МЕЖДУНАРОДНОЕ ПРАВО (последнее)
"Социальная мимикрия" коррупции: политико-правовой дискурс
Актуальные публикации по вопросам международного права и международных отношений.
АВТОРЫ: Н. И. Панов, Л. Н. Герасина
ИСТОЧНИК: журнал "ПРАВО И ПОЛИТИКА" №8,2000
Феномен коррупции не является исключительным порождением ХХ века. Он имеет достаточно глубокие исторические корни, обусловлен социальными, экономическими и политическими факторами, а также характеризуется специфическими национально-государственными формами воплощения. Коррупция, будучи непосредственно связана с механизмами государственного управления, встречается практически в любой политической и экономической системе. Она представлена корыстно-бюрократическими структурами, переродившимися из истинно-государственных органов с целью преступной эксплуатации гражданского общества в своих интересах.
В любом современном государстве коррупция расценивается как анормный, деструктивный компонент государственной власти, как политико-управленческая антитехнология, означающая “продажность”, “подкуп” должностных лиц (прежде всего государственных служащих), облеченных властью, но действующих из корыстных побуждений.
Латинский термин corruptio буквально означает “подкуп”, “порча”, “упадок”. Такая трактовка позволяет более широко применять данное понятие, чем это делалось традиционно, когда под коррупцией в основном предполагалось взяточничество. Представляется, что не следует умалять социальную опасность феномена коррупции, ведущей не только к “порче” (фактически дисфункциям) государственного аппарата управления, но и грозящей “упадком” всей системе нормально функционирующих социальных связей.
В рамках социологического подхода и с правовой, и с политологической точки зрения коррупция представляется в двух аспектах:
1) продажность, подкупаемость (взяточничество) государственных служащих — должностных лиц, государственных чиновников, лидеров политических партий, общественных объединений, движений и руководителей коммерческих (финансовых и промышленных) структур;
2) нелегитимное сращивание в скрытой форме деятельности государственно-управленческих, политических, хозяйственно-финансовых структур с криминалитетом (в лице его субъектов и организаций) с целью незаконного обогащения путем неявной подмены социально необходимых функций и обязанностей функциями “удовлетворения взаимно согласованных, корыстных интересов”, реализуемых незаконными средствами.
Исторический взгляд на проблему позволяет выявить любопытную закономерность по поводу динамики и масштабов распространения коррупции при различных типах политических режимов. Жесткие тоталитарные системы, диктатуры, подобно сталинскому тоталитаризму, гитлеровскому нацизму, маоизму в Китае, режиму Ф. Кастро и т.п., не допускали широкомасштабного развития коррупции благодаря средствам тотального контроля и всеобщему климату верноподданнической “идеологической слежки”, доносов и пр.
В условиях авторитарных режимов понятие “коррупция” частично утрачивает свой изначальный смысл, превращаясь в необходимый, присущий данному обществу и в то же время достаточно серьезный негативный структурообразующий элемент политической и экономической жизни общества. Абсолютистские монархии в Европе XVI—XVII вв. ввели в обычай как естественное явление “торговлю” доходными государственными должностями и другими престижными постами при королевских дворах, что фактически легализовало явно коррупционную практику ради пополнения государственной казны. И даже кровавые события Великой Французской революции 1789 г., которая стремилась уничтожить и эти “уродства” абсолютизма, не смогли искоренить коррупцию. Так, в период Реставрации бонапартистской автократии, но особенно в период империи Луи Филиппа, коррупция возродилась не только в прежних масштабах, но и в новых формах.
В российской истории один из классических примеров коррупционного режима — эпоха Анны Иоанновны и Бирона. Дореволюционное законодательство Российской империи, как отмечается в литературе, фиксировало две формы взяточничества: “лихоимство” и “мздоимство”. Под лихоимством подразумевалось получение чиновником подношений (подарков) лично или через посредников без нарушения функциональных обязанностей, а смысл мздоимства означал получение чиновником материальных ценностей в благодарность (расплату) за совершение противоправного деяния.
В период же брежневского псевдоразвитого социализма, являвшегося фактически административно-командной системой (авторитаризм партийно-государственной бюрократии), коррупция обрела специфическую, отличную от тоталитарных режимов социальную модель “сращивания” аппарата партии, Советов и исполнительной власти. Фактически здесь имело место отчуждение народа от собственности и публичной политики. Это, в свою очередь, не могло не способствовать расширению коррупционных действий чиновников (советских, партийных, хозяйственных), обладающих широкими полномочиями на достаточно высоком уровне, что позволяло им решать не только государственные вопросы, но и заниматься разнообразной коррупционной деятельностью в значительных размерах.
В молодых и неустойчивых демократических государствах, где сложились так называемые общества “демократического транзита”, сохраняется, к сожалению, угроза превращения коррупции в системообразующмй негативный фактор системы. Псевдодемократия, как известно, неизбежно обречена на прохождение авторитарных этапов развития либо в виде финансово-промышленных олигархий, либо в виде диктатуры (явной или камуфляжной). Коррупция во всех этих случаях получает шанс стать одним из достаточно серьезных несущих стержней политических и хозяйственных процессов. Ибо, если в условиях псевдодемократии утрачивает свою социальную ценность производительный труд, то верх берет неуемное корыстолюбие, выражающееся в растущих масштабах коррупционных действий.
Национально-государственные формы воплощения коррупции в специфических “образах” и “механизмах” предметно отражают ее социально-историческую “мимикрию”. Так, эпоха советской административно-командной бюрократии породила свои модели коррупции в виде “кумовства”, “семейственности” и иного протекционизма в социально престижных сферах, а искусственно поддерживаемый дефицит материальных благ, продуктов, средств досуга и отдыха создавал благоприятную для коррупции ситуацию “привилегированного потребления”.
