МЕЖДУНАРОДНОЕ ПРАВО (последнее)
Пакт о ненападении и международное право
Актуальные публикации по вопросам международного права и международных отношений.
АВТОР: А. Н. Талалаев
ИСТОЧНИК: журнал "ПРАВО И ПОЛИТИКА" №1,2001
23 августа 1999 г. исполнилось 60 лет со дня подписания в Москве Договора о ненападении между СССР и Германией. Об этом печальной памяти договоре существует большая литература, главным образом историческая, как в нашей стране, так и за рубежом. Но анализ его международно-правовых аспектов недостаточен. Договор, или, как его иногда называют, пакт, чаще всего ассоциируется с подписанным одновременно с ним секретным протоколом, и весь анализ его сводится к последнему, хотя юридически это два разных документа и потому должны быть подвергнуты раздельному анализу с точки зрения международного права.
При правовой оценке советско-германского договора о ненападении от 23 августа 1939 г. необходимо исходить из действовавшего в то время международного права. Его нормы, закрепленные в целом ряде многосторонних договоров, таких, как Статут Лиги Наций, пакт Бриана–Келлога и др., ограничивали обращение к вооруженной силе для решения международных споров, предписывали государствам уважать их независимость и территориальную целостность, развивать мирное сотрудничество между ними, поддерживать гласность в международных отношениях, добросовестно выполнять принятые на себя договорные обязательства. Эти международно-правовые нормы определяли и юридическую действительность и обязательную силу международных договоров.
I. Общие положения
Под термином “действительный международный договор” в международном праве понимается его международно-правовая полноценность, прежде всего правомерность, в силу которой договор является обязательным для выполнения его участниками и для уважения всеми другими государствами, а также международными организациями. Действительность, включая в себя понятие правомерности, не ограничивается ею. Она шире правомерности. Это — юридическая полноценность международного договора не только с точки зрения соответствия его содержания международному праву (правомерность), но и признания в нем суверенности государств, их добровольного и равноправного соглашения в этом договоре. Действительность означает, что должны наступить те последствия, к которым стремились стороны, заключая международный договор в соответствии с международным правом. Иначе говоря, действительные международные договоры — это такие договоры, против которых нельзя выставить никаких международно-правовых возражений и юридическая сила которых не может быть оспорена с точки зрения международного права.
Только действительные международные договоры могут порождать правомерные последствия для договаривающихся сторон, и только по таким договорам стороны могут приобретать законные, а не мнимые права и обязанности, на достижение которых была направлена воля участников договора. Это составляет главное в содержании понятия действительности.
В таком понимании действительность нужно отличать от действия международного договора. Действие договора зависит от вступления его в силу, срока прекращения и других условий, определяемых, как правило, соглашением государств — участников данного договора. О действительности договора, который не вступил в силу и еще не действует, говорить беспредметно, ибо такой международный договор не обязателен для государств.
Вместе с тем договор может вступить в силу и все же не быть действительным, если он заключен в нарушение международного права. Договор не делается действительным только от того, что участники ввели его в действие, объявили обязательным для себя и поступают в соответствии с его условиями. В данном случае он будет действовать в отношениях между его участниками, но не будет действительным, ибо противоречит международному праву. Порождаемые им права и обязанности будут мнимыми, незаконными.
Действительность международного договора как юридическая категория не может оцениваться непосредственно с точки зрения экономических или политических критериев. Конечно, как и всякая правовая категория, действительность тоже в конечном счете определяется экономическими факторами, но не непосредственно, а через посредство согласованной воли государств, вступающих в договорные отношения друг с другом, через преломление их в нормах международного права.
Как юридическая категория действительность охватывает все главные элементы международного договора: его участников — суверенные государства, подлинное соглашение этих участников, правомерный объект и цель договора. Воля государств — участников договора находит свое материальное воплощение в согласованных формулировках текста международного договора. Текст договора — главный предмет при его толковании и установлении юридической действительности. Официальные цели, закрепленные в договорном тексте, являются результатом соглашения договаривающихся государств. Это их совместные цели. Конечно, заключая международный договор, государства часто ставят перед собой свои индивидуальные цели, которых они хотят достичь в результате действия договора. Такие цели, или, лучше сказать, мотивы, могут быть не только различными, но и противоположными и не имеющими ничего общего с официальными целями, закрепленными в договорном тексте. Но такие скрытые цели не имеют юридического значения при установлении действительности международных договоров. Международное право не знает понятия притворной сделки, как в гражданском праве, которое рассматривает такие сделки недействительными.
Только совместная и зафиксированная в договоре цель имеет международно-правовое значение как при его толковании, так и при определении его действительности.
Не влияют на юридическую силу и действительность международного договора также его форма, структура и наименование (договор, соглашение, конвенция, пакт, протокол, статут, обмен нотами и др.). В международном праве нет общеобязательной формы для международных договоров, их действительность определяется не формой, а содержанием, изложенным в тексте. Могут быть и неформальные и устные договоренности, которые также считаются международными соглашениями.
