МЕЖДУНАРОДНОЕ ПРАВО (последнее)
Юридические основания уголовного преследования иностранных военнопленных в СССР (1939-1956 гг.)
Актуальные публикации по вопросам международного права и международных отношений.
АВТОР: Т. А. Щелокаева
ИСТОЧНИК: журнал "ПРАВО И ПОЛИТИКА" №7,2000
Более 50 лет в отечественной и зарубежной историко-правовой литературе дискутируется вопрос о правомерности уголовного преследования иностранных военнопленных в СССР в 1939—1956 гг.1 Хронологические рамки исследований обусловлены тем, что именно в этот период военнопленные Второй мировой войны находились на территории Советского государства. При этом рассматривать этот вопрос следует с учетом того, что правовой статус военнопленных определяется нормами международного и внутреннего права.
Международно-правовой статус военнопленных регулировался Положением о законах и обычаях сухопутной войны, которое было приложено к Гаагской конвенции 1907 г., Женевской конвенцией об обращении с военнопленными 1929 г. и Женевской конвенцией 1949 г. По юридической силе конвенции в годы Второй мировой войны были не равноценны. Если нормы Гаагской конвенции имели общеобязательный характер, то постановления Женевской конвенции 1929 г. действовали лишь между подписавшими ее сторонами.
В историографии вопроса о международных обязательствах СССР, касающихся обращения с военнопленными, существует несколько диаметрально противоположных точек зрения. Традиционно в советской науке придерживались положения о том, что Советский Союз принял на себя обязательства по Гаагской конвенции 1907 г. В настоящее время появились и иные подходы. Так, В. П. Конасов исходит из того, что в 1942—1943 гг. СССР только “демонстрировал намерение присоединиться” к Гаагской конвенции 1907 г. и выполнять ее постановления о военнопленных2. Нота СССР от 17 июля 1941 г. о намерении соблюдать Гаагскую конвенцию “О законах и обычаях войны 1907 г.” не была гуманной инициативой, а преследовала политические цели. В. П. Конасов полагает, что “накануне фашистской агрессии СССР не подписал ни упомянутое соглашение, ни Женевскую конвенцию об обращении с военнопленными 1929 г.”3 Этой же точки зрения придерживается и Б.Л. Хавкин, который считает, что тем самым Сталин предал своих солдат, позволив Германии не соблюдать в отношении советских военнопленных постановления названных конвенций4. Согласно третьей точке зрения, которая высказана в работах С. И. Кузнецова, на СССР лежали обязательства о военнопленных, предусмотренные Женевской конвенцией 1929 г.5
На наш взгляд, международные обязательства СССР о военнопленных определялись Гаагской конвенцией 1907 г. Во-первых, Гаагская конвенция о законах и обычаях войны была подписана и ратифицирована царской Россией. Декретом СНК о признании всех международных конвенций о Красном кресте от 4 июня 1918 г. было объявлено, что “международные конвенции и соглашения, касающиеся Красного креста, признанные Россией до октября 1915 г., признаются и будут соблюдаемы Российским Советским правительством, которое сохраняет все права и прерогативы, основанные на этих конвенциях и соглашениях”6 . Во-вторых, в приговоре Нюрнбергского Международного военного трибунала по вопросу о роли Гаагской конвенции 1907 г. отмечалось, что “правила, изложенные в конвенции, были признаны всеми цивилизованными народами и рассматривались как выражение законов и обычаев ведения войны”7 . Поэтому присоединился СССР к Гаагской конвенции или не присоединился, не имело значения, он должен был руководствоваться правилами, ставшими обычными нормами международного права.
Кроме того, СССР был участником соглашений союзников на Крымской и Берлинской конференциях, а также Соглашения от 8 августа 1945 г. по вопросам уголовного преследования преступников войны, и Советское государство должно было выполнять все взятые на себя обязательства по этим соглашениям.
Общеизвестно, что 12 августа 1949 г. в Женеве была пересмотрена Конвенция об обращении с военнопленными 1929 г. СССР подписал новую конвенцию, но с оговорками. СССР не считал для себя обязательным вытекающее из ст. 85 распространение действия конвенции на военнопленных, осужденных за совершение военных преступлений и преступлений против человечности, так как осужденные за эти преступления должны подчиняться режиму, установленному в данной стране для лиц, отбывающих наказание, в то время как по ст. 85 Женевской конвенции осужденные военнопленные должны пользоваться ее покровительством, т.е., по сути, сохранять статус военнопленных. Но Женевская конвенция об обращении с военнопленными была ратифицирована спустя лишь пять лет указом Президиума Верховного совета СССР от 17 апреля 1954 г. Следовательно, ее положения не могли регулировать основания и порядок уголовного преследования иностранных военнопленных, так как репатриация была уже завершена и в СССР оставались только осужденные бывшие военнопленные.
Военнопленный — это подданный другого государства, а в соответствии с универсальным принципом действия уголовного закона в пространстве иностранцы за преступления, совершенные на территории одного государства либо на территории иного государства, но против интересов первого, несут ответственность по законам и перед судом этого государства. Данное положение вытекает из принципа государственного суверенитета.
Исходя из этого принципа в ст. 8 Положения о законах и обычаях сухопутной войны 1907 г. было сформулировано общее правило: военнопленные подчиняются законам, уставам и распоряжениям, действующим в армии государства, в чьей власти они находятся. Далее говорится, что всякое неповиновение с их стороны дает право на применение к ним необходимых мер строгости. Так как в правовом документе не содержится прямых запретов, следует вывод: применять принуждение можно вплоть до уголовного преследования. Это правило впоследствии было закреплено в ст. 45 Женевской конвенции об обращении с военнопленными 1929 г. и ст. 82 Женевской конвенции 1949 г. В последней прямо указывалось, что держащая в плену держава будет иметь право применять судебные или дисциплинарные меры в отношении любого военнопленного, совершившего нарушение этих законов, уставов или приказов8.
Все совершаемые военнопленными преступления в зависимости от объекта делятся на два вида: преступления, посягающие на общественные отношения, существующие в государстве и охраняемые нормами национальных уголовных законов, и преступления, посягающие на основы международного общения, охраняемые нормами международного права. В теории и на практике осуждение военнопленных за первый вид посягательств не вызывает споров, чего нельзя сказать о втором виде. Поэтому остановимся более подробно на характеристике посягательств последнего вида, которые называются международными преступлениями.
Преступления германских военных во время Второй мировой войны были столь чудовищны по своей жестокости и масштабам, что союзники еще в ходе войны принимают решение об их наказании. Рузвельт, Сталин и Черчилль подписывают 2 ноября 1943 г. Декларацию об ответственности гитлеровцев за совершаемые зверства. В ней было заявлено, что “те германские офицеры и солдаты и члены нацистской партии, которые были ответственны за … зверства, убийства и казни или добровольно принимали в них участие, будут отосланы в страны, в которых были совершены их отвратительные действия, для того, чтобы они могли быть судимы и наказаны в соответствии с законами этих освобожденных стран…”9. Как видим, союзники, принимая это решение, исходили из универсального принципа действия уголовного закона в пространстве. Но для главных преступников было сделано исключение. Предлагалось наказать их совместным решением правительств стран-союзниц, так как их преступления не были связаны с определенным географическим местом. Это решение было подтверждено руководителями трех союзных держав на Крымской конференции и затем на Берлинской.
8 августа 1945 г. в Лондоне между правительствами СССР, США, Великобритании и Франции было заключено Соглашение о судебном преследовании и наказании главных военных преступников европейских стран оси. Согласно ст. 1 Соглашения для суда над военными преступниками, преступления которых не связаны с определенным географическим местом, учреждался Международный венный трибунал10. Организация, юрисдикция и функции последнего определялись в прилагаемом к соглашению Уставе. Также подчеркивалось, что ничто в настоящем соглашении не умаляет компетенции и не ограничивает прав национальных или оккупационных судов, которые уже созданы или будут созданы для суда над военными преступниками. Следовательно, основная часть военных преступников все-таки должна была предстать перед национальными судами. Так, в Нюрнберге с 1947 по 1949 г. шесть составов американских военных трибуналов провели двенадцать процессов.
Вскоре к соглашению присоединились еще девятнадцать государств. И с 20 ноября 1945 г. по 1 октября 1946 г. Международный военный трибунал рассматривал дело тех главных немецких военных преступников, которые были преданы суду за подготовку, развязывание и ведение агрессивных войн, за военные преступления и преступления против человечности.
Другой источник судебного преследования за военные преступления — решения Организации Объединенных Наций. 13 февраля 1946 г. была принята резолюция Генеральной Ассамблеи ООН о выдаче и наказании военных преступников, в которой рекомендовалось членам ООН принять все необходимые меры для ареста и высылки военных преступников в страны, где они совершили свои ужасные деяния11. 11 декабря 1946 г. была принята резолюция Генеральной Ассамблеи ООН о подтверждении принципов международного права, признанных Статутом Нюрнбергского трибунала12.