Коррупционно-политические скандалы время от времени сотрясают Италию, Японию, Францию, Германию, США. Половина обвинений — в адрес политиков, получавших взятки за поддержку политических кампаний (явление “криптопартизма”); другая половина обвинений касается бизнесменов, плативших местным органам власти взятки за получение контрактов на общественные работы. Вне зависимости от состава преступного деяния коррумпированные связи порождаются децентрализацией государственной власти, которая, перераспределив полномочия, не привела к здоровым изменениям в среде реальных держателей власти1 .
Итальянский вариант коррупции — “клиентализм” (покровительство) — строится на модели отношений “мафиозный патронат — клиент”. Западный антрополог Эрик Вольф полагает, что вторжение рыночных сил в сельское традиционное общество обусловливает политическую и экономическую коррупцию. Покровительство (клиентализм) во многих традиционных или переходных обществах лежит в основе связи между населением (человеком) и местной структурой власти, а также между местными элитами и центральным правительством. Это явление может стать постоянной и самодовлеющей особенностью общества и специфическим механизмом коррумпированного государства как рычаг отношений между периферией и центральной властью либо между мелким бизнесом и местными властями.
В Великобритании коррупцию определяют как злоупотребление служебным или политическим положением с целью приобретения материальных ценностей или льгот. Исследователи выделяют следующие виды британской коррупции: политическая коррупция (нелегальное финансирование политических партий); коррупция в государственном секторе управления (растрата или корыстное использование бюджетных средств и общественных фондов); полицейская коррупция; банковская коррупция; правительственная коррупция (в том числе разглашение государственной тайны в интересах зарубежных спецслужб и разведок)2 .
В демократических системах политической жизни и управления коррупция не исчезает, а уходит в тень либо оказывается относительно, но не в достаточной мере контролируемой. В конце ХХ в. борьбу с коррупцией декларируют государства практически всех типов политических режимов и уровней цивилизованности, рассматривая ее как весьма антисоциальное явление.
Социально-правовая оценка коррупции дана в преамбуле Уголовной конвенции Совета Европы о борьбе с коррупцией 1989 г.: “Коррупция наносит ущерб реализации принципов верховенства права, демократии и прав человека, подрывает основы эффективного управления, добропорядочности и социальной справедливости, вредит конкуренции, тормозит экономическое развитие, угрожает стабильности демократических институтов и моральных основ общества”.
Возникают логически закономерные вопросы: неужели по мере демократизации политики и власти коррупция не исчезает, а расцветает вновь, осваивая новые формы и “образы”? С чем связана “социальная мимикрия” коррупции в наше время, на почве обществ “демократического транзита”, а также в государствах с продвинутой демократической традицией?
Организация борьбы с коррупцией может в одних случаях воплощаться в создании системы надежных, эффективных правовых и институциональных механизмов и гарантий социально-политического контроля за деятельностью государственных органов, различных организаций и отдельных лиц. В иных обстоятельствах она преимущественно сводится лишь к вынужденным мерам со стороны властей, направленным на восстановление элементарного порядка в обществе, а также на перераспределение сфер влияния между различными кланами правящей олигархии и криминальными образованиями мафиозного типа. Таким путем коррупция фактически “встраивается” в механизмы государственного регулирования как неконституционный “рычаг власти”.
В то же время коррумпированность в силу высокого уровня латентности была и остается существенной чертой той части политической и экономической элиты, которая использует любые способы обогащения и утверждения во власти. Социальный механизм коррупции и ее политические последствия свидетельствуют о специфическом “разделении властей” между: политиками-прагматиками, лично преданными “клану власти”; лицами, входящими в правящую элиту непосредственно; разного рода “политиками-романтиками”, иллюзорно представляющими политические связи; наконец, мафиозными кругами, владеющими криминализованным национальным капиталом, и компрадорской буржуазией, которые строят “теневые” неконституционные центры власти в виде клептократии, криминалитета, патронажа, “клиентализма” и пр.
Коррумпированность украинской власти и других управленческих структур многими исследователями называется “клановой”, “корпоративно-лоббистской”, склонной ко клепто-кратии. Эти жесткие оценки в значительной мере обусловлены историческими традициями мимикрировавшей партийной бюрократии советских времен, но одновременно коррупция в суверенной Украине обретает и собственное новое лицо3 .
Уголовно-правовая научная интерпретация проблемы субъектов коррупционных деяний включает социально-криминалистическую характеристику личности преступника-коррупционера.
Так, в ряде исследований отмечается, что к уголовной ответственности за получение взятки (ст. 168 УК Украины) привлекаются должностные лица, которые не являются государственными служащими, в частности должностные лица различных учреждений, организаций и предприятий, председатели местных Советов, генеральные директора хозяйственных обществ, президенты, вице-президенты АО, фондов, банков и пр., а также руководители различных ассоциаций и объединений, имеющих статус юридического лица. Как субъекты взяточничества в современной криминалистической литературе фигурируют не только лица, вымогающие и дающие взятку, но и посредники, которые передают деньги, материальные ценности, оказывают указанным категориям должностных лиц те или иные услуги, предоставляют блага и преимущества4 .
