МЕЖДУНАРОДНОЕ ПРАВО (последнее)
Структура судебной власти и система конституционной юрисдикции в Армении
Актуальные публикации по вопросам международного права и международных отношений.
АВТОР: Г. А. Шмавонян
ИСТОЧНИК: журнал "ПРАВО И ПОЛИТИКА" №3,2000
Конституционная юстиция — это суверенная и независимая государственная деятельность по контролю за конституционно-правовым качеством нормативных актов (в том числе, и законов), за конституционно-правовым характером и правомерностью действий органов государственной власти с целью обеспечения господства Конституции1 (воплощенного в ней права), защиты прав и свобод человека и гражданина как сущностных начал конституционного правопорядка, противостояния неправовым акциям законодательной и исполнительной властей.
В данной статье главным образом речь пойдет о законодательно институционализированной системе и специфических чертах конституционной юстиции Армении, в частности, о противоречивом разделении конституционной юрисдикции между разными органами единой судебной власти.2
Но прежде чем перейти к рассмотрению проблемы разделения конституционной юрисдикции (т. е. всей совокупности властных правомочий по отправлению конституционного правосудия) между различными субъектами судебной системы, имеет смысл схематично представить и охарактеризовать институциональную структуру судебной власти в Армении.
Помимо закрепления фундаментальных принципов организации и деятельности судебной власти (осуществление правосудия только судом, запрет создания чрезвычайных судов, связанность судей только Конституцией и законом, независимость и неприкосновенность судей, несменяемость судей, несовместимость судейской деятельности, равноправие сторон, публичность разбирательства дел в суде, презумпция невиновности и т. д.) и определения ее места в системе разделения властей, Конституция в целом очерчивает и институциональную структуру судебной власти (систему судебных органов), в основе которой лежит непростая проблема распределения единых по природе юрисдикционных правомочий между различными ветвями и звеньями судебных органов. Предусмотренная Конституцией судебная система организована на началах внешней специализации, причем специализации многонаправленной и разветвленной. Организационно выделена конституционная юстиция и учрежден специализированный орган конституционной юстиции — Конституционный Суд (далее — КС) (ст. 99—102). В качестве отдельной ветви судебной власти выступают суды общей юрисдикции, структурированные на трехинстанционной основе. В эту систему входят суды первой инстанции, апелляционные суды и Кассационный Суд (ч. 1 ст. 92).
Предполагается учреждение таких специализированных подсистем судебной системы как военные и хозяйственные суды. Вместе с тем Конституция (ч. 2 ст. 92) допускает возможность создания посредством законов и иных специализированных судов. Примечательно, что оставлен открытым вопрос о способе структурирования упомянутых специализированных судов: организуются ли они на началах внешней специализации по отношению к общим судам и образуют ли отдельные судебные ветви со всей своей иерархией во главе со своими собственными верховными судами или же они учреждаются в системе общих судов на началах внутренней специализации?
Закон Республики Армения “О судоустройстве” (1998 г.), разрешая эту конституционную недоговоренность, выбрал, как мы считаем, весьма оптимальную для наших условий структуру судебной системы. Отказавшись от создания несколько независимых друг от друга систем специализированных судов во главе со своими верховными судами (так называемая полисистемная структура), он учредил единую трехинстанционную систему общих судов с одним верховным судом. Своеобразие армянской судебной системы заключается в том, что здесь практически совпадают инстанции (ступени, звенья, уровни) в структуре судов с процессуальными инстанциями. Это нашло отражение и в названии судов. Ныне действующая в соответствии с Законом “О судоустройстве” система судов выглядит следующим образом.
В Республике функционируют 17 общих судов первой инстанции, которые рассматривают все дела по первой процессуальной инстанции. Никаких иных специализированных судов, рассматривающих какие-либо дела по первой инстанции, не существует. Согласно ст. 13 Закона “О судоустройстве” суды первой инстанции по существу рассматривают все гражданские, хозяйственные, уголовные, военные дела и дела об административных правонарушениях, в установленном законом порядке решают вопросы о даче разрешения на заключение под стражу и обыск квартиры, а также на ограничение права на тайну переписки, телефонных переговоров, почтовых, телеграфных и иных сообщений. Суд первой инстанции функционирует на единоличной основе, т. е. при рассмотрении дела судья выступает в качестве суда. Судебные округа судов первой инстанции совпадают с административно-территориальными единицами Республики, состоящих из 10 областей (марзов) и 7 квартальных общин г. Еревана. Состав судов первой инстанции различен: варьируется от одного судьи и председателя суда до 9 судей и председателя суда.
Следующее звено в иерархии общесудебной системы — апелляционные суды. Согласно ст. 18 Закона “О судоустройстве”, апелляционный суд — это суд, который по апелляционной жалобе повторно по существу разрешает дела, рассмотренные в суде первой инстанции. Причем, апелляционный суд не связан приведенными в жалобе аргументами и вправе рассмотреть дело в полном объеме. Граница судебного округа апелляционного суда — вся территория Республики. В Армении действуют 3 специализированных апелляционных суда: апелляционный суд по гражданским делам (в составе 9 судей и председателя суда), апелляционный суд по хозяйственным делам (в составе 6 судей и председателя суда), апелляционный суд по уголовным и военным делам (в составе 12 судей и председателя суда). Заметим, что это единственный уровень в иерархии общих судов, где проводится внешняя специализация. Во всех апелляционных судах дела рассматриваются коллегиально — в составе 3 судей. Решения и постановления апелляционных судов вступают в законную силу после их оглашения. А приговоры и разрешающие дело по существу иные окончательные постановления апелляционного суда по уголовным и военным делам вступают в законную силу после истечения отведенного законом срока для подачи кассационной жалобы.
Венчает общесудебную систему Кассационный Суд. Кассационный Суд — это суд, пересматривающий по кассационной жалобе и в рамках оснований, указанных в ней, следующие судебные акты: вступившие в законную силу решения, приговоры и иные, разрешающие дело по существу окончательные постановления судов первой инстанции и апелляционных судов, а также не вступившие в законную силу приговоры и иные, разрешающие дело по существу, окончательные постановления апелляционного суда по уголовным и военным делам. Основанием для подачи кассационной жалобы могут послужить нарушения материальных и процессуальных прав участников процесса, а также вновь открывшиеся обстоятельства. Кассационный Суд выносит постановления исключительно по вопросам права. Он, принимая факты такими, в каком виде они были установлены и отражены в актах нижестоящих судов, рассматривающих дело по существу, ограничивается проверкой правильности применения норм материального и процессуального права. Если акты нижестоящих судов отменены в кассационном порядке, то Кассационный Суд, не принимая окончательного решения по делу, направляет его на новое рассмотрение в соответствующий нижестоящий суд. Однако Кассационный Суд в кассационном порядке рассматривает и вопросы факта, если судебный акт кассирован по вновь открывшимся обстоятельствам. Но и в этом случае он не принимает решение по существу, а направляет дело в соответствующий нижестоящий суд. Постановления Кассационного Суда вступают в силу с момента вынесения и не подлежат обжалованию. Кассационный суд состоит из двух палат: палаты по гражданским и хозяйственным делам и палаты по уголовным и военным делам. Председатель Кассационного Суда прямо не входит ни в одну их этих палат и может заседать в любой из них. Каждая палата имеет своего председателя и включает 5 судей. В Кассационном суде дела рассматриваются коллегиально — в составе большинства судей палаты и председательствующего.
Закон “О судоустройстве” (ст. 26—28) учредил специальный коллегиальный орган — Совет председателей судов (далее — Совет), в который входят председатели: Кассационного суда, его палат, апелляционных судов и судов первой инстанции. Совет заседает по мере необходимости, но не реже одного раза в квартал. Председателем данного органа является Председатель Кассационного Суда. Хотя Совет состоит исключительно из судей, он по своей юридической природе не является судом и не наделен никакими юрисдикционными правомочиями. Его основное функциональное назначение — содействовать нормальному функционированию судебных органов, для чего он наделен полномочиями в организационной и материально-финансовой сферах деятельности судебной власти. Совет, в частности, разрабатывает и утверждает порядок распределения дел в судах первой инстанции, назначения в апелляционных судах судейского состава и председательствующего в нем, отвода (и самоотвода) судей, замещения судей и председателей судов в случае отпуска или болезни; разрабатывает и утверждает “Кодекс поведения судей”; составляет и представляет Правительству заявки бюджетного финансирования судов; определяет круг служебных обязанностей работников аппаратов судов; утверждает инструкцию о делопроизводстве в судах; организует профессиональное обучение и переподготовку судей. Кроме того, Совет наделен и некоторыми полномочиями, тесно смыкающими с юрисдикционной деятельностью. Так, он обобщает судебную практику и на этой основе дает рекомендательные по характеру разъяснения о применении законов; обращается к Президенту с ходатайством об инициировании последним производства в КС для проверки конституционности законов и иных правовых актов Национального Собрания (далее — НС), Президента и Правительства.
