ВЕРАСАЛЬСКО-ВАШИНГТОНСКАЯ СИСТЕМА МЕЖДУНАРОДНЫХ ОТНОШЕНИЙ: СТАНОВЛЕНИЕ, ХАРАКТЕР, НАЧАЛЬНЫЙ ПЕРИОД РАЗВИТИЯ

Актуальные публикации по вопросам истории и смежных наук.

NEW ИСТОРИЯ


ИСТОРИЯ: новые материалы (2024)

Меню для авторов

ИСТОРИЯ: экспорт материалов
Скачать бесплатно! Научная работа на тему ВЕРАСАЛЬСКО-ВАШИНГТОНСКАЯ СИСТЕМА МЕЖДУНАРОДНЫХ ОТНОШЕНИЙ: СТАНОВЛЕНИЕ, ХАРАКТЕР, НАЧАЛЬНЫЙ ПЕРИОД РАЗВИТИЯ. Аудитория: ученые, педагоги, деятели науки, работники образования, студенты (18-50). Minsk, Belarus. Research paper. Agreement.

Полезные ссылки

BIBLIOTEKA.BY Беларусь - аэрофотосъемка HIT.BY! Звёздная жизнь


Автор(ы):
Публикатор:

Опубликовано в библиотеке: 2006-04-08
Источник: http://portalus.ru

Опубликовано: Горохов В.Н. История международных отношений. 1918 - 1939 гг. : Курс лекций. - М.: Изд-во Моск. ун-та, 2004. - 288 с.

ИТОГИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ. РАССТАНОВКА СИЛ НА МЕЖДУНАРОДНОЙ АРЕНЕ В ПЕРВЫЕ ПОСЛЕВОЕННЫЕ ГОДЫ

11 ноября 1918 г. во французском городе Компьен в штабном вагоне верховного главнокомандующего союзными войсками маршала Фердинанда Фоша представителями государств Антанты и побежденной Германии было подписано Соглашение о перемирии. Заключение Компьенского перемирия означало завершение первой в истории человеческой цивилизации мировой войны, продолжавшейся четыре года три месяца и одиннадцать дней. 101 орудийный залп возвестил о наступлении мирного времени.
Развитие международных отношений в послевоенный период самым прямым и непосредственным образом было связано с итогами Первой мировой войны. Каковы же были эти итоги, каково было их воздействие на мировую политику, на становление качественно новой системы международных отношений?
Важнейшим военно-политическим итогом мирового конфликта стала триумфальная победа государств Антанты и сокрушительное поражение стран Четверного союза, куда входили Германия, Австро-Венгрия, Турция и Болгария.
Этот главный результат войны и был юридически оформлен в Компьенском соглашении о перемирии. По существу, за исключением нескольких незначительных уступок германской стоне, его можно приравнять к акту о безоговорочной капитуляции Германии. Красноречивым доказательством тому явились переговоры об условиях перемирия. Когда руководитель германской делегации рейхсминистр М. Эрцбергер спросил маршала и Фоша, какие условия предложат союзные державы для их последующего обсуждения, тот с присущей ему прямотой военного человека заявил: «Никаких условий нет, а есть одно требование – Германия должна встать на колени!». На этом обсуждение закончилось. (с.5)
Требование «встать на колени» было конкретизировано в 34-х статьях Компьенского перемирия, вступившего в силу в 11 часов утра 11 ноября 1918 г. Текст соглашения, продиктованного Германии державами-победительницами, включал в себя следующие основные положения: прекращение военных действий с момента подписания перемирия; передача Франции Эльзаса и Лотарингии; вывод в 15-дневный срок германских вооруженных сил с занятых ими территорий стран Антанты, а также из Австро-Венгрии, Румынии и Турции; Германия обязалась очистить от своего военного присутствия левый берег Рейна, который оккупировался войсками союзников, при демилитаризации 50-километровой полосы на его правом берегу; предусматривалось возвращение захваченных Германией трофеев (включая российское, бельгийское и румынское золото) и немедленное освобождение ею всех военнопленных; державам Антанты передавалась значительная часть германских вооружений и транспортных средств, что фактически лишало Германию ее военного и военно-технического потенциала; германские войска в Восточной Африке разоружались и эвакуировались; Германия принудительно отказывалась от весьма выгодных для нее Брест-Литовского и Бухарестского договоров с Советской Россией и Румынией, заключенных соответственно 3 марта и 7 мая 1918 г. Названные условия Компьенского соглашения уже сами по себе говорили о том, какие мирные договоры будут продиктованы странам Четверного союза.
Таким образом, победа Антанты в Первой мировой войне, юридически закрепленная в Компьенском перемирии, имела своим важнейшим международным последствием коренное изменение в соотношении сил в пользу держав-победительниц и в ущерб державам побежденным.
Самым трагическим итогом войны стали беспрецедентные людские потери, огромный материальный урон и разрушения. Это были четыре года небывалого напряжения сил, человеческих жертв и страданий. Именно поэтому уже современники Первой мировой войны справедливо называли ее «величайшим преступлением против человечества».
В войне 1914–1918 гг. приняли участие 32 государства пяти континентов. Военные действия проходили на территории 14 стран. В вооруженные силы было мобилизовано около 74 млн. человек. В ходе войны подверглись опустошению обширные районы Центральной, Восточной и Юго-Восточной Европы, севера Франции и Бельгии. Ущерб от военных разрушений оценивался в 33 млрд долл., что соответствовало 10-й части довоенного национального дохода всех европейских стран. Общие безвозвратные потери не (с.6) шли ни в какое сравнение с прошлым. Как показывает историческая статистика, в войнах XVII в, погибло 3,3 млн., в XVIII в. — 2 млн., в XIX столетии — 5,6 млн. человек. За четыре года Первой мировой войны число погибших военнослужащих и гражданских лиц составило 9 млн. 442 тыс. При этом потери победителей (5,4 млн.) превысили потери побежденных (4 млн.) За этот же период времени в тылу воюющих государств от голода и болезней погибло около 10 млн., было ранено и искалечено 21 млн. солдат и офицеров, в плену оказалось 6,5 млн. человек.
Прямым результатом войны стали негативные процессы в экономической и особенно социально-политической сфере. Мобилизация промышленности на выпуск оружия и военных материалов привела к расстройству экономики всех воюющих стран. Резко сократилось производство гражданских видов продукции, в первую очередь предметов широкого потребления. Это породило товарный голод, повышение цен, спекуляцию. Пришло в упадок и сельское хозяйство. Сократилось поголовье скота, сбор хлеба в европейских странах понизился на 30–60%. Цены выросли в два-четыре раза при сокращении реальной заработной платы на 15–20%. Мировой экономический кризис 1920–1921 гг. еще более ухудшил ситуацию.
Все вышесказанное позволяет сделать следующий вывод: самая кровопролитная и разрушительная в истории человечества война вплотную подвела народы мира, общественные движения и политическую элиту к осознанию необходимости предотвращения подобных мировых конфликтов, создания новой, более справедливой и безопасной системы международных отношений.
На развитие послевоенных международных отношений не мог не оказать серьезного воздействия и еще один принципиальной важности итог Первой мировой войны — резкое обострение социальной напряженности, усиление роли социал-демократических и коммунистических партий и организаций, мощный подъем революционного движения.
Революционный подъем 1918–1923 гг. проявился в самых различных формах: от рабочих стачек и крестьянских волнений до вооруженных восстаний и социальных революций.
Пик стачечного движения пришелся на 1919 г. В этом году в развитых капиталистических странах бастовали более 15 млн. рабочих — по сравнению с обычной довоенной «нормой» в 2–3 млн. человек. Следует отметить две качественные особенности рабочего движения этого времени, затрагивавшие насущные вопросы международной жизни. Во-первых, рабочие организации помимо традиционных требований улучшения условий труда все чаше выдвигали лозунги борьбы с реакционной политикой как внутри (с.7) страны, так и на международной арене. Во-вторых, на своих митингах и демонстрациях «пролетарии всех стран» выражали классовую поддержку Советскому государству. Требование «Руки прочь от Советской России!» встречалось повсеместно и стало лозунгом дня.
Именно эти особенности сближали рабочее движение с движением общедемократическим, антивоенным и пацифистским, имевшим широкую социальную базу: от рабочих и мелкой буржуазии до известных политических деятелей и капиталистических магнатов. И хотя пацифизм в рассматриваемый период ни в одной стране не принял четких организационных очертаний, все более массовые выступления против войны и агрессии становились действенным фактором мировой политики. Наиболее впечатляющий пример — проявление солидарности демократической общественности Запада с борьбой Советской России против иностранной интервенции: от сбора средств и оказания материальной помощи до посылки добровольцев в Красную армию.
С итогами войны и революционным подъемом было связано появление нового феномена в общественной жизни — международного коммунистического движения. В марте 1919 г. в Москве состоялся Учредительный конгресс III Коммунистического интернационала. В первые послевоенные годы численность коммунистических партий росла с угрожающей для западных демократий быстротой. Если на I Конгрессе Коминтерна присутствовали представители 35 коммунистических партий и организаций, на II Конгрессе в 1920 г. — 67, то III Конгресс, состоявшийся летом 1923 г., собрал полномочных представителей 103 компартий. В 1922 г. в мире насчитывалось 1 млн. 700тыс. коммунистов — в 7 раз больше, чем в 1917 г.
В этот период влияние международного коммунистического движения на мировую политику в соответствии с его руководящим принципом «демократического централизма» строилось по схеме: Советская Россия — Коминтерн — национальные коммунистические партии. При этом генеральная внешнеполитическая линия III Интернационала формулировалась предельно просто и ясно: всемерное содействие мировой пролетарской революции и всесторонняя поддержка первого в мире социалистического государства.
Другим влиятельным фактором международной жизни стало возрождение и развитие социал-демократического движения. На конференции социал-демократических партий в Берне в феврале 1919 г. был восстановлен II Интернационал. В результате его объединения с II 1/2 Интернационалом в 1923 г. возник Социалистический рабочий интернационал. К этому времени в мире насчитывалось (с.8) около 60 социал-демократических и социалистических партий, объединявших более 8 млн. членов.
Особая роль социал-демократии в решении крупных международных проблем определялась не только возраставшей численностью движения, но и основными положениями его внешнеполитической программы: твердая приверженность идеологии пацифизма и крайне негативное отношение к идее мировой революции и принципам пролетарского интернационализма, выдвинутыми коммунистами.
Социальный кризис, охвативший в конце войны всю Европу, вылился в целый ряд революционных потрясений. Февральская и Октябрьская 1917 г. революции в России, Ноябрьская 1918 г. революция в Германии, революционные события в Финляндии, Австрии, Чехословакии, прибалтийских странах, образование в 1919 г. Баварской и Венгерской советских республик — таков далеко не полный перечень острых революционных конфликтов. В контексте рассматриваемых проблем важно отметить, что лидеры европейских революций К.Либкнехт, Р.Люксембург, О.Левине, Б. Кун, Т. Самуэли и другие наряду с требованиями радикального переустройства общества выдвигали лозунги революционно-демократического преобразования международных отношений, борьбы против империалистических войн и агрессии, свободы и равенства всех стран и народов, всемерной поддержки коммунистической России.
Великая социальная буря, вызванная Первой мировой войной, стала важнейшей составляющей формирования нового миропорядка и новой международной системы по крайней мере по двум причинам: как мощный фактор демократизации международных отношений и как серьезная преграда на пути агрессивной, империалистической внешней политики (Под «империалистической внешней политикой» понимается политика захватов и аннексий чужих территорий, использование преимущественно силовых методов решения международных проблем, экономическое закабаление стран и народов, установление нал ними финансового и военно-политического контроля, игнорирование или нарушение общепринятых норм международного права и прежде всего принципов суверенитета, равноправия и невмешательства во внутренние дела других государств, широкое использование средств тайной дипломатии. В соответствии с этим определением «демократизация международных отношений» означает отказ от названных империалистических методов ведения внешней политики. – Авт.) в силу занятости правительственных кругов внутренними социально-политическими проблемами, борьбой с революционной опасностью.
Эпицентром революционных потрясений и итогом войны исторической значимости стала победа Октябрьской революции в России, приход к власти большевиков и образование Советского государства. (с.9)
Современные ниспровергатели и критики Октября, точно так же как его яростные противники в прошлом, пытаются низвести российскую революцию до уровня «большевистского переворота», исторической случайности, вызванной «помутнением народного сознания». Такой подход представляется чрезмерно идеологизированным и, что важнее, малопрофессиональным — достаточно разобраться в терминологии. Революция в отличие от переворота — это историческое явление гораздо более фундаментального и глобального характера. Во-первых, она не только приводит к замене властных структур, но и вносит радикальные изменения в политический и социально-экономический строй той страны, где произошла. Во-вторых, она оказывает огромное воздействие на весь ход мирового процесса, в том числе и на развитие международных отношений. В соответствии с этими критериями октябрьские события 1917 г. в России представляли собой не «местный» государственный переворот и даже не просто революцию, а революцию Великую.
В чем же состояло международное значение Октября? Прежде всего, победа российской революции означала, что мир раскололся на две противостоящие социально-политические системы. В.И. Ленин в этой связи говорил: «Теперь два лагеря в полной сознательности стоят друг против друга во всемирном масштабе». Началась новая эпоха — эпоха борьбы, конфронтации двух систем. Или, иными словами, в международных отношениях возникло качественно новое противоречие — противоречие классовое, «межформационное», идеологическое.
При этом необходимо отметить, что раскол мира произошел во всех сферах общественной жизни: экономической (национализация большевиками иностранной собственности и аннулирование иностранных займов: экономическая блокада западными державами Советской России), дипломатической (непризнание Западом советской власти), военной (подготовка и организация вооруженной интервенции в «страну Советов»), идеологической («несовместимость», взаимное неприятие двух идеологий, развертывание с обеих сторон агитационно-пропагандистской войны). Прямое влияние на теорию и практику международных отношений оказали выдвинутые большевистским руководством новые принципы внешнеполитической деятельности, которые можно разделить на две основные группы.
Одну из них составляли принципы общедемократические, декларированные в первых внешнеполитических актах советской власти (Декрет о мире, принятый II съездом Советов 26 октября 1917г.; Декларация прав народов России от 15 ноября 1917 г.; Обращение ко всем трудящимся мусульманам России и Востока (с.10) от З декабря 1917 г.): «справедливый демократический мир без аннексий и контрибуций», гласность и открытость дипломатии, право наций «на свободное самоопределение вплоть до отделения и образования самостоятельного государства», «равенство и суверенность» больших и малых народов, «отмена всех и всяких национальных и национально-религиозных привилегий и ограничений», развитие экономических связей на основе равноправия и взаимной выгоды и др.
Эти принципы, позже преобразованные в концепцию мирного сосуществования, не могли не вызвать ответной реакции со стороны правительственных кругов западных держав, что нашло свое отражение в разработанных ими планах послевоенного мирного урегулирования (например, в «Четырнадцати пунктах» президента США В. Вильсона). Тем более, что советское правительство уже в конце 1917 г. стало (или, скорее, было вынуждено) на практике реализовывать свою внешнеполитическую программу, признав независимость Финляндии, Польши, прибалтийских стран, ранее являвшихся неотъемлемыми составными частями Российской империи.
Во вторую группу вошли жестко классовые установки, связанные с доктриной мировой революции и названные принципами пролетарского интернационализма. Они предполагали безусловную поддержку борьбы против «мирового капитала»: от морального поощрения и материальной помощи революционерам до организации «красной интервенции», поскольку, по словам лидера «левых коммунистов» Н.И. Бухарина, «распространение Красной армии является распространением социализма, пролетарской власти, революции».
Эти революционные установки и попытки претворения их в жизнь также вызывали ответную реакцию со стороны западных лидеров, но уже, по понятным причинам, крайне негативную и воинственную. Не случайно весьма осторожный в своих оценках Д. Ллойд Джордж заявлял: «Большевики — это фанатичные революционеры, мечтающие о завоевании всего мира силой оружия».
Противоречивость принципов мирного сосуществования и пролетарского интернационализма определяла их двойственную роль в становлении послевоенной системы международных отношений: если первые могли содействовать ее демократизации и Укреплению, то вторые являлись дестабилизирующим фактором.
Октябрьская революция и утверждение советской власти в России воздействовали на развитие международных отношений и опосредованно, являясь реально воплощенной целью рабочего, коммунистического и революционного движения, которое, в свою очередь, как уже было сказано выше, стало важнейшей составляющей мировой политики и международной жизни. (с.11)
Говори об итогах Первой мировой войны, необходимо особо выделить небывалый размах национального и национально-освободительного движения.
Последние годы войны ознаменовались крушением четырех некогда могущественных империй: Российской, Германской. Австро-Венгерской и Османской. В Европе, не дожидаясь международно-правового оформления, провозгласили свою независимость Австрия, Венгрия, Польша, Финляндия, Чехословакия, Королевство сербов, хорватов и словенцев, Литва, Латвия, Эстония.
Такая радикальная ломка международной структуры требовала от держав-победительниц внесения существенных корректна в их подход к проблемам мирного урегулирования с учетом новых политических реалий, национальных интересов вновь образовавшихся европейских государств.
Национально-освободительной борьбой был охвачен и почти весь колониальный мир. Это объяснялось как ростом национального самосознания, так и ослаблением в ходе мировой войны держав-метрополий. В 1918–1921 гг. крупные антиколониальные и антиимпериалистические выступления — от массовых демонстраций до вооруженных восстаний и освободительных войн — прошли в Индии, Китае, Монголии, Египте, Иране, Ираке, Ливии, Марокко, Афганистане и других колониальных и зависимых странах.
Были достигнуты первые значимые успехи на пути к национальному освобождению. В ноябре 1918 г. вожди ливийских племен провозгласили создание Триполитанской республики, которая в ожесточенной борьбе с итальянскими колонизаторами отстаивала свою независимость до 1930-х гг. В результате третьей англо-афганской войны в августе 1919 г. был подписан Равалпиндский мирный договор, по которому Англия признавала независимость Афганистана. В 1921 г. марокканские горские племена во главе со своим вождем Абд аль Керимом учредили республику Риф, павшую под натиском франко-испанских войск в 1926 г. В феврале 1922 г. правительство Великобритании опубликовало Декларацию об упразднении английского протектората и признании Египта независимым государством.
Национально-освободительное движение в первые послевоенные годы выдвинуло из своих рядов крупнейших политических и государственных деятелей, таких как Сунь Ятсен в Китае, Мохандас Карамчанд Ганди в Индии, Мустафа Кемаль Ататюрк в Турции, Аманулла-хан в Афганистане. Их программные требования, несмотря на расхождения в вопросе о средствах достижения цели, носили ярко выраженный антиимпериалистический и демократический характер: независимость и суверенитет; отмена (с.12) иностранного политического и финансового контроля, режима капитуляций; признание этнических границ; свобода и равенство всех народов. Многие лидеры стран Востока подчеркивали важность сближения с Советской Россией, чего добивались и на практике.
Оценивая роль и значение национально-освободительного движения в колониальном мире в этот период времени, можно прийти к следующему заключению.
Во-первых, наиболее важным следствием освободительной борьбы в этом политическом регионе стали изменения в тактике колониальных держав: от проведения преобразований в управлении колониями при расширении прав местного населения (один из примеров — «реформа Монтегю-Челмсфорда», которую английское правительство провело в 1919 г. в Индии) до признания политической независимости при сохранении экономического и финансового господства над освободившейся страной (один из примеров — предоставление Англией независимости Египту при сохранении полного контроля над Суэцким каналом, прав на «охрану интересов иностранцев» и других условиях, делавших провозглашенную независимость во многом фиктивной). По своей сути это были первые попытки перехода от классической колониальной политики к методам неоколониалистским. Вместе с тем новые методы пока составляли исключение из общего правила: ведущие державы-метрополии строили свои отношения с подвластными им территориями на основе прямого политического и военного господства. В целом колониальные и полуколониальные страны (даже те, которые провозгласили свою независимость) продолжали оставаться объектом политики великих держав, находиться в подчиненном и зависимом от них положении.
Во-вторых, как и революционный подъем в Европе, национально-освободительное движение в колониальном мире содействовало демократизации международных отношений. Показательно, что именно в это время и именно по этой причине многие представители политической элиты Запада всерьез заговорили о «праве наций на самоопределение» и о решении колониального вопроса «с учетом интересов местного населения».
Таковы были главные итоги Первой мировой войны и связанные с ними кардинальные изменения в послевоенной международной обстановке.
Следует, однако, отметить, что характер новой системы международных отношений и ее юридическое оформление в решающей степени зависели от расстановки и соотношения сил между великими державами — основными субъектами мировой политики.
По понятным причинам, речь идет прежде всего о державах-победительницах(с.13), которые по праву сильного должны были определить принципы и условия мирного урегулирования и послевоенной организации мира. Какие же изменения произошли в международном положении этих государств после окончания Первой мировой войны?
В наибольшей степени от нее выиграли Соединенные Штаты Америки: война превратила эту страну в первоклассную мировую державу. Она создала благоприятные условия для бурного экономического роста и значительного улучшения финансового положения США.
Как известно, Соединенные Штаты вступили в войну только в апреле 1917 г., а к активным военным действиям приступили в июле 1918 г., т.е. незадолго до ее завершения. Потери США были относительно невелики: 50 тыс. человек убитыми (0,5% общих потерь в войне) и 230 тыс. ранеными. Из высших офицеров погиб один полковник: будучи пьяным, упал с лошади и разбился насмерть. Территория самих Соединенных Штатов в силу своей отдаленности от Европы не была затронута военными действиями и, следовательно, в отличие от европейских стран США удалось избежать какого-либо материального ущерба и разрушений.
Другим и гораздо более значимым условием укрепления экономических позиций США стало их «участие поставщика» военных материалов, продовольствия и сырья для воюющих стран Европы. В результате чистые прибыли американских корпораций, производивших эти поставки, составили 33,5 млрд. долл. — цифра, превышавшая оценочную стоимость всех материальных разрушений на европейском континенте. Новые крупные капиталовложения значительно увеличили производственные возможности американской экономики, обеспечили ее стремительный подъем. В 1920 г. доля США в мировом промышленном производстве превысила 38%. По отдельным определяющим экономическую мощь отраслям промышленности она колебалась от 50 (добыча каменного угля) до 60 (производство чугуна и стали) и даже 85% (выпуск автомобилей). Стоимость американского экспорта с 1914 по 1919 г. увеличилась в 3 раза: с 2,4 до 7,9 млрд. долл. Таким образом, важнейшим последствием войны стало резкое усиление позиций США в мировой экономике, закрепление за ними роли самой могущественной в экономическом отношении державы мира.
Еще одной существенной метаморфозой стало кардинальное изменение международного финансового статуса США. Оплата военных заказов союзниками и связанный с ней перелив ценных бумаг из европейских банков в американские уменьшили капиталовложения Европы в США за 4 года войны с 5 до 3 млрд. долл. (с.14)
С другой стороны, за тот же период американские инвестиции за рубежом возросли в 6 раз: с 3 до 18 млрд. долл. Если до войны Соединенные Штаты были должны Европе 3,7 млрд. долл., то после войны уже Европа задолжала США 11 млрд. долл., что составляло 55% взаимной задолженности союзных государств, которая оценивалась в 20 млрд. долл. Это означало, что США превратились из страны-должника в крупнейшего международного кредитора. В начале 1920-х гг. Соединенные Штаты владели половиной мирового золотого запаса (4,5 из 9 млрд. долл.; 1,5 млрд. приходилось на долю Англии и Франции, остальные 3 — на 40 государств). Наряду с Лондоном Нью-Йорк стал общепризнанной финансовой столицей мира.
Укрепление финансового положения США в сочетании с экономическим лидерством создавало материальную основу для превращения страны из региональной в великую мировую державу. В более широком международном аспекте это означало перемещение промышленного и финансового центра капиталистического мира из Европы в Северную Америку.
Таковы были причины, обусловившие активизацию внешнеполитической деятельности США. Став ведущей державой мира по экономическим и финансовым показателям, Соединенные Штаты начинают претендовать на руководящую роль и в мировой политике. И если ранее идеи «Pax Americana», лозунги установления «мирового лидерства» США, выдвигавшиеся американскими политиками, были лишь иллюзией, то после окончания войны они, как казалось, приобрели реальный смысл. Уже в апреле 1917 г. президент Вудро Вильсон публично провозгласил: «Перед нами стоит задача финансировать весь мир, а тот, кто дает деньги, должен научиться управлять миром».
Вместе с тем, как показывает пример США, резкий рост экономической и финансовой мощи не всегда адекватен столь же резкому усилению политических позиций на международной арене. Изменение соотношения сил между великими державами в пользу Соединенных Штатов в этот период не привело к их превращению в политического лидера общемирового масштаба. И на то были свои причины, ограничивавшие влияние США на развитие послевоенных международных отношений.
Во-первых. Американский бизнес не был еще достаточно «подготовлен» к роли законодателя мод в мировой экономике. Отчасти то объяснялось тем, что далеко еще не завершилось освоение обширного внутреннего рынка. В начале 1920-х гг. 85–90% производимой в США промышленной продукции потреблялось внутри страны. Что касается избыточного капитала, то, за исключением чрезвычайной обстановки в годы войны, он вывозился в ограниченное (с.15) число стран Западного полушария. В остальных секторах мирового рынка, где господствующее положение сохранял европейский капитал, США сталкивались с жесточайшей конкуренцией.
Во-вторых. Еще более существенной преградой на пути к «мировому лидерству» являлась идеология и практика американского изоляционизма. Главный смысл этого внешнеполитического курса, берущего свое начало с «Прощального послания» первого президента США Джорджа Вашингтона, сводился к отказу от каких-либо обязательств и договоров с государствами Старого Света, которые могли бы втянуть Соединенные Штаты в европейские военно-политические конфликты и, тем самым, подорвать их самостоятельность как в области внутренней, так и в сфере внешней политики. «Интернационалисты», стремясь преодолеть эту вековую традицию, без чего активное участие в мировой политике и, тем более, достижение политического лидерства в мире оставались бы благим пожеланием, проигрывали битву изоляционистам. Серьезные преимущества изоляционистов объяснялись прежде всего тем, что они пользовались поддержкой населения, среди которого были широко распространены идеи так называемого демократического изоляционизма — идеи борьбы за наведение и поддержание справедливого социального порядка внутри страны при полном отказе от внешних военных авантюр и колониальных захватов. Что касается изоляционистски настроенных политических деятелей, то они никогда и не оспаривали право США на экономическую экспансию и роль международного арбитра, но решительно выступали против участия Соединенных Штатов в каких-либо союзах и соглашениях с европейскими государствами. Парадоксальность ситуации заключалась в том, что попытки правительственных кругов США проводить политику, соответствующую экономическому и финансовому могуществу великой североамериканской державы, могли быть блокированы (как и произошло на практике) внутри самих Соединенных Штатов.
В-третьих. Внешняя политика любой державы при решении глобальных мировых проблем должна опираться не только на мощный экономический потенциал, но и на не менее значимый потенциал военный. В этой области Соединенные Штаты существенно отставали от европейских держав. Сухопутная армия США представляла собой, как иронично отмечали в Европе, «величину неопределенную». Широкомасштабные программы по строительству современного военно-морского флота в те годы были лишь заявкой на будущее. В целом военная мощь США с лихвой компенсировалась военно-морским превосходством Англии, силой сухопутных войск Франции, а через некоторое время и высоким уровнем организации военной машины Германии и Японии. (с.16)
В-четвертых. Еще один фактор, ограничивавший внешнеполитические возможности США, лежал в сфере практической дипломатии. Уже первые попытки американской администрации играть руководящую роль в международных делах встретили решительный отпор со стороны искушенных в дипломатических играх правительств Англии и Франции. И в этой области преимущество было не на стороне Соединенных Штатов.
Таковы были реальные контуры международных позиций США в первый послевоенный период. Их влияние на развитие международных отношений, как это ни противоречиво звучит, становилось все более явственным и одновременно оставалось весьма ограниченным.
Международное положение Великобритании после окончания войны крайне трудно охарактеризовать однозначно.
С одной стороны, можно констатировать известное ослабление ее позиций в мире, что было обусловлено следующими причинами. Победа досталась Англии дорогой иеной. Ее людские потери составили 744 тыс. убитыми и около 1,700 тыс. ранеными. Таких военных потерь история этой страны не знала. Война нанесла весьма ощутимый урон английской экономике. Соединенное Королевство потеряло около 20% национального богатства. Как в годы войны, так и в первые послевоенные годы продолжало сокращаться промышленное производство. В результате довоенный уровень был достигнут лишь в 1929 г. (худший показатель среди всех западных держав). Значительно уступая США, Англия окончательно лишилась своего былого промышленного лидерства в мире. Ее доля в мировом промышленном производстве прогрессивно уменьшалась, составив в 1920 г. 9% (в сравнении с 33,6% в 1913 г.) Огромные военные расходы резко ухудшили финансовое положение Великобритании. Впервые за долгие годы финансового процветания она превратилась из самого влиятельного международного кредитора в страну-должника. Ее послевоенный внешний долг оценивался в 5 млрд. долл., из которых 3,7 млрд. приходились на долю США. Во время войны были подорваны и внешнеторговые позиции Англии. Страна лишилась 40% своего торгового фронта. Традиционные внешнеэкономические связи были прерваны. В итоге английская внешняя торговля сократилась почти в 2 раза, а ее зарубежные инвестиции — на 25%. Мощный подъем национально-освободительного движения стал еще одним «ударом судьбы», от которого в наибольшей степени пострадала Англия, занимавшая ведущее место в ряду колониальных держав.
Вместе с тем отмеченные выше негативные для Великобритании последствия Первой мировой войны нельзя абсолютизировать. Существовали и иные факторы, позволившие этой стране (с.17) не только сохранить свои позиции великой мировой державы, но на каких-то участках даже усилить их.
Во-первых, несмотря на первые признаки кризиса Британской империи, Англии в результате войны удалось отстоять свою колониальную монополию. Более того, ее колониальные владения были значительно расширены за счет получения мандата на управление территориями, ранее принадлежавшими Германии и Турции. Если до войны на долю Англии приходилось 44,9% колониальных владений мира, то после войны — 58%.
Во-вторых, в первые послевоенные годы незыблемым оставался приоритет сильнейшего в мире английского военно-морского флота. Правительственные круги Англии стремились строго придерживаться ими же разработанной формулы: британский флот должен быть больше объединенного флота двух других держав.
В-третьих, ухудшение финансового положения Англии могло считаться временным и относительным. Ее долг Соединенным Штатам во многом компенсировался задолженностью Англии со стороны континентальных европейских государств, которая превышала 4,3 млрд. долл.
В-четвертых, в актив Англии, безусловно, следует отнести разгром главного довоенного конкурента Германии и изменение европейского баланса сил в пользу Соединенного Королевства, высокий международный престиж победителя в войне, традиционно крупную роль в мировой дипломатии и огромный опыт в решении сложных международных проблем, реалистичную и в достаточной степени дальновидную внешнюю политику английского правительства.
Мировая война привнесла существенные изменения и в международный статус Французской республики.
Триумф победы мог лишь на время заслонить крайне тяжелые последствия войны. Прежде всего это огромный материальный ущерб и многочисленные человеческие жертвы. По военным потерям Франция уступала лишь Германии и России: 1327 тыс. убитых и 2800 тыс. раненых. Почти полностью были опустошены северо-восточные департаменты Франции, разрушено более 10 тыс. промышленных предприятий и около 1 млн. жилых домов. Общий объем материальных потерь оценивался в 15 млрд. долл., что составляло 31% довоенного национального богатства. Плачевное состояние французской экономики объяснялось не только материальным ущербом и разрушениями, вызванными войной, но и глубоким кризисом, связанным с послевоенной реконверсией, т.е. переводом промышленности на выпуск мирной продукции. Кризис продолжался с 1918 по 1921 г. Индекс промышленного производства опустился до отметки в 55% от уровня 1913 г. Еще более (с.18) серьезные потери ожидали Францию в финансовой области. Война лишила ее роли «мирового ростовщика», поставив в один ряд с другими государствами-должниками. Французский долг США и Англии превысил 7 млрд. долл. Мощный удар по финансовым позициям Франции нанесла Октябрьская революция: 71% всех долгов царского и Временного правительств, аннулированных советской властью, приходилось на долю Французской республики. Не могли не оказать своего отрицательного воздействия на международное положение Франции и такие последствия войны, как резкое сокращение внешнеторгового оборота (почти в 2 раза) и зарубежных инвестиций (на 30%), а также обострение национально-освободительной борьбы во французских колониях.
Однако, как и в случае с Англией, позитивные для Франции итоги войны превалировали над негативными, что позволило ей не только сохранить, но и упрочить свои позиции великой мировой державы.
Во-первых, за счет приобретения так называемых подмандатных территорий Франции удалось значительно увеличить свою колониальную империю. Ее доля в колониальных владениях мира возросла с 15,1% в 1913 г. до 29% после окончания войны. Вслед за Великобританией Франция оставалась самой могущественной страной-метрополией.
Во-вторых, в первый послевоенный период Французская республика имела самую сильную в мире сухопутную армию.
В-третьих, социально-экономическая нестабильность, вызванная огромными материальными потерями в войне, представлялась фактором временного характера. Превращение Франции из аграрно-промышленной страны в промышленно-аграрную державу в перспективе должно было значительно улучшить экономическое положение республики. Что касалось финансового ущерба, то предполагалось компенсировать его репарациями, взимаемыми с Германии.
В-четвертых, военный разгром Германской империи и послевоенная политика французского правительства, направленная на максимальное ослабление традиционного и самого грозного противника, создавали благоприятные условия для утверждения ведущей роли Франции на европейском континенте.
Еще одна страна-победительница — Италия — до войны по праву считалась одним из слабых звеньев среди великих европейских держав.
Мировая война не внесла в это положение сколь либо серьезных положительных изменений. Скорее наоборот, она продемонстрировала экономическую и военную несостоятельность Италии, (с.19) став для нее непосильным бременем. В годы войны Италия потеряла 580 тыс. солдат и офицеров. После сокрушительного поражения в первом для итальянцев крупном сражении при Капоретто в октябре 1917 г. итальянские войска были полностью деморализованы и в этом состоянии пребывали до самого окончания войны. Рекордное число дезертиров и добровольно сдавшихся в плен (более 1 млн. человек) позволило военным экспертам назвать итальянскую армию «самой пленоспособной армией мира». Экономика Италии не выдержала военного напряжения. Пришли в упадок все основные отрасли итальянской промышленности. Государственные долги превысили национальное достояние страны на 70%. Экономический спад, социальная напряженность и финансовый хаос сопровождались глубоким политическим кризисом, проявившемся в крайней неустойчивости властных структур. Все это свидетельствовало о том, что, несмотря на победу в войне, Италия продолжала играть подчиненную, в известном смысле второстепенную роль в послевоенных международных отношениях в сравнении с другими державами-победительницами.
Вместе с тем в начале 1920-х гг. в экономическом и политическом развитии Италии появились новые тенденции, которые должны были усилить влияние этой страны на мировую политику.
Во-первых, начавшийся сразу же после войны процесс оживления итальянской промышленности привел к тому, что уже в 1920 г. по выпуску промышленной продукции Италия достигла довоенного уровня. Тем самым была заложена основа для достаточно быстрых темпов экономического роста Италии в последующие годы.
Во-вторых, еще более важное значение имели процессы политические. В результате печально знаменитого «похода на Рим» в 1922 г. к власти в Италии пришел фашизм. Лидер итальянских фашистов Бенито Муссолини в своих программных заявлениях открыто проповедовал идеи резкой активизации внешней политики Италии. Лозунги экспансии, новых колониальных захватов, «воссоздания Великой Римской империи», а также практическая подготовка к их реализации не могли не отразиться на внешнеполитическом положении Италии и на международной обстановке в целом.
Япония, вступившая в войну на стороне Антанты еще в августе 1914 г., активного участия в ней не принимала. Ее военные действия в основном свелись к охоте за немецкими крейсерами на Тихом и Индийском океанах. Вклад Японии в общую победу над врагом может быть косвенно оценен ее военными потерями, составившими около 300 человек. (с.20)
Зато итоги войны оказались для Японии более чем благоприятными.
Во-первых, молниеносно захватив уже в самом начале войны германские владения на Дальнем Востоке и Тихом океане, Япония значительно укрепила свои позиции в этом регионе мира. Она овладела стратегически и экономически важными районами: Маршалловыми, Каролинскими и Марианскими островами, арендованной Германией территорией Гуанчжоу в Китае, а также китайской провинцией Шаньдун с населением в 36 млн. человек.
Во-вторых, воспользовавшись поглощенностью европейских держав войной, Япония предприняла первую попытку установить контроль над всем Китаем. В январе 1915 г. она предъявила временному президенту Китайской республики Юань Шикаю ультиматум, вошедший в историю под названием «21 требование». Этот документ фактически превращал Китай в японскую полуколонию (признание оккупационного режима в Шаньдуне, «контрольных прав» Японии в Южной Маньчжурии и Внутренней Монголии, недопущение каких-либо других держав к управлению китайскими территориями, назначение японских советников в вооруженные силы и государственные органы Китая). Неслучайно 9 мая 1915 г. — день подписания этого соглашения демократической общественностью Китая был объявлен «днем национального позора». Однако Япония не была полностью удовлетворена достигнутым и добилась большего: ей удалось в 1915–1917 гг. заключить с союзниками — Англией, Францией и Россией — секретные договоры, по которым последние признавали ее «особые права и интересы» в Китае.
В-третьих, еще одним исключительно выгодным для Японии результатом войны стало вытеснение с азиатских рынков западных держав, занятых войной в Европе. Это во многом объясняло чрезвычайно быстрые темпы роста японской экономики. В 1920 г. объем промышленного производства превысил довоенный уровень на 70% (ежегодный прирост — 10%). За этот же период времени экспорт японских товаров увеличился на 330%.
Так складывалась материальная основа для новой внешней политики Японии, которая приступила к практической реализации ею же разработанной концепции «Азия для азиатов» (читай: «Азия для Японии»). Все вышесказанное свидетельствовало о том, Что в годы войны и в первый послевоенный период Япония быстро превращалась из ведущей региональной в великую мировую державу.
Из побежденных государств Четверного союза до войны статус «великой державы» имели Германия и Австро-Венгрия. Османская империя, формально называвшаяся «великой» лишь по (с.21) размерам входивших в нее территорий, на деле являлась полуколониальной и зависимой страной. Что касается Болгарии, то она могла считаться «великой» только среди малых балканских народов.
Главная ударная сила Четверного союза Германская империя, как уже говорилось выше, потерпела в войне разгромное поражение.
Германия первенствовала по числу безвозвратных военных потерь — погибло 2 млн. 37 тыс. немецких солдат и офицеров. Прямым результатом войны стало катастрофическое состояние экономики. Выпуск промышленной продукции в 1920 г. по сравнению с довоенным уровнем составил 58%. Производство сельскохозяйственных продуктов сократилось в 3 раза. Острый социальный и политический кризис вылился в ноябрьскую революцию, свержение монархии Гогенцоллернов и провозглашение Веймарской республики. Уже по Компьенскому перемирию Германия лишилась военно-морского флота, значительной части вооружений и всех колониальных владений.
Оценивая послевоенное международное положение страны, напрашивался однозначный вывод, казавшийся тогда неоспоримым: Германия утратила свой великодержавный статус, она сошла с международной арены как великая мировая держава на десятилетия вперед.
В известном смысле еще более сокрушительный удар мировая война нанесла по международным позициям Австро-Венгрии.
По аналогии с Германией Австро-Венгрия как побежденное государство испытала на себе все разрушительные последствия войны: большой материальный ущерб и людские потери (1 млн. 100 тыс. чел); крах экономический и финансовый; революционный кризис, крушение Габсбургской монархии и учреждение Австрийской республики. Однако в контексте развития международных отношений еще более значимым итогом войны стал распад Австро-Венгерской империи. Волна национально-освободительного движения уже осенью 1918 г. поглотила «лоскутную монархию», на месте которой образовалось четыре независимых государства.
Таким образом, в отличие от Германии Австро-Венгрия не просто и не временно потеряла свой великодержавный статус, она утратила его навсегда, в недавнем прошлом могущественная империя прекратила свое существование не только как великая держава, но и как государство.
Особо следует остановиться на характеристике международного положения Советской России.
Несмотря на существенные территориальные потери в европейской части бывшей Российской империи — Финляндия, (с.22) Польша. Эстония, Латвия и Литва стали суверенными государствами, западные части Украины и Белоруссии отошли к Польше,
Бессарабия была аннексирована Румынией — Россия в новой своей ипостаси продолжала оставаться важным фактором международной жизни. Главное — она сохранила статус великой державы со всеми его очевидными признаками.
Прежде всего это обширная территория и огромный внутренний потенциал. «Социализм в рамках одной страны» занимал 17% территории и составлял 8% населения земного шара. Другим показателем «великодержавности» была полная самостоятельность политического курса Советской России. Ни о какой зависимости от Запада и не могла идти речь ни во внешней политике РСФСР (ожидание и поощрение мировой революции), ни в политике внутренней (эксперимент по строительству нового общества). Большую роль в укреплении международного положения Страны Советов сыграла «классовая солидарность» и содействие со стороны рабочего, коммунистического и национально-освободительного движений. Советско-большевистский режим продемонстрировал свою жизнестойкость и дееспособность в гражданской войне и в борьбе против иностранной интервенции. Он опирался на поддержку абсолютного большинства населения, а это, по утверждению В.И.Ленина, и есть основное и неопровержимое «доказательство истинной силы государства».
Вместе с тем победа Октябрьской революции и сохранение Советской Россией великодержавного статуса вовсе не означали усиления ее международных позиций. Наоборот, можно говорить об их крайнем ослаблении по сравнению с довоенным положением царской России.
Причины общеизвестны: беспрецедентный материальный ущерб и многомиллионные человеческие жертвы, вызванные империалистической и гражданской войнами, иностранной интервенцией, белым и красным террором. В годы мировой войны Россия потеряла 1 млн. 811 тыс. человек (второй по числу безвозвратных потерь показатель после Германии). В гражданскую войну с обеих сторон погибло 800 тыс. человек. Голод 1921 г. унес 1 млн. человеческих жизней. Жертвами террора, точный подсчет которых невозможен, стали сотни тысяч человек. В целом численность населения России уменьшилась в периоде 1918 по 1922 г. на 15,1 млн. человек. Общий материальный ущерб, нанесенный экономике России во время двух войн, оценивался в 76,5 млрд. золотых руб., что составляло 51% довоенного национального богатства. Объем промышленного производства к 1921 г. сократился в 7 раз (15% от уровня 1913 г.), внешнеторговый оборот — в 3,3 раза (3% от довоенного уровня). Уже эти цифры и факты (с.23) свидетельствовали о катастрофическом ухудшении международных экономических позиций России. Ее доля в мировом валовом продукте упала с 6% в 1913 до 2% в 1921 г. Национальный доход на душу населения, составив к концу гражданской войны 120 долл., был в 20 раз меньше, чем в США и на 10 долл. меньше, чем в полуколониальном Китае.
Помимо критического состояния экономики и обострения внутриполитической борьбы другим весьма неблагоприятным для Советской России фактором стала ее полная международная изоляция. Дипломатическое непризнание, экономическая блокада, прямое военно-политическое давление — все это позволило В.И. Ленину при характеристике международного положения Советской России сравнить ее с «осажденной крепостью», «социалистическим островком в океане бушующей империалистической стихии».
Таким образом, в первые послевоенные годы международные позиции Советского государства были крайне непрочными и неустойчивыми. Ее материальные возможности не шли ни в какое сравнение с экономической и военной мощью великих западных держав. Соотношение сил в противостоянии двух социально-политических систем безусловно складывалось в пользу капиталистического Запада. Поэтому основные направления развития международных отношений определялись политикой и противоречиями западных держав, а не борьбой и взаимоотношениями «капитализм-социализм».
Такова была общая картина расстановки сил и международных позиций великих держав после окончания Первой мировой войны. Именно эта новая расстановка сил и стала основой послевоенной системы международных отношений. Ее главные контуры были очерчены в планах держав-победительниц.

