МЕЖДУНАРОДНОЕ ПРАВО (последнее)
Из истории сословных прав горского населения Северного Кавказа в XIX в.
Актуальные публикации по вопросам международного права и международных отношений.
АВТОР: Л. Г. Свечникова
ИСТОЧНИК: журнал "ПРАВО И ПОЛИТИКА" №2,2000
После окончательного вхождения Кавказа в состав Российской Империи перед правительством встало множество проблем и задач, требующих немедленного разрешения. Одной из них была задача определения прав высших сословий горских обществ для “определения того, какие из горских сословий могли бы быть признаны соответствующими разрядам высшего сословия, существующего в Империи”1 . Для её разрешения правительство провело ряд мероприятий, начало которым положил сбор обычаев кавказских горцев, сведений об их социальных отношениях и общественном строе. Сбор адатов, производившийся в конце XVIII — первой половине XIX в., является отдельной темой. Для нас же интересно, каким образом осуществлялся разбор личных прав различных категорий населения во второй половине XIX в., в пореформенный период, когда остро встал вопрос о приравнении прав горского дворянства к правам дворянства российского, с требованиями чего выступала значительная часть горской знати.
4 декабря 1864 г. на основании высочайше утверждённого Положения Кавказского Комитета во Владикавказе была учреждена временная Комиссия для разбора личных и поземельных прав туземного населения Терской области. Впоследствии одновременно с созданием Кубанской и Терской областей на основании Указа от 30 декабря 1869 г. эта Комиссия была преобразована в Комиссию для разбора сословных прав горцев Кубанской и Терской областей. На неё были возложены: 1) уяснение сословного строя горских племён и обществ для определения того, какие из горских сословий могли бы быть признаны соответствующими разрядам высшего сословия, существующего в Империи; 2) выработка заключения по этому вопросу; 3) определение главных и второстепенных признаков, характеризующих каждое из высших сословий как по действительному их отношению к низшим классам и по понятиям и преданиям горцев, так и по тому значению, которое этим сословиям придавала российская администрация на Кавказе; 4) собрание по мере возможности статистических сведений о числе семейств и лиц мужского пола в каждом племени и обществе, имеющих, по мнению Комиссии, право претендовать на принадлежность к высшим горским сословиям; 5) составление проекта правил о том, какого рода доказательства на принадлежность лица к каждому из высших горских сословий должны быть признаны не вызывающими сомнения2 .
Согласно этнологическим и статистическим данным того времени, в горских обществах существовала следующая сословная градация: 1) горские князья, сосредоточившие в своих руках всю полноту гражданской, военной, судебной и административной власти; 2) свободные общинники — непосредственные производители; 3) зависимое население.
Княжеское достоинство передавалось только родом либо браком, на что указывает ряд источников. Так, Рейнеггс в конце XVIII в. писал: “Ни один знатный человек не может подняться до княжеского звания, так как князьями у них только родятся”3 . В XIX в. такое положение не только сохранилось, но и закрепилось в адатных нормах. В сведениях о народных преданиях и обычаях горских народов, собранных войсковым старшиной А.А Кучеровым в начале 40-х гг. XIX в., записано: “Муж высшего сословия сообщает права сего сословия жене, но жена не сообщает своего сословия ни мужу, ни детям, сама же не теряет оного браком, если оно принадлежало ей до замужества”4 . В кабардинских адатах, опубликованных Ф.И. Леонтовичем в Одессе в 1882 г., также указано на это обстоятельство. В случае заключения неравного брака дети, рождённые в нём, не обладали привилегиями княжеского сословия и не имели права на наследство. Указывая на это обстоятельство, исследователь Кавказа К. Кох отмечал, что “в Западной Черкесии, конечно, этот предрассудок больше не действует, но на востоке, особенно у кабардинцев и бесленеевцев, на происхождение обращают очень большое внимание”5 .
В Кабарде издавна выделялись четыре княжеские фамилии Бекмурзиных, Кайтукиных, Мисостовых и Атажукиных, ведущих происхождение от правителя Инала (XVI в.), после смерти которого данная территория была разделена на уделы, поделённые его сыновьями Атажукою, Мисостом и Кайтуко. Впоследствии из рода Кайтуко был выделен удел Бек-Мурзина6 . С тех пор деление Кабарды на четыре части, принадлежавшие представителям этих фамилий, стало основным.
Согласно статистическим данным 1885 г., княжеских семейств в Кабарде было 237 . В нормах адата прямо указывается на главенствующее положение князей: “Он считается главой своего народа, начальником его вооружённых сил. Народ обязан его уважать как высшего по происхождению. Лицо, покусившееся на жизнь князя, будет непременно истреблено с целым семейством. На народном собрании князь занимает первое место и имеет решительное влияние на решение собрания. Судебная расправа делается по обычаям (адату), но князь, может, принимая кого-нибудь под своё покровительство, ускорить разбирательство8 . Эти данные подтверждаются и другими источниками9 . В описании жизни кабардинского народа П.С. Потёмкиным указано: “Князь может взять у своего подданного всё его достояние, может взять всех его ясырей или пленников и продать их, может, наконец, отнять его дочь, жену”10 .
Власть князей распространялась на все внутренние дела адыгов. Они имели право на объявление войны, заключение мира, в их руках находились суд и расправа. Однако в случае злоупотребления ими своими правами обиженный свободный адыг мог уйти из покровительствуемого князем аула под покровительство другого владельца. Данное положение было отражено в адатах. “… Когда уздень от князя обижен и не получает назначенных подарков, тогда уздень вправе переселиться от князя на другое место… Князья не имеют права обижать узденей без причины11 . Согласно адатным нормам уздени получали от князя узденьскую дань, включавшую: семейство крепостных, несколько сот баранов, часть земли и различные железные вещи.
Во внешних сношениях князья также играли главенствующую роль, выступая от имени народа при заключении различных договоров, в том числе и с Россией.
Нормами, выделяющими князей из основной массы правящего сословия, были положения адата о повышенной уголовной ответственности при посягательстве на их личность или имущество. Так, за убийство простого свободного адыга обычно уплачивалась цена крови, равная 20 условным единицам, за убийство уорка (дворянина) — 42, а за убийство князя-пши — 10012 . При этом существовали особенности, присущие данному виду отношений при убийстве князя, заключавшиеся в следующем: плата за кровь принималась только в том случае, если убийца также принадлежал к княжескому роду; в противном случае и он, и его семья уничтожались, а их имущество разграбливалось (подвергалось барантованию). При ранении, оскорблении лиц княжеского сословия, а также в случае кражи их имущества также был установлен повышенный уголовный штраф.
Нормы семейно-брачного права адыгов также свидетельствуют об обособленности княжеских фамилий: браки заключались только внутри сословия. А так как княжеских фамилий в рассматриваемый период было ограниченное количество, то довольно часто практиковались национально-смешанные браки, на которые общественное мнение реагировало не так негативно, как на неравноправные. Вот что писал по этому поводу В. Кудашев: “Кабардинские пши строго охраняют чистоту своего аристократического происхождения. Они женились или выдавали своих дочерей только в среде своего сословия или в среде ногайских султанов. Неравенство брака не сообщало детям достоинства пши”13 . Дети, рождённые в браке от неравноправных партнёров, уже не обладали правами высшего сословия и составляли особую прослойку в социальной структуре адыгского общества.
Подвластное население обитало невдалеке от жилья князя, на его землях, за что несло повинности в его пользу: натуральную ренту и отработку. Будучи верховными собственниками земли, князья могли распоряжаться ею по своему усмотрению (особенно в Кабарде). Довольно часто они передавали её часть уоркам (дворянам) при условии несения ими службы, что образовывало довольно стройную иерархическую лестницу, зафиксированную в ряде источников. Разделение высшего слоя адыгского общества традиция приписывает князю Берслану Кайтуковичу. Правда, это деление весьма условно. Низшие степени дворянства находились в подчинении у высших, а высшие — у князя. “Кавказские дворяне были ничем иным, как мелкими вассалами князей… Они составляли двор и княжеский совет, их обязанности состоят в ежегодной выплате определённых налогов серебром или продуктами питания, а также в необходимости выставлять во время военных действий определённое число вооружённых людей… Обязанности, которые они должны исполнять по отношению к своим князьям, ограничены обычаем… Считается, что земли принадлежат князьям, которые раздают её дворянам, и хотя эти последние столетиями пользуются ею как вассалы, тем не менее преобладающим является право князя”14 .
Наибольшими правами и привилегиями обладали тлокотлеши и дыженуго (деженуго, дижинуго). Это прослеживается даже в их наименовании: “дыженуго” в переводе с адыгских языков означает “позолоченное серебро”; “тлокотлеш” — “рождённый от могущественного”. Эти социальные группы находились в непосредственной вассальной зависимости от князя, основанной, как уже указывалось, на праве пользования княжескими землями.
Согласно статистическим данным 1885 г., в Кубанской области к сословию тлокотлешей относилось 36 фамилий; дыженуго — 3; в Кабарде соответственно 64 и 30 (при этом сословие тлокотлешей было представлено тремя основными фамилиями Тамбиевых, Куденетовых и Анзоровых); у других племён и народностей сословия были представлены незначительно15 .
По социальному положению тлокотлеши и дыженуго находились немного ниже князей. Плата за их кровь была также высока; в браки они вступали только с равными по достоинству; в их подчинении находились как дворяне более низших степеней, так и свободное и зависимое население, живущее на их землях и несущее повинности в их пользу. В свою очередь тлокотлеши имели определённые обязанности: сопровождали князя в военных походах, участвовали при осуществлении кровной мести при его убийстве, вносили зафиксированные обычаем имущественные платежи в его пользу.
