ROLAND MOUSNIER. La venalite des offices sous Henri IV et Louis XIII. Rouen. 1945. 629 p.

МУНЬЕ Р. Продажа должностей при Генрихе IV и Людовике XIII.

Книга профессора Руанского университета Ролана Мунье представляет докторскую диссертацию, законченную в период немецкой оккупации и защищенную в Сорбонне тотчас после изгнания немцев из Франции, Эта книга - крупное научное явление. Автор имел основание посвятить её памяти Фюстель де Куланжа.

Чтобы пояснить генезис и историографическое значение избранной Мунье темы, нам придётся отступить немного в прошлое. Давно уже французскую буржуазную исто-

риографию соблазняет замысел отнять у революции 1789 г. её преобразующую, революционную роль и отвести ей лишь то или иное место в эволюционном развитии французского общества и государства. Даже в ранний период буржуазной историографии, когда она была относительно прогрессивной, Тьерри и его школа в известном смысле уже пытались решить эту задачу. С XII до XVII в. включительно, говорил Тьерри, французская буржуазия постепенно поднималась к власти, и в XVII в. она, в сущности, уже почти полностью политически господствовала, но с конца XVII в. в этом эволюционном развитии наступил временный перерыв, дворянство пыталось оттеснить буржуазию от власти, пока буржуазия в конце XVIII в. не вернулась к власти с помощью революции. Таким образом, революция 1789 г. не повернула весь ход французской истории, а только выправила досадный зигзаг XVIII века. Эта эволюционная схема и легла в основу самых разнообразных концепций и исторических теорий французских историков XIX - XX вв., хотя подвергалась бессконечным модификациям. Однако в XX в. она переживает ощутимый кризис. Успехи науки основательно рассеяли традиционные доводы в пользу представления, будто ещё первая половина царствования Людовика XIV была "царством буржуазии" и только с отменой Нантского эдикта и смертью Кольбера понемногу началось торжество дворянской реакции. В частности новые исследования, посвященные кольбертизму, ликвидировали многие связывавшиеся с этим понятием легенды. Всемогущие факты пробивали себе дорогу, доказывая, что французский абсолютизм XVII в. был дворянским государством, а французское общество XVII в. - феодальным обществом, во всяком случае, более феодальным и дворянским, чем в XVIII веке.

В 1932 г. крупный знаток "старого порядка" Ж. Пажес выдвинул ноше обоснование этой поколебленной эволюционной схемы. Его концепция, довольно неожиданно поставившая в центр проблемы вопрос о продажности должностей, основана на некоторых верных наблюдениях. Обычно думают, говорит Пажес, что монархия XVI - XVII вв. не могла отменить систему продажности должностей только потому, что не имела денег для выкупа уже проданных должностей. "Но не задумываются достаточно над тем, что продажность должностей превратилась к XVII веку в существенный элемент политической и социальной структуры королевства: уничтожение её поколебало бы всё здание". Продажность должностей, по мнению Пажеса, давала абсолютной монархии "широкую и солидную базу в нации", проще говоря, привлекала к власти буржуазию. "Францией управляли в течение XVI и большей части XVII в. приобретатели должностей. Наверху - магистраты, образующие то, что называется la grande robe. Но внизу - бесконечное множество региональных и локальных коллегий: финансовые бюро в административных центрах генеральств; советы бальяжей; муниципалитеты и т. д. Эти должностные лица почти все происходят из той же местности, где они отправляют свою должность, и их вывела из народа продажность должностей. Очень издалека их контролирует королевский совет... Через них вся буржуазия, вплоть до самой мелкой, участвует в отправлении и в выгодах публичной власти. Вот почему вся буржуазия целиком заинтересована в поддержке абсолютной монархии, которой она помогла своими деньгами и которая в обмен мало-помалу уступила ей честь и доходность администрирования в королевстве от её имени".