ПЛАНЫ ВЕЛИКИХ ДЕРЖАВ ПО МИРНОМУ УРЕГУЛИРОВАНИЮ И ПОСЛЕВОЕННОЙ ОРГАНИЗАЦИИ МИРА

В планах послевоенного устройства мира, с которыми державы-победительницы пришли на мирную конференцию, нашли свое отражение три исходных момента: 1) главные итоги мировой войны; 2) новая расстановка сил между великими державами; 3) международное положение страны и ее национально-государственные цели и интересы.
Самым претенциозным являлся план Соединенных Штатов – он был изложен президентом Вудро Вильсоном в послании конгрессу США 8 января 1918 г. в форме четырнадцати пунктов, или (с.24) основных принципов». Содержание «программы мира» Вильсона сводилось к следующим положениям.
Пункт 1-й декларировал отказ от тайной дипломатии, гласность в переговорах о мире, «открытые мирные договоры». Пункт 2-й торжественно объявлял свободу мореплавания в мирное и военное время, или «свободу морей». В пункте 3-м говорилось об еще одной свободе — свободе торговли, устранении всех таможенных барьеров, т.е. о международном признании принципов «открытых дверей» и «равных возможностей». Пункт 4-й требовал установления твердых гарантий, обеспечивающих сокращение национальных вооружении «до предельного минимума». В пункте 5-м провозглашалось «полностью независимое, беспристрастное решение колониального вопроса» при равном учете интересов не только метрополий, но и населения колоний (несмотря на туманную формулировку, речь шла о признании права колониальных народов на самоопределение и независимость). Пункт 6-й, посвященный России, утверждал ее право на «свободное определение» своей национальной политики и пути политического развития (правда, в комментариях к этому пункту, хранящихся в «Архиве» главного советника Вильсона полковника Э.М. Хауза, подчеркивалась необходимость поддержки «демократических сил» России, к коим администрация США большевиков не относила; более того, в качестве одного из вариантов решения русского вопроса предлагалось расчленить бывшую Российскую империю на ряд самостоятельных государств и подконтрольных западным державам территорий). В пунктах с 7-го по 13-й содержались американские предложения по урегулированию наиболее важных территориально-государственных проблем: восстановление суверенитета и границ Бельгии; возвращение Франции Эльзаса и Лотарингии; установление границ Италии «по ясно выраженным национальным признакам»; предоставление народам Австро-Венгрии прав автономии и независимого развития; восстановление суверенитета Румынии, Сербии и Черногории, сохранение за Сербией выхода к морю; самостоятельное существование турецкой нации, автономия и независимость других национальностей, входящих в состав Османской империи, международные гарантии свободного прохода через черноморские проливы для судов всех стран; создание независимой Польши, включающей в себя бесспорные польские территории и имеющей выход к морю. Пункт 14-й и последний, предусматривал учреждение международной, надгосударственной организации по сохранению и поддержанию мира — в целях «предоставления взаимных гарантий политической независимости и территориальной целостности равно большим и малым странам». Президент США назвал проектируемую организацию «Лигой Наций». (с.25)
Таким образом, в программе Вильсона были выдвинуты необычные для того времени демократические и даже радикальные лозунги. В американской и европейской прессе развернулась широкая рекламная кампания по восхвалению «Четырнадцати пунктов», которые были переведены на многие языки и распространены по всему миру тиражом более 6 млн. экземпляров. Пропагандистский акцент был сделан на якобы совершенно бескорыстном стремлении Вильсона к установлению нового международного порядка, основанного на принципах свободы, демократии и справедливости. Восхищенные американцы называли Вильсона «великим миротворцем» и «апостолом мира». Восторженные европейцы встречали прибывшего на мирную конференцию президента США транспарантами: «Слава Вильсону Справедливому!». Его именем были названы улицы и площади в городах Италии, Франции и других европейских стран. Шумные восторги и ликования по обе стороны Атлантического океана как бы отодвигали на второй план реальное содержание программных предложений Соединенный Штатов по созданию нового миропорядка.
Как же можно охарактеризовать «Программу мира» Вильсона — на тот момент действительно самую крупную за всю историю США американскую внешнеполитическую инициативу? Какие цели скрывались за пышной демократической и пацифистской фразеологией?
Вопрос этот далеко не праздный, так как в исторической литературе уже долгие годы идут споры о смысле и значении «Программы мира» США: от панегирических оценок в западной, прежде всего в американской историографии до уничижительной критики в историографии советской.
Непредубежденный анализ документа отвергает эти крайние точки зрения. «Четырнадцать пунктов» — это сложный и противоречивый внешнеполитический акт, учитывавший как особенности послевоенного международного положения самих Соединенных Штатов, так и новые тенденции мирового развития. Поэтому в нем содержались требования как империалистического, так и демократического характера.
Первое. Программа, выдвинутая Вильсоном, представляла собой первую официальную декларацию американского правительства о притязаниях США на роль мирового политического лидера, «высшего арбитра» в международных делах. Это была заявка на руководство послевоенным миром.
Материальной основой глобалистских устремлений США стало их превращение в ведущую промышленную и финансовую державу мира. Идеологическое обоснование было детально разработано американскими экспансионистами еще в конце XIX в. Не (с.26) удивительно, что после окончания Первой мировой войны в США вновь получили широкое распространение идеи и лозунги «предопределения судьбы» и «божественного предначертания», «демократической экспансии» и установления «американского мира». Вильсон тишь придал этим идеям международно-правовое звучание.
Косвенным подтверждением новых тенденций в американской внешней политике стала та торжественность и помпезность, которой сопровождался первый в истории Америки выезд действующего президента в Европу (численность американской делегации превысила 1300 человек). Вильсон, отправившийся в Старый Свет на пароходе «Джордж Вашингтон», нарушил долголетнюю традицию, так как решение столь важных задач и реализация столь великих целей требовала его личного присутствия на конференции.
О том, что главным в программе Вильсона были претензии на руководящую роль в мире, свидетельствует само содержание «Четырнадцати пунктов» и комментарии к ним со стороны президента и его советников.
Показательно, что центральной идеей американского плана стала идея создания Лиги Наций, в которой США было «забронировано» место мирового «суперарбитра». Иными словами, Лига Наций рассматривалась правительственными кругами Соединенных Штатов как основной инструмент политического лидерства, инструмент «распространения доктрины Монро на весь мир». В Европе подоплеку этой инициативы Вильсона хорошо понимали, назвав проектируемую организацию фирмой «Янки и К°». Разъясняя своим соотечественникам значение Лиги Наций, президент США, показав себя достойным сыном пресвитерианского пастора, проповедовал: «Америка стала первой мировой державой... Нам нужно решить единственный вопрос: вправе ли мы отказаться от морального руководства, которое предлагают нам, примем ли мы или отвергнем доверие мира... Нас ведет Бог. Мы не можем отступить. Мы можем лишь следовать вперед со взором, устремленным к небесам, и бодрые духом». Продемонстрировав достаточно высокий уровень ораторского искусства, Вильсон показал, как можно соединить «небесные силы» и «божественное провидение» более очевидной земной целью установления американской гегемонии в мире.
В этом контексте более реальный смысл приобретают и другие демократическо-пацифистские пункты, выдвинутые в программе президента США.
Взбудораживший общественное мнение лозунг открытости переговоров и отказа от тайной дипломатии в конкретных условиях послевоенного времени означал отмену секретных договоров (с.27) стран Антанты по разделу сфер влияния и новому переделу мира. Не участвуя в их составлении, Соединенные Штаты справедливо опасались, что в этих соглашениях американские интересы не учтены. Вывод напрашивался сам собою: необходимо было аннулировать все прежние тайные договоры, чтобы создать новую договорную систему, в которой нашли бы свое отражение глобалистские притязания США.
Весьма пацифистски звучавший пункт о сокращении и ограничении вооружений объяснялся не только военным отставанием Соединенных Штатов от европейских держав и совсем уж негуманным стремлением ко всеобщему разоружению. Главное состояло в другом: принцип «максимального сокращения вооружений» обеспечивал Соединенным Штатам максимально выгодные условия в борьбе за политическое преобладание в мире, поскольку определяющим фактором соперничества становилась не военная, а экономическая мощь, т.е. та область, где США, бесспорно, лидировали.
Таким образом, «Четырнадцать пунктов» Вильсона являлись своего рода манифестом, в котором под прикрытием пацифистских лозунгов прослеживаюсь стремление американской администрации вывести США на авансцену мировой политики, закрепить за ними положение ведущей державы не только в экономической, но и в политической сфере.
Второе. «Программа мира» США не только провозгласила принципиально новую цель американской внешней политики, она обозначила и качественно новые методы для достижения этой цели.
В годы войны правительственные круги всех великих европейских держав рассматривали послевоенное устройство мира в традиционных категориях. Фундаментом послевоенного мирового порядка должен был стать изменившийся баланс сил, закрепленный масштабными аннексиями победителей за счет побежденных, т.е. предполагалось осуществить новый передел мира. Соединенные Штаты уже с конца XIX в. выступали против классических методов колониальных захватов и военно-политической экспансии, они противопоставили им доктрину «открытых дверей» и «равных возможностей» (провозглашена в 1899 г. государственным секретарем США Дж. Хэем в отношении Китая). В «Четырнадцати пунктах» Вильсона содержалось требование международного признания этой доктрины, но уже не в качестве регионального, а как основополагающего принципа мировой политики.
Стратегическая линия, предложенная американским правительством, заключалась в том, чтобы, опираясь на экономические преимущества и не прибегая к широким территориальным (с.28) захватам, вытеснить иностранных конкурентов и обеспечить себе господствующее положение в мире. В отличие от Англии и Франции, владевших огромными территориями и установивших там полное политическое господство, Соединенные Штаты стремись достичь своей цели главным образом при помощи экономических и финансовых рычагов. Их программой были не отдельные территориальные приобретения, а трансформация экономического могущества в мировое политическое лидерство.
Политика «открытых дверей» помимо решения этой основной задачи имела и еще ряд существенных преимуществ перед открытым аннексионизмом. Она позволяла избегать чрезмерных затрат на военные нужды и использовать демократические, национально-освободительные и антиимпериалистические традиции, поскольку главной целью провозглашалось не военное, а «мирное» финансово-экономическое подчинение. Эта политика, наконец, давала возможность осуждать колониальную практику европейских держав и вызывала определенное сочувствие политически эксплуатируемых и угнетаемых стран и народов. Доктрина «открытых дверей», таким образом, представляла собой теорию и практику экономического колониализма, уже тогда содержавших в себе элементы неоколониалистской политики, которая окончательно сложилась после Второй мировой войны.
В известном смысле эту международную инициативу США можно назвать либеральной альтернативой традиционному империалистическому курсу, политике колониальных захватов и военного диктата.
Доктрина «открытых дверей» и «равных возможностей» легла в основу целого ряда положений программы Вильсона. Полностью соответствовали духу и букве этой доктрины пункты о «свободе морей» и «свободе торговли». Лозунг «справедливого решения колониального вопроса» с учетом интересов местного населения также имел непосредственное отношение к новой американской стратегии. Соединенные Штаты не хотели мириться с тем, что большая часть территории земного шара оставалась объектом монопольного контроля со стороны их конкурентов. Поэтому они и добивались признания «равных прав и возможностей» в эксплуатации колониального мира, будучи уверенными в том, что в этом случае успех в конкурентной борьбе будет на бороне экономически самого сильного. Более того, США были готовы пойти на предоставление независимости колониям (правда, пока не своим, а принадлежавшим европейским державам), так как имели богатый опыт в финансово-экономическом «управлении» формально независимыми центральноамериканскими Республиками. (с.29)
Таким образом, политика «открытых дверей» во многих отношениях была выгодна для Соединенных Штатов. Получив международно-правовое оформление, она могла в перспективе стать решающим фактором укрепления экономических и политических позиций США как ведущей мировой державы.
Третье. Провозглашение в «Программе мира» новых международных принципов вовсе не означало, что США полностью отказывались от использования старых, проверенных временем методов внешнеполитической деятельности. Одним из них была политика баланса сил.
Не вызывает никаких сомнений, что во многих своих предложениях и требованиях Вильсон руководствовался интересами обеспечения благоприятного для США баланса сил.
Именно этот мотив был главным в стремлении американского президента не допустить чрезмерного усиления Англии и Франции. Отсюда такие его предложения, как учреждение системы мандатов Лиги Наций на бывшие владения Германии и Турции (против усиления колониального могущества Великобритании и Франции); сокращение до «предельного минимума» вооружений (против роста военной мощи ведущих европейских держав); «свобода мореплавания» и «свобода торговли» (против монополизации странами Антанты мировых рынков сбыта и источников сырья).
Концепция поддержания выгодного баланса сил определяла позицию Вильсона по германскому вопросу. Соединенные Штаты выступали против максимального ослабления Германии, как того требовала Франция. Президент США приводил следующие доводы в защиту своего мнения. Во-первых, германское государство должно стабилизировать обстановку в Европе как противовес Франции, с одной стороны, и Советской России — с другой. Во-вторых, «максимально ослабленная» Германия неминуемо окажется «в объятиях революции и большевиков». Еще в октябре 1918 г. Вильсон в этой связи пророчествовал: «Если мы унизим немцев и слишком прижмем их, мы уничтожим в стране все остатки власти и там воцарится большевизм».
Четвертое. Констатируя определяющую роль глобалистских установок в американской «Программе мира», нельзя сводить к ним все содержание и смысл «Четырнадцати пунктов» Вильсона.
Будучи реалистически мыслившим и дальновидным политиком, президент США в большей степени, чем лидеры других великих держав, воспринял и осознал кардинальные перемены, произошедшие в послевоенном мире. Социальная нестабильность, массовое движение за демократическое и даже социалистическое преобразование общества, обострение национально-освободительной борьбы и, конечно же, революция в России — все это заставило (с.30) Вильсона вполне осознанно дистанцироваться от традиционных, империалистических методов, общепринятых в мировой практике и выдвинуть либеральные, демократические принципы построения новой системы международных отношений. К ним относись такие идеи и лозунги «Четырнадцати пунктов», как «гласность и открытость дипломатии», «экономическая демократия», «свобода морей», ограничение гонки вооружений и другие. Иное дело, какой реальный смысл в них вкладывался и как они реализовывались, но сам факт их провозглашения, безусловно, следует оценить положительно как крупный шаг на пути демократизации международных отношений. В противном случае можно вновь впасть в идейно-классовый догматизм и историческую нелепость, доказывая, что лозунг отмены тайной дипломатии, выдвинутый В.И.Лениным, есть «блестящий успех советской внешней политики», а тот же лозунг, провозглашенный В. Вильсоном, — «это лживая империалистическая демагогия».
В определенном смысле либеральные призывы американского президента являлись ответом на внешнеполитические инициативы советской власти, на опасность распространения революционных идей и «большевизации» мира. В конце 1918 г. Вильсон так охарактеризовал международную обстановку; «Призрак большевизма таится везде... Во всем мире серьезнейшее беспокойство». Чуть позже, разъясняя значение своих «основных принципов», он назвал и главное «успокоительное» средство: «Справедливый мир и лучший порядок необходимы для борьбы против большевизма».
Таким образом, «Четырнадцать пунктов» Вильсона представляли собой либеральную альтернативу не только традиционному экспансионизму и империалистической политике, но и социалистической угрозе.
На первый взгляд может показаться парадоксальным, что, борясь с большевизмом, президент США почти дословно повторял формулировки первых большевистских внешнеполитических актов. Так, стращая Англию и Францию, он совсем в духе ленинского Декрета о мире заявлял: «Мне приносит удовлетворение то обстоятельство, что, если нужно, я смогу обратиться к народам Европы через головы их правителей». Такое совпадение Деклараций объяснялось тем, что и в американских «Четырнадцати пунктах» и в советском Декрете о мире содержались положения общедемократического характера, хотя преследуемые цели – либеральные у Вильсона и революционные у Ленина – диаметрально противоположны.
Своей программой президент США стремился придать послевоенной системе международных отношений более современный, (с.31) более цивилизованный, «высокоморальный» и либеральный характер, не забывая при этом подчеркивать «миссионерскую», руководящую роль Соединенных Штатов.
Все сказанное позволяет сделать следующий краткий вывод: план переустройства мира, выдвинутый американским президентом, носил двойственный характер, сочетая принципы глобализма и либерализма. Этот вывод разделял и сам Вильсон, призывавший «совместить участие в мировой борьбе за могущество с руководством мировым либеральным движением».
Пятое. Говоря о содержании и значении «Четырнадцати пунктов», необходимо затронуть еще один, и последний вопрос: насколько реальной была возможность осуществления плана Соединенных Штатов.
При характеристике международного положения США уже назывались факторы, ограничивавшие влияние этой страны на мировую политику. Они и предопределили судьбу программы американского президента.
Главной внутриполитической преградой на пути реализации «основных принципов» Вильсона стал изоляционизм. Американские изоляционисты, возглавляемые председателем сенатского комитета по иностранным делам Генри Кэботом Лоджем и сенатором Уильямом Борой, устроили беспрецедентную обструкцию внешнеполитическим инициативам президента. Их основным требованием был отказ США от участия в Лиге Наций, создание которой являлось центральной идеей «Четырнадцати пунктов», Лодж не уставал повторять, что Соединенные Штаты не должны брать на себя никаких обязательств до тех пор, пока не будет реально обеспечено их «мировое преобладание», что незыблемую основу американской внешней политики составляет «ничем не связанная свобода великой державы решать самой, каким путем ей идти».
Дискуссии завершились тем, что республиканско-изоляционистское большинство сената в марте 1920 г. отказалось ратифицировать подписанный Вильсоном Версальский договор, который включал в себя Устав Лиги Наций. Победу одержали изоляционисты: идеи политического руководства миром тогда не нашли поддержки в Америке. Как оказалось, Вильсон, выступив со своей глобалистско-либеральной программой, опередил ход событий на 30 лет. Последним штрихом в полемике изоляционистов и «интернационалистов» стало подписание в августе 1921 г. республиканской администрацией У. Гардинга сепаратного мирного договора с Германией. В этом «по-деловому» кратком договоре фиксировались все привилегии, достигнутые Соединенными Штатами на мирной конференции, но ни слова не говорилось о (с.32) каких-либо их обязательствах перед Европой и полностью отсутствовали статьи о Лиге Наций.
Другим крупным препятствием для миротворческой деятельности Вильсона стало жесткое сопротивление ведущих европейских держав Англии и Франции любым попыткам Соединенных Штатов играть роль мирового политического лидера. Интересна в этой связи та общая оценка «Четырнадцати пунктов», которую дали руководители этих стран. Премьер-министр Англии Д. Ллойд Джордж в своих мемуарах похвалил «Программу мира» Вильсона, добавив, что она «никем из союзников не рассматривалась официально и серьезно...». Еще более иронично и по-французски изощренно высказался премьер-министр Франции Ж. Клемансо: «Бог даровал нам Десять Заповедей, и мы нарушили их. Вильсон дарует свои 14 основных принципов — посмотрим!»
Таковы были планы США и реальные возможности их претворения в жизнь.
В Англии, как и в Соединенных Штатах, программа послевоенного устройства мира стала разрабатываться задолго до окончания войны. Основные ее положения наиболее ясно и четко были сформулированы в речи премьер-министра Ллойд Джорджа перед руководителями английских профсоюзов 5 января 1918 г.
Такие принципы, выдвинутые правительством Англии, как решение колониального вопроса с учетом «устремлений местного населения», создание международной организации по мирному урегулированию межгосударственных конфликтов, самоопределение российского народа («Россию может спасти только ее собственный народ»), практически все территориально-государственные постановления — почти полностью совпадали с соответствующими пунктами «Программы мира» Вильсона. Не случайно, что до настоящего времени в исторической литературе не утихают споры об авторстве того или иного принципа мирного урегулирования, включая идею учреждения Лиги Наций. Истину установить крайне трудно, так как консультации между английским и американским правительствами об условиях послевоенной организации мира начались еще в 1917 г., сразу же после вступления США в Первую мировую войну. Как бы там ни было, общность взглядов на целый ряд крупных внешнеполитических проблем могла стать основой для совместных действий англосаксонских держав по созданию новой системы международных отношений.
С другой стороны, уже в самом тексте миротворческой программы Ллойд Джорджа и в других его выступлениях отчетливо проявись серьезные расхождения с «Четырнадцатью пунктами» Вильсона. О плане английского премьер-министра ничего не говорись об отмене тайной дипломатии. За этим скрывалось глухое (с.33) раздражение и решительное неприятие этой популярной ленинско-вильсоновской идеи. Причина вполне понятна: Англия, в отличие от США, традиционно была связана целой сетью секретных соглашений о разделе сфер влияния. Отказ от этих соглашений привел бы к подрыву международных позиций Великобритании. Как многоопытный политик и человек либеральных взглядов Ллойд Джордж осознавал насущную необходимость осовременивания системы международных отношений. В частности, он активно поддерживал предложение Вильсона о создании Лиги Наций, подчеркивая при этом ни его, а свой приоритет в выдвижении этого проекта. Однако подходы английского премьера и американского президента и в данном пункте существенно отличались. Во-первых, различной была оценка роли и места Лиги Наций в планах послевоенного устройства мира: если у Вильсона проектируемая международная организация являлась стержнем всей его программы, то Ллойд Джордж особо не акцентировал на ней внимание, полагая, что ее деятельность должна сочетаться с традиционными методами внешней политики, в том числе и с тайной дипломатией. Во-вторых, премьер-министр Англии видел в Лиге Наций не высшую инстанцию, контролирующую и регулирующую международные процессы, а практический инструмент по сохранению и поддержанию сложившегося после войны статус-кво. И в первую очередь она должна была охранять позиции Великобритании как ведущей державы-победительницы и Британскую империю как основной рычаг английского влияния на мировой арене. В-третьих, Ллойд Джордж отвергал притязания США на руководящую роль в миротворческой организации, считая, что она по праву принадлежит Англии.
В отличие от «Четырнадцати пунктов» Вильсона в программе Ллойд Джорджа не упоминался принцип «свободы торговли» и «устранения таможенных барьеров». На первый взгляд кажется удивительным, что Англия — пионер фритредерской политики — обходила молчанием столь близкую ей по духу инициативу. Объяснение кроется в том, что Великобритания после мировой войны окончательно уступила Соединенным Штатам первенство в промышленной и финансовой области, а вместе с ним и значительную часть дивидендов от «свободной торговли». Следует, однако, отметить, что Ллойд Джордж, надеясь на мощный экономический потенциал Англии — второй по значимости в мире — в целом поддерживал доктрину «открытых дверей» и «равных возможностей», но с одним важным ограничением: она не должна распространяться на Британскую колониальную империю.
Неистовое сопротивление в английских политических и военных кругах вызвало вильсоновское положение о «свободе морей». (с.34)
Дело в том, что морская блокада являлась главным военным Англии, и поэтому одобрение этого пункта считалось равнозначным согласию на поражение в следующем военном конфликте.
Лидеры англосаксонских держав синхронно заявили о своем признании принципа «национального самоопределения». Разночтения проявились в трактовках этого принципа. Соединенные Штаты, не отягощенные колониальными владениями, легко и свободно декларировали необходимость освобождения чужих колоний. Англия как самая могущественная колониальная держава оговаривала процесс деколонизации многими условиями, главным из которых было достижение местным населением «достаточного уровня» политического и культурного развития. Причем решение вопроса, достигнут этот уровень или еще нет, возлагалось на страну-метрополию.
Рассмотрение конкретных пунктов английской программы позволяет сделать следующее заключение о тех важнейших целях, которые преследовала Англия в строительстве послевоенного миропорядка.
Первое. В годы войны Англии с успехом удалось реализовать свои внешнеполитические планы. Основной ее соперник Германия была повержена как военно-морская и колониальная держава. Значительная часть германских колоний и территорий Османской империи находились под контролем Великобритании и ее доминионов. Поэтому главная задача сводилась к тому, чтобы сохранить и юридически закрепить уже достигнутое и завоеванное.
Второе. Решение этой задачи предполагало использование традиционной английской политики баланса сил, которая в новых условиях включала в себя два взаимосвязанных направления.
Прежде всего Англия исходила из необходимости поддержания европейского равновесия. Это означало создание такой расстановки сил на континенте, чтобы там существовали не одна, а по крайней мере две сильные державы, которые были бы в состоянии нейтрализовать друг друга. Только в этом случае Англия могла играть руководящую роль арбитра в урегулировании всех европейских проблем. Логика послевоенного развития определила политический курс Англии: не допускать чрезмерного усиления Франции и максимального ослабления Германии. Отсюда и известный лозунг английского правительства «не слишком сильная Франция» и «не слишком слабая Германия». В проведении подобной политики Англия искала и нашла поддержку со стороны США, придерживавшихся аналогичных установок. Обе державы рассматривали Германию как противовес не только Франции, но и Советской России. (с.35)
Вхождение в число великих мировых держав Соединенных Штатов и Японии придавало концепции баланса сил глобальный характер. Интересы сохранения благоприятного общемирового равновесия объясняли борьбу Англии с гегемонистскими устремлениями США. В этой борьбе английское правительство опиралось на активное содействие Франции, Японии и британских доминионов. Сочетание двух элементов в политике баланса сил — европейского и общемирового — создавало серьезные трудности для деятельности английских дипломатов, которым приходилось поочередно и почти одновременно использовать поддержку США в противостоянии с Францией и поддержку Франции в противостоянии с США. В такой ситуации английские политики должны были проявить большое дипломатическое искусство-Третье. Ллойд-Джордж, как и Вильсон, выступал, пусть с оговорками, за внедрение либеральных, цивилизованных норм в систему международных отношений, что было обусловлено кардинальными изменениями в послевоенном мире и прежде всего возникновением социалистической угрозы. За день до подписания Компьенского перемирия английский премьер декларировал: «Отныне главная опасность для нас не боши, а большевики». Либерализация международных отношений, по мнению Ллойд Джорджа, должна была стать альтернативой большевизму. Что касается самой Советской России, то отношение к ней со стороны Англии, точно также как и со стороны США, носило двойственный характер. С одной стороны, признание права русского народа на самоопределение и серия мирных предложений в адрес советско-большевистского режима, а с другой, всесторонняя помощь белогвардейско-«демократическим» силам и участие в открытой антисоветской интервенции.
Планы Франции не получили столь детального оформления, как в США и Великобритании. Однако основные внешнеполитические цели были определены четко и недвусмысленно.
Первое. Важнейшая стратегическая задача сводилась к установлению главенствующего положения Франции на европейском континенте.
Второе. Эту задачу можно было решить, по твердому убеждению французских правительственных кругов, только за счет максимального ослабления Германии. «Разрушенная и ослабленная Германия» — так формулировалась центральная идея французской программы мирного урегулирования. Таково было главное условие снятия германской угрозы на десятилетия вперед, обеспечения безопасности Франции и достижения руководящих позиций в Европе. Открывая Парижскую мирную конференций президент Французской республики Раймон Пуанкаре заявил: (с.36) «Господа, ровно 48 лет тому назад в Зеркальном зале Версальского дворца было провозглашено образование Германской империи. Сегодня мы собрались здесь, чтобы разрушить и отменить то, что было создано в тот день». Именно поэтому план «разрушения Германии» стал единственным подробно разработанным разделом «Программы мира» Франции. Он предполагал реализацию следующих установок.
- Возвращение Франции Эльзаса и Восточной Лотарингии. Этот стратегически и экономически важный район являлся ареной франко-германской борьбы с 1648 г., когда Людовик XIV аннексировал его в соответствии с договором, подписанным в Мюнстере. С 1871 г. после поражения Франции во Франко-прусской войне эти области входили в состав Германской империи. Французская республика добилась восстановления своих прав на Эльзас и Лотарингию уже по условиям Компьенского перемирия, что и необходимо было юридически закрепить в мирном договоре с Германией.
- Французские руководители выступили с лозунгом расчленения Германии на ряд мелких государств, т.е. возвращения ее к тому состоянию, которое германские земли занимали до 1871 г.
- В политических кругах Франции особо выделялась проблема западной границы Германии. По мнению французского правительства, она должна была проходить по Рейну. При этом на его правом берегу планировалось создание зависимой от Франции Рейнской республики. Маршал Фош называл проведение границы по Рейну «первейшей гарантией мира», а Ж. Клемансо — «целью всей своей жизни».
- Франция добивалась приобретения Саарской области в качестве компенсации за материальный ущерб, нанесенный Германией французской экономике. Подразумевалось, что владение саарскими угольными копями и лотарингской железной рудой значительно укрепит промышленную базу Франции.
- И, наконец, французское правительство требовало взыскать с Германии огромные репарации. Называлась астрономическая сумма в 450–480 млрд. золотых марок, что в 10 раз превышало размеры довоенного национального богатства Франции. Популярный среди французов лозунг «немцы заплатят за все!» наполнялся, таким образом, реальным содержанием. Доля Франции в германских репарациях, по ее же мнению, должна была составить 56–58%. В основе этого фантастического требования лежал вполне осознанный расчет: ослабить экономику Германии на долгие годы и не допустить ее экономического возрождения, во-первых, значительно улучшить за счет репарационных платежей экономическое положение Франции, во-вторых. (с.37)
Третье. Своего рода вспомогательным средством осуществления стратегических целей стала французская политика баланса сил. Она предполагала образование на восточных границах Германии военно-политического блока малых европейских государств под эгидой Франции (будущая Малая Антанта). Этот блок рассматривался французским правительством как противовес Германии, с одной стороны, и Советской России — с другой. Особые надежды в этой связи возлагались на Польшу как на традиционного и верного союзника Французской республики. Не случаен поэтому тот помпезный прием, который оказали французы прибывшему на мирную конференцию премьер-министру Польской республики, одновременно музыканту и композитору Игнацы Падеревскому. Англичане иронично отметили: «О чем только думают эти поляки, прислав пианиста в качестве полномочного представителя?» Таким образом, правительство Франции, исходя из собственного понимания баланса сил, стремилось организовать союз восточно-европейских стран, способных проводить профранцузскую политику на континенте.
Четвертое. Отношение Франции к попыткам США и Великобритании ввести либеральные начала в систему послевоенных международных отношений можно охарактеризовать как снисходительное и по большей части отрицательное. Ж. Клемансо, будучи ярким представителем старой дипломатической школы, считал все рассуждения о «новом, более справедливом мировом порядке» и сопутствовавшие им предложения «вредной утопией» и демагогией.
Центральная идея либералов о создании Лиги Наций в принципе не отвергалась Клемансо, но при двух существенных оговорках. Во-первых, проектируемая миротворческая организация, по убеждению французского премьер-министра, должна обладать силой, иначе ее деятельность будет неэффективной. Эту силу в первые послевоенные годы могла предоставить только Франция, имевшая миллионную сухопутную армию. Иначе говоря, только под французским руководством Лига Наций могла превратиться из утопии в реально действующий орган. Во-вторых, Клемансо категорически отказывался признавать какую-либо связь между Лигой Наций и решением колониального вопроса. Тем более, что Франция после войны претендовала на масштабное расширение своих колониальных владений. В краткой форме требования французского правительства можно сформулировать следующим образом: либо Лига Наций будет содействовать укреплению международного положения Франции, утверждению ее руководящей в Европе, либо ей суждено остаться химерой, причудливой фантазией, не имеющей ничего общего с международными реалиями. (с.38)
Другим примером негативного отношения Франции к либеральным изысканиям Англии и США стал ее подход к советской проблеме. Клемансо, в отличие от Ллойд Джорджа и Вильсона, выдвинул не либеральную, а консервативную альтернативу социалистической угрозе. Он был решительным противником каких-либо переговоров с большевиками, одним из инициаторов крестового антисоветского похода. Такая позиция во многом объяснялась огромными финансовыми потерями, понесенными Францией от социалистических преобразований в России.
В послевоенных планах двух других держав-победительниц — Италии и Японии — затрагивались не общемировые, а региональные проблемы.
Италия стремилась добиться международно-правового оформления территориальных приобретений на Адриатике, что значительно укрепляло ее позиции в Средиземном море. Итальянское правительство, обосновывая свои требования, ссылалось на текст секретного Лондонского договора со странами Антанты от 26 апреля 1915 г. По этому договору в обмен на вступление Италии в войну предполагалось передать ей Южный Тироль, всю Истрию, Адриатическое побережье Австро-Венгрии с портом Фиуме и ряд других территорий.
Однако полностью реализовать свои собственные программные установки для Италии было крайне затруднительно по причине очевидной слабости и неустойчивости ее международного положения. Не случайно в политических карикатурах тех лет Италию чаше всего изображали в виде шакала на пиру у крупных хищников, а один из обозревателей язвительно отметил, что она соединяла «честолюбие и притязания великой державы с методами малой».
Главная внешнеполитическая задача Японии состояла в том, чтобы сохранить и юридически закрепить все приобретенное в годы войны, а именно: захваченные у Германии тихоокеанские острова, оккупированную китайскую провинцию Шаньдун, «особые права» и привилегии в Китае, обозначенные в «21 требовании».
Наиболее серьезным оппонентом Японии были Соединение Штаты, выступавшие против нового раздела мира на сферы влияния, за политику «открытых дверей» и за признание территориальной целостности и независимости Китая. Японское правительство надеялось преодолеть сопротивление США при помощи Англии, с которой было связано союзным договором от 13 июля 1911 г. К тому же Япония имела правовое обоснование «справедливости» своих притязаний, содержавшееся в секретных соглашениях 1917 г. со странами Антанты. Это обеспечивало ей поддержку не только со стороны Англии, но и Франции. (с.39)
Сравнительный анализ общих программ и конкретных планов держав-победительниц показывает, что сходство позиций общность интересов не могли заслонить принципиальных разногласий и глубоких противоречий. Это и предопределило острую борьбу ведущих держав на Парижской мирной конференции практически по всем вопросам послевоенного устройства мира.