Таким образом, можно воспроизвести социолого-криминалистическую модель преступных социальных связей между субъектами коррупционных деяний. Показательно, что в содержании этих связей наметилась следующая тенденция: если ранее взяткодатель выступал в роли просителя, то сегодня, располагая значительными материальными средствами, он инициирует преступную сделку и часто диктует свои условия. Одновременно потенциальный коррупционер также “ищет” выходы на криминальные связи с подходящими экономическими структурами, предлагая свои услуги и определяя встречные требования. В том случае, если подобный “социальный диалог” состоялся и совместные интересы оформились в криминальную сделку, это облегчает им совершение и сокрытие преступной деятельности и чрезвычайно затрудняет задачи правоприменителей.
В принятой в Украине “Концепции борьбы с коррупцией на 1998—2005 гг.” приводятся достаточно весомые аргументы того, что коррупция представляет собой совокупность различных по характеру и степени общественной опасности, однако единых по своей сути коррупционных деяний и иных правонарушений (уголовных, административных, гражданско-правовых, дисциплинарных), а также нарушений этики поведения должностных лиц, связанных с осуществлением этих деяний. Такой подход является более всеохватывающим, чем несколько узкопредметная трактовка коррупции, данная в Законе Украины “О борьбе с коррупцией” 1995 г. как “деятельность лиц, уполномоченных на выполнение функций государства, направленная на противоправное использование данных им полномочий для получения материальных благ, услуг, льгот либо иных преимуществ” (ст. 1).
Концепция и результаты исследований современных криминологов и социологов права достаточно глубоко вскрывают социальные предпосылки и факторную обусловленность коррупции, комплекс общественных условий, которые способствуют (либо препятствуют) ее распространению. Исходя из этого, сущностная трактовка феномена коррупции в социолого-правовом контексте может быть дана как проникновение во властные и административно-управленческие структуры организованной преступности; принятие должностными лицами этих структур нормативных актов, управленческих решений в пользу узкогрупповых, корпоративных интересов или незаконных притязаний физических или юридических лиц с корыстной целью получения личной выгоды или вознаграждения.
Согласно данным исследования, проведенного в 1997 г. в США, коррупция оценена как одно из серьезных препятствий для развития бизнеса в странах, которые развиваются в демократическом направлении (было опрошено 4000 предпринимателей из 69 стран). В Украине, включенной в так называемый субрегион (Беларусь, Молдова, Россия, Украина), по итогам опроса респондентов и корреляции с другими тормозящими явлениями (например, налоги, неразвитость рыночной инфраструктуры, политическая нестабильность, преступность и кражи, ценовой контроль и пр.) выявлен следующий результат: коррупция является здесь четвертым по значимости фактором, создающим неблагоприятные условия бизнесу и реализации экономических реформ. Любопытно, что подобные оценки даны также по Эстонии, Латвии, Литве, Албании, Болгарии, Македонии, Турции, Мадагаскару, Малави, Мозамбику, Зимбабве, Гане, Того, Коста-Рике, Ямайке и Мексике5 .
Таким образом, Украина не стала исключением в коррупционных махинациях бюрократии; здесь главными препятствиями на пути развития здорового предпринимательства являются злоупотребление властью, взяточничество и вымогательство подношений и взяток со стороны государственных чиновников.
Коррупционные деяния практически повсеместно возникают на почве нестабильной государственной политики, особенно непредсказуемых действий контролирующих органов, которых в Украине ныне существует более 30. По результатам проведенного в июне 1998 г. Международной финансовой корпорацией (МФК) опроса 430 руководителей крупных приватизированных предприятий Украины зафиксировано, что они ежегодно подвергаются 78 проверкам и более; 96% респондентов заявили, что очень высокие налоги и существующая налоговая политика стали причиной роста теневого сектора экономики; среди других причин назывались коррумпированность государственных служащих местных органов власти (52%), государственное вмешательство в предпринимательскую деятельность (36% ответов)6 .
Что же составляет объективное содержание коррупционных деяний, составы которых зафиксированы в Уголовном Кодексе Украины (ст. 84, 165, 166, 168, 169, 170, 1912 и др.) и в Законе Украины “О борьбе с коррупцией” в редакции 1995 г. (с учетом изменений и дополнений, внесенных в 1997-1999 гг.)? Их уголовно-правовая интерпретация, а также серьезный научный анализ даны в работах Б.В. Волженкина, Б.В. Здравомыслова, А.Я. Светлова, В.И. Борисова, П.И. Гришаева, Н.П. Кучерявого, Н.И. Мельника и др. В проекте же закона “О внесении изменений и дополнений в Закон Украины “О борьбе с коррупцией” (от 14.02.2000 г.) четко определяется, что “коррупционными считаются осуществленные лицом, уполномоченным к исполнению государственных функций, или приравненным к нему лицом такие деяния:
а) незаконное получение в связи с выполнением государственных функций или использованием своего должностного положения от физических или юридических лиц какого-либо вознаграждения в виде денег или других материальных благ, подарков, услуг, льгот, преимуществ или получение предметов (услуг) путем их приобретения по цене (тиражу) ниже фактической стоимости;
б) получение от физических или юридических лиц предметов, кредитов, ссуд (займов), приобретение ценных бумаг, недвижимости или другого имущества с использованием льгот, преимуществ, не предусмотренных законодательством;
в) принятие частных приглашений в туристические поездки, лечебные, оздоровительные учреждения за счет юридических или физических лиц Украины или иностранных держав” (Ст. 2).
