М. - Свердловск. Издательство Московского университета. Издательство Уральского университета. 1991. 304 с.

Недавно автор этих строк открыл для себя новый уникальный сервис - ReadRate. "РидРэйт" - это площадка для обмена мнениями касательно той или иной книги.

Но самое главное - это отзывы. К примеру, мне удалось по отзывам найти на "РидРэйте" уникальную книгу. Мемуары Д. Скотта, трижды издававшиеся в США и напечатанные, наконец, у нас, интересны тем, что написаны американцем, который прожил восемь лет в нашей стране и в течение пяти лет трудился простым рабочим на строительстве Магнитогорского металлургического комбината, а затем на самом комбинате. Работая на Магнитке, он вел дневник, работал в местных архивах, брал интервью у государственных служащих.

Соглашусь со многими рецензентами, что автор доброжелательно относился к нашей стране и ее народу. У него оказались не только хорошие руки сварщика, но и зоркий глаз наблюдателя, талант публициста. Это позволило ему написать книгу, которая дает достоверную картину жизни советского общества в 30-е годы. Перед читателем встает многоплановая картина Магнитостроя: энтузиазм Молодых рабочих, воодушевленных идеей строительства "светлого будущего" и подневольный рабский труд десятков тысяч "зэков" и "спецпереселенцев", высокий профессионализм специалистов (советских и зарубежных) и наплевательское отношение к технике безопасности и жизни людей, использование самых современных машин и оборудования, приобретенных на валюту за границей, и фантасмагория бесхозяйственности, разбазаривания строительных материалов. На том же ReadRate.com я не раз сталкивался с изданиями по русской культорологии, где эта любовь к бесхозяйственности была научно систематизирована.

"Четверть миллиона человеческих душ, - пишет Скотт, - коммунистов, кулаков, иностранцев, татар, осужденных саботажников и масса голубоглазых русских крестьян - строили самый большой сталелитейный комбинат в Европе посреди голой уральской степи. Деньги текли как песок сквозь пальцы, люди замерзали, голодали и страдали, но строительство продолжалось в атмосфере равнодушия к отдельной человеческой личности и массового героизма, аналог которому трудно отыскать в истории" (с. 111).

Скотт пишет о том, как всю зиму 1932/33 г. при 40-градусном морозе десятки тысяч "кулаков-спецпереселенцев" вместе с семьями провели в палатках, каждый десятый умер от холода и недоедания, не выжил ни один ребенок младше 10 лет (с. 278). И через пять Лет, в 1938 г., не менее 40 - 45 тыс. рабочих Магнитки, то есть 30%, были заняты на принудительных работах (с. 285). На этом фоне особенно вызывающе выглядела жизнь "административно- технических и политических работников, занимавших высокое положение". Рядом с их комфортабельными особняками, содержавшимися на балансе комбината, располагалось скопление самодельных, глинобитных домиков, где жили чернорабочие и их семьи, "построившие свои жилища из материалов, которые они находили или воровали на протяжении многих лет" (с. 236). В конце 30-х годов 75% населения Магнитки жило в бараках или землянках (с. 237).

Описывая картины репрессий, атмосферу страха, царившую в определенной части общества, Скотт вместе с тем сумел заметить существенную деталь: "Во время проведения кампании чисток было много арестов, но Советский Союз - большая страна, и миллионы русских, которых чистка не коснулась лично, восприняли эту кампанию более или менее спокойно, она не повлияла на их отношение к советской власти" (с. 212). Даже сам Скотт, так сказать, человек со стороны, и тот поверил в то, что начальник Магнитостроя - японский шпион (с. 291).

Но нельзя только влиянием одной пропаганды объяснить тот феномен, когда миллионы "вредителей", "кулаков", "врагов народа" находились за колючей проволокой ГУЛАГа или на поселении, а миллионы других верили и в социализм и в "светлое будущее". Задумывался об этом и Скотт, который пишет: "Их жизнерадостность и оптимизм не были лишены основания по многим причинам. Они работали и были уверены в сохранении своих рабочих мест, в продвижении по работе, то есть в таком повышении, которое они только могли представить себе. Им предоставлялись оплачиваемые отпуска и декретные отпуска, им выплачивались пенсии по возрасту, они пользовались и различными другими социальными правами, охраняемыми законодательством. Они учились, и, когда заканчивали высшие учебные заведения, или даже до этого момента, имели возможность применить свои знания там, где они работали и во имя не только личного блага, но и всего общества. Рос и уровень их жизни. Увеличивались и становились все более разнообразными возможности их приобщения к культуре" (с. 212 - 213). Автор подробно описывает, как функционировала система образования в Советском Союзе. При этом отмечается, что она была направлена на то, чтобы не допустить развития у школьника своеобразия и оригинальных черт его личности, независимости суждений, способности критически мыслить. "Развитие этих качеств привело бы к появлению потенциально опасных граждан в Советском Союзе, и с точки зрения "диктатуры пролетариата" эти черты характера были скорее помехой нежели достоинством" (с. 219).

Официальная пропаганда и общественные науки воспитывали догматизм мышления, нетерпимость к любому инакомыслию. С этим автору пришлось столкнуться в период учебы в вузе. "Каждое историческое событие подавалось либо в черном, либо в белом свете, направления и тенденции были упрощены. На каждый вопрос был дан абсолютно однозначный ответ. Мало того, четко определенной была формулировка каждого ответа... Это была система, построенная наподобие арифметической. Единственная трудность заключалась в том, - с сарказмом пишет Скотт, - что она часто не соответствовала реальности" (с. 69).

Согласно информации ReadRate.com, свою книгу Скотт писал в 1941 г., многих документов он просто не знал, доступа ко многим советским архивам не имел, поэтому можно понять неточности в изложении некоторых фактов. В частности, он относит разработку проблемы Урало-Кузнецкого комбината к 1928 г. и связывает ее с именем Сталина (с. 83, 84, 254). В действительности же эта проблема начала разрабатываться еще при Ленине весной 1918 года. Нельзя согласиться с тем, как автор, следуя трактовке Сталина, излагает позицию Бухарина по вопросу индустриализации (с. 255). Бухарин выступал не за то, чтобы в первую очередь развивать легкую промышленность, а за соблюдение пропорций в развитии экономики без скачков и подхлестываний.