ПАРИЖСКАЯ МИРНАЯ КОНФЕРЕНЦИЯ: ЗАДАЧИ, ОРГАНИЗАЦИОННАЯ СТРУКТУРА, ПРОТИВОРЕЧИЯ ВЕЛИКИХ ДЕРЖАВ

18 января 1919 г. в Зеркальном зале Большого Версальского дворца в торжественной обстановке была: открыта Парижская мирная конференция. Это был самый крупный международный форум со времен Венского конгресса 1814-15 гг. В конференции приняли участие представители 27 стран-победительниц, воевавших или объявивших войну Германии.
Важнейшая задача Парижской конференции состояла в создании и правовом оформлении новой системы международных отношений. Причем эффективность и действенность этой системы напрямую зависела от того, как и в какой степени в ней будут учтены главные итоги мировой войны и послевоенная расстановка сил. Фактически речь шла о переделе сфер влияния между великими державами, о решении судеб народов Европы и мира, об учреждении нового мирового порядка.
Историческая значимость решаемой задачи предопределила выделение следующих основных вопросов: 1) мирное урегулирование германской проблемы; 2) разработка и заключение мирных договоров с бывшими союзниками Германии — Австрией, Венгрией, Болгарией и Турцией; 3) территориально-государственное переустройство в Центральной, Восточной и Южной Европе; 4) определение статуса бывших колоний Германии и владений Османской империи; 5) создание первой в истории человечества международной организации по обеспечению мира и безопасности народов; 6) особое место занимал русский вопрос, без разрешения которого невозможно было серьезно говорить о всеевропейском мирном урегулировании.
Каков был состав и организационная структура конференции?
Ведущую роль в принятии решений играли пять великих держав-организаторов конференции: США, Англия, Франция, Италия и Япония. Это были страны, «имевшие интересы общего рактера». Иными словами, от их планов, действий и воли зависело, каким будет послевоенный международный порядок. Все другие (с.40) участники форума назывались государствами, «имевшими интересы частного характера», и привлекались к обсуждению вопросов, только их касавшихся.
В полном соответствии с упомянутой расстановкой сил были сформированы руководящие органы конференции.
Формально «верховные права» были закреплены за пленарными заседаниями конференции, на которых присутствовали делегаты всех стран-участниц. Фактически все серьезные вопросы решались в «Совете десяти», куда входили главы правительств и министры иностранных дел пяти держав: президент США В. Вильсон и государственный секретарь Р.Лансинг, премьер-министр Англии Д. Ллойд Джордж и министр иностранных дел А. Бальфур, премьер-министр Франции Ж. Клемансо и министр иностранных дел С. Пишон, премьер-министр Италии В. Орландо и министр иностранных дел С. Соннино, глава японской делегации пожизненный советник императора князь К. Сайондзи и министр иностранных дел Н. Макино. Важные функции по руководству комитетами экспертов и подготовке основополагающих документов выполнял «Совет пяти», состоявший из министров иностранных дел держав-победительниц. Вскоре после открытия конференции круг «вершителей судеб народных» стал все более сужаться. Весной 1919 г. был образован «Совет четырех», в котором заседали лидеры ведущих государств без японского представителя по причине незаинтересованности Японии в обсуждении европейских проблем. На деле все рычаги управления работой конференции, равно как и выработка всех основных ее решений сосредоточились в официально незарегистрированном «Совете трех», или в «большой тройке», которую составили Вильсон, Ллойд Джордж и Клемансо.
Могущественное трио собиралось каждое утро и во второй половине дня в отеле «Бишофсгейм» или в кабинете Клемансо. Английский дипломат (в будущем автор крупных трудов по истории дипломатии и дипломатическому искусству) Г. Никольсон красочно описывал, как, склонившись над расстеленной на полу географической картой, в спорах и сомнениях «великая троица» делила европейские и неевропейские территории, «словно три ведьмы в "Макбете"». Оценивая ту роль, которую играли лидеры Антанты и США в процессе мирного урегулирования, один из корреспондентов справедливо отмечал: «Никакие три короля или императора никогда не имели такой власти над судьбами народов, как "большая тройка" в Париже».
Несмотря на пафосные декларации об отмене тайной дипломатии и «открытых мирных переговорах», работа конференции имела неравноправный и по большей части закрытый характер, о чем свидетельствовали следующие факты. (с.41)
Во-первых, гласными могли считаться только пленарные заседания, проходившие в торжественной обстановке в старинном здании французского МИДа на набережной Кэ д'Орсе. Но они созывались всего 6 раз и, главное, на них лишь официально утверждались уже принятые великими державами решения. В то время как деятельность «Совета десяти», «Совета пяти» и особенно «Совета четырех», где и разрабатывались эти решения, проходила в обстановке строгой секретности. Совещания «большой тройки» следует признать не просто секретными, а сверхсекретными (на них допускался один постоянный переводчик П. Манту, а иногда обходились и без него, так как Клемансо хорошо знал английский язык).
Во-вторых, вопросы мирного урегулирования с побежденными государствами обсуждались без участия их представителей. Так, делегация Германии приглашалась на Парижскую конференцию всего три раза: 7 мая — для ознакомления с первоначальным вариантом мирного договора; 16 июня — для вручения уточненного варианта, который мало чем отличался от первоначального; и 28 июня — для подписания окончательного варианта, который совсем не отличался от уточненного. При этом между вторым и третьим «вызовами» на конференцию державы-победительницы предъявили Германии ультиматум с требованием в пятидневный срок признать условия составленного без ее ведома договора. В противном случае, говорилось в ультиматуме, союзники примут все необходимые меры для того, чтобы «силой провести и выполнить эти условия». В результате глава делегации Германии министр иностранных дел У. фон Брокдорф-Ранцау, не желавший подчиниться диктату, подал в отставку, а Национальное собрание и правительство Веймарской республики под весьма ощутимым давлением Антанты (маршал Фош был уже готов двинуть войска через Рейн) приняли решение подписать Версальский договор.
Подобным же образом были «урегулированы» отношения с бывшими союзниками Германии. Отличие состояло лишь в том, что их представители не так «часто» приглашались на конференцию, как германская делегация.
В-третьих, еще одним ярким доказательством полного несоответствия лозунга «открытых переговоров о мире» реальному положению дел на конференции стало отсутствие в рядах ее участников полномочных представителей Советской России, которая по всем правовым канонам относилась к числу держав-победительниц. Причина общеизвестна — непризнание организаторами Парижской конференции советско-большевистской власти. Как следствие сложилась парадоксальная ситуация: проблемы послевоенного устройства мира рассматривались без участия страны, (с.42) которая уже внесла кардинальные изменения в это устройство. Что касается обсуждения «русского вопроса» без ведома и согласия России, какой бы режим там не существовал, то его следует признать юридически неправомерным и политически ущербным,
И, наконец, в четвертых. Разрекламированный принцип гласности широкого и демократического освещения работы конференции в известном смысле приобрел пародийное звучание. 150 официально зарегистрированных журналистов допускались только на пленарные заседания, где их оповещали о готовых решениях и принятых постановлениях. Спрос на информацию, таким образом, значительно превышал ее предложение.
Парижская мирная конференция стала ареной ожесточенной борьбы, развернувшейся между странами-победительницами, и прежде всего между ведущими мировыми державами: США, Англией и Францией. Эта борьба была обусловлена столкновением интересов и глубокими противоречиями, отраженными в планах послевоенной организации мира. Такова была первопричина необычайно острой дискуссии между тремя крупнейшими политическими деятелями того времени: В. Вильсоном, Д. Ллойд Джорджем и Ж. Клемансо. Отмечая ту большую роль, которую они сыграли в процессе мирного урегулирования, необходимо хотя бы кратко охарактеризовать их внешнеполитические взгляды, стратегию и тактику в ведении дипломатических переговоров.
28-й президент США 63-летний Вудро Вильсон являлся ярким представителем американской интеллектуальной элиты, написал ряд работ по истории и государственному праву, был ректором Принстонского университета. Будучи глубоко религиозным человеком, он никогда ни в чем не сомневался, считая, что служит орудием самого Бога. Отсюда известная склонность к мании величия. Торжественная встреча, оказанная ему в Париже, окончательно вселила в Вильсона уверенность, что всесильный доллар и собственная воля президента делают его вершителем судеб мира, речах и выступлениях Вильсона было много абстрактного и заоблачного, весьма далекого от реальной действительности. Так, в общественном мнении (а затем и в исторической литературе) откладывался образ ограниченного идеалиста и фанатичного пацифиста. Созданию этой легенды (разумеется, в своих интересах) умело подыгрывали Ллойд Джордж и Клемансо, называвшие американского президента политиком, «оторванным от реалий сегодняшнего дня».
Не отвергая полностью эти не очень лестные оценки, следует отметить их излишнюю односторонность. Вильсон, несмотря на весь свой идеализм, хорошо осознавал «земные», практические цели США. В этом смысле его можно считать «идеалистом- (с.43)прагматиком», или, как он сам себя называл, «практические идеалистом». Парируя обвинение в беспочвенном пацифизме, Вильсон однажды заявил: «Я не противник пацифистов, но я противник тупости. Мое сердце с ними, но разум против них. я тоже хочу мира, но я знаю, для чего и как его достичь, а они – нет». Выступая в роли поборника мира, демократии и справедливости и завоевывая тем самым широкую популярность, американский президент никогда не скрывал, что в основе этих выступлений лежит стремление укрепить и защитить глобальные интересы Соединенных Штатов. Никак нельзя назвать «идеалистическими» и предлагавшиеся Вильсоном методы борьбы за мировое лидерство США. Еще в 1917 г. он предрекал: «Англия и Франция имеют в виду совершенно другой мир. По окончании войны мы заставим их думать по-нашему, ибо к тому времени они, кроме всего прочего, окажутся в полной финансовой зависимости от Соединенных Штатов. Они будут в наших руках...», Выступив с идеей либеральной реконструкции послевоенного миропорядка. Вильсон верно и раньше других государственных деятелей уловил новые тенденции мирового развития. В этом он проявил себя как дальновидный политик, настолько дальновидный, что во многом опередил свое время.
Чем же объясняются неудачи, постигшие американского президента на Парижской мирной конференции?
Историки-американисты справедливо указывают на целый ряд серьезных тактических ошибок Вильсона. В частности на его отказ включить в состав американской делегации видных деятелей оппозиционной Республиканской партии, что усилило сопротивление его курсу в самих Соединенных Штатах. Длительное пребывание в Париже привело к тому, что образ «апостола мира» стал все более тускнеть и меркнуть. Вильсон был вынужден спуститься с небес на землю, перейти от общих деклараций о мире и справедливости к ежедневной практической работе, где он чувствовал себя далеко не так уверенно. Как следствие — череда уступок и компромиссов, отход от им же самим провозглашенных принципов.
Однако главное состояло не в тактических ошибках, а в стратегических просчетах. Президент США не учел трех решающих факторов, воспрепятствовавших реализации его внешнеполитических установок. Во-первых, им не были приняты во внимание очевидные слабости международного положения Соединенных Штатов. Как оказалось, промышленное и финансовое могущество не могло компенсировать общую неподготовленность к роли мирового политического лидера. Во-вторых, уверовав истинность и праведность своего курса, Вильсон рассчитывал на (с.44) поддержку внутри страны, но по всем статьям проиграл изоляционистам. Уже в марте 1919 г. изоляционистски настроенный сенат категорически отклонил центральную идею программы президента об участии США в Лиге Наций, что существенным образом ослабило позиции Вильсона на конференции.
В-третьих, американский президент явно недооценил силу своих оппонентов Ллойд Джорджа и Клемансо, которые единым фронтом выступили против гегемонистских притязаний США, не желая отдавать плоды столь тяжело доставшейся победы в руки самозванного учителя человечества. Учитывая популярность предложений Вильсона, они избрали единственно верную тактику, которая, по словам одного из американских экспертов, заключалась в том, чтобы «признавать и одобрять их принципиально и отвергать фактически». В этом контексте известное изречение другого современника описываемых событий В.И.Ленина о том, что «Вильсон там (на конференции) оказался совершенным дурачком, которым Клемансо и Ллойд Джордж вертели, как пешкой», несмотря на чрезмерную жесткость и даже грубость, не было лишено определенного смысла.
56-летний Дэвид Ллойд Джордж был самым молодым и, пожалуй, самым мудрым из лидеров «большой тройки». Воспитанный в семье деревенского сапожника, он получил возможность называть себя выразителем интересов простого народа, был либералом и сторонником реформ. Адвокатская практика сменилась стремительной карьерой политического деятеля: с 1905 г. он возглавлял различные министерства, став в 1916 г. премьер-министром Великобритании. Ллойд Джордж отличался динамизмом, твердостью воли, талантом полемиста, гибкостью мышления. Опытный государственный деятель и искушенный дипломат, он был, без всякого преувеличения, великим мастером компромисса. Английский премьер предлагал такие компромиссные решения, которые с воодушевлением принимались всеми участниками дискуссий, хотя на деле в наибольшем от них выигрыше почти всегда оставалась Великобритания. Это и следует определить как высокое дипломатическое искусство. Гибкость и осторожность Ллойд Джорджа сочетались с твердостью и непреклонностью, когда речь шла о защите британских государственных и имперских интересов.
Жорж Клемансо, избранный председателем парижской мирной конференции, имел огромный опыт политической деятельности (стал депутатом Национального собрания Франции еще в 1871 г.). Являясь приверженцем традиционной дипломатической практики и противником каких-либо либеральных «фантазий и утопий», он был полон решимости отстаивать международный престиж и мировые позиции Франции любыми средствами. Клемансо (с.45) неоднократно повторял, что посвятил всю свою жизнь борьбе за реванш и отмщение Германии за унизительное поражение во Франко-прусской войне. За настойчивость и упорство в достижении поставленных целей его прозвали «тигром». Правда, в 1919 г. это был уже престарелый, 78-летний «тигр», но все еще сохранивший тигриные повадки. Клемансо был необычайно колоритной и разносторонней личностью: серьезно занимался медициной, философией, историей, написал книгу по анатомии человека, работы о своем друге художнике-импрессионисте Клоде Моне. Убежденный атеист, он доводил своими богохульными замечаниями глубоко верующего американского президента до крайней степени раздражения, в связи с чем Ллойд Джордж однажды заметил; «Старый тигр хочет, чтобы медведь гризли вернулся в Скалистые горы». Французский премьер снискал себе славу блестящего оратора, утонченного, язвительного и находчивого полемиста. Помимо всего прочего, он надеялся переиграть «пророка» Вильсона тем, что считал себя знатоком Америки, так как прожил там четыре года и был женат на американке. Государственный секретарь США Р. Лансинг так описывал Клемансо: «Поразительный тип человека, в котором ощущается огромная сила интеллекта, самообладание, холодная, непреклонная воля... Красноречие премьера было его главным оружием».
В ходе работы конференции к спорам и дискуссиям между лидерами ведущих мировых держав подключались руководители делегации Италии и Японии, а также малых европейских стран и английских доминионов. Наибольшего накала борьба договаривавшихся сторон достигла при решении следующих проблем послевоенного урегулирования.
Уже первая из обсуждаемых тем, включавшая в себя два взаимосвязанных вопроса — об Уставе Лиги Наций и об очередности рассмотрения основных пунктов повестки дня — привела к возникновению конфликтной ситуации.
Острые разногласия великих держав были обусловлены различной трактовкой роли и значения проектируемой организации в системе послевоенных международных отношений. Англия и Франция изначально отводили Лиге Наций второстепенное место, выдвигая на первый план задачи мирного урегулирования' Германией и ее союзниками и акцентируя внимание на распределении германских колоний и турецких владений. При этом Клемансо вообще отрицал какую-либо связь между Лигой Наций и мирными договорами, а Ллойд Джордж, эту связь признавая, отдавал приоритет решению конкретных международных проблем. По этой причине оба премьера настаивали на первоочередном их обсуждении. (с.46)
С категорическими возражениями против подобного регламента работы конференции выступал президент Вильсон. Для него было принципиально важно начать с разработки Устава Лиги Наций – основного инструмента обеспечения главенствующего положения США в мире. Только после этого, руководствуясь положениями, изложенными в «Четырнадцати пунктах» и зафиксированными в Уставе, он предлагал заняться судьбой побежденных государств и их колониальных владений. Чутко уловив общественные настроения, Вильсон в защиту своей точки зрения привел весьма убедительный аргумент: «Мир справедливо скажет, что великие державы поспешили поделить между собой беззащитные части света, а уж потом стали рассуждать о Лиге Наций и союзе народов». И действительно, идея создания всемирного арбитражного института для избавления человечества от военных катастроф получила всеобщее признание. К открытию конференции во многих странах на правительственном и неправительственном уровнях было подготовлено более 50 проектов новой международной организации. И с этим лидеры европейских держав не могли не считаться.
Тогда Ллойд Джордж выдвинул более хитроумный план: он предложил создать специальную комиссию по выработке Устава из 15 человек {по 2 представителя от великих держав и 5 — от малых стран). По форме это было выражение бескорыстной заботы о «правах и интересах больших и малых народов», по существу — тонкий расчет на то, что столь представительная комиссия надолго увязнет в спорах и дискуссиях, а за это время европейцы успеют решить более насущные и более важные для них международные вопросы.
Однако Вильсон был исполнен решимости идти до конца. Неожиданно для Ллойд Джорджа и Клемансо он поддержал предложение английского премьера и, более того, сам вызвался возглавить эту комиссию, чтобы сделать ее работу максимально эффективной. Ему удалось достичь, казалось, невозможного: провести обсуждение за рекордно короткий срок — с 3 по 13 февраля (за 11 дней и 10 встреч). И уже 14 февраля на пленарном заседании конференции Вильсон, представляя подготовленный комиссией проект Устава, произнес торжественную речь. Это был «звездный час» американского президента, мгновение триумфа «практического идеалиста». Вильсон много говорил о «победе добра над силами зла», о претворении в жизнь «идей демократии и справедливости». Слезы умиления у расчувствовавшейся публики вызвала заключительная фраза из речи президента: «С созданием Лиги Наций спадет пелена недоверия и интриг. Люди могут смотреть другу в лицо и говорить: мы — братья, у нас — общая цель. (с.47)
Устав Лиги Наций означает для нас заключение договора о братстве и дружбе». Как отмечали современники и как показала историческая практика, Вильсон давал не просто завышенную, а идеализированную оценку Лиге Наций. Складывалось впечатление, что он говорил не о ней, а о какой-то другой, неземной организации. В выступлении президента отчетливо выявилось то высокое предназначение, которое он отводил себе в качестве творца нового мирового порядка и спасителя Европы, погрязшей в конфликтах и раздорах. В своих воспоминаниях под названием «Правда о мирных договорах» Ллойд Джордж с неподражаемым сарказмом описывает эту сцену: «Я думаю, что идеалистически настроенный президент действительно смотрел на себя как на миссионера, призванием которого было спасение бедных европейских язычников... Особенно поразителен был взрыв его чувств, когда, говоря о Лиге Наций, он стал объяснять причины неудачи христианства в достижении высоких идеалов. «Почему, — спрашивал он, − Иисус Христос не добился того, чтобы мир уверовал в его учение? Потому что он проповедовал лишь идеалы и не указывал практического пути их достижения. Я же предлагаю практическую схему, чтобы довести до конца стремление Христа. Помню, — продолжал Ллойд Джордж, — что, услышав эти слова, Клемансо широко раскрыл свои темные глаза и медленно обвел ими собравшихся вокруг стола христиан, как бы любуясь впечатлением, которое произвело на них разоблачение ошибок их учителя».
После одобрения в целом Устава Лиги Наций, который газетчики окрестили «евангелием XX века», началось его постатейное обсуждение. В отличие от канонов Евангелия многие положения Устава вызвали новую волну дискуссий, что отразилось на его окончательном варианте.
Под давлением европейских держав Соединенные Штаты отказались от двух важных пунктов Устава: организации Международного арбитража и Международного суда. Это была существенная уступка, имея в виду неоднократные указания Вильсона, что США через Лигу Напий превратятся в мирового «суперарбитра».
Поддавшись нажиму со стороны республиканского конгресса, американский президент включил в Устав дополнение, резервировавшее за США право руководствоваться в своей политике доктриной Монро с ее основополагающим принципом «Америка для Соединенных Штатов». Тем самым Вильсон собственными подложил мину замедленного действия под саму идею Лиги, добиваясь от европейских держав признания главенствующей роли США в Западном полушарии, невозможно было одновременно требовать от них отказаться от аналогичных притязаний в Европе, в том числе и от создания военных союзов и группировок. (с.48)
Англия и США сплоченным фронтом выступили против французского предложения об организации при Лиге Наций международных вооруженных сил, понимая, что единственным результатом этого нововведения будет чрезмерное усиление позиций Франции на европейском континенте. Англосаксонские державы похоронили и еще одну французскую поправку к Уставу — о жестких санкциях против его нарушителей и государств-агрессоров. Вильсон и Ллойд Джордж настояли на том, чтобы применение силы предписывалось лишь в крайних случаях. Как показали дальнейшие события, англо-американская трактовка этого пункта заведомо снижала эффективность практической деятельности Лиги Наций.
Сказали свое слово и делегации малых стран, отклонив большинством голосов предложенный США пункт о «свободе торговли» и «равных возможностях» в эксплуатации мировых природных ресурсов. Американское предложение было воспринято ими (и во многом справедливо) как попытка поставить их государства в экономически зависимое и подчиненное положение.
В шоковое состояние делегации европейских держав и США привело выступление японских представителей, потребовавших внести в Устав Лиги Наций статью о «равенстве рас». Помимо нравоучительных деклараций в ней говорилось о беспрепятственной иммиграции с Востока в Европу и Америку. С большим трудом европейцам и американцам удалось уговорить руководство японской делегации снять это предложение, пообещав сохранить за Японией Шаньдун.
Если ограничиться самой общей оценкой исхода борьбы по вопросу о создании Лиги Наций, то следует отметить, что это был первый и, пожалуй, последний крупный успех президента Вильсона на конференции. Ему удалось добиться первоочередного рассмотрения этого вопроса, в кратчайший срок разработать Устав, включить его во все мирные договоры. Вместе с тем успех Вильсона можно назвать относительным по трем причинам. Во-первых, благодаря оговоркам и поправкам к Уставу, внесенным Англией и Францией, а также другими участниками конференции. Лига Наций значительно отличалась от «идеального» американского проекта, приняв более приемлемые для европейских держав реальные очертания. Во-вторых, европейцы дали согласие на американский приоритет в деле основания Лиги Наций, рассматривая его как аванс за плату за будущие существенные уступки США в решении всех других важнейших проблем мирного урегулирования. В-третьих, отказ американского сената от участия в Соединенных Штатов в Лиге Наций превратил триумф Вильсона в драму, так как был поставлен крест на центральной идее его (с.49) программы и основной цели его дипломатической деятельности Затем эта драма уступила место трагикомедии, когда в созданной — во многом благодаря усилиям американского президента — международной организации ведущую роль стали играть главные оппоненты США (в том числе и по «опросу о создании Лиги Наций) —Англия и Франция.
Еще большим накалом страстей сопровождалось обсуждение колониального вопроса. Столкнулись дна политических курса: традиционно-аннексионистский и либеральный. Первый представляли ведущие колониальные державы Англия и Франция, хотя и действовали они по-дипломатически осторожно, озвучивая свои идеи при помощи делегатов от доминионов и зависимых стран. Этой по своей сути империалистической политике противостоял так называемый «либеральный колониализм» Вильсона. Американский президент справедливо полагал, что очередной передел колоний мог спровоцировать широкое общественное недовольство.
Подчеркивая необходимость выработки новых принципов решения колониальных проблем. Вильсон обосновывал свое мнение тремя причинами: ростом национально-освободительного движения; популярностью лозунга «национального самоопределения», содержавшегося в послевоенных программах мира ведущих держав, в том числе и в «Четырнадцати пунктах»; особой привлекательностью для колониальных стран и народов национальной политики Советской России, первой провозгласившей «право наций на самоопределение вплоть до отделения и образования самостоятельного государства».
Отсюда и появление идеи об учреждении так называемой мандатной системы, зафиксированной в Уставе Лиги Наций. Это означало передачу бывших колоний Германии и владений Турции под управление создаваемой международной организации в качестве ее подмандатных территорий.