Не менее важным источником уголовной ответственности военных преступников являются общие принципы права, признанные цивилизованными странами. Именно те начала международного права, которые вытекают из установившихся между цивилизованными народами обычаев, законов человечности и требований общественного сознания13. П. С. Ромашкин включал общие принципы права в систему источников международного уголовного права, руководствуясь тем, что “в большинстве случаев как военные преступления, так и преступления против человечности подпадают под общепризнанные понятия уголовно наказуемого деяния, какие содержатся во всех уголовных законах цивилизованных стран”14.
Таким образом, в 1945—1946 гг. в международном праве не только закрепляется принцип ответственности военных преступников, формулируются составы международных преступлений, но и учреждается Международный Суд для наказания лиц, совершивших эти преступления. Перед Нюрнбергским военным трибуналом предстают не только гражданские лица, но и военнопленные.
Впервые термин “военный преступник” стал применяться после заключения Версальского договора и осуждения в Лейпциге нарушителей законов и обычаев войны. Но широко распространенным он стал только в годы Второй мировой войны, при этом значение термина было расширено. В международных соглашениях союзники под военным преступником понимают лицо, совершившее тяжкое преступление в период подготовки войны и в ходе ее. Очень часто для обозначения этого лица используют термин “преступник войны”. Эти преступления представляют опасность для общества, так как посягают не только на военные отношения, но и на отношения мира и человечности, не урегулированные законами и обычаями войны.
В соответствии с преамбулой и ст. 1 Лондонского соглашения о судебном преследовании главных военных преступников от 8 августа 1945 г. военными преступниками признавались германские офицеры и солдаты и члены нацистской партии, которые были ответственны за зверства и преступления или добровольно принимали в них участие. Согласно ст. 6 Устава Международного военного трибунала военными преступниками являлись лица, совершившие любое из перечисленных преступлений. Все военные преступления делились на три группы:
1. Преступления против мира, а именно: планирование, подготовка, развязывание или ведение агрессивной войны в нарушение международных договоров, соглашений или заверений или участие в общем плане или заговоре, направленных на осуществление любого из вышеизложенных действий.
2. Военные преступления, а именно: нарушение законов или обычаев войны. К ним относятся убийства, истязания или увод в рабство или для других целей гражданского населения оккупированной территории; убийства или истязания военнопленных или лиц, находящихся в море; убийства заложников; ограбление общественной или частной собственности; бессмысленное разрушение городов или деревень; разорение, не оправданное военной необходимостью, и другие преступления.
3. Преступления против человечности, а именно: убийства, истребление, порабощение, ссылка и другие жестокости, совершенные в отношении гражданского населения до или во время войны, или преследования по политическим, расовым или религиозным мотивам с целью осуществления или в связи с любым преступлением, подлежащим юрисдикции Трибунала, независимо от того, являлись ли эти действия нарушением внутреннего права страны, где они были совершены, или нет.
Следует обратить внимание, что в Уставе дается не полный перечень международных преступлений, а только тех из них, которые находятся в юрисдикции Международного трибунала. Следовательно, иные действия, которые нарушают законы и обычаи войны либо содержат признаки составов преступлений против мира и человечности, предусмотренные в национальном законодательстве, также наказуемы, а лица, их совершившие, признаются военными преступниками.
Отсюда под военными преступлениями в широком смысле слова следует понимать преступные посягательства на отношения мира, отношения человечности, отношения по соблюдению правил ведения войны, которые совершаются в период подготовки войны и непосредственно в ходе вооруженного конфликта. Виновные в этих преступлениях физические лица в годы Второй мировой войны получили статус военных преступников. Для более точного отграничения военных преступлений от других видов международных преступлений следует выделить признаки первых: 1) военные преступления, являясь видом международных, посягают на объект, охраняемый международным сообществом; 2) часть военных преступлений, таких, как нарушение законов и обычаев войны, совершается только в период вооруженных конфликтов, а преступления против человечности и мира могут совершаться как в мирное, так и военное время. Совершаемые в мирное время преступления против человечности и мира могут быть не связаны с войной, поэтому военным преступлением называется только то, которое совершается в военное время (убийства гражданского населения во время войны) либо связано с войной (планирование, подготовка войны). Такое временное ограничение преступлений, предусмотренное в ст. 6 Устава, было применено в приговоре Международного военного трибунала в Нюрнберге. В частности, в постановлении об ответственности членов СС говорилось, что “настоящее решение основывается на участии этой организации в военных преступлениях и преступлениях против человечности, связанных с войной; эта группа, признаваемая преступной, не включает поэтому лиц, которые перестали быть членами организаций, перечисленных в предыдущем параграфе, до 1 сентября 1939 г.”15.
Возникает вопрос, почему авторы Устава Международного военного трибунала расширили традиционное понятие военного преступления и признали военными преступниками не только нарушавших законы и обычаи войны. Ответ следует искать в характеристике субъекта этого вида преступлений. До начала Второй мировой войны военные преступления совершались, как правило, в результате эксцессов военнослужащих и судебному преследованию подвергались только воюющие, те, кому разрешено воевать. А в годы последней мировой войны военные преступления большей частью носили так называемый “государственно-организованный характер”16. Например, руководители государств, лидеры правящих партий подталкивали военнослужащих и гражданских лиц к нарушению правил войны. В п. 1 Распоряжения Гитлера от 13 мая 1941 г. “Об особой подсудности в районе “Барбаросса” предписывалось, что “возбуждение преследования за действия, совершенные военнослужащими … по отношению к враждебным гражданским лицам, не является обязательным даже в тех случаях, когда эти действия одновременно составляют воинское преступление или проступок”17. Понятно, что по преступлениям, одновременно не образующим воинское преступление, тем более не возбуждалось уголовного дела.
Чтобы привлечь к ответственности не только исполнителей преступных приказов, но и их авторов, составители Устава расширили круг военных преступлений. Тем самым была заложена нормативная база для осуждения и военнослужащих вермахта, и лидеров нацистской партии, руководителей германского государства, и иных гражданских лиц.
Помимо юрисдикции Международного военного трибунала в Уставе были определены общие принципы уголовного преследования военных преступников: исполнение преступного приказа не освобождает от ответственности; участие в организации, признанной преступной, влечет ответственность; осуждение военных преступников возможно в отсутствие обвиняемых.
Перед судом Международного военного трибунала в числе других предстали лица, имевшие статус военнопленных. Среди них были сдавшийся в плен американцам Г. Геринг, плененный советскими войсками Э. Редер и другие. Эти военнопленные генералы в результате деятельности Комитета по расследованию дел и обвинению главных военных преступников осенью 1945 г. были признаны подлежащими суду Трибунала лицами и арестованы. Из материалов дела не следует, что названные лица после ареста пользовались преимуществами военного плена. Таким образом, уголовное преследование военнопленных не противоречило нормам международного права. Статус военнопленных, совершивших преступления, регулировался нормами национального права, так как международное сообщество не могло вмешиваться во внутренние дела государств.
В доктрине международного права общепризнано, что в случае совершения преступления военнопленным государства не обязаны предоставлять последнему преимуществ военного плена в соответствии с международным правом. “Суверенным правом государства, на территории которого совершено преступление, является вообще отказ от суда над тем или иным конкретным лицом… или предоставление данному лицу режима военного плена без каких-либо исключений”18. Большинство военных преступников, представших перед судами СССР, Великобритании, США, были военнопленными. Итак, во все времена совершившие преступления военнопленные осуждались военными судами державы, держащей в плену. Согласно нормам Гаагской и Женевской конвенций уголовная ответственность наступала по национальному военно-уголовному законодательству и наказание отбывалось на территории этого государства.
При рассмотрении вопросов уголовного преследования военнопленных следует разграничивать два термина: “осужденный военнопленный” и “военный преступник”. Не все осужденные военнопленные являются военными преступниками. Не все военные преступники до осуждения были военнопленными. Военнопленные могли преследоваться по суду за преступления не только военные, но и за воинские и общеуголовные. В свою очередь, к уголовной ответственности за преступления привлекались не только военнопленные, но и гражданские лица.
Вопросы дисциплинарной и уголовной ответственности военнопленных регулировались нормами национального законодательства держащей в плену страны. Во-первых, в силу своего суверенитета государство может самостоятельно определять положение военнопленных, в одном случае следуя своим международным обязательствам, в другом — вопреки последним. Такое положение государств в международных отношениях оформилось после Тридцатилетней войны в Вестфальских мирных договорах 1648 г. И только со второй половины XX в. происходит эволюция в сторону ограничения суверенитета государств в интересах индивида для контроля за соблюдением прав человека.
Во-вторых, правовой статус военнопленных регулируется в национальном законодательстве потому, что физические лица не являются самостоятельными субъектами права вооруженного конфликта. Несмотря на то что с 1899 г. нормы международных конвенций наделяют правами и обязанностями военнопленных, защита последних реализуется путем возложения соответствующих обязательств на государство. Об этом пишет А. Фердросс: “Международное право защищает интересы индивидов, однако наделяет правами и обязанностями не непосредственно отдельных лиц, а лишь государства, гражданами которых они являются”19. А. И. Полторак подчеркивает, что “ни одна из норм права вооруженных конфликтов не создает прав и обязанностей для индивидов непосредственно, помимо государств, даже в том случае, когда конкретные установления имеют в качестве своего адресата индивида”20.
