РУСИНСКИЙ ВОПРОС В МЕЖВОЕННОЙ ЧЕХОСЛОВАКИИ

Актуальные публикации по вопросам истории и смежных наук.

NEW ИСТОРИЯ


ИСТОРИЯ: новые материалы (2024)

Меню для авторов

ИСТОРИЯ: экспорт материалов
Скачать бесплатно! Научная работа на тему РУСИНСКИЙ ВОПРОС В МЕЖВОЕННОЙ ЧЕХОСЛОВАКИИ. Аудитория: ученые, педагоги, деятели науки, работники образования, студенты (18-50). Minsk, Belarus. Research paper. Agreement.

Полезные ссылки

BIBLIOTEKA.BY Беларусь - аэрофотосъемка HIT.BY! Звёздная жизнь


Автор(ы):
Публикатор:

Опубликовано в библиотеке: 2022-02-10

Русинское движение, динамично развивающееся в последнее десятилетие, самим фактом своего существования опровергает некогда общепринятое мнение об окончательном решении вопроса этнической самоидентификации местного восточнославянского населения в Восточной Словакии и Закарпатской области Украины. После "бархатной революции" в Чехословакии 1989 г., когда местное восточнославянское население Восточной Словакии получило возможность свободно заявлять о своей этнической принадлежности, оказалось, что более половины тех, кто ранее официально считались украинцами, заявили о себе как о русинах, возрождая свой традиционный этноним и систему ценностей. Согласно официальным данным за март 1991 г., к этому времени 17 197 жителей северо-восточной Словакии идентифицировали себя как русины и только 13284 заявили о себе как об украинцах. При этом около 50 тыс. опрошенных жителей Словакии указали русинский язык в качестве родного [1. S. 425 - 431], что свидетельствует о словакизации значительного числа русинов.

Говоря о сути русинского вопроса, один из теоретиков и лидеров русинского движения канадский ученый-славист П. Р. Магочи в выступлении на I Всемирном конгрессе русинов в восточнословацком местечке Медзилаборце в марте 1991 г. подчеркнул, что русины (за исключением русинов Воеводины) все еще не могут рассматриваться как отдельный народ. "Вопрос о том, станут ли русины отдельным народом или лишь частью какого-либо другого народа, - считает Магочи, - и составляет суть так называемой "русинской проблемы"" [2. S. 2].

Активная работа по кодификации русинских диалектов и созданию собственного литературного языка, возрождение специфически русинского взгляда на историю и русинских символов прошлого, критика социализма, во время которого отрицалось само существование русинского народа 1 , - таковы отличительные черты современного русинского движения, которое уже достигло определенных успехов. Одним из самых главных достижений движения стала кодификация русинских диалектов Восточной Словакии и создание на этой базе русинского литературного языка, отмеченное на торжественной церемонии в Братиславе в 1995 г. Все это свидетельствует о том, что русинское национальное самосознание, несмотря на интенсивную кампанию по украинизации, проводившуюся советскими и чехословацкими коммунистическими властями с начала 1950-х годов, оказалось весьма устойчивым.


Шевченко Кирилл Владимирович - канд. ист. наук, преподаватель С. - Петербургского Технического Университета (Пражский филиал).

1 Согласно официальной точке зрения властей СССР и социалистической Чехословакии, все русины считались украинцами. Сам термин "русин" был объявлен ошибочным, а русинское культурное наследие в целом рассматривалось как буржуазный пережиток реакционного и отсталого прошлого (см., напр., [3. S. 84 - 85]).

стр. 3


Основные черты современного русинского движения, которое трактует русинов как четвертый восточнославянский народ, отличный от украинцев, сложились в межвоенной Чехословакии. Возникновение особой русинской идентичности, отличной от преобладавших ранее русофильских и украинофильских воззрений, было результатом взаимодействия ряда культурных и социально-политических факторов, а также особенностей внутренней политики чехословацких властей в межвоенный период. На самых важных аспектах этого явления мы остановимся.

Перед возникновением независимой Чехословакии в октябре 1918 г. восточнославянское население на территории современных Восточной Словакии и Закарпатской Украины не имело четкой и ярко выраженной национальной идентичности. Отличительной чертой местного населения было широкое распространие русофильских настроений, что являлось духовным наследием известных русинских будителей XIX в. (Духнович, Добрянский, Сильвай, Ставровский-Попрадов и др). С начала XIX в. русинская интеллигенция отождествляла местных русинов с русскими и могущественной Российской империей, что во многом имело психологические корни: малый и угнетаемый мадьярскими властями восточнославянский народ, населявший бедные северо-восточные жупы тогдашнего Венгерского королевства, нуждался в мощном и авторитетном славянском покровителе. Ориентация на Россию и отождествление себя с русскими и русской культурой проявились в настойчивом стремлении русинской интеллигенции распространить русский литературный язык среди местного населения. Эти усилия, наиболее активно предпринимавшиеся А. Духновичем и его сторонниками, привели в итоге к появлению интересной смеси местных диалектизмов, церковнославянского и русского литературного языков. Эта смесь, получившая вскоре название "язычие", активно использовалась русинской интеллигенцией и стала постепенно одним из главных элементов русинской традиционной культуры.

Русофильские настроения местного населения усилились в результате военной кампании 1849 г., когда русская армия вступила на территорию Австрийской империи для оказания помощи австрийцам в борьбе с венгерскими повстанцами. Русинское население, через места проживания которого проходила русская армия, было ошеломлено тем фактом, что солдаты самой мощной армии в Европе "по-нашему говорят и по-нашему молятся". Сам Духнович вспоминал, что одним из самых счастливых эпизодов в его жизни было мгновение, когда он встретил "на прешовской улице казака".

После трансформации Австрийской империи в Австро-Венгрию в 1867 г. политика мадьяризации славянских народов Венгрии резко усиливается. Со второй половины XIX в. и вплоть до конца Первой мировой войны русинское национальное движение было практически заморожено. Особенно сильно в это время мадьяризация затронула русинскую и словацкую интеллигенцию. К концу XIX - началу XX в. угроза ассимиляции не только русинов, но и словаков становится вполне реальной.

