который связан с исследованием роли, значения и правовой природы коллизионных норм, являющих собой основу и главный инструмент международного частного права. Последние два - три десятилетия отмечены тем, что коллизионные нормы получили относительно новое освещение в нашей литературе. Ныне взгляд на национальное и международное право характеризуется прежде всего утверждением их однопорядковости, хотя и имеющей внутреннюю специфику как систем права (не считая отдельных анахронизмов, проявляющихся в отрицании у международного права не только системности, но и качества права вообще)*(11), которым присуща прежде всего нормативность, а также согласованность составляющих элементов. Более того, предметное внимание специалистов привлек весьма специфический объект - правовое взаимодействие этих систем не с точки зрения фактологического соприкосновения национального и международного права, а именно как систем права. В результате возникла совершенно новая постановка вопроса об этих отношениях как об особом целостном объекте исследования, именуемом "международные межправовые отношения", разработку которого в нашей литературе впервые осуществил А. А. Рубанов*(12). В основу "международных межправовых отношений" положена концепция отражения правовыми системами друг друга в процессе регуляции соответствующих общественных отношений. "Важно помнить, - подчеркивает А. А. Рубанов, - что отражение одной правовой системой других происходит в то же время, когда она регулирует общественные отношения. Эта последняя регламентация - ее основное назначение. Осуществляя свою главную цель, то есть регулируя общественные отношения, правовая система одновременно отражает и существование других правовых систем. Потому такое отражение имеет не абстрактно-теоретический, а практический характер. Оно выражается в том, что другие правовые системы наделяются некоторой ролью в регулировании отношений, возникающих в первой правовой системе, а входящим в них нормам придается юридическое значение. Таким образом, к механизму правового регулирования отношений подключаются правовые нормы, входящие в иные правовые системы; к национальному механизму - с одной стороны, нормы права других стран, с другой - нормы международного права; к механизму правовой регламентации межгосударственных отношений - нормы внутригосударственного права"*(13). Что касается реального эффекта "придания юридического значения" нормам другой правовой системы, автор полагает, что оно заключается в применении "чужой" правовой нормы в рамках данной правовой системы, и усматривает в этом одну из фактических форм взаимодействия систем. При подобном подходе к взаимодействию правовых систем "объектом регулирования, осуществляемого с подключением норм другой правовой системы, являются отношения особого вида: они входят в предмет регламентирующей системы, но одновременно соприкасаются с иными системами отношений, имеющимися в мире"*(14). Скрупулезный анализ взаимоотношений между правовыми системами, включая и систему международного права, на основе аксиомы, что все присутствующие на международной арене правовые системы представляют собой право и отражаются в таком качестве другими правовыми системами, приводит автора к следующим выводам. Во-первых, природу международного межправового отношения составляет способность одной правовой системы отражать другую, с воспроизведением при этом явления в его реальном виде со всеми присущими ему свойствами. Во-вторых, отражение правом юридических качеств других правовых систем как права реализуется в том, что каждая из них подключает нормы других систем к своему механизму регулирования*(15). Завершает концепцию международного межправового отношения постулат о том, что международное право, обладая "отражательной" способностью объективно с бoльшим спектром действия (по словам А. А. Рубанова, "из всех правовых систем, присутствующих на международной арене, оно испытывает, можно сказать, наибольшее тяготение к другим правовым системам, то есть системам права, существующим в отдельных странах"), формулирует свои положения в форме, свойственной национальному праву, так как оно является объектом отражения национальных правовых систем*(16). "Последние же вступают с ним в межправовые отношения и подключают его положения к национальным механизмам юридической регламентации социальных отношений. Государства, заключающие международный договор, исходят из того, что его положения будут объектом отражения для национального права их стран, и поэтому заранее придают некоторым таким положениям форму, облегчающую их функционирование в данном качестве"*(17). В результате этого появляются нормы международных договоров типа п.1 ст.42 советско-польского Договора о правовой помощи: "Право наследования движимого имущества регулируется законодательством той Договаривающейся Стороны, гражданином которой был наследодатель в момент своей смерти". Как видим, речь идет о коллизионной норме, содержащейся в международном договоре. Касаются ли рассуждения о "международных межправовых отношениях" всех коллизионных норм конкретной правовой системы соответствующего государства, то есть принятых не только в национальном законодательстве автономно, но и посредством заключения им международного соглашения с другим или другими государствами, или только одной их части? Имеет ли значение конструкция "межправового отношения" для других - неколлизионных - норм внутригосударственного права определенной страны? Обо всем этом можно только догадываться, хотя некоторые из приводимых в статье примеров косвенно свидетельствуют о широком подходе ее автора к материальной основе "межправовых отношений". Однако совершенно определенен вывод исследователя применительно к коллизионным правилам, выработанным международно-договорным путем: "...