Действительно, нормы международных конвенций без посредства государства не могут определять правовой статус физического лица, так как последнее являлось бы не чем иным, как вмешательством во внутренние дела государства, нарушением суверенитета государства. Поэтому нормы международного права, содержащие перечень прав и обязанностей военнопленных, порождают прежде всего соответствующие права и обязанности государств. В связи с этим права и обязанности военнопленных, изложенные в международных конвенциях, есть обязательства СССР перед другими государствами по обращению с военнопленными. В СССР международные нормы трансформировались путем издания нормативно-правовых актов.
В разделе 5 Положения о военнопленных, утвержденного постановлением СНК СССР № 1798-800 от 1 июля 1941 г., регулировались основания и порядок привлечения военнопленных к дисциплинарной и уголовной ответственности. Все правонарушения делились на преступления и проступки, не влекущие за собой уголовной ответственности в судебном порядке. За совершение последних военнопленные подвергались дисциплинарным взысканиям.
В связи с тем, что военнопленные по своему статусу должны были быть в одинаковых условиях с военнослужащими Красной Армии, виды дисциплинарных взысканий определялись в нормативных актах УПВИ НКВД применительно к Дисциплинарному уставу Красной Армии.
В соответствии с п. 60 Инструкции о порядке содержания военнопленных 1941 г. начальник лагеря мог налагать на военнопленных взыскания в пределах ст. 22 Дисциплинарного устава, а именно:
1) объявлять выговор перед строем;
2) подвергать простому аресту до 10 суток.
Дополнительным взысканием могло быть:
1) лишение права переписки на срок до двух месяцев;
2) лишение права пользоваться деньгами на срок до двух месяцев.
Самыми строгими дисциплинарными взысканиями были простой и строгий аресты с отбыванием срока наказания на гауптвахте, которые применялись к злостным нарушителям правил внутреннего распорядка и не исполняющим распоряжений администрации.
В 1945 г. издается Временное положение о штрафных подразделениях в лагерях военнопленных и интернированных. В этом нормативном акте был определен перечень проступков, за совершение которых военнопленные направлялись в штрафные взводы и роты. К ним относились нарушения требования дисциплины и режима, совершение или попытка совершения побега, расхищение лагерного имущества, кража, симуляция, дезорганизация производства.
Также были увеличены сроки наложения дисциплинарного взыскания. Если в Инструкции предусматривался двухмесячный срок, то по Временному положению в штрафных подразделениях находились до трех месяцев.
Находящиеся в штрафных подразделениях военнопленные, показавшие себя с положительной стороны, по ходатайству их командиров перед начальником лагерного отделения (лагеря) могли быть досрочно освобождены. Переход из штрафных подразделений на общий режим лагеря до срока или по отбытии срока наказания оформлялся по команде начальника лагеря.
В 1943 г. в лагерях военнопленных было совершено 3732 дисциплинарных правонарушения:
невыполнение распоряжений 214
нарушение внутреннего порядка 924
хранение запрещенных предметов 81
отказ от работы и симуляция 625
порча оборудования и имущества 159
хулиганство 129
оскорбление и грубость 14
кражи 859
спекуляция 55
фашистская агитация 42
провокационные слухи 36
прочие нарушения 59421
В 1944—1945 гг. состояние дисциплины улучшилось. За январь 1945 г. в нижнетагильском лагере № 245 было совершено только 13 правонарушений: нарушения лагерного режима — 3, кража — 7, невыход на работу — 1, разные — 1. На 8 человек были наложены взыскания в виде простого ареста (на 21 сутки) и 5 — строгого ареста (на 28 суток)22. Начальник лагеря считал, что все эти правонарушения были совершены в связи с отсутствием махорки на складах лагеря.
В лагерях в этот период сокращалось число дисциплинарных правонарушений, а в правоприменительной практике наблюдалось смягчение дисциплинарных взысканий.
В п. 28 Положения о военнопленных 1941 г. закреплялся принцип, согласно которому подвергнутые дисциплинарному взысканию военнопленные не могли дополнительно подвергаться за те же проступки каким-либо ограничениям сверх тех, которые связаны с отбытием наложенных на них дисциплинарных взысканий. Дисциплинарные взыскания налагались в соответствии с Инструкцией о порядке содержания военнопленных 1941 г. и Временного положения о штрафных подразделениях 1945 г. К дисциплинарной ответственности могли привлекать только начальники лагерей.
В отношении уголовного преследования иностранных военнопленных в СССР в 1939-1956 гг. сомнению подвергаются, во-первых, правовые основания привлечения к уголовной ответственности и, во-вторых, сама процедура осуждения. По вопросу оснований, на наш взгляд, в международном и советском уголовном праве не существовало препятствий для преследования военнопленных за совершенные ими преступления. В международных конвенциях этот вопрос не регулировался, так как иное рассматривалось бы как вмешательство во внутренние дела государства.
В советском уголовном праве закреплялся универсальный территориальный принцип действия уголовного законодательства. В ст. 1 Основных начал уголовного законодательства СССР и союзных республик 1924 г. определялось, что все лица, находящиеся на территории Союза ССР, кроме пользующихся экстерриториальностью иностранных граждан, подлежат за совершенные ими на территории Союза ССР преступления ответственности по уголовным законам места совершения преступления23. Этот же принцип закреплялся в уголовных кодексах союзных республик. И на основании ст. 4 УК РСФСР 1926 г. иностранцы за преступления, совершенные на территории Союза ССР, подлежали ответственности по законам места совершения преступления.
Основанием уголовного преследования иностранных военнопленных было совершение ими деяния, которое по советскому законодательству признавалось преступным. В СССР иностранные военнопленные осуждались за воинские, военные и общеуголовные преступления.
По международному праву и нормам советского законодательства военные приравнивались к военнослужащим Красной Армии, так как сами были военнослужащими армии противника. Поэтому в п. 26 Положения о военнопленных 1941 г. были сформулированы такие составы воинских преступлений, как неисполнение военнопленным приказания лиц, которым он подчинен, сопротивление этим лицам, оскорбление их действием при исполнении ими служебных обязанностей. Этот перечень не был исчерпывающим, да и норма не содержала санкции. Военнопленные осуждались по военно-уголовному закону — Положению о воинских преступлениях, утвержденному 27 июля 1927 г. ЦИК и СНК СССР24. Общесоюзное положение текстуально воспроизводилось в уголовных кодексах союзных республик.
Согласно ст. 1 воинским преступлением признавалось направленное против установленного порядка несения службы преступление, совершенное военнослужащим или военнообязанным запаса РККА во время состояния в тех или других рядах РККА (в редакции 1935 г.). По ст. 2 Положения, соответственно по ст. 193-2 УК РСФСР, неисполнение отданного в порядке службы приказания каралось лишением свободы на срок до пяти лет, то же преступление при наличии смягчающих обстоятельств влекло применение правил Дисциплинарного устава РККА. За неисполнение приказа 11 февраля 1947 г. военным трибуналом войск НКВД Ульяновской области был осужден немецкий военнопленный Ф. Бранд по ст. 193-2 “а” УК РСФСР к пяти годам25. 17 июля 1947 г. за членовредительство был осужден немецкий военнопленный Г. Гелик по ст. 175 “а” УК БССР к пяти годам26.
За общеуголовные преступления военнопленные привлекались к ответственности как по союзному законодательству, так и по уголовным кодексам союзных республик. Большую долю в этом виде посягательств составляли имущественные преступления, об уголовном преследовании за которые говорилось уже в п. 32 Инструкции о порядке содержания военнопленных 1941 г. в случаях порчи инвентаря и оборудования. По свидетельству архивных материалов, среди имущественных преступлений преобладали кражи, за совершение которых ответственность наступала по ст. 162-д УК РСФСР и аналогичным статьям уголовных кодексов союзных республик. Так, 6 июня 1947 г. был осужден к пяти годам немецкий военнопленный Левандовский27.
Норма ст. 162-д УК РСФСР предусматривала лишение свободы до пяти лет за тайное хищение чужого имущества, совершенное из государственных и общественных складов и хранилищ лицом, имевшим особый доступ в таковым или охранявшим их, неоднократно или по сговору с другими лицами. Примечательно, что иностранные военнопленные осуждались к максимально возможному в санкции сроку. 1 июня 1947 г. по ст. 18, 170 УК УССР был осужден немецкий военнопленный Труппель за попытку похищения продуктов. Наказание предусматривало пять лет лишения свободы28.
Правовым основанием осуждения военнопленных за имущественные преступления также были указы от 4 июня 1947 г. “Об уголовной ответственности за хищение государственного и общественного имущества” и “Об усилении охраны личной собственности граждан”. В этих нормативных актах были увеличены сроки лишения свободы и конкретно определен вид исполняющего наказание учреждения — исправительно-трудовой лагерь. Так, по второму указу 12 сентября 1947 г. был осужден к пяти годам немецкий военнопленный Ф. Кропп за хищение картофеля из огорода. По первому указу 7 июня 1948 г. Военным трибуналом войск МВД Свердловской области была осуждена румынская военнопленная немецкой национальности Анна Рудольф Краль к двенадцати годам исправительно-трудовых лагерей29. Как пишет бывший осужденный военнопленный Г. Вагенленер, не обходилось и без абсурдных обвинений. За попытку бежать военнопленного осуждали по Указу 4 июня 1947 г., так как якобы было совершено хищение одежды, которая являлась государственным имуществом30.