С появлением Чехословакии, в состав которой вошли земли, населенные русинами, ситуация резко изменилась. Чехословацкая республика, славянский характер которой подчеркивался ее лидерами, стремилась извлечь конкретную пользу из абстрактной идеи славянской взаимности. В результате русинская интеллигенция получила большой простор в области национальной и культурной деятельности, хотя влияние чехословацких властей на политику в отношении русинов было очень велико. В рамках ЧСР среди русинов постепенно оформились три главных течения, отражавших ориентацию на различные идентификационные модели. Самым старым и первоначально наиболее влиятельным было традиционное русофильство. Быстро набирало силу молодое украинофильство. Наконец, третьим было собственно русинское течение, считавшее русинов отдельным народом, а не частью русских или украинцев.

Особенности менталитета русинов проявились в процессе присоединения Подкарпатской Руси к Чехословакии. Вследствие крайне неблагоприятных внутриполи-

стр. 4


тических условий в Венгрии, первый шаг в направлении радикального политического решения русинского вопроса был сделан представителями многочисленной русинской эмиграции в США. Всеобщий русинский конгресс, состоявшийся 13 июля 1917 г. в Нью-Йорке, принял решение о выходе из состава Венгрии и присоединении к России. По воспоминаниям одного из участников этого съезда, "это было вполне естественно, что мы, как русские, хотели в то время присоединиться к. России" [4. S. 13 - 14].

Однако приход к власти в России большевиков заставил американских русинов изменить первоначальное решение. 30 мая 1918 г. лидеры американских русинов обратились к Т. Г. Масарику с предложением принять их в состав будущего Чехословацкого государства. Позже это предложение было поддержано президентом США В. Вильсоном. После длительных подготовительных процедур по решению Русинского национального совета был проведен референдум среди делегатов проживавших в Америке венгерских русинов. Он состоялся в ноябре 1918 г. в Скрэнтоне (Scranton) уже после провозглашения независимой Чехословакии. 67% делегатов высказались за присоединение к ЧСР, 28 - за присоединение к Украине и только по 1% -за присоединение к Венгрии и большевистской России [5. S. 63].

В самой Венгрии русины стали проявлять политическую активность уже после распада Австро-Венгрии. Было образовано три национальных совета: в Прешове, Ужгороде и Хусте. Прешовский Национальный совет во главе с известным русофилом А. Бескидом выступал за присоединение к ЧСР (поскольку в России произошла большевистская революция), Национальный совет в Ужгороде высказался за присоединение к Венгрии, Национальный совет в Хусте - за присоединение к Украине. Позднее чехи объясняли поведение национального совета в Хусте тем, что он "был изолирован от западных территорий и не был информирован об итогах плебисцита в Америке" [6. S. 186]. Очевидно также, что совет в Хусте не мог не испытывать влияние соседней Галиции, где в ноябре 1918 г. была провозглашена Западноукраинская республика. 15 января 1919 г. чехословацкие войска вступили в Ужгород. В конце января пришло известие о том, что американские русины проголосовали за присоединение их исторической родины к Чехословакии. Эта информация имела решающее влияние на местных русинских политиков. Центральный Русинский национальный совет, сформированный из представителей всех трех местных национальных советов, был созван 8 мая 1919 г. Этот высший русинский орган одобрил решение американских русинов и санкционировал присоединение к Чехословакии.

Первоначальная позиция трех местных русинских советов отразила существовавшие различия в национально-культурной ориентации различных регионов, населенных русинами. Нараставшие различия в национально- культурной эволюции русинского населения были связаны и с тем, что административная граница между Словакией и Подкарпатской Русью, проходившая по реке Уж, оставляла значительную часть русинского населения (около 100 тыс. человек) в составе Словакии. В отличие от русинов Подкарпатской Руси, русины Восточной Словакии оказались в роли национального меньшинства без какой-либо автономии. Права словацких русинов регулировались параграфом 6 Конституции Чехословакии, который гарантировал каждому меньшинству право пользоваться родным языком в общественной сфере и в прессе. В тех регионах, где проживало "значительное количество" граждан, относящихся к национальным, религиозным или языковым меньшинствам, разрешалось использование родного языка при обучении детей [7. S. 30 - 32].

В отличие от Словакии, управление Подкарпатской Русью осуществлялось на основании Генерального Статута, изданного чехословацким правительством 18 ноября 1919 г. Этот основополагающий для Подкарпатской Руси правительственный документ провозглашал официальным языком язык местного населения и декларировал нежелание чехословацких властей вмешиваться в местные межнациональные споры. Говоря о "части русинов, живущих в Словакии", Генеральный Статут рекомендовал представителям обоих народов "вести переговоры относительно возмож-

стр. 5


ного присоединения русинских территорий в Словакии к автономному русинскому образованию" [8. 17 XII 1919].

Эти обстоятельства предопределили различные направления культурной эволюции русинов в Подкарпатской Руси и Восточной Словакии. По мнению Магочи, ситуация восточнословацких русинов была отмечена тремя отличительными чертами:

1) нерешенный вопрос единства с Подкарпатской Русью и постоянные трения со словаками по поводу политической лояльности, цензуры, языка обучения в школах;

2) тяжелая экономическая ситуация, еще более ухудшившаяся после экономического кризиса 1930-х годов; 3) культурное возрождение, принесшее с собой проблему приемлемой национальной идентичности (см. [9. Р. 36]).

Чехословацкие власти не исключали возможности изменения административной границы между Словакией и Подкарпатской Русью. Это обстоятельство стимулировало активность русинских политиков. Необходимость объединения всех русинских земель в единую административную единицу была одним из немногих пунктов, сплачивавших всех русинских политиков вне зависимости от их ориентации. В целом же различия между русинами Восточной Словакии и русинами Подкарпатской Руси продолжали нарастать. Одна из главных причин этого заключалась в различной степени влияния украинофильского течения.

Появление и растущее влияние в Подкарпатской Руси украинского культурного фактора в условиях межвоенной Чехословакии было вызвано несколькими обстоятельствами. В первую очередь это было связано с влиянием соседней Галиции. Массовая эмиграция галицких украинцев в ЧСР привела к тому, что многие из них осели на территории Подкарпатской Руси и активно включились в украинскую пропаганду, стремясь навязать этнически близкому им местному русинскому населению украинскую самоидентификацию. Архивные материалы свидетельствуют о том, что в начале 1930-х годов число украинских эмигрантов в ЧСР составляло около 6 тыс. человек. Примерно 30% из них являлись выходцами из Галиции [10. S. 184]. Учитывая то, что в начале 20-х годов XX в. число украинских эмигрантов в ЧСР было намного больше, чем в 1930-е годы, большое влияние украинской интеллигенции на ситуацию в Подкарпатской Руси становится очевидным. По воспоминаниям одного из украинских эмигрантов, "когда в июле 1919 г. полк Крауса из украинской галицкой армии пришел в Подкарпатскую Русь, много галичан осталось здесь на постоянное жительство. Они развернули украинскую пропаганду и учредили общество "Просвита"" [11. С. 391]. Символичным представляется и тот факт, что один из ведущих представителей и теоретиков украинофильства филолог И. Панкевич был также эмигрантом из Галиции. Со временем украинофилам удалось привлечь на свою сторону значительную часть интеллигенции Подкарпатской Руси.