Ришелье, по мнению Пажеса, понимал возможные социально-политические последствия отмены продажности должностей, но в то же время пытался оттеснить собственников должностей чиновниками иного рода, назначаемыми правительством, прежде всего интендантами. Фронда началась как самозащита собственников должностей против интендантов. В царствование Людовика XIV происходило постепенное усиление назначаемых чиновников. Кольбер в начале своего правления намеревался конфисковать все должности у их собственников, хотя и сознавал, что эта реформа "разорит 40 тысяч семейств". Но вскоре он понял возможнее политические последствия этой затеи - разрыв с буржуазией - и отказался от неё. Однако вытеснение чиновников-собственников всё прогрессировало, несмотря на одновременное учреждение множества новых должностей по фискальным соображениям. Крутой перелом к уничтожению продажности происходит во времена Джона Лоу. С этого времени монархия быстро теряет свою "базу в нации" и приближается к революции¹ .

Статья Ж. Пажеса, блещущая эрудицией я неожиданностью выводов, произвела "большое впечатление во Франции. Ведь она подвела совершенно новый и, казалось бы, более солидный фундамент под привычное, но шаткое мнение о том, что французская буржуазия обладала властью в XVII в., потеряла её в XVIII в. и вернула её в новой форме после 1789 года. Естественно, что историки принялись разрабатывать эту открытую Пажесом золотую жилу. Самым крупным плодом нового направления и явилось капитальное обследование Р. Мунье о продажности должностей во Франции в период максимального расцвета этого института - при Генрихе IV и Людовике XIII, т. е. в первые десятилетия XVII река.

Исследование Р. Мунье основано на огромном архивном и литературном материале.

Это - поистине горы фактов, к тому же самым скрупулёзным образом систематизированных и анализированных. Поскольку всё же подлежащий изучению материал превосходит силы одного человека, Р. Мунье решил сочетать обобщающий метод с локальным: наряду с данными по всей Франции он исчерпывающим образом привлёк сведения по одной провинции - Нормандии.

¹ G. Pages "La venalite des offices dans l'ancienne France". "Revue historique" N 5, t. 169. 1932.

Учёный большой эрудиция и большого мастерства, Р. Мунье проделал колоссальную работу, чтобы установить точную картину как возникновения системы продажи должностей, так и её разных сторон и проявлений в период максимального расцвета - в первые десятилетия XVII века. Отныне нельзя сказать что-либо серьёзное о французской буржуазии и французской бюрократии того времени, игнорируя книгу Мунье. В частности, Мунье детально показывает механику учреждения должностей и введения в должности через посредство королевской торговли, выясняет число продажных должностей, их разнообразные виды и цены, права их передачи, перепродажи и наследования, значение торговли должностями для королевских финансов, значение покупки должностей как сферы вложения капиталов для буржуазии и удельный вес купленных должностей среди прочего имущества богатых людей того времени.

Вопрос выходит далеко за пределы изучения собственна государственного аппарата Франции; должности учреждались не ввиду надобности в должностях, а ввиду надобности в деньгах, и поэтому были сплошь и рядом бесполезны, если не вредны; и покупались должности не для службы, так что сплошь и рядом покупатель сам и не исполнял служебных функций, а перепоручал их за плату другому лицу. Мунье показывает, что в 1600 - 1643 гг. удельный вес доходов казны от торговли должностями (recetts des Parties Casuelles) в общей сумме государственных доходов Франции колебался приблизительно между 25 и 50 процентами, причём львиная и всё возрастающая доля в этих доходах происходила именно от учреждения и продажу всё новых и новых должностей. Мунье показывает также, - между прочим, путём рассмотрения множества биографий, - что за редчайшими исключениями чиновники происходили из буржуазии; чем более крупным капиталом располагал буржуа, тем более высокую должность он приобретал. И обратно: во Франции немного нашлось бы богатых буржуа, часть капитала которых не была бы вложена в должность. Мунье убедительно показывает, что продажа должностей, так же как и сдача налогов на откуп, были формой государственного займа: вложив капитал в приобретение должности, владелец затем в виде жалованья получал от государства проценты. Многие должности, особенно судейские, давали сверх того значительный доход. Обладание должностью в ряде случаев ещё и освобождало владельца от налогов. В общем, вложение капитала в должность обеспечивало вполне приличные бессрочные проценты (должности с 1604 г. окончательно превратились в вечную наследственную собственность).