все они по своей сущности являются нормами международного права и регулируют отношения между государствами. Их отличие от классических норм этой системы, прямо говорящих о правах и обязательствах государств, сводится лишь к форме"*(18). Уместно напомнить, что ранее похожее мнение по поводу коллизионных норм было высказано Е. Т. Усенко, также посчитавшим их регуляторами международных, к тому же "междувластных" отношений между государствами, но отнесенных им к внутригосударственному, а не к международному праву*(19). Еще более ранними предшественниками - представителями российской правовой науки (М. И. Бруном, А. М. Ладыженским) - в ходе исследования этой стороны МЧП были сформулированы весьма нетипичные выводы*(20). Почему, спрашивается, столь подробно была освещена данная позиция? Внимание многих юристов, изучавших МЧП, было привлечено к тому, что в качестве предмета (объекта регулирования) назывались "гражданско-правовые" отношения (с указанием или без такового на широкий смысл содержания понятия "гражданско-правовой"). Можно привести значительный список цитат из трудов И. С. Перетерского, Л. А. Лунца, М. М. Богуславского, Г. К. Матвеева и др., которые оперируют именно такой категорией - "правоотношения", когда речь заходит об объекте МЧП. Несмотря на то, что, разумеется, приведенные выше высказывания А. А. Рубанова были неведомы классикам советского международного частного права, напрашивается предположение, что, возможно, они имели в виду именно эту грань объекта МЧП - быть не только социальными отношениями, но и отражать правовые связи между системами? Ведь не зря существует в целом не опровергнутый тезис, который провозглашает коллизионные нормы "нормами о нормах". С учетом этого нельзя ли допустить, что, указывая в качестве предмета МЧП "гражданско-правовые отношения международного характера: в широком смысле слова", отечественные авторы советского периода имели в виду именно такую специфическую особенность норм международного частного права, которая связана с выбором надлежащего права для соответствующей разновидности отношений - правоотношений, то есть общественных отношений, уже считающихся урегулированными нормами права одной из нескольких правовых систем, которые в силу международной природы последних претендуют на их регламентацию? Кроме того, может быть, указание в качестве объекта регулирования МЧП "правоотношений" не что иное, как простая оговорка? Однако это лишь предположения, поскольку никаких добавлений к изложенным позициям, которые доказывали бы правомерность подобных допущений, к сожалению, нет. Во всяком случае, в последующем, когда в литературе снова затрагивался вопрос о правоте или ошибочности мнений о таком именно конструировании объекта МЧП, его защитники, обосновывая правомерность использования категории "правоотношения" в качестве предмета международного частного права, данный аспект не выделяли*(21). Помимо этого, подобные рассуждения могли бы быть положены в основу, если свести все международное частное право лишь к праву коллизионному. Однако весь ход современного развития МЧП (особенно кодификации, уже произведенные или готовящиеся к осуществлению в различных странах мира, которые в широком масштабе выходят за рамки коллизионных норм)*(22) говорит, что концепция "межправовых отношений", положенная в основу установления объекта МЧП с помощью категории правоотношения, не охватывает всего многообразия ни социальных отношений, входящих в МЧП, ни норм, предназначенных для правового воздействия на них. Тем не менее представленный спектр воззрений на коллизионные нормы вне зависимости от того, правильны они или ошибочны, весьма убедительно свидетельствует прежде всего (и, как кажется, бесспорно) о специфичности их природы и невозможности применения к ним стандартных мерок. Особенно это касается неприемлемости отождествления коллизионных норм с простыми отсылочными нормами, нередко встречающимися во многих законодательных актах внутригосударственного права, служащими лишь инструментами юридической техники и облегчающими конструирование нормативного регулирования. Вторым выводом, вытекающим из нашего анализа, является подтверждение способности коллизионных норм (а значит, и международного частного права в целом) обеспечивать международное взаимодействие правопорядков различных государств и правовых систем как таковых, включая и систему международного права. Возвращаясь к первейшему сформулированному вопросу о соотношении МПП и МЧП, необходимо искать ответ на путях не "поэлементного" подхода, а с точки зрения иных качеств. Если речь идет о соответствующей идентификации совокупности норм, отметим такое важное достояние теории права, ставшее в последние десятилетия общим