Культурные и политические приоритеты, провозглашаемые украинофилами, были неприемлемы для русинских традиционалистов. Украинофилы настаивали на принятии украинской фонетической орфографии, что вступало в противоречие с традиционной русинской системой письма, близкой церковнославянскому и русскому литературному языкам. Кроме того, идеологический облик украинофильского течения в его радикальном галицком варианте предполагал полный отказ от традиционных русинских ценностей и культурного наследия, отмеченных глубокой русофилией, преклонением перед Россией и русской культурой и верностью идее "единого русского племени от Карпат до Тихого океана". Именно поэтому украинские требования остро критиковались русинскими русофилами.

Полемика украинофилов и русофилов отразила такую особенность русинского мировоззрения, как приверженность историческому наследию Киевской Руси. Русофилы рассматривали Россию как прямую преемницу Киевской Руси, что было связано с их тезисом о существовании единого русского народа. Русофильская пресса в Подкарпатской Руси и Восточной Словакии поддерживала и пропагандировала идею единого русского народа, включая "южных русских" и белорусов [12. 1928. N 4. С. 68]. Сами русины рассматривались местными русофилами как малая, самая запад-

стр. 6


ная ветвь великорусского дерева, сохранившаяся только благодаря духовной связи с Россией [12. 1928. N 1 - 3. С. 32]. Русинская пресса в Восточной Словакии отличалась наибольшим радикализмом в полемике с украинофилами. Печатный орган Русской народной партии в Восточной Словакии - "Народная Газета" - постоянно публиковал статьи, утверждавшие, что украинское национальное движение было не более чем искусственным феноменом, изобретенным в Берлине и Вене с целью расколоть русский народ и ослабить его единство.

Председатель Русской народной партии в Восточной Словакии доктор Мачик рассматривал Украину только как географическую часть России и отрицал существование отдельного украинского народа. На страницах "Народной Газеты" Мачик утверждал, что все украинское движение представляет собой не более чем предательские устремления определенных кругов подорвать единство русского народа и подчинить его иноземному игу. "Австрии было невыгодно русское самосознание в Галиции, и вот австрийское правительство рука об руку с польской шляхтой... старается создать из русского населения Восточной Галиции особый, отличный от русского, народ с отдельной культурой и особым языком..., - писал Мачик. - ...Все стремление этой партии (а не народа, ибо особого украинского народа не существует) - разбить единство русского народа и подвергнуть его чужому игу..." [13. 1925. N 3]. Редакция "Народной Газеты" часто обращала внимание чехословацкой общественности на то, что амбициозные внешнеполитические планы украинских деятелей могут со временем поставить под угрозу территориальную целостность Чехословакии и что во время Первой мировой войны украинские военные формирования сражались на стороне Германии, против которой воевали чехословацкие легионеры.

Украинофильское течение среди русинов было намного моложе и, в отличие от русофилов, не могло опираться на традиционное русинское культурное наследие по причине его русофильского характера. Главным преимуществом украинофилов было их обращение к "естественному праву". В интерпретации украинских активистов в Подкарпатской Руси это означало в первую очередь "право народа на создание своей собственной литературы на родном наречии" [14. S. 193]. Украинофилы апеллировали к мнению тех ученых-славистов, которые считали русинские говоры диалектом украинского языка. Этой точки зрения придерживались не только украинские филологи, но и авторитетные чешские слависты, включая академика Л. Нидерле. Украинофилы отразили растущее осознание русинами своего языкового и этнического родства с украинцами, национальная идеология которых, однако, была абсолютно несовместима с особенностями традиционного русинского менталитета.

В своей конкретной работе, направленной на "прививку" украинского самосознания русинскому населению, украинофилы стремились учитывать приверженность местного населения сложившемуся культурному наследию. Немедленное введение украинского фонетического алфавита, который значительно отличался от традиционного русинского, было невозможно. Осознавая это, украинофилы прибегли к постепенной украинизации местного населения с учетом его культурного своеобразия, что в целом нашло поддержку у чехословацких властей. Так, "Грамматика" для местных школ была написана украинофилом Панкевичем, который, тем не менее, ориентировался на местные диалекты и использовал традиционный этимологический алфавит как более привычный для местного населения. "Грамматика" Панкевича была задумана как промежуточный шаг в переходе к украинскому фонетическому алфавиту. Учебник, автором которого был другой влиятельный представитель украинофилов, Бирчак, пытался перебросить мост от традиционных русинских к новым украинским ценностям, помещая в одном сборнике стихи убежденного русофила Духновича и стихи украинских поэтов. Подобное соседство выглядело крайне неестественно и высмеивалось русофилами [12. 1929. N 5(15). С. 615 - 616].

Русофилы также стремились учитывать местные особенности. Ключевая идея русинских будителей XIX в. о принадлежности русинов к единому русскому народу претерпела в это время некоторые изменения. Во время мадьярского господства,

стр. 7


когда национальная жизнь русинов была сильно ограничена, наивная романтическая русофилия вполне соответствовала духовным запросам русинского населения. Несравнимо большая идеологическая и культурная свобода в рамках Чехословакии, а также возросшие коммуникация и социальная динамика населения сделали затруднительным сохранение старых догм в прежнем виде. Архаичная и в определенной степени искусственная "высокая культура" русинских будителей XIX в. с их консервативной фразеологией и ориентацией на церковнославянский и русский литературный языки вступила в противоречие с растущим влиянием народной "низкой культуры". Под давлением обстоятельств русофилы были вынуждены вносить изменения в свой литературный язык, малопонятный простым русинским крестьянам, приближая его реальным говорам за счет более активного использования местных диалектизмов. Постепенное осознание различий между собственно русскими и русинами со стороны русофилов проявлялось в том, что их представители стали проводить различия между русскими в России и "русскими" в Подкарпатской Руси и Восточной Словакии. Так, один из лидеров русофильского течения, С. Фенцик, называл русских "старшими братьями" и использовал этноним "карпаторусские" по отношению к местному населению [12. 1930. N 1 - 2. С. 770].