Однако либеральные установки Вильсона страдали противоречивостью и непоследовательностью. Призывы к освобождении) колониальных стран и народов сочетались с рассуждениями об их неготовности к самоуправлению и необходимости установления над ними опеки. Подобные рассуждения сближали либерально-демократическую концепцию Вильсона с классическими обоснованиями колониализма. В этом контексте отличие взглядов Вильсона и Ллойд Джорджа состояло лишь в том, что первый выступал за колониальную опеку со стороны Лиги Наций, а второй – со стороны держав-метрополий. Этой очевидной слабостью в позиции американского президента умело воспользовались лидеры крупнейших колониальных держав. Показательно в этом смысл выступление Клемансо на одном из заседаний «большой тройки» (с.50), в котором он вволю поиздевался над антиколониальными планами Вильсона, а заодно и над его пацифистскими декларациями, о частности французский премьер заявил: «Здесь было много разговоров о мире, который навсегда положит конец войнам... Очень, очень важно то, что Вы сказали, господин президент, то, о чем так много говорили. Но подсчитали ли Вы цену подобного мира? Если мы больше не будем вести войн, если мы их не допустим, мы должны будем отказаться от наших империй и всяких надежд на их сохранение. Вы, господин Ллойд Джордж, вы, англичане, должны будете уйти, к примеру, из Индии. Нам, французам, придется покинуть Северную Африку. А вы, американцы, Вы, господин президент, должны будете уйти с Филиппин и из Пуэрто-Рико и оставить в покое Кубу и Мексику. О, мы все сможем отправится в эти и другие страны, но лишь как туристы. торговцы и путешественники. Но мы больше не будем иметь возможность управлять ими и эксплуатировать их... Мы не сможем дальше держать в своих руках торговые пути и сферы влияния... Это очень дорогостоящий мир. Мы, французы, готовы, а Вы готовы уплатить эту цену, с тем, чтобы на свете больше не было войн?» Услышав в ответ, что ни Ллойд Джордж, ни Вильсон не собираются отказываться от колониальных владений и привилегий своих стран, Клемансо в духе античных ораторов подвел итог собеседования: «Тогда Вы имеете в виду не мир, а войну».
В дискуссиях о судьбе колоний можно выделить несколько этапов.
На начальном этапе главной темой обсуждения стал вопрос о создании мандатной системы. Франция, Италия, Япония и доминионы (при незримой поддержке Великобритании) выступили против принципа мандатов, за прямую аннексию германских и турецких владений. Вильсон обвинил делегации этих стран в «отсутствии веры в Лигу Наций». Президенту ответили жестко: нельзя доверять судьбы народов «еще не созданной и не проверенной в деле организации». Апогей конфликта пришелся на конец января. Конференция могла закончить свою работу, так и не приняв ни одного решения. Именно в этот момент в целях примирения противоборствовавших сторон Ллойд Джордж предложил компромиссный выход из кризиса. Он призвал согласиться с идеей мандатов и включить ее в Устав Лиги Наций, а колонии разделить на три группы, или класса соответствии с уровнем их развития и «подготовленности к самоуправлению», установив над ними мандатную опеку различных видов: от фактической аннексии до протектората. В одночасье был достигнут если не мир, то перемирие. Каждая из сторон считала победителем в споре: США — по причине признания участниками конференции мандатной системы, европейские державы — поскольку де-факто сохранялись колониальные режимы. (с.51)
В «группу А» вошли «наиболее развитые» районы — бывшие владения Османской империи: Сирия, Ливан, Палестина, Транс, Иордания и Ирак. Формально эти страны провозглашались независимыми, но одновременно утверждалось, что и они еще не готовы к самостоятельному управлению и поэтому нуждаются в опеке той или иной цивилизованной державы. Эта держава получала мандат Лиги Наций на срок, необходимый для подготовки подмандатной территории к полному самоуправлению и независимости. По существу для них утверждался статус протектората.
«Группу В» составили германские колонии в Восточной и Центральной Африке: Танганьика, Руанда-Урунди, Того и Камерун. Эти территории передавались под непосредственное управление государства-мандатария на условиях запрещения торговли рабами, оружием, алкоголем, а также обеспечения таких прав подмандатного населения, как свобода совести и религиозных убеждений. Иными словами, в странах этого «класса» с незначительными оговорками сохранялся колониальный режим.
«Группу С» образовали германская Юго-Западная Африка и тихоокеанские острова: Маршалловы, Марианские, Каролинские, Науру, Новая Гвинея, Западное Самоа и др. Эти «наименее развитые» районы фактически аннексировались и должны были управляться в соответствии с законами страны, обладавшей мандатом, как составная часть ее территории.
Руководители конференции не жалели слов, восхваляя столь мудрое решение, которое позволит ранее «беззащитным народам» стать на путь прогресса и процветания под опекой держав-«благодетелей». На самом деле система мандатов представляла собой международно-правовое оформление колониализма. Не случайно автор «колониального компромисса» Ллойд Джордж цинично, но зато правдиво заявил: «Мандаты являются просто маскировкой аннексии».
На втором этапе обсуждения колониальной тематики центральным стал вопрос, кто получит мандаты и будет осуществлять опеку над подмандатными территориями,
Американский президент настаивал на том, чтобы мандаты на управление колониями были предоставлены Лиге Наций. Его концепция включала в себя следующие положения: опекун — это не владелец колонии, он выражает интересы сообщества нации верховным собственником колониальных владений является Лига Наций; она передает мандаты на временное управление ими (до провозглашения независимости) малым странам; что касается природных богатств этих территорий, то они объявляются доступными для всех членов Лиги Наций. Такой вариант распределения колоний, разумеется, не устраивал ни Ллойд Джорджа, ни (с.52) Клемансо. При поддержке Италии, Японии и доминионов Англия и Франция в категорической форме потребовали передачи мандатов великим колониальным державам, т.е. им самим, так только они имели богатый многовековой опыт «подготовки населения колоний» к независимому развитию. Под этим мощным давлением Вильсон отступил.
На третьем этапе колониальных споров решался вопрос, кто будет распределять мандаты.
Идея американского президента возложить эту почетную обязанность на руководимую Соединенными Штатами Лигу Наций была решительно отвергнута англичанами и французами. Они заставили Вильсона согласиться с тем, что это право должно принадлежать конференции, а фактически «большой тройке», в рамках которой президенту противостоял объединенный фронт Ллойд Джорджа и Клемансо. За Лигой Наций, таким образом, закреплялась другая и единственная «почетная обязанность» — официально вручать от своего имени уже распределенные без ее участия мандаты. Вильсон потерпел очередное дипломатическое поражение.
Общие итоги обсуждения колониальных проблем были весьма далеки, если не противоположны заявленным целям. В этом вопросе победа оказалась на стороне традиционного колониализма, а более «цивилизованные» колониальные планы, выдвинутые Вильсоном, во многом были выхолощены и фактически приняли форму декларации о благих намерениях.
Важное место в работе конференции заняла полемика по вопросам мирного урегулирования с Германией.
При обсуждении германской проблемы в «большой тройке» произошла перегруппировка сил. Максималистской позиции Франции противостоял умеренно-осторожный курс Англии и США. Острые разногласия сторон определялись тем, что несмотря на единое стремление к сокрушению военной и экономической мощи Германии, будущее ее место в европейской системе международных отношений виделось по-разному. Политика англосаксонских держав, направленная на сохранение достаточно сильной Германии, была обусловлена желанием обеспечить традиционное равновесие сил как гарантию европейской стабильности. При этом Веймарской республике отводилась роль противовеса как Франции, так и Советской России. Французский вариант максимального ослабления Германии представлялся лидерам Англии и США недальновидным и даже опасным — в условиях распада Австро-Венгрии, неопределенности дальнейшей исторической судьбы России и революционного подъема в Европе. В знаменитом «Меморандуме из Фонтебло» Ллойд Джорджа, обращенном к Вильсону и Клемансо, говорилось: «Если мы будем (с.53) благоразумны, мы предложим Германии такой мир, который, будучи справедливым, покажется всем мыслящим людям предпочтительнее, чем другая альтернатива — большевизм». Помимо запугивания Франции большевистской угрозой в «Меморандуме» приводился еще один аргумент в пользу английского плана урегулирования: если Германия «почувствует, что с ней обошлись несправедливо при заключении мира в 1919 г., она найдет средства отомстить своим победителям». Далее Ллойд Джордж, отвергнув наиболее жесткие требования Франции, изложил свои предложения по решению германского вопроса гораздо более умеренного характера. Эти предложения были поддержаны президентом Вильсоном, заявившим: «Мирный договор не должен быть грабительским миром. Если бы он стал таковым, это было бы историческим наказанием».
В борьбе с англоамериканским блоком Франция была вынуждена пойти на серьезные уступки по целому ряду направлений.
Прежде всего, англосаксонские державы решительно отвергли французскую идею о расчленении Германии. Ллойд Джордж еще в своем программном выступлении от 5 января 1918 г. твердо заявил: «Мы не намерены разрушать Германию и уничтожать ее государственность». Недовольный «прогерманской» позицией Англии, Клемансо уже на Парижской конференции упрекал Ллойд Джорджа: «Я должен Вам сказать, что на следующий день после перемирия я нашел в Вашем лице врага Франции». Английский премьер спокойно ответил: «Это всегда было нашей традиционной политикой».
Вскоре было снято и еще одно из главных требований Франции — проведение границы по Рейну и образование Рейнской республики. Взамен Англия и США предложили другое решение: левый берег Рейна и 50-километровая зона вдоль его правого берега получали статус демилитаризованных. В качестве компенсации Ллойд Джордж и Вильсон пообещали обиженной Франции подписать с ней гарантийные договоры о предоставлении военной помощи в случае нападения Германии.
Не получили полного удовлетворения претензии Франции на присоединение Саара. Ей передавались саарские угольные копи, а сам район переходил под управление Лиги Наций.
Объясняя причины своего отступления от им же разработанного «Карфагенского мира», Клемансо отмечал, что при решении германского вопроса ему, к сожалению, пришлось иметь дело «с Ллойд Джорджем, возомнившем себя Наполеоном, и Вильсоном, изображавшим из себя Иисуса Христа».
Особой остротой отличалось обсуждение репарационного вопроса. Правда, на начальной стадии его рассмотрения державы-(с.54)победительницы проявили редкое единодушие: все они были согласны с тем, что Германия несет ответственность за развязывание мировой войны и поэтому должна заплатить за нанесенный странами Антанты ущерб. Сообразно с веяниями времени, говорилось о взыскании контрибуции (от лат. contributio — взимание дани, налогов), а о репарациях (от лат. reparatio — восстановление). Новая терминология как бы подчеркивала, что речь шла не о грабеже побежденных государств, а о выделении ими средств на восстановление разрушенных районов. Разногласия проявились сразу же, как только начался подсчет общей суммы репараций, во-первых, и доли, приходящейся на каждую страну-получателя, во-вторых.
И вновь главными противоборствующими сторонами оказались Франция, с одной стороны, Англия и США — с другой. Причина уже названа — различие в базовых подходах к решению германской проблемы. Исходя из своей концепции максимального ослабления Германии французская делегация определила сумму германских репарационных платежей в 480 млрд. золотых марок, включив в нее «необходимые средства» для возмещения как материального ущерба, так и военных расходов. Англия и США, выступавшие против чрезмерных репарационных обязательств Германии, оценивали только компенсацию за нанесенный ущерб — в пределах от 50 до 100 млрд. Интересно, что по подсчетам известного экономиста Дж. М. Кейнса и группы экспертов их английской делегации Германия была в состоянии за 25–30 лет выплатить от 40 до 60 млрд., само же германское правительство считало приемлемой и выполнимой уплату 30–36 млрд. золотых марок. Ллойд Джордж в своем «Меморандуме из Фонтебло» констатировал: «Репарационные требования союзников, несомненно, превышают то, что может заплатить Германия при любом подсчете».
Полемизируя с Клемансо, Вильсон и Ллойд Джордж, помимо вышеперечисленных аргументов, пытались доказать невыгодность экономического и финансового истощения Германии для самих западных держав и мировой экономики в целом. Американский президент несколько раз стращал французскую делегацию лозунгом «Мир без репараций!» Соединенные Штаты смело выдвигали столь радикальный лозунг, так как они вообще не могли претендовать на репарации. К тому же существовала и еще одна специфическая причина: в американских правительственных кругах понимали, что крупные репарационные платежи, основными получателями которых являлись Англия и Франция, привели бы к ослаблению финансовой зависимости этих держав от США.
Шли споры и о долевом распределении германских репараций. Франция претендовала на 58%, оставляя для Англии 25%. (с.55)
Англия ограничивала долю Франции 50%, увеличивая свою долю до 30%. США предлагали компромиссный вариант: 56% — Франции и 28% — Англии.
Согласовать столь противоречивые мнения на конференции так и не удалось. Поэтому было решено создать специальную Репарационную комиссию, которой поручалось до 1 мая 1921 г. после тщательного исследования проблемы установить окончательную сумму репараций и сроки их выплат. До этого времени Германию обязывали уплатить 20 млрд. золотых марок.
Из малых европейских стран активное участие в процессе мирного урегулирования германской проблемы приняла Польша. Ее участие свелось к требованиям расширения своей территории за счет территории германской. Премьер Падеревский рассчитывал на поддержку великих держав, особенно Франции, которая рассматривала Польшу как противовес Германии и Советской России. Отсюда масштабные территориальные притязания польской делегации, которые Ллойд Джордж назвал «экстравагантными и недопустимыми». Тем не менее, значительная часть польских «пожеланий» была удовлетворена. Самое серьезное противодействие поляки встретили, когда потребовали передачи Данцига (Гданьска) и так называемого Гданьского коридора. В этой связи Ллойд Джордж, выступавший против чрезмерных требований к Германии как со стороны Франции, так и со стороны Польши, прозорливо отметил: «Мы не должны сами сеять зерна новой войны». Английского премьера поддержал Вильсон. В результате «Совет четырех» передал Польской республике Гданьский коридор, но отклонил просьбу Падеревского в отношении Данцига.
Правительство Веймарской республики, будучи самой заинтересованной стороной в решении германского вопроса, предприняло попытку включиться в процесс его обсуждения. 29 мая 1919 г. оно направило в Париж «Замечания к условиям мира». Этот документ включал в себя следующие наиболее важные положения: категорически отрицалась ответственность Германии за развязывание мировой войны: говорилось о возможности возвращения Польше «только безусловно польской части» Познани; передача Франции Эльзас-Лотарингии и Саарской области, а Дании Северного Шлезвига оговаривалась требованием проведением на этих территориях плебисцитов по вопросу об их государственной принадлежности; выражалось согласие на установление контроля Лиги Наций над германскими колониями, но с предоставлением Германии прав мандатария. Частично уступив лишь в трех пунктах (по вопросу о Сааре и незначительном уменьшении территорий, отходивших к Польше и Дании), союзные державы отвергли (с.56) как «абсолютно неприемлемые» германские «Замечания», после чего ультимативно потребовали безоговорочного принятия условий мирного договора.
Еще одна группа вопросов, вызвавшая существенные разногласия не только между великими державами, но и среди других участников конференции, была связана с подготовкой и обсуждением мирных договоров с бывшими союзниками Германии. Особая сложность решения этих проблем определялась по крайней мере двумя обстоятельствами. Во-первых, территориально-государственное переустройство Австро-Венгрии и Османской империи на основе национального принципа провести было чрезвычайно трудно ввиду большого числа районов со смешанным населением. Во-вторых, в образовании новых государств и изменении старых границ отражались противоречивые устремления великих держав по созданию зон собственного влияния. Все это и породило множество споров и конфликтов.
Первое крупное столкновение по территориальным вопросам произошло при обсуждении мирного договора с Австрией. Италия добивалась выполнения Лондонского соглашения 1915 г., по которому страны Антанты обещали передать ей ряд австрийских и южнославянских земель. Однако в условиях 1919 г. удовлетворение этих требований Италии означало ущемление интересов вновь образовавшегося Королевства сербов, хорватов и словенцев. Поэтому «большая тройка», сочтя итальянские притязания чрезмерными, своим волевым решением уменьшила их до реально возможных. В частности Италии было отказано в праве на стратегически важный город-порт Фиуме, что возмутило итальянскую делегацию.
Затем территориальные споры стали возникать один за другим, охватывая все большее число малых стран. Наиболее острыми из них были конфликты между Польшей и Чехословакией (из-за Тешинского округа), между сербо-хорвато-словенским государством и Румынией (из-за Баната и Тимишоары), между Болгарией и Королевством сербов, хорватов и словенцев (из-за Македонии), между Румынией и Болгарией (из-за Южной Добруджи), между Венгрией и Румынией (из-за Трансильвании), между Чехословакией и Венгрией (из-за некоторых районов Словакии), между Турцией и Грецией (из-за Восточной Фракии) и др. Ллойд Джордж позднее признавал, что при установлении новых границ вместо одного эльзас-лотарингского вопроса в Европе появились десятки подобных проблем.
Особенно ярко отход от принципов «национального самоопределения» и «учета интересов местного населения» проявился при составлении территориальных постановлений мирного договора с (с.57) Турцией. Решающую роль в разработке и окончательном типе этих постановлений сыграл дипломатический компромисс, достигнутый между Англией и Францией — главными претедентами на «османское наследство». В качестве иллюстрации можно привести следующие примеры.
Пример первый. На конференции выявились острые англо-французские разногласия о судьбе Сирии. Поскольку на управление этой территорией от имени Лиги Наций претендовали обе союзные державы, было решено направить туда специальную комиссию из «нейтральных» американских экспертов, дабы выяснить мнение местного населения. Вильсон, ознакомившись с составом комиссии, заявил, что вошедшие в нее дипломаты «очень хорошо подготовлены к поездке в Сирию, так как не знают о ней ничего». Через месяц компетентная комиссия представила «Совету четырех» отчет о проделанной работе, в котором констатировалось, что сирийцы выступают либо за полную независимость, либо за установление английского протектората, но категорически возражают против предоставления мандата Франции. «Учтя» это мнение, «большая тройка» высказалась за передачу сирийского мандата французам. В основе столь парадоксального решения лежала кулуарная англо-французская договоренность о «полюбовном разделе» бывших владений Османской империи. Ллойд Джордж кратко прокомментировал результаты урегулирования сирийской проблемы: «Для Англии дружба Франции стоит десяти Сирий».
Второй пример. Еще в 1917 г. правительство Великобритании при определении своей политики в Палестине выдвинуло идею о создании на этой территории «национального очага для еврейского народа». Впервые эта идея была сформулирована в так называемой Декларации Бальфура от 2 ноября 1917 г. (министр иностранных дел изложил ее в письме на имя одного из руководителей Международного сионистского союза английского банкира барона Ротшильда). В Палестину также была направлена комиссия, которая по возвращении доложила конференции, что арабское население категорически возражает против переселения евреев на палестинскую территорию. Однако после непродолжительной борьбы с Францией, напомнив ей о решении сирийского вопроса и получив ее вынужденное согласие, Англия добилась получения мандата на Палестину, а вместе с ним и права на претворение в жизнь Декларации Бальфура.
По инициативе Японии на конференции был поднят дальне восточный вопрос, хотя он и отсутствовал в официальной повестке дня. Его обсуждение привело к новому всплеску полемических эмоций. (с.58)
Центральной темой дискуссии стали притязания Японии на оккупированную ею китайскую провинцию Шаньдун и на международное признание ее «особых прав» в Китае в соответствии с «21 требованием». Японская делегация в качестве условия подписания мирного договора с Германией и участия в Лиге Наций выдвинула ультимативное требование о реализации секретных соглашений 1917 г., заключенных Японией с державами Антанты. В свою очередь китайская делегация, рассчитывая на поддержку США, поставила вопрос о пересмотре политики «сфер сияния» и в этом контексте потребовала восстановления суверенитета Китая над Шаньдуном.
Вильсон оказался в крайне трудном положении. С одной стороны, согласиться с ультиматумом Японии означало, что Соединенные Штаты отказываются от своей политики покровительства Китаю и от доктрины «открытых дверей и равных возможностей». С другой стороны, неожиданно для президента Англия и Франция солидаризировались с позицией Японии. К тому же советники Вильсона напомнили ему, что в ноябре 1917 г. США уже подписали с Японией договор о признании японских «особых интересов» в Китае (соглашение Лансинг-Исии). Американский президент, сославшись на принцип легализма, т.е. примата международного права и священности международных договоров, заявил, что этот конфликт в соответствии с уже имевшимися соглашениями должен быть разрешен в пользу Японии. Максимум, чего ему удалось добиться, это устного обещания японской делегации на «Совете четырех» вернуть Шаньдун Китаю «в будущем». Клемансо не удержался от очередного язвительного замечания в адрес президента США, а заодно и премьер-министра Англии, отметив, что Вильсон при урегулировании японо-китайского конфликта «говорил как Иисус Христос, а действовал как Ллойд Джордж».
Таким образом, в решении дальневосточного вопроса Вильсон потерпел двойное поражение. Во-первых, уступив Японии, он фактически признал приоритет империалистической политики «сфер влияния» над либеральной политикой «открытых дверей». Во-вторых, назвав секретные соглашения по разделу Китая легитимными, президент по существу перечеркнул им же провозглашенный лозунг «отмены тайной дипломатии». Что касается Японии, то, добившись осуществления всех поставленных целей, она одержала первую крупную дипломатическую победу в ранге мировой державы.
Из других дискуссионных вопросов можно выделить проблему экономического восстановления Европы. (с.59)
Европейские державы выдвинули широкомасштабную программу финансово-экономического сотрудничества, в которой ведущая роль по оказанию помощи Европе отводилась Соединенным Штатам. Наиболее четко основные положения этой программы были сформулированы группой английских экспертов во главе с Дж. М. Кейнсом (предложения Кейнса в чем-то предвосхитили будущий план Маршалла).
Однако США отказались принять европейскую долгосрочную программу по целому ряду причин: негативное к ней отношение со стороны американских изоляционистов; приверженность к традиционной концепции невмешательства государства в дела экономики, тем более экономики мировой; убежденность американских правительственных кругов в том, что подобное сотрудничество приведет к усилению экономических и финансовых позиций европейских держав за счет США. Отказ Соединенных Штатов от планов послевоенного экономического возрождения Европы лишний раз свидетельствовал об их неподготовленности к роли безусловного мирового лидера как в политике, так и в экономике.
Острые противоречия великих держав, ярко проявившиеся на Парижской конференции, придавали дискуссиям скандальный характер. Работа конференции не раз оказывалась под угрозой срыва. Страсти разгорались до такой степени, что поочередно Ллойд Джордж, Клемансо и Вильсон грозились покинуть заседания. Последний даже заказал теплоход для отъезда в США. После одного из совещаний «большой тройки» на вопрос корреспондентов, как прошли переговоры, Вильсон пробурчал: «Блестяще, мы разошлись по всем вопросам». Показательно, что эту фразу приписывают и Ллойд Джорджу, и Клемансо. После другой встречи «триумвирата» уже точно Клемансо заявил: «Легче вести войну, чем заключать мир». Всех удивил премьер-министр Италии В. Орландо. Сначала он заплакал на заседании «Совета четырех», когда Италии было отказано в удовлетворении ее завышенных территориальных требований. Затем по той же причине он демонстративно покинул Париж. Его отъезд остался незамеченным. Когда же в Рим сообщили, что «большая тройка» обсуждает вопрос о предоставлении Италии американского займа, Орландо тихо вернулся и включился в работу, как будто и не уезжал.
Несмотря на крайнюю степень ожесточения, с которой проходили дискуссии, державам-победительницам удалось прийти к консенсусу и принять согласованные решения. Компромисс стая возможным в результате действия следующих факторов. Для лидеров великих держав были характерны не только разногласия, но и единство мнений по целому ряду вопросов, что отразилось в (с.60) программных заявлениях накануне открытия конференции. Немаловажную роль сыграло сотрудничество английской и американской делегаций на уровне советников и экспертов. В этой и особо следует отметить совместную работу главных советников президента США и премьер-министра Англии Э.М. Хауза сэра Р. Сесила. Главная же причина заключалась в другом: к поиску компромиссов лидеров великих держав подталкивало мощное движение в мире за создание нового, более справедливого миропорядка. В этих условиях медлить с решением насущных международных проблем и тем более не прийти ни к какому решению означало дискредитировать себя в глазах мировой общественности, потворствовать росту революционных настроений и «усилению большевистской угрозы». Эту альтернативу имел в виду член американской делегации, будущий президент США Г. Гувер, когда говорил: «Призрак большевистской России почти ежедневно бродит по залам мирной конференции». Еще четче выразился государственный секретарь США Р. Лансинг: «Мы должны без всякой задержки пойти на заключение мира. Если мы будем продолжать колебаться и медлить, пламя большевизма перекинется в Центральную Европу и создаст серьезную угрозу разрушения нашего социального порядка».
Итогом работы Парижской мирной конференции стало принятие компромиссных решений, которые легли в основу Версальской системы международных отношений.