Международный договор может иметь те или иные приложения (дополнительные протоколы, карты, списки товаров и т.д.). Однако приложения, в отличие от преамбулы, основных и заключительных статей, считаются составной и неотъемлемой частью договора только в том случае, если об этом прямо указано в самом договоре или в приложении. В противном случае они считаются самостоятельными правовыми актами, в частности, при их толковании и установлении юридической действительности.
II. Юридическая действительность договора от 23 августа 1939 г.
В свете изложенного Договор о ненападении между СССР и Германией от 23 августа 1939 г. был полностью правомерным, действительным международным договором. Он был заключен суверенными государствами в ходе дипломатических переговоров, министрами иностранных дел, уполномоченными их правительствами, без какого-либо насилия со стороны. По своему содержанию он соответствовал международному праву того периода, в частности Статуту Лиги Наций и Парижскому договору 27 августа 1928 г. об отказе от войны как орудия национальной политики (пакт Бриана—Келлога).
Договоры о ненападении имели довольно широкое распространение в системе международные политических и правовых отношений в период между двумя мировыми войнами. По ним государства принимали на себя обязательства воздерживаться от всякой агрессии, нападения друг на друга как в отдельности, так и совместно с одним или несколькими другими государствами. Заключались как двусторонние, так и многосторонние договоры о ненападении. В числе последних можно назвать Межамериканский договор о ненападении и согласительной процедуре 1933 г., Саабдский пакт 1937 г. между Турцией, Ираном, Ираком и Афганистаном (Ближневосточная Антанта) и, конечно, пакт Бриана—Келлога 1928 г. К 1939 г. Советский Союз имел двусторонние договоры о ненападении с Францией, Польшей, Эстонией, Латвией, Литвой и некоторыми другими государствами.
Договор о ненападении с Германией от 23 августа 1939 г. с правовой точки зрения ничем особенным от них не отличался. Это был типичный договор такого рода. В преамбуле договора определялась цель — укрепление мира между СССР и Германией, подтверждался договор о нейтралитете, заключенный между ними в апреле 1926 г. Исходя из этого, обе стороны обязались “воздерживаться от всякого насилия, от всякого агрессивного действия и всякого нападения в отношении друг друга как отдельно, так и совместно с другими державами” (ст. I); в случае нападения третьей державы на одну из договаривающихся сторон другая сторона не должна была оказывать поддержки нападающей державе (ст. II). Стороны обязались не участвовать в группировках держав, направленных против другой стороны (ст. IV), и разрешать все споры между собой мирным путем (ст. V). Предусматривалось использование института консультаций по вопросам, затрагивающим их общие интересы (ст. III), а в необходимых случаях — создание комиссий по урегулированию конфликтов (ст. V). Договор был заключен сроком на десять лет с возможным автоматическим продлением еще на пять лет. Он вступал в силу немедленно после подписания, т.е. 23 августа 1939 г., но подлежал ратификации в возможно короткий срок. В договоре не было ссылок на какие-либо приложения, протоколы и т.д., упоминался только советско-германский договор о нейтралитете 1926 г., юридическая действительность которого не вызывала сомнений.
Таким образом, договор о ненападении 1939 г. не содержал никаких неправомерных с точки зрения международного права статей. Он предусматривал мирное развитие отношений между двумя державами и не затрагивал интересов каких-либо третьих государств.
Он всенародно обсуждался на сессии Верховного Совета СССР 31 августа 1939 г. и был ратифицирован им в соответствии с Законом о порядке ратификации и денонсации международных договоров от 20 августа 1938 г. Текст договора о ненападении был опубликован в газетах1, он обсуждался на сессии Верховного Совета СССР, отчет о которой был опубликован в специальном издании Верховного Совета СССР2. Правда, он не был зарегистрирован в Секретариате Лиги Наций и не опубликован в ее сборниках, как того требовала ст. 18 Статута, которая ставила обязательность заключаемых членами Лиги Наций договоров в зависимость от совершения такой регистрации. Однако к тому времени или вскоре стороны договора перестали быть членами Лиги Наций и на них не лежала юридическая обязанность регистрировать его в Секретариате.
Договор о ненападении с Германией действовал до 22 июня 1941 г., когда в результате вероломного нападения ее на СССР он автоматически утратил свою юридическую силу (как и все другие двусторонние договоры с Германией), и этот факт, в соответствии с нормами международного права, был правильно констатирован в постановлении Съезда народных депутатов 24 декабря 1989 г. Объявить ничтожным, т.е. недействительным с момента подписания его, было бы неверным, ибо в таком случае вся публичная довоенная внешняя политика СССР, его борьба за предотвращение агрессии, за коллективную безопасность, мирное сосуществование и сотрудничество должны были бы считаться неправомерными, незаконными, что является абсурдом. Конечно, договор о ненападении не был идеальным документом, в нем отразились противоречия между соперничающими державами и сложности тогдашней международной обстановки. Но с точки зрения международного права это был действительный международный договор. Вплоть до 22 июня 1941 г. он порождал законные права и обязанности.