Часть иностранных военнопленных привлекалась к уголовной ответственности за государственные преступления. Правовым основанием были ст. 1 Положения о преступлениях государственных 1927 г. и соответствующие статьи союзных кодексов, например нормы ст. 58 УК РСФСР. Формулировка составов преступлений в этих статьях позволяет утверждать, что подавляющее большинство осужденных по ним иностранных военнопленных стали жертвами политических репрессий. Например, Г. Вагенленер был осужден по ст. 58-4 УК РСФСР за оказание помощи агрессивной части международной буржуазии. В этой статье преступным признавалось “оказание помощи каким бы то ни было способом той части международной буржуазии, которая, не признавая равноправия коммунистической системы, приходящей на смену капиталистической системе, стремится к ее свержению, а равно находящимся под влиянием или непосредственно организованным этой буржуазией общественным группам и организациям, в осуществлении враждебной против Союза ССР деятельности”. Но насколько неопределенны такие понятия, как “международная буржуазия”, “враждебная деятельность”, настолько были абсурдны обвинения, предъявляемые иностранным военнопленным по этой статье.
Широко применялись и другие нормы ст. 58. Военнопленный ефрейтор немецкой армии Рихтер за систематическое проведение контрреволюционной агитации, призыв членов бригады к саботажу и вредительству и то, что 27 июля 1942 г. бросил в пресс железную муфту и стопорный болт, чем привел машину в аварийное состояние, был предан суду Военного трибунала. Рихтер был приговорен к расстрелу по ст. 58-7 УК РСФСР (вредительство, т.е. подрыв государственной промышленности, совершенный в контрреволюционных целях)31.
Осужденные за политические преступления военнопленные отбывали наказание в исправительно-трудовых лагерях ГУЛАГа НКВД. И, как свидетельствует записка на имя Л. Берии от 10 апреля 1953 г.32, этих осужденных военнопленных не переводили в созданные в 1949 г. специальные лагеря ГУПВИ для осужденных военных преступников. Осужденные по ст. 58 имели статус особо опасных государственных преступников и содержались в особых лагерях.
Наиболее спорным на сегодняшний день является вопрос об уголовном преследовании военнопленных за военные преступления. В Советском Союзе составы военных преступлений и наказания за них были определены в Указе Президиума Верховного Совета СССР “О мерах наказания для немецко-фашистских злодеев, виновных в убийствах и истязаниях советского гражданского населения и пленных красноармейцев, для шпионов, изменников Родины из числа советских граждан и для их пособников” от 19 апреля 1943 г. Согласно ст. 1 “немецкие, итальянские, румынские, венгерские, финские фашистские злодеи, уличенные в совершении убийств и истязании гражданского населения и пленных красноармейцев”, карались смертной казнью через повешение.
В норме были определены признаки субъекта этого военного преступления: во-первых, перечислялись граждане всех воюющих против СССР государств; во-вторых, субъект назывался “фашистским злодеем”. Как видим, использовалась категория не правовая, а морально-оценочная, что и позволяло советским судам осуждать по этой статье большинство иностранных военнопленных за совершенное “зло”. При этом “фашистскими злодеями” признавались не только воюющие, но и интернированные.
Согласно указанной норме ответственность военных преступников наступала за убийства и истязания гражданского населения и пленных красноармейцев. На практике объективная сторона этого состава преступления толковалась расширительно. В преамбуле Указа военные преступления определялись как “неслыханные зверства и чудовищные насилия”, а также “злодеяния”, что позволяло подвести под этот состав практически любое действие. Например, по названной статье Указа были осуждены к 25 годам исправительно-трудовых лагерей немецкие военнопленные И. Шиндлер за то, что участвовал в расстрелах советских военнопленных, мирных граждан и уничтожении населенных пунктов, а также К. Вайс за то, что арестовал примерно пять мирных граждан для угона в Германию и отобрал три коровы.
Оценивая процедуру осуждения, можно сказать, что права подсудимых иностранных военнопленных не соблюдались, но это было характерно в целом для всей советской правоприменительной практики. Права иностранных военнопленных ограничивались еще и тем, что их дела рассматривались военными трибуналами и по законам военного времени слушались в упрощенном порядке, по истечении 24 часов после вручения обвинительного заключения.
Таким образом, уголовное преследование иностранных военнопленных в СССР не противоречило нормам международного права и имело как международно-правовые, так и национально-правовые основания. Однако значительная часть осужденных военнопленных оказались жертвами политических репрессий, но не в результате нарушения международных обязательств, а вследствие известных негативных особенностей советской правовой системы.
--------------------------------------------------------------------------------
1 См., напр.: Кожевников Ф. И. Великая Отечественная война Советского Союза и некоторые вопросы международного права. М., 1954: Karner S. Im Archipel GUPVI. Krigsgefangenschaft und Internirung in der Sowjetunion 1941-1956. Wien-Mьnchen, 1995; Конасов В. Б. Судебное преследование немецких военнопленных в СССР. М., 1998.
2 Конасов В. П. Политика советского государства в отношении немецких военнопленных (1941-1956). Автореферат на соискание ученой степени доктора исторических наук. М., 1998. С. 18.
3 Конасов В. П. “Узники войны”: попытки решения проблемы на дипломатическом уровне (1941-1945)//Трагедия плена. Сборник материалов Международной научно-практической конференции “Окончание войны, завершение деятельности НКСГ/СНО и начало репатриации военнопленных”. М. —Красногорск, 1996. С. 139.
4 Хавкин Б. Л. Немецкие военнопленные в СССР и советские военнопленные в Германии. Постановка проблемы. Источники и литература//Проблемы военного плена. Вологда, 1997. Ч. II. С. 7.
5 Кузнецов С. И. Японцы в сибирском плену. Иркутск, 1997. С. 109.
6 Цит. по: Международное гуманитарное право в документах. М., 1996. С. 434.
7 Нюрнбергский процесс. Сборник материалов. М., 1951. Т. 2. С. 482.
8 Действующее международное право. Т.II. М., 1997. С. 663.
9 Нюрнбергский процесс. Указ. соч. Т. 1. С. 7.
10 Там же. С. 14.
11 Международное гуманитарное право в документах. М., 1996. С. 523.
12 Там же. С. 523.
13 Декларация Мартенса.
14 Ромашкин П. С. К вопросу о понятии и источниках международного уголовного права//Советское гососударство и право. 1948. №3. С. 29.
15 Приговор Международного военного трибунала. Нюрнбергский процесс. Т. 2. С. 501.
16 Полторак А. И., Савинский Л. И. Вооружённые конфликты и международное право. Основные проблемы. М., 1976. С. 376.
17 Нюрнбергский процесс. Указ. соч. Т. 1. С. 522.
18 Блищенко И. П. Прецеденты в международном праве. М., 1977. С. 193.
19 Цит по: Полторак А. И., Савинский Л. И. Указ. соч. С. 234.
20 Там же.
21 Центр хранения историко-документальных коллекций, ф. I, п., оп. 23а, д. 2, л. 15.
22 Архив Управления ФСБ по Свердловской области, ф. I, оп. 1, д. 133. л. 33.
23 Систематизированный текст общесоюзных уголовных законов и уголовных кодексов союзных республик. М., 1948. С. 63.
24 Чхиквадзе В. М. Развитие советского военно-уголовного законодательства за 30 лет//Советское государство и право. 1948. № 3. С. 42.
25 ЦХИДК, ф. Iп, оп. 26е, д. 3, л. 31.
26 ЦХИДК, ф. Iп, оп. 26е, д. 3, л. 4.
27 ЦХИДК, ф. Iп, оп. 26е, д. 3, л. 4.
28 ЦХИДК, ф. Iп, оп. 26е, д. 3, л. 4.
29 ЦХИДК, ф. Iп, оп. 26е, д. 3, л. 47.
30 Wagenlehner G. Die Verurteilung der Deutschen Krigsgefangenen durch sowijetische Militartribunale 1941—1953//Проблемы военного плена… Ч. 2. С. 46.
31 Архив УФСБ РФ СО. Ф. I, оп. 1, д. 133.
32 Источник. 1994. № 4. С. 109.
ИСТОЧНИК: журнал "ПРАВО И ПОЛИТИКА" №7,2000
Более 50 лет в отечественной и зарубежной историко-правовой литературе дискутируется вопрос о правомерности уголовного преследования иностранных военнопленных в СССР в 1939—1956 гг.1 Хронологические рамки исследований обусловлены тем, что именно в этот период военнопленные Второй мировой войны находились на территории Советского государства. При этом рассматривать этот вопрос следует с учетом того, что правовой статус военнопленных определяется нормами международного и внутреннего права.