Е. Сабов, другой влиятельный представитель русофильского течения, писал, что "...наш народ признает свою принадлежность к тому же племени, что и русские, но для нас наиболее важен наш язык... Нам не нужен ни русский, ни украинский языки, наоборот, нам нужен наш собственный язык также и в прессе. Наш народ ориентирован русофильски, не украинофильски. Если показать нашим людям русскую книгу, они встретят там незнакомые слова. Но если показать им украинскую книгу, то они даже не станут ее читать, они скажут: "Это на польском..."" [15. S. 124 - 128]. Даже самые убежденные сторонники русофильской ориентации на страницах "Народной Газеты", издававшейся в Словакии, вопреки своим постоянным декларациям об общерусском единстве, часто называли местное население "карпаторусами", тем самым косвенно признавая отличие местного населения от "настоящих русских".

Примечательно, что "Народная Газета" часто выражала сожаление в связи с плохим знанием русского литературного языка местной интеллигенцией и активно пропагандировала русский язык среди русинов. В одной из ее редакционных статей говорилось, что "многие из культурных представителей нашего народа заняли по отношению к русскому языку отрицательную позицию только потому, что они этого языка не знают... Многие наши интеллигенты мешают возможности проникновения настоящего русского языка в народные массы. Мы в каждом номере "Народной Газеты" будем помещать популярные лекции русского языка... Наступает такое время, когда применяемые до сих пор средства борьбы за русский язык являются недостаточными..." [13. 1926. N 19].

Таким образом, и русофилы, и украинофилы были вынуждены идти на уступки местным особенностям, поскольку это являлось необходимым условием усиления влияния на местное население. Ориентация на местные особенности обусловила появление третьего, собственно русинского течения, которое трактовало русинов не как часть русских или украинцев, а как отдельный народ. В наиболее яркой форме русинское течение проявило себя в Восточной Словакии. Зарождение этого течения происходило в рамках течения русофилов и было представлено русинским греко-католическим духовенством Восточной Словакии. Формирование русинского течения происходило не на пустом месте. Первые подобные тенденции проявились уже во второй половине XIX в., когда венгерские власти, стремясь создать противовес русофильству русинских будителей, культивировали локальный патриотизм и местные особенности. В условиях межвоенной Чехословакии русинское течение явилось реакцией на новую ситуацию, когда, с одной стороны, происходило осознание серьезных различий между русинами и русскими местной русофильской интеллигенцией, а с другой - проявлялось ее острое нежелание отказаться от традиционной системы ценностей и заменить ее совершенно чуждым ей мировоззрением украинофилов.

стр. 8


Представители русинского течения предложили свой ответ на принципиальный вопрос о том, кем же являются русины, вызывавший яростные споры русофилов и украинофилов. По мнению лидеров этого течения, русины являлись отдельным восточнославянским народом, отличным и от украинцев, и от русских. Главным представителем течения являлась прешовская греко- католическая епархия во главе с епископом Гойдичем.

Суть русинского течения удачно выразил сам Гойдич, заявивший как-то о себе: "Я не являюсь ни русским, ни украинцем. Я - русин..." (цит. по: [16. S. 53]). Представители русинского течения предпринимали попытки создать особый литературный язык на основе местных русинских диалектов. Эта, по выражению И. Байцуры, "забавная смесь" стала официальным языком в народных церковных школах, находившихся под контролем греко- католического духовенства. В политическом отношении интересы русинского течения отражал Автономный крестьянский союз, во главе которого стояли Куртак и Бродий.

Русофильское и русинское течения были во многом схожи. Представители и того, и другого поддерживали местные традиции и традиционный язык. Граница между русофилами и сторонниками русинского течения была во многом размыта. Так, местное восточнословацкое отделение русофильского общества "Духнович" по своей направленности было скорее русинским, чем русофильским. Руководство отделения в своем официальном заявлении обозначило цели своей деятельности следующим образом: 1) сохранение единства карпаторусского народа; 2) развитие культуры на основе местных традиций; 3) местный традиционный язык должен быть признан в качестве литературного; 4) все остальные направления должны быть отброшены и должны рассматриваться как "личные амбиции"; 5) любое навязывание чуждых направлений - как "галицко-украинского", так и "русского" должно рассматриваться как не имеющее смысла [17. 1931. N 2. С. 5]. Данное заявление обращалось к местному населению не как к "русским", а как к "карпаторусскому народу", что было частым явлением и в русофильской прессе. Четкую разделительную линию между русофильским и русинским течениями в межвоенной Чехословакии провести довольно сложно. Говоря о сходстве русофильского и русинского течений, О. Рудловчак отмечала, что "многие представители местной ориентации выступали за принятие русской культуры... В обоих случаях принятие русской культуры оставалось мечтой, оба течения использовали "язычие" различных версий..., оба течения связывали национальные особенности, национальное самосознание и местную культуру с религией, оба течения отрицали существование украинской нации и культуры" [18. С. 146].

Яркой чертой русинского течения, роднившей его с русофилами, являлась ориентация на местные культурные традиции. Представители греко- католического духовенства бережно относились к местной литературной традиции и постоянно подчеркивали, что ее основателями были крупнейшие русинские будители Павлович, Духнович и Ставровский-Попрадов [17. 1930. N 15. С. 3].

Вполне естественно, что те черты русинского течения, которые сближали его с русофилами, вызывали резкую критику украинофилов. Русинская ориентация характеризовалась украинофилами как "неестественное и враждебное национальной идее" явление. Сторонники русинской культурной ориентации критиковались украинофилами за "изоляционизм" и приверженность русско- церковнославянскому языку, который, по мнению украинофилов, был чужд простому народу и "искусственно изобретен кучкой местных интеллигентов, погруженных в старые традиции" [19. S. 2].

С критикой русинского течения выступали и русофилы. "Народная Газета", например, отрицала само существование "так называемых русинов" и обвиняла представителей русинской ориентации в том, что они являются скрытыми пособниками украинофилов [13. 1929. N 1]. Намерения и практическая деятельность представителей русинского течения воспринимались русофилами как дополнительное препятст-

стр. 9


вне на пути к их главной цели - распространению русского литературного языка и русской культуры среди местного населения.