Кроме того, проблемы предмета коррупционных деяний, в аспекте их криминалистической оценки, конкретизированы в работах Г.А. Матусовского, М.В. Салтевского. Так, исследователи и правоприменители опредмечивают коррупцию в таких конкретных деяниях: а) незаконные действия по созданию предприятиями коммерческих структур с целью “скрытого” перемещения финансовых средств на счета этих “полуфиктивных фирм”; б) заключение убыточных для государства коммерческих соглашений; в) выдача незаконных кредитов и займов под фиктивные или реальные (однако “камуфляжные”) проекты или программы; г) содействие в создании фиктивных предприятий (открытие банковского счета без юридического оформления); д) содействие или попустительство в непринятии мер пресечения в отношении правонарушений; е) рассекречивание или разглашение служебной информации (банка, биржи, аукциона, инвестиционного фонда, налогового органа и др.); ж) фальсификация документов по итогам ревизий или аудиторской проверки; з) прием фальсифицированных налоговых деклараций; и) незаконное содействие в получении выгодного тендера; к) сокрытие компрометирующих материалов, которые поступили в компетентные органы или СМИ по ходу расследования; и т.п.
Итак, многоплановость коррупционных деяний как в уголовно-правовом, так и в административно-правовом аспекте позволяет также осуществить их социолого-правовую типологизацию. Это следующие деяния: лоббист-ские (деловые), которые своеобразно “стимулируют” своевременное или ускоренное выполнение чиновником его прямых обязанностей; обструкционистские, тормозящие или срывающие выполнение должностным лицом своих функций; наконец, прямой подкуп, “ангажирование” коррумпированного субъекта (должностного лица, политического или общественного деятеля) не для оказания отдельной услуги, а с целью постоянной поддержки им интересов, потребностей, действий тех коммерчески-криминальных структур, которые являются заказчиком.
Борьба с коррупцией — транснациональная проблема, несмотря на специфические “национальные образы” этого явления. Поэтому в основу соответствующего документа целесообразно встроить 20 основных принципов, разработанных на Второй встрече глав государств и правительств государств-членов Совета Европы в сентябре 1997 г. многосторонней группой по вопросам коррупции (Страсбург)7 . В их числе нужно особо акцентировать внимние на таких социально значимых принципах, как:
·• независимость и автономия лиц, на которых возложены обязанности по предупреждению, ведению следствия и вынесению судебного решения в отношении преступлений, связанных с коррупцией;
· гарантированность защиты лиц, оказавших помощь компетентным органам в борьбе с коррупцией;
· ограничение привилегий, которые препятствуют расследованию, ведению следствия и вынесению судебного решения по этим преступлениям, на уровне, соответствующем демократическому обществу;
· внедрение в практику принципа публичности с целью информирования общественности, что в конечном итоге будет способствовать справедливой конкуренции и сдерживать коррупционеров от совершения преступлений;
· обеспечение СМИ, как того требует демократическое общество, свободу получения и использования информации по вопросам коррупции, не являющейся предметом особой секретности или служебного пользования.
Итак, борьба с коррупцией — проблема сложная и, безусловно, комплексная, ее решение предполагает не только использование широкого спектра правовых средств (уголовно-правовых, административно-правовых, дисциплинарных, гражданско-правовых), но и применение полного набора социально-управленческих, организационно-управленческих, политических и культурных мер. Социально-культурный механизм искоренения коррупции непосредственно обусловлен трансформационной динамикой сознания (общества и личности) от интегрированного тоталитарного образца к либерально-демократическому. В ходе этого процесса происходит глубинное изменение “ментального образа” человеческого достоинства из патриархально-подданнического в свободный демократический менталитет гражданина суверенной и сильной страны, не приемлющего унижения его достоинства никакими действиями и вымогательствами со стороны коррумпированной бюрократии. Только такая социокультурная среда и политическая система способны отторгнуть коррупцию в корне.
--------------------------------------------------------------------------------
1 См.: Якушик В., Ватсон Ш., Малеев К. Коррупция как общественный феномен // Политическая мысль. 1994. № 4. С. 25-31.
2 См.: International Heral Tribune. 1994. Sept/17—18 С. 71—74.
3 См.: Матусовський Г.А. Проблеми формування методик розслідування діянь з ознаками корупції // Організаційні та правові проблеми боротьби з корупцією: Матеріали “круглого столу” 5.06.98 р. Харків, 1999. С. 28—31.
4 См.: Кримінальна конвенція Ради Європи про боротьбу з корупцією 1999 р. (неофіційний переклад) // Збірка матеріалів і нормативно-правових актів про боротьбу з корупцією. Харків, 2000. 26 лютого. С. 19.
5 См: Осика М.І.. Проблеми корупції у Великобританії // Організаційні та правові проблеми боротьби з коруцією: Матеріали “круглого столу” 15.06.98. Харькiв., 1999. С. 17.
6 Інфор маційні матеріали до засідання робочої групи з питань боротьби з корупцією в Україні (економічні реформи та перспективи). Харків, 26 лютого 2000 р. с. 29-30.
7 См.: Проект 20 керівних принципів з питань боротьби проти корупції: 22-26 вересня 1997 р. Страсбург // Збірка матеріалів і нормативно-правових актів про боротьбу з корупцією: Посольство США в Україні; Департамент юстиції США (до засідання робочої групи з питань боротьби з корупцією). Харків, 2000 р. 26 лютого.
ИСТОЧНИК: журнал "ПРАВО И ПОЛИТИКА" №8,2000
Феномен коррупции не является исключительным порождением ХХ века. Он имеет достаточно глубокие исторические корни, обусловлен социальными, экономическими и политическими факторами, а также характеризуется специфическими национально-государственными формами воплощения. Коррупция, будучи непосредственно связана с механизмами государственного управления, встречается практически в любой политической и экономической системе. Она представлена корыстно-бюрократическими структурами, переродившимися из истинно-государственных органов с целью преступной эксплуатации гражданского общества в своих интересах.