Международно-правовой статус военнопленных регулировался Положением о законах и обычаях сухопутной войны, которое было приложено к Гаагской конвенции 1907 г., Женевской конвенцией об обращении с военнопленными 1929 г. и Женевской конвенцией 1949 г. По юридической силе конвенции в годы Второй мировой войны были не равноценны. Если нормы Гаагской конвенции имели общеобязательный характер, то постановления Женевской конвенции 1929 г. действовали лишь между подписавшими ее сторонами.
В историографии вопроса о международных обязательствах СССР, касающихся обращения с военнопленными, существует несколько диаметрально противоположных точек зрения. Традиционно в советской науке придерживались положения о том, что Советский Союз принял на себя обязательства по Гаагской конвенции 1907 г. В настоящее время появились и иные подходы. Так, В. П. Конасов исходит из того, что в 1942—1943 гг. СССР только “демонстрировал намерение присоединиться” к Гаагской конвенции 1907 г. и выполнять ее постановления о военнопленных2. Нота СССР от 17 июля 1941 г. о намерении соблюдать Гаагскую конвенцию “О законах и обычаях войны 1907 г.” не была гуманной инициативой, а преследовала политические цели. В. П. Конасов полагает, что “накануне фашистской агрессии СССР не подписал ни упомянутое соглашение, ни Женевскую конвенцию об обращении с военнопленными 1929 г.”3 Этой же точки зрения придерживается и Б.Л. Хавкин, который считает, что тем самым Сталин предал своих солдат, позволив Германии не соблюдать в отношении советских военнопленных постановления названных конвенций4. Согласно третьей точке зрения, которая высказана в работах С. И. Кузнецова, на СССР лежали обязательства о военнопленных, предусмотренные Женевской конвенцией 1929 г.5
На наш взгляд, международные обязательства СССР о военнопленных определялись Гаагской конвенцией 1907 г. Во-первых, Гаагская конвенция о законах и обычаях войны была подписана и ратифицирована царской Россией. Декретом СНК о признании всех международных конвенций о Красном кресте от 4 июня 1918 г. было объявлено, что “международные конвенции и соглашения, касающиеся Красного креста, признанные Россией до октября 1915 г., признаются и будут соблюдаемы Российским Советским правительством, которое сохраняет все права и прерогативы, основанные на этих конвенциях и соглашениях”6 . Во-вторых, в приговоре Нюрнбергского Международного военного трибунала по вопросу о роли Гаагской конвенции 1907 г. отмечалось, что “правила, изложенные в конвенции, были признаны всеми цивилизованными народами и рассматривались как выражение законов и обычаев ведения войны”7 . Поэтому присоединился СССР к Гаагской конвенции или не присоединился, не имело значения, он должен был руководствоваться правилами, ставшими обычными нормами международного права.
Кроме того, СССР был участником соглашений союзников на Крымской и Берлинской конференциях, а также Соглашения от 8 августа 1945 г. по вопросам уголовного преследования преступников войны, и Советское государство должно было выполнять все взятые на себя обязательства по этим соглашениям.
Общеизвестно, что 12 августа 1949 г. в Женеве была пересмотрена Конвенция об обращении с военнопленными 1929 г. СССР подписал новую конвенцию, но с оговорками. СССР не считал для себя обязательным вытекающее из ст. 85 распространение действия конвенции на военнопленных, осужденных за совершение военных преступлений и преступлений против человечности, так как осужденные за эти преступления должны подчиняться режиму, установленному в данной стране для лиц, отбывающих наказание, в то время как по ст. 85 Женевской конвенции осужденные военнопленные должны пользоваться ее покровительством, т.е., по сути, сохранять статус военнопленных. Но Женевская конвенция об обращении с военнопленными была ратифицирована спустя лишь пять лет указом Президиума Верховного совета СССР от 17 апреля 1954 г. Следовательно, ее положения не могли регулировать основания и порядок уголовного преследования иностранных военнопленных, так как репатриация была уже завершена и в СССР оставались только осужденные бывшие военнопленные.
Военнопленный — это подданный другого государства, а в соответствии с универсальным принципом действия уголовного закона в пространстве иностранцы за преступления, совершенные на территории одного государства либо на территории иного государства, но против интересов первого, несут ответственность по законам и перед судом этого государства. Данное положение вытекает из принципа государственного суверенитета.
Исходя из этого принципа в ст. 8 Положения о законах и обычаях сухопутной войны 1907 г. было сформулировано общее правило: военнопленные подчиняются законам, уставам и распоряжениям, действующим в армии государства, в чьей власти они находятся. Далее говорится, что всякое неповиновение с их стороны дает право на применение к ним необходимых мер строгости. Так как в правовом документе не содержится прямых запретов, следует вывод: применять принуждение можно вплоть до уголовного преследования. Это правило впоследствии было закреплено в ст. 45 Женевской конвенции об обращении с военнопленными 1929 г. и ст. 82 Женевской конвенции 1949 г. В последней прямо указывалось, что держащая в плену держава будет иметь право применять судебные или дисциплинарные меры в отношении любого военнопленного, совершившего нарушение этих законов, уставов или приказов8.
Все совершаемые военнопленными преступления в зависимости от объекта делятся на два вида: преступления, посягающие на общественные отношения, существующие в государстве и охраняемые нормами национальных уголовных законов, и преступления, посягающие на основы международного общения, охраняемые нормами международного права. В теории и на практике осуждение военнопленных за первый вид посягательств не вызывает споров, чего нельзя сказать о втором виде. Поэтому остановимся более подробно на характеристике посягательств последнего вида, которые называются международными преступлениями.
Преступления германских военных во время Второй мировой войны были столь чудовищны по своей жестокости и масштабам, что союзники еще в ходе войны принимают решение об их наказании. Рузвельт, Сталин и Черчилль подписывают 2 ноября 1943 г. Декларацию об ответственности гитлеровцев за совершаемые зверства. В ней было заявлено, что “те германские офицеры и солдаты и члены нацистской партии, которые были ответственны за … зверства, убийства и казни или добровольно принимали в них участие, будут отосланы в страны, в которых были совершены их отвратительные действия, для того, чтобы они могли быть судимы и наказаны в соответствии с законами этих освобожденных стран…”9. Как видим, союзники, принимая это решение, исходили из универсального принципа действия уголовного закона в пространстве. Но для главных преступников было сделано исключение. Предлагалось наказать их совместным решением правительств стран-союзниц, так как их преступления не были связаны с определенным географическим местом. Это решение было подтверждено руководителями трех союзных держав на Крымской конференции и затем на Берлинской.
8 августа 1945 г. в Лондоне между правительствами СССР, США, Великобритании и Франции было заключено Соглашение о судебном преследовании и наказании главных военных преступников европейских стран оси. Согласно ст. 1 Соглашения для суда над военными преступниками, преступления которых не связаны с определенным географическим местом, учреждался Международный венный трибунал10. Организация, юрисдикция и функции последнего определялись в прилагаемом к соглашению Уставе. Также подчеркивалось, что ничто в настоящем соглашении не умаляет компетенции и не ограничивает прав национальных или оккупационных судов, которые уже созданы или будут созданы для суда над военными преступниками. Следовательно, основная часть военных преступников все-таки должна была предстать перед национальными судами. Так, в Нюрнберге с 1947 по 1949 г. шесть составов американских военных трибуналов провели двенадцать процессов.
Вскоре к соглашению присоединились еще девятнадцать государств. И с 20 ноября 1945 г. по 1 октября 1946 г. Международный военный трибунал рассматривал дело тех главных немецких военных преступников, которые были преданы суду за подготовку, развязывание и ведение агрессивных войн, за военные преступления и преступления против человечности.
Другой источник судебного преследования за военные преступления — решения Организации Объединенных Наций. 13 февраля 1946 г. была принята резолюция Генеральной Ассамблеи ООН о выдаче и наказании военных преступников, в которой рекомендовалось членам ООН принять все необходимые меры для ареста и высылки военных преступников в страны, где они совершили свои ужасные деяния11. 11 декабря 1946 г. была принята резолюция Генеральной Ассамблеи ООН о подтверждении принципов международного права, признанных Статутом Нюрнбергского трибунала12.
Не менее важным источником уголовной ответственности военных преступников являются общие принципы права, признанные цивилизованными странами. Именно те начала международного права, которые вытекают из установившихся между цивилизованными народами обычаев, законов человечности и требований общественного сознания13. П. С. Ромашкин включал общие принципы права в систему источников международного уголовного права, руководствуясь тем, что “в большинстве случаев как военные преступления, так и преступления против человечности подпадают под общепризнанные понятия уголовно наказуемого деяния, какие содержатся во всех уголовных законах цивилизованных стран”14.
Таким образом, в 1945—1946 гг. в международном праве не только закрепляется принцип ответственности военных преступников, формулируются составы международных преступлений, но и учреждается Международный Суд для наказания лиц, совершивших эти преступления. Перед Нюрнбергским военным трибуналом предстают не только гражданские лица, но и военнопленные.