Особенность Восточной Словакии заключалась в том, что здесь получили развитие только русофильская и русинская ориентации. Украинофильская пропаганда не пользовалась популярностью в русинских районах Восточной Словакии. Сторонники украинской ориентации были намного влиятельнее в Подкарпатской Руси, где противоборство украинофилов и русофилов распространилось на все сферы жизни и оказывало серьезное влияние на внутриполитическую ситуацию.

Подобное положение объяснялось несколькими причинами. Одна из самых главных заключалась в изолированности русинов Восточной Словакии, которая, наряду с географическими и административными факторами, была усилена созданием в первой половине XIX в. отдельной греко-католической епархии с центром в Прешове. Это автономное церковное образование имело колоссальное влияние на духовную и культурную жизнь всего восточнославянского населения Восточной Словакии. Изоляция восточнословацких русинов от их соплеменников в Подкарпатской Руси была усилена новой административной границей по реке Уж, отделявшей Словакию от Подкарпатской Руси. Русины в Восточной Словакии оставались под влиянием местного греко-католического духовенства, настроенного в основном русофильски. Греко-католическое духовенство в Подкарпатской Руси, которое испытывало сильное влияние соседней Галиции, в значительной степени симпатизировало украинофилам.

Другой важной чертой русинов Восточной Словакии являлось то, что они оказались в роли национального меньшинства в Словакии и имели более ограниченные возможности для культурного и национального развития, чем русины Подкарпатской Руси. Кроме того, немаловажную роль сыграло и то обстоятельство, что, в отличие от Подкарпатской Руси, в Восточной Словакии не было мощного коммунистического движения и влиятельной коммунистической прессы, которая внесла весомый вклад в формирование украинской идентичности у подкарпатских русинов. Именно коммунистические газеты были одними из первых в русинском культурном пространстве, которые стали использовать украинский фонетический алфавит [20. S. 284].

Огромное значение имела и политика чехословацких властей, во многом предопределившая нараставшие различия в национально-культурной ориентации русинов Восточной Словакии и Подкарпатской Руси. Уже упоминавшийся Генеральный Статут предполагал решить языковую проблему в Подкарпатской Руси введением "народного языка" в образовании и общественной сфере. Однако местное восточнославянское население рассматривалось чешскими учеными и правительственными чиновниками как этнографическая часть украинцев, говорящая на диалекте их языка. В ответ на запрос чехословацкого правительства Академия наук Чехословакии подготовила специальный документ, в котором утверждалось, что "языком местного населения является украинский язык, который и должен использоваться в Подкарпатской Руси. Принимая во внимание то, что местное население незнакомо с фонетическим алфавитом и что под влиянием церковнославянского языка оно привыкло к этимологическому алфавиту, необходимо использовать этимологию вместо фонетики... В этом направлении, - сообщал вице-губернатор Подкарпатской Руси в своем письме чехословацкому правительству, - я проводил языковую политику" [21]. В этом же письме вице- губернатор сообщал о том, что в соответствии с данным научным подходом он поручил доктору Панкевичу в 1920 г. подготовить грамматику для местных школ, которая была издана и распространена при прямом содействии Министерства образования Чехословакии.

"Грамматика" Панкевича, которая была шагом к принятию украинского письма и фактически подготавливала местное население к переходу на украинское правописание, стала официальным учебным пособием во всех школах на территории Подкарпатской Руси. В то же время использование многочисленных альтернативных

стр. 10


"Грамматик", написанных русофилами, искусственно ограничивалось властями вопреки многочисленным протестам русофильской интеллигенции, влияние которой на местное население было поначалу намного большим, чем украинофилов. Так, языковая комиссия, состоявшая из представителей местной интеллигенции, в ноябре 1927 г. высказалась за преподавание в школах на русском языке: четыре члена комиссии отдали предпочтение русскому как языку обучения и только два - украинскому [13. 1927. N 17].

"Карпатский Свет", критикуя политику властей в области образования, обращал внимание на то, что "все учительские конгрессы высказывались большинством за преподавание на литературном русском языке. Но... создается поколение языковых, а значит, и культурно-национальных калек. Все это зависит от учебников, которые Министерство народного просвещения, вопреки целому ряду научных отзывов, все же нашло уместным не только рекомендовать, но и признать единственными для преподавания. ...Неужели из нас желают воспитать вместо русских людей, солидарных своему государству, украинствующих ирридентов?... - вопрошал "Карпатский Свет". - Весь мир преклоняется перед русской культурой, все знают Пушкина, Гоголя, Толстого, Достоевского, но кто знает украинских гениев? Где они?" [12. 1929. N 5(15). С. 615 - 616].

Открытая поддержка украинофилов чехословацкими властями проявилась в их отношении к влиятельному русофильскому обществу "Духнович" и к украинофильскому обществу "Просвита". Так, в 1930 г. правительство Чехословакии выделило "Просвите", оказавшейся в тяжелом финансовом положении, 1 млн. крон. Комментируя этот факт, "Народная Газета" утверждала, что без правительственной поддержки украинцы в Подкарпатской Руси не имели бы никаких шансов на выживание [13. 1930. N 3]. В то же время общество "Духнович" пользовалось гораздо меньшей материальной поддержкой официальных кругов. Примечательно, что президент Масарик передал на нужды общества "Просвита" 100 тыс. крон, в то время как общество "Духнович" получило от него только 50 тыс. [12. 1930. N 1 - 2. С. 772].

Поддержка украинофилов со стороны чехословацких властей объяснялась несколькими причинами. Во-первых, украинофилы были предпочтительнее для Праги в качестве противовеса угрозе венгерского ирредентизма. Многие русофилы были настроены провенгерски, что вызывало подозрение у властей, и это обстоятельство активно использовалось украинофилами, прямо обвинявшими русофилов в пособничестве мадьярам и мадьяронам (см., напр., [22. С. 8 - 9]). Во-вторых, в противоположность консервативным русофилам украинофилы были идеологически близки левым политическим силам, имевшим большое влияние в межвоенной Чехословакии. Во многом по этой причине украинофилы активно поддерживались такими влиятельными политическими партиями Чехословакии, как социал-демократы, аграрии и коммунисты. Так, благодаря близким связям с социал-демократами, контролировавшими Министерство образования, многие украинцы смогли получить в нем важные посты [10. S. 193].

Учитывая все сказанное, нельзя не признать, что постоянные жалобы русофилов на насильственную украинизацию, осуществляемую через сферу образования, вопреки воле подавляющего большинства населения, "когда 80 - 90% участников учительских съездов выступают за русский язык обучения" [12. 1931. N 5 - 7. С. 1207 - 1208], были вполне обоснованы.