Неотъемлемой составной частью структуры судебной власти Армении является КС, специализирующийся в рассмотрении исключительно конституционно-правовых вопросов. В армянской системе судебной власти КС главным образом вверены правомочия в сфере конституционно-правовой проблематики (общим судам достались лишь незначительные правомочия в этой сфере). КС состоит из девяти членов, пятерых из которых назначает НС, четверых — Президент. Председателя КС назначает НС из состава КС. В случае не реализации НС своего права в тридцатидневный срок после образования вакансии, Председателя КС назначает Президент. В КС нет каких-либо отдельных структурных подразделений (палат, секций). Суд осуществляет свою деятельность только на пленарном заседании, для правомочности которого требуется присутствие большинства его членов. Итоговыми актами КС являются постановления и заключения. Постановления Суда окончательны, не подлежат обжалованию, вступают в силу с момента опубликования и общеобязательны, т. е. обязательны для всех субъектов государственно-правовой жизни. Нормативно-правовую основу организации и деятельности КС составляют Конституция, устанавливающая полномочия КС (ст. 100), и его состав (ст. 99), порядок назначения и прекращения полномочий его членов (п. 10 ст. 55, п. 3 и 3 ст. 83), перечень органов и лиц, обладающих правом обращения в КС (ст. 101), основы статуса членов Суда (ст. 99—98), виды актов, их юридическую силу и правовые последствия (ст. 102), а также Закон Республики Армения “О Конституционном Суде” (1997 г.), который детализирует и развивает соответствующие конституционные положения.
Определяя полномочия КС, Конституция (п. 1 и 2 ст. 100), а вслед за ней и Закон “О Конституционном Суде” (ст. 5, 55, 56), в частности, предусматривают, что данный специализированный орган конституционного контроля по запросам Президента и 1/3 депутатов3 устанавливает соответствие положениям Конституции законов и иных правовых актов НС, Президента и Правительства; по запросам Президента устанавливает конституционность нератифицированных международных договоров. Иными словами, в компетенцию Конституционного Суда входит репрессивный абстрактный контроль за конституционностью законов и иных правовых актов высших органов государственной власти, а также превентивный (абстрактный) контроль за конституционностью международных договоров. 4
Конституция в прямой (позитивной) форме не наделяет общие суды какими-либо правомочиями в сфере конституционной юстиции, тем самым как бы отрицая правомочность общих судов самостоятельно отвергнуть и не применять в конкретном деле неконституционный, по их мнению, закон или применять Конституцию вопреки закону. Однако здесь не все так ясно и бесспорно. Комплексный анализ ряда конституционных принципов, на наш взгляд, приводит к иному толкованию указанной конституционной недоговоренности.
Такие фундаментальные принципы, как правовое государство, разделение властей, верховенство (приоритет) Конституции и ее непосредственное действие вообще выполняют своеобразную задачу в тех случаях, когда речь идет о понимании, выявлении и обосновании юридического характера (природы и функционально-смысловой роли) тех или иных государственно-правовых институтов, а также об исследовании пробелов в их нормативно-правовом регулировании или о противоречивых оценках этих пробелов. Обращение к ним в данном случае позволяет обнаружить пробелы в системе конституционной юстиции и сделать необходимые выводы для их устранения.
Во-первых, закрепленный в ст. 1 Конституции принцип правового государства применительно к рассматриваемой здесь теме предъявляет определенные требования к правоприменительной системе государства, в частности, настаивает на том, чтобы в государстве применялись исключительно конституционные законы и иные акты. В гарантировании и защите данного требования главным образом и в первую очередь заключается одна из ключевых функций судебной власти в целом. Во-вторых, Конституция, воплощая в себе правовые начала государственности, конституируя правовую форму организации и деятельности государственной власти и ее взаимоотношений с индивидами как носителями прав и свобод человека и гражданина, подчеркивает свое общерегулятивное значение и провозглашает в ст. 6 свою наивысшую юридическую силу. Из этого, в частности, следует, что в любой правоприменительной деятельности государства, в том числе и судебной, при возникновении непримиримого противоречия между Конституцией и всеми другими правовыми актами предпочтение должно быть отдано первому. В-третьих, Конституция в той же 6 статье закрепляет принцип непосредственного действия ее норм, причем, без каких-либо изъятий и ограничений, что, в частности, означает: суд любого уровня и вида обязан отказаться от применения закона, который он сочтет неконституционным, и применить конституционные нормы без опосредованного решения какого-либо другого органа. В-четвертых, согласно ст. 91 Конституции, правосудие в Республике Армения осуществляется в соответствии с Конституцией и законами. Кстати, данное положение многократно воспроизводится в текущем законодательстве. В содержательно-правовом плане это означает, что при отправлении правосудия любой суд обязан применять не только законы, но и Конституцию, а при возникновении коллизий между ними исходить из Конституции. Иными словами, суд обязан действовать на конституционно-правовой основе и не подменять правоприменение (в собственном смысле) законоприменением. Иначе, применяя заведомо неконституционный (неправовой) закон, суд сам окажется в неправовой ситуации. И, наконец, согласно п. 3 ст. 6 Конституции, “законы, признанные противоречащим Конституции, а также иные правовые акты, признанные противоречащими Конституции и законам, юридической силы не имеют”. Отсюда вовсе не следует, что КС является монопольным носителем, обладателем полномочий по признанию неконституционными законов и иных правовых актов. Это не подтверждается и другими положениями Конституции, касающихся компетенции КС. Напротив, особенности способа конституционного определения компетенции КС скорее свидетельствуют об обратном. Конституция содержит исчерпывающий перечень полномочий КС, из чего следует, что какие-либо изменения его компетенции (как расширение, так и сокращение) возможны только путем пересмотра соответствующих ее статей. Такой порядок отражает особенности взаимоотношений НС и КС, обеспечивая гарантию независимости последнего. А, как было сказано выше, КС наделен самой Конституцией только правомочиями абстрактного контроля по запросам Президента и 1/3 депутатов.
Итак, представляется, что совокупная адекватная интерпретация приведенных конституционных положений свидетельствует в пользу того, что юрисдикционный конституционный контроль разделен между КС и общими судами. А именно — КС осуществляет абстрактный контроль за конституционностью законов и иных правовых актов НС, Президента и Правительства, а общие суды осуществляют конкретный конституционный контроль, в том числе и за теми актами, которые в абстрактном порядке контролирует КС. То есть общие суды прибегают к конкретному контролю всех тех актов без каких либо изъятий, которые они намереваются применять в конкретном деле и в отношении конституционности которых возникают сомнения. Здесь суд обязан прежде всего, если конечно это возможно, истолковать закон таким образом, чтобы его применение не противоречило Конституции (т. е. толковать закон в смысле конституционных положений). Разумеется, и в этом случае суд толкует и применяет положения Конституции, т. е. занимается конституционным контролем. Однако, если толкование praetr legem не снимает противоречия, то в условиях отсутствия надлежащего механизма исправления закона суд обязан сам отвергнуть подлежащий применению закон и применить Конституцию (т. е. толковать ее contra legem). При этом решения КС имеют общеобязательный характер (т. е. приобретают статус нормативного толкования соответствующих актов), а решения общих судов, точнее их конституционно-правовая подоплека, обязательны только для сторон в данном деле (т. е. имеют статус казуального толкования соответствующих актов).
Казалось бы, именно такая (на наш взгляд, адекватная смыслу действующей Конституции) интерпретация системы конституционной юрисдикции возобладает в государственно-правовой практике Армении. Однако текущие законы, развивая и детализируя отдельные элементы институционно-функциональной системы конституционной юрисдикции, демонстрируют принципиально иной подход к решению данной проблемы: проводят совершенно другой водораздел между правомочностью КС и общих судов в сфере конституционного контроля. А именно, законы (и формирующаяся на их основе практика) исходят из посылки, что КС является монопольным носителем полномочий по контролю конституционности законов и иных правовых актов НС, Президента и Правительства, чем и по сути дела отрицается правомочность общих судов самостоятельно отвергать вышеназванные правовые акты по мотивам их неконституционности. Так, согласно ст. 31 Уголовно-процессуального кодекса Республики Армения (1998 г.) и ст. 106 и 107 Гражданского процессуального кодекса Республики Армения (1998 г.), если суд посчитает, что подлежащий применению закон или иной правовой акт противоречит Конституции, то он имеет право приостановить производство дела и обратиться с просьбой в Совет для дальнейшего продвижения вопросов в порядке, установленном Законом “О судоустройстве”. А порядок этот такой: Совет своим постановлением либо отказывает суду, либо направляет ходатайство Президенту об обращении в КС. В последнем случае Президент, оценивая суть вопроса, решает судьбу ходатайства. Здесь важно подчеркнуть, что и Совет, и Президент наделены правом, но никак не обязанностью в удовлетворении первый — просьб суда, второй — ходатайства Совета. Далее, согласно процессуальному законодательству суд возобновляет приостановленное производство дела, если: 1) Совет отказал суду в направлении ходатайства Президенту, 2) Президент в течение месяца после получения ходатайства Совета не обратился в КС, 3) КС по заявлению Президента вынес постановление. При этом УПК и ГПК умалчивают: как быть в первых двух случаях суду, если он все же вопреки мнению Совета или Президента, считает данный закон или иной правовой акт неконституционным? Здесь возможны два варианта: руководствоваться навязанным Советом либо Президентом толкованием (разъяснением) данного акта или самостоятельно отвергнуть по мотивам неконституционности данный акт и отказаться применить его в конкретном деле. Исходя из требований принципа верховенства Конституции, резонно предположить, что суд в таком случае не лишается права отказаться от применения неконституционного, по его мнению, закона или иного акта и разрешить дело непосредственно на основе Конституции. Но тогда все обращения к Совету и Президенту теряют всякий смысл.