К самому низшему разряду дворянского сословия относились пшекау (уздени четвёртой степени), которые “не суть холопы, но и не равняются с настоящими узденями”16 . Согласно обычному праву адыгских народов пшекау были обязаны выполнять все приказания князя, безотлучно при нём находиться, смотреть за порядком в доме князя или уорка более высокой степени, прислуживать за столом и выполнять иные домашние работы17 . Следует отметить, что такое положение данного разряда уорков не может являться, по справедливому замечанию ряда авторов, основанием для отнесения их к высшему сословию. Скорее всего, они занимали промежуточное положение между высшим и средним сословием. Комиссия по разбору сословных прав горцев Кубанской и Терской областей не отнесла пшекау к правящему сословию адыгского общества.
У карачаевцев и балкарцев, находившихся на более низкой ступени общественного развития, сословное разделение в рассматриваемый период уже имело место, но выражено менее чётко. К высшему сословию у карачаевцев относились бии, у балкарцев — таубии, представленные несколькими фамилиями. В Карачае это Крымшамхаловы, Дудовы и Карабашевы; в Балкарии — Кучюковы, Балкароковы, Келеметовы и Барыбиевы. По сведениям Комиссии 1885г., семейств таубиев было 89, биев — 3518 .
Община, довольно ещё сильная в рассматриваемый период, некоторым образом являлась сдерживающим фактором, не позволявшим высшему сословию окончательно захватить всю полноту власти, однако её позиции постепенно слабели.
Об укреплявшемся положении бийского сословия свидетельствуют архивные документы. “Управление внутренними и внешними делами Карачая находится в руках сословия биев, из которых выбирался народный валий и притом всегда одной фамилии Крымшамхаловых. Лица, принадлежавшие этому сословию, стояли во главе народного ополчения в военное время”19 . Бии (в русских источниках они называются старшинами) выступали, как и адыгские пши, представителями карачаевского народа во внешних сношениях, что подтверждают архивные материалы начала XIX в., описывающие процесс присоединения Карачая к России20 . Другими факторами, выделявшими биев как господствующее сословие, были повышенная уголовная пеня за убийство или оскорбление достоинства представителей данных фамилий, сосредоточение в их руках суда и расправы.
Согласно традиции знатные карачаевские фамилии ведут своё происхождение от Карчи, легендарного родоначальника карачаевского народа. Другие роды патронимического союза Карчи представлены фамилиями Коджаковых, Темирбулатовых и Магометовых. Однако такого значения, как Крымшамхаловы, Дудовы и Карабашевы, во внутренней жизни Карачая они не имели. Сам факт происхождения этих фамилий от Карчи играл важнейшую идеологическую роль, являясь основой для признания родовитости бийского сословия.
В отличие от аналогичных структурных образований адыгов в Карачае правящая верхушка не обладала правом частной собственности на землю, хотя в рассматриваемый период уже начала захватывать общинные земли в своё единоличное пользование. Но юридического оформления этот процесс не получил.
Сосредоточив в своих руках гражданскую, военную, судебную и административную власть, карачаевские бии постепенно завладели не только общинными землями, но и лично свободными общинниками, которые были обязаны выполнять в их пользу определённые повинности. Зафиксированные в адатах: “для произведения хлебопашества и сенокоса в пользу старшин, эти должны дать землю и быков на время”; “старшина имеет право для себя назначить табунщика и баранщика из кулов”; “когда старшинский сын приведёт к себе жену, то берёт с каждого … по одной скотине”; “по смерти старшины каждый каракеш режет по одному барану и, сверх того, по три живых барана для зареза…”; “при выдаче дочерей каракеши дают из калыма своему старшине две скотины”…21 .
М.Д. Каракетов приводит интересные этнографические данные, характеризующие статусные отношения в карачаевском обществе. Так, согласно их обычаям, князь нарекал именем первенца семьи служилого узденя, в ответ на что узденская семья дарила ему овцу и телёнка. Охотник, отправившийся на охоту, в обязательном порядке извещал об этом княжеского наблюдателя в селении; по возвращении часть добычи отдавалась князю; в том случае, если князь не был оповещён об этом, семья охотника платила штраф в размере одной десятой части скота и зерна. Княгиня не могла переходить через мост, её переносили девушки из сословия служилых узденей. В случае смерти князя уздени не только передавали определённую часть продуктов в его семью, но и оплакивали князя особым, отличным от простого, плачем22 и т. п. Аналогичные обычаи и нормы мы находим и у балкарцев.
“Таубии” в буквальном переводе — “горские князья”23 , их количество в Балкарии было ограничено. В “Адатах кавказских горцев” Ф.И. Леонтовича они помещены на одну ступень с карачаевскими биями. И это совершенно верно. Этническое родство народов, их давние экономические и культурные связи повлекли за собой схожесть строения социальных отношений. Так же как и карачаевские бии, таубии в рассматриваемый период перешли в наступление на общинные земли, захватывая лучшие участки (которые, впрочем, ещё не перешли в их частную собственность), передавая часть их подвластным узденям при условии прохождения ими службы. Данная иерархическая лестница в рассматриваемый период только начинала складываться и довольно сильно отличалась от структурных подразделений адыгов.
Подвластное население так же, как и в Карачае, было обязано выполнять повинности и платежи в пользу высшего сословия: пахать и убирать княжеское поле, пасти скот и лошадей; уплачивать подать за пользование землёй, а также часть калыма в случае выдачи дочерей замуж.
Согласно выводам Комиссии, для разбора сословных прав горцев Кубанской и Терской областей “судейская, исполнительная и административная власти не могли принадлежать никому другому, как только лицам всесильного в горах сословия таубий, и действительно, до введения в Балкарских обществах участковых судов…все возникающие в горах тяжебные и уголовные дела рассматривались и решались патриархальным способом — старейшими по летам таубиями”24 . Выводы Комиссии приравнивали таубиев к адыгскому сословию тлокотлешей К нему же были приравнены и карачаевские бии.
Правовыми нормами довольно чётко определялось привилегированное положение высших сословий карачаевского и балкарского обществ. Так, кроме указанных повинностей, платимых свободными общинниками, последние были обязаны участвовать в военных походах. В случае убийства представителя знатных фамилий выплаты также были довольно высоки и равнялись 15 условным единицам, куда входили земля, железные изделия и крепостные крестьяне или 1500 рублей серебром.
Так же как и адыгские пши и тлокотлеши, бии и таубии могли жениться только на представителях своих сословий. Дети от неравных браков назывались “чанка”. Привилегии княжеского сословия проявлялись ещё и в том, что если наследование у всех остальных категорий населения осуществлялось по нормам обычного права, согласно которым женщина от наследства отстранялась, то у правящей верхушки — по нормам мусульманского права, согласно которому часть имущества наследовали жена и дочери умершего.
Таким образом, адыгские пши, тлокотлеши и дыженуго, карачаевские бии и балкарские таубии являлись высшими привилегированными сословиями, сосредоточившими в своих руках суд и расправу, административную и военную власть. Нормы обычного права закрепляли такое положение, регулируя отдельные вопросы уголовно-правовых отношений, семейно-брачного права и определяя обязанности зависимого населения.
Зависимое, но лично свободное население называлось: у балкарцев — “каракиши”; у карачаевцев — “уздени”. Будучи лично свободными, они были вынуждены согласно нормам обычного права выполнять повинности в пользу лиц высшего сословия: в частности, “должны были повсюду следовать за своими старшинами, исполнять беспрекословно их волю и оказывать материальную поддержку”25 . Такое положение было зафиксировано как в адатах, так и в официальных документах того времени: “Подать, платимая каракиши таубиям, заключалась в следующем: 1) в даче таубию одного быка из полученного калыма; 2) в обязательной, на своих харчах, однодневной работе во время пахоты, покоса и жатвы; 3) в уплате податей, известных под названием “уча” (уча — часть убитого на охоте животного); 4) в уплате податей, известных под именем башбайлаган и дзина (подать дочери таубия, приехавшей погостить к своим родителям через год-два после свадьбы, заключалась в том, что перед её отъездом к мужу каждая семья каракиши давала со своего двора по одной корове). Кроме того, по требованию таубия каракиши обязан был сопровождать своего владельца в походах и поездках, обязан был давать на один день под съезд верховую лошадь… В военное время все каракиши обязаны были поголовно выйти под ружьё26 . В пореформенный период из вышеуказанных обязанностей осталась только одна так называемая эмчекская подать, которая рассматривалась как дружеские услуги, оказываемые друг другу молочными братьями. Однако в балкарском обществе эта подать постепенно приняла наследственный характер и впоследствии стала заключаться в том, что земля, переданная каракиши таубием, служила основанием для возникновения определённых обязательств со стороны первого. Естественно, что это также была завуалированная форма зависимости.
В Карачае аналогичным балкарской эмчекской подати был узденлик — “подарок … за узденство. Данные в узденлик земли никогда почти назад не забирали, и земли эти оставались в семействе тех, которым были даны первоначально…”27 . За земли, отданные в узденлик, карачаевские уздени также несли определённые обязанности в пользу биев. При этом данные земли, хотя и считались владением узденских семей, являлись собственностью биев и поэтому их отчуждение не допускалось.
Свободные у кабардинцев назывались: пшекау, азеты, беслан-уорки и уорк-шаотлугузы. При этом беслан-урки и уорк-шаотлугузы были вассалами первостепенных уорков и князей: пши, тлокотлеш и дыженуго.
Неся определённые обязательства по отношению к своим сеньорам, они, как и карачаевские уздени и балкарские каракиши, обладали определёнными правами: могли участвовать в народном собрании; обладать собственным имуществом и полностью распоряжаться им; в случае обиды со стороны князя перейти под покровительство другого28 . В обязанности их входило: мщение за кровь убитого владельца или помощь ему при осуществлении кровной мести; сопровождение владельца в набегах, походах и брачных поездках; помощь в приёме гостей; присмотр за лошадьми и оружием владельца.