Впервые термин “военный преступник” стал применяться после заключения Версальского договора и осуждения в Лейпциге нарушителей законов и обычаев войны. Но широко распространенным он стал только в годы Второй мировой войны, при этом значение термина было расширено. В международных соглашениях союзники под военным преступником понимают лицо, совершившее тяжкое преступление в период подготовки войны и в ходе ее. Очень часто для обозначения этого лица используют термин “преступник войны”. Эти преступления представляют опасность для общества, так как посягают не только на военные отношения, но и на отношения мира и человечности, не урегулированные законами и обычаями войны.
В соответствии с преамбулой и ст. 1 Лондонского соглашения о судебном преследовании главных военных преступников от 8 августа 1945 г. военными преступниками признавались германские офицеры и солдаты и члены нацистской партии, которые были ответственны за зверства и преступления или добровольно принимали в них участие. Согласно ст. 6 Устава Международного военного трибунала военными преступниками являлись лица, совершившие любое из перечисленных преступлений. Все военные преступления делились на три группы:
1. Преступления против мира, а именно: планирование, подготовка, развязывание или ведение агрессивной войны в нарушение международных договоров, соглашений или заверений или участие в общем плане или заговоре, направленных на осуществление любого из вышеизложенных действий.
2. Военные преступления, а именно: нарушение законов или обычаев войны. К ним относятся убийства, истязания или увод в рабство или для других целей гражданского населения оккупированной территории; убийства или истязания военнопленных или лиц, находящихся в море; убийства заложников; ограбление общественной или частной собственности; бессмысленное разрушение городов или деревень; разорение, не оправданное военной необходимостью, и другие преступления.
3. Преступления против человечности, а именно: убийства, истребление, порабощение, ссылка и другие жестокости, совершенные в отношении гражданского населения до или во время войны, или преследования по политическим, расовым или религиозным мотивам с целью осуществления или в связи с любым преступлением, подлежащим юрисдикции Трибунала, независимо от того, являлись ли эти действия нарушением внутреннего права страны, где они были совершены, или нет.
Следует обратить внимание, что в Уставе дается не полный перечень международных преступлений, а только тех из них, которые находятся в юрисдикции Международного трибунала. Следовательно, иные действия, которые нарушают законы и обычаи войны либо содержат признаки составов преступлений против мира и человечности, предусмотренные в национальном законодательстве, также наказуемы, а лица, их совершившие, признаются военными преступниками.
Отсюда под военными преступлениями в широком смысле слова следует понимать преступные посягательства на отношения мира, отношения человечности, отношения по соблюдению правил ведения войны, которые совершаются в период подготовки войны и непосредственно в ходе вооруженного конфликта. Виновные в этих преступлениях физические лица в годы Второй мировой войны получили статус военных преступников. Для более точного отграничения военных преступлений от других видов международных преступлений следует выделить признаки первых: 1) военные преступления, являясь видом международных, посягают на объект, охраняемый международным сообществом; 2) часть военных преступлений, таких, как нарушение законов и обычаев войны, совершается только в период вооруженных конфликтов, а преступления против человечности и мира могут совершаться как в мирное, так и военное время. Совершаемые в мирное время преступления против человечности и мира могут быть не связаны с войной, поэтому военным преступлением называется только то, которое совершается в военное время (убийства гражданского населения во время войны) либо связано с войной (планирование, подготовка войны). Такое временное ограничение преступлений, предусмотренное в ст. 6 Устава, было применено в приговоре Международного военного трибунала в Нюрнберге. В частности, в постановлении об ответственности членов СС говорилось, что “настоящее решение основывается на участии этой организации в военных преступлениях и преступлениях против человечности, связанных с войной; эта группа, признаваемая преступной, не включает поэтому лиц, которые перестали быть членами организаций, перечисленных в предыдущем параграфе, до 1 сентября 1939 г.”15.
Возникает вопрос, почему авторы Устава Международного военного трибунала расширили традиционное понятие военного преступления и признали военными преступниками не только нарушавших законы и обычаи войны. Ответ следует искать в характеристике субъекта этого вида преступлений. До начала Второй мировой войны военные преступления совершались, как правило, в результате эксцессов военнослужащих и судебному преследованию подвергались только воюющие, те, кому разрешено воевать. А в годы последней мировой войны военные преступления большей частью носили так называемый “государственно-организованный характер”16. Например, руководители государств, лидеры правящих партий подталкивали военнослужащих и гражданских лиц к нарушению правил войны. В п. 1 Распоряжения Гитлера от 13 мая 1941 г. “Об особой подсудности в районе “Барбаросса” предписывалось, что “возбуждение преследования за действия, совершенные военнослужащими … по отношению к враждебным гражданским лицам, не является обязательным даже в тех случаях, когда эти действия одновременно составляют воинское преступление или проступок”17. Понятно, что по преступлениям, одновременно не образующим воинское преступление, тем более не возбуждалось уголовного дела.
Чтобы привлечь к ответственности не только исполнителей преступных приказов, но и их авторов, составители Устава расширили круг военных преступлений. Тем самым была заложена нормативная база для осуждения и военнослужащих вермахта, и лидеров нацистской партии, руководителей германского государства, и иных гражданских лиц.
Помимо юрисдикции Международного военного трибунала в Уставе были определены общие принципы уголовного преследования военных преступников: исполнение преступного приказа не освобождает от ответственности; участие в организации, признанной преступной, влечет ответственность; осуждение военных преступников возможно в отсутствие обвиняемых.
Перед судом Международного военного трибунала в числе других предстали лица, имевшие статус военнопленных. Среди них были сдавшийся в плен американцам Г. Геринг, плененный советскими войсками Э. Редер и другие. Эти военнопленные генералы в результате деятельности Комитета по расследованию дел и обвинению главных военных преступников осенью 1945 г. были признаны подлежащими суду Трибунала лицами и арестованы. Из материалов дела не следует, что названные лица после ареста пользовались преимуществами военного плена. Таким образом, уголовное преследование военнопленных не противоречило нормам международного права. Статус военнопленных, совершивших преступления, регулировался нормами национального права, так как международное сообщество не могло вмешиваться во внутренние дела государств.
В доктрине международного права общепризнано, что в случае совершения преступления военнопленным государства не обязаны предоставлять последнему преимуществ военного плена в соответствии с международным правом. “Суверенным правом государства, на территории которого совершено преступление, является вообще отказ от суда над тем или иным конкретным лицом… или предоставление данному лицу режима военного плена без каких-либо исключений”18. Большинство военных преступников, представших перед судами СССР, Великобритании, США, были военнопленными. Итак, во все времена совершившие преступления военнопленные осуждались военными судами державы, держащей в плену. Согласно нормам Гаагской и Женевской конвенций уголовная ответственность наступала по национальному военно-уголовному законодательству и наказание отбывалось на территории этого государства.
При рассмотрении вопросов уголовного преследования военнопленных следует разграничивать два термина: “осужденный военнопленный” и “военный преступник”. Не все осужденные военнопленные являются военными преступниками. Не все военные преступники до осуждения были военнопленными. Военнопленные могли преследоваться по суду за преступления не только военные, но и за воинские и общеуголовные. В свою очередь, к уголовной ответственности за преступления привлекались не только военнопленные, но и гражданские лица.
Вопросы дисциплинарной и уголовной ответственности военнопленных регулировались нормами национального законодательства держащей в плену страны. Во-первых, в силу своего суверенитета государство может самостоятельно определять положение военнопленных, в одном случае следуя своим международным обязательствам, в другом — вопреки последним. Такое положение государств в международных отношениях оформилось после Тридцатилетней войны в Вестфальских мирных договорах 1648 г. И только со второй половины XX в. происходит эволюция в сторону ограничения суверенитета государств в интересах индивида для контроля за соблюдением прав человека.
Во-вторых, правовой статус военнопленных регулируется в национальном законодательстве потому, что физические лица не являются самостоятельными субъектами права вооруженного конфликта. Несмотря на то что с 1899 г. нормы международных конвенций наделяют правами и обязанностями военнопленных, защита последних реализуется путем возложения соответствующих обязательств на государство. Об этом пишет А. Фердросс: “Международное право защищает интересы индивидов, однако наделяет правами и обязанностями не непосредственно отдельных лиц, а лишь государства, гражданами которых они являются”19. А. И. Полторак подчеркивает, что “ни одна из норм права вооруженных конфликтов не создает прав и обязанностей для индивидов непосредственно, помимо государств, даже в том случае, когда конкретные установления имеют в качестве своего адресата индивида”20.
Действительно, нормы международных конвенций без посредства государства не могут определять правовой статус физического лица, так как последнее являлось бы не чем иным, как вмешательством во внутренние дела государства, нарушением суверенитета государства. Поэтому нормы международного права, содержащие перечень прав и обязанностей военнопленных, порождают прежде всего соответствующие права и обязанности государств. В связи с этим права и обязанности военнопленных, изложенные в международных конвенциях, есть обязательства СССР перед другими государствами по обращению с военнопленными. В СССР международные нормы трансформировались путем издания нормативно-правовых актов.