Данный, казалось бы, бесхитростный механизм контроля за конституционностью законов и иных правовых актов помимо того, что неимоверно усложняет и без того громоздкую систему правосудия и не способствует рационализации правосудия и достижению процессуальной экономии, он явно противоречит некоторым конституционным принципам. В первую очередь, такой порядок исключения из юридического оборота неконституционных актов противоречит принципу независимости суда (судьи) и его подчиненности только Конституции и законам, согласно которому, в частности, суд (судья) при разрешении конкретного дела не может быть связан какими бы то ни было инструкциями, руководящими разъяснениями и указаниями относительно того или иного толкования Конституции и закона, причем, исходящими как от законодательной и исполнительной властей, так и от судебной в лице вышестоящих судов. Вышестоящий суд может отменить решение нижестоящего, принять дело к своему рассмотрению или направить его для повторного рассмотрения, наконец, обвинить судью нижестоящего суда в преступном злоупотреблении, но он не может обязать нижестоящий суд принять определенное решение.5 Исключение составляют толкования, содержащиеся в постановлении КС, которые в силу своей общеобязательности связывают всех субъектов права, в том числе и общие суды.6 Показательно в этом отношении положение п. 2 ст. 27 Закона “О судоустройстве”, в котором совершенно справедливо подчеркивается рекомендательный характер разъяснений Совета по применению законов, даваемых с учетом складывающейся судебной практики. Очевидно, что суды (судьи) могут как следовать подобным разъяснениям, так и придерживаться собственного понимания и толкования закона. Тем самым, здесь преследуется цель достижения единообразия судебной практики без попрания независимости судей.
Что же показывает рассматриваемый выше случай? Совет, взявшийся решить просьбу суда (судьи) о получении постановления КС по спорному конституционному вопросу, при стечении некоторых обстоятельств (отказа по тем или иным причинам продвигать решение вопроса до КС) по сути дела предлагает определенное толкование данного акта и настаивает на нем, чем оказывает влияние на конкретный процесс осуществления правосудия. Скромное правомочие Совета на извилистом пути возбуждения соответствующего производства в КС практически трансформируется в некую и достаточно влиятельную функцию конституционного контроля. А выражаемая при этом позиция Совета по толкованию оспариваемого по мотивам конституционности закона или иного правового акта как бы приобретает обязывающее суд качество. Вряд ли в наших условиях найдется суд, желающий игнорировать позицию Совета, даже если не согласен с предлагаемой интерпретацией. Что касается данного правомочия Президента, то оно грубо и явно противоречит не только принципам разделения властей и независимости суда, но и аксиоме права о том, что никто не может выступать судьей в своем собственном деле. Ибо Президент неизбежно берется судить (оценивать) конституционность своих же указов и распоряжений, а также постановлений подчиненного себе Правительства и решать — возбуждать или нет производство контроля в КС. Тем самым, Президент получает возможность настаивать на том или ином толковании акта (в том числе и своего), влиять на правовую позицию суда, направлять в “нужное” русло конкретное дело, находящееся в производстве суда. Словом, Президент приобретает право контроля за судебной властью, что недопустимо в обстановке разделения властей и в рамках правового государства.
Таким образом, если исходить из исключительности правомочий КС по проверке и делегализации неконституционных законов и иных правовых актов и одновременно принимать в расчет как принцип связанности компетенции КС, так и право (а не обязанность) Президента и Совета по своему усмотрению возбуждать производство контроля в КС, о чем просит их суд, то в конечном итоге получается, что исполнительная власть (в лице Президента) и околосудебный орган (в лице Совета) вклиниваются между разными ветвями независимой судебной власти, диктуя ей свое видение конституционности определенных актов, и в завуалированной форме осуществляют некие функции конституционной юрисдикции. Это ни что иное, как прямое и грубейшее нарушение требований разделения властей. А ведь вся суть и смысл конституционной юстиции в правовом демократическом государстве, каковым провозглашена Армения, состоят в том, чтобы конституционно-правовое качество нормативных актов и деятельности всех властей и должностных лиц контролировала суверенная и независимая инстанция в рамках надлежащей правовой процедуры.
Ясно, что многоступенчатый разрешительный порядок инициирования соответствующего производства контроля в КС не выдерживает никакой критики и нуждается в радикальном пересмотре. По примеру большинства стран, учреждающих специализированный орган конституционной юстиции, можно наделить суд правомочием непосредственного запроса в КС. Однако, как показывает Варламова Н. В., наделение суда правомочием непосредственного запроса отнюдь не снимает всех проблем, ибо здесь необходимо определиться: это право суда или его обязанность, что, по большому счету, означает — вправе ли суд самостоятельно отвергнуть закон (иной акт) по мотивам неконституционности или это прерогатива специализированного органа конституционной юстиции, и суд не вправе решать конституционно-правовые вопросы? Проще говоря, здесь речь идет о выборе модели конституционной юстиции, каких в общем виде различают две: американскую (в централизованной и децентрализованной версиях) и европейскую (или кельзеновскую) и каждой из них присущи определенные преимущества и недостатки. В качестве недостатков американской модели отмечаются: инцидентный порядок решения конституционных вопросов; возбуждение процедуры конституционного контроля только по инициативе частных лиц; длительность судопроизводства; обязательность решения только для сторон и сложность придания ему общеобязательного характера; возможность противоречивого толкования конституции разными судами. Главное же преимущество американской модели состоит в том, что она носит более целостный характер в плане предмета контроля и в решении конституционно-правовых вопросов участвует вся судебная власть, весь судейский корпус. Европейская модель, напротив, аккумулируя основную часть контрольных полномочий в специализированном органе, создает опасную монополию на конституционное правопонимание и приобретает некие политические черты. С другой стороны, европейская модель конституционной юстиции позволяет решать конституционно-правовые вопросы безотносительно к обстоятельствам конкретного дела, использовать различные процедуры конституционного судопроизводства (по инициативе публично-правовых субъектов, в формах абстрактного и превентивного контроля), сформулировать общеобязательные решения7 . Добавим, что американская модель конституционной юстиции, как правило, практикуется в рамках правовых систем семьи общего (прецедентного) права, типологические особенности которых позволяют решить проблемы обеспечения единства судебной практики, непротиворечивого толкования конституции. А европейская модель конституционной юстиции, как правило, учреждается в рамках романо-германской семьи правовых систем (статутное право), структурные своеобразия которых требуют иные решения указанных проблем. Здесь прослеживаются и проявляются закономерности формирования и развития двух моделей конституционной юстиции.
Совершенно по другому выглядит разделение конституционной юрисдикции между КС и общими судами в области контроля за актами, которые в системе иерархии источников права находятся ниже уровня постановлений Правительства. КС, дабы не быть перегруженным никакими правомочиями контроля за правовыми актами низшего уровня не наделен. Проверка их конституционно-правового качества и профиля целиком и полностью находится в компетенции общих судов. Причем, общие суды такой контроль могут осуществлять в двух различных процедурах: в инцидентном порядке и в рамках особого искового производства. Инцидентный порядок контроля предполагает проверку конституционности акта в связи с конкретным делом, рассматриваемым судом, в котором этот акт применяется и возник вопрос о его конституционности. Сочтя акт неконституционным, суд вправе (и даже обязан) самостоятельно опровергнуть его и отказаться применять в конкретном деле. При этом, даваемая судом конституционно-правовая квалификация акта обязательна только для сторон в конкретном делен (решение суда действует inter partes). В данном случае суд формально не отменяет такой акт, а лишь отказывает его в применении. А неприменение судом акта — это специфический способ контроля за конституционностью данного акта.
ГПК (ст. 159—163) предусматривает, так называемое, особое исковое производство по признанию недействительными противоречащих Конституции и (или) законам актов государственных органов, органов местного самоуправления и их должностных лиц. Основанием для признания недействительными актов государственных органов, органов местного самоуправления и их должностных лиц является противоречие закону данного акта и факт нарушения прав и свобод заявителя, гарантированных Конституцией и законами (ст. 159 ГПК). Установление подобного ограничения оснований для признания недействительными актов призвано устранить возможность выдвижения “народного обвинения” или подачи заявления “от имени народа”, что само по себе служит важным условием стабильности правопорядка и прогнозируемости правовой ситуации. По таким же соображениям, очевидно, продиктовано законоположение о том, что факт подачи заявления в суд не приостанавливает действия оспариваемого акта (ч. 3 ст. 160 ГПК). В отличие от инцидентной процедуры особенность юридической природы решений суда, вынесенных в рамках особого искового производства, заключается в том, что эти решения приобретают общеобязательную силу (действуют erga omnes). Признанные судом недействительными акты теряют юридическую силу и исключаются из правовой регламентации. Адекватное толкование института особого искового производства с интересующей нас здесь точки зрения позволяет заключить, что в рамках данного производства акты могут быть объявлены недействительными как по мотивам незаконности, так и по мотивам неконституционности, хотя некоторые законодательные формулировки в ГПК недостаточно ясны. Короче говоря, общие суды в рамках особого искового производства правомочны осуществлять функции конституционного контроля.