Ещё одна категория свободного населения у адыгов носила название тфокотлей, которые по своему происхождению “являлись социальной группой уходящего первобытнообщинного строя. По своей первоначальной природе тфокотли — это свободные члены адыгской сельской общины”29 . Сохраняя личную свободу, в рассматриваемый период они уже попали в экономическую зависимость от различных категорий уорков и князей, которая повлекла за собой появление разных повинностей в их пользу, закрепляемых нормами обычного права. Но чётко установлены они не были. Однако, как указывал В.К. Гарданов, данное обстоятельство не мешало владельцам проявлять свою власть по отношению к ним в достаточно ощутимой форме, хотя при всём своём желании превратить тфокотлей из свободных в рабов или крепостных владелец не мог30 . Принятие такого решения влекло за собой его дальнейшую отмену, правда, в судебном порядке.
Ещё одной прослойкой свободных являлись вольноотпущенники, число которых в первой половине XIX в. было не очень велико. Несмотря на формальную свободу, они продолжали нести определённые обязанности в пользу своих бывших владельцев, схожие с обязанностями тфокотлей и кара-узденей, но в отличие от последних были несколько ограничены в гражданских правах. Согласно кабардинским адатам, “отпущенные князьями и узденями на волю люди не вправе отходить из их аулов в другие, а должны жить в оных как сами, так и происходящие от них”31 . Вольноотпущенники могли в любой момент снова превратиться в зависимых. Архивные материалы ярко иллюстрируют это положение. Так, в кабардинском временном суде в течение четырёх лет, с 1844 по 1848 г., слушалось дело о закрепощении узденем Бекмурзой Созиевым бывшего вольноотпущенника Ахмета Таашева. Согласно материалам этого дела Ахмет Таашев был много лет назад, ещё в малолетстве, отпущен на волю без внесения выкупной платы бывшим владельцем своей семьи Бекмурзой Атласкировым. Впоследствии, когда его отец, мать и остальные дети, будучи дворовыми холопами, перешли к новому владельцу, последний потребовал перейти к себе и Ахмета на правах дворового холопа, мотивируя дарование вольности недействительной. Согласно решению суда Ахмет Таашев был признан вольным, но с условием внесения откупной суммы в размере 175 рублей серебром в течение двух с половиной месяцев. При этом ставилось условие, что при окончании срока уплаты выкупа (установленного 25 мая 1848 г.), если он не будет внесён полностью, Таашев оставался в рабстве32 . Как видно из последующих материалов дела, выкупная сумма была внесена полностью 27 мая 1848 г., и в тот же день Бекмурза Созиев подписал ответчику вольную, копия которой сохранилась в материалах дела. Однако такой благополучный исход был крайне редким. В основном бывшие вольноотпущенники не могли доказать факт получения ими свободы, а так как согласно нормам обычного права свободным мог быть только рождённый от свободного, то в большинстве случаев они оставались в непосредственной зависимости от своих бывших владельцев.
Промежуточное положение между свободным и зависимым населением занимали у кабардинцев оги; у балкарцев — чагары (ясакчи). Балкарские чагары, по данным В. Миллера и М. Ковалевского, были поселены на землях не только князей, но и каракиш и несли в пользу собственников земли определённые повинности: раз в год отработочные работы на хозяйских полях; доставка дров на топливо; пастьба владельческих отар и табунов; отдача в пользу хозяев части калыма и наследственного имущества; ежегодные подарки сырами и частью убитых ими животных. Сверх этого с каждого двора чагара один мужчина и одна женщина должны были постоянно работать на собственника земли33 — таубия или каракиши.
Аналогичное положение наблюдалось у адыгов. Оги несли в пользу своих владельцев такие повинности: ежегодная подать в размере шестидесяти мер проса с каждого плуга; угощение гостей владельца; доставка дров; участие в постройке дома хозяина. С шестнадцатилетнего возраста каждый член семейства был обязан отработать на владельца пять дней в году34 . Согласно документальным свидетельствам, оги являли собой переходный слой от крепостного сословия к свободным землевладельцам. Как оги, так и чагары не могли покинуть место своего проживания. Владелец имел право на имущество этой категории подвластных, даже в случае выхода их на волю. Оги и чагары могли иметь своих крепостных и рабов, которые, однако, при выходе первых на волю оставались в собственности прежнего владельца огов.
В Карачае такой прослойки не существовало, а было всего две формы зависимости несвободного населения: крепостная зависимость юльгюлюкулов и рабская — башсызкулов35 . В переводе с карачаевского юльгюлюкул — обрядный кул; башсызкул — кул безголовый. Несмотря на принадлежность к одному сословию, их правовое положение было различным.
Юльгюлюкулы имели своё хозяйство, которое вели на земле владельца; продавать их можно было только всем семейством, не разрозняя. В отличие от них башсызкулы находились в полной личной зависимости от своего владельца, в его собственности. Они не могли иметь своего имущества; могли быть проданы без всяких ограничений; не имели семьи. “Старшины могут дарить и продавать кулов, кому заблагорассудится”. “За кровь кулов … должно уплачивать по оценке чего стоил убитый”36 — сказано в статьях адата. Ещё более тяжёлым было положение женщин-рабынь, которые согласно адатным нормам не могли иметь семью, а только временно сожительствовать с мужчиной по разрешению владельца; дети их могли быть в любой момент отобраны. Нормы обычного права закрепили это положение: “Из последнего класса каравашей служанка или горничная приобретаются не через калым, а покупкою… Господин может продавать служанку кому захочет, она служит безотлучно в доме господина, получает от него одежду; законного мужа не имеет, а если господин позволит холостому мужчине жить с нею, то через некоторое время может это и запретить, холостой не может считать служанку своей женой и не вправе требовать детей от неё. Дети должны оставаться при господах, которые могут продавать их врозь, они в дженском поле называются караваши…”37 .
В Балкарии низший слой населения составляли касаки, т.е. крепостные, и караваши — рабы. Согласно данным В. Миллера и М. Ковалевского, касаки подобно карачаевским юльгюлюкулам обладали ещё некоторой свободой, караваши же “продаются и покупаются наряду со скотом. Запрещение разрознять семьи при продаже касается только касаков, отнюдь не каравашей”38 . При убийстве касака или караваша денежные выплаты поступали в пользу владельца, как и калым при выдаче женщин этого сословия в замужество.
В середине XIX в. стала повсеместно наблюдаться практика отпуска зависимого населения на волю под условием выкупа или без такового. Однако, получив статус вольноотпущенников, бывшие крепостные и рабы не сразу порывали связи со своими прежними владельцами, оставаясь в какой-то мере зависимыми от них.
У адыгов аналогичными структурными образованиями были пшитли и унауты. Пшитли — общее наименование крепостных: у кабардинцев они назывались лагунапытами, у черкесов — дехефетейтами39 . В переводе “лагунапыт” — светёлка при доме. Данное наименование хорошо отражает их положение. В отличие от огов, живших своим хозяйством за пределами усадьбы владельца, первые, хотя и имели свой дом во дворе господина, своего хозяйства в основном не вели и всё необходимое для жизни получали от владельца. Так же как и оги, лагунапыты имели возможность выкупиться на волю, однако не могли полностью распоряжаться своим имуществом.
Правовое положение крепостных, их обязанности были закреплены в нескольких статьях адата, согласно которым “крепостные люди… работают обще для себя и своих владельцев и из вырабатываемого хлеба каждого рода и сена определяют половину для владельца, а другую — для содержания себя с семейством и своего скотоводства. Продавая же или променивая свой скот, лес и другие продукты своего хозяйства по своему усмотрению, из вырученной за онче суммы…обязаны также уделить половину своим владельцам. Кроме сего крепостные женщины и девицы исправляют все работы по дому своего владельца, относящиеся к их полу”40 .
В “Записке помощника начальника Кубанской области по управлению горцами П.Г. Дукмасова Наместнику Кавказскому великому князю Михаилу Николаевичу о положении зависимых сословий горского населения” так обозначено правовое положение пшитлей: “Второй вид зависимых сословий составляют пшитли. Они считаются собственностью владельца и передаются по наследству, как всякое другое имущество, но пшитли имеют уже права как семейные, так и по имуществу, хотя с большими ограничениями; временем же своим крестьянин не может располагать по своему усмотрению… Пшитли могут иметь имущество как движимое, так и недвижимое… Право наследования этим имуществом ограничено для крестьянина участием владельца: крестьянин не может продать, заложить или подарить что-либо из этого крестьянского имущества не иначе как с согласия владельца…Считая пшитлей своей собственностью, владелец обязан покупать жён взрослым крестьянам, зато при выдаче девушек и вдов пшитлей замуж получает в свою пользу калым за них”41 . Адат не только устанавливал обязанности пшитлей по отношению к их владельцам, заключавшиеся в исполнении повинностей в доме и поле владельца, но и некоторым образом защищал их права. Так, в случае невозможности со стороны владельца обеспечить пшитлей средствами к существованию или требования от него исполнения работ, которые не предусмотрены обычаем, последнему предоставлялось право подыскать себе в течение определённого времени нового владельца, желающего его купить со всем семейством. В случае отказа владельца идти на такую уступку дело могло разбираться в общественном суде, который мог своим решением принудить владельца на продажу семейства пшитлей (именно семейства, так как нормы обычного права не разрешали разрознять его при продаже). При этом новый владелец был обязан обеспечить данное семейство точно таким же имуществом, какое было оставлено ими у прежнего владельца. Именно в этом плане права пшитлей отличались от прав юльгюлюкулов, так как последние согласно нормам обычного права карачаевцев не могли требовать от нового владельца имущества на прожитие.