III. Ничтожность секретных протоколов
Обнаружение подписанных оригиналов секретных протоколов 1939–1941 гг. ни в коей мере не затрагивает юридической действительности договора, его юридическая сила не может оспариваться ссылкой на эти протоколы. Их анализ показывает, что они, в том числе дополнительный секретный протокол от 23 августа 1939 г., должны рассматриваться как самостоятельные документы, несмотря даже на то, что последний протокол был подписан в один день с договором о ненападении (23 августа 1939 г.). Как мы отмечали, в преамбуле договора, как и во всем его тексте, дополнительный протокол не упоминается, что вполне понятно (он носил строго секретный характер). В самом протоколе также нет указаний на то, что он составляет неотъемлемую часть договора о ненападении. Простое же упоминание договора в протоколе также недостаточно, чтобы считать их одним документом. С точки зрения международного права, договорные акты составляют одно целое только в том случае, если это предусмотрено хотя бы в одном из них, в противном случае, как в рассматриваемом, применим принцип делимости, т.е. мы имеем два юридически самостоятельных, не связанных между собой соглашения. Это не значит, что договор и протоколы не были связаны фактически и политически. Конечно, были, но это другой вопрос, мы же рассматриваем здесь юридические связи и их международно-правовые последствия. И не случайно предложение об органическом единстве договора и протокола не получило поддержки во время переговоров в августе 1939 г.3.
Таким образом, дополнительный протокол 23 августа, несмотря на свое название, нельзя считать приложением к договору о ненападении, а договор, в свою очередь, не может толковаться в свете этого и других последовавших за ним секретных протоколов.
Здесь можно увидеть существенную разницу между этим протоколом и дополнительным протоколом от 4 октября 1939 г. к договору о дружбе и границе между СССР и Германией от 28 сентября 1939 г. Ст. I последнего прямо предусматривала заключение дополнительного протокола с описанием границы, и в самом этом протоколе говорилось, что он составлен во исполнение статьи I упомянутого договора. Как и сам договор о границе, протокол от 4 октября 1939 г. подлежал ратификации, был ратифицирован и опубликован4. Таким образом, в данном случае протокол составлял неотъемлемую часть указанного договора. Это был юридически целостный документ, чего нельзя сказать о секретных протоколах. Они не проходили процедуру ратификации, предусмотренную Законом от 20 августа 1938 г., не обсуждались и не были опубликованы. Стороны не считали протокол от 23 августа 1939 г. строго юридическим документом. Его положения менялись и последующими протоколами двух стран, например секретными протоколами от 28 сентября 1939 г. и 10 января 1940 г. касательно территории Литвы. Также в своих практических действиях по осуществлению протоколов стороны не всегда следовали им и даже сильно отклонялись от них, что отмечалось, в частности, во время советско-германских переговоров в Берлине в ноябре 1940 г. C точки зрения формы эти протоколы можно рассматривать как неформальную договоренность, которая не имела своего международно-правового обоснования. Однако главной причиной этого были не их форма и не их секретность, а содержание протоколов.
Как видно из содержания, протокол от 23 августа 1939 г. предусматривал в случае “территориально-политических преобразований” в Прибалтике и Польше раздел “сфер интересов” между Германией и СССР в этих регионах5. Хотя в протоколе не указывалось, каким способом должны осуществляться эти преобразования, сам факт установления сфер интересов в областях, где находились суверенные государства, выходил за рамки международного права того времени, в частности нарушал ст. 10 Статута Лиги Наций, по которой ее члены обязались уважать территориальную целостность и политическую независимость ее членов. Хотя установление сфер влияния и тем более сфер интересов6 само по себе не порождало территориальных прав, в практике империализма и колониализма таковые были часто этапом на пути к полной аннексии.
Протокол находился в грубом противоречии и с двусторонними договорами, которые к 1939 г. его участники имели с прибалтийскими государствами и с Польшей.
Объявление протоколом от 23 августа 1939 г. территории третьих, не участвующих в нем, суверенных государств без их ведома и согласия сферой чужих интересов нарушало общепризнанный уже тогда принцип международного права, что договор не создает прав и обязательств для третьих государств (pacta tertiis nec nocent nec prosunt). К тому же секретный протокол от10 января 1941 г. о Литве возрождал средневековую практику купли-продажи чужих территорий без ведома и согласия проживающего на них населения.
Все это определяло юридическую недействительность секретных протоколов 1939-1941 гг. с точки зрения международного права, уже тогда существовавшего, включая Статут Лиги Наций.
Однако при оценке роли и значения этих протоколов нельзя упрощать вопрос и считать, что раз протоколы были юридически недействительными, значит они не действовали и не порождали никаких последствий, а были пустой бумажкой.
IV. Последствия ничтожности секретных протоколов
Недействительные договоры — это не только международные правонарушения, они могут обладать рядом формальных признаков международного договора (государства-участники, их согласованное волеизъявление, определенные объект и цель), вследствие чего они порождают определенные международно-правовые отношения, но эти отношения не имеют обоснования в международном праве и потому не имеют права на существование. Порождаемые ими права и обязательства являются мнимыми и подлежат отмене.
Последствия недействительных международных договоров зависят от оснований, которые определяют вид недействительности.
Различаются два вида недействительности международных договоров: абсолютная (ничтожность) и относительная (оспоримость).