ВЕРСАЛЬСКИЙ МИРНЫЙ ДОГОВОР С ГЕРМАНИЕЙ

28 июня 1919 г. в Зеркальном зале Версальского дворца германская делегация во главе с вновь назначенным министром иностранных дел Г. Мюллером и министром юстиции И. Беллом подписала мирный договор с представителями стран-победительниц. очередной раз проявив хорошее знание истории, организаторы конференции приурочили подписание договора с Германией к пятой годовщине сараевского убийства, послужившего поводом для начала Первой мировой войны.
Версальский мирный договор представлял собой свод 440 статей, разделенных на 15 частей. Часть I (Устав Лиги Наций) и часть XIII («Труд» — о создании при Лиге Наций Международной организации труда в целях достижения «социальной справедливости») вошли и во все другие мирные договоры.
В содержании Версальского договора можно выделить следующие основные разделы. (с.61)
ТЕРРИТОРИАЛЬНЫЕ И ТЕРРИТОРИАЛЬНО-ПОЛИТИЧЕСКИЕ ПОСТАНОВЛЕНИЯ.
Германия сохранялась как единое суверенное государство. Однако ее границы подвергались существенным изменениям, а территория значительно уменьшалась.
Прежде всего это касалось западных и северо-западных границ и территорий Германии. Юридически оформлялось возвращенце Франции Эльзаса и Лотарингии, которые она получила еще по Компьенскому перемирию. Это была наиболее крупная территориальная потеря Германии (14,5 тыс. кв. км). За Францией закреплялось право «полной и неограниченной собственности» над угольными копями Саарского бассейна. Сама Саарская область переходила под управление Лиги Наций сроком на 15 лет, после чего должен был состояться плебисцит, призванный решить ее дальнейшую государственную принадлежность. К Бельгии отходили районы Эйпена, Мальмеди и Морене, населенные в основном валлонами (в 1920 г. это решение было подтверждено результатами плебисцитов). Дания (также после плебисцита 1920 г.) приобретала Северный Шлезвиг с преимущественно датским населением. Германия признавала независимость Люксембурга, который выходил из Германского таможенного союза.
Важнейшим территориально-политическим постановлением Версальского договора стало определение нового статуса западной границы Германии. Левый берег Рейна и 50-километровая полоса вдоль его правого берега подлежали демилитаризации (с запрещением Германии иметь на этой территории военные укрепления и содержать воинские контингенты). Кроме того, на западный берег Рейна вводились союзные войска. Устанавливались три зоны оккупации и сроки вывода оккупационных войск: район Кельна — вывод через 5 лет, район Кобленца — через 10 лет и район Майнца — через 15 лет. Содержание оккупационной армии возлагалось на германскую сторону. Однако и эти контрольные меры показались державам-победительницам недостаточными. Поэтому одновременно с подписанием Версальского договор Франция заключила два идентичных по содержанию соглашения с Англией и США, согласно которым англосаксонские держав обязались оказать ей немедленную помощь в случае неспровоцированной агрессии Германии.
Не менее значимые территориальные изменения произошли на восточных и юго-восточных границах Германии. Договор обязывал Германию признать независимость польского государе (статья 87-я) и вернуть ему часть польских земель, захвачен» Пруссией по печально знаменитым разделам Речи Посполитой и (с.62) в большинстве своем населенных поляками. К Польше отходили районы Померании, Западной и Восточной Пруссии, Познань, восточная часть Верхней Силезии (общая площадь — 6,2 тыс. кв. км). На остальных исторических польских землях со смешанным населением (некоторые районы Силезии, Мазуры и др.) в 1920 и 1921 гг. были проведены плебисциты, по которым и эти территории отошли к Польше. За Польской республикой закреплялась узкая полоса балтийского побережья западнее Данцига (Гданьска), обеспечивающая ей выход к морю в районе города Гдыня и получившая название Польского, или Данцигского, коридора. Этот коридор отсекал от Германии Восточную Пруссию, превращая ее в анклав. Сам Данциг провозглашался «вольным городом» вод управлением Лиги Наций и включался в таможенные границы Польши. Балтийский порт Мемель (Клайпеда) и Мемельская область, где большинство населения составляли литовцы, переходили под контроль Лиги Наций. По ее решению, эти территории в 1923 г. возвращались Литве. На юге небольшой район Верхней Силезии — так называемая Гюльчинская земля — передавался Чехословакии.
Из других территориально-государственных постановлений необходимо отметить два важных положения. В статье 80-й содержался категорический запрет аншлюса, т.е. объединения Германии с Австрией в любой его форме, начиная с таможенного союза. Реки Эльба, Одер, Неман и Дунай, а также Кильский канал объявлялись свободными для международного судоходства. Германия тем самым становилась своего рода «открытой территорией».

