LOUIS JACOB. Hebert, le Pere Duchesne, chef des sans-culottes. Paris. Gallimard. 1960, 364 p.

ЛУИ ЖАКОБ. Эбер, отец Дюшен, вождь санкюлотов.

Видный французский буржуазный историк, ученик Альбера Матьеза, Луи Жакоб до сих пор был известен читателю как автор изданного в начале 30-х годов капитального двухтомного исследования о якобинском члене Конвента Жозефе Лебоне, а также написанных в 40-е годы биографии Фабр д'Эглантина и научно-популярной работы о "подозрительных".

Труд о Жозефе Лебоне заслуженно занял почетное место в ряду изданных во Франции монографий по отдельным проблемам истории Великой французской буржуазной революции. К сожалению, рецензируемая книга Л. Жакоба, увидевшая свет уже после его смерти, разочаровывает читателя. Помимо общеизвестных печатных источников, в основе рассматриваемой работы Жакоба лежат лишь несколько картонов Национального архива, причем касаются они только личных (главным образом семейных) моментов биографии Эбера. Поэтому книга Л. Жакоба является в гораздо большей степени личной биографией Эбера, нежели анализом его роли в качестве "вождя санкюлотов". Между тем, если бы автор для характеристики взаимоотношений Эбера и санкюлотов не ограничился одними рапортами полицейских наблюдателей, а обратился к тем документам парижских секций, которые успешно использовал Альбер Собуль¹ , исследование Л. Жакоба могло бы стать шагом на пути к изучению связей плебейских масс Парижа с теми деятелями буржуазно-демократической революции, которые на определенных этапах этой рево-

¹ См. Albert Soboul. Les sans-culottes parisiens en l'an II. Histoire politique et sociale des sections de Paris. 2 juin 1793 - 9 thermidor an II. La Roche sur Yon. 1958.

люции в той или иной степени отражали интересы санкюлотов.

Книга Жакоба, мало что дающая по существу этой проблемы, любопытна в другом отношении: эта книга - свидетельство того, в каком направлении в последние годы эволюционирует левое крыло французской буржуазной историографии, в частности левое крыло так называемой "робеспьеристской школы".

Как известно, основатель этой "школы" Альбер Матьез оправдывал все без исключения действия Робеспьера, в том числе и произведенный робеспьеристами разгром эбертизма и казнь его вождей. Л. Жакоб стоит на диаметрально противоположной точке зрения. Гибель эбертистов он объясняет не тем, что линия их поведения якобы шла вразрез с интересами революции (именно в этом заключался основной довод Матьеза), а стремлением робеспьеристов ограничить влияние плебейских масс. "Робеспьер, - отмечает автор, - не составлял исключения среди тех политических деятелей, у которых слова и дела меняются в зависимости от того, находятся ли они у власти или в оппозиции. Робеспьер стремился к установлению режима, при котором санкюлоты пользовались бы также своей долей влияния, но, по его мнению, эта доля в интересах Республики должна была быть сведена к необходимому минимуму" (стр. 217). Придерживаясь таких взглядов, Л. Жакоб рассматривает процесс эбертистов как мероприятие, проведенное в интересах буржуазии. Он рассказывает о заранее предпринятых робеспьеристами в этих целях действиях (например, о данном Сен-Жюстом Фукье-Тенвиллю совете использовать при проведении процесса эбертистов метод амальгамирования, то есть соединения в одном процессе дел людей, в действительности ничем не связанных друг с другом, и последовательном осуществлении Фукье-Тенвиллем этого совета).

Отход Л. Жакоба от точки зрения А. Матьеза на Эбера, его стремление защитить "отца Дюшена" от клеветы робеспьеристов можно только приветствовать. Но в то же время нельзя не отметить, что в этом стремлении автор заходит слишком далеко, приписывая своему герою роль "вождя санкюлотов". Соответствовало ли это действительности?

Эбер происходил из тех слоев буржуазии, которые непосредственно примыкали к дворянству. Однако, пишет Л. Жакоб, "жизненные обстоятельства привели его (Эбера. - Я. З. ) в соприкосновение с классом, далеким от его собственного класса... - пролетариями, тогдашнее число которых часто преуменьшается историками" (стр. 22). "Годы нищеты переделали этого мелкого (?!) буржуа, социально воспитали его и наделили его классовым самосознанием" (стр. 37).

Нельзя согласиться с такими утверждениями Жакоба. Начать с того, что во Франции конца XVIII в. пролетариата как класса не существовало, а имелся лишь предпролетариат, едва начавший выделяться из общей массы плебеев или санкюлотов. Все, что мы знаем о молодости Эбера и о чем рассказывает в своей книге Луи Жакоб, говорит за то, что люди, близкие тогда к Эберу, не принадлежали к предпролетариату. Социальной прослойкой, интересы которой выражал Эбер, являлись не плебейские массы, а разорявшаяся городская и сельская мелкая буржуазия.

К таким же выводам приводит нас и анализ теоретических воззрений Эбера, высказываемых им в довольно путаной форме и всегда мимоходом. Л. Жакоб неверно утверждает, будто бы Эбер стремился к осуществлению "своего рода диктатуры пролетариата" (стр. 109). Для подобного утверждения нет никаких оснований.

Старания Л. Жакоба изобразить Эбера в качестве "вождя санкюлотов" терпят полное крушение, когда он пытается разрешить вопрос о взаимоотношениях Эбера с "бешеными" - выразителями чаяний и дум плебейских масс. Нужно отдать справедливость Жакобу: он не фальсифицирует действительного хода исторических событий и отнюдь не замалчивает борьбу Эбера с "бешеными" во время февральского и мартовского кризисов 1793 г., а также летом и осенью того же года. Но как он объясняет причины этой борьбы? Л. Жакоб полагает, что деятельность "бешеных" якобы могла быть использована контрреволюционерами (стр. 140), что их "неуместные заявления узаконивали борьбу жирондистов против Парижа" (стр. 184) и что если бы "бешеным" удалось возглавить волнения, возникшие из-за нехватки продовольствия, "экономическое недовольство могло превратиться в политическую революцию" (стр. 186). Более того, Л. Жакоб одобряет точку зрения Эбера, который поверил клеветническим утверждениям якобинцев, будто бы "бешеные" являлись платными агентами Питта (!) (стр. 184). Нельзя отрицать, что после разгрома "бешеных" часть

плебейских масс поддерживала эбертистов. Но сам Жакоб вынужден признать, что это было вызвано тем, что тогда они "оказывались единственными защитниками санкюлотов" (стр. 189) и, добавим мы, защитниками далеко не столь последовательными, какими в свое время были Жак Ру и его сподвижники.

Таким образом, Луи Жакоб сумел преодолеть характерный для его учителя - Матьеза - культ личности Робеспьера, но он не смог дать отвечающий действительности анализ жизни и деятельности Эбера. В своем стремлении во что бы то ни стало реабилитировать исторический образ "отца Дюшена" Л. Жакоб допустил явное преувеличение, изобразив своего героя представителем плебейских масс Франции.