Вместе с тем, возникают трудности при определении актов, подпадающих под юрисдикционный контроль в рамках данного производства. Дело в том, что согласно части 1 ст. 160 ГПК в юрисдикции общих судов не находятся те акты, установление конституционности которых является исключительной компетенцией КС. Здесь не вызывает никаких сомнений то, что суд правомочен в рамках данного производства объявлять неконституционными, а, следовательно, ничтожными и недействительными, акты, стоящие ниже по иерархическому рангу, чем постановления Правительства. Что касается подзаконных актов высших органов государственной власти с конституционным статусом, то здесь не все до конца ясно и бесспорно. Возможны две системы интерпретации. Первая. Если исходить из постулата исключительности установления конституционности высших подзаконных актов КС (на что, на наш взгляд, Конституция не дает достаточных оснований), а, следовательно, и неправомочности общих судов в этой сфере, то следует признать, что суд в рамках особого искового производства, столкнувшись с конституционно-правовым вопросом, должен следовать по описанному выше многоступенчатому разрешительному пути. Результат очевиден: целый ряд высших подзаконных актов с трудом можно подвести под судебный конституционный контроль вообще. Одновременно, выхолащивается суть конституционного права человека на судебную защиту (ст. 38), ибо это право оказывается совершенно необоснованно ограниченным неправовой волей государства (его органов и должностных лиц), против чего, собственно, и должна быть направлена конституционная юстиция в правовом государстве. Излишне здесь напомнить, что права и свободы человека (и, в первую очередь, конституционные) имеют реальные гарантии в том лишь случае, если индивиду предоставлена свобода защищать свои права в суде. Проблема не снимается — даже если наделить суд правом непосредственного запроса в КС, ибо в таком случае суд разрешает конституционно-правовой вопрос не по существу, а только решает, направить или нет запрос в КС. Вторая. Если признать за общими судами право в рамках особого искового производства объявлять недействительными акты высших органов власти по мотивам неконституционности, то непременно столкнемся с ситуацией, когда будут существовать два общеобязательных решения разных судов (общего и КС) относительно одного и того же предмета. Иными словами, возникнет проблема согласуемости таких решений, содержащих противоречивые общеобязательные толкования Конституции. А перспектива снятия противоречивых толкований Конституции разными ветвями судебной власти и обеспечения должной согласованности судебной практики в рамках ныне существующих структур и процедур судебной власти весьма туманна. Думается, предпочтительным способом решения, хотя бы части возникших здесь законодательных коллизий, явится конструирование института конституционной жалобы, то есть, предоставление индивидам права непосредственного обращения в КС за защитой своих основных прав и свобод.
Далее, следует отметить, что ключевая задача особого искового производства — это установление и объявление подзаконных актов недействительными по мотивам именно незаконности. В этом случае, безусловно, под юрисдикционный контроль подпадают все подзаконные акты, в том числе и акты высших органов власти. Необходимо оговориться относительно постановлений Правительства, имеющих силу закона. Конституция (ст. 78) предусматривает институт делегированного законодательства, который в определяемых НС временных и содержательных рамках позволяет Правительству принимать скрепляемые подписью Президента постановления, имеющих силу закона, которые при этом не могут противоречить законам. Очевидно, такие постановления имеют двойственную юридическую природу: с одной стороны, они, не будучи легитимированными посредством демократической процедуры законотворчества, имеют силу закона, а с другой, — имея силу закона, они не пользуются действием принципа “последующее снимает предыдущее”, но могут сформулировать определенные первичные общеобязательные нормы. Как оценивать их юридическую природу — подзаконную или законодательную — не совсем ясно. В зависимости от того, какое понимание юридической природы таких постановлений возобладает в практике, зависит и вопрос их юрисдикционной подконтрольности: конституционной или общей. Схожая проблема возникает и в связи с указами Президента, которые согласно Конституции (ст. 56) “не могут противоречить Конституции и законам”, т. е. могут приниматься не на основе, в пределах законов и во его исполнение. Отталкиваясь от этой формулировки, указы порой расцениваются как “необычные подзаконные акты” и считается, что ввиду больших пробелов в законодательстве Президент вправе издавать указы, заменяющие законы, и, следовательно, устанавливать первичные правила должного. На наш взгляд, подобное обоснование законодательных правомочий Президента — серьезное отступление от принципа разделения властей, ибо тем самым обесценивается значение верховенства закона, подвергается эрозии иерархическая структура источников права, создается поле нормотворческому произволу исполнительной (президентской) власти. Если при делегировании законодательства действует определенная процедура контроля со стороны НС, то в случае с “указным” она и вовсе отсутствует. В целях структурирования надлежащей системы юрисдикционного контроля вопрос о статусе указов нуждается в решении адекватно смыслу принципа разделения властей, верховенства и приоритета права, демократического законотворчества.
В целом, особое исковое производство является базовой основой и отправной точкой для зарождения и формирования полноценной административной юстиции в Армении. Однако применение данного производства в нынешнем виде может создать проблемы для стабильности правопорядка, что также как и нарушение законности, недопустимо. По-видимому, по мере накопления судебной практики и учитывая богатый опыт в сфере административной юстиции таких стран как, например, Франция,8 придется ввести некоторые специальные административные производства, предусмотреть элементы дифференцированной исковой давности, выделить различные режимы юридических последствий для решений, вынесенных в особом исковом производстве, и в целом выйти на разработку собственно административного судопроизводства.
Таким образом, резюмируя вышеизложенное, можно констатировать: несмотря на учреждение КС как специализированного органа конституционной юстиции, в Армении практически институционализирована некая смешанная система конституционной юстиции, которая отмечается незавершенностью, половинчатостью и достаточной противоречивостью. Ключевая задача дальнейшего развития системы конституционной юстиции — это придание ей целостности и эффективности. Приоритетными в этом направлении представляются: расширение круга субъектов, имеющих право обращаться в КС (в частности, наделение таким правом суд), введение института конституционной жалобы и таких специальных процедур конституционного судопроизводства, как решение компетенционных споров, нормативное толкование Конституции. При этом представляется предпочтительным оставить за общими судами возможность энергичного участия в разрешении конституционно-правовых вопросов в связи с рассмотрением конкретных дел. Это, конечно, создаст проблемы иного рода для непротиворечивого функционирования системы конституционной юстиции, и вместе с тем придаст особый динамизм процессу конституционного контроля и позволит в режиме участия всего судейского корпуса в решении конституционно-правовых проблем найти надлежащее толкование положений Конституции, интенсифицировать процесс формирования “живого” конституционного правопорядка. Это особо актуально в нынешних условиях недостаточной развитости конституционного правопорядка, когда многие законы, в том числе и унаследованных от тоталитарного прошлого, нуждаются в скорейшем приведении их в соответствие с Конституцией.9
--------------------------------------------------------------------------------
1 Конституция Республики Армения принята 5 июля 1995 г. на общенациональном референдуме.
2 Конституционную юстицию мы рассматриваем как одну из форм проявления судебной власти. В юридической литературе есть и другие взгляды о соотношении судебной власти и конституционной юстиции. См.: Чиркин В. Е. Контрольная власть // Государство и право. 1993. №4; Он же. Основы сравнительного государствоведения. М., 1997. С. 301—316; Шульженко Ю. Л. Конституционный контроль в России. М., 1995. С. 14—17.
3 Следует серьезно усомниться в целесообразности установленной планки для депутатов — 1/3 от общего числа. Дело в том, что законы и постановления НС принимаются за, небольшим исключением, большинством голосов присутствующих на заседании депутатов, если в голосовании приняли участие более половины от общего числа депутатов, т. е. практически решения могут быть приняты 1/4 депутатов. С этой точки зрения планка права обращения в КС для депутатов нуждается в снижении, например, до 1/5 депутатов, что позволит парламентскому меньшинству осуществлять энергичный конституционный контроль за деятельностью не только Президента и Правительства, но и парламентского большинства. И вообще, следовало бы установить более широкий круг субъектов обращения в КС, включив сюда, например, Правительство, Генерального прокурора, Совет.
4 Помимо своих ключевых правомочий по контролю конституционности различных правовых актов КС наделен и другими значительными полномочиями в сфере конституционно-правовой проблематики. Так, КС решает споры, связанные с результатами референдумов, выборов Президента и депутатов; признает непреодолимыми или устраненными препятствия, возникшие для кандидатов в Президенты; дает заключение о наличии основания для отрешения от должности Президента; дает заключение по чрезвычайным мероприятиям; дает заключение о невозможности исполнения Президентом своих полномочий; в установленном законом порядке выносит решения о приостановлении или запрещении деятельности партии. Так как в данной статье главным образом речь пойдет о системе судебного контроля конституционности правовых актов, эти правомочия здесь рассмотрены не будут.
5 Четвернин В. А. Демократическое конституционное государство: введение в теорию. М., 1993. С. 113.
6 В рамках европейской модели конституционного контроля – ввиду действия решений конституционного суда erga omnes, с одной стороны, в значительной мере ограничивается независимость судей общих судов и прямое действие конституции, но с другой, становится возможным обеспечение должного единообразия и согласованности судебной практики. См.: Варламова Н. В. Проблемы прямого действия российской конституции // Правовое государство, личность, законность. М., 1997. С. 101—123.
7 Варламова Н. В. Указ. соч. С. 113—115.
8 См.: Бребан Г. Французское административное право. М., 1988. С. 203—218, 349—475.
9 Результаты выборочного анализа показали, что из изученных 114 законов 80 содержат положения, противоречащие Конституции. При этом за первые три года своего существования в КС поступило всего три обращения по определению конституционности законов. См.: Арутюнян Г. Г. Конституционный суд в системе государственной власти (сравнительный анализ). Ереван, 1999. С. 175.
ИСТОЧНИК: журнал "ПРАВО И ПОЛИТИКА" №3,2000
Конституционная юстиция — это суверенная и независимая государственная деятельность по контролю за конституционно-правовым качеством нормативных актов (в том числе, и законов), за конституционно-правовым характером и правомерностью действий органов государственной власти с целью обеспечения господства Конституции1 (воплощенного в ней права), защиты прав и свобод человека и гражданина как сущностных начал конституционного правопорядка, противостояния неправовым акциям законодательной и исполнительной властей.