Самым низшим слоем зависимого населения у адыгов были унауты, занимавшие такое же положение, как башсызкулы у карачаевцев и караваши у балкарцев. Они не имели никаких личных и имущественных прав: жили в доме владельца, исполняя самые тяжёлые повинности. За убийство унаута, нанесение ему телесных повреждений ответственность на владельца не распространялась; в случае совершения такого действия посторонним человеком это рассматривалось только как нанесение ущерба имуществу владельца унаута42 , влёкшее за собой санкции имущественного характера. В частности, за убийство унаута уплачивалась только его покупная стоимость.
Женщины и мужчины этого сословия не могли вступать в брак. Так же, как и в Карачае, допускалось только временное сожительство, дети от которого, даже если мужчина был свободного происхождения, становились собственностью владельца.
Тяжёлое положение унаутов, находившихся на положении патриархальных рабов, хорошо иллюстрируют нормы адата: “Люди сии есть сущие рабы, повинуются своим владельцам слепо, исполняя все работы по их приказанию, переносят терпеливо самые их угнетения, словом, несут всю тяготу жизни и не имеют возможности в облегчении своего состояния приносить кому-либо на своих владельцев жалобы, потому что сии, какого бы сословия они ни были, владеют и пользуются ими совершенно на одних правах”43 . Таким образом, данная категория была наиболее бесправной из всех социальных слоёв кавказского общества.
Аналогичная общественная структура была зафиксирована и у других народов региона. Так, у абазин князья именовались “аха”, крупная знать — “амыстаду”, мелкая — “амыста”. Свободные крестьяне назывались “аравы”, крепостные — “лыг”, рабы — “унавы”44 . Но последних было немного; они находились в полном подчинении у своих господ, не имели имущества и семьи; жили при доме своего владельца и исполняли все хозяйственные работы.
У ногайцев социальное расслоение общества произошло примерно в XV—XVI вв. Верхушка в русских источниках называлась “улусные лучшие люди”, а свободные именовались “чёрными” людьми. Во главе каждой орды стоял князь, в вассальной зависимости от которого находились мурзы, возглавлявшие улусы. Улусные, чёрные люди, бывшие в зависимости от верхушки, несли определённые повинности в пользу своих владельцев45 . Домашними рабами, исполнявшими наиболее тяжёлую работу, были пленные и купленные холопы, получившие в русских источниках название “ясырей”. Со временем представители этого слоя превращались в крепостных46 , что свидетельствует о постепенном исчезновении рабовладельческого уклада.
В пореформенный период, при освобождении зависимых сословий на Кавказе, были выработаны особые правила проведения этой реформы, применительно к своеобразным отношениям, сложившимся в горском обществе. К концу XIX в. сословное деление сохранило своё значение только в быту: каждая фамилия несла на себе печать своего происхождения.
Вопрос о причислении высших горских сословий к дворянству Российской Империи был решён довольно своеобразно. Было разрешено высшим сословиям воспитывать детей в кадетских корпусах; предоставлены определённые права по службе. Но причисления их к дворянству не произошло, ибо “у горцев не существовало ни княжения, ни землевладения, которые могли бы дать происхождение сословию, подобное нашему дворянству… Выделение ныне из общей массы мусульман почётных сословий на основании тёмных родовых признаков… может только нарушить сложившийся порядок и повести к нежелательным замешательствам47.
--------------------------------------------------------------------------------
1 Записка Министра внутренних дел, статс-секретаря Дурново Государственному секретарю от 18 марта 1895 г. № 3896. “О правах высших горских сословий в Кубанской и Терской областях”. Тифлис, 1885. Приложение. С. 1.
2 См.: ГАКК. Ф. 348. Оп 1. Д. 8. 1. 1-2.
3 Reineggs J. Allqemeine historisch-topoqraphische Beschreibunq des Kaukasus. Bd. I. — Gotha und St.-Peterburq, 1796. P.73.
4 РГИА. Ф. 1268. Оп. 2. Д. 94. Л. 16.
5 Koch K. Reise durch Russland und nuch dem Kaukasischen Isthmus in Jahren 1836, 1837 und 1838. Bd. I. — Stuttqart, 1843. S. 349.
6 См.: Гарданов В.К. (Б.А.). Материалы по обычному праву кабардинцев. — М., 1956. С. 345; Леонотович Ф.И. Адаты кавказских горцев. Материалы по обычному праву Северного и Восточного Кавказа. — Одесса, 1883. Вып. 2. С. 201-202; О правах высших горских сословий Кубанской и Терской областей. — Тифлис, 1885. С. 6.
7 См.: О правах высших горских сословий кубанской и Терской областей. — Тифлис, 1885. С. 82-84.
8 Леонтович Ф.И. Адаты кавказских горцев. — Одесса, 1882. Вып. 1. С. 184-185.
9 См.: Сталь К.Ф. Этнографический очерк черкесского народа: Кавказский сборник. Т. 21. — Тифлис, 1910. С. 144. Броневский С.М. Новейшие географические и исторические известия о Кавказе. М., 1823. С. 117.
10 РГВИА. Ф. ВУА. Д. 18473. Л. 5.
11 РГИА. Ф. 1268. Оп. 2. Д. 194. Л. 19-21.
12 См.: Люлье Л.Я. Учреждения и народные обычаи шапсугов и натухажцев. Черкесия. Историко-этнографические статьи. — Краснодар., 1990. С. 43.
13 Кудашев В. Исторические сведения о кабардинском народе. — Киев, 1913. С. 73.
14 Бларамберг Н. Кавказская рукопись. — Ставрополь, 1992. С. 21-22.
15 См.: О правах высших горских сословий Кубанской и Терской областей. С. 10-11.
16 Леонтович Ф.И. Адаты кавказских горцев. — Одесса, 1882. С. 231.
17 См.: Гарданов В.К. Материалы по обычному праву кабардинцев., М., 1956. С. 351.
18 См.: О правах высших горских сословий Кубанской и Терской областей. С. 82-84.
19 ГА РСО-Алания. Ф. 262. Оп. 1. Д. 70. Л. 38.
20 См.: РГВИА. Ф. ВУА. Д. 6231. Рапорт командующего войсками Кавказской лини и Черномории Г.А. Емануеля военному министру А.И.Чернышеву о взятии Карачая; Там же. Прошение карачаевцев командующему Кавказской линии Г.А. Емануелю о принятии их в русское подданство и оказании покровительства; Там же. Д. 18505. Рапорт командира отдельного Кавказского корпуса Г.В. Розена военному министру А.И. Чернышеву о переговорах князя И.В. Шаховского с карачаевцами о возобновлении присяги на верноподданство России.
21 Леонтович Ф.И. Адаты кавказских горцев. Материалы по обычному праву Северного и Восточного Кавказа. — Одесса, 1883. Вып. 2. С. 277-281.
22 См.: Каракеитов М.Д. Из традиционной обрядово-культовой жизни карачаевцев. М., 1995. С. 133, 298-299, 331.
23 Миллер В., Ковалевский М. В горских обществах Кабарды//Вестник Европы. 1884. Апрель. Кн. 4. С. 573.
24 О правах высших горских сословий Кубанской и Терской областей. С. 24-25.
25 Петров Г. Верховья Кубани — Карачай. Памятная книжка Кубанской области на 1880 г. — Екатеринодар, 1880. С. 132.
26 ГАКК. Ф. 774. Оп. 1. Д. 8. Л. 21-22.
27 ГАКК. Ф. 774. Оп. 1. Д. 512. Л. 10.
28 См.: РГИА. Ф. 1268. Оп. 2. Д. 194. Л. 45.
29 Гарданов В.К. Общественный строй адыгских народов (XVIII — первая половина XIX в.). — М., 1967. С. 196.
30 См. там же. С. 206, 210.
31 Гарданов В.К. Материалы по обычному праву кабардинцев. С. 217.
32 Там же. С. 87-94.
33 См.: Миллер В., Ковалевский М. В горских обществах Кабарды. // Вестник Европы. 1884. Апрель. Кн. 4. С. 579-581.
34 См.: Кудашев В. Исторические сведения о кабардинском народе. С. 131.
35 См.: НевскаяВ.П. Социально-экономическое развитие Карачая в XIX веке. С. 116-117.
36 Леонтович Ф.И. Адаты кавказских горцев. — Одесса., 1882. Вып. 1. С. 277-284.
37 Там же. С. 287—294.
38 Миллер В., Ковалевский М. В горских обществах Кабарды//Вестник Европы. 1884. Апрель. Кн. 4. С. 580.
39 Хан-Гирей. Записки о Черкесии. — Нальчик, 1978. С. 125.
40 РГИА. Ф. 1268. Оп. 2. Д. 194. Л. 27-29.
41 Социально-экономическое, политическое и культурное развитие народов Карачаево-Черкесии / Сб. документов. — Ростов-на-Дону, 1985. С. 118-119.
42 См.: там же. С. 119.
43 РГИА. Ф. 1268. Оп. 2. Д. 94. Л. 47.
44 См.: Лавров Л.И. Абазины. КЭС. Вып. 1. — М., 1955. С. 21-22.
45 См.: Очерки истории СССР. XIV—XV вв. — М., 1953. С. 433.
46 См.: Сафаргалиев М.Г. Ногайская орда во второй половине XVI в. / Сб. научных трудов Мордовского университета. — Саранск., 1949. С. 41.
47 Записка Министра внутренних дел статс-секретаря Дурново Государственному секретарю от 18 марта 1895 г. № 3896 “О правах высших горских сословий в Кубанской и Терской областях”.
ИСТОЧНИК: журнал "ПРАВО И ПОЛИТИКА" №2,2000
После окончательного вхождения Кавказа в состав Российской Империи перед правительством встало множество проблем и задач, требующих немедленного разрешения. Одной из них была задача определения прав высших сословий горских обществ для “определения того, какие из горских сословий могли бы быть признаны соответствующими разрядам высшего сословия, существующего в Империи”1 . Для её разрешения правительство провело ряд мероприятий, начало которым положил сбор обычаев кавказских горцев, сведений об их социальных отношениях и общественном строе. Сбор адатов, производившийся в конце XVIII — первой половине XIX в., является отдельной темой. Для нас же интересно, каким образом осуществлялся разбор личных прав различных категорий населения во второй половине XIX в., в пореформенный период, когда остро встал вопрос о приравнении прав горского дворянства к правам дворянства российского, с требованиями чего выступала значительная часть горской знати.