и для отраслевых правовых наук, включая и теорию международного права, как понятие системности в праве, возникшее в результате развития философии и теории государства и права. Это обеспечило соответствующее понимание внутригосударственного и международного права. Действительно, когда говорят о национальном либо международном праве, важно осознавать, что право не есть разрозненные нормативные предписания, действующие в обществе и санкционированные государством или соглашением государств, а их системная совокупность. Проводя структурный анализ систем международного (международного публичного) и внутригосударственного права, следует исходить из того, что каждая из них имеет сложное строение и разветвляется на отрасли, подотрасли, институты, в ряде случаев комплексные отрасли и подотрасли, а также комплексные институты. Поскольку международное частное право не составляет отдельной системы права, а его нормы образуют особую самостоятельную область национального права, структура МЧП должна отражать общие принципы строения обособленной в рамках национального права конкретного государства правовой сферы. В данном случае может быть два варианта: либо это отдельная отрасль внутригосударственного права, либо иная степень его обособления. Рассмотрим эти альтернативы. С учетом данных общей теории права понятие "правовая отрасль" выступает главным элементом в структуре системы права и единицей, обладающей высокими интегративными свойствами. Эта категория олицетворяет систему, если речь идет о соответствующей идентификации совокупности норм. Здесь также следует отметить наличие системности и в такой совокупности норм. Что же является определяющим для понятия "правовая отрасль"? Когда можно со всей очевидностью говорить о наличии отрасли? К ней, если иметь в виду разработки общей теории права и некоторых отраслевых наук (например, гражданского права), относятся, помимо объекта и метода регулирования, особые функции и задачи*(23), которые данная совокупность норм предназначена решать, в том числе более эффективно как раз благодаря своей обособленности. В системе международного права важным системо- и отраслеобразующим фактором выступают специальные принципы, призванные регулировать соответствующую категорию отношений и сложившийся комплекс норм, позволяющих обособить их в отдельную категорию, поскольку они обладают высоким уровнем внутренней общности, с одной стороны, и специфическими качествами по отношению к иным нормам - с другой. Помимо этого, далеко не последнюю роль в выделении норм в отдельную отрасль, что особенно характерно, скажем, в МПП, играет автономность соответствующих правовых предписаний и достаточно развитый (большой в количественном отношении и подвергнувшийся известной степени кодификации) их массив. Как же в свете указанного обстоят дела в МЧП? Во-первых, существование архиспецифичного объекта регулирования, общие контуры которого были очерчены ранее, вряд ли кто будет оспаривать. Во-вторых, и особые методы правового регулирования, наличествующие и применяемые исключительно в этой области права (то есть метод коллизионно-правового регулирования и метод материально-правового регулирования, особенно с помощью унифицированных международно-договорным путем норм "прямого действия"), не вызывают сомнений в неотъемлемой их принадлежности к международному частному праву, к тому же в качестве характерных средств правового воздействия на регулируемый объект. В-третьих, такая особая функция МЧП, как оформление широкого международного сотрудничества государств и принадлежащих к ним физических и юридических лиц, с редким единодушием признается всеми, кто обращается к проблемам теории или практики международного частного права, начиная с Ф. Ф. Мартенса. Наконец, отчетливо самобытный характер - поистине уникальный - международному частному праву придают, конечно же, коллизионные нормы. Некоторые их грани рассмотрены лишь с одной позиции: способности служить не только регуляторами общественных отношений, но и опосредствовать в то же время взаимодействие правовых систем между собой, будь то национально-правовые системы или международно-правовая система. В итоге сам собой напрашивается вывод - по всем направлениям требований МЧП удовлетворяет необходимым критериям как первой ступени обособления. Однако соответствует ли подобный статус задачам и, главное, уже выявившимся потребностям как самих общественных отношений, так и системы их правового регулирования? С учетом всех перечисленных уникальных свойств международного частного права, особенно обращения к сложным механизмам действия коллизионных норм, в результате которых конечный регулятивный эффект зачастую достигается благодаря нормам иностранного правопорядка, что в немалой степени и характеризует "международность" МЧП, не является ли более оправданной другая квалификация МЧП - с точки зрения его структурного статуса в системе национального права? Уместно в данном случае вспомнить А. А. Пионтковского, который отмечал, что "от характера определений, соответствующих юридических понятий, юридических институтов, правоотношений и их элементов зависит качество разработки всей данной отрасли юридической науки. От этого в сильной степени зависит и процесс применения действующих