КОЛОНИАЛЬНЫЕ ПОСТАНОВЛЕНИЯ
Статьи IV части Версальского договора лишали Германию всех колоний, сфер влияния, собственности и привилегий за предела-11 германской территории — «в пользу главных союзных и объединившихся Держав». Таким образом, германские колониальные падения площадью в 3 млн. кв. км и населением в 13 млн. человек передавались на основе системы мандатов Лиги Наций державам-победительницам.

РЕПАРАЦИОННЫЕ ПОСТАНОВЛЕНИЯ
В статье 231-й фиксировалась «полная и неоспоримая ответственность» Германии и ее союзников за развязывание мировой войны, «за причинение всех потерь и всех убытков». Такова была правовая основа для взимания с Германии репарационных платежей. (с.63)
Как уже говорилось, участники Парижской конференции не пришли к единому мнению об общей сумме репараций и о долевом их распределении между странами-получателями. Решение этих вопросов было поручено специальной репарационной комиссии. На заседаниях этой комиссии, проходивших в 1920–1921 гг., под напором английских представителей и при активном сопротивлении представителей французских, репарационный долг Германии постепенно уменьшался с 269 до 226 млрд. золотых марок. На Лондонской межсоюзнической конференции в мае 1921 г. была определена окончательная сумма репараций в 132 млрд. золотых марок, которую Германия обязывалась выплатить за 37 лет (к 1958 г.). Несколько раньше было установлено процентное соотношение репарационных платежей для каждого государства, их получавшего: доля Франции составила 52% (на 6% меньше ею планируемой), Англии — 22% (на 8% меньше требуемой), Италии — 10%, на остальных победителей пришлось 16%. Интересно, что Россия по статье 116-й Версальского договора также получала право на свою долю репараций, но на какую именно репарационная комиссия ответа не дала.

ВОЕННЫЕ ПОСТАНОВЛЕНИЯ
Военные статьи, составившие V часть Версальского договора, фактически предусматривали почти полную демилитаризацию Германии.
Всеобщая воинская повинность упразднялась. Комплектование германских вооруженных сил должно было проводиться только на основе добровольного найма. Численность сухопутной армии не должна была превышать 100 тыс. человек при 4 тыс. кадровых офицеров (7 пехотных и 3 кавалерийские дивизии). Устанавливалось, что контингент германских войск «будет предназначен исключительно для поддержания внутреннего порядка и для пограничной службы». Распускался «большой генеральный штаб и всякие иные подобные формирования». Германии запрещалось вести военную подготовку. По существу разрушалась и вся система военного образования. Надводный военно-морской флот сокращался до 36 кораблей: 6 броненосцев. 6 легких крейсеров, 12 миноносцев и 12 контрминоносцев. Подводный флот Германия иметь не могла. Германская армия лишалась права на владение такими видами вооружений, как тяжелая артиллерия, танки, военная и морская авиация. Германию обязали срыть почти все военные укрепления на ее границах. Контроль за выполнением военных постановлений возлагался на особую межсоюзническую комиссию. (с.64)

ЭКОНОМИЧЕСКИЕ И СВЯЗАННЫЕ С НИМИ ПОСТАНОВЛЕНИЯ
Эта группа статей наряду с репарационными постановлениями превращала Германию в объект экономической эксплуатации и финансово-экономического контроля со стороны союзных держав. На торговлю Германии с державами-победительницами распространился режим наибольшего благоприятствования. В условиях крайнего упадка и ослабления экономики и финансов Веймарской республики это означало создание «наиболее благоприятных» условий на германском рынке для держав — авторов экономических постановлений. Германии запрещалось вводить ограничения на импорт любых товаров из стран-победительниц. Германское правительство должно было расторгнуть все соглашения и договоры экономического характера, заключенные ранее с другими государствами. На Германию налагалось обязательство выдать победителям золото и ценности, полученные ею от России по дополнительным соглашениям к Брестскому договору, а также от Турции и Австро-Венгрии в качестве обеспечения германских займов. Германии предписывалось обеспечить свободный транзит через свою территорию и воздушное пространство для всех стран-победительниц.

ПОСТАНОВЛЕНИЯ, ОПРЕДЕЛЯВШИЕ ОТНОШЕНИЯ ГЕРМАНИИ С СОВЕТСКОЙ РОССИЕЙ
В Версальском договоре, являвшимся главным итоговым документом Парижской конференции, не могли не отразиться политические установки держав Антанты и США в отношении Советской России и «большевистской угрозы». Тем более, что основную опасность для них представляло возможное сближение Униженной Германии и коммунистической России. Антибольшевистская направленность Версальского договора проявилась в отрицании самого факта существования Советского государства, признании необходимости борьбы с распространением большевизма и поддержки «демократических сил» в России. Именно к и политической линии, согласно договору, и должна была присоединиться Германия.
Статья 116-я отменяла Брест-Литовский договор, «а также все другие договоры, соглашения или конвенции, заключенные Германией с максималистским (т.е. большевистским) правительством в России». Статья 117-я обязывала Германию «признать полную силу всех договоров или соглашений, которые союзные державы заключили бы с государствами, образовавшимися или образующимися на всей или на части территории бывшей Российской (с.65) империи...» В соответствии со статьей 433-й германские оставлялись в «балтийских провинциях и Литве» до того которое «правительства главных союзных и объединившихся держав сочтут уместным для их вывода, сообразуясь с внутренним положением этих территорий».
Анализируя содержание Версальского мирного договора, можно прийти к следующим выводам.
Во-первых. Несмотря на то, что Версальский договор явился компромиссом между жесткими требованиями Франции и умеренными предложениями Англии и США, в целом он носил несправедливый и унизительный для Германии характер. Она потеряла 13,5% довоенной территории, где проживало 10,5% населения страны и находились богатые месторождения железной руды и каменного угля. Германия лишалась всех своих колоний и сфер влияния, армии и военно-морского флота. Она должна была выплачивать репарации, которые по некоторым подсчетам в 3 раза превышали фактический ущерб. Резко ухудшилось ее стратегическое положение. Открытость западной границы, оккупация Рейнской зоны, рассечение государственной территории на востоке, неспособность противостоять нападению противника, экономический и политический диктат победителей — все это не только подрывало великодержавные позиции Германии, но и существенным образом ограничивало ее суверенитет.
Во-вторых. После заключения Версальского договора в Германии, оказавшейся в положении «униженной и оскорбленной» страны, широкое распространение получили реваншистские настроения. Борьба за отмену ненавистного договора и отмщение державам-победительницам стали главной задачей германской внешней политики на ближайшую перспективу. Понимая это, маршал Фош, который отказался прийти на церемонию подписания, так как считал условия мира слишком либеральными, произнес пророческие слова: «Это не мир, а перемирие сроком на 20 лет». Иными словами, Версальский мирный договор, воспринимавшийся в Германии как символ национального унижения и глубокой несправедливости, в стратегическом плане создавал все предпосылки для борьбы за новый передел мира.
В-третьих. Многие постановления Версальского мира, такие позитивные, в которых предоставлялась независимость Польши и Чехословакии и возвращались аннексированные у них земли, вели к возникновению спорных территориальных проблем. Особенно наглядно это проявилось в решении польского вопроса. С одной стороны, Польша «недополучила» около 1/3 исконно польских земель, оставленных за Германией. С другой стороны, «Данцигский коридор» разделял германское государство на две (с.66)
части, а ряд территорий, отошедших к Польской республике, были в основном заселены немцами. 28 июня 1919 г. между Польшей и пятью великими державами был заключен договор «о защите прав национальных меньшинств» (так называемый «Малый Версальский договор»), который обязал польское правительство уважать права более 1 млн. человек немецкого меньшинства, не возложив аналогичные обязательства на Германию в отношению почти 2 млн. человек польского меньшинства. Противоречивость территориальных постановлений Версальского мирного договора стала еще одним фактором, который мог привести к дестабилизации международной обстановки.

МИРНЫЕ ДОГОВОРЫ С АВСТРИЕЙ, БОЛГАРИЕЙ, ВЕНГРИЕЙ И ТУРЦИЕЙ. ЗАВЕРШЕНИЕ ТЕРРИТОРИАЛЬНОГО УРЕГУЛИРОВАНИЯ В ЕВРОПЕ

Мирные договоры с бывшими союзниками Германии были призваны утвердить новую геополитическую структуру Европы и других регионов мира после крушения Австро-Венгерской и Османской империй. Эти «договоры-спутники» копировали схему Версальского мира, включая в себя Устав Лиги Наций и положения о Международной организации труда.
Мирный договор с Австрией был подписан 10 сентября 1919 г. в предместье Парижа Сен-Жермен-ан-Ле.

ТЕРРИТОРИАЛЬНЫЕ И ТЕРРИТОРИАЛЬНО-ПОЛИТИЧЕСКИЕ ПОСТАНОВЛЕНИЯ
В преамбуле Сен-Жерменского договора констатировалось, что Австро-Венгерская монархия перестала существовать. Границы Австрии в основном определялись территорией компактного проживания австрийских немцев в районе Дуная и Альпийских гор. Австрия признавала независимость и границы вновь образовавшихся государств, а также соседних стран, «как их установят союзные державы».
К Чехословакии отошли бывшие австрийские провинции Богемия, Моравия и часть Силезии (в том числе и районы с преемственно австро-немецким населением, что было чревато новыми территориальными спорами). Италия получала Южный Тироль и ряд областей Каринтии, хотя претендовала на значительно большие австрийские и южнославянские территории. Сербо-хорвато-словенское государство приобретало Далмацию, части Западной Крайны, Каринтии и Штирии. Буковина переходила (с.67) к Румынии (решение Буковинского Народного вече от 3 ноябре 1918 г. о присоединении к Советской России не было принято во внимание). Статья 88-я Сен-Жерменского договора по аналогии с соответствующим постановлением Версальского мира запрещала аншлюс. При этом учитывались широко распространенные среди австрийцев настроения в пользу объединения с Германией Неслучайно независимое австрийское государство было провозглашено в ноябре 1918.г. под названием Немецкая Австрия. Потребовалось вмешательство союзных держав для переименования ее в Австрийскую республику.

РЕПАРАЦИОННЫЕ ПОСТАНОВЛЕНИЯ
Как и в случае с Германией, Австрия признавалась ответственной за мировую войну и обязывалась выплатить странам-победительницам репарации. Однако общая их сумма не была установлена. В 1922 г. Австрия получила 20-лстнюю отсрочку и погашении своего так и не определенного репарационного долга, т.е. фактически полностью освобождалась от его уплаты.

ВОЕННЫЕ ПОСТАНОВЛЕНИЯ
Договор вводил для Австрии строгие военные ограничения. Численность ее вооруженных сил сокращалась до 30 тыс. человек. Австрийской республике не разрешалось иметь тяжелое вооружение и авиацию. Морской и Дунайский военный флот передавался союзникам.

Итоговую характеристику Сен-Жерменского договора можно свести к следующему краткому выводу: Австрии было уготовлено весьма скромное место в европейской системе международных отношений; потеряв положение великой державы, она приобрела статус одной из малых, второстепенных стран Европы.

27 ноября 1919 г. в парижском пригороде Нейи-сюр-Сен был заключен мирный договор с Болгарией.

ТЕРРИТОРИАЛЬНЫЕ И ТЕРРИТОРИАЛЬНО-ПОЛИТИЧЕСКИЕ ПОСТАНОВЛЕНИЯ
По Нейискому договору Болгария теряла 11% своей довоенной территории.
За Румынией закреплялась Южная Добруджа и некоторые другие районы с болгарским населением, переданные ей еще по Бухарестскому миру 1913 г. К Королевству сербов, хорватов и словенцев отходили 4 округа на западных границах Болгарии, преимущественно населенные болгарами. Наиболее важной в (с.68) экономическом и стратегическом отношении потерей явилось установление юрисдикции «главных союзных держан» над Западной Фракией, которая вскоре была передана Греции. Тем самым Болгария лишалась выхода в Эгейское море.

РЕПАРАЦИОННЫЕ ПОСТАНОВЛЕНИЯ
Репарационные обязательства Болгарии были определены в размере 2 млрд. 250 млн. золотых франков с их выплатой в течение 37 лет, По существу страна подвергалась юридически оформленному ограблению, так как установленный объем репараций составлял 25% всего довоенного национального богатства Болгарии.

ВОЕННЫЕ ПОСТАНОВЛЕНИЯ
Численность болгарской армии ограничивалась 20 тыс. человек. Военно-морской флот сокращался до 10 кораблей (4 миноносца и 6 военных катеров). Болгарии запрещалось иметь авиацию и любые виды тяжелого вооружения.

Таким образом, Нейиский договор резко ухудшил международное положение Болгарии даже по сравнению с тем. которое она занимала после поражения во Второй Балканской войне.

4 июня 1920 г. в Большом Трианонском дворце Версаля состоялась церемония подписания мирного договора с Венгрией.

Заключение этого договора пришлось отложить почти на год в связи с обострением социальной обстановки в стране, подъемом революционного движения и образованием Венгерской Советской республики. В подавлении венгерской революции самое активное участие приняли румынские и чехословацкие войска под общим руководством Верховного Совета Антанты. Совместными усилиями интервентов и «внутренних демократических сил» в августе 1919 г. «коммунистический мятеж» в Венгрии был подавлен, а к власти пришло правительство адмирала М. Хорти, с которым союзные державы возобновили переговоры о мире.
Так как Венгрия длительный период являлась составной частью двуединой Австро-Венгерской монархии, многие статьи Трианонского мира дословно совпадали с аналогичными постановлениями Сен-Жерменского договора.

ТЕРРИТОРИАЛЬНЫЕ И ТЕРРИТОРИАЛЬНО-ПОЛИТИЧЕСКИЕ ПОСТАНОВЛЕНИЯ
Как и Австрия, Венгрия признавала независимость вновь образовавшихся на ее границах государств. Однако и отличие от Австрии территориальные потери Венгрии были гораздо более (с.69) значительными. Они составили 67% ее довоенной территории. В результате более четверти всех этнических венгров оказались на положении национальных меньшинств.
К Румынии отходили Трансильвания, где венгерское меньшинство составляло около 40% населения, и восточная часть Баната. За Королевством сербов, хорватов и словенцев закреплялись Хорватия, Бачка и западная часть Баната. Чехословацкой республике передавались Словакия и Закарпатская Украина, несмотря на ясно выраженное желание последней воссоединиться с Советской Украиной. Австрия получала провинцию Бургенланд с преимущественно немецким населением.

РЕПАРАЦИОННЫЕ ПОСТАНОВЛЕНИЯ
Вопрос о взимании с Венгрии репараций решался по полной аналогии с Австрией.

ВОЕННЫЕ ПОСТАНОВЛЕНИЯ
Предельная численность венгерской армии определялась в 35 тыс. человек. Она должна была формироваться на добровольных началах. Обязательная воинская повинность отменялась. Венгрии не разрешалось иметь тяжелую артиллерию, танки и авиацию. Запрещался ввоз в страну оружия, снаряжения и военных материалов. Весь венгерский флот подлежал передаче союзникам или уничтожению.
В сознании венгерской общественности Трианонский договор воспринимался как унизительный и глубоко несправедливый, что во многом предопределило внешнеполитический курс Венгрии в межвоенный период. Уже вскоре после заключения мира хортистское правительство при явном попустительстве Великобритании, рассматривавшей Венгрию как противовес профранцузской Малой Антанте, стало проводить политику ревизии основных положений Трианонского мира.

10 августа 1920 г. в Севре (близ Парижа) страны-победительницы заключили мирный договор с Турцией.
Работа над текстом договора затянулась по двум главным причинам. Одна из них — острые противоречия великих держав, прежде всего Англии и Франции, а также ряда малых стран по вопросу о распределении «османского наследства». Еще более важны фактором стало мощное национальное, антиимпериалистическое движение в самой Турции, которое возглавил Мустафа Кемаль. Фактически страна была расколота на два противоборствавших (с.70) лагеря. В Константинополе (Стамбуле) заседало правительство султана Мехмета VI, а в Анкаре — избранное в апреле 1920 г. Великим национальным собранием новое кемалистское правительство. М. Кемаль, больше известный в истории как Ататюрк (он взял эту фамилию, означавшую «отец турок», в 1934 г. после издания закона «О введении фамилий»), выдвинул популярную среди турецкого населения программу справедливого, демократического мира с тремя основными требованиями: независимость и суверенитет Турции; международное признание неприкосновенности ее этнических границ; отмена иностранного политического и финансового контроля.
В условиях оккупации войсками Антанты ряда важнейших районов Турции, в том числе Стамбула и зоны черноморских проливов, а также вооруженной борьбы с кемалистскими войсками державы-победительницы навязали султанскому правительству мирный договор — самый грабительский из всех, заключенных на Парижской конференции.

ТЕРРИТОРИАЛЬНЫЕ И ТЕРРИТОРИАЛЬНО-ПОЛИТИЧЕСКИЕ ПОСТАНОВЛЕНИЯ
Турция лишалась не только своих арабских владений, но и существенной части собственной этнической территории. Общие территориальные потери превысили 75% принадлежавших Османской империи земель.
Статьи, касавшиеся арабских территорий в Передней Азии, предусматривали передачу Сирии, Ливана, Трансиордании, Палестины и Месопотамии (Ирака) под мандатное управление великих держав. Турция потеряла свои владения на Аравийском полуострове и обязалась признать независимое Королевство Хиджаз. В Северной Африке она утрачивала все права на Судан, признавала английский протекторат над Египтом и французский — над Тунисом и Марокко. Турецкое правительство выражало свое официальное «согласие» на аннексию Англией Кипра, осуществленную еще в 1914 г. К Греции отходили Восточная Фракия с Адрианополем, европейский берег Дарданелл, весь Галлипольский полуостров, город Измир (Смирна) с прилегающими районами, острова Имроз и Тенедос. Италии передавались «все турецкие права» на Додеканесские острова и Ливию. Независимое армянское государство получало земли в Восточной Анатолии. Определение границы между Турцией и Арменией возлагалось на третейское решение президента США. От Турции отделялся Курдистан, для установления границ которого назначалась специальная комиссия. Она должна была доложить Совету Лиги Наций об уровне «подготовленности» курдов к самоуправлению. Только этого Курдистан мог стать «автономной территорией». В (с.71) Европе державы-победительницы оставляли Турции лишь Стамбул с узкой полосой земли — и то с условием, что в случае уклонения от соблюдения договора «союзные державы сохраняли за собой право изменить это положение».
Босфор и Дарданеллы объявлялись открытыми «в мирное и военное время для всех торговых и военных судов, без различия флага». Сама зона черноморских проливов, номинально остававшаяся в пределах турецкой территории, подлежала полной демилитаризации и поступала под управление специальной международной «Комиссии проливов». Эта комиссия состояла из представителей великих держав и черноморских государств — членов Лиги Наций. Получив право действовать независимо от местной власти, «Комиссия проливов» осуществляла всесторонний контроль над водами и побережьем Дарданелл, Мраморного моря и Босфора. Такое решение значительно усиливало стратегические позиции Англии и Франции, доминировавших во вновь созданной комиссии. С другой стороны, оно существенным образом ущемляло интересы черноморских стран и прежде всего побежденных Турции и Болгарии, а также Советской России, не собиравшейся вступать в Лигу Наций.
Севрский договор восстанавливал на территории Турции режим капитуляций, который предусматривал экстерриториальный статус иностранцев. Причем этот режим распространялся на граждан всех стран-победительниц. Для контроля над финансами и бюджетом страны образовывалась комиссия из представителей Англии, Франции и Италии, а также турецкого представителя, но с совещательным голосом.

РЕПАРАЦИОННЫЕ ПОСТАНОВЛЕНИЯ
Если не принимать в расчет общие декларации об ответственности Османской империи за мировую войну и необходимости взимания с ее правопреемницы репараций, в тексте договора репарационные обязательства Турции не конкретизировались. Это было связано, по-видимому, с тем, что его авторы-составители превысили все мыслимые пределы ограбления Турции еще в территориально-политических постановлениях.

ВОЕННЫЕ ПОСТАНОВЛЕНИЯ
Военные статьи Сервского договора были столь же жесткими, как и все остальные его положения. Турция могла иметь армию, не превышающую по численности 50 тыс. человек. Налагался запрет на тяжелое вооружение и авиацию. Обладателями (с.72) турецкого военно-морского флота становились державы-победительницы. Турции оставляли 12 кораблей (5 миноносцев и 7 сторожевых судов).
Севрский договор, таким образом, не просто ограничивал суверенитет турецкого государства, он юридически оформил его полуколониальный статус.
Это и стало причиной вооруженной борьбы кемалистской Турции за восстановление своих суверенных прав и территориальной целостности страны. Вначале молниеносно была разгромлена халифатская армия султана Мехмета VI. Затем боевые действия развернулись на двух направлениях: против дашнакской Армении и греческих войск, занявших Восточную Фракию и наступавших на Анкару.
Летом 1920 г. турки разбили армянские отряды и оккупировали 2/3 территории Армении. В декабре того же года в Александрополе был заключен мирный договор, по которому армянская граница отодвигалась до пригородов Еревана, а сама Армения фактически переходила под протекторат Турции. Однако Александропольский договор так и не вступил в силу ввиду активного вмешательства в конфликт России и установления советской власти в Армении.
Выступая за нормализацию отношений с Советской Россией, М. Кемаль вступил в переговоры с большевистским правительством. В результате 16 марта 1921 г. в Москве между РСФСР и Турцией был подписан договор «о дружбе и братстве». Граница Турции с Закавказьем определялась по линии русско-турецкой границы 1877 г. с уступкой в пользу Грузии Батуми. Но главное состояло в другом: Московский договор имел для турецкого правительства огромное значение как первое официальное признание независимости и суверенитета Турции, ее равноправия в отношениях с другими державами. В частности, советское правительство официально отказалось от всех ранее заключенных Россией неравноправных соглашений с Турцией, а также от всякого рода прав, связанных с режимом капитуляций. Советско-турецкий договор значительно укрепил международные позиции Турции, позволил ей продолжить борьбу за отмену унизительного Севрского договора.
В октябре 1921 г. турецкая армия нанесла сокрушительное сражение греческим войскам. В этих условиях Франция в ноябре того же года подписала с кемалистами сепаратный мирный договор, по которому признавала анкарское правительство и согласилась на пересмотр Севрского мира в пользу Турции на основе этнического разграничения турецких и арабских территорий. Вскоре о необходимости заключения нового договора заговорили и в Лондоне. (с.73)
К сентябрю 1922 г. кемалистские войска очистили от греков всю Анатолию. Греко-турецкая война завершилась подписанием в октябре 1922 г. Муданийского перемирия (в турецком порту Муданьи) между Турцией, с одной стороны, Англией, Францией, Италией и Грецией — с другой. В перемирии выделялись следующие положения: вывод греческих войск из Восточной Фракии и решение созвать мирную конференцию по пересмотру Севрского договора. Турция одержала двойную победу: военную и дипломатическую.
Проблема мирного урегулирования с Турцией была окончательно разрешена на конференции в Лозанне (Швейцария), продолжавшейся с 20 ноября 1922 по 24 июня 1923 г. Повестка дня конференции включала два взаимосвязанных вопроса: о мирном договоре с Турцией и о режиме черноморских проливов.
При обсуждении первого вопроса турецкая делегация добилась ряда серьезных уступок со стороны держав-победительниц, что и было зафиксировано в Лозаннском мирном договоре.
Новые территориальные постановления восстанавливали суверенитет Турции над Восточной Фракией, Анатолией, Измиром и другими этническими районами, отторгнутыми от нее по Севрскому договору. Был снят вопрос о самоопределении армян и курдов на турецкой территории. Эти статьи имели и крайне негативные последствия, превратив курдскую проблему в одну из самых острых в международной жизни на десятилетия вперед (что касается армянского населения в Турции, то после геноцида 1915 г. его там фактически не осталось). Крупным достижением Турции стала отмена режима капитуляций и привилегий иностранцев, а также положения об установлении над ней финансового контроля. Остальные территориально-политические постановления Севрского мира, касавшиеся раздела османских владений, были сохранены.
Таким образом, Турция оказалась единственной из стран, потерпевших поражение в войне, которая в вооруженной борьбе отстояла свои суверенные права и заставила державы-победительницы, по выражению Ллойд Джорджа, «отступить от Севра к Лозанне».
В обсуждении второго вопроса — о черноморских проливах — приняли участие специально приглашенные на конференцию Болгария и Советский Союз.
В советских предложениях подчеркивалась необходимость обеспечения интересов не великих западных держав, а черноморских государств и прежде всего Турции, с которой СССР был связан договором о дружбе. Программа, разработанная В.И.Лениным, содержала такие принципы, как восстановление прав турецкого народа на «принадлежавшие ему территории и водное пространство»: закрытие проливов в мирное время и в период (с.74) войны для «военных и вооруженных судов всех стран, кроме Турции; полная свобода торгового мореплавания. Это был сильный дипломатический ход: выдвинув справедливые и демократические лозунги, советское правительство рассчитывало на поддержку черноморских государств в борьбе «всех угнетенных народов против империалистического диктата господствующих держав».
Однако соотношение сил на конференции не позволяло надеяться даже на минимальный успех Страны Советов: представители союзных стран, внимательно выслушав руководителя советской делегации наркома Г.В. Чичерина, отвергли все его предложения. Глава английской делегации министр иностранных дел Дж. Н. Керзон обвинил своего российского коллегу в стремлении выступать от имени Турции и в желании превратить Черное море в «русское озеро».
В основу Конвенции о режиме проливов был положен английский проект. Он представлял собой смягченный вариант соответствующего раздела Севрского договора, но скорее по форме, чем по содержанию.
Режим проливов предусматривал в мирное время свободный проход торговых судов и военных кораблей с некоторыми ограничениями по тоннажу и количеству. Во время войны через проливы могли проходить военные корабли только нейтральных стран. Понятно, что эти оговорки создавали лишь видимость обеспечения безопасности черноморских государств. Зона проливов подлежала демилитаризации, хотя Турции разрешалось иметь в Стамбуле 12-тысячный гарнизон. Эта уступка могла бы считаться существенной при одновременной передаче турецкому правительству контрольных прав над проливами, в чем ему было отказано. Главный вопрос о контроле за соблюдением Конвенции, а, следовательно, и об управлении всей зоной проливов решался в пользу великих держав. Эти функции возлагались уже не на «севрскую» «Комиссию проливов», а на Комиссию, создаваемую под эгидой Лиги Наций, что по существу ничего не меняло, так как и в первой, и во второй ведущее положение занимали Англия и Франция. Советская Россия не ратифицировала Конвенцию как «нарушающую ее законные права» и «не гарантирующую безопасность черноморских стран».
Подписанием Лозаннского мирного договора и Конвенции о режиме проливов завершился процесс послевоенного урегулирования в Европе.
Наиболее сложными в этом процессе оказались территориальные проблемы. Их решение, призванное стабилизировать международную обстановку, часто приводило к прямо противоположным результатам. Главной причиной тому стала двойственность и противоречивость позиции великих держав-победительниц, с одной стороны, они не могли не учитывать национальные устремления народов, зафиксировав в мирных договорах принципы суверенитета и равноправия больших и малых европейских государств, г другой стороны, ведущие державы при рассмотрении территориальных вопросов во многом исходили из своих собственных геополитических интересов, подвергая при этом забвению провозглашенные ими же лозунги национального самоопределения.
Как следствие резко обострились территориальные противоречия, усилились пограничные споры, доходившие до вооруженных столкновений. Разрешение этих споров стало важной составной частью европейского мирного урегулирования.
В сложившейся ситуации особую значимость приобрел организационный вопрос: какой международной организации будут переданы функции Парижской конференции, официальное закрытие которой состоялось 21 января 1920 г. Верховный Совет конференции принял решение создать новый исполнительный орган, призванный не только довести до конца работу над мирными договорами с Венгрией и Турцией, но и способствовать урегулированию насущных территориально-политических проблем. Таким органом стала Конференция послов четырех держав — Англии, Франции, Италии и Японии, заседавшая в Париже (посол США участвовал в ее заседаниях как наблюдатель).
В 1920–1921 гг. Конференции послов пришлось вплотную заняться целым рядом крупных территориальных конфликтов.
Одним из первых рассматривался польско-чехословацкий пограничный спор из-за Тешинской Силезии — района со смешанным населением. В июле 1920 г. Конференция послов добилась уступок со стороны Польши, использовав ее тяжелое положение в советско-польской войне, и разрешила этот конфликт в пользу Чехословакии.
Не менее остро стоял вопрос о принадлежности Восточной Галиции — бывшей австрийской территории, населенной преимущественно украинцами. Еще в ноябре 1918 г. здесь была провозглашена Западно-Украинская народная республика, которая вскоре заявила о своем воссоединении с Украиной. Польша, претендовавшая на галицийские земли, применила вооруженную силу. Благодаря вмешательству Конференции послов удалось достичь компромиссного решения: Польская республика получала мандат на 25-летнее управление Восточной Галицией при условии предоставления ей автономии. Это решение не устраивало ни поляков, ни украинцев. В конечном итоге Польша достигла своей цели и присоединила всю Западную Украину после окончания советско-польской войны по Рижскому договору 1921 г. (с.76)
Италия, считавшая себя «незаслуженно обиженной» территориальными постановлениями Сен-Жерменского договора, не теряла надежд на расширение своих границ за счет южнославянских земель на восточном побережье Адриатического моря, входившими ранее в состав Австро-Венгрии. Естественно, что на те же самые территории претендовало Королевство сербов, хорватов и словенцев. Переговоры соперничавших сторон при участии Конференции послов завершились подписанием 12 ноября 1920 г. Рапалльского договора. Италия по праву сильнейшего праздновала дипломатическую победу: она получала почти всю Истрию с Триестом и Пулой, ряд островов у Далматинского побережья и порт Зара (Задар). Около 70% населения присоединенных к Италии областей составляли славяне. Порт Фиуме (Риека), силой захваченный итальянцами в 1919 г., был признан «независимым государством» (в январе 1924 г. разделен между Италией и Королевством сербов, хорватов и словенцев).
На Балканах после мировой войны вновь обострилась албанская проблема. Причиной тому стали откровенные посягательства на территорию этого суверенного государства со стороны Италии и Греции. Более того, греки и итальянцы в июле 1919 г. подписали в Париже специальное соглашение о взаимной поддержке своих территориальных претензий к Албании. В ноябре 1921 г. Конференция послов вынесла вердикт о подтверждении границ Албании по их состоянию на 1913 г., когда великие державы признали ее независимость.
Специфической особенностью процесса территориального Урегулирования в Европе было го, что он проходил без участия Советской России. Отсюда известная осторожность при определении восточных границ европейских соседей РСФСР.
Один из примеров — позиция западных держав по отношению к требованиям Польши о присоединении к ней Западной Украины и Западной Белоруссии. На Парижской конференции эти требования по существу были отвергнуты, а в качестве временной советско-польской границы предлагалась линия по реке западнее городов Гродно и Брест, что более или менее совпадало с этническими границами расселения поляков, украинцев и белорусов. 8 декабря 1919 г. Верховный Совет Антанты, несмотря на протесты Польши, опубликовал Декларацию о пограничном разграничении между Польской республикой и Советской Россией по утвержденной Парижской конференции линии, которая позже по имени английского министра иностранных дел стала называться «линией Керзона».
Столь же осторожный подход союзные державы продемонстрировали в связи с советско-румынским конфликтом по вопросу (с.77) о Бессарабии. Хотя Румыния аннексировала эту территорию Советской России еще в декабре 1917 г., правительства западных держав признали «присоединение» Бессарабии к румынскому государству только в октябре 1920 г.
Подобная «умеренность» держав Антанты в решении названных территориальных проблем объяснялась различными причинами: нежеланием идти на поводу у малых стран, выдвигавши экстремистские требования к Советской России; мощным общественным движением в поддержку Страны Советов; невозможностью полностью игнорировать общепризнанные принципы национального самоопределения; сопротивлением самого советского государства.
Что касается западных границ Советской России, то они были окончательно установлены после заключения ею в 1920 г. мирных договоров с Эстонией, Литвой, Латвией и Финляндией, а в 1921 г. Рижского договора с Польшей. Нерешенным остался вопрос о советско-румынской границе ввиду непризнания РСФСР права Румынии на Бессарабию.
Таковы были главные итоги территориально-политического урегулирования в Европе.
Пять мирных договоров с Германией и ее союзниками, а также сопутствовавшие им соглашения составили правовую основу Версальской системы международных отношений. Еще одним важнейшим ее элементом стало создание Лиги Наций.