Абсолютная недействительность носит объективный характер, она не зависит от желаний участников договора и определяется нормами международного права. Она всегда имеет обратную силу, т.е. возникает с самого начала заключения международного договора (аb initio). Государства — как участники, так и третьи государства — могут рассматривать такие договоры как не действовавшие вовсе, т.е. не порождавшие никаких правовых последствий, на которые была направлена воля их участников. В этом смысле они юридически ничтожны.
Относительная недействительность зависит от оспаривания договора одной из его сторон. В этом смысле договор юридически оспорим; обратная сила оспоримости зависит от участников договора: они могут признать такой договор недействительным не только с момента подписания, но и с момента признания его недействительным или с момента оспаривания.
К абсолютно недействительным (ничтожным) договорам относятся наиболее противоправные с точки зрения международного права договоры: агрессивные, колониалистские, навязанные силой, закрепляющие территориальные захваты и другие подобные договоры, нарушающие основные принципы международного права, которые носят императивный характер (jus cogens). К относительно недействительным относятся договоры, заключенные под влиянием ошибок, в нарушение полномочий представителей договаривающихся государств, норм внутригосударственного права и некоторые другие.
Секретные протоколы 1939—1941 гг. по своему содержанию относятся к абсолютно недействительным (ничтожным) договорам, т.е. недействительным с момента их подписания, ибо они находились в грубом противоречии с основами международного права, которое существовало в то время, и это было констатировано в постановлении Съезда народных депутатов СССР от 24 декабря 1989 г.
Ввиду абсолютного характера недействительности секретных протоколов постановление съезда имеет обратную силу и к протоколам применима ст. 71 Венской конвенции о праве международных договоров 1969 г. (вступила в силу для нашей страны 29 мая 1986 г.). Эта конвенция предусматривает: “Когда договор является недействительным в соответствии со ст. 53 (т.е. когда он в момент заключения противоречит императивной норме международного права. — А.Т.), участники:
а) устраняют, насколько это возможно, последствия любого действия, совершенного на основании положения, противоречащего императивной норме общего международного права; и
б) приводят свои взаимоотношения в соответствие с императивной нормой общего международного права”.
В ст. 69 этой же конвенции указывается, что “положения недействительного договора не имеют никакой юридической силы”. Если жe тем не менее государства уже совершили действия на основе такого договора, то “каждый участник вправе потребовать от любого другого участника создать, насколько это возможно, в их взаимоотношениях положение, которое существовало бы, если бы не были совершены указанные действия”, т.е. потребовать произвести реституцию — восстановить положение, которое было прежде (status quo ante).
Оценка последствий ничтожности секретных протоколов может производиться на основе этих норм нрава международных договоров, несмотря на то что Венская конвенция не имеет обратной силы и не распространяется, строго говоря, на события далекого прошлого. Но эти закрепленные в ней нормы восприняли международно-правовые обычаи, которые существовали до Венской конвенции. К сожалению, они практически не всегда осуществимы. Сейчас, например, возврат к реалиям довоенного прошлого ни фактически, ни юридически невозможен. Возвращение к ним потребовало бы отмены многочисленных договоров, соглашений, договоренностей, коренной ломки политических связей, в том числе границ между многими государствами Европы. Мир изменился коренным обрезом. Возник принцип нерушимости государственных границ.
Принцип нерушимости государственных границ в Европе закреплен во многих двусторонних договорах между европейскими государствами и в хельсинкском Заключительном акте, который был подписан в 1975 г. В соответствии с ним “государства-участники рассматривают как нерушимые все границы друг друга, так и границы всех государств в Европе, и поэтому они будут воздерживаться сейчас и в будущем от любых посягательств на эти границы. Они будут соответственно воздерживаться также от любых требований или действий, направленных на захват и узурпацию части или всей территории любого государства-участника”.
Но постановление Съезда народных депутатов, заклеймившее секретные протоколы с Германией, обращено не только в прошлое, но и в будущее: никто не вправе безнаказанно попирать международное право, не считаться с его справедливыми основополагающими нормами независимо от того, какие благие или злые цели при этом ставятся.
--------------------------------------------------------------------------------
1 Известия, 24 августа 1939 г. (назад)
2 Внеочередная четвертая сессия Верховного Совета СССР. Стенографический отчет. М., 1939. (назад)
3 См. об этом: Международная жизнь. 1989. №9. С. 102–104. (назад)
4 Ведомости Верховного Совета СССР от 29 марта 1940 г. (назад)
5 История розыска оригиналов этих протоколов описана в книге: В.М.Фалин. Конфликты в Кремле. М.,1999. С. 94-115; см. также: Международная жизнь. 1989. №9. (назад)
6 Сферы влияния относятся скорее к политическим целям, в то время как сферы интересов — к экономическим и торговым (см. подр. Дипломатический словарь. Т. III. М., 1973. С. 437). (назад)
ИСТОЧНИК: журнал "ПРАВО И ПОЛИТИКА" №1,2001
23 августа 1999 г. исполнилось 60 лет со дня подписания в Москве Договора о ненападении между СССР и Германией. Об этом печальной памяти договоре существует большая литература, главным образом историческая, как в нашей стране, так и за рубежом. Но анализ его международно-правовых аспектов недостаточен. Договор, или, как его иногда называют, пакт, чаще всего ассоциируется с подписанным одновременно с ним секретным протоколом, и весь анализ его сводится к последнему, хотя юридически это два разных документа и потому должны быть подвергнуты раздельному анализу с точки зрения международного права.