В разделе 5 Положения о военнопленных, утвержденного постановлением СНК СССР № 1798-800 от 1 июля 1941 г., регулировались основания и порядок привлечения военнопленных к дисциплинарной и уголовной ответственности. Все правонарушения делились на преступления и проступки, не влекущие за собой уголовной ответственности в судебном порядке. За совершение последних военнопленные подвергались дисциплинарным взысканиям.
В связи с тем, что военнопленные по своему статусу должны были быть в одинаковых условиях с военнослужащими Красной Армии, виды дисциплинарных взысканий определялись в нормативных актах УПВИ НКВД применительно к Дисциплинарному уставу Красной Армии.
В соответствии с п. 60 Инструкции о порядке содержания военнопленных 1941 г. начальник лагеря мог налагать на военнопленных взыскания в пределах ст. 22 Дисциплинарного устава, а именно:
1) объявлять выговор перед строем;
2) подвергать простому аресту до 10 суток.
Дополнительным взысканием могло быть:
1) лишение права переписки на срок до двух месяцев;
2) лишение права пользоваться деньгами на срок до двух месяцев.
Самыми строгими дисциплинарными взысканиями были простой и строгий аресты с отбыванием срока наказания на гауптвахте, которые применялись к злостным нарушителям правил внутреннего распорядка и не исполняющим распоряжений администрации.
В 1945 г. издается Временное положение о штрафных подразделениях в лагерях военнопленных и интернированных. В этом нормативном акте был определен перечень проступков, за совершение которых военнопленные направлялись в штрафные взводы и роты. К ним относились нарушения требования дисциплины и режима, совершение или попытка совершения побега, расхищение лагерного имущества, кража, симуляция, дезорганизация производства.
Также были увеличены сроки наложения дисциплинарного взыскания. Если в Инструкции предусматривался двухмесячный срок, то по Временному положению в штрафных подразделениях находились до трех месяцев.
Находящиеся в штрафных подразделениях военнопленные, показавшие себя с положительной стороны, по ходатайству их командиров перед начальником лагерного отделения (лагеря) могли быть досрочно освобождены. Переход из штрафных подразделений на общий режим лагеря до срока или по отбытии срока наказания оформлялся по команде начальника лагеря.
В 1943 г. в лагерях военнопленных было совершено 3732 дисциплинарных правонарушения:
невыполнение распоряжений 214
нарушение внутреннего порядка 924
хранение запрещенных предметов 81
отказ от работы и симуляция 625
порча оборудования и имущества 159
хулиганство 129
оскорбление и грубость 14
кражи 859
спекуляция 55
фашистская агитация 42
провокационные слухи 36
прочие нарушения 59421
В 1944—1945 гг. состояние дисциплины улучшилось. За январь 1945 г. в нижнетагильском лагере № 245 было совершено только 13 правонарушений: нарушения лагерного режима — 3, кража — 7, невыход на работу — 1, разные — 1. На 8 человек были наложены взыскания в виде простого ареста (на 21 сутки) и 5 — строгого ареста (на 28 суток)22. Начальник лагеря считал, что все эти правонарушения были совершены в связи с отсутствием махорки на складах лагеря.
В лагерях в этот период сокращалось число дисциплинарных правонарушений, а в правоприменительной практике наблюдалось смягчение дисциплинарных взысканий.
В п. 28 Положения о военнопленных 1941 г. закреплялся принцип, согласно которому подвергнутые дисциплинарному взысканию военнопленные не могли дополнительно подвергаться за те же проступки каким-либо ограничениям сверх тех, которые связаны с отбытием наложенных на них дисциплинарных взысканий. Дисциплинарные взыскания налагались в соответствии с Инструкцией о порядке содержания военнопленных 1941 г. и Временного положения о штрафных подразделениях 1945 г. К дисциплинарной ответственности могли привлекать только начальники лагерей.
В отношении уголовного преследования иностранных военнопленных в СССР в 1939-1956 гг. сомнению подвергаются, во-первых, правовые основания привлечения к уголовной ответственности и, во-вторых, сама процедура осуждения. По вопросу оснований, на наш взгляд, в международном и советском уголовном праве не существовало препятствий для преследования военнопленных за совершенные ими преступления. В международных конвенциях этот вопрос не регулировался, так как иное рассматривалось бы как вмешательство во внутренние дела государства.
В советском уголовном праве закреплялся универсальный территориальный принцип действия уголовного законодательства. В ст. 1 Основных начал уголовного законодательства СССР и союзных республик 1924 г. определялось, что все лица, находящиеся на территории Союза ССР, кроме пользующихся экстерриториальностью иностранных граждан, подлежат за совершенные ими на территории Союза ССР преступления ответственности по уголовным законам места совершения преступления23. Этот же принцип закреплялся в уголовных кодексах союзных республик. И на основании ст. 4 УК РСФСР 1926 г. иностранцы за преступления, совершенные на территории Союза ССР, подлежали ответственности по законам места совершения преступления.
Основанием уголовного преследования иностранных военнопленных было совершение ими деяния, которое по советскому законодательству признавалось преступным. В СССР иностранные военнопленные осуждались за воинские, военные и общеуголовные преступления.
По международному праву и нормам советского законодательства военные приравнивались к военнослужащим Красной Армии, так как сами были военнослужащими армии противника. Поэтому в п. 26 Положения о военнопленных 1941 г. были сформулированы такие составы воинских преступлений, как неисполнение военнопленным приказания лиц, которым он подчинен, сопротивление этим лицам, оскорбление их действием при исполнении ими служебных обязанностей. Этот перечень не был исчерпывающим, да и норма не содержала санкции. Военнопленные осуждались по военно-уголовному закону — Положению о воинских преступлениях, утвержденному 27 июля 1927 г. ЦИК и СНК СССР24. Общесоюзное положение текстуально воспроизводилось в уголовных кодексах союзных республик.
Согласно ст. 1 воинским преступлением признавалось направленное против установленного порядка несения службы преступление, совершенное военнослужащим или военнообязанным запаса РККА во время состояния в тех или других рядах РККА (в редакции 1935 г.). По ст. 2 Положения, соответственно по ст. 193-2 УК РСФСР, неисполнение отданного в порядке службы приказания каралось лишением свободы на срок до пяти лет, то же преступление при наличии смягчающих обстоятельств влекло применение правил Дисциплинарного устава РККА. За неисполнение приказа 11 февраля 1947 г. военным трибуналом войск НКВД Ульяновской области был осужден немецкий военнопленный Ф. Бранд по ст. 193-2 “а” УК РСФСР к пяти годам25. 17 июля 1947 г. за членовредительство был осужден немецкий военнопленный Г. Гелик по ст. 175 “а” УК БССР к пяти годам26.
За общеуголовные преступления военнопленные привлекались к ответственности как по союзному законодательству, так и по уголовным кодексам союзных республик. Большую долю в этом виде посягательств составляли имущественные преступления, об уголовном преследовании за которые говорилось уже в п. 32 Инструкции о порядке содержания военнопленных 1941 г. в случаях порчи инвентаря и оборудования. По свидетельству архивных материалов, среди имущественных преступлений преобладали кражи, за совершение которых ответственность наступала по ст. 162-д УК РСФСР и аналогичным статьям уголовных кодексов союзных республик. Так, 6 июня 1947 г. был осужден к пяти годам немецкий военнопленный Левандовский27.
Норма ст. 162-д УК РСФСР предусматривала лишение свободы до пяти лет за тайное хищение чужого имущества, совершенное из государственных и общественных складов и хранилищ лицом, имевшим особый доступ в таковым или охранявшим их, неоднократно или по сговору с другими лицами. Примечательно, что иностранные военнопленные осуждались к максимально возможному в санкции сроку. 1 июня 1947 г. по ст. 18, 170 УК УССР был осужден немецкий военнопленный Труппель за попытку похищения продуктов. Наказание предусматривало пять лет лишения свободы28.
Правовым основанием осуждения военнопленных за имущественные преступления также были указы от 4 июня 1947 г. “Об уголовной ответственности за хищение государственного и общественного имущества” и “Об усилении охраны личной собственности граждан”. В этих нормативных актах были увеличены сроки лишения свободы и конкретно определен вид исполняющего наказание учреждения — исправительно-трудовой лагерь. Так, по второму указу 12 сентября 1947 г. был осужден к пяти годам немецкий военнопленный Ф. Кропп за хищение картофеля из огорода. По первому указу 7 июня 1948 г. Военным трибуналом войск МВД Свердловской области была осуждена румынская военнопленная немецкой национальности Анна Рудольф Краль к двенадцати годам исправительно-трудовых лагерей29. Как пишет бывший осужденный военнопленный Г. Вагенленер, не обходилось и без абсурдных обвинений. За попытку бежать военнопленного осуждали по Указу 4 июня 1947 г., так как якобы было совершено хищение одежды, которая являлась государственным имуществом30.