4 декабря 1864 г. на основании высочайше утверждённого Положения Кавказского Комитета во Владикавказе была учреждена временная Комиссия для разбора личных и поземельных прав туземного населения Терской области. Впоследствии одновременно с созданием Кубанской и Терской областей на основании Указа от 30 декабря 1869 г. эта Комиссия была преобразована в Комиссию для разбора сословных прав горцев Кубанской и Терской областей. На неё были возложены: 1) уяснение сословного строя горских племён и обществ для определения того, какие из горских сословий могли бы быть признаны соответствующими разрядам высшего сословия, существующего в Империи; 2) выработка заключения по этому вопросу; 3) определение главных и второстепенных признаков, характеризующих каждое из высших сословий как по действительному их отношению к низшим классам и по понятиям и преданиям горцев, так и по тому значению, которое этим сословиям придавала российская администрация на Кавказе; 4) собрание по мере возможности статистических сведений о числе семейств и лиц мужского пола в каждом племени и обществе, имеющих, по мнению Комиссии, право претендовать на принадлежность к высшим горским сословиям; 5) составление проекта правил о том, какого рода доказательства на принадлежность лица к каждому из высших горских сословий должны быть признаны не вызывающими сомнения2 .
Согласно этнологическим и статистическим данным того времени, в горских обществах существовала следующая сословная градация: 1) горские князья, сосредоточившие в своих руках всю полноту гражданской, военной, судебной и административной власти; 2) свободные общинники — непосредственные производители; 3) зависимое население.
Княжеское достоинство передавалось только родом либо браком, на что указывает ряд источников. Так, Рейнеггс в конце XVIII в. писал: “Ни один знатный человек не может подняться до княжеского звания, так как князьями у них только родятся”3 . В XIX в. такое положение не только сохранилось, но и закрепилось в адатных нормах. В сведениях о народных преданиях и обычаях горских народов, собранных войсковым старшиной А.А Кучеровым в начале 40-х гг. XIX в., записано: “Муж высшего сословия сообщает права сего сословия жене, но жена не сообщает своего сословия ни мужу, ни детям, сама же не теряет оного браком, если оно принадлежало ей до замужества”4 . В кабардинских адатах, опубликованных Ф.И. Леонтовичем в Одессе в 1882 г., также указано на это обстоятельство. В случае заключения неравного брака дети, рождённые в нём, не обладали привилегиями княжеского сословия и не имели права на наследство. Указывая на это обстоятельство, исследователь Кавказа К. Кох отмечал, что “в Западной Черкесии, конечно, этот предрассудок больше не действует, но на востоке, особенно у кабардинцев и бесленеевцев, на происхождение обращают очень большое внимание”5 .
В Кабарде издавна выделялись четыре княжеские фамилии Бекмурзиных, Кайтукиных, Мисостовых и Атажукиных, ведущих происхождение от правителя Инала (XVI в.), после смерти которого данная территория была разделена на уделы, поделённые его сыновьями Атажукою, Мисостом и Кайтуко. Впоследствии из рода Кайтуко был выделен удел Бек-Мурзина6 . С тех пор деление Кабарды на четыре части, принадлежавшие представителям этих фамилий, стало основным.
Согласно статистическим данным 1885 г., княжеских семейств в Кабарде было 237 . В нормах адата прямо указывается на главенствующее положение князей: “Он считается главой своего народа, начальником его вооружённых сил. Народ обязан его уважать как высшего по происхождению. Лицо, покусившееся на жизнь князя, будет непременно истреблено с целым семейством. На народном собрании князь занимает первое место и имеет решительное влияние на решение собрания. Судебная расправа делается по обычаям (адату), но князь, может, принимая кого-нибудь под своё покровительство, ускорить разбирательство8 . Эти данные подтверждаются и другими источниками9 . В описании жизни кабардинского народа П.С. Потёмкиным указано: “Князь может взять у своего подданного всё его достояние, может взять всех его ясырей или пленников и продать их, может, наконец, отнять его дочь, жену”10 .
Власть князей распространялась на все внутренние дела адыгов. Они имели право на объявление войны, заключение мира, в их руках находились суд и расправа. Однако в случае злоупотребления ими своими правами обиженный свободный адыг мог уйти из покровительствуемого князем аула под покровительство другого владельца. Данное положение было отражено в адатах. “… Когда уздень от князя обижен и не получает назначенных подарков, тогда уздень вправе переселиться от князя на другое место… Князья не имеют права обижать узденей без причины11 . Согласно адатным нормам уздени получали от князя узденьскую дань, включавшую: семейство крепостных, несколько сот баранов, часть земли и различные железные вещи.
Во внешних сношениях князья также играли главенствующую роль, выступая от имени народа при заключении различных договоров, в том числе и с Россией.
Нормами, выделяющими князей из основной массы правящего сословия, были положения адата о повышенной уголовной ответственности при посягательстве на их личность или имущество. Так, за убийство простого свободного адыга обычно уплачивалась цена крови, равная 20 условным единицам, за убийство уорка (дворянина) — 42, а за убийство князя-пши — 10012 . При этом существовали особенности, присущие данному виду отношений при убийстве князя, заключавшиеся в следующем: плата за кровь принималась только в том случае, если убийца также принадлежал к княжескому роду; в противном случае и он, и его семья уничтожались, а их имущество разграбливалось (подвергалось барантованию). При ранении, оскорблении лиц княжеского сословия, а также в случае кражи их имущества также был установлен повышенный уголовный штраф.
Нормы семейно-брачного права адыгов также свидетельствуют об обособленности княжеских фамилий: браки заключались только внутри сословия. А так как княжеских фамилий в рассматриваемый период было ограниченное количество, то довольно часто практиковались национально-смешанные браки, на которые общественное мнение реагировало не так негативно, как на неравноправные. Вот что писал по этому поводу В. Кудашев: “Кабардинские пши строго охраняют чистоту своего аристократического происхождения. Они женились или выдавали своих дочерей только в среде своего сословия или в среде ногайских султанов. Неравенство брака не сообщало детям достоинства пши”13 . Дети, рождённые в браке от неравноправных партнёров, уже не обладали правами высшего сословия и составляли особую прослойку в социальной структуре адыгского общества.
Подвластное население обитало невдалеке от жилья князя, на его землях, за что несло повинности в его пользу: натуральную ренту и отработку. Будучи верховными собственниками земли, князья могли распоряжаться ею по своему усмотрению (особенно в Кабарде). Довольно часто они передавали её часть уоркам (дворянам) при условии несения ими службы, что образовывало довольно стройную иерархическую лестницу, зафиксированную в ряде источников. Разделение высшего слоя адыгского общества традиция приписывает князю Берслану Кайтуковичу. Правда, это деление весьма условно. Низшие степени дворянства находились в подчинении у высших, а высшие — у князя. “Кавказские дворяне были ничем иным, как мелкими вассалами князей… Они составляли двор и княжеский совет, их обязанности состоят в ежегодной выплате определённых налогов серебром или продуктами питания, а также в необходимости выставлять во время военных действий определённое число вооружённых людей… Обязанности, которые они должны исполнять по отношению к своим князьям, ограничены обычаем… Считается, что земли принадлежат князьям, которые раздают её дворянам, и хотя эти последние столетиями пользуются ею как вассалы, тем не менее преобладающим является право князя”14 .
Наибольшими правами и привилегиями обладали тлокотлеши и дыженуго (деженуго, дижинуго). Это прослеживается даже в их наименовании: “дыженуго” в переводе с адыгских языков означает “позолоченное серебро”; “тлокотлеш” — “рождённый от могущественного”. Эти социальные группы находились в непосредственной вассальной зависимости от князя, основанной, как уже указывалось, на праве пользования княжескими землями.
Согласно статистическим данным 1885 г., в Кубанской области к сословию тлокотлешей относилось 36 фамилий; дыженуго — 3; в Кабарде соответственно 64 и 30 (при этом сословие тлокотлешей было представлено тремя основными фамилиями Тамбиевых, Куденетовых и Анзоровых); у других племён и народностей сословия были представлены незначительно15 .
По социальному положению тлокотлеши и дыженуго находились немного ниже князей. Плата за их кровь была также высока; в браки они вступали только с равными по достоинству; в их подчинении находились как дворяне более низших степеней, так и свободное и зависимое население, живущее на их землях и несущее повинности в их пользу. В свою очередь тлокотлеши имели определённые обязанности: сопровождали князя в военных походах, участвовали при осуществлении кровной мести при его убийстве, вносили зафиксированные обычаем имущественные платежи в его пользу.
К самому низшему разряду дворянского сословия относились пшекау (уздени четвёртой степени), которые “не суть холопы, но и не равняются с настоящими узденями”16 . Согласно обычному праву адыгских народов пшекау были обязаны выполнять все приказания князя, безотлучно при нём находиться, смотреть за порядком в доме князя или уорка более высокой степени, прислуживать за столом и выполнять иные домашние работы17 . Следует отметить, что такое положение данного разряда уорков не может являться, по справедливому замечанию ряда авторов, основанием для отнесения их к высшему сословию. Скорее всего, они занимали промежуточное положение между высшим и средним сословием. Комиссия по разбору сословных прав горцев Кубанской и Терской областей не отнесла пшекау к правящему сословию адыгского общества.