В любом современном государстве коррупция расценивается как анормный, деструктивный компонент государственной власти, как политико-управленческая антитехнология, означающая “продажность”, “подкуп” должностных лиц (прежде всего государственных служащих), облеченных властью, но действующих из корыстных побуждений.
Латинский термин corruptio буквально означает “подкуп”, “порча”, “упадок”. Такая трактовка позволяет более широко применять данное понятие, чем это делалось традиционно, когда под коррупцией в основном предполагалось взяточничество. Представляется, что не следует умалять социальную опасность феномена коррупции, ведущей не только к “порче” (фактически дисфункциям) государственного аппарата управления, но и грозящей “упадком” всей системе нормально функционирующих социальных связей.
В рамках социологического подхода и с правовой, и с политологической точки зрения коррупция представляется в двух аспектах:
1) продажность, подкупаемость (взяточничество) государственных служащих — должностных лиц, государственных чиновников, лидеров политических партий, общественных объединений, движений и руководителей коммерческих (финансовых и промышленных) структур;
2) нелегитимное сращивание в скрытой форме деятельности государственно-управленческих, политических, хозяйственно-финансовых структур с криминалитетом (в лице его субъектов и организаций) с целью незаконного обогащения путем неявной подмены социально необходимых функций и обязанностей функциями “удовлетворения взаимно согласованных, корыстных интересов”, реализуемых незаконными средствами.
Исторический взгляд на проблему позволяет выявить любопытную закономерность по поводу динамики и масштабов распространения коррупции при различных типах политических режимов. Жесткие тоталитарные системы, диктатуры, подобно сталинскому тоталитаризму, гитлеровскому нацизму, маоизму в Китае, режиму Ф. Кастро и т.п., не допускали широкомасштабного развития коррупции благодаря средствам тотального контроля и всеобщему климату верноподданнической “идеологической слежки”, доносов и пр.
В условиях авторитарных режимов понятие “коррупция” частично утрачивает свой изначальный смысл, превращаясь в необходимый, присущий данному обществу и в то же время достаточно серьезный негативный структурообразующий элемент политической и экономической жизни общества. Абсолютистские монархии в Европе XVI—XVII вв. ввели в обычай как естественное явление “торговлю” доходными государственными должностями и другими престижными постами при королевских дворах, что фактически легализовало явно коррупционную практику ради пополнения государственной казны. И даже кровавые события Великой Французской революции 1789 г., которая стремилась уничтожить и эти “уродства” абсолютизма, не смогли искоренить коррупцию. Так, в период Реставрации бонапартистской автократии, но особенно в период империи Луи Филиппа, коррупция возродилась не только в прежних масштабах, но и в новых формах.
В российской истории один из классических примеров коррупционного режима — эпоха Анны Иоанновны и Бирона. Дореволюционное законодательство Российской империи, как отмечается в литературе, фиксировало две формы взяточничества: “лихоимство” и “мздоимство”. Под лихоимством подразумевалось получение чиновником подношений (подарков) лично или через посредников без нарушения функциональных обязанностей, а смысл мздоимства означал получение чиновником материальных ценностей в благодарность (расплату) за совершение противоправного деяния.
В период же брежневского псевдоразвитого социализма, являвшегося фактически административно-командной системой (авторитаризм партийно-государственной бюрократии), коррупция обрела специфическую, отличную от тоталитарных режимов социальную модель “сращивания” аппарата партии, Советов и исполнительной власти. Фактически здесь имело место отчуждение народа от собственности и публичной политики. Это, в свою очередь, не могло не способствовать расширению коррупционных действий чиновников (советских, партийных, хозяйственных), обладающих широкими полномочиями на достаточно высоком уровне, что позволяло им решать не только государственные вопросы, но и заниматься разнообразной коррупционной деятельностью в значительных размерах.
В молодых и неустойчивых демократических государствах, где сложились так называемые общества “демократического транзита”, сохраняется, к сожалению, угроза превращения коррупции в системообразующмй негативный фактор системы. Псевдодемократия, как известно, неизбежно обречена на прохождение авторитарных этапов развития либо в виде финансово-промышленных олигархий, либо в виде диктатуры (явной или камуфляжной). Коррупция во всех этих случаях получает шанс стать одним из достаточно серьезных несущих стержней политических и хозяйственных процессов. Ибо, если в условиях псевдодемократии утрачивает свою социальную ценность производительный труд, то верх берет неуемное корыстолюбие, выражающееся в растущих масштабах коррупционных действий.
Национально-государственные формы воплощения коррупции в специфических “образах” и “механизмах” предметно отражают ее социально-историческую “мимикрию”. Так, эпоха советской административно-командной бюрократии породила свои модели коррупции в виде “кумовства”, “семейственности” и иного протекционизма в социально престижных сферах, а искусственно поддерживаемый дефицит материальных благ, продуктов, средств досуга и отдыха создавал благоприятную для коррупции ситуацию “привилегированного потребления”.
Коррупционно-политические скандалы время от времени сотрясают Италию, Японию, Францию, Германию, США. Половина обвинений — в адрес политиков, получавших взятки за поддержку политических кампаний (явление “криптопартизма”); другая половина обвинений касается бизнесменов, плативших местным органам власти взятки за получение контрактов на общественные работы. Вне зависимости от состава преступного деяния коррумпированные связи порождаются децентрализацией государственной власти, которая, перераспределив полномочия, не привела к здоровым изменениям в среде реальных держателей власти1 .