правовых норм на практике"*(24). Представляется, что соответствующая адекватность определения позиции МЧП в рамках системы права его объективным характеристикам будет способствовать тем целям, которые формулируются перед каждой научной дисциплиной, призванной обслуживать "свою" область позитивного права. По справедливому мнению специалистов в области теории права, правовая абстракция "система права" служит для выражения подразделений, связей и единства правовых норм, их внутренних взаимозависимостей и системы в целом*(25). Если сопоставить международное частное право с прочими отраслями внутригосударственного права, то с учетом приведенной совокупности и, главное, характера "квалифицирующих" признаков, оно безусловно выходит за рамки понятия "отрасль права", вследствие чего подобная его трактовка и представляется не вполне оправданной. Это проявляется в том, что, во-первых, МЧП в силу специфичности объекта, методов регулирования, источников, а также используемых для регламентации норм обладает, с одной стороны, сильной внутренней "спаянностью" средств регулирования, единством соответствующих категорий норм, устойчивостью связей между составляющими его институтами и не прерывающейся тесной взаимосвязью с международным правом - с другой, что обнаруживает явные системные качества более высокого порядка. Это отмечается и в новейшей литературе: "В системе международного частного права отражены объективные характеристики регулируемых им отношений, их общие свойства и специфические качества. И первые, и вторые, принадлежа однородным отношениям, определяют единство системы международного частного права, которое проявляется во взаимосвязанности и взаимообусловленности его институтов, отдельных структур и норм"*(26). Данное свойство (системность на более высоком уровне, нежели системность отрасли), фактически бoльшая разветвленность и усложненность системы в МЧП подкрепляется, во-вторых, наличием "сквозных" институтов и общих начал (таких как "автономия воли", "иммунитет государства", "взаимность", "национальный режим", "режим наибольшего благоприятствования" и т. д.), которые, будучи выражены нормативно, не отличаются характерно ни для одной из внутригосударственных отраслей, в том числе и цивилистических. Причем нельзя не отметить, что это явление - принципы-нормы, присущие МЧП, специфично также и для МПП, но не свойственно внутригосударственному (в частности, гражданскому) праву. Вследствие указанных признаков МЧП, обусловливающих его внутреннюю обособленность, а также отличительных от иных отраслей национального права свойств, особенно цивилистического направления, можно высказать предположение, что оно обладает признаками подсистемы внутригосударственного права. Отрицание отраслевого статуса МЧП - не редкость в других правовых системах мира. Достаточно красноречивым примером является Великобритания. Дж. Чешир и П. Норт пишут: "Международное частное право не является отдельной ветвью права в том, например, смысле, как договорное право. Оно пронизывает собой всю правовую систему"*(27). В подобном ключе сконструированы идеи и швейцарского законодателя, если судить по композиции Закона о международном частном праве Швейцарской Конфедерации 1987 г., сфера действия которого в части регулирования международных отношений установлена по единой структурной схеме: а) компетенция швейцарских судов или ведомств; б) применимое право; в) предпосылки признания и исполнения иностранных решений; г) арбитраж и подсудность. Действительно, коллизионное право (в том значении коллизионной нормы, которую она имеет в международном частном праве)*(28), располагая системообразующим характером, поскольку пронизывает все сферы регулирования (применительно и к гражданским, семейным, трудовым и иным отношениям), образует своего рода стержень данной подсистемы. В свою очередь обособление за пределами отрасли обусловливают также и материально-правовые нормы (прямого действия) МЧП, унифицированные международными договорами. Традиционно представление о подсистеме как о таком правовом (системном) образовании, которому свойственно дробное деление (на отрасли, подотрасли и т. д.). Применительно к МЧП, на наш взгляд, реально вопрос об этом пока не стоит, хотя и отгораживаться от него непроходимой стеной вряд ли целесообразно. В то же время ряд лет тому назад некоторые ученые предполагали возможным говорить об этом в практической плоскости*(29). Ведение разговора о подразбивке международного частного права на самостоятельные нормативные образования, а если придерживаться терминологии и соответствия используемых понятий существующим ныне традиционным квалификациям, подотраслей, находящихся в рамках более сложной структуры - международного частного права как отрасли внутригосударственного права, или отраслей и подотраслей в подсистеме, - в принципе вполне может оказаться обоснованным. Однако в нынешних обстоятельствах такое предложение выглядит, по-видимому, преждевременным, так как на данном этапе у международного частного трудового права, например, нет того минимального арсенала атрибутов, которые традиционно в общей теории права рассматриваются в качестве системо-, отрасле-, подотраслеобразующих факторов. К ним, если иметь в виду отрасли и подотрасли, относятся