Русофилы были идеологически близки Национально-демократической партии К. Крамаржа, которая не играла сколько-нибудь заметной роли в политической жизни межвоенной Чехословакии. Позиция этой партии не могла оказать серьезного влияния на положение в Подкарпатской Руси. Несмотря на это, общество "Духнович" в целом пользовалось большей поддержкой среди местного русинского населения, чем "Просвита". Так, в середине 1930-х годов общество "Духнович" имело 315 общественных читален и насчитывало 21 тыс. постоянных членов, в то время как "Просвита" имела 223 читальни и около 15 тыс. членов (см.: [23. S. 298 - 300]). Однако дан-

стр. 11


ные цифры свидетельствуют одновременно и о колоссальном прогрессе украинофильского течения, особенно если учесть, что изначально украинская самоидентификация была практически неизвестна местному русинскому населению. Одной из наиболее сильных сторон украинофилов следует признать их внимание к социальным проблемам, особенно актуальным в Подкарпатской Руси. Рост украинского культурного влияния был тесно связан с усилением местных коммунистов, партия которых являлась одной из самых популярных в Подкарпатской Руси. Нужно отметить, что с 1926 г. местные коммунисты, подчиняясь партийной дисциплине (в соответствии с решением Коминтерна от 1926 г. все русины были признаны украинцами), стали сторонниками украинского направления и одними из первых начали публиковать свои периодические издания на украинском языке.

Со временем русофилы были вынуждены признать рост популярности украинофилов. Так, "Карпатский Свет" заявлял, что "если принять во внимание исключительную материальную и моральную поддержку украинского движения со стороны некоторых высших инстанций, то можно сказать, что попытка украинизации потерпела полное поражение". Но одновременно с этим "Карпатский Свет" выражал сожаление в связи с тем, что все должности в сфере народного образования всецело находятся в "руках украинствующих, обучение в реальной гимназии и в учительской семинарии в Ужгороде проходит в украинском духе... Поощрение украинизации школы и населения... затронуло уже наше семейное благополучие. Дети восстают на родителей..." [12. 1931. N 5 - 7. С. 1208 - 1209].

Развитие событий в Подкарпатской Руси непосредственно воздействовало на положение в Восточной Словакии. Рост украинского влияния в Подкарпатской Руси вызывал растущую тревогу у местной русинской интеллигенции. В отличие от русинов Подкарпатской Руси, которые управлялись непосредственно из Праги, восточнословацкие русины в большей степени зависели от местных словацких властей, которые не поддерживали украинофилов. Соперничество русофилов и украинофилов в Восточной Словакии протекало поэтому в более естественных условиях. Наблюдая за успехами украинофилов в Подкарпатской Руси, русинская интеллигенция в Восточной Словакии образовала единый антиукраинский фронт. Почти каждый номер "Народной Газеты" содержал ярко выраженные антиукраинские полемические материалы, которые выставляли украинское направление в роли злейшего врага России, славян и Чехословакии. Русская народная партия, издававшая "Народную Газету", была самой популярной партией среди восточнословацких русинов. Поэтому полный провал всех попыток украинской пропаганды в прешовском регионе Восточной Словакии выглядит вполне естественным. В 1930 г. небольшая группа интеллектуалов-украинофилов во главе с Д. Зубрицким основала в Прешове местное отделение общества "Просвита". Однако все попытки основать отделения "Просвиты" в русинских селах Восточной Словакии потерпели неудачу, и "зарождавшееся украинское движение не смогло получить развитие" [9. Р. 43]. В определенной степени нишу украинского течения в Восточной Словакии заняло русинское течение, которое подчеркивало важность местных особенностей активнее, чем русофилы, не отрицая в то же время традиционного культурного наследия русинов.

Русины в Восточной Словакии оказались в роли национального меньшинства. Избежав угрозы украинизации, которая активно проводилась в Подкарпатской Руси при поддержке официальной Праги, восточнословацкие русины стали объектом ассимиляционной политики со стороны словацких властей. Стремление превратить местных русинов в словаков было связано с несколькими факторами. Во-первых, это соответствовало интересам безопасности ЧСР, поскольку снижало угрозу русинского ирредентизма и их стремления к воссоединению с Подкарпатской Русью. Во-вторых, словакизация русинов прешовского региона шла рука об руку с более общим процессом словакизации всей Восточной Словакии.

Особенность Восточной Словакии заключалась в том, что местное восточнословацкое население говорило на ряде диалектов (спишский, шаришский, земплин-

стр. 12


ский), которые значительно отличались от литературного словацкого языка. Осознание собственной особости было довольно сильным среди восточных словаков, временами достигая той стадии, когда "некоторые местные лидеры доказывали существование отдельной восточнословацкой, или словяцкой, народности... Со своей стороны ...венгерское правительство поддерживало подобные попытки" [9. Р. 38].

Приводя конкретные примеры словакизации русинов, "Народная Газета" ссылалась на то, что, согласно венгерской статистике от 1910 г., в прешовском регионе Восточной Словакии насчитывалось 295 русинских деревень, в то время как чехословацкая статистика в том же регионе в 1919 г. зафиксировала только 148 русинских и 147 словацких деревень. "Когда мы вступали в союз с чехословаками, мы считали их своими братьями. - говорил один из русинских политиков, сенатор Ю. Лажо. - ... Однако наши "братья" немедленно стали совершать несправедливости по отношению к карпаторусскому населению. Нам было обещано, что мы получим все: автономию, свободу, школы, веру. Мы поверили, а что вышло?" [13. 1927. N 4].

Определенная дискриминация со стороны чехословацких властей в ходе переписи населения 1919 г. облегчалась тем, что значительная часть местного населения, опасаясь возможных неблагоприятных последствий венгерской оккупации и нахождения в составе Словацкой Советской республики (центр которой в июне-июле 1919 г. находился в Прешове), легко принимала "чехословацкую" самоидентификацию, поскольку это могло быть интерпретировано властями как проявление политической лояльности к ЧСР.