Итальянский вариант коррупции — “клиентализм” (покровительство) — строится на модели отношений “мафиозный патронат — клиент”. Западный антрополог Эрик Вольф полагает, что вторжение рыночных сил в сельское традиционное общество обусловливает политическую и экономическую коррупцию. Покровительство (клиентализм) во многих традиционных или переходных обществах лежит в основе связи между населением (человеком) и местной структурой власти, а также между местными элитами и центральным правительством. Это явление может стать постоянной и самодовлеющей особенностью общества и специфическим механизмом коррумпированного государства как рычаг отношений между периферией и центральной властью либо между мелким бизнесом и местными властями.
В Великобритании коррупцию определяют как злоупотребление служебным или политическим положением с целью приобретения материальных ценностей или льгот. Исследователи выделяют следующие виды британской коррупции: политическая коррупция (нелегальное финансирование политических партий); коррупция в государственном секторе управления (растрата или корыстное использование бюджетных средств и общественных фондов); полицейская коррупция; банковская коррупция; правительственная коррупция (в том числе разглашение государственной тайны в интересах зарубежных спецслужб и разведок)2 .
В демократических системах политической жизни и управления коррупция не исчезает, а уходит в тень либо оказывается относительно, но не в достаточной мере контролируемой. В конце ХХ в. борьбу с коррупцией декларируют государства практически всех типов политических режимов и уровней цивилизованности, рассматривая ее как весьма антисоциальное явление.
Социально-правовая оценка коррупции дана в преамбуле Уголовной конвенции Совета Европы о борьбе с коррупцией 1989 г.: “Коррупция наносит ущерб реализации принципов верховенства права, демократии и прав человека, подрывает основы эффективного управления, добропорядочности и социальной справедливости, вредит конкуренции, тормозит экономическое развитие, угрожает стабильности демократических институтов и моральных основ общества”.
Возникают логически закономерные вопросы: неужели по мере демократизации политики и власти коррупция не исчезает, а расцветает вновь, осваивая новые формы и “образы”? С чем связана “социальная мимикрия” коррупции в наше время, на почве обществ “демократического транзита”, а также в государствах с продвинутой демократической традицией?
Организация борьбы с коррупцией может в одних случаях воплощаться в создании системы надежных, эффективных правовых и институциональных механизмов и гарантий социально-политического контроля за деятельностью государственных органов, различных организаций и отдельных лиц. В иных обстоятельствах она преимущественно сводится лишь к вынужденным мерам со стороны властей, направленным на восстановление элементарного порядка в обществе, а также на перераспределение сфер влияния между различными кланами правящей олигархии и криминальными образованиями мафиозного типа. Таким путем коррупция фактически “встраивается” в механизмы государственного регулирования как неконституционный “рычаг власти”.
В то же время коррумпированность в силу высокого уровня латентности была и остается существенной чертой той части политической и экономической элиты, которая использует любые способы обогащения и утверждения во власти. Социальный механизм коррупции и ее политические последствия свидетельствуют о специфическом “разделении властей” между: политиками-прагматиками, лично преданными “клану власти”; лицами, входящими в правящую элиту непосредственно; разного рода “политиками-романтиками”, иллюзорно представляющими политические связи; наконец, мафиозными кругами, владеющими криминализованным национальным капиталом, и компрадорской буржуазией, которые строят “теневые” неконституционные центры власти в виде клептократии, криминалитета, патронажа, “клиентализма” и пр.
Коррумпированность украинской власти и других управленческих структур многими исследователями называется “клановой”, “корпоративно-лоббистской”, склонной ко клепто-кратии. Эти жесткие оценки в значительной мере обусловлены историческими традициями мимикрировавшей партийной бюрократии советских времен, но одновременно коррупция в суверенной Украине обретает и собственное новое лицо3 .
Уголовно-правовая научная интерпретация проблемы субъектов коррупционных деяний включает социально-криминалистическую характеристику личности преступника-коррупционера.
Так, в ряде исследований отмечается, что к уголовной ответственности за получение взятки (ст. 168 УК Украины) привлекаются должностные лица, которые не являются государственными служащими, в частности должностные лица различных учреждений, организаций и предприятий, председатели местных Советов, генеральные директора хозяйственных обществ, президенты, вице-президенты АО, фондов, банков и пр., а также руководители различных ассоциаций и объединений, имеющих статус юридического лица. Как субъекты взяточничества в современной криминалистической литературе фигурируют не только лица, вымогающие и дающие взятку, но и посредники, которые передают деньги, материальные ценности, оказывают указанным категориям должностных лиц те или иные услуги, предоставляют блага и преимущества4 .
Таким образом, можно воспроизвести социолого-криминалистическую модель преступных социальных связей между субъектами коррупционных деяний. Показательно, что в содержании этих связей наметилась следующая тенденция: если ранее взяткодатель выступал в роли просителя, то сегодня, располагая значительными материальными средствами, он инициирует преступную сделку и часто диктует свои условия. Одновременно потенциальный коррупционер также “ищет” выходы на криминальные связи с подходящими экономическими структурами, предлагая свои услуги и определяя встречные требования. В том случае, если подобный “социальный диалог” состоялся и совместные интересы оформились в криминальную сделку, это облегчает им совершение и сокрытие преступной деятельности и чрезвычайно затрудняет задачи правоприменителей.