СОЗДАНИЕ И НАЧАЛЬНЫЙ ПЕРИОД ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ЛИГИ НАЦИЙ

Несмотря на то, что решение об учреждении Лиги Наци хронологически стало первым из принятых на Парижской конференции, именно оно подводило окончательный итог многотрудной работе по формированию новой системы международных отношений. Это решение отражало стремление народов к справедливому, цивилизованному миропорядку, поэтому его следуй отнести к наиболее значимым успехам держав-победительниц.
Вместе с тем панегирическая оценка Лиги Наций, которая часто встречается в западной исторической литературе, столь же далека от реальной действительности, как и крайне негативная характеристика, содержавшаяся в советской историографии.
Как и остальные крупные постановления Парижской мирной конференции, создание и функционирование Лиги Наций носило двойственный характер. С одной стороны, провозглашалась благородная цель «развития сотрудничества между народами и (с.78) достижения международного мира и безопасности». Но с другой стороны, Лига Наций была призвана охранять не какой-то абстрактный мир, а тот международный порядок, в котором преобладающими являлись интересы его организаторов — стран Антанты и союзных с ними государств. К тому же правительственные круги ведущих мировых держав — Англии и Франции — изначально не рассматривали Лигу Наций как главный «инструмент мира», больше полагаясь на традиционные дипломатические и при необходимости военные средства. Все это не только превращало вновь созданную организацию в своего рода орудие по реализации внешнеполитических установок держав-победительниц, не только снижало эффективность ее воздействия на мировую политику, но и в известном смысле обрекало ее на бессилие в разрешении насущных международных проблем.
Противоречивость исходных принципов не могла не отразиться на Уставе, структуре и практической деятельности Лиги Наций.
Разработанный комиссией под председательством президента США, Устав был подписан а 1919 г. представителями 44 государств. Он включал в себя 26 статей. Даже поверхностный анализ их содержания не позволяет согласиться с В. Вильсоном, который считал Устав панацеей от всех войн и конфликтов, от «мировых сил зла». Скорее наоборот, уже в самом Статуте содержались «правовые обоснования» той ограниченной роли, которую Лига Наций играла на международной арене.
Центральным положением Устава являлся принцип взаимных гарантий «территориальной целостности и суверенитета» членов Лиги Наций «против всякого военного нападения» (статья 10-я). По существу это была первая попытка создания системы коллективной безопасности. Государства, подписавшие Устав, обязались не прибегать к войне и строить свои отношения, основываясь на международном праве.
Однако несмотря на декларированные цели мирного урегулирования споров и коллективного отпора военной угрозе, в Статуте отсутствовала идея полного и окончательного отказа от войны и агрессии как политического средства. По Уставу военные действия допускались в четырех случаях (так называемые «трещины Устава»): невынесение арбитражного или судебного решения в «течение разумного срока» или непринятия такого решения Советом Лиги Наций в 6-месячный срок (статья 12-я); несогласия одной из конфликтующих сторон подчиниться арбитражному или судебному решению (статья 13-я); отказа государства руководствоваться единогласным решением Совета (статья 15-я); неединогласного принятия решения Советом. В соответствии со статьей 15-й при отсутствии единогласия в Совете «члены Лиги (с.79) оставляют за собой право поступать так, как они считают необходимым для сохранения права и правосудия». Во всех перечисленных случаях конфликтующие стороны были обязаны лишь соблюсти определенную процедуру и выждать 3 месяца, отводившихся на усилия по достижению урегулирования.
Более того, в Уставе отсутствовало определение самого понятия войны, нападения, агрессии. Статьи об обязательствах по охране мира были довольно туманны и содержали множество лазеек для оправдания агрессивных действий.
Не менее серьезным недостатком Устава стала процедура голосования, от которой зависело принятие того или иного решения. Статья 5-я утверждала принцип обязательного единогласия и в Совете Лиги Наций, и на Ассамблее. При этом по статье 11-й, в соответствии с которой рассматривалось большинство конфликтов, правило единогласия толковалось как включающее голоса участвовавших в споре сторон. Фактически вводился принцип «liberum veto», предоставлявший каждому государству — члену Лиги возможность аннулировать любое позитивное решение. Подобная процедура голосования превращала Лигу Наций в недееспособный орган.
Устав торжественно декларировал, что в случае войны или ее угрозы Лига Наций имела право прибегнуть к любым средствам, способным обеспечить мир. Статья 16-я предусматривала применение против государства-агрессора экономических, финансовых, дипломатических и военных санкций. Однако это суровое предостережение уже в самом тексте Статута смягчалось двумя оговорками. Во-первых, переход к санкциям был обусловлен признанием состояния войны всеми членами Ассамблеи Лиги Наций. Во-вторых, сами санкции предназначались исключительно для воздействия на виновную сторону и не предусматривали оказания помощи стороне пострадавшей. В результате за все время существования Лиги Наций военные санкции не применялись ни разу, а экономические всего один раз — в период итало-эфиопской войны, показав свою полную неэффективность.
Особое место в Уставе занимала статья 17-я, регулировавшая отношения между членами и нечленами Лиги Наций. В случае военного конфликта между ними или нападения «извне» на любое государство, являвшееся членом международной организации. Верховным судьей провозглашался Совет Лиги Наций. Он был уполномочен объявлять санкции вплоть до «организации войны» членов Лиги Наций против «внешней угрозы». Но эти пугавшие воображение меры вряд ли могли быть ны самой Лигой Наций. Во-первых, потому что требовалось добровольное и единогласное согласие на них всех представленных в (с.80) Ассамблее государств. Во-вторых, в связи с тем, что она никаких собственных вооруженных сил не имела. Поэтому фактически все права по определению той или иной страны «нарушительницей мира» и принятию против нее военных мер воздействия передавались Верховному Совету Антанты. Так Антанта и Лига Наций становились «партнерами», хотя и неравноправными, так первая могла обойтись без решений второй, а вторая — особенно в чрезвычайной обстановке — не могла обойтись без вооруженной поддержки первой.
Маловразумительным с правовой точки зрения стало и предложенное Уставом решение проблемы ограничения вооружений и разоружения. В статье 8-й говорилось о необходимости сокращения «национальных вооружений до предельного минимума, совместимого с национальной безопасностью и выполнением международных обязательств». Сам по себе призыв к ограничению гонки вооружений, безусловно, имел положительное значение. Однако расплывчатость и неопределенность критериев позволяла трактовать его так, что вместо разоружения началось «совместимое с национальной безопасностью» наращивание военной мощи во имя «выполнения международных обязательств» по сохранению мира.
Наиболее уязвимым постановлением Устава было создание мандатной системы, которая названа в статье 22-й «священной миссией цивилизации». Часто встречающееся в западной, а иногда и в современной российской литературе утверждение о том, что организация этой системы «явилась первым, хотя и робким, шагом в сторону отхода от классического колониализма», относится к сфере исторических иллюзий. Как уже отмечалось выше, концепция мандатов представляла собой новое международно-правовое обоснование колониальной политики великих держав. Отличие двух систем — «мандатной» и «классической» — сводилось лишь к декларациям о форме контроля над развитием колонии. По существу никаких изменений в колониальном мире не произошло, о чем свидетельствуют следующие факты. Во-первых, эксплуатация подмандатных территорий осуществлялась великими державами пусть от имени, но в действительности вне Лиги Наций, которая не устанавливала, да и не могла установить какие-то определенные правила этой эксплуатации. Во-вторых, Лига не обладала правом на вмешательство в дела государства-мандатария, а следовательно, и подчиненных ему территорий. В-третьих, «ограничение» колониального господства было сведено к призрачному контролю мандатной комиссии по докладам мандатариев и к подаче Совету Лиги Наций «заключений по вопросам, относящимся к выполнению мандатов». Таким образом, (с.81) контрольные права Лиги Наций на подмандатные территории являлись лишь демократическим прикрытием сохранения колониализма и колониального гнета.
По Уставу к главным руководящим органам вновь образованной международной организации относились: Собрание представителей всех членов Лиги Наций (Ассамблея), Совет и постоянный Секретариат во главе с генеральным секретарем. Их местопребыванием была избрана Женева.
Генеральная Ассамблея созывалась один раз в год (в чрезвычайных ситуациях чаше). Каждое государство — член Лиги располагало одним голосом. Совет Лиги Наций состоял из пяти представителей великих держав-победительниц в качестве его постоянных членов и четырех непостоянных членов, избиравшихся Ассамблеей на 3 года. После отказа США участвовать в работе Лиги Наций число постоянных членов сократилось до четырех, а число непостоянных членов возросло в 1922 г. до шести. Совет должен был собираться на свои заседания не реже двух раз в год. В структуру Лиги Наций, которая окончательно сложилась к 1922 г., входило более 20 различных комиссий, комитетов и организаций: по сокращению вооружений, защите национальных меньшинств, экономическим и социальным вопросам, постоянная мандатная комиссия. Международное бюро труда и др.
Несмотря на широкий круг участников, бесспорное лидерство в Лиге Наций и прежде всего в ее руководящих органах принадлежало Англии и Франции. Великобритания добилась принятия в Лигу пяти своих доминионов (Австралии, Ирландии, Канады, Новой Зеландии, ЮАС) и Индии, получив в Ассамблее 6 «дополнительных» голосов.
Важным звеном организации, обеспечивавшим англо-французский диктат, стал Секретариат, который назначался Советом. Англичане и французы пришли к соглашению, что посты генерального секретаря и его заместителей поочередно будут занимать представители их стран. Первым Генеральным секретарем Лиги Наций был назначен профессиональный английский дипломат Эрик Друммонд (в 1933 г. его сменил француз Жорж Авеноль). Чтобы не оставалось никаких сомнений по вопросу о том, кто намерен руководить работой Лиги, англичане настояли на перемещении Секретариата в Лондон.
Таким образом, утвержденная Уставом структура Лиги Наций, являясь демократической и равноправной по форме, на деле содействовала укреплению главенствующего положения великих европейских держав: Англии и Франции.
Названные недостатки Устава и особенности организационной структуры во многом предопределили характер деятельности (с.82) Лиги Наций, ее очевидные слабости в решении крупных международных проблем. В первые годы функционирования Лиги эти слабости проявились в отказе от обсуждения некоторых спорных вопросов: в урегулировании ряда конфликтных ситуаций в пользу сильнейшей, хотя и виновной стороны; в передаче наиболее сложных и запутанных международных дел на рассмотрение Верховного Совета Антанты и Конференции послов. Последняя стала своего рода «теневым» Советом Лиги Наций, где проблемы решались оперативно и без лишних свидетелей. Постановления Конференции послов, как правило, возвращались Лиге для их формального утверждения (такая практика просуществовала вплоть до официального роспуска Конференции в 1931 г.).
В начале 1920-х гг. Лига Наций приняла посильное участие в разрешении следующих международных вопросов.
Одной из первых была обсуждена проблема о принадлежности и статусе Аландских островов. На них претендовали Швеция и Финляндия. Несмотря на то, что население Аландского архипелага на двух плебисцитах высказалось за присоединение к Швеции, Совет Лиги Наций в июне 1921 г. утвердил резолюцию о сохранении островов под суверенитетом Финляндии при условии предоставления им автономии. Такой вердикт не удовлетворил ни одну из сторон. В октябре 1921 г. под эгидой Лиги Наций в Женеве прошла конференция, участники которой подписали конвенцию о демилитаризации и нейтрализации Аландских островов, остававшихся в составе Финляндии. Решение этого вопроса можно оценить положительно при одной оговорке. На конференцию не была приглашена Советская Россия, имевшая отношение к спорной территории как правопреемница Российской империи, которой принадлежал и архипелаг, и сама Финляндия. Поэтому правительство РСФСР в ноте протеста объявило Конвенцию 1921 г. «безусловно, несуществующей для России». Так из одного территориального спора возник другой, к урегулированию которого пришлось вернуться в 1930-е гг.
Еще более острым оказался польско-литовский конфликт. В 1920 г. Польша захватила Вильнюс. Совет Лиги Наций направил польскому правительству «решительный протест». Однако дальнейший ход событий привел к возникновению ситуации, которую можно назвать анекдотичной, если бы речь шла не о вооруженном нападении. Лига Наций стала защищать агрессора. Это объяснялось стремлением Англии и Франции усилить польское государство как противовес Советской России. Совет Лиги под англо-французским давлением назначил в октябре 1920 г. плебисцит в условиях польской оккупации всего Вильнюсского края. Это решение противоречило не только общепринятым международным (с.83) нормам, но и здравому смыслу. Жесткая оппозиция со стороны общественности и некоторых членов Лиги Наций заставила ее руководящий Совет в спешном порядке передать этот вопрос на рассмотрение Конференции послов. Ее заключение от 15мая 1923 г. было волне предсказуемо: Вильнюс и Вильнюсский край переходили к Польше. Все причастные к конфликту стороны кроме Литвы, чувствовали себя удовлетворенными: Польша добилась международного признания захвата чужой территории Англия и Франция укрепили позиции потенциального противника Советской России; Лига Наций сохранила свое реноме, так как столь позорное решение было принято не от ее имени.
Лига наций проявила свою полную несостоятельность в урегулировании тех споров, в которых участвовала та или иная великая держава. Яркий пример тому — так называемый Корфуский инцидент 1923 г. В этом году на территории Греции неизвестными злоумышленниками были убиты итальянский генерал Теллини, возглавлявший международную комиссию по определению демаркационной линии на албано-греческой границе, а также два офицера и шофер. В ответ на убийство итальянцев Б. Муссолини приказал оккупировать греческий остров Корфу. Совет Лиги пребывал в замешательстве: с одной стороны, следовало осудить территориальный захват, но с другой стороны, его осуществил постоянный член самого Совета. Выход из положения стал уже традиционным: хотя греческая жалоба была адресована Лиге Наций, последняя попросила разобраться в ней Конференцию послов. Там быстро сформулировали условия урегулирования: Греция должна принести извинения Италии и компенсировать нанесенный итальянской стороне ущерб. После этого Италия эвакуировала свои войска с острова Корфу. В итальянских правительственных кругах такое решение было воспринято благосклонно, так как оно не содержало осуждения силовых действий фашистской Италии, а скорее поощряло их.
В разрешении других территориальных конфликтов Лига Наций использовала два основных метода: полный отказ от их рассмотрения и словесные или письменные увещевания.
Первый метод регулярно «применялся» ею в отношении стран Латинской Америки, хотя их представительство составляло 36% от общего числа государств-членов Лиги Наций. Свои отказы от вмешательства в многочисленные споры латиноамериканских стран Совет Лиги аргументировал наличием в Уставе статьи 21-й, которая в доходчивой для европейцев форме излагала доктрину Монро. Подразумевалось, что верховным арбитром в Западная полушарии являлась не Лига Наций, а Соединенные Штаты. (с.84)
Что касается второго метода, то, пожалуй, лучше других его описал У. Черчилль: «Лига Наций? Вот как она поступит. Между двумя странами возникают серьезные противоречия, которые грозят привести к войне. Совет Лиги Наций экстренно собирается и после продолжительных дебатов решает послать обеим сторонам увещевательную телеграмму, приглашая их принять меры к устранению всякой опасности вооруженного столкновения. Обе стороны продолжают угрожать друг другу. Война неизбежна. Совет вновь экстренно собирается и после продолжительного совещания решает... послать правительствам обеих стран новую телеграмму, и которой, ссылаясь на первую, предлагает немедленно разоружиться. Страны не обращают на это внимания. Начинаются военные действия. Война свирепствует. Совет Лиги Наций вновь спешно собирается и после долгих прений решает послать правительствам этих стран третью телеграмму: «Ссылаясь на первую и вторую телеграммы, уведомляю Вас, что если Вы не прекратите немедленно войну, я... не пошлю Вам больше ни одной телеграммы».
Еще одним показателем недееспособности Лиги Наций как «инструмента мира» стало обсуждение проблем, связанных с сокращением вооружений и разоружением. Уже на первом пленарном заседании Ассамблеи 16 января 1920 г. министр иностранных дел Великобритании Дж. Н. Керзон объявил о невозможности добиться реального ограничения гонки вооружений, что и было взято за основу дальнейшей работы Лиги в этом направлении. Десятки проектов и планов разоружения, отправленных в ее адрес различными общественными и пацифистскими организациями, по существу так и не были рассмотрены.
Зависимость Лиги Наций от политических установок великих европейских держав наглядно проявилась в решении вопроса о распределении подмандатных территорий. Не дожидаясь вступления в силу Устава Лиги, Верховный Совет Антанты окончательно утвердил раздел бывших германских колоний уже в мае 1919 г., а владений Османской империи — на своем заседании в Сан-Ремо в апреле 1920 г. Лишь после того, как мандаты были келейно розданы, Совет (а не Ассамблея) Лиги Наций официально санкционировал это решение от своего имени, растянув процедуру торжественного вручения мандатов с декабря 1920 по июнь 1922 г.
В результате к Англии в качестве подмандатных территорий отошли Палестина, Ирак, Трансиордания, Танганьика, часть Того и Камеруна; к Франции — Сирия, Ливан, часть Того и Камеруна; к Бельгии – Руанда-Урунди: к Японии — Маршалловы, Марианские и Каролинские острова; к Австралии — Науру и восточная (с.85) часть Новой Гвинеи; к Новой Зеландии — Западное Самоа; к Южно-Африканскому Союзу — Юго-Западная Африка (позже получившая название Намибии). Державы-победительницы увеличили свои колониальные владения по площади — на 3,6 млн. кв. км (что в 3 раза превышало их собственную территорию), а по населению – на 19,5 млн. человек. Больше других преуспела Великобритания: она получила под свое мандатное управление территории в 2,7 млн. кв. км, на которых проживало около 10 млн. чел.
При оценке роли и значения Лиги Наций наиболее важными представляются следующие выводы. Во-первых, создание Лиги представляло собой принципиально новое слово в теории и практике международных отношений. Это была первая в истории человеческой цивилизации межгосударственная организация по обеспечению и охране мира. Устав Лиги Наций юридически закреплял демократические принципы построения мирового порядка, впервые выдвинув идею коллективной безопасности всех миролюбивых стран. В этом контексте нельзя забывать о преемственности Организации Объединенных Наций и Лиги Наций. Во-вторых, в конкретных условиях межвоенного периода Лига Наций являлась составной частью Версальской системы, включавшей в себя как демократические, так и империалистические методы урегулирования. Главная задача новой международной организации состояла в защите этой системы, в действиях, соответствующих интересам держав-победительниц. При этом критерии справедливости и равноправия часто отступали на второй план. В-третьих, отмеченные выше недостатки Устава, структуры и практической деятельности Лиги Наций превращали ее в «ковчег мира», в малоэффективный и недееспособный международных орган. В-четвертых, успехи и провалы Лиги Наций на международной арене напрямую зависели от готовности или нежелания государств — членов организации и прежде всего ведущих мировых держав проводить ее принципы в жизнь.