У карачаевцев и балкарцев, находившихся на более низкой ступени общественного развития, сословное разделение в рассматриваемый период уже имело место, но выражено менее чётко. К высшему сословию у карачаевцев относились бии, у балкарцев — таубии, представленные несколькими фамилиями. В Карачае это Крымшамхаловы, Дудовы и Карабашевы; в Балкарии — Кучюковы, Балкароковы, Келеметовы и Барыбиевы. По сведениям Комиссии 1885г., семейств таубиев было 89, биев — 3518 .
Община, довольно ещё сильная в рассматриваемый период, некоторым образом являлась сдерживающим фактором, не позволявшим высшему сословию окончательно захватить всю полноту власти, однако её позиции постепенно слабели.
Об укреплявшемся положении бийского сословия свидетельствуют архивные документы. “Управление внутренними и внешними делами Карачая находится в руках сословия биев, из которых выбирался народный валий и притом всегда одной фамилии Крымшамхаловых. Лица, принадлежавшие этому сословию, стояли во главе народного ополчения в военное время”19 . Бии (в русских источниках они называются старшинами) выступали, как и адыгские пши, представителями карачаевского народа во внешних сношениях, что подтверждают архивные материалы начала XIX в., описывающие процесс присоединения Карачая к России20 . Другими факторами, выделявшими биев как господствующее сословие, были повышенная уголовная пеня за убийство или оскорбление достоинства представителей данных фамилий, сосредоточение в их руках суда и расправы.
Согласно традиции знатные карачаевские фамилии ведут своё происхождение от Карчи, легендарного родоначальника карачаевского народа. Другие роды патронимического союза Карчи представлены фамилиями Коджаковых, Темирбулатовых и Магометовых. Однако такого значения, как Крымшамхаловы, Дудовы и Карабашевы, во внутренней жизни Карачая они не имели. Сам факт происхождения этих фамилий от Карчи играл важнейшую идеологическую роль, являясь основой для признания родовитости бийского сословия.
В отличие от аналогичных структурных образований адыгов в Карачае правящая верхушка не обладала правом частной собственности на землю, хотя в рассматриваемый период уже начала захватывать общинные земли в своё единоличное пользование. Но юридического оформления этот процесс не получил.
Сосредоточив в своих руках гражданскую, военную, судебную и административную власть, карачаевские бии постепенно завладели не только общинными землями, но и лично свободными общинниками, которые были обязаны выполнять в их пользу определённые повинности. Зафиксированные в адатах: “для произведения хлебопашества и сенокоса в пользу старшин, эти должны дать землю и быков на время”; “старшина имеет право для себя назначить табунщика и баранщика из кулов”; “когда старшинский сын приведёт к себе жену, то берёт с каждого … по одной скотине”; “по смерти старшины каждый каракеш режет по одному барану и, сверх того, по три живых барана для зареза…”; “при выдаче дочерей каракеши дают из калыма своему старшине две скотины”…21 .
М.Д. Каракетов приводит интересные этнографические данные, характеризующие статусные отношения в карачаевском обществе. Так, согласно их обычаям, князь нарекал именем первенца семьи служилого узденя, в ответ на что узденская семья дарила ему овцу и телёнка. Охотник, отправившийся на охоту, в обязательном порядке извещал об этом княжеского наблюдателя в селении; по возвращении часть добычи отдавалась князю; в том случае, если князь не был оповещён об этом, семья охотника платила штраф в размере одной десятой части скота и зерна. Княгиня не могла переходить через мост, её переносили девушки из сословия служилых узденей. В случае смерти князя уздени не только передавали определённую часть продуктов в его семью, но и оплакивали князя особым, отличным от простого, плачем22 и т. п. Аналогичные обычаи и нормы мы находим и у балкарцев.
“Таубии” в буквальном переводе — “горские князья”23 , их количество в Балкарии было ограничено. В “Адатах кавказских горцев” Ф.И. Леонтовича они помещены на одну ступень с карачаевскими биями. И это совершенно верно. Этническое родство народов, их давние экономические и культурные связи повлекли за собой схожесть строения социальных отношений. Так же как и карачаевские бии, таубии в рассматриваемый период перешли в наступление на общинные земли, захватывая лучшие участки (которые, впрочем, ещё не перешли в их частную собственность), передавая часть их подвластным узденям при условии прохождения ими службы. Данная иерархическая лестница в рассматриваемый период только начинала складываться и довольно сильно отличалась от структурных подразделений адыгов.
Подвластное население так же, как и в Карачае, было обязано выполнять повинности и платежи в пользу высшего сословия: пахать и убирать княжеское поле, пасти скот и лошадей; уплачивать подать за пользование землёй, а также часть калыма в случае выдачи дочерей замуж.
Согласно выводам Комиссии, для разбора сословных прав горцев Кубанской и Терской областей “судейская, исполнительная и административная власти не могли принадлежать никому другому, как только лицам всесильного в горах сословия таубий, и действительно, до введения в Балкарских обществах участковых судов…все возникающие в горах тяжебные и уголовные дела рассматривались и решались патриархальным способом — старейшими по летам таубиями”24 . Выводы Комиссии приравнивали таубиев к адыгскому сословию тлокотлешей К нему же были приравнены и карачаевские бии.
Правовыми нормами довольно чётко определялось привилегированное положение высших сословий карачаевского и балкарского обществ. Так, кроме указанных повинностей, платимых свободными общинниками, последние были обязаны участвовать в военных походах. В случае убийства представителя знатных фамилий выплаты также были довольно высоки и равнялись 15 условным единицам, куда входили земля, железные изделия и крепостные крестьяне или 1500 рублей серебром.
Так же как и адыгские пши и тлокотлеши, бии и таубии могли жениться только на представителях своих сословий. Дети от неравных браков назывались “чанка”. Привилегии княжеского сословия проявлялись ещё и в том, что если наследование у всех остальных категорий населения осуществлялось по нормам обычного права, согласно которым женщина от наследства отстранялась, то у правящей верхушки — по нормам мусульманского права, согласно которому часть имущества наследовали жена и дочери умершего.
Таким образом, адыгские пши, тлокотлеши и дыженуго, карачаевские бии и балкарские таубии являлись высшими привилегированными сословиями, сосредоточившими в своих руках суд и расправу, административную и военную власть. Нормы обычного права закрепляли такое положение, регулируя отдельные вопросы уголовно-правовых отношений, семейно-брачного права и определяя обязанности зависимого населения.
Зависимое, но лично свободное население называлось: у балкарцев — “каракиши”; у карачаевцев — “уздени”. Будучи лично свободными, они были вынуждены согласно нормам обычного права выполнять повинности в пользу лиц высшего сословия: в частности, “должны были повсюду следовать за своими старшинами, исполнять беспрекословно их волю и оказывать материальную поддержку”25 . Такое положение было зафиксировано как в адатах, так и в официальных документах того времени: “Подать, платимая каракиши таубиям, заключалась в следующем: 1) в даче таубию одного быка из полученного калыма; 2) в обязательной, на своих харчах, однодневной работе во время пахоты, покоса и жатвы; 3) в уплате податей, известных под названием “уча” (уча — часть убитого на охоте животного); 4) в уплате податей, известных под именем башбайлаган и дзина (подать дочери таубия, приехавшей погостить к своим родителям через год-два после свадьбы, заключалась в том, что перед её отъездом к мужу каждая семья каракиши давала со своего двора по одной корове). Кроме того, по требованию таубия каракиши обязан был сопровождать своего владельца в походах и поездках, обязан был давать на один день под съезд верховую лошадь… В военное время все каракиши обязаны были поголовно выйти под ружьё26 . В пореформенный период из вышеуказанных обязанностей осталась только одна так называемая эмчекская подать, которая рассматривалась как дружеские услуги, оказываемые друг другу молочными братьями. Однако в балкарском обществе эта подать постепенно приняла наследственный характер и впоследствии стала заключаться в том, что земля, переданная каракиши таубием, служила основанием для возникновения определённых обязательств со стороны первого. Естественно, что это также была завуалированная форма зависимости.
В Карачае аналогичным балкарской эмчекской подати был узденлик — “подарок … за узденство. Данные в узденлик земли никогда почти назад не забирали, и земли эти оставались в семействе тех, которым были даны первоначально…”27 . За земли, отданные в узденлик, карачаевские уздени также несли определённые обязанности в пользу биев. При этом данные земли, хотя и считались владением узденских семей, являлись собственностью биев и поэтому их отчуждение не допускалось.
Свободные у кабардинцев назывались: пшекау, азеты, беслан-уорки и уорк-шаотлугузы. При этом беслан-урки и уорк-шаотлугузы были вассалами первостепенных уорков и князей: пши, тлокотлеш и дыженуго.
Неся определённые обязательства по отношению к своим сеньорам, они, как и карачаевские уздени и балкарские каракиши, обладали определёнными правами: могли участвовать в народном собрании; обладать собственным имуществом и полностью распоряжаться им; в случае обиды со стороны князя перейти под покровительство другого28 . В обязанности их входило: мщение за кровь убитого владельца или помощь ему при осуществлении кровной мести; сопровождение владельца в набегах, походах и брачных поездках; помощь в приёме гостей; присмотр за лошадьми и оружием владельца.
Ещё одна категория свободного населения у адыгов носила название тфокотлей, которые по своему происхождению “являлись социальной группой уходящего первобытнообщинного строя. По своей первоначальной природе тфокотли — это свободные члены адыгской сельской общины”29 . Сохраняя личную свободу, в рассматриваемый период они уже попали в экономическую зависимость от различных категорий уорков и князей, которая повлекла за собой появление разных повинностей в их пользу, закрепляемых нормами обычного права. Но чётко установлены они не были. Однако, как указывал В.К. Гарданов, данное обстоятельство не мешало владельцам проявлять свою власть по отношению к ним в достаточно ощутимой форме, хотя при всём своём желании превратить тфокотлей из свободных в рабов или крепостных владелец не мог30 . Принятие такого решения влекло за собой его дальнейшую отмену, правда, в судебном порядке.