функции и задачи, отличные от общего массива норм, специальные принципы, призванные регулировать соответствующую категорию отношений, а также сложившийся комплекс норм, позволяющих обособить их в отдельную категорию, поскольку они обладают высоким уровнем внутренней общности, с одной стороны, и специфическими качествами по отношению к иным нормам данной отрасли - с другой. Помимо этого, далеко не последнюю роль в выделении в правовую отрасль играет автономность соответствующих правовых предписаний и достаточно большой их массив, чего пока объективно не наблюдается. Другой автор, М. М. Богуславский, те же нормы, регулирующие имущественные отношения в области торгового мореплавания, полагает возможным отнести (в рамках существующей концепции структурного статуса МЧП) к подотрасли международного частного права*(30). Это, думается, служит наиболее убедительным дополнительным аргументом в пользу доказательств отсутствия на настоящем этапе объективных оснований для выделения из существующего массива норм, традиционно квалифицируемых как нормы МЧП, самостоятельных образований по типу отраслей и подотраслей. Тем не менее высказанные соображения не следует расценивать как признание раз и навсегда застывшего состояния соответствующих норм МЧП, отказа от движения его структур, входящих в систему (в нынешнем виде - институтов) в направлении укрупнения и достижения параметров подотрасли или отрасли. Иными словами, структура и система МЧП подвержены такому же диалектическому развитию, как и любая иная правовая область, в результате чего в будущем отнюдь не отрицается возникновение самых разнообразных его отраслей. В этом смысле нынешние споры о выделении и принадлежности тех или иных совокупностей норм из отрасли МЧП конструктивно вполне могли бы быть решены, если в общепринятом масштабе признать, что речь идет об МЧП как особой подсистеме внутригосударственного права, которая и подлежит должному структурированию. Кстати, квалификация МЧП в качестве подсистемы способна разрешить и другое "узкое" для ряда авторов место в теории - о наличии в нем двух методов: коллизионно-правового и материально-правового. Поскольку для многих единый метод связывается прежде всего с отраслью правового регулирования*(31), подсистема как более сложное образование способна располагать и большим их количеством. Вместе с тем важно в целом дать характеристику главных особенностей методов регулирования, применяемых (равно как и тех, которые могут быть выработаны в будущем) в МЧП. Как известно, самобытность регулируемых общественных отношений воплощается в юридических нормах, специфика которых в свою очередь обеспечивает выбор приемов (метода) регулирования. С одной стороны, субъекты, вступающие в отношения, регулируемые МЧП, - это экономически и юридически равноправные партнеры, что проявляется в наделении их равными правами и равными встречными, то есть корреспондирующими таким правам обязанностями, как и в любой иной цивилистической области объективного права. Однако, если стороны отношения имеют различную государственную принадлежность, то фактическое их положение может характеризоваться неравенством ввиду того, что разные правопорядки придают различную оценку входящим в состав их взаимоотношений элементам, связывают с ними возникновение различных правовых последствий. Английские авторы Дж. Чешир и П. Норт довольно подробно осветили этот вопрос с точки зрения гипотезы о применении судом каждой страны лишь своего собственного материального права при разбирательстве споров, включаемых в сферу МЧП*(32). Для целей недопущения подобного юридического дисбаланса в равенстве субъектов частноправовых отношений МЧП исторически выработало необходимый инструментарий противодействия. Этим продиктовано появление не только уникальных юридических норм - коллизионных или специальных материально-правовых, - но и оригинальных методов правового регулирования: коллизионно-правового и материально-правового, в том числе действующего посредством унифицированных норм. Как методы правового регулирования в МЧП, так и воплощающие их нормы являются по сути корреляционными, то есть методами соотнесения, выравнивания принципов и средств правового регулирования, действующих в национальных системах права, при применении их к частноправовому отношению международного характера. Данная проблема, будучи отражением более широкого явления, именуемого международным взаимодействием национальных правовых систем, представляет собой особый предмет исследования и заслуживает большей обстоятельности, нежели могут позволить лимиты журнальной статьи, посвященной другим вопросам. В данном же случае являлось необходимым хотя бы просто обозначить это обстоятельство для целей логичности и полноты исследования проблем, сформулированных здесь в качестве основных. Таким образом, международное частное право, не будучи какой-то третьей, особой системой права, обособленной и от международного, и от национального права, конструируется в систему как внутренне организованная совокупность элементов - правовых норм, входящая неотъемлемой частью в национальное право соответствующего государства. Безусловно, категория "система" применительно к МЧП соответственно имеет некий иной смысл, чем в области международного