При правовой оценке советско-германского договора о ненападении от 23 августа 1939 г. необходимо исходить из действовавшего в то время международного права. Его нормы, закрепленные в целом ряде многосторонних договоров, таких, как Статут Лиги Наций, пакт Бриана–Келлога и др., ограничивали обращение к вооруженной силе для решения международных споров, предписывали государствам уважать их независимость и территориальную целостность, развивать мирное сотрудничество между ними, поддерживать гласность в международных отношениях, добросовестно выполнять принятые на себя договорные обязательства. Эти международно-правовые нормы определяли и юридическую действительность и обязательную силу международных договоров.
I. Общие положения
Под термином “действительный международный договор” в международном праве понимается его международно-правовая полноценность, прежде всего правомерность, в силу которой договор является обязательным для выполнения его участниками и для уважения всеми другими государствами, а также международными организациями. Действительность, включая в себя понятие правомерности, не ограничивается ею. Она шире правомерности. Это — юридическая полноценность международного договора не только с точки зрения соответствия его содержания международному праву (правомерность), но и признания в нем суверенности государств, их добровольного и равноправного соглашения в этом договоре. Действительность означает, что должны наступить те последствия, к которым стремились стороны, заключая международный договор в соответствии с международным правом. Иначе говоря, действительные международные договоры — это такие договоры, против которых нельзя выставить никаких международно-правовых возражений и юридическая сила которых не может быть оспорена с точки зрения международного права.
Только действительные международные договоры могут порождать правомерные последствия для договаривающихся сторон, и только по таким договорам стороны могут приобретать законные, а не мнимые права и обязанности, на достижение которых была направлена воля участников договора. Это составляет главное в содержании понятия действительности.
В таком понимании действительность нужно отличать от действия международного договора. Действие договора зависит от вступления его в силу, срока прекращения и других условий, определяемых, как правило, соглашением государств — участников данного договора. О действительности договора, который не вступил в силу и еще не действует, говорить беспредметно, ибо такой международный договор не обязателен для государств.
Вместе с тем договор может вступить в силу и все же не быть действительным, если он заключен в нарушение международного права. Договор не делается действительным только от того, что участники ввели его в действие, объявили обязательным для себя и поступают в соответствии с его условиями. В данном случае он будет действовать в отношениях между его участниками, но не будет действительным, ибо противоречит международному праву. Порождаемые им права и обязанности будут мнимыми, незаконными.
Действительность международного договора как юридическая категория не может оцениваться непосредственно с точки зрения экономических или политических критериев. Конечно, как и всякая правовая категория, действительность тоже в конечном счете определяется экономическими факторами, но не непосредственно, а через посредство согласованной воли государств, вступающих в договорные отношения друг с другом, через преломление их в нормах международного права.
Как юридическая категория действительность охватывает все главные элементы международного договора: его участников — суверенные государства, подлинное соглашение этих участников, правомерный объект и цель договора. Воля государств — участников договора находит свое материальное воплощение в согласованных формулировках текста международного договора. Текст договора — главный предмет при его толковании и установлении юридической действительности. Официальные цели, закрепленные в договорном тексте, являются результатом соглашения договаривающихся государств. Это их совместные цели. Конечно, заключая международный договор, государства часто ставят перед собой свои индивидуальные цели, которых они хотят достичь в результате действия договора. Такие цели, или, лучше сказать, мотивы, могут быть не только различными, но и противоположными и не имеющими ничего общего с официальными целями, закрепленными в договорном тексте. Но такие скрытые цели не имеют юридического значения при установлении действительности международных договоров. Международное право не знает понятия притворной сделки, как в гражданском праве, которое рассматривает такие сделки недействительными.
Только совместная и зафиксированная в договоре цель имеет международно-правовое значение как при его толковании, так и при определении его действительности.
Не влияют на юридическую силу и действительность международного договора также его форма, структура и наименование (договор, соглашение, конвенция, пакт, протокол, статут, обмен нотами и др.). В международном праве нет общеобязательной формы для международных договоров, их действительность определяется не формой, а содержанием, изложенным в тексте. Могут быть и неформальные и устные договоренности, которые также считаются международными соглашениями.
Международный договор может иметь те или иные приложения (дополнительные протоколы, карты, списки товаров и т.д.). Однако приложения, в отличие от преамбулы, основных и заключительных статей, считаются составной и неотъемлемой частью договора только в том случае, если об этом прямо указано в самом договоре или в приложении. В противном случае они считаются самостоятельными правовыми актами, в частности, при их толковании и установлении юридической действительности.
II. Юридическая действительность договора от 23 августа 1939 г.
В свете изложенного Договор о ненападении между СССР и Германией от 23 августа 1939 г. был полностью правомерным, действительным международным договором. Он был заключен суверенными государствами в ходе дипломатических переговоров, министрами иностранных дел, уполномоченными их правительствами, без какого-либо насилия со стороны. По своему содержанию он соответствовал международному праву того периода, в частности Статуту Лиги Наций и Парижскому договору 27 августа 1928 г. об отказе от войны как орудия национальной политики (пакт Бриана—Келлога).