Дискриминация восточнословацких русинов была заметна и в сфере образования. В 1922 г. министр образования в Братиславе инструктировал школьного инспектора в Восточной Словакии проводить языковую политику в области образования таким образом, чтобы "в тех греко-католических начальных школах, где до 1919 г. был венгерский язык преподавания, теперь вводился словацкий язык обучения. ...В 1874 г. русинский язык преподавался в 237 начальных школах. В 1923 - 1924 гг. только в 95 начальных школах использовался русинский язык..." [9. Р. 37]. Согласно переписи 1921 г., в Восточной Словакии насчитывалось лишь 85 628 русинов, что было даже меньше, чем по итогам переписи 1919 г., которая определила количество русинов в 93 411 человек [24]. Примечательно, что, согласно венгерским официальным данным 1910 г., число русинов в Восточной Словакии определялось в 111 280 человек. Таким образом, с вхождением в состав Чехословакии официальная численность русинского населения снизилась.

Чехословацкая пресса нередко изображала восточнословацких русинов как этнографическую разновидность восточных словаков. Например, "Cas" трактовал русинское национальное самосознание как "результат венгерской пропаганды, которая изобрела новую русинскую национальность в качестве противовеса развивающемуся словацкому движению, разжигая ненависть между грекокатоликами и римскими католиками" [25. 8 III 1921]. Проявления открытой ассимиляционной политики со стороны словацких властей вызывали многочисленные протесты не только русинской интеллигенции. "Народная Газета" даже сделала вывод о том, что "отдаленная от Карпатской Руси Чехия менее опасна соседней Словакии, которая уничтожает нашу карпаторусскую культуру на оторванной Пряшевщине хуже мадъяр... По словацкой теории, в Словакии нет русских, а есть только греко-католические словаки, которые должны быть ословачены, какие бы методы ни применялись..." [13. 1930. N 1]. Подобная политика словацких властей стимулировала стремление восточнословацких русинов к воссоединению с Подкарпатской Русью. Все русинские конгрессы в Восточной Словакии требовали ревизии границы с Подкарпатской Русью, использование русского литературного языка в школах и в общественной жизни, а также привлечение представителей местного населения к работе в органах государственной власти [8. 31 V 1922].

стр. 13


В отличие от русинов Подкарпатской Руси, главная задача восточнословацких русинов заключалась в противостоянии ассимиляционной политике со стороны государства. Наиболее влиятельные в Восточной Словакии русофилы требовали введения русского литературного языка в школах и в общественной жизни, рассматривая это как главный инструмент в борьбе против словакизации. В то же время русофилы были вынуждены признать, что местные русины, включая интеллигенцию, недостаточно хорошо владеют русским языком. Единственный выход русофилы усматривали в более интенсивной пропаганде русского языка. В условиях, когда само национальное существование русинов оказалось под вопросом, многие представители местной интеллигенции приходили к мысли о том, что лучшим способом противостоять ассимиляции является использование того наречия, на котором говорит местное население.

Именно эта мысль стала дополнительной причиной появления особого русинского течения, которое было представлено не только прешовским греко- католическим духовенством, но и местным отделением русофильского общества "Духнович". Подобная эволюция русофилов из местного отделения общества "Духнович" была вполне естественной в конкретных условиях Восточной Словакии. Важную роль в формировании русинского направления сыграла политика чехословацких властей.

Еще в 1920-е годы, когда официальная Прага активно поддерживала украинофилов в Подкарпатской Руси, словацкие власти в Прешове весьма сдержанно относились к украинофилам, рассматривая их деятельность как потенциально опасную для Чехословацкого государства. В августе 1930 г. руководители местной полиции в Прешове сообщали в Министерство внутренних дел в Праге о том, что "секретная цель украинского течения состоит в создании Великой Украины с Галицией, Подкарпатской Русью и, возможно, Восточной Словакией. Мы считаем это направление наиболее важным..." В то же время представители местной полиции с большим интересом отнеслись к русинскому течению и к намерению епископа Гойдича создать особый русинский язык на основе местных диалектов [26]. Нужно отметить, что еще в 1924 г. в письме в президиум чехословацкого кабинета министров вице- губернатор и школьный советник подчеркивали, что "для нас, чехов ...местный русинский диалект является самым близким. Чех может легко его освоить, и наоборот... Почему мы должны возводить барьер между Чехословакией и русинами и почему бы нам, наоборот, не сделать русинский язык ближе чешскому и словацкому? Тем самым мы пошли бы навстречу местным силам, сделали бы русинов ближе нашей республике и отгородились бы стеной и от Украины, и от России" [27]. Словацкие власти предприняли практические шаги, направленные на развитие местного русинского языка. Так, "Народная Газета" выражала возмущение по поводу того, что словацкие власти разрешали учителям начальных школ преподавать на местном русинском диалекте, но запрещали обучение на русском литературном языке [13. 1929. N 4].

Вплоть до середины 1930-х годов в Подкарпатской Руси доминировала поддержка украинофилов со стороны официальных властей. Активизация украинского национального движения в 1930-е годы и его явная связь с Германией явились неожиданностью для чехов. "Narodrii Listy", сообщая в 1929 г. о Конгрессе украинской молодежи в Подкарпатской Руси, выражали озабоченность по поводу потенциальной опасности украинского движения для Чехословацкого государства [28. 13 VII 1929]. Издаваемый аграриями "Venkov" сообщал об аресте шести украинских студентов, которые вели сепаратистскую проукраинскую пропаганду в Восточной Словакии [29. 17 IV 1930]. Официальный орган чехословацкой администрации в Подкарпатской Руси, газета "Подкарпатске Гласы", подводя итоги чехословацкой политики в отношении русинов, признавала, что чехословацкие власти с самого начала поддерживали украинское движение. Газета с тревогой отмечала нарастание сепаратистских тенденций в рамках первоначально весьма лояльного украинского течения. Под влиянием данных обстоятельств со второй половине 1930-х годов чехи начина-

стр. 14


ют ограничивать деятельность украинцев, высылая часть украинских эмигрантов из Подкарпатской Руси в Польшу.

Тем не менее украинское течение за это время укрепилось настолько, что смогло сместить русофильское правительство Бродия и Фенцика в ходе драматических событий после Мюнхенского сговора в ноябре 1938 г. и добиться окончательной украинизации Подкарпатской Руси, которая вскоре была переименована в Карпатскую Украину.