Однако не только экономическая и юридическая стороны вопроса интересуют Мунье, но и социальная.

Буржуа стремились к приобретению должностей, как к ступеньке, которая поднимала их над непривилегированными - ротюрье и приближала к господствующему дворянскому классу. Мунье показывает, что части счастливчиков удавалось, если не в первом, то во втором и третьем поколениях, совсем отряхнуть со своих ног прах своего происхождения и стать полными дворянами. Они нередко тогда отказывались от должности, послужившей трамплином, и переходили на существование со старомодной, феодальной ренты. Мунье подверг тщательному изучению состав имущества большого числа должностных лиц. Оказалось, что оно, как правило, состоит из трёх элементов: недвижимость (земли и дома), ренты и должности. Пропорции этих трёх частей в индивидуальных богатствах очень различны, но всё же обычно "земля перевешивает должность, несмотря на большие преимущества последней: более высокий доход, освобождение от многих повинностей, улучшение места в общественной иерархии, влиятельность на местах... Всякое должностное лицо стремилось к земле, которая обеспечивала ему солидное устройство, позволяла ему вести образ жизни, отдававший благородством и прежде всего фьефом, обладание которым в особенности приближало его к дворянам " давало надежду увидеть своего внука уже официально и вне споров подлинным благородным". "Вот какие чувства, - продолжает Мунье, - отклоняли капиталы от промышленности и торговли, гораздо более, чем конкуренция иностранцев. Самое сельское хозяйство от этого мало выигрывало, ибо эксплоатация почвы чаще всего предоставлялась не имевшим средств арендаторам. Вкус к должностям и вкус к земле, вместе с непрерывным обращением короля к имуществу накопителей под разными формами, содействовали, таким образом, всё большему недостатку свободных капиталов для новых предприятий. Вот что в большой степени объясняет, почему Франция оставалась преимущественно аграрной страной, а её промышленность развивалась лишь очень медленно и сохраняла старинные черты, в то время как в Англии уже начиналась промышленная революция; вот что позволяет лучше понять, почему, несмотря на успехи меркантилистов в окружении королей и вмешательство государства, серьёзные усилия Генриха IV развить мануфактуры и огромные усилия Ришелье сделать Францию победоносной соперницей голландцев и англичан и создать ей даже экономическую гегемонию путем расширения промышленности и учреждения больших торговых компаний в конце концов потерпели почти полную неудачу. Страна не следовала за ними" (стр. 458 - 462).

Мы можем согласиться с Мунье, что политическое и экономическое господство дворянства оказывало огромное тормозящее действие на развитие капитализма и в немалой мере отклоняло помыслы и честолюбие тех, в чьих руках накоплялись капиталы, от торговли и промышленности к должностям и землям.

Точно так же Мунье не ограничивается указанием на чисто финансовые причины, делавшие систему продажности должностей необходимой для французской монархии, а вскрывает и более глубокие основания. Тот, кто купил должность, естественно становил-