Ещё одной прослойкой свободных являлись вольноотпущенники, число которых в первой половине XIX в. было не очень велико. Несмотря на формальную свободу, они продолжали нести определённые обязанности в пользу своих бывших владельцев, схожие с обязанностями тфокотлей и кара-узденей, но в отличие от последних были несколько ограничены в гражданских правах. Согласно кабардинским адатам, “отпущенные князьями и узденями на волю люди не вправе отходить из их аулов в другие, а должны жить в оных как сами, так и происходящие от них”31 . Вольноотпущенники могли в любой момент снова превратиться в зависимых. Архивные материалы ярко иллюстрируют это положение. Так, в кабардинском временном суде в течение четырёх лет, с 1844 по 1848 г., слушалось дело о закрепощении узденем Бекмурзой Созиевым бывшего вольноотпущенника Ахмета Таашева. Согласно материалам этого дела Ахмет Таашев был много лет назад, ещё в малолетстве, отпущен на волю без внесения выкупной платы бывшим владельцем своей семьи Бекмурзой Атласкировым. Впоследствии, когда его отец, мать и остальные дети, будучи дворовыми холопами, перешли к новому владельцу, последний потребовал перейти к себе и Ахмета на правах дворового холопа, мотивируя дарование вольности недействительной. Согласно решению суда Ахмет Таашев был признан вольным, но с условием внесения откупной суммы в размере 175 рублей серебром в течение двух с половиной месяцев. При этом ставилось условие, что при окончании срока уплаты выкупа (установленного 25 мая 1848 г.), если он не будет внесён полностью, Таашев оставался в рабстве32 . Как видно из последующих материалов дела, выкупная сумма была внесена полностью 27 мая 1848 г., и в тот же день Бекмурза Созиев подписал ответчику вольную, копия которой сохранилась в материалах дела. Однако такой благополучный исход был крайне редким. В основном бывшие вольноотпущенники не могли доказать факт получения ими свободы, а так как согласно нормам обычного права свободным мог быть только рождённый от свободного, то в большинстве случаев они оставались в непосредственной зависимости от своих бывших владельцев.
Промежуточное положение между свободным и зависимым населением занимали у кабардинцев оги; у балкарцев — чагары (ясакчи). Балкарские чагары, по данным В. Миллера и М. Ковалевского, были поселены на землях не только князей, но и каракиш и несли в пользу собственников земли определённые повинности: раз в год отработочные работы на хозяйских полях; доставка дров на топливо; пастьба владельческих отар и табунов; отдача в пользу хозяев части калыма и наследственного имущества; ежегодные подарки сырами и частью убитых ими животных. Сверх этого с каждого двора чагара один мужчина и одна женщина должны были постоянно работать на собственника земли33 — таубия или каракиши.
Аналогичное положение наблюдалось у адыгов. Оги несли в пользу своих владельцев такие повинности: ежегодная подать в размере шестидесяти мер проса с каждого плуга; угощение гостей владельца; доставка дров; участие в постройке дома хозяина. С шестнадцатилетнего возраста каждый член семейства был обязан отработать на владельца пять дней в году34 . Согласно документальным свидетельствам, оги являли собой переходный слой от крепостного сословия к свободным землевладельцам. Как оги, так и чагары не могли покинуть место своего проживания. Владелец имел право на имущество этой категории подвластных, даже в случае выхода их на волю. Оги и чагары могли иметь своих крепостных и рабов, которые, однако, при выходе первых на волю оставались в собственности прежнего владельца огов.
В Карачае такой прослойки не существовало, а было всего две формы зависимости несвободного населения: крепостная зависимость юльгюлюкулов и рабская — башсызкулов35 . В переводе с карачаевского юльгюлюкул — обрядный кул; башсызкул — кул безголовый. Несмотря на принадлежность к одному сословию, их правовое положение было различным.
Юльгюлюкулы имели своё хозяйство, которое вели на земле владельца; продавать их можно было только всем семейством, не разрозняя. В отличие от них башсызкулы находились в полной личной зависимости от своего владельца, в его собственности. Они не могли иметь своего имущества; могли быть проданы без всяких ограничений; не имели семьи. “Старшины могут дарить и продавать кулов, кому заблагорассудится”. “За кровь кулов … должно уплачивать по оценке чего стоил убитый”36 — сказано в статьях адата. Ещё более тяжёлым было положение женщин-рабынь, которые согласно адатным нормам не могли иметь семью, а только временно сожительствовать с мужчиной по разрешению владельца; дети их могли быть в любой момент отобраны. Нормы обычного права закрепили это положение: “Из последнего класса каравашей служанка или горничная приобретаются не через калым, а покупкою… Господин может продавать служанку кому захочет, она служит безотлучно в доме господина, получает от него одежду; законного мужа не имеет, а если господин позволит холостому мужчине жить с нею, то через некоторое время может это и запретить, холостой не может считать служанку своей женой и не вправе требовать детей от неё. Дети должны оставаться при господах, которые могут продавать их врозь, они в дженском поле называются караваши…”37 .
В Балкарии низший слой населения составляли касаки, т.е. крепостные, и караваши — рабы. Согласно данным В. Миллера и М. Ковалевского, касаки подобно карачаевским юльгюлюкулам обладали ещё некоторой свободой, караваши же “продаются и покупаются наряду со скотом. Запрещение разрознять семьи при продаже касается только касаков, отнюдь не каравашей”38 . При убийстве касака или караваша денежные выплаты поступали в пользу владельца, как и калым при выдаче женщин этого сословия в замужество.
В середине XIX в. стала повсеместно наблюдаться практика отпуска зависимого населения на волю под условием выкупа или без такового. Однако, получив статус вольноотпущенников, бывшие крепостные и рабы не сразу порывали связи со своими прежними владельцами, оставаясь в какой-то мере зависимыми от них.
У адыгов аналогичными структурными образованиями были пшитли и унауты. Пшитли — общее наименование крепостных: у кабардинцев они назывались лагунапытами, у черкесов — дехефетейтами39 . В переводе “лагунапыт” — светёлка при доме. Данное наименование хорошо отражает их положение. В отличие от огов, живших своим хозяйством за пределами усадьбы владельца, первые, хотя и имели свой дом во дворе господина, своего хозяйства в основном не вели и всё необходимое для жизни получали от владельца. Так же как и оги, лагунапыты имели возможность выкупиться на волю, однако не могли полностью распоряжаться своим имуществом.
Правовое положение крепостных, их обязанности были закреплены в нескольких статьях адата, согласно которым “крепостные люди… работают обще для себя и своих владельцев и из вырабатываемого хлеба каждого рода и сена определяют половину для владельца, а другую — для содержания себя с семейством и своего скотоводства. Продавая же или променивая свой скот, лес и другие продукты своего хозяйства по своему усмотрению, из вырученной за онче суммы…обязаны также уделить половину своим владельцам. Кроме сего крепостные женщины и девицы исправляют все работы по дому своего владельца, относящиеся к их полу”40 .
В “Записке помощника начальника Кубанской области по управлению горцами П.Г. Дукмасова Наместнику Кавказскому великому князю Михаилу Николаевичу о положении зависимых сословий горского населения” так обозначено правовое положение пшитлей: “Второй вид зависимых сословий составляют пшитли. Они считаются собственностью владельца и передаются по наследству, как всякое другое имущество, но пшитли имеют уже права как семейные, так и по имуществу, хотя с большими ограничениями; временем же своим крестьянин не может располагать по своему усмотрению… Пшитли могут иметь имущество как движимое, так и недвижимое… Право наследования этим имуществом ограничено для крестьянина участием владельца: крестьянин не может продать, заложить или подарить что-либо из этого крестьянского имущества не иначе как с согласия владельца…Считая пшитлей своей собственностью, владелец обязан покупать жён взрослым крестьянам, зато при выдаче девушек и вдов пшитлей замуж получает в свою пользу калым за них”41 . Адат не только устанавливал обязанности пшитлей по отношению к их владельцам, заключавшиеся в исполнении повинностей в доме и поле владельца, но и некоторым образом защищал их права. Так, в случае невозможности со стороны владельца обеспечить пшитлей средствами к существованию или требования от него исполнения работ, которые не предусмотрены обычаем, последнему предоставлялось право подыскать себе в течение определённого времени нового владельца, желающего его купить со всем семейством. В случае отказа владельца идти на такую уступку дело могло разбираться в общественном суде, который мог своим решением принудить владельца на продажу семейства пшитлей (именно семейства, так как нормы обычного права не разрешали разрознять его при продаже). При этом новый владелец был обязан обеспечить данное семейство точно таким же имуществом, какое было оставлено ими у прежнего владельца. Именно в этом плане права пшитлей отличались от прав юльгюлюкулов, так как последние согласно нормам обычного права карачаевцев не могли требовать от нового владельца имущества на прожитие.
Самым низшим слоем зависимого населения у адыгов были унауты, занимавшие такое же положение, как башсызкулы у карачаевцев и караваши у балкарцев. Они не имели никаких личных и имущественных прав: жили в доме владельца, исполняя самые тяжёлые повинности. За убийство унаута, нанесение ему телесных повреждений ответственность на владельца не распространялась; в случае совершения такого действия посторонним человеком это рассматривалось только как нанесение ущерба имуществу владельца унаута42 , влёкшее за собой санкции имущественного характера. В частности, за убийство унаута уплачивалась только его покупная стоимость.
Женщины и мужчины этого сословия не могли вступать в брак. Так же, как и в Карачае, допускалось только временное сожительство, дети от которого, даже если мужчина был свободного происхождения, становились собственностью владельца.