Договоры о ненападении имели довольно широкое распространение в системе международные политических и правовых отношений в период между двумя мировыми войнами. По ним государства принимали на себя обязательства воздерживаться от всякой агрессии, нападения друг на друга как в отдельности, так и совместно с одним или несколькими другими государствами. Заключались как двусторонние, так и многосторонние договоры о ненападении. В числе последних можно назвать Межамериканский договор о ненападении и согласительной процедуре 1933 г., Саабдский пакт 1937 г. между Турцией, Ираном, Ираком и Афганистаном (Ближневосточная Антанта) и, конечно, пакт Бриана—Келлога 1928 г. К 1939 г. Советский Союз имел двусторонние договоры о ненападении с Францией, Польшей, Эстонией, Латвией, Литвой и некоторыми другими государствами.
Договор о ненападении с Германией от 23 августа 1939 г. с правовой точки зрения ничем особенным от них не отличался. Это был типичный договор такого рода. В преамбуле договора определялась цель — укрепление мира между СССР и Германией, подтверждался договор о нейтралитете, заключенный между ними в апреле 1926 г. Исходя из этого, обе стороны обязались “воздерживаться от всякого насилия, от всякого агрессивного действия и всякого нападения в отношении друг друга как отдельно, так и совместно с другими державами” (ст. I); в случае нападения третьей державы на одну из договаривающихся сторон другая сторона не должна была оказывать поддержки нападающей державе (ст. II). Стороны обязались не участвовать в группировках держав, направленных против другой стороны (ст. IV), и разрешать все споры между собой мирным путем (ст. V). Предусматривалось использование института консультаций по вопросам, затрагивающим их общие интересы (ст. III), а в необходимых случаях — создание комиссий по урегулированию конфликтов (ст. V). Договор был заключен сроком на десять лет с возможным автоматическим продлением еще на пять лет. Он вступал в силу немедленно после подписания, т.е. 23 августа 1939 г., но подлежал ратификации в возможно короткий срок. В договоре не было ссылок на какие-либо приложения, протоколы и т.д., упоминался только советско-германский договор о нейтралитете 1926 г., юридическая действительность которого не вызывала сомнений.
Таким образом, договор о ненападении 1939 г. не содержал никаких неправомерных с точки зрения международного права статей. Он предусматривал мирное развитие отношений между двумя державами и не затрагивал интересов каких-либо третьих государств.
Он всенародно обсуждался на сессии Верховного Совета СССР 31 августа 1939 г. и был ратифицирован им в соответствии с Законом о порядке ратификации и денонсации международных договоров от 20 августа 1938 г. Текст договора о ненападении был опубликован в газетах1, он обсуждался на сессии Верховного Совета СССР, отчет о которой был опубликован в специальном издании Верховного Совета СССР2. Правда, он не был зарегистрирован в Секретариате Лиги Наций и не опубликован в ее сборниках, как того требовала ст. 18 Статута, которая ставила обязательность заключаемых членами Лиги Наций договоров в зависимость от совершения такой регистрации. Однако к тому времени или вскоре стороны договора перестали быть членами Лиги Наций и на них не лежала юридическая обязанность регистрировать его в Секретариате.
Договор о ненападении с Германией действовал до 22 июня 1941 г., когда в результате вероломного нападения ее на СССР он автоматически утратил свою юридическую силу (как и все другие двусторонние договоры с Германией), и этот факт, в соответствии с нормами международного права, был правильно констатирован в постановлении Съезда народных депутатов 24 декабря 1989 г. Объявить ничтожным, т.е. недействительным с момента подписания его, было бы неверным, ибо в таком случае вся публичная довоенная внешняя политика СССР, его борьба за предотвращение агрессии, за коллективную безопасность, мирное сосуществование и сотрудничество должны были бы считаться неправомерными, незаконными, что является абсурдом. Конечно, договор о ненападении не был идеальным документом, в нем отразились противоречия между соперничающими державами и сложности тогдашней международной обстановки. Но с точки зрения международного права это был действительный международный договор. Вплоть до 22 июня 1941 г. он порождал законные права и обязанности.
III. Ничтожность секретных протоколов
Обнаружение подписанных оригиналов секретных протоколов 1939–1941 гг. ни в коей мере не затрагивает юридической действительности договора, его юридическая сила не может оспариваться ссылкой на эти протоколы. Их анализ показывает, что они, в том числе дополнительный секретный протокол от 23 августа 1939 г., должны рассматриваться как самостоятельные документы, несмотря даже на то, что последний протокол был подписан в один день с договором о ненападении (23 августа 1939 г.). Как мы отмечали, в преамбуле договора, как и во всем его тексте, дополнительный протокол не упоминается, что вполне понятно (он носил строго секретный характер). В самом протоколе также нет указаний на то, что он составляет неотъемлемую часть договора о ненападении. Простое же упоминание договора в протоколе также недостаточно, чтобы считать их одним документом. С точки зрения международного права, договорные акты составляют одно целое только в том случае, если это предусмотрено хотя бы в одном из них, в противном случае, как в рассматриваемом, применим принцип делимости, т.е. мы имеем два юридически самостоятельных, не связанных между собой соглашения. Это не значит, что договор и протоколы не были связаны фактически и политически. Конечно, были, но это другой вопрос, мы же рассматриваем здесь юридические связи и их международно-правовые последствия. И не случайно предложение об органическом единстве договора и протокола не получило поддержки во время переговоров в августе 1939 г.3.