В данной статье главным образом речь пойдет о законодательно институционализированной системе и специфических чертах конституционной юстиции Армении, в частности, о противоречивом разделении конституционной юрисдикции между разными органами единой судебной власти.2
Но прежде чем перейти к рассмотрению проблемы разделения конституционной юрисдикции (т. е. всей совокупности властных правомочий по отправлению конституционного правосудия) между различными субъектами судебной системы, имеет смысл схематично представить и охарактеризовать институциональную структуру судебной власти в Армении.
Помимо закрепления фундаментальных принципов организации и деятельности судебной власти (осуществление правосудия только судом, запрет создания чрезвычайных судов, связанность судей только Конституцией и законом, независимость и неприкосновенность судей, несменяемость судей, несовместимость судейской деятельности, равноправие сторон, публичность разбирательства дел в суде, презумпция невиновности и т. д.) и определения ее места в системе разделения властей, Конституция в целом очерчивает и институциональную структуру судебной власти (систему судебных органов), в основе которой лежит непростая проблема распределения единых по природе юрисдикционных правомочий между различными ветвями и звеньями судебных органов. Предусмотренная Конституцией судебная система организована на началах внешней специализации, причем специализации многонаправленной и разветвленной. Организационно выделена конституционная юстиция и учрежден специализированный орган конституционной юстиции — Конституционный Суд (далее — КС) (ст. 99—102). В качестве отдельной ветви судебной власти выступают суды общей юрисдикции, структурированные на трехинстанционной основе. В эту систему входят суды первой инстанции, апелляционные суды и Кассационный Суд (ч. 1 ст. 92).
Предполагается учреждение таких специализированных подсистем судебной системы как военные и хозяйственные суды. Вместе с тем Конституция (ч. 2 ст. 92) допускает возможность создания посредством законов и иных специализированных судов. Примечательно, что оставлен открытым вопрос о способе структурирования упомянутых специализированных судов: организуются ли они на началах внешней специализации по отношению к общим судам и образуют ли отдельные судебные ветви со всей своей иерархией во главе со своими собственными верховными судами или же они учреждаются в системе общих судов на началах внутренней специализации?
Закон Республики Армения “О судоустройстве” (1998 г.), разрешая эту конституционную недоговоренность, выбрал, как мы считаем, весьма оптимальную для наших условий структуру судебной системы. Отказавшись от создания несколько независимых друг от друга систем специализированных судов во главе со своими верховными судами (так называемая полисистемная структура), он учредил единую трехинстанционную систему общих судов с одним верховным судом. Своеобразие армянской судебной системы заключается в том, что здесь практически совпадают инстанции (ступени, звенья, уровни) в структуре судов с процессуальными инстанциями. Это нашло отражение и в названии судов. Ныне действующая в соответствии с Законом “О судоустройстве” система судов выглядит следующим образом.
В Республике функционируют 17 общих судов первой инстанции, которые рассматривают все дела по первой процессуальной инстанции. Никаких иных специализированных судов, рассматривающих какие-либо дела по первой инстанции, не существует. Согласно ст. 13 Закона “О судоустройстве” суды первой инстанции по существу рассматривают все гражданские, хозяйственные, уголовные, военные дела и дела об административных правонарушениях, в установленном законом порядке решают вопросы о даче разрешения на заключение под стражу и обыск квартиры, а также на ограничение права на тайну переписки, телефонных переговоров, почтовых, телеграфных и иных сообщений. Суд первой инстанции функционирует на единоличной основе, т. е. при рассмотрении дела судья выступает в качестве суда. Судебные округа судов первой инстанции совпадают с административно-территориальными единицами Республики, состоящих из 10 областей (марзов) и 7 квартальных общин г. Еревана. Состав судов первой инстанции различен: варьируется от одного судьи и председателя суда до 9 судей и председателя суда.
Следующее звено в иерархии общесудебной системы — апелляционные суды. Согласно ст. 18 Закона “О судоустройстве”, апелляционный суд — это суд, который по апелляционной жалобе повторно по существу разрешает дела, рассмотренные в суде первой инстанции. Причем, апелляционный суд не связан приведенными в жалобе аргументами и вправе рассмотреть дело в полном объеме. Граница судебного округа апелляционного суда — вся территория Республики. В Армении действуют 3 специализированных апелляционных суда: апелляционный суд по гражданским делам (в составе 9 судей и председателя суда), апелляционный суд по хозяйственным делам (в составе 6 судей и председателя суда), апелляционный суд по уголовным и военным делам (в составе 12 судей и председателя суда). Заметим, что это единственный уровень в иерархии общих судов, где проводится внешняя специализация. Во всех апелляционных судах дела рассматриваются коллегиально — в составе 3 судей. Решения и постановления апелляционных судов вступают в законную силу после их оглашения. А приговоры и разрешающие дело по существу иные окончательные постановления апелляционного суда по уголовным и военным делам вступают в законную силу после истечения отведенного законом срока для подачи кассационной жалобы.
Венчает общесудебную систему Кассационный Суд. Кассационный Суд — это суд, пересматривающий по кассационной жалобе и в рамках оснований, указанных в ней, следующие судебные акты: вступившие в законную силу решения, приговоры и иные, разрешающие дело по существу окончательные постановления судов первой инстанции и апелляционных судов, а также не вступившие в законную силу приговоры и иные, разрешающие дело по существу, окончательные постановления апелляционного суда по уголовным и военным делам. Основанием для подачи кассационной жалобы могут послужить нарушения материальных и процессуальных прав участников процесса, а также вновь открывшиеся обстоятельства. Кассационный Суд выносит постановления исключительно по вопросам права. Он, принимая факты такими, в каком виде они были установлены и отражены в актах нижестоящих судов, рассматривающих дело по существу, ограничивается проверкой правильности применения норм материального и процессуального права. Если акты нижестоящих судов отменены в кассационном порядке, то Кассационный Суд, не принимая окончательного решения по делу, направляет его на новое рассмотрение в соответствующий нижестоящий суд. Однако Кассационный Суд в кассационном порядке рассматривает и вопросы факта, если судебный акт кассирован по вновь открывшимся обстоятельствам. Но и в этом случае он не принимает решение по существу, а направляет дело в соответствующий нижестоящий суд. Постановления Кассационного Суда вступают в силу с момента вынесения и не подлежат обжалованию. Кассационный суд состоит из двух палат: палаты по гражданским и хозяйственным делам и палаты по уголовным и военным делам. Председатель Кассационного Суда прямо не входит ни в одну их этих палат и может заседать в любой из них. Каждая палата имеет своего председателя и включает 5 судей. В Кассационном суде дела рассматриваются коллегиально — в составе большинства судей палаты и председательствующего.
Закон “О судоустройстве” (ст. 26—28) учредил специальный коллегиальный орган — Совет председателей судов (далее — Совет), в который входят председатели: Кассационного суда, его палат, апелляционных судов и судов первой инстанции. Совет заседает по мере необходимости, но не реже одного раза в квартал. Председателем данного органа является Председатель Кассационного Суда. Хотя Совет состоит исключительно из судей, он по своей юридической природе не является судом и не наделен никакими юрисдикционными правомочиями. Его основное функциональное назначение — содействовать нормальному функционированию судебных органов, для чего он наделен полномочиями в организационной и материально-финансовой сферах деятельности судебной власти. Совет, в частности, разрабатывает и утверждает порядок распределения дел в судах первой инстанции, назначения в апелляционных судах судейского состава и председательствующего в нем, отвода (и самоотвода) судей, замещения судей и председателей судов в случае отпуска или болезни; разрабатывает и утверждает “Кодекс поведения судей”; составляет и представляет Правительству заявки бюджетного финансирования судов; определяет круг служебных обязанностей работников аппаратов судов; утверждает инструкцию о делопроизводстве в судах; организует профессиональное обучение и переподготовку судей. Кроме того, Совет наделен и некоторыми полномочиями, тесно смыкающими с юрисдикционной деятельностью. Так, он обобщает судебную практику и на этой основе дает рекомендательные по характеру разъяснения о применении законов; обращается к Президенту с ходатайством об инициировании последним производства в КС для проверки конституционности законов и иных правовых актов Национального Собрания (далее — НС), Президента и Правительства.
Неотъемлемой составной частью структуры судебной власти Армении является КС, специализирующийся в рассмотрении исключительно конституционно-правовых вопросов. В армянской системе судебной власти КС главным образом вверены правомочия в сфере конституционно-правовой проблематики (общим судам достались лишь незначительные правомочия в этой сфере). КС состоит из девяти членов, пятерых из которых назначает НС, четверых — Президент. Председателя КС назначает НС из состава КС. В случае не реализации НС своего права в тридцатидневный срок после образования вакансии, Председателя КС назначает Президент. В КС нет каких-либо отдельных структурных подразделений (палат, секций). Суд осуществляет свою деятельность только на пленарном заседании, для правомочности которого требуется присутствие большинства его членов. Итоговыми актами КС являются постановления и заключения. Постановления Суда окончательны, не подлежат обжалованию, вступают в силу с момента опубликования и общеобязательны, т. е. обязательны для всех субъектов государственно-правовой жизни. Нормативно-правовую основу организации и деятельности КС составляют Конституция, устанавливающая полномочия КС (ст. 100), и его состав (ст. 99), порядок назначения и прекращения полномочий его членов (п. 10 ст. 55, п. 3 и 3 ст. 83), перечень органов и лиц, обладающих правом обращения в КС (ст. 101), основы статуса членов Суда (ст. 99—98), виды актов, их юридическую силу и правовые последствия (ст. 102), а также Закон Республики Армения “О Конституционном Суде” (1997 г.), который детализирует и развивает соответствующие конституционные положения.