Тяжёлое положение унаутов, находившихся на положении патриархальных рабов, хорошо иллюстрируют нормы адата: “Люди сии есть сущие рабы, повинуются своим владельцам слепо, исполняя все работы по их приказанию, переносят терпеливо самые их угнетения, словом, несут всю тяготу жизни и не имеют возможности в облегчении своего состояния приносить кому-либо на своих владельцев жалобы, потому что сии, какого бы сословия они ни были, владеют и пользуются ими совершенно на одних правах”43 . Таким образом, данная категория была наиболее бесправной из всех социальных слоёв кавказского общества.
Аналогичная общественная структура была зафиксирована и у других народов региона. Так, у абазин князья именовались “аха”, крупная знать — “амыстаду”, мелкая — “амыста”. Свободные крестьяне назывались “аравы”, крепостные — “лыг”, рабы — “унавы”44 . Но последних было немного; они находились в полном подчинении у своих господ, не имели имущества и семьи; жили при доме своего владельца и исполняли все хозяйственные работы.
У ногайцев социальное расслоение общества произошло примерно в XV—XVI вв. Верхушка в русских источниках называлась “улусные лучшие люди”, а свободные именовались “чёрными” людьми. Во главе каждой орды стоял князь, в вассальной зависимости от которого находились мурзы, возглавлявшие улусы. Улусные, чёрные люди, бывшие в зависимости от верхушки, несли определённые повинности в пользу своих владельцев45 . Домашними рабами, исполнявшими наиболее тяжёлую работу, были пленные и купленные холопы, получившие в русских источниках название “ясырей”. Со временем представители этого слоя превращались в крепостных46 , что свидетельствует о постепенном исчезновении рабовладельческого уклада.
В пореформенный период, при освобождении зависимых сословий на Кавказе, были выработаны особые правила проведения этой реформы, применительно к своеобразным отношениям, сложившимся в горском обществе. К концу XIX в. сословное деление сохранило своё значение только в быту: каждая фамилия несла на себе печать своего происхождения.
Вопрос о причислении высших горских сословий к дворянству Российской Империи был решён довольно своеобразно. Было разрешено высшим сословиям воспитывать детей в кадетских корпусах; предоставлены определённые права по службе. Но причисления их к дворянству не произошло, ибо “у горцев не существовало ни княжения, ни землевладения, которые могли бы дать происхождение сословию, подобное нашему дворянству… Выделение ныне из общей массы мусульман почётных сословий на основании тёмных родовых признаков… может только нарушить сложившийся порядок и повести к нежелательным замешательствам47.
--------------------------------------------------------------------------------
1 Записка Министра внутренних дел, статс-секретаря Дурново Государственному секретарю от 18 марта 1895 г. № 3896. “О правах высших горских сословий в Кубанской и Терской областях”. Тифлис, 1885. Приложение. С. 1.
2 См.: ГАКК. Ф. 348. Оп 1. Д. 8. 1. 1-2.
3 Reineggs J. Allqemeine historisch-topoqraphische Beschreibunq des Kaukasus. Bd. I. — Gotha und St.-Peterburq, 1796. P.73.
4 РГИА. Ф. 1268. Оп. 2. Д. 94. Л. 16.
5 Koch K. Reise durch Russland und nuch dem Kaukasischen Isthmus in Jahren 1836, 1837 und 1838. Bd. I. — Stuttqart, 1843. S. 349.
6 См.: Гарданов В.К. (Б.А.). Материалы по обычному праву кабардинцев. — М., 1956. С. 345; Леонотович Ф.И. Адаты кавказских горцев. Материалы по обычному праву Северного и Восточного Кавказа. — Одесса, 1883. Вып. 2. С. 201-202; О правах высших горских сословий Кубанской и Терской областей. — Тифлис, 1885. С. 6.
7 См.: О правах высших горских сословий кубанской и Терской областей. — Тифлис, 1885. С. 82-84.
8 Леонтович Ф.И. Адаты кавказских горцев. — Одесса, 1882. Вып. 1. С. 184-185.
9 См.: Сталь К.Ф. Этнографический очерк черкесского народа: Кавказский сборник. Т. 21. — Тифлис, 1910. С. 144. Броневский С.М. Новейшие географические и исторические известия о Кавказе. М., 1823. С. 117.
10 РГВИА. Ф. ВУА. Д. 18473. Л. 5.
11 РГИА. Ф. 1268. Оп. 2. Д. 194. Л. 19-21.
12 См.: Люлье Л.Я. Учреждения и народные обычаи шапсугов и натухажцев. Черкесия. Историко-этнографические статьи. — Краснодар., 1990. С. 43.
13 Кудашев В. Исторические сведения о кабардинском народе. — Киев, 1913. С. 73.
14 Бларамберг Н. Кавказская рукопись. — Ставрополь, 1992. С. 21-22.
15 См.: О правах высших горских сословий Кубанской и Терской областей. С. 10-11.
16 Леонтович Ф.И. Адаты кавказских горцев. — Одесса, 1882. С. 231.
17 См.: Гарданов В.К. Материалы по обычному праву кабардинцев., М., 1956. С. 351.
18 См.: О правах высших горских сословий Кубанской и Терской областей. С. 82-84.
19 ГА РСО-Алания. Ф. 262. Оп. 1. Д. 70. Л. 38.
20 См.: РГВИА. Ф. ВУА. Д. 6231. Рапорт командующего войсками Кавказской лини и Черномории Г.А. Емануеля военному министру А.И.Чернышеву о взятии Карачая; Там же. Прошение карачаевцев командующему Кавказской линии Г.А. Емануелю о принятии их в русское подданство и оказании покровительства; Там же. Д. 18505. Рапорт командира отдельного Кавказского корпуса Г.В. Розена военному министру А.И. Чернышеву о переговорах князя И.В. Шаховского с карачаевцами о возобновлении присяги на верноподданство России.
21 Леонтович Ф.И. Адаты кавказских горцев. Материалы по обычному праву Северного и Восточного Кавказа. — Одесса, 1883. Вып. 2. С. 277-281.
22 См.: Каракеитов М.Д. Из традиционной обрядово-культовой жизни карачаевцев. М., 1995. С. 133, 298-299, 331.
23 Миллер В., Ковалевский М. В горских обществах Кабарды//Вестник Европы. 1884. Апрель. Кн. 4. С. 573.
24 О правах высших горских сословий Кубанской и Терской областей. С. 24-25.
25 Петров Г. Верховья Кубани — Карачай. Памятная книжка Кубанской области на 1880 г. — Екатеринодар, 1880. С. 132.
26 ГАКК. Ф. 774. Оп. 1. Д. 8. Л. 21-22.
27 ГАКК. Ф. 774. Оп. 1. Д. 512. Л. 10.
28 См.: РГИА. Ф. 1268. Оп. 2. Д. 194. Л. 45.
29 Гарданов В.К. Общественный строй адыгских народов (XVIII — первая половина XIX в.). — М., 1967. С. 196.
30 См. там же. С. 206, 210.
31 Гарданов В.К. Материалы по обычному праву кабардинцев. С. 217.
32 Там же. С. 87-94.
33 См.: Миллер В., Ковалевский М. В горских обществах Кабарды. // Вестник Европы. 1884. Апрель. Кн. 4. С. 579-581.
34 См.: Кудашев В. Исторические сведения о кабардинском народе. С. 131.
35 См.: НевскаяВ.П. Социально-экономическое развитие Карачая в XIX веке. С. 116-117.
36 Леонтович Ф.И. Адаты кавказских горцев. — Одесса., 1882. Вып. 1. С. 277-284.
37 Там же. С. 287—294.
38 Миллер В., Ковалевский М. В горских обществах Кабарды//Вестник Европы. 1884. Апрель. Кн. 4. С. 580.
39 Хан-Гирей. Записки о Черкесии. — Нальчик, 1978. С. 125.
40 РГИА. Ф. 1268. Оп. 2. Д. 194. Л. 27-29.
41 Социально-экономическое, политическое и культурное развитие народов Карачаево-Черкесии / Сб. документов. — Ростов-на-Дону, 1985. С. 118-119.
42 См.: там же. С. 119.
43 РГИА. Ф. 1268. Оп. 2. Д. 94. Л. 47.
44 См.: Лавров Л.И. Абазины. КЭС. Вып. 1. — М., 1955. С. 21-22.
45 См.: Очерки истории СССР. XIV—XV вв. — М., 1953. С. 433.
46 См.: Сафаргалиев М.Г. Ногайская орда во второй половине XVI в. / Сб. научных трудов Мордовского университета. — Саранск., 1949. С. 41.
47 Записка Министра внутренних дел статс-секретаря Дурново Государственному секретарю от 18 марта 1895 г. № 3896 “О правах высших горских сословий в Кубанской и Терской областях”.
Опубликовано 23 сентября 2004 года
Новые статьи на library.by:
МЕЖДУНАРОДНОЕ ПРАВО:
Комментируем публикацию: Из истории сословных прав горского населения Северного Кавказа в XIX в.
подняться наверх ↑
ССЫЛКИ ДЛЯ СПИСКА ЛИТЕРАТУРЫ
По стандарту ВАК Республики Беларусь
Стандарт используется в белорусских учебных заведениях различного типа.
По ГОСТу Российской Федерации
Для образовательных и научно-исследовательских учреждений РФ
Прямой URL на данную страницу для блога или сайта
Полностью готовые для научного цитирования ссылки. Вставьте их в статью, исследование, реферат, курсой или дипломный проект, чтобы сослаться на данную публикацию №1095951228 в базе LIBRARY.BY.
подняться наверх ↑
ПАРТНЁРЫ БИБЛИОТЕКИ рекомендуем!
подняться наверх ↑
ОБРАТНО В РУБРИКУ?
Уважаемый читатель! Подписывайтесь на LIBRARY.BY в VKновости, VKтрансляция и Одноклассниках, чтобы быстро узнавать о событиях онлайн библиотеки.
Добавить статью
Обнародовать свои произведения
Редактировать работы
Для действующих авторов
Зарегистрироваться
Доступ к модулю публикаций