публичного права. Основу искомого содержания понятия "система" применительно к МЧП составляет прежде всего то, что оно есть менее объемное по своим масштабам системное правовое образование (подсистема) внутригосударственного права, а не самостоятельная правовая система, в общем более сложным образом организованная (структурированная) категория, которой является противопоставленная национально-правовым системам различных государств в целом "система международного права". Следовательно, общие направления соотношения международного публичного и международного частного права пролегают в русле их взаимодействия, осуществляемого между одной самостоятельной системой права и особой частью другой самостоятельной системы (внутригосударственного права), выступающей в качестве подсистемы последнего, которая характеризуется юридическим опосредствованием связи с международной системой. В аспекте общей теории государства и права с категориальной точки зрения для права вообще характерно наличие всеобщих понятий, применимых во всех правовых отраслях и явлениях системы, в которых фиксируются главные стороны и важнейшие формы отображения сущности права. Тем самым объективно правомерна постановка вопроса о наличии неких принципиальных для права как системы основных правовых категорий, из которых складывается основной понятийный ряд. К таким основным правовым понятиям относятся категории "система права", "норма права", "форма права", "правопорядок" и др. С точки зрения строения той или иной системы приобретают значение другие категории: "подсистема", "отрасль права", "подотрасль", "правовой институт". Как указывают теоретики права, "основной понятийный ряд правовых категорий составляют всеобщие абстрактные правовые определения, которые фиксируют главные стороны и важнейшие формы проявления государственной воли: Это правовые абстракции, которые после категории "сущность права" выступают как наиболее широкие по объему и глубокие по содержанию правовые категории"*(33). "Эти понятия... - замечает А. М. Васильев, - с одной стороны, дают возможность развернуто выразить все группировки и связи совокупности юридических норм, их внутреннюю организацию, а с другой стороны, являются как бы переходным мостиком от категорий теории права к понятиям отраслевых юридических наук и наоборот"*(34). Представляется, что проведенный анализ соотношения двух областей права - системы международного публичного и подсистемы национального права, именуемой международным частным правом, - смог продемонстрировать в соответствии с приведенными постулатами ученых-юристов все то общее и особенное, магистральное и периферийное, сущностное и субсидиарное, что присутствует в каждом из рассматриваемых правовых явлений как в праве. И это должно быть учтено при осуществлении соответствующих норм на практике, равно как и для дальнейшего развития теории, причем не только так называемых отраслевых теоретических исследований, но и использоваться для обогащения действительно общей теории права. Л.П. Ануфриева, кандидат юридических наук, доцент МГЮА ------------------------------------------------------------------------- *(1) Статья вторая. В первой статье Л. П. Ануфриевой, опубликованной в N 5 журнала (2001 г.), рассматривались понятия "международное", "публичное" и "частное" (право). *(2) Подробнее об этом см.: Рубанов А. А. Теоретические основы международного взаимодействия национальных правовых систем. М., 1984. *(3) Исчерпывающий перечень соответствующих публикаций прошедших десятилетий с трудом поддается воспроизведению и обозрению. Вот хотя бы некоторые: Блищенко И. П. Международное и внутригосударственное право. М.: Госюриздат, 1960; Буткевич В. Г. Соотношение внутригосударственного и международного права. Киев, 1981; Миронов Н. В. Советское законодательство и международное право. М.: Международные отношения, 1968; Он же. Международное право: нормы и их юридическая сила. М.: Юридическая литература, 1980; Мюллерсон Р. А. Соотношение международного и национального права. М., 1982; Усенко Е. Т. Теоретические проблемы соотношения международного и внутригосударственного права // Советский ежегодник международного права. 1977. М., 1979, - не считая новейших работ по этой проблематике. *(4) См.: Храбсков В. Г. Проблемы соотношения международного публичного и международного частного права // Советский ежегодник международного права. 1977. М., 1979. С.117-124; Mullerson R. A. Public and Private International Law // Coexistence. Martinus Nijhoff Publischers, Dordrecht. Netherlands, 1987. P.77-84, а также глава "Соотношение международного публичного, международного частного и национального права" в вышеупомянутой монографии. *(5) См.: Храбсков В. Г. Указ. соч. См. также: Храбсков В. Г. О концепции "гражданско-правового характера отношений" в международном частном праве и некоторых дискуссионных вопросах хозяйственного права // Государство и право. 