Определяя полномочия КС, Конституция (п. 1 и 2 ст. 100), а вслед за ней и Закон “О Конституционном Суде” (ст. 5, 55, 56), в частности, предусматривают, что данный специализированный орган конституционного контроля по запросам Президента и 1/3 депутатов3 устанавливает соответствие положениям Конституции законов и иных правовых актов НС, Президента и Правительства; по запросам Президента устанавливает конституционность нератифицированных международных договоров. Иными словами, в компетенцию Конституционного Суда входит репрессивный абстрактный контроль за конституционностью законов и иных правовых актов высших органов государственной власти, а также превентивный (абстрактный) контроль за конституционностью международных договоров. 4
Конституция в прямой (позитивной) форме не наделяет общие суды какими-либо правомочиями в сфере конституционной юстиции, тем самым как бы отрицая правомочность общих судов самостоятельно отвергнуть и не применять в конкретном деле неконституционный, по их мнению, закон или применять Конституцию вопреки закону. Однако здесь не все так ясно и бесспорно. Комплексный анализ ряда конституционных принципов, на наш взгляд, приводит к иному толкованию указанной конституционной недоговоренности.
Такие фундаментальные принципы, как правовое государство, разделение властей, верховенство (приоритет) Конституции и ее непосредственное действие вообще выполняют своеобразную задачу в тех случаях, когда речь идет о понимании, выявлении и обосновании юридического характера (природы и функционально-смысловой роли) тех или иных государственно-правовых институтов, а также об исследовании пробелов в их нормативно-правовом регулировании или о противоречивых оценках этих пробелов. Обращение к ним в данном случае позволяет обнаружить пробелы в системе конституционной юстиции и сделать необходимые выводы для их устранения.
Во-первых, закрепленный в ст. 1 Конституции принцип правового государства применительно к рассматриваемой здесь теме предъявляет определенные требования к правоприменительной системе государства, в частности, настаивает на том, чтобы в государстве применялись исключительно конституционные законы и иные акты. В гарантировании и защите данного требования главным образом и в первую очередь заключается одна из ключевых функций судебной власти в целом. Во-вторых, Конституция, воплощая в себе правовые начала государственности, конституируя правовую форму организации и деятельности государственной власти и ее взаимоотношений с индивидами как носителями прав и свобод человека и гражданина, подчеркивает свое общерегулятивное значение и провозглашает в ст. 6 свою наивысшую юридическую силу. Из этого, в частности, следует, что в любой правоприменительной деятельности государства, в том числе и судебной, при возникновении непримиримого противоречия между Конституцией и всеми другими правовыми актами предпочтение должно быть отдано первому. В-третьих, Конституция в той же 6 статье закрепляет принцип непосредственного действия ее норм, причем, без каких-либо изъятий и ограничений, что, в частности, означает: суд любого уровня и вида обязан отказаться от применения закона, который он сочтет неконституционным, и применить конституционные нормы без опосредованного решения какого-либо другого органа. В-четвертых, согласно ст. 91 Конституции, правосудие в Республике Армения осуществляется в соответствии с Конституцией и законами. Кстати, данное положение многократно воспроизводится в текущем законодательстве. В содержательно-правовом плане это означает, что при отправлении правосудия любой суд обязан применять не только законы, но и Конституцию, а при возникновении коллизий между ними исходить из Конституции. Иными словами, суд обязан действовать на конституционно-правовой основе и не подменять правоприменение (в собственном смысле) законоприменением. Иначе, применяя заведомо неконституционный (неправовой) закон, суд сам окажется в неправовой ситуации. И, наконец, согласно п. 3 ст. 6 Конституции, “законы, признанные противоречащим Конституции, а также иные правовые акты, признанные противоречащими Конституции и законам, юридической силы не имеют”. Отсюда вовсе не следует, что КС является монопольным носителем, обладателем полномочий по признанию неконституционными законов и иных правовых актов. Это не подтверждается и другими положениями Конституции, касающихся компетенции КС. Напротив, особенности способа конституционного определения компетенции КС скорее свидетельствуют об обратном. Конституция содержит исчерпывающий перечень полномочий КС, из чего следует, что какие-либо изменения его компетенции (как расширение, так и сокращение) возможны только путем пересмотра соответствующих ее статей. Такой порядок отражает особенности взаимоотношений НС и КС, обеспечивая гарантию независимости последнего. А, как было сказано выше, КС наделен самой Конституцией только правомочиями абстрактного контроля по запросам Президента и 1/3 депутатов.
Итак, представляется, что совокупная адекватная интерпретация приведенных конституционных положений свидетельствует в пользу того, что юрисдикционный конституционный контроль разделен между КС и общими судами. А именно — КС осуществляет абстрактный контроль за конституционностью законов и иных правовых актов НС, Президента и Правительства, а общие суды осуществляют конкретный конституционный контроль, в том числе и за теми актами, которые в абстрактном порядке контролирует КС. То есть общие суды прибегают к конкретному контролю всех тех актов без каких либо изъятий, которые они намереваются применять в конкретном деле и в отношении конституционности которых возникают сомнения. Здесь суд обязан прежде всего, если конечно это возможно, истолковать закон таким образом, чтобы его применение не противоречило Конституции (т. е. толковать закон в смысле конституционных положений). Разумеется, и в этом случае суд толкует и применяет положения Конституции, т. е. занимается конституционным контролем. Однако, если толкование praetr legem не снимает противоречия, то в условиях отсутствия надлежащего механизма исправления закона суд обязан сам отвергнуть подлежащий применению закон и применить Конституцию (т. е. толковать ее contra legem). При этом решения КС имеют общеобязательный характер (т. е. приобретают статус нормативного толкования соответствующих актов), а решения общих судов, точнее их конституционно-правовая подоплека, обязательны только для сторон в данном деле (т. е. имеют статус казуального толкования соответствующих актов).
Казалось бы, именно такая (на наш взгляд, адекватная смыслу действующей Конституции) интерпретация системы конституционной юрисдикции возобладает в государственно-правовой практике Армении. Однако текущие законы, развивая и детализируя отдельные элементы институционно-функциональной системы конституционной юрисдикции, демонстрируют принципиально иной подход к решению данной проблемы: проводят совершенно другой водораздел между правомочностью КС и общих судов в сфере конституционного контроля. А именно, законы (и формирующаяся на их основе практика) исходят из посылки, что КС является монопольным носителем полномочий по контролю конституционности законов и иных правовых актов НС, Президента и Правительства, чем и по сути дела отрицается правомочность общих судов самостоятельно отвергать вышеназванные правовые акты по мотивам их неконституционности. Так, согласно ст. 31 Уголовно-процессуального кодекса Республики Армения (1998 г.) и ст. 106 и 107 Гражданского процессуального кодекса Республики Армения (1998 г.), если суд посчитает, что подлежащий применению закон или иной правовой акт противоречит Конституции, то он имеет право приостановить производство дела и обратиться с просьбой в Совет для дальнейшего продвижения вопросов в порядке, установленном Законом “О судоустройстве”. А порядок этот такой: Совет своим постановлением либо отказывает суду, либо направляет ходатайство Президенту об обращении в КС. В последнем случае Президент, оценивая суть вопроса, решает судьбу ходатайства. Здесь важно подчеркнуть, что и Совет, и Президент наделены правом, но никак не обязанностью в удовлетворении первый — просьб суда, второй — ходатайства Совета. Далее, согласно процессуальному законодательству суд возобновляет приостановленное производство дела, если: 1) Совет отказал суду в направлении ходатайства Президенту, 2) Президент в течение месяца после получения ходатайства Совета не обратился в КС, 3) КС по заявлению Президента вынес постановление. При этом УПК и ГПК умалчивают: как быть в первых двух случаях суду, если он все же вопреки мнению Совета или Президента, считает данный закон или иной правовой акт неконституционным? Здесь возможны два варианта: руководствоваться навязанным Советом либо Президентом толкованием (разъяснением) данного акта или самостоятельно отвергнуть по мотивам неконституционности данный акт и отказаться применить его в конкретном деле. Исходя из требований принципа верховенства Конституции, резонно предположить, что суд в таком случае не лишается права отказаться от применения неконституционного, по его мнению, закона или иного акта и разрешить дело непосредственно на основе Конституции. Но тогда все обращения к Совету и Президенту теряют всякий смысл.
Данный, казалось бы, бесхитростный механизм контроля за конституционностью законов и иных правовых актов помимо того, что неимоверно усложняет и без того громоздкую систему правосудия и не способствует рационализации правосудия и достижению процессуальной экономии, он явно противоречит некоторым конституционным принципам. В первую очередь, такой порядок исключения из юридического оборота неконституционных актов противоречит принципу независимости суда (судьи) и его подчиненности только Конституции и законам, согласно которому, в частности, суд (судья) при разрешении конкретного дела не может быть связан какими бы то ни было инструкциями, руководящими разъяснениями и указаниями относительно того или иного толкования Конституции и закона, причем, исходящими как от законодательной и исполнительной властей, так и от судебной в лице вышестоящих судов. Вышестоящий суд может отменить решение нижестоящего, принять дело к своему рассмотрению или направить его для повторного рассмотрения, наконец, обвинить судью нижестоящего суда в преступном злоупотреблении, но он не может обязать нижестоящий суд принять определенное решение.5 Исключение составляют толкования, содержащиеся в постановлении КС, которые в силу своей общеобязательности связывают всех субъектов права, в том числе и общие суды.6 Показательно в этом отношении положение п. 2 ст. 27 Закона “О судоустройстве”, в котором совершенно справедливо подчеркивается рекомендательный характер разъяснений Совета по применению законов, даваемых с учетом складывающейся судебной практики. Очевидно, что суды (судьи) могут как следовать подобным разъяснениям, так и придерживаться собственного понимания и толкования закона. Тем самым, здесь преследуется цель достижения единообразия судебной практики без попрания независимости судей.