Таким образом, дополнительный протокол 23 августа, несмотря на свое название, нельзя считать приложением к договору о ненападении, а договор, в свою очередь, не может толковаться в свете этого и других последовавших за ним секретных протоколов.
Здесь можно увидеть существенную разницу между этим протоколом и дополнительным протоколом от 4 октября 1939 г. к договору о дружбе и границе между СССР и Германией от 28 сентября 1939 г. Ст. I последнего прямо предусматривала заключение дополнительного протокола с описанием границы, и в самом этом протоколе говорилось, что он составлен во исполнение статьи I упомянутого договора. Как и сам договор о границе, протокол от 4 октября 1939 г. подлежал ратификации, был ратифицирован и опубликован4. Таким образом, в данном случае протокол составлял неотъемлемую часть указанного договора. Это был юридически целостный документ, чего нельзя сказать о секретных протоколах. Они не проходили процедуру ратификации, предусмотренную Законом от 20 августа 1938 г., не обсуждались и не были опубликованы. Стороны не считали протокол от 23 августа 1939 г. строго юридическим документом. Его положения менялись и последующими протоколами двух стран, например секретными протоколами от 28 сентября 1939 г. и 10 января 1940 г. касательно территории Литвы. Также в своих практических действиях по осуществлению протоколов стороны не всегда следовали им и даже сильно отклонялись от них, что отмечалось, в частности, во время советско-германских переговоров в Берлине в ноябре 1940 г. C точки зрения формы эти протоколы можно рассматривать как неформальную договоренность, которая не имела своего международно-правового обоснования. Однако главной причиной этого были не их форма и не их секретность, а содержание протоколов.
Как видно из содержания, протокол от 23 августа 1939 г. предусматривал в случае “территориально-политических преобразований” в Прибалтике и Польше раздел “сфер интересов” между Германией и СССР в этих регионах5. Хотя в протоколе не указывалось, каким способом должны осуществляться эти преобразования, сам факт установления сфер интересов в областях, где находились суверенные государства, выходил за рамки международного права того времени, в частности нарушал ст. 10 Статута Лиги Наций, по которой ее члены обязались уважать территориальную целостность и политическую независимость ее членов. Хотя установление сфер влияния и тем более сфер интересов6 само по себе не порождало территориальных прав, в практике империализма и колониализма таковые были часто этапом на пути к полной аннексии.
Протокол находился в грубом противоречии и с двусторонними договорами, которые к 1939 г. его участники имели с прибалтийскими государствами и с Польшей.
Объявление протоколом от 23 августа 1939 г. территории третьих, не участвующих в нем, суверенных государств без их ведома и согласия сферой чужих интересов нарушало общепризнанный уже тогда принцип международного права, что договор не создает прав и обязательств для третьих государств (pacta tertiis nec nocent nec prosunt). К тому же секретный протокол от10 января 1941 г. о Литве возрождал средневековую практику купли-продажи чужих территорий без ведома и согласия проживающего на них населения.
Все это определяло юридическую недействительность секретных протоколов 1939-1941 гг. с точки зрения международного права, уже тогда существовавшего, включая Статут Лиги Наций.
Однако при оценке роли и значения этих протоколов нельзя упрощать вопрос и считать, что раз протоколы были юридически недействительными, значит они не действовали и не порождали никаких последствий, а были пустой бумажкой.
IV. Последствия ничтожности секретных протоколов
Недействительные договоры — это не только международные правонарушения, они могут обладать рядом формальных признаков международного договора (государства-участники, их согласованное волеизъявление, определенные объект и цель), вследствие чего они порождают определенные международно-правовые отношения, но эти отношения не имеют обоснования в международном праве и потому не имеют права на существование. Порождаемые ими права и обязательства являются мнимыми и подлежат отмене.
Последствия недействительных международных договоров зависят от оснований, которые определяют вид недействительности.
Различаются два вида недействительности международных договоров: абсолютная (ничтожность) и относительная (оспоримость).
Абсолютная недействительность носит объективный характер, она не зависит от желаний участников договора и определяется нормами международного права. Она всегда имеет обратную силу, т.е. возникает с самого начала заключения международного договора (аb initio). Государства — как участники, так и третьи государства — могут рассматривать такие договоры как не действовавшие вовсе, т.е. не порождавшие никаких правовых последствий, на которые была направлена воля их участников. В этом смысле они юридически ничтожны.
Относительная недействительность зависит от оспаривания договора одной из его сторон. В этом смысле договор юридически оспорим; обратная сила оспоримости зависит от участников договора: они могут признать такой договор недействительным не только с момента подписания, но и с момента признания его недействительным или с момента оспаривания.
К абсолютно недействительным (ничтожным) договорам относятся наиболее противоправные с точки зрения международного права договоры: агрессивные, колониалистские, навязанные силой, закрепляющие территориальные захваты и другие подобные договоры, нарушающие основные принципы международного права, которые носят императивный характер (jus cogens). К относительно недействительным относятся договоры, заключенные под влиянием ошибок, в нарушение полномочий представителей договаривающихся государств, норм внутригосударственного права и некоторые другие.