ся верным защитником существующего режима. Ликвидировать продажность и наследственность должностей - значило лишить монархию важной социальной опоры и вызвать сопротивление всех государственных органов, заполненных чиновниками-собственниками. Мунье иллюстрирует это на попытке Ришелье в начале его правления приняться за такую реформу, от которой, однако, ему пришлось тотчас отказаться. Даже осторожный ордонанс 1629 г., узаконивший интендантов, породил ярость парламентов, - говорит Мунье, - "и завершил образование в стране революционной ситуации". Мунье разъясняет, что он понимает под "революционной ситуацией": "Уже в 1627 и 1628 гг. увеличение налогов, податей и поборов всякого рода с народа, с ремесленников и с чиновников породило "народные волнения", мятежи, восстания. Парламенты, президиальные суды, мэры и эшевены не проявляли никакого рвения в поддержании порядка и наказании зачинщиков. Парламенты подчас даже противились принятым против восставших мерам, и правительству приходилось тем более прибегать к интендантам. Но в 1629 г. и в 1630 годах восстания умножились, стали серьёзнее, а верховные суды уже не довольствовалась непротивлением или подстрекательством исподтишка... Может быть, могло разразиться всеобщее восстание, дабы ограничить власть короля, навязать ему уважение к "основным законам", воспротивиться развитию королевского абсолютизма" (стр. 609 - 610). В этих условиях Ришелье должен был выбирать: если уж развивать реформу дальше, т. е. довести её до отмены продажности и наследственности должностей, надо было во что бы то ни стало уменьшить налоги и прекратить народные восстания, - тогда оппозиция должностных лиц, не была бы опасна; но, чтобы уменьшить налоги, надо было отказаться от определившегося как раз в это время активного внешнеполитического курса, от вмешательства в Тридцатилетнюю войну. Ришелье решил отказаться от реформы. И в самом деле, это обеспечило Франции на всё время участия в Тридцатилетней войне внутреннюю политическую стабильность, хотя и шаткую. "В такой период, как 1636 - 1639 годы, когда разразились подлинные народные войны - "кроканов", "босоногих", - хотя налицо и были почти все предпосылки для революции, большинство должностных лиц осталось верноподданными, и верховные суды, от которых все зависело, не возмутились" (стр. 619). Так Мунье показывает, что продажность должностей была чрезвычайно важным фактором социально-политического строя французской монархии в XVII веке.

Во всех своих выводах и наблюдениях Мунье оперирует понятием классов, видит и анализирует отношения и борьбу классов. Но на его исследование тяжелым грузом давит та схема эволюционного развития Франции, о которой мы говорили вначале.

В обширном введении Мунье старается доказать, что продажность должностей - отнюдь не достояние только XVI и XVII веков, что для всего французского средневековья это явление "может быть" ещё характернее, но мало пока известно. Таким образом, чреватому революцией XVIII веку у Мунье противопоставляется вся предшествующая история французской монархии, а не один смежный XVII век, XVII век - лишь кульминационная точка всего предшествовавшего процесса. Уже в конце средних веков, в XV в., по мнению Мунье, политические последствия продажности должностей велики: они состоят в том, что богатые семьи, принимающие, благодаря приобретённым за деньги государственным должностям, участие в отправлении публичной власти, "делят с королём управление королевством; что королевская власть сильно умерена фактически признанной собственностью этих частных лиц на публичную власть; что монархия находится в зависимости от богатых фамилий и обрисовывается новая форма феодализма" (стр. 19).

Обратим внимание на последние слова: и здесь и ниже Мунье, в отличие от Пажеса, снова и снова подходит к порогу понимания того, что продажность должностей была не более, как формой привлечения в феодальный класс новых пополнений из рядов буржуазии. Но снова и снова у Мунье перевешивает мысль Пажеса, что это была форма политического господства буржуазии, державшей в своих руках все отрасли управления государством, всю юрисдикцию, всю локальную, региональную и центральную администрацию и даже через право парламентских демонстраций, - долю законодательной власти, номинально принадлежавшей одному королю. "С тех пор, как сам король продавал должности, он делил публичную власть с состоятельными и богатыми, которые их у него покупали... Монархия, имевшая в принципе абсолютного короля, на деле была в XVI и в первой половине XVII века монархией, ограниченной продажностью должностей".