Что же показывает рассматриваемый выше случай? Совет, взявшийся решить просьбу суда (судьи) о получении постановления КС по спорному конституционному вопросу, при стечении некоторых обстоятельств (отказа по тем или иным причинам продвигать решение вопроса до КС) по сути дела предлагает определенное толкование данного акта и настаивает на нем, чем оказывает влияние на конкретный процесс осуществления правосудия. Скромное правомочие Совета на извилистом пути возбуждения соответствующего производства в КС практически трансформируется в некую и достаточно влиятельную функцию конституционного контроля. А выражаемая при этом позиция Совета по толкованию оспариваемого по мотивам конституционности закона или иного правового акта как бы приобретает обязывающее суд качество. Вряд ли в наших условиях найдется суд, желающий игнорировать позицию Совета, даже если не согласен с предлагаемой интерпретацией. Что касается данного правомочия Президента, то оно грубо и явно противоречит не только принципам разделения властей и независимости суда, но и аксиоме права о том, что никто не может выступать судьей в своем собственном деле. Ибо Президент неизбежно берется судить (оценивать) конституционность своих же указов и распоряжений, а также постановлений подчиненного себе Правительства и решать — возбуждать или нет производство контроля в КС. Тем самым, Президент получает возможность настаивать на том или ином толковании акта (в том числе и своего), влиять на правовую позицию суда, направлять в “нужное” русло конкретное дело, находящееся в производстве суда. Словом, Президент приобретает право контроля за судебной властью, что недопустимо в обстановке разделения властей и в рамках правового государства.
Таким образом, если исходить из исключительности правомочий КС по проверке и делегализации неконституционных законов и иных правовых актов и одновременно принимать в расчет как принцип связанности компетенции КС, так и право (а не обязанность) Президента и Совета по своему усмотрению возбуждать производство контроля в КС, о чем просит их суд, то в конечном итоге получается, что исполнительная власть (в лице Президента) и околосудебный орган (в лице Совета) вклиниваются между разными ветвями независимой судебной власти, диктуя ей свое видение конституционности определенных актов, и в завуалированной форме осуществляют некие функции конституционной юрисдикции. Это ни что иное, как прямое и грубейшее нарушение требований разделения властей. А ведь вся суть и смысл конституционной юстиции в правовом демократическом государстве, каковым провозглашена Армения, состоят в том, чтобы конституционно-правовое качество нормативных актов и деятельности всех властей и должностных лиц контролировала суверенная и независимая инстанция в рамках надлежащей правовой процедуры.
Ясно, что многоступенчатый разрешительный порядок инициирования соответствующего производства контроля в КС не выдерживает никакой критики и нуждается в радикальном пересмотре. По примеру большинства стран, учреждающих специализированный орган конституционной юстиции, можно наделить суд правомочием непосредственного запроса в КС. Однако, как показывает Варламова Н. В., наделение суда правомочием непосредственного запроса отнюдь не снимает всех проблем, ибо здесь необходимо определиться: это право суда или его обязанность, что, по большому счету, означает — вправе ли суд самостоятельно отвергнуть закон (иной акт) по мотивам неконституционности или это прерогатива специализированного органа конституционной юстиции, и суд не вправе решать конституционно-правовые вопросы? Проще говоря, здесь речь идет о выборе модели конституционной юстиции, каких в общем виде различают две: американскую (в централизованной и децентрализованной версиях) и европейскую (или кельзеновскую) и каждой из них присущи определенные преимущества и недостатки. В качестве недостатков американской модели отмечаются: инцидентный порядок решения конституционных вопросов; возбуждение процедуры конституционного контроля только по инициативе частных лиц; длительность судопроизводства; обязательность решения только для сторон и сложность придания ему общеобязательного характера; возможность противоречивого толкования конституции разными судами. Главное же преимущество американской модели состоит в том, что она носит более целостный характер в плане предмета контроля и в решении конституционно-правовых вопросов участвует вся судебная власть, весь судейский корпус. Европейская модель, напротив, аккумулируя основную часть контрольных полномочий в специализированном органе, создает опасную монополию на конституционное правопонимание и приобретает некие политические черты. С другой стороны, европейская модель конституционной юстиции позволяет решать конституционно-правовые вопросы безотносительно к обстоятельствам конкретного дела, использовать различные процедуры конституционного судопроизводства (по инициативе публично-правовых субъектов, в формах абстрактного и превентивного контроля), сформулировать общеобязательные решения7 . Добавим, что американская модель конституционной юстиции, как правило, практикуется в рамках правовых систем семьи общего (прецедентного) права, типологические особенности которых позволяют решить проблемы обеспечения единства судебной практики, непротиворечивого толкования конституции. А европейская модель конституционной юстиции, как правило, учреждается в рамках романо-германской семьи правовых систем (статутное право), структурные своеобразия которых требуют иные решения указанных проблем. Здесь прослеживаются и проявляются закономерности формирования и развития двух моделей конституционной юстиции.
Совершенно по другому выглядит разделение конституционной юрисдикции между КС и общими судами в области контроля за актами, которые в системе иерархии источников права находятся ниже уровня постановлений Правительства. КС, дабы не быть перегруженным никакими правомочиями контроля за правовыми актами низшего уровня не наделен. Проверка их конституционно-правового качества и профиля целиком и полностью находится в компетенции общих судов. Причем, общие суды такой контроль могут осуществлять в двух различных процедурах: в инцидентном порядке и в рамках особого искового производства. Инцидентный порядок контроля предполагает проверку конституционности акта в связи с конкретным делом, рассматриваемым судом, в котором этот акт применяется и возник вопрос о его конституционности. Сочтя акт неконституционным, суд вправе (и даже обязан) самостоятельно опровергнуть его и отказаться применять в конкретном деле. При этом, даваемая судом конституционно-правовая квалификация акта обязательна только для сторон в конкретном делен (решение суда действует inter partes). В данном случае суд формально не отменяет такой акт, а лишь отказывает его в применении. А неприменение судом акта — это специфический способ контроля за конституционностью данного акта.
ГПК (ст. 159—163) предусматривает, так называемое, особое исковое производство по признанию недействительными противоречащих Конституции и (или) законам актов государственных органов, органов местного самоуправления и их должностных лиц. Основанием для признания недействительными актов государственных органов, органов местного самоуправления и их должностных лиц является противоречие закону данного акта и факт нарушения прав и свобод заявителя, гарантированных Конституцией и законами (ст. 159 ГПК). Установление подобного ограничения оснований для признания недействительными актов призвано устранить возможность выдвижения “народного обвинения” или подачи заявления “от имени народа”, что само по себе служит важным условием стабильности правопорядка и прогнозируемости правовой ситуации. По таким же соображениям, очевидно, продиктовано законоположение о том, что факт подачи заявления в суд не приостанавливает действия оспариваемого акта (ч. 3 ст. 160 ГПК). В отличие от инцидентной процедуры особенность юридической природы решений суда, вынесенных в рамках особого искового производства, заключается в том, что эти решения приобретают общеобязательную силу (действуют erga omnes). Признанные судом недействительными акты теряют юридическую силу и исключаются из правовой регламентации. Адекватное толкование института особого искового производства с интересующей нас здесь точки зрения позволяет заключить, что в рамках данного производства акты могут быть объявлены недействительными как по мотивам незаконности, так и по мотивам неконституционности, хотя некоторые законодательные формулировки в ГПК недостаточно ясны. Короче говоря, общие суды в рамках особого искового производства правомочны осуществлять функции конституционного контроля.
Вместе с тем, возникают трудности при определении актов, подпадающих под юрисдикционный контроль в рамках данного производства. Дело в том, что согласно части 1 ст. 160 ГПК в юрисдикции общих судов не находятся те акты, установление конституционности которых является исключительной компетенцией КС. Здесь не вызывает никаких сомнений то, что суд правомочен в рамках данного производства объявлять неконституционными, а, следовательно, ничтожными и недействительными, акты, стоящие ниже по иерархическому рангу, чем постановления Правительства. Что касается подзаконных актов высших органов государственной власти с конституционным статусом, то здесь не все до конца ясно и бесспорно. Возможны две системы интерпретации. Первая. Если исходить из постулата исключительности установления конституционности высших подзаконных актов КС (на что, на наш взгляд, Конституция не дает достаточных оснований), а, следовательно, и неправомочности общих судов в этой сфере, то следует признать, что суд в рамках особого искового производства, столкнувшись с конституционно-правовым вопросом, должен следовать по описанному выше многоступенчатому разрешительному пути. Результат очевиден: целый ряд высших подзаконных актов с трудом можно подвести под судебный конституционный контроль вообще. Одновременно, выхолащивается суть конституционного права человека на судебную защиту (ст. 38), ибо это право оказывается совершенно необоснованно ограниченным неправовой волей государства (его органов и должностных лиц), против чего, собственно, и должна быть направлена конституционная юстиция в правовом государстве. Излишне здесь напомнить, что права и свободы человека (и, в первую очередь, конституционные) имеют реальные гарантии в том лишь случае, если индивиду предоставлена свобода защищать свои права в суде. Проблема не снимается — даже если наделить суд правом непосредственного запроса в КС, ибо в таком случае суд разрешает конституционно-правовой вопрос не по существу, а только решает, направить или нет запрос в КС. Вторая. Если признать за общими судами право в рамках особого искового производства объявлять недействительными акты высших органов власти по мотивам неконституционности, то непременно столкнемся с ситуацией, когда будут существовать два общеобязательных решения разных судов (общего и КС) относительно одного и того же предмета. Иными словами, возникнет проблема согласуемости таких решений, содержащих противоречивые общеобязательные толкования Конституции. А перспектива снятия противоречивых толкований Конституции разными ветвями судебной власти и обеспечения должной согласованности судебной практики в рамках ныне существующих структур и процедур судебной власти весьма туманна. Думается, предпочтительным способом решения, хотя бы части возникших здесь законодательных коллизий, явится конструирование института конституционной жалобы, то есть, предоставление индивидам права непосредственного обращения в КС за защитой своих основных прав и свобод.