1997. N 12. *(6) См.: Мюллерсон Р. А. Соотношение международного и национального права. М., 1982. С.124; Mullerson R. A. Public and Private International Law. P.77-84. *(7) См.: Mullerson R. A. Op. cit. P.83. *(8) Ibid. P.83. *(9) Речь идет о тезисах советских философов о том, что, во-первых, имеется разнообразие материальных систем и, во-вторых, что такое разнообразие может быть разбито по крайней мере на два основных "объектных" типа: целостные системы и системные комплексы. Во втором случае предметом изучения являются не столько сами материальные системы и их закономерности, сколько системы взаимодействия, существующие между различными разнокачественными объектами, связанными необходимым образом (см.: Кузьмин В. П. Принцип системности в теории и методологии К. Маркса. М., 1980. С.250-251). Доказанность того, что международное право и внутригосударственное право представляют собой разные по качествам объекты, для правовой науки фактически всего мира не вызывает сомнений. Используя выводы философской науки, а также наблюдения теоретиков права, Р. А. Мюллерсон попытался аргументировать, что МЧП можно квалифицировать как "полисистемный комплекс": "Нам представляется, что одним из таких полисистемных комплексов как раз и является МЧП, возникающее в результате взаимодействия определенных частей национально-правовых систем как между собой, так и с определенной частью международного публичного права при регулировании международных отношений невластного характера. Эти части, образующие в результате такого взаимодействия полисистемный комплекс, тем самым не исключаются из соответствующих национально-правовых систем или из международного публичного права (из соответствующих отраслей национального права и международного публичного права). Нормы права, как и многие другие явления объективного мира, могут одновременно являться частями (элементами) различных систем" (Мюллерсон Р. А. Соотношение международного и национального права... С.120). *(10) Указ. соч. С.124, а также 121-123. *(11) См., напр.: Brierly J.-L. Regles generales du droit de la paix // Recueil des cours. T. 58. P. 28, 34; Lukic R. Uvod u pravo. Beograd, 1966. S.353. *(12) См.: Рубанов А. А. Вопросы теории международных межправовых отношений // Советское государство и право. 1991. N 10. С.98-105. *(13) Рубанов А. А. Указ. соч. С.102. *(14) Там же. С.103. *(15) Там же. *(16) В связи с этим обращается внимание на то, что внешне такие формулировки выглядят как положения, которые обязывают не государства или иные субъекты международного права, а частных индивидов - физических и юридических лиц. Иными словами, речь идет о тех случаях, когда государства заключают договоры (двусторонние или многосторонние), имеющие целью унифицировать национально-правовые нормы в определенных областях международного сотрудничества: о правовой помощи, торговле, мореплавании, расчетах, представительстве в сделках, заключении сделок купли-продажи, которые преимущественно действуют в сфере МЧП. *(17) Там же. С.105. Нельзя не отметить, что анализируемая конструкция сопряжена с большими сомнениями в ее корректности прежде всего с позиций объективных границ права вообще. Аксиоматично, что право регламентирует отношения между людьми - общественные отношения. Отсюда вытекает, что объективные границы, по справедливому утверждению С. В. Черниченко, "проходят там, куда достигает человеческая деятельность" (см.: Черниченко С. В. Теория международного права: В 2-х т. Т.1. М., 1999. С.111). Однако те же цитируемые фрагменты работы А. А. Рубанова отчетливо свидетельствуют о том, что в рассматриваемых отношениях надлежащий субъект все-таки имеется. Это - государства, заключающие договор. Их отношение, подлежащее урегулированию, - установление соответствующих правовых норм в национальной сфере. *(18) Рубанов А. А. Указ. соч. С.104. *(19) См.: Усенко Е. Т. О системе международного права // Советское государство и право. 1988. N 4. С.120. *(20) Так, М. И. Брун считал коллизионную норму публично-правовой, поскольку она содержит императив, адресованный только органам государственной власти, уполномоченным делать выбор между разноместными гражданскими законами, предопределяет поведение судей данной страны и ни к чему не обязывает частных лиц. Коллизионная норма, по его мнению, действует независимо от инициативы со стороны частных лиц. Если она велит применить иностранный закон, то судья не вправе не применить его, каково бы ни было поведение заинтересованных сторон (см.: Брун М. И. Введение в международное частное право. Пг., 1915. С.78-79). В дополнение к этому ученый утверждал, что "международное частное право не есть частное право; но это не только потому, что его нормы имеют иное содержание, но и потому еще, что они суть нормы публичного права" (см.: Брун М. И. Указ. соч. С. 58). В свою очередь А. М. Ладыженский полагал, что нормы, на основе которых происходит регулирование частноправовых отношений, есть "публично-правовые, потому что обязывают власть (публичную власть) различных государств применять их, то есть создают публичные права одних держав по отношению к другим в части требования и права применять эти нормы:" (см.: Ладыженский А. М. К вопросу о юридической природе норм так называемого частного международного права // Вестник МГУ. 1948. N 5. С.17). *(21) См.: Кузнецов М. Н. Международное частное право. Общая часть: Учебное пособие. С.18-28. *(22) В том же духе все отчетливее формируется и доктрина даже тех стран, которые издавна стояли на позициях восприятия МЧП преимущественно как "конфликтного" права. Например, современная американская школа исходит не из коллизионного права, а из материальных норм, устанавливая пределы пространственного действия законов - как отечественного, так и иностранного. Хотя при этом отдельные специалисты (А. Эренцвейг) предлагают ограничиваться материальными нормами страны суда, указанный постулат вряд ли колеблется в целом (cf.: Ehrenzweig A. Specific Principles of private transnational law // Recueil des cours. T.124 (1968-2). P.182). Представители науки ФРГ (Г. Кегель), используя выразительные метафоры, также подчеркивают, что "коллизионное право исчезает в "черной дыре" (black hole) материального права" (cf.: Kegel G. Vaterhaus und Traumhaus // Festschrift fur G. Beitzke. B., N.