В принятой в Украине “Концепции борьбы с коррупцией на 1998—2005 гг.” приводятся достаточно весомые аргументы того, что коррупция представляет собой совокупность различных по характеру и степени общественной опасности, однако единых по своей сути коррупционных деяний и иных правонарушений (уголовных, административных, гражданско-правовых, дисциплинарных), а также нарушений этики поведения должностных лиц, связанных с осуществлением этих деяний. Такой подход является более всеохватывающим, чем несколько узкопредметная трактовка коррупции, данная в Законе Украины “О борьбе с коррупцией” 1995 г. как “деятельность лиц, уполномоченных на выполнение функций государства, направленная на противоправное использование данных им полномочий для получения материальных благ, услуг, льгот либо иных преимуществ” (ст. 1).
Концепция и результаты исследований современных криминологов и социологов права достаточно глубоко вскрывают социальные предпосылки и факторную обусловленность коррупции, комплекс общественных условий, которые способствуют (либо препятствуют) ее распространению. Исходя из этого, сущностная трактовка феномена коррупции в социолого-правовом контексте может быть дана как проникновение во властные и административно-управленческие структуры организованной преступности; принятие должностными лицами этих структур нормативных актов, управленческих решений в пользу узкогрупповых, корпоративных интересов или незаконных притязаний физических или юридических лиц с корыстной целью получения личной выгоды или вознаграждения.
Согласно данным исследования, проведенного в 1997 г. в США, коррупция оценена как одно из серьезных препятствий для развития бизнеса в странах, которые развиваются в демократическом направлении (было опрошено 4000 предпринимателей из 69 стран). В Украине, включенной в так называемый субрегион (Беларусь, Молдова, Россия, Украина), по итогам опроса респондентов и корреляции с другими тормозящими явлениями (например, налоги, неразвитость рыночной инфраструктуры, политическая нестабильность, преступность и кражи, ценовой контроль и пр.) выявлен следующий результат: коррупция является здесь четвертым по значимости фактором, создающим неблагоприятные условия бизнесу и реализации экономических реформ. Любопытно, что подобные оценки даны также по Эстонии, Латвии, Литве, Албании, Болгарии, Македонии, Турции, Мадагаскару, Малави, Мозамбику, Зимбабве, Гане, Того, Коста-Рике, Ямайке и Мексике5 .
Таким образом, Украина не стала исключением в коррупционных махинациях бюрократии; здесь главными препятствиями на пути развития здорового предпринимательства являются злоупотребление властью, взяточничество и вымогательство подношений и взяток со стороны государственных чиновников.
Коррупционные деяния практически повсеместно возникают на почве нестабильной государственной политики, особенно непредсказуемых действий контролирующих органов, которых в Украине ныне существует более 30. По результатам проведенного в июне 1998 г. Международной финансовой корпорацией (МФК) опроса 430 руководителей крупных приватизированных предприятий Украины зафиксировано, что они ежегодно подвергаются 78 проверкам и более; 96% респондентов заявили, что очень высокие налоги и существующая налоговая политика стали причиной роста теневого сектора экономики; среди других причин назывались коррумпированность государственных служащих местных органов власти (52%), государственное вмешательство в предпринимательскую деятельность (36% ответов)6 .
Что же составляет объективное содержание коррупционных деяний, составы которых зафиксированы в Уголовном Кодексе Украины (ст. 84, 165, 166, 168, 169, 170, 1912 и др.) и в Законе Украины “О борьбе с коррупцией” в редакции 1995 г. (с учетом изменений и дополнений, внесенных в 1997-1999 гг.)? Их уголовно-правовая интерпретация, а также серьезный научный анализ даны в работах Б.В. Волженкина, Б.В. Здравомыслова, А.Я. Светлова, В.И. Борисова, П.И. Гришаева, Н.П. Кучерявого, Н.И. Мельника и др. В проекте же закона “О внесении изменений и дополнений в Закон Украины “О борьбе с коррупцией” (от 14.02.2000 г.) четко определяется, что “коррупционными считаются осуществленные лицом, уполномоченным к исполнению государственных функций, или приравненным к нему лицом такие деяния:
а) незаконное получение в связи с выполнением государственных функций или использованием своего должностного положения от физических или юридических лиц какого-либо вознаграждения в виде денег или других материальных благ, подарков, услуг, льгот, преимуществ или получение предметов (услуг) путем их приобретения по цене (тиражу) ниже фактической стоимости;
б) получение от физических или юридических лиц предметов, кредитов, ссуд (займов), приобретение ценных бумаг, недвижимости или другого имущества с использованием льгот, преимуществ, не предусмотренных законодательством;
в) принятие частных приглашений в туристические поездки, лечебные, оздоровительные учреждения за счет юридических или физических лиц Украины или иностранных держав” (Ст. 2).
Кроме того, проблемы предмета коррупционных деяний, в аспекте их криминалистической оценки, конкретизированы в работах Г.А. Матусовского, М.В. Салтевского. Так, исследователи и правоприменители опредмечивают коррупцию в таких конкретных деяниях: а) незаконные действия по созданию предприятиями коммерческих структур с целью “скрытого” перемещения финансовых средств на счета этих “полуфиктивных фирм”; б) заключение убыточных для государства коммерческих соглашений; в) выдача незаконных кредитов и займов под фиктивные или реальные (однако “камуфляжные”) проекты или программы; г) содействие в создании фиктивных предприятий (открытие банковского счета без юридического оформления); д) содействие или попустительство в непринятии мер пресечения в отношении правонарушений; е) рассекречивание или разглашение служебной информации (банка, биржи, аукциона, инвестиционного фонда, налогового органа и др.); ж) фальсификация документов по итогам ревизий или аудиторской проверки; з) прием фальсифицированных налоговых деклараций; и) незаконное содействие в получении выгодного тендера; к) сокрытие компрометирующих материалов, которые поступили в компетентные органы или СМИ по ходу расследования; и т.п.