Секретные протоколы 1939—1941 гг. по своему содержанию относятся к абсолютно недействительным (ничтожным) договорам, т.е. недействительным с момента их подписания, ибо они находились в грубом противоречии с основами международного права, которое существовало в то время, и это было констатировано в постановлении Съезда народных депутатов СССР от 24 декабря 1989 г.
Ввиду абсолютного характера недействительности секретных протоколов постановление съезда имеет обратную силу и к протоколам применима ст. 71 Венской конвенции о праве международных договоров 1969 г. (вступила в силу для нашей страны 29 мая 1986 г.). Эта конвенция предусматривает: “Когда договор является недействительным в соответствии со ст. 53 (т.е. когда он в момент заключения противоречит императивной норме международного права. — А.Т.), участники:
а) устраняют, насколько это возможно, последствия любого действия, совершенного на основании положения, противоречащего императивной норме общего международного права; и
б) приводят свои взаимоотношения в соответствие с императивной нормой общего международного права”.
В ст. 69 этой же конвенции указывается, что “положения недействительного договора не имеют никакой юридической силы”. Если жe тем не менее государства уже совершили действия на основе такого договора, то “каждый участник вправе потребовать от любого другого участника создать, насколько это возможно, в их взаимоотношениях положение, которое существовало бы, если бы не были совершены указанные действия”, т.е. потребовать произвести реституцию — восстановить положение, которое было прежде (status quo ante).
Оценка последствий ничтожности секретных протоколов может производиться на основе этих норм нрава международных договоров, несмотря на то что Венская конвенция не имеет обратной силы и не распространяется, строго говоря, на события далекого прошлого. Но эти закрепленные в ней нормы восприняли международно-правовые обычаи, которые существовали до Венской конвенции. К сожалению, они практически не всегда осуществимы. Сейчас, например, возврат к реалиям довоенного прошлого ни фактически, ни юридически невозможен. Возвращение к ним потребовало бы отмены многочисленных договоров, соглашений, договоренностей, коренной ломки политических связей, в том числе границ между многими государствами Европы. Мир изменился коренным обрезом. Возник принцип нерушимости государственных границ.
Принцип нерушимости государственных границ в Европе закреплен во многих двусторонних договорах между европейскими государствами и в хельсинкском Заключительном акте, который был подписан в 1975 г. В соответствии с ним “государства-участники рассматривают как нерушимые все границы друг друга, так и границы всех государств в Европе, и поэтому они будут воздерживаться сейчас и в будущем от любых посягательств на эти границы. Они будут соответственно воздерживаться также от любых требований или действий, направленных на захват и узурпацию части или всей территории любого государства-участника”.
Но постановление Съезда народных депутатов, заклеймившее секретные протоколы с Германией, обращено не только в прошлое, но и в будущее: никто не вправе безнаказанно попирать международное право, не считаться с его справедливыми основополагающими нормами независимо от того, какие благие или злые цели при этом ставятся.
--------------------------------------------------------------------------------
1 Известия, 24 августа 1939 г. (назад)
2 Внеочередная четвертая сессия Верховного Совета СССР. Стенографический отчет. М., 1939. (назад)
3 См. об этом: Международная жизнь. 1989. №9. С. 102–104. (назад)
4 Ведомости Верховного Совета СССР от 29 марта 1940 г. (назад)
5 История розыска оригиналов этих протоколов описана в книге: В.М.Фалин. Конфликты в Кремле. М.,1999. С. 94-115; см. также: Международная жизнь. 1989. №9. (назад)
6 Сферы влияния относятся скорее к политическим целям, в то время как сферы интересов — к экономическим и торговым (см. подр. Дипломатический словарь. Т. III. М., 1973. С. 437). (назад)
Опубликовано 23 сентября 2004 года
Новые статьи на library.by:
МЕЖДУНАРОДНОЕ ПРАВО:
Комментируем публикацию: Пакт о ненападении и международное право
подняться наверх ↑
ССЫЛКИ ДЛЯ СПИСКА ЛИТЕРАТУРЫ
По стандарту ВАК Республики Беларусь
Стандарт используется в белорусских учебных заведениях различного типа.
По ГОСТу Российской Федерации
Для образовательных и научно-исследовательских учреждений РФ
Прямой URL на данную страницу для блога или сайта
Полностью готовые для научного цитирования ссылки. Вставьте их в статью, исследование, реферат, курсой или дипломный проект, чтобы сослаться на данную публикацию №1095948301 в базе LIBRARY.BY.
подняться наверх ↑
ПАРТНЁРЫ БИБЛИОТЕКИ рекомендуем!
подняться наверх ↑
ОБРАТНО В РУБРИКУ?
Уважаемый читатель! Подписывайтесь на LIBRARY.BY в VKновости, VKтрансляция и Одноклассниках, чтобы быстро узнавать о событиях онлайн библиотеки.
Добавить статью
Обнародовать свои произведения
Редактировать работы
Для действующих авторов
Зарегистрироваться
Доступ к модулю публикаций