-Y., 1979. S. 553). Швейцарские юристы также утверждают, что "не существует никаких ни практических, ни теоретических оснований, которые убедили бы в ограничении предмета международного частного права только коллизиями законов" (cf.: Lalive P. Tendances et methodes en droit international prive // Recueil des cours. T.155 (1977-2). P.33). *(23) См.: Гражданское право: В 2-х т. Т.1: Учебник / Под ред. Е. А. Суханова. М., 1994. С.16. *(24) Пионтковский А. А. К методологии изучения действующего права // Ученые записки ВИЮН. Вып. VI. М., 1946. С.36. *(25) См.: Васильев А. М. Правовые категории. Методологические аспекты разработки системы категорий теории права. М., 1976. С.166. *(26) Международное частное право: Учебник для вузов / Под ред. доктора юридических наук Н. И. Марышевой. М., 2000. С.9. *(27) Чешир Дж., Норт П. Международное частное право. М., 1982. С.22. *(28) В данном случае следует возразить Ю. А. Тихомирову, предложившему свою концепцию "коллизионного права", пусть и сопроводившему ее оговоркой о том, что имеется в виду таковое в "широком смысле" слова. (См.: Тихомиров Ю. А. Юридическая коллизия. М., 1994; Коллизионное право: Учебное и научно-практическое пособие. М., 2000). Как минимум спорность такой конструкции, которая ничего общего не имеет с международным частным правом, уже отмечена в юридической литературе. См.: Кабатова Е. В. Изменение роли коллизионного метода в международном частном праве // Международное частное право: современная практика: Сборник статей под ред. М. М. Богуславского и А. Г. Светланова. М., 2000. С.6. *(29) Так, А. Л. Маковский в 70-80-е гг. настаивал на обособлении так называемого международного частного морского права. В. П. Звеков ныне исходит из существования международного частного трудового права как подотрасли МЧП. Круг вопросов, к которым обращено международное частное трудовое право, пишет автор, обширен и отличается разнообразием охватываемых отношений. Среди них - отношения российских граждан и иностранных работодателей (нанимателей) в России и за границей, работа российских граждан в зарубежных российских и международных организациях, работа иностранных граждан в Российской Федерации, включая российские организации с иностранным участием, и др. (см.: Звеков В. П. Международное частное право: Курс лекций. М., 1999. С.410-412). В сопоставлении с изложенной гипотезой о выделении из современного международного частного права отраслей и подотраслей представляют интерес присутствующие в новейших изданиях по МЧП положения о том, что "нормы, регламентирующие семейные и трудовые отношения, осложненные иностранным элементом, формируют подсистемы международного частного права. Высокая степень обособления характеризует комплексы норм международного частного права, действующих в области торгового мореплавания, трудовых отношений (системы этих норм нередко обозначаются как "международное частное морское право", "международное частное трудовое право"). См.: Международное частное право: Учебник для вузов / Под ред. доктора юридических наук Н. И. Марышевой. М., 2000. С.9-10. Здесь важно не столько наличие двух разных мнений у одного и того же лица (поскольку автором и в том и в другом случае является В. П. Звеков), сколько явное ощущение узости существующего структурного статуса МЧП и предвосхищение перспектив роста. *(30) См.: Богуславский М. М. Международное частное право: Учебник. М., 1999. С.32. *(31) По мнению автора, подобное нельзя считать императивом, особенно в отношении МЧП, поскольку, как уже не раз подчеркивалось, его специфика, равно как и специфика международного публичного права, к сожалению, не всегда учитывалась разработчиками общей теории права. Предлагаемое разрешение вопроса вполне может быть приемлемым по многим параметрам. *(32) См.: Чешир Дж., Норт П. Указ. соч. С.17-22. *(33) Васильев А. М. Указ. соч. С.156. *(34) Там же. С.167.

Соотношение международного публичного и международного частного права (проблемы системной принадлежности и структурного статуса)

NEW МЕЖДУНАРОДНОЕ ПРАВО

Меню для авторов

Добавить статью

Редактировать работы

Зарегистрироваться

Полезные ссылки

Искать похожие?

Скачать мультимедию?

ССЫЛКИ ДЛЯ СПИСКА ЛИТЕРАТУРЫ

По стандарту ВАК Республики Беларусь

По ГОСТу Российской Федерации

URL для сайта, блога (постоянный обратный адрес данной страницы)

ПАРТНЁРЫ БИБЛИОТЕКИ рекомендуем!

ОБРАТНО В РУБРИКУ?

МЕЖДУНАРОДНОЕ ПРАВО НА LIBRARY.BY

Пн	Вт	Ср	Чт	Пт	Сб	Вс
01	02	03	04	05	06	07
08	09	10	11	12	13	14
15	16	17	18	19	20	21
22	23	24	25	26	27	28
29	30