Далее, следует отметить, что ключевая задача особого искового производства — это установление и объявление подзаконных актов недействительными по мотивам именно незаконности. В этом случае, безусловно, под юрисдикционный контроль подпадают все подзаконные акты, в том числе и акты высших органов власти. Необходимо оговориться относительно постановлений Правительства, имеющих силу закона. Конституция (ст. 78) предусматривает институт делегированного законодательства, который в определяемых НС временных и содержательных рамках позволяет Правительству принимать скрепляемые подписью Президента постановления, имеющих силу закона, которые при этом не могут противоречить законам. Очевидно, такие постановления имеют двойственную юридическую природу: с одной стороны, они, не будучи легитимированными посредством демократической процедуры законотворчества, имеют силу закона, а с другой, — имея силу закона, они не пользуются действием принципа “последующее снимает предыдущее”, но могут сформулировать определенные первичные общеобязательные нормы. Как оценивать их юридическую природу — подзаконную или законодательную — не совсем ясно. В зависимости от того, какое понимание юридической природы таких постановлений возобладает в практике, зависит и вопрос их юрисдикционной подконтрольности: конституционной или общей. Схожая проблема возникает и в связи с указами Президента, которые согласно Конституции (ст. 56) “не могут противоречить Конституции и законам”, т. е. могут приниматься не на основе, в пределах законов и во его исполнение. Отталкиваясь от этой формулировки, указы порой расцениваются как “необычные подзаконные акты” и считается, что ввиду больших пробелов в законодательстве Президент вправе издавать указы, заменяющие законы, и, следовательно, устанавливать первичные правила должного. На наш взгляд, подобное обоснование законодательных правомочий Президента — серьезное отступление от принципа разделения властей, ибо тем самым обесценивается значение верховенства закона, подвергается эрозии иерархическая структура источников права, создается поле нормотворческому произволу исполнительной (президентской) власти. Если при делегировании законодательства действует определенная процедура контроля со стороны НС, то в случае с “указным” она и вовсе отсутствует. В целях структурирования надлежащей системы юрисдикционного контроля вопрос о статусе указов нуждается в решении адекватно смыслу принципа разделения властей, верховенства и приоритета права, демократического законотворчества.
В целом, особое исковое производство является базовой основой и отправной точкой для зарождения и формирования полноценной административной юстиции в Армении. Однако применение данного производства в нынешнем виде может создать проблемы для стабильности правопорядка, что также как и нарушение законности, недопустимо. По-видимому, по мере накопления судебной практики и учитывая богатый опыт в сфере административной юстиции таких стран как, например, Франция,8 придется ввести некоторые специальные административные производства, предусмотреть элементы дифференцированной исковой давности, выделить различные режимы юридических последствий для решений, вынесенных в особом исковом производстве, и в целом выйти на разработку собственно административного судопроизводства.
Таким образом, резюмируя вышеизложенное, можно констатировать: несмотря на учреждение КС как специализированного органа конституционной юстиции, в Армении практически институционализирована некая смешанная система конституционной юстиции, которая отмечается незавершенностью, половинчатостью и достаточной противоречивостью. Ключевая задача дальнейшего развития системы конституционной юстиции — это придание ей целостности и эффективности. Приоритетными в этом направлении представляются: расширение круга субъектов, имеющих право обращаться в КС (в частности, наделение таким правом суд), введение института конституционной жалобы и таких специальных процедур конституционного судопроизводства, как решение компетенционных споров, нормативное толкование Конституции. При этом представляется предпочтительным оставить за общими судами возможность энергичного участия в разрешении конституционно-правовых вопросов в связи с рассмотрением конкретных дел. Это, конечно, создаст проблемы иного рода для непротиворечивого функционирования системы конституционной юстиции, и вместе с тем придаст особый динамизм процессу конституционного контроля и позволит в режиме участия всего судейского корпуса в решении конституционно-правовых проблем найти надлежащее толкование положений Конституции, интенсифицировать процесс формирования “живого” конституционного правопорядка. Это особо актуально в нынешних условиях недостаточной развитости конституционного правопорядка, когда многие законы, в том числе и унаследованных от тоталитарного прошлого, нуждаются в скорейшем приведении их в соответствие с Конституцией.9
--------------------------------------------------------------------------------
1 Конституция Республики Армения принята 5 июля 1995 г. на общенациональном референдуме.
2 Конституционную юстицию мы рассматриваем как одну из форм проявления судебной власти. В юридической литературе есть и другие взгляды о соотношении судебной власти и конституционной юстиции. См.: Чиркин В. Е. Контрольная власть // Государство и право. 1993. №4; Он же. Основы сравнительного государствоведения. М., 1997. С. 301—316; Шульженко Ю. Л. Конституционный контроль в России. М., 1995. С. 14—17.
3 Следует серьезно усомниться в целесообразности установленной планки для депутатов — 1/3 от общего числа. Дело в том, что законы и постановления НС принимаются за, небольшим исключением, большинством голосов присутствующих на заседании депутатов, если в голосовании приняли участие более половины от общего числа депутатов, т. е. практически решения могут быть приняты 1/4 депутатов. С этой точки зрения планка права обращения в КС для депутатов нуждается в снижении, например, до 1/5 депутатов, что позволит парламентскому меньшинству осуществлять энергичный конституционный контроль за деятельностью не только Президента и Правительства, но и парламентского большинства. И вообще, следовало бы установить более широкий круг субъектов обращения в КС, включив сюда, например, Правительство, Генерального прокурора, Совет.
4 Помимо своих ключевых правомочий по контролю конституционности различных правовых актов КС наделен и другими значительными полномочиями в сфере конституционно-правовой проблематики. Так, КС решает споры, связанные с результатами референдумов, выборов Президента и депутатов; признает непреодолимыми или устраненными препятствия, возникшие для кандидатов в Президенты; дает заключение о наличии основания для отрешения от должности Президента; дает заключение по чрезвычайным мероприятиям; дает заключение о невозможности исполнения Президентом своих полномочий; в установленном законом порядке выносит решения о приостановлении или запрещении деятельности партии. Так как в данной статье главным образом речь пойдет о системе судебного контроля конституционности правовых актов, эти правомочия здесь рассмотрены не будут.
5 Четвернин В. А. Демократическое конституционное государство: введение в теорию. М., 1993. С. 113.
6 В рамках европейской модели конституционного контроля – ввиду действия решений конституционного суда erga omnes, с одной стороны, в значительной мере ограничивается независимость судей общих судов и прямое действие конституции, но с другой, становится возможным обеспечение должного единообразия и согласованности судебной практики. См.: Варламова Н. В. Проблемы прямого действия российской конституции // Правовое государство, личность, законность. М., 1997. С. 101—123.
7 Варламова Н. В. Указ. соч. С. 113—115.
8 См.: Бребан Г. Французское административное право. М., 1988. С. 203—218, 349—475.
9 Результаты выборочного анализа показали, что из изученных 114 законов 80 содержат положения, противоречащие Конституции. При этом за первые три года своего существования в КС поступило всего три обращения по определению конституционности законов. См.: Арутюнян Г. Г. Конституционный суд в системе государственной власти (сравнительный анализ). Ереван, 1999. С. 175.
Опубликовано 23 сентября 2004 года
Новые статьи на library.by:
МЕЖДУНАРОДНОЕ ПРАВО:
Комментируем публикацию: Структура судебной власти и система конституционной юрисдикции в Армении
подняться наверх ↑
ССЫЛКИ ДЛЯ СПИСКА ЛИТЕРАТУРЫ
По стандарту ВАК Республики Беларусь
Стандарт используется в белорусских учебных заведениях различного типа.
По ГОСТу Российской Федерации
Для образовательных и научно-исследовательских учреждений РФ
Прямой URL на данную страницу для блога или сайта
Полностью готовые для научного цитирования ссылки. Вставьте их в статью, исследование, реферат, курсой или дипломный проект, чтобы сослаться на данную публикацию №1095956341 в базе LIBRARY.BY.
подняться наверх ↑
ПАРТНЁРЫ БИБЛИОТЕКИ рекомендуем!
подняться наверх ↑
ОБРАТНО В РУБРИКУ?
Уважаемый читатель! Подписывайтесь на LIBRARY.BY в VKновости, VKтрансляция и Одноклассниках, чтобы быстро узнавать о событиях онлайн библиотеки.
Добавить статью
Обнародовать свои произведения
Редактировать работы
Для действующих авторов
Зарегистрироваться
Доступ к модулю публикаций