Система продажности должностей достигла полной зрелости в начале XVII в., с узаконением права наследования должностей, по уже при Ришелье, говорит Мунье, правительство сделало первый шаг к ликвидации этой системы: оно поручило назначаемым интендантам часть судебных и административных функций. "Великий шаг был сделан, началось сокращение власти должностных лиц - последнего препятствия на пути к абсолютизму. От монархии, ограниченной продажностью должностей, к монархии абсолютной, - это было началом революции". Ущемление власти приобретателей должностей и их обременение разными поборами, отбивавшими у буржуазии охоту к приобретению должностей, продолжались при Людовике XIV, которого Мунье за это называет "великим революционером Франции", и далее в течение всего XVIII века, особенно же во второй половине этого века. "Эта революция, - заключает Мунье свою книгу, - разорвала связи, существовавшие между королями и богатыми людьми. Последние, мало-помалу, лишённые публичной власти, отвернулись от короля, выступили против абсолютизма и его теории". Одни из них в XVIII веке погрязли в бесплодной

парламентской оппозиции, звавшей назад, к "свободе и вольностям" прошлых времён, "другие же замышляли иные политические организации, которые вернули бы состоятельным и богатым, но в форме новой, приспособленной к идеям времени, почти совершенно утерянную ими публичную власть и все вытекающие из обладания ею социальные преимущества. Они попользовали финансовые затруднения короля и народные волнения, чтобы навязать ему одну из этих новых организаций: то было Учредительное собрание" (стр. 623 - 624).

Вот каким образом современная буржуазная историческая мысль во Франции объясняет генезис революции 1789 года: это была, оказывается, не столько революция, сколько контрреволюция против оттеснившей буржуазию от власти "абсолютистской революции", задуманной ещё Ришелье и Кольбером, но по разным причинам не осуществлённой ими и совершившейся полностью лишь в XVIII веке.

Этой новейшей концепции Пажеса - Мунье, призванной лишь подновить старые легенды, мы должны противопоставить в корне иную точку зрения, а именно - поставить в центр внимания вопрос о развитии капитализма в недрах феодально-абсолютистской Франции. При такой постановке вопроса отпадает возможность видеть в революции 1789 г. возврат (пусть даже на новой основе) к порядкам XVII века, временно нарушенным XVIII веком. Революция 1789 г. впервые дала власть в руки французской буржуазии, т. е. привела политическую власть в соответствие с более или менее развившейся буржуазной экономикой. В XVII веке эта буржуазная экономика была развита значительно слабее, чем в XVIII веке. Французская буржуазия, понимаемая как носитель капиталистических производственных отношений, в XVII в. ещё отнюдь не стояла у власти.

Иначе говоря, наше разногласие с Мунье состоит в том, что мы, нимало не оспаривая силы мобилизованных им фактов, делаем из них другой вывод: в чиновников превращалась немалая часть буржуа, но не буржуазия как класс, характеризующийся определённым положением в капиталистическом производстве; напротив, всякий буржуа в той мере, в какой он превращался в чиновника, как раз переставал быть носителем производственных отношений капитализма, он использовал свой капитал для перехода в состав другого класса, живущего феодальной рентой (трансформированной в королевские налоги и королевское жалованье). Если же говорить о политической стороне вопроса, то никогда нельзя судить о классовой природе власти по социальному составу чиновничества. Разумеется, чиновники французской монархии XVII в. приносили с собой на государственную службу немало чувств и мнений воспитавшей их среды - буржуазии. Они сохраняли с ней теснейшую связь. Но ведь влияние было двусторонним: неизмеримо сильнее оказывалось обратное влияние, шедшее "сверху" "вниз", т. е. влияние дворянской монархии через буржуа, поднявшихся до высоких ступеней социальной лестницы, на буржуа, оставшихся внизу, на массу простой, нечиновной буржуазия. Через авторитет и влияние "старших братьев" вся масса французской буржуазии в XVII в. ещё была в известной мере вовлечена в политический фарватер дворянского государства, поставленного защищать феодализм, а на него, в свою очередь, оказывала лишь самое второстепенное влияние. Следовательно, продажность должностей была инструментом, способствовавшим не подчинению монархии буржуазии, а временному подчинению буржуазии дворянской монархии. Продажность должностей способствовала отвлечению буржуазии от революционной борьбы с феодализмом, пока буржуазия была экономически слабо развита. Когда же в XVIII веке капитализм сделал дальнейшие успехи, этот инструмент перестал достигать цели и, как бесполезный и даже вредный, был отброшен дворянской монархией.

Проф. Б. Поршнев