Часть иностранных военнопленных привлекалась к уголовной ответственности за государственные преступления. Правовым основанием были ст. 1 Положения о преступлениях государственных 1927 г. и соответствующие статьи союзных кодексов, например нормы ст. 58 УК РСФСР. Формулировка составов преступлений в этих статьях позволяет утверждать, что подавляющее большинство осужденных по ним иностранных военнопленных стали жертвами политических репрессий. Например, Г. Вагенленер был осужден по ст. 58-4 УК РСФСР за оказание помощи агрессивной части международной буржуазии. В этой статье преступным признавалось “оказание помощи каким бы то ни было способом той части международной буржуазии, которая, не признавая равноправия коммунистической системы, приходящей на смену капиталистической системе, стремится к ее свержению, а равно находящимся под влиянием или непосредственно организованным этой буржуазией общественным группам и организациям, в осуществлении враждебной против Союза ССР деятельности”. Но насколько неопределенны такие понятия, как “международная буржуазия”, “враждебная деятельность”, настолько были абсурдны обвинения, предъявляемые иностранным военнопленным по этой статье.
Широко применялись и другие нормы ст. 58. Военнопленный ефрейтор немецкой армии Рихтер за систематическое проведение контрреволюционной агитации, призыв членов бригады к саботажу и вредительству и то, что 27 июля 1942 г. бросил в пресс железную муфту и стопорный болт, чем привел машину в аварийное состояние, был предан суду Военного трибунала. Рихтер был приговорен к расстрелу по ст. 58-7 УК РСФСР (вредительство, т.е. подрыв государственной промышленности, совершенный в контрреволюционных целях)31.
Осужденные за политические преступления военнопленные отбывали наказание в исправительно-трудовых лагерях ГУЛАГа НКВД. И, как свидетельствует записка на имя Л. Берии от 10 апреля 1953 г.32, этих осужденных военнопленных не переводили в созданные в 1949 г. специальные лагеря ГУПВИ для осужденных военных преступников. Осужденные по ст. 58 имели статус особо опасных государственных преступников и содержались в особых лагерях.
Наиболее спорным на сегодняшний день является вопрос об уголовном преследовании военнопленных за военные преступления. В Советском Союзе составы военных преступлений и наказания за них были определены в Указе Президиума Верховного Совета СССР “О мерах наказания для немецко-фашистских злодеев, виновных в убийствах и истязаниях советского гражданского населения и пленных красноармейцев, для шпионов, изменников Родины из числа советских граждан и для их пособников” от 19 апреля 1943 г. Согласно ст. 1 “немецкие, итальянские, румынские, венгерские, финские фашистские злодеи, уличенные в совершении убийств и истязании гражданского населения и пленных красноармейцев”, карались смертной казнью через повешение.
В норме были определены признаки субъекта этого военного преступления: во-первых, перечислялись граждане всех воюющих против СССР государств; во-вторых, субъект назывался “фашистским злодеем”. Как видим, использовалась категория не правовая, а морально-оценочная, что и позволяло советским судам осуждать по этой статье большинство иностранных военнопленных за совершенное “зло”. При этом “фашистскими злодеями” признавались не только воюющие, но и интернированные.
Согласно указанной норме ответственность военных преступников наступала за убийства и истязания гражданского населения и пленных красноармейцев. На практике объективная сторона этого состава преступления толковалась расширительно. В преамбуле Указа военные преступления определялись как “неслыханные зверства и чудовищные насилия”, а также “злодеяния”, что позволяло подвести под этот состав практически любое действие. Например, по названной статье Указа были осуждены к 25 годам исправительно-трудовых лагерей немецкие военнопленные И. Шиндлер за то, что участвовал в расстрелах советских военнопленных, мирных граждан и уничтожении населенных пунктов, а также К. Вайс за то, что арестовал примерно пять мирных граждан для угона в Германию и отобрал три коровы.
Оценивая процедуру осуждения, можно сказать, что права подсудимых иностранных военнопленных не соблюдались, но это было характерно в целом для всей советской правоприменительной практики. Права иностранных военнопленных ограничивались еще и тем, что их дела рассматривались военными трибуналами и по законам военного времени слушались в упрощенном порядке, по истечении 24 часов после вручения обвинительного заключения.
Таким образом, уголовное преследование иностранных военнопленных в СССР не противоречило нормам международного права и имело как международно-правовые, так и национально-правовые основания. Однако значительная часть осужденных военнопленных оказались жертвами политических репрессий, но не в результате нарушения международных обязательств, а вследствие известных негативных особенностей советской правовой системы.
--------------------------------------------------------------------------------
1 См., напр.: Кожевников Ф. И. Великая Отечественная война Советского Союза и некоторые вопросы международного права. М., 1954: Karner S. Im Archipel GUPVI. Krigsgefangenschaft und Internirung in der Sowjetunion 1941-1956. Wien-Mьnchen, 1995; Конасов В. Б. Судебное преследование немецких военнопленных в СССР. М., 1998.
2 Конасов В. П. Политика советского государства в отношении немецких военнопленных (1941-1956). Автореферат на соискание ученой степени доктора исторических наук. М., 1998. С. 18.
3 Конасов В. П. “Узники войны”: попытки решения проблемы на дипломатическом уровне (1941-1945)//Трагедия плена. Сборник материалов Международной научно-практической конференции “Окончание войны, завершение деятельности НКСГ/СНО и начало репатриации военнопленных”. М. —Красногорск, 1996. С. 139.
4 Хавкин Б. Л. Немецкие военнопленные в СССР и советские военнопленные в Германии. Постановка проблемы. Источники и литература//Проблемы военного плена. Вологда, 1997. Ч. II. С. 7.
5 Кузнецов С. И. Японцы в сибирском плену. Иркутск, 1997. С. 109.
6 Цит. по: Международное гуманитарное право в документах. М., 1996. С. 434.
7 Нюрнбергский процесс. Сборник материалов. М., 1951. Т. 2. С. 482.
8 Действующее международное право. Т.II. М., 1997. С. 663.
9 Нюрнбергский процесс. Указ. соч. Т. 1. С. 7.
10 Там же. С. 14.
11 Международное гуманитарное право в документах. М., 1996. С. 523.
12 Там же. С. 523.
13 Декларация Мартенса.
14 Ромашкин П. С. К вопросу о понятии и источниках международного уголовного права//Советское гососударство и право. 1948. №3. С. 29.
15 Приговор Международного военного трибунала. Нюрнбергский процесс. Т. 2. С. 501.
16 Полторак А. И., Савинский Л. И. Вооружённые конфликты и международное право. Основные проблемы. М., 1976. С. 376.
17 Нюрнбергский процесс. Указ. соч. Т. 1. С. 522.
18 Блищенко И. П. Прецеденты в международном праве. М., 1977. С. 193.
19 Цит по: Полторак А. И., Савинский Л. И. Указ. соч. С. 234.
20 Там же.
21 Центр хранения историко-документальных коллекций, ф. I, п., оп. 23а, д. 2, л. 15.
22 Архив Управления ФСБ по Свердловской области, ф. I, оп. 1, д. 133. л. 33.
23 Систематизированный текст общесоюзных уголовных законов и уголовных кодексов союзных республик. М., 1948. С. 63.
24 Чхиквадзе В. М. Развитие советского военно-уголовного законодательства за 30 лет//Советское государство и право. 1948. № 3. С. 42.
25 ЦХИДК, ф. Iп, оп. 26е, д. 3, л. 31.
26 ЦХИДК, ф. Iп, оп. 26е, д. 3, л. 4.
27 ЦХИДК, ф. Iп, оп. 26е, д. 3, л. 4.
28 ЦХИДК, ф. Iп, оп. 26е, д. 3, л. 4.
29 ЦХИДК, ф. Iп, оп. 26е, д. 3, л. 47.
30 Wagenlehner G. Die Verurteilung der Deutschen Krigsgefangenen durch sowijetische Militartribunale 1941—1953//Проблемы военного плена… Ч. 2. С. 46.
31 Архив УФСБ РФ СО. Ф. I, оп. 1, д. 133.
32 Источник. 1994. № 4. С. 109.
Опубликовано 23 сентября 2004 года
Новые статьи на library.by:
МЕЖДУНАРОДНОЕ ПРАВО:
Комментируем публикацию: Юридические основания уголовного преследования иностранных военнопленных в СССР (1939-1956 гг.)
подняться наверх ↑
ССЫЛКИ ДЛЯ СПИСКА ЛИТЕРАТУРЫ
По стандарту ВАК Республики Беларусь
Стандарт используется в белорусских учебных заведениях различного типа.
По ГОСТу Российской Федерации
Для образовательных и научно-исследовательских учреждений РФ
Прямой URL на данную страницу для блога или сайта
Полностью готовые для научного цитирования ссылки. Вставьте их в статью, исследование, реферат, курсой или дипломный проект, чтобы сослаться на данную публикацию №1095951295 в базе LIBRARY.BY.
подняться наверх ↑
ПАРТНЁРЫ БИБЛИОТЕКИ рекомендуем!
подняться наверх ↑
ОБРАТНО В РУБРИКУ?
Уважаемый читатель! Подписывайтесь на LIBRARY.BY в VKновости, VKтрансляция и Одноклассниках, чтобы быстро узнавать о событиях онлайн библиотеки.
Добавить статью
Обнародовать свои произведения
Редактировать работы
Для действующих авторов
Зарегистрироваться
Доступ к модулю публикаций