Победа украинофилов в Подкарпатской Руси означала окончательное размежевание между русинами Восточной Словакии и Подкарпатской Руси. Примечательно, что в течение краткого периода в октябре 1938 г., когда во главе Подкарпатской Руси стояли русофилы Бродий и Фенцик, среди русинов Восточной Словакии развернулась массовая кампания за воссоединение с Подкарпатской Русью. Позднее, когда провенгерская политика Бродия и Фенцика позволила украинофилам одержать победу над традиционалистами- русофилами, движение за присоединение к Подкарпатской Руси среди восточнословацких русинов пошло на убыль, хотя пришедшие к власти в Подкарпатской Руси украинофилы во главе с А. Волошиным продолжали настаивать на объединении. Украинофильское правительство в Ужгороде воспринималось восточнословацкими русинами как абсолютно чуждое [9. Р. 45].

Дополнительным фактором, способствовавшим усилению русинского течения в Восточной Словакии, стала политика независимого Словацкого государства. Вопреки явным ассимиляторским тенденциям по отношению к восточнословацким русинам и стремлению трактовать русинскую идентичность как "мадьярское изобретение", власти независимой Словакии предоставили греко-католической церкви в прешовском регионе еще больше свободы в области образования. На основании закона номер 308/40 все местные русинские школы передавались под непосредственный контроль греко-католической церкви, что было связано с клерикальным характером независимого Словацкого государства. Именно это обстоятельство сыграло решающую роль в том, что "народное русофильство было сохранено" [30. S. 406]. Доминирующее положение русофилов в Восточной Словакии было очевидным. В 1938 г. "Lidove Noviny" признавали русофильскую ориентацию всего русинского населения Прешовщины и подчеркивали, что русский язык являлся языком преподавания в большинстве местных начальных школ (60), в гимназии, в учительском институте и в семинарии в Прешове [31. 181 1938].

Национально-культурный облик подавляющего большинства восточнословацких русинов представлял собой комбинацию русофильской и собственно русинской ориентации, между которыми не существовало четкой границы. И русофилов, и сторонников собственно русинского течения отличали как трепетное отношение к традиционному культурному наследию русинов, так и полное неприятие украинофильской пропаганды. Однако естественная эволюция национальной идентичности восточнословацких русинов была прервана кампанией насильственной украинизации, предпринятой властями коммунистической Чехословакии в начале 1950-х годов.

В отличие от русинов Подкарпатской Руси, для восточнословацких русинов украинская самоидентификация была не только непривычной, но и абсолютно чуждой. Преимущественно негативный образ украинца, существовавший в обыденном сознании местных русинов, в конце войны был только усилен трагическим опытом общения жителей с бойцами УПА, прорывавшимися на Запад через территорию Чехословакии. Одновременно резко усилились и без того широко распространенные русофильские настроения, что стало результатом блестящих военных побед Красной Армии. По мнению исследователей, "восточнословацкие русины в это время не делали никаких различий между русским и русинским... Никогда ранее в своей истории русины Восточной Словакии не отождествляли себя настолько сильно с русскими, как в конце Второй мировой войны и сразу после ее окончания" [32. S. 68].

После войны украинизация русинов Восточной Словакии осуществлялась на государственном уровне и была последовательной и всеобъемлющей. Она выразилась

стр. 15


в переводе русинских школ с русского на непривычный для местного населения украинский литературный язык обучения, в запрете самого термина "русин" как символа отсталости и реакционности, в ликвидации греко-католической церкви, отстаивавшей идею существования независимого русинского народа. Все это вскоре привело к массовой ассимиляции русинского населения. Не имея возможности оставаться русинами, местные жители решали дилемму "словак - украинец" чаще в пользу словацкой идентичности, не желая принимать навязываемое властями украинство. Если в 1931 г. в Восточной Словакии официально насчитывалось 91 тыс. русинов, то к 1961 г. количество тех, кто определял себя как украинец, упало до 35 тыс. Таким образом, часть русинов приняла украинскую идентификацию, однако большая часть предпочла стать словаками. Но уже во время "Пражской весны" 1968 г. восточно-словацкие русины доказали свою жизнеспособность, заявив о себе именно как о русинах и добившись права использовать свой диалект в официальной сфере. Чехословацкие власти пошли на легализацию самого этнонима "русин", который стал использоваться наряду с этнонимом "украинец". В полной мере процесс русинского возрождения развернулся после 1989 г. Современное русинское движение развивается как органичное продолжение тех процессов, которые были искусственно заморожены после 1945 г.

Происходящее в настоящее время возрождение русинского движения в Восточной Словакии и Закарпатской Украине опирается на традиционную идею об особости русинов и отрицает теорию о том, что русины - лишь этнографическая разновидность украинцев. Как и в межвоенный период, отношения между русинами и украинцами в Восточной Словакии отличаются конфронтационностью и полемическим накалом. Украинские радикалы не признают русинов в качестве отдельного народа и нередко пытаются представить русинское движение в качестве искусственно созданного образования, вымысла враждебных Украине политических сил, результата антиукраинской деятельности российских спецслужб. Подобный подход является продолжением печальной традиции, когда отрицались любые естественные предпосылки русинской культурно-языковой особости, а сами русины объявлялись несуществующим народом, этакой "выдумкой" неких враждебных политических сил или государств.

Завершение кодификации русинских диалектов в Восточной Словакии, отмеченное на торжественной церемонии в Братиславе в январе 1995 г., и результаты III Всемирного конгресса русинов в Руском Керестуре (Югославия) в мае 1995 г. свидетельствуют об устойчивости русинского национального движения. Становление нового восточнославянского народа с особой культурой, языком и системой ценностей происходит буквально на наших глазах. В случае успешного завершения этого процесса современная граница между Словакией и Украиной разделит территорию компактного проживания русинского народа. Вопрос о том, захотят ли в будущем представители русинов иметь собственную государственность, в большой степени зависит от способности молодых независимых государств - Словакии и Украины - удовлетворять культурные и иные потребности нового славянского народа.


Новые статьи на library.by:
ИСТОРИЯ:
Комментируем публикацию: РУСИНСКИЙ ВОПРОС В МЕЖВОЕННОЙ ЧЕХОСЛОВАКИИ

© К. В. ШЕВЧЕНКО ()

Искать похожие?

LIBRARY.BY+ЛибмонстрЯндексGoogle
подняться наверх ↑

ПАРТНЁРЫ БИБЛИОТЕКИ рекомендуем!

подняться наверх ↑

ОБРАТНО В РУБРИКУ?

ИСТОРИЯ НА LIBRARY.BY

Уважаемый читатель! Подписывайтесь на LIBRARY.BY в VKновости, VKтрансляция и Одноклассниках, чтобы быстро узнавать о событиях онлайн библиотеки.