Итак, многоплановость коррупционных деяний как в уголовно-правовом, так и в административно-правовом аспекте позволяет также осуществить их социолого-правовую типологизацию. Это следующие деяния: лоббист-ские (деловые), которые своеобразно “стимулируют” своевременное или ускоренное выполнение чиновником его прямых обязанностей; обструкционистские, тормозящие или срывающие выполнение должностным лицом своих функций; наконец, прямой подкуп, “ангажирование” коррумпированного субъекта (должностного лица, политического или общественного деятеля) не для оказания отдельной услуги, а с целью постоянной поддержки им интересов, потребностей, действий тех коммерчески-криминальных структур, которые являются заказчиком.
Борьба с коррупцией — транснациональная проблема, несмотря на специфические “национальные образы” этого явления. Поэтому в основу соответствующего документа целесообразно встроить 20 основных принципов, разработанных на Второй встрече глав государств и правительств государств-членов Совета Европы в сентябре 1997 г. многосторонней группой по вопросам коррупции (Страсбург)7 . В их числе нужно особо акцентировать внимние на таких социально значимых принципах, как:
·• независимость и автономия лиц, на которых возложены обязанности по предупреждению, ведению следствия и вынесению судебного решения в отношении преступлений, связанных с коррупцией;
· гарантированность защиты лиц, оказавших помощь компетентным органам в борьбе с коррупцией;
· ограничение привилегий, которые препятствуют расследованию, ведению следствия и вынесению судебного решения по этим преступлениям, на уровне, соответствующем демократическому обществу;
· внедрение в практику принципа публичности с целью информирования общественности, что в конечном итоге будет способствовать справедливой конкуренции и сдерживать коррупционеров от совершения преступлений;
· обеспечение СМИ, как того требует демократическое общество, свободу получения и использования информации по вопросам коррупции, не являющейся предметом особой секретности или служебного пользования.
Итак, борьба с коррупцией — проблема сложная и, безусловно, комплексная, ее решение предполагает не только использование широкого спектра правовых средств (уголовно-правовых, административно-правовых, дисциплинарных, гражданско-правовых), но и применение полного набора социально-управленческих, организационно-управленческих, политических и культурных мер. Социально-культурный механизм искоренения коррупции непосредственно обусловлен трансформационной динамикой сознания (общества и личности) от интегрированного тоталитарного образца к либерально-демократическому. В ходе этого процесса происходит глубинное изменение “ментального образа” человеческого достоинства из патриархально-подданнического в свободный демократический менталитет гражданина суверенной и сильной страны, не приемлющего унижения его достоинства никакими действиями и вымогательствами со стороны коррумпированной бюрократии. Только такая социокультурная среда и политическая система способны отторгнуть коррупцию в корне.
--------------------------------------------------------------------------------
1 См.: Якушик В., Ватсон Ш., Малеев К. Коррупция как общественный феномен // Политическая мысль. 1994. № 4. С. 25-31.
2 См.: International Heral Tribune. 1994. Sept/17—18 С. 71—74.
3 См.: Матусовський Г.А. Проблеми формування методик розслідування діянь з ознаками корупції // Організаційні та правові проблеми боротьби з корупцією: Матеріали “круглого столу” 5.06.98 р. Харків, 1999. С. 28—31.
4 См.: Кримінальна конвенція Ради Європи про боротьбу з корупцією 1999 р. (неофіційний переклад) // Збірка матеріалів і нормативно-правових актів про боротьбу з корупцією. Харків, 2000. 26 лютого. С. 19.
5 См: Осика М.І.. Проблеми корупції у Великобританії // Організаційні та правові проблеми боротьби з коруцією: Матеріали “круглого столу” 15.06.98. Харькiв., 1999. С. 17.
6 Інфор маційні матеріали до засідання робочої групи з питань боротьби з корупцією в Україні (економічні реформи та перспективи). Харків, 26 лютого 2000 р. с. 29-30.
7 См.: Проект 20 керівних принципів з питань боротьби проти корупції: 22-26 вересня 1997 р. Страсбург // Збірка матеріалів і нормативно-правових актів про боротьбу з корупцією: Посольство США в Україні; Департамент юстиції США (до засідання робочої групи з питань боротьби з корупцією). Харків, 2000 р. 26 лютого.
Опубликовано 23 сентября 2004 года
Новые статьи на library.by:
МЕЖДУНАРОДНОЕ ПРАВО:
Комментируем публикацию: "Социальная мимикрия" коррупции: политико-правовой дискурс
подняться наверх ↑
ССЫЛКИ ДЛЯ СПИСКА ЛИТЕРАТУРЫ
По стандарту ВАК Республики Беларусь
Стандарт используется в белорусских учебных заведениях различного типа.
По ГОСТу Российской Федерации
Для образовательных и научно-исследовательских учреждений РФ
Прямой URL на данную страницу для блога или сайта
Полностью готовые для научного цитирования ссылки. Вставьте их в статью, исследование, реферат, курсой или дипломный проект, чтобы сослаться на данную публикацию №1095955475 в базе LIBRARY.BY.
подняться наверх ↑
ПАРТНЁРЫ БИБЛИОТЕКИ рекомендуем!
подняться наверх ↑
ОБРАТНО В РУБРИКУ?
Уважаемый читатель! Подписывайтесь на LIBRARY.BY в VKновости, VKтрансляция и Одноклассниках, чтобы быстро узнавать о событиях онлайн библиотеки.
Добавить статью
Обнародовать свои произведения
Редактировать работы
Для действующих авторов
Зарегистрироваться
Доступ к модулю публикаций