РУССКИЙ ВОПРОС НА ПАРИЖСКОЙ МИРНОЙ КОНФЕРЕНЦИИ

Хотя русский вопрос официально не значился в повестке ДНЯ Парижской конференции, ему было уделено самое серьезное внимание. Объяснение вполне очевидно: Советская Россия и распространение коммунистических идей представляли собой реальную угрозу тому мировому порядку, который создавался в Версале. Значение «десяти дней, которые потрясли мир» было понято не одним Дж. Ридом. Лидеры держав-победительниц неоднократно подчеркивали, что новая система международных отношений планируется (с.86) как альтернатива большевизму. Один из биографов В. Вильсона в этой связи справедливо заметил: «Париж не может быть понят без Москвы». Ту же мысль, но другими словами выразил известный американский историк Т. Бейли, который доказывал, что «Совет четырех» в действительности состоял из пяти человек и что «пятым его членом был Ленин, незримый и занимавший невидимое кресло. Он оказывал влияние на всю работу конференции, подстегивал и стимулировал ее».
Общий подход организаторов и руководителей Парижской конференции к решению русского вопроса носил отчетливо выраженный антисоветский характер. Об этом свидетельствовали не только их официальные и кулуарные заявления, но, что гораздо важнее, принятые постановления и прежде всего Версальский договор. В Париже были разработаны или одобрены основные направления борьбы с большевистской опасностью.
Во-первых, оказание всемерной помощи внутренним «демократическим» силам. Как заявлял государственный секретарь США Р. Лансинг: «Любое оппозиционное движение в России следует поддерживать, даже если существует мало шансов на его успех». «Совет четырех» принимал и вел переговоры с бывшим главой Временного правительства князем Г.Е. Львовым, одним из лидеров правых эсеров Б.В. Савинковым и другими белоэмигрантскими политическими деятелями. В мае–июне 1919 г. руководящий орган конференции обменялся нотами с адмиралом А.В. Колчаком, что было равносильно признанию его де-факто «верховным правителем российского государства».
Во-вторых, расширение открытой вооруженной интервенции стран Антанты. На конференции обсуждались различные варианты усиления военного давления на Советскую Россию, из которых наиболее грандиозным, по воспоминаниям Д. Ллойд Джорджа, был план маршала Ф. Фоша, предлагавшего направить против большевиков двухмиллионную армию.
В-третьих, активное содействие малым европейским странам — соседям России в реализации их антисоветских устремлений. Ж. Клемансо первым выдвинул лозунг о необходимости создания «санитарного кордона» против «большевистской заразы». Военный министр Англии У. Черчилль уточнил: «Советская Россия должна быть отгорожена от Западной Европы кордоном неистово ненавидящих большевизм государств». В упомянутом «плане Фоша» предусматривалось максимальное вооружение «санитарно-кордонных» стран и прежде всего Польши как ударной силы антисоветского похода.
В-четвертых, использование мер экономического воздействия. 10 октября 1919 г. Верховный Совет Антанты принял решение о (с.87) полной экономической блокаде России. Этот метод борьбы с советской властью считался весьма действенным, учитывая катастрофическое состояние экономики РСФСР. На Парижской конференции, по понятным причинам, никто не осудил объявленный Антантой экономический бойкот, хотя он был направлен не столько против большевистского руководства, сколько против российского населения.
В-пятых, проведение курса политического непризнания и дипломатической изоляции Советской России. Краткое, но емкое пояснение этому курсу дал сменивший Р. Лансинга на посту государственного секретаря США Б. Колби: «Мы питаем дружественные чувства к русскому народу, но не к его вождям».
Таким образом, внешнюю политику великих держав-победительниц в отношении Советской республики можно охарактеризовать как откровенно враждебную, что нашло свое отражение и в ходе работы Парижской мирной конференции. В чем же состояли причины этой враждебности?
1. Важнейшим фактором стало стремление не допустить распространения большевизма, ограничить его влияние на международной арене. В.И.Ленин изложил эту причину по-большевистски просто и ясно: «Капиталисты боятся, как бы искры нашего пожара не перепали на их крышу».
2. Не менее значимым мотивом полного неприятия западными державами советской власти были те огромные материальные потери, которые они понесли в результате социалистических преобразований. Национализация банков, промышленных предприятий и железных дорог, в том числе и принадлежавших иностранцам, аннулирование всех иностранных займов, введение монополии на внешнюю торговлю — все это воспринималось на Западе не просто негативно, а с непримиримым ожесточением. В этом контексте достаточно привести лишь несколько цифр: иностранные инвестиции в экономику России на 1917 г. оценивались в 2 млрд. золотых руб., что составляло 43% совокупного торгово-промышленного и кредитного капитала; средняя норма прибыли на вложенные средства превышала 12,9%; из 19 крупнейших российских банков 11 были основаны на зарубежном капитале; внешний долг России по иностранным займам накануне Октябрьской революции достиг суммы в 16 млрд. золотых руб. Таков был ущерб, нанесенный западным державам в Советской России, с чем они не могли и не хотели мириться.
3. Не нуждается ни в каких подробных комментариях отношение Запада к провозглашенному советским правительством курсу на разжигание мировой революции и попыткам претворения его в жизнь. Пугающе звучало ленинское определение внешней (с.88) политики Страны Советов — «уничтожение мирового капитализма и его следов», а также лозунги «левых коммунистов» о праве социалистического государства на «красную интервенцию». Столь угрожающе выглядела подготовка военных отрядов для принесения социалистической революции в Персию, Турцию, Китай и другие страны Востока. Все эти революционно-классовые призывы и действия встречали адекватную контрреволюционную антисоветскую реакцию в правительственных кругах западных государств.
4. Немаловажную роль в формировании жестко конфронтационной линии поведения союзных держав сыграли и те преобразования большевистской власти, которые их интересы напрямую не затрагивали. Политика поенного коммунизма, ликвидация буржуазии как класса, преследование «буржуазной интеллигенции», красный террор и другие «нововведения» в Советской России создавали за рубежом сугубо отрицательное представление о большевиках и образе их правления. Неслучайно, что даже осторожный в своих выражениях В. Вильсон на одном из заседаний «Совета четырех» назвал большевистских руководителей «коммунистическими тиранами», «более кровожадными, чем царь». Подобное мнение складывалось не только под воздействием «злостной империалистической пропаганды», сами методы построения социализма, даже правдиво освещенные, казались несовместимыми с общепринятыми цивилизованными нормами общественной жизни. Ведь на Западе крайне трудно было объяснить, что диктатура пролетариата — это «высшая форма демократии» и что красный террор являлся ответом на террор белый.
5. Определенное, хотя для того времени и не первостепенное значение имели традиции внешней политики великих западноевропейских держав, стремившихся не допустить чрезмерного усиления России вне зависимости от того социально-политического строя, который в ней утвердился.
Обсуждение русского вопроса на Парижской конференции выявило как единство взглядов лидеров держав-победительниц, так и известные разногласия. Полное взаимопонимание было обнаружено при определении главной цели — необходимости ликвидировать большевистскую угрозу. Что касается противоречий, то они возникли, когда речь зашла о способах и средствах достижения поставленной цели.
Одна группа государственных и политических деятелей (Ж. Клемансо, Ф. Фош, У.Черчилль) настаивала на вооруженном подавлении советской власти и выступала против каких-либо компромиссов и заигрываний с большевиками. Наиболее активным поборником этого курса выступал английский военный министр (с.89) Черчилль, которого Ленин охарактеризовал как «величайшего ненавистника Советской России». Называя большевиков «свирепыми обезьянами-бабуинами», Черчилль призывал «усмирить революцию войной», «задушить большевизм в колыбели». Поддержанный Клемансо и Фошем, он предложил создать на конференции специальный орган — «Союзный совет по русским делам», который должен был координировать борьбу всех антибольшевистских сил. И хотя предложение не прошло, влияние сторонников применения военных средств давления на Советскую Россию было весьма значительным.
Иной точки зрения придерживались В. Вильсон и Д. Ллойд Джордж. Ее можно сформулировать следующим образом: не отказываясь от силовых методов, вступить в переговоры с советским правительством и, воспользовавшись тяжелым положением страны, продиктовать ему свои условия урегулирования русского вопроса. При этом приводились два взаимосвязанных аргумента. Во-первых, после ряда крупных побед Красной армии становилось очевидным, что советско-большевистский режим имеет поддержку в народе. Английский премьер доказывал своим оппонентам: «Большевики, что бы о них ни думали, ведут, по-видимому, за собой большинство населения. Этот факт — безусловно, факт печальный, но нельзя игнорировать факты только потому, что они неприятны». С похожими заявлениями выступал и Вильсон. Во-вторых, исходя из первого постулата, лидеры англосаксонских держав выражали большое сомнение в эффективности дальнейшего расширения вооруженной интервенции. Американский президент констатировал: «Ни английские, ни американские войска не станут воевать в России, ибо будут бояться, что их усилия приведут к реставрации старых порядков, которые были ужаснее даже существующих сейчас. Угроза интервенции только укрепляет большевизм». Ллойд Джордж высказался еще более откровенно: «Я убежден, что, если мы попытаемся направить новых английских солдат в Россию, армия восстанет».
Эта позиция, несмотря на всю свою противоречивость, характеризовала Вильсона и Ллойд Джорджа как реалистически мысливших и дальновидных политиков. В конце января 1919г. президент США на заседании «Совета десяти» предложил начать переговоры с большевистским правительством. Его поддержал Ллойд Джордж, но из-за решительного отпора Клемансо предложение было отклонено. Тем не менее по инициативе американской и английской делегаций руководящие органы Парижской конференции предприняли три попытки решить русский вопрос путем переговоров с Советской республикой. (с.90)
Первой такой попыткой стал план созыва конференции на Принцевых островах в Мраморном море, находившихся под военным контролем Антанты. 21 января 1919 г. В. Вильсон огласил обращение ко всем воевавшим на российской территории группировкам, предложив направить представителей на конференцию по вопросу о восстановлении мира в России. СНК РСФСР залил о своей готовности немедленно начать переговоры как с державами Антанты, так и с белогвардейскими «правительствами» с целью прекращения военных действий и нормализации отношений с союзными государствами. Однако конференция так и не состоялась: непримиримая белая оппозиция не пожелала в ней участвовать вместе с большевиками, а державы-победительницы, получив повод, ее отменили.
В марте 1919 г. с ведома Вильсона и Ллойд Джорджа в Москву прибыл руководитель отдела информации американской делегации на Парижской конференции Уильям К. Буллит. В переговорах с ним участвовали В.И.Ленин и Г.В.Чичерин. Выработанный в результате этой встречи проект мирного урегулирования включал в себя как англо-американские, так и советские предложения. Он предусматривал прекращение военных действий на всех фронтах в России и обсуждение на Парижской конференции вопроса о мире на следующих принципах: все фактически существующие на территории бывшей Российской империи и Финляндии правительства сохраняют свою власть; экономическая блокада России отменяется; возобновляется обмен официальными представителями между Советской республикой и иностранными государствами; предоставляется амнистия политзаключенным обеих сторон; все фактически существующие правительства признают свою ответственность за финансовые обязательства бывшей Российской империи по отношению к иностранным державам и гражданам этих держав. Советская сторона внесла в текст документа два важных положения: немедленный вывод всех войск «Союзных и Объединившихся правительств и других нерусских правительств» из Российской республики; прекращение военной помощи антисоветским силам в России. Буллит, выступая за нормализацию отношений с Советской Россией, сообщал в своих телеграммах о том, что «народные массы идут за большевистскими вождями».
В Париже итоги миссии Буллита были фактически дезавуированы. Не последнюю роль в этом сыграло начавшееся на восточном фронте наступление армии Колчака. Вильсон запретил публиковать привезенный Буллитом проект соглашения, а Ллойд Джордж публично отрекся от своей причастности к организации переговоров с Советской Россией. В.И.Ленин отреагировал в свойственной (с.91) для него манере: «Я удивлен, как это Буллита не стащили на каторгу за тайное сочувствие большевикам». Так потерпела вторая попытка мирного решения русского вопроса.
В апреле 1919 г. знаменитый норвежский исследователь Арктики Фритьоф Нансен выступил с идеей создания «неполитической комиссии» по оказанию продовольственной помощи населению России. Вильсон активно поддержал эту идею. Ллойд Джордж также отнесся к ней положительно, но при условии «держать процесс распределения помощи подальше от большевиков». «Совет четырех» одобрил составленный членом американской делегации Г. Гувером «план миссии Ф. Нансена», который содержал две существенные оговорки — начать реализацию плана по окончании гражданской войны в России и установить контроль союзных держав над российским железнодорожным транспортом. В.И.Ленин, получив от Нансена предложения «Совета четырех», назвал план, «изуродованный» поправками союзников, «недопустимым». 14 мая по радио было передано заявление СНК, в котором говорилось, что правительство РСФСР с благодарностью примет помощь, но не прекратит борьбу с врагами советской власти. Через неделю «Совет четырех» охарактеризовал ответ большевистского руководства как «неприемлемый» для ведения дальнейших переговоров.
Таким образом, все три попытки держав-победительниц нормализовать отношения с Советской Россией закончились безрезультатно. Главная причина заключалась не столько в «неуступчивости» большевистского правительства, сколько в непоследовательности и противоречивости позиции западных лидеров. В 1919 г. правительственные круги союзных держав еще продолжали надеяться на победу «демократических сил» в России и свержение власти «коммунистических тиранов». Их мирные предложения сочетались с непризнанием законности советско-большевистского режима, расширением открытой вооруженной интервенции и наращиванием военной помощи белогвардейцам. Естественно, что такое сочетание двух противоположных курсов не могло привести к мирному урегулированию и успешному решению русского вопроса.


ВАШИНГТОНСКАЯ КОНФЕРЕНЦИЯ 1921-1922 ГГ. И ЕЕ РЕШЕНИЯ

В июле 1921 г. президент США Уоррен Гардинг выступил с инициативой провести в Вашингтоне международную конференцию по ограничению морских вооружений, тихоокеанским и дальневосточным вопросам. Созыв Вашингтонской конференции обусловлен следующими основными причинами. (с.92)
На Парижской мирной конференции некоторые важные проблемы послевоенного урегулирования либо были решены не полностью, либо не затронуты вовсе. Речь шла как раз о тех проблемах, которые и назвал американский президент. В этом смысле Вашингтонская конференция являлась своего рода продолжением конференции Парижской. Она была призвана завершить процесс формирования новой системы международных отношений. Особое внимание к дальневосточной проблематике объяснялось тем, что после мировой войны в Азиатско-Тихоокеанском регионе сложилась новая расстановка сил и обострились противоречия великих держав. Соединенные Штаты, опираясь на свое экономической могущество, стремились обеспечить себе главенствующее положение на Дальнем Востоке и прежде всего в Китае, используя политику «открытых дверей» и «равных возможностей». Этот политический курс, пусть с оговорками, поддерживала Великобритания. Главной преградой на пути практической реализации этого курса являлась Япония, которая придерживалась традиционно-империалистических принципов борьбы за «сферы влияния». Навязав Китаю «21 требование» и добившись дипломатической победы над США на Парижской конференции, Япония сделала крупный шаг в осуществлении ее основной внешнеполитической задачи — превращения китайской территории, а затем и всего Азиатско-Тихоокеанского региона в сферу исключительно японских экономических интересов и политического контроля. Отсюда резкое усиление напряженности в отношениях между США и Страной восходящего солнца.
Следует отметить, что международная обстановка на Дальнем Востоке отличалась крайней сложностью и противоречивостью, ее нельзя сводить только к американо-японскому конфликту. Во всяком случае при решении дальневосточных проблем необходимо было учитывать три важных обстоятельства.
Во-первых, в силовом треугольнике США–Япония–Великобритания последняя занимала особое место. Заявив о своей солидарности с американской политикой «открытых дверей», она одновременно была связана с Японией союзным договором, заключенным в 1902 и возобновленным в 1911 г. Это означало, что в случае вооруженного столкновения с Японией Соединенным Штатам будет противостоять англо-японский блок. Понятно, что японское правительство стремилось сохранить союз с Англией, а американское — его разрушить. Что касается Великобритании, то оказавшись в двусмысленном положении, она стала этим союзом тяготиться. Дело в том, что договор с Японией в момент его подписания был направлен против Германии и России, поэтому после поражения в войне первой и ослабления дальневосточных (с.93) позиций второй он в значительной степени потерял свой смысл. К тому же решительными противниками любого англо-японского сближения выступали британские доминионы Канада, Австралия и Новая Зеландия, опасавшиеся дальнейшей экономической и территориальной экспансии Японии. Таково было соотношение сил великих держав в Азиатско-Тихоокеанском регионе накануне открытия Вашингтонской конференции.
Во-вторых, другой особенностью международной ситуации на Дальнем Востоке стала политическая дезинтеграция Китая. На его территории существовало несколько правительств, причем центральная власть в Пекине была настолько слабой, что не контролировала ничьих действий, кроме своих собственных. Такое положение дел вполне устраивало Японию, применявшую в своей политике по отношению к Китаю принцип «разделяй и властвуй», но никак не соответствовало внешнеполитическим установкам Соединенных Штатов. Как известно, доктрина «открытых дверей» предполагала сохранение территориальной целостности Китайской республики и, следовательно, отвергала ее раздел на «сферы влияния». Так внутриполитическая обстановка в Китае приобрела достаточно громкое международное звучание.
В-третьих, определенное влияние на ход обсуждения дальневосточных проблем должен был оказать и фактор Советской России. Это влияние следует рассматривать не столько в политическом, сколько в идеологическом аспекте. В начале 1920-х гг. советское государство не могло на равных соперничать с ведущими мировыми державами на Дальнем Востоке, тем более, что от него, пусть формально и временно, отпала Дальневосточная Республика, а ряд приморских районов был оккупирован японскими войсками. Более значимую роль играло распространение коммунистических идей, к которым Китай оказался весьма восприимчив. В 1921 г. возникла Китайская Коммунистическая партия, а гоминьдановское правительство в Нанкине, которое возглавлял революционер-демократ Сунь Ятсен, вступило в контакт с коммунистами и налаживало связи с Москвой. Угроза «большевизации» Китая вызывала понятную обеспокоенность тихоокеанских держав и подталкивала их к скорейшему урегулированию китайской проблемы.
Важнейшей предпосылкой проведения Вашингтонской конференции стала развернувшаяся в последние годы войны и в первый послевоенный период гонка морских вооружений. В борьбу за военно-морское лидерство включились Соединенные Штаты и Япония.
В марте 1916 г. в США была принята широкомасштабная программа военно-морского строительства, целью которой провозглашалось создание флота, «не уступающего никакому другому» (с.94) («Second to None») и способного «защитить интересы Соединенных Штатов от любых угроз». В 1919 г. В. Вильсон изложил вторую трехлетнюю программу, в которой предусматривалась постройка 69 крупных военных судов, что в перспективе гарантировало США обладание «трезубцем Нептуна». Стратегические позиции Соединенных Штатов на морях значительно улучшились после ввода в эксплуатацию в июле 1920 г. Панамского канала, обеспечивавшего возможность быстрой переброски американской военной флотилии из Атлантического в Тихий океан и обратно.
«Владычица морей» Великобритания оказалась не в состоянии соревноваться с Америкой в этой сфере по причине вопиющего неравенства в экономической и финансовой мощи. Поэтому уже в 1920 г. английское правительство фактически отказалось от своего знаменитого «двухдержавного стандарта» и выдвинуло менее претенциозное требование — принцип равенства британского флота флоту сильнейшей из других морских держав («one power standart»). По мнению английских правительственных и военных кругов, эта уступка компенсировалась сохранением за Великобританией контроля над основными морскими путями (Гибралтар, Суэцкий канал, Северное море), широкой сетью военно-морских баз. а также дружественными отношениями с Соединенными Штатами. К тому же она вовсе не означала, что Англия прекращала наращивание своего военно-морского потенциала.
Однако американский вызов был принят другой державой — Японией. В 1920 г. она начала реализацию гигантской по тем временам программы «8-8», предполагавшей сооружение 8 линкоров, 8 крейсеров и большого количества судов обеспечения.
Вместе с тем невиданный размах гонки морских вооружений требовал огромных затрат, что могло привести к финансовому перенапряжению и вызвать негативную реакцию у общественности. Следовало учитывать также широкое распространение пацифистских настроений. Поэтому в правительствах союзных держав и стали разрабатываться планы ограничения военно-морских сил, установления определенных пропорций флотов, учитывавших военно-политические цели данной страны. Откровеннее других лидеров на этот счет высказался американский президент У. Гардинг. «Наиболее мудрой политикой США должно стать стремление добиться превосходства на море в результате сокращения вооружений».
Далеко не случайно то, что идея созыва конференции исходила от Соединенных Штатов. С приходом к власти республиканской администрации У. Гардинга во внешнеполитическом курсе США произошли существенные изменения. На смену вильсоновскому (с.95) либеральному глобализму пришел неоизоляционизм, то есть политика, направленная на обеспечение американских региональных и глобальных интересов при сохранении «полной свободы рук». В рамках этой политики первостепенную роль играло не европейское, а латиноамериканское и дальневосточное направления, что в свою очередь, предполагало усиление военно-морской мощи Соединенных Штатов. Отсюда выдвижение 3 конкретных целей, которые американская дипломатия должна была реализовать на Вашингтонской конференции: 1) не допустить нарушения статус-кво в бассейне Тихого океана, а при возможности изменить его в свою пользу; 2) через сокращение морских вооружений достичь если не господствующего, то равного с Англией положения на морях; 3) добиться международного признания «доктрины открытых дверей» и тем самым утвердить главенствующие позиции Соединенных Штатов в Китае.
Администрация США не скрывала, что осуществление этих целей позволит ей взять реванш за «поражение» В. Вильсона на Парижской мирной конференции. Иными словами, Соединенные Штаты поставили вопрос о частичной ревизии Версальской системы договоров с тем, чтобы добиться удовлетворения ряда своих претензий, которые были отвергнуты в 1919 г. в Париже.
Подготовка конференции сопровождалась шумной пропагандистской кампанией, в ходе которой прославлялось миролюбие американской администрации, сам международный форум назывался «встречей друзей», а идея сокращения морских вооружений — «великим самопожертвованием Америки». Все газеты цитировали слова У. Гардинга: «Мы надеемся установить лучший порядок, который вернет спокойствие миру». Пацифистские лозунги 1921 г. удивительно напоминали те, которые произносились в канун Парижской конференции. И так же как тогда, они мало соответствовали реальным внешнеполитическим задачам и целям великих держав.
Торжественное открытие Вашингтонской конференции состоялось 11 ноября 1921 г. — в третью годовщину подписания Компьенского перемирия. В ней приняли участие 14 стран: 5 великих держав — США, Англия, Франция, Италия, Япония; 4 государства, имевшие существенные интересы в Азиатско-Тихоокеанском регионе — Голландия, Бельгия, Португалия и Китай, а также 5 британских доминионов. Советская Россия по официальной мотивировке — «ввиду отсутствия единого правительства» − приглашения не получила, как и Дальневосточная республика, но уже без какого-либо объяснения. В связи с этим правительства РСФСР и ДВР синхронно заявили, что не признают никаких решений конференции. (с.96)
По аналогии с Версалем все значимые вопросы обсуждались закрытых совещаниях «большой пятерки», а на открытых пленарных заседаниях официально утверждались уже готовые постановления. Председателем конференции был избран глава американской делегации государственный секретарь Чарлз Эванс Хьюз. Повестка дня включала в себя три основных вопроса: о взаимных гарантиях неприкосновенности островных территорий в Тихом океане; об ограничении морских вооружений; о положении на Дальнем Востоке и признании территориальной целостности и независимости Китая.
На Вашингтонской конференции были приняты следующие основные документы.

«ДОГОВОР ЧЕТЫРЕХ ДЕРЖАВ»
Этот договор был заключен 13 декабря 1921 г. представителями США, Англии, Франции и Японии. Он состоял всего из четырех статей и известен в истории международных отношений как «Четверной тихоокеанский трактат», или «Дальневосточная Антанта». Содержание договора почти полностью раскрывается в его официальном названии — «О совместной охране прав договаривающихся сторон на островные владения и островные территории в бассейне Тихого океана». Иначе говоря, соглашение юридически закрепляло статус-кво и временное равновесие четырех держав в Азиатско-Тихоокеанском регионе.
Особое значение имела статья 4-я договора, которая устанавливала, что после его ратификации автоматически теряет силу англо-японское союзное соглашение 1911 г. Это была крупная Дипломатическая победа Соединенных Штатов, достигнутая в трудном противоборстве с Англией и Японией. В ходе кулуарных переговоров американская делегация выбрала в качестве «наиболее слабого звена» Великобританию, зная о ее двойственном отношении к союзному договору. При этом американцы использовали Различные средства давления; от благостных обещаний предоставить крупные кредиты до беспощадной угрозы признать Ирландскую республику. Англия после недолгого сопротивления Упила американскому натиску. Глава английской делегации член кабинета министров А. Бальфур доходчиво объяснил руководителю японской делегации морскому министру барону Т. Като, что Япония даже выиграла от такого решения, ибо теперь вместо одного союзника получила сразу трех. Като ответил в том смысле, что количество (союзников) не заменяет качество (договоров), так как по соглашению 1911 г. в случае нападения на Японию ей предлагалась «немедленная военная помощь», а по договору 1921 г. — (с.97) только «обмен мнениями». Японский министр подвел итог деятельности английских дипломатов: «Вы устроили нашему союзу блестящие похороны». Как бы там ни было, подписание «пакта четырех» знаменовало собой первый, но не последний успех Соединенных Штатов на Вашингтонской конференции.

«ДОГОВОР ПЯТИ ДЕРЖАВ»
6 февраля 1922 г., в последний день работы конференции пять великих держав заключили договор об ограничении морских вооружений.
Инициатива в разработке и принятии этого документа принадлежала Соединенным Штатам. В своей речи государственный секретарь США Ч. Хьюз изложил американский план, выделив три его главные составляющие. Предлагалось в первую очередь сократить число линейных кораблей, определявших силу военно-морского флота (к линкорам относились самые крупные военные суда водоизмещением выше 10 тыс. т и имевшие орудия калибром более 8 дюймов). Сокращение должно было осуществляться путем ликвидации кораблей, находившихся в стадии строительства, а также вывода их строя судов, уже стоявших на вооружении. Осуществление американского проекта привело бы к следующим количественным изменениям линейных флотов: Англия сохраняла из 32 линкоров 20, США увеличивали число линейных судов с 16 до 18 (при отказе от сооружения еще 11 кораблей), у Японии оставалось то же количество — 10 линкоров (при планировавшемся увеличении до 18). Аналогичные предложения касались и других классов кораблей. Во-вторых, предусматривалось установление «потолков» предельного тоннажа и его соотношения для пяти великих морских держав. В соответствии с этим положением в будущем замена устаревших на новые линейные корабли производилась таким образом, чтобы общий их тоннаж не превышал для США и Англии 500 тыс. т, а для Японии – 300 тыс. т, т.е. соотношение линейных флотов трех держав устанавливалось в пропорции 5:5:3. В-третьих, запрещалось строительство линкоров водоизмещением более 35 тыс. т, что, как ни странно, строго соответствовало пропускной способности Панамского канала.
В своей вступительной речи Ч. Хьюз много и прочувствованно говорил о бедствиях мировой войны, о стремлении народов миру, о необходимости сократить расходы на вооружения, что обратить их на восстановление разрушенного хозяйства. Как отмечала пресса, за 35 минут, затраченных на выступление, государственный секретарь США потопил больше кораблей, чем все (с.98) адмиралы прошлых веков. Речь получила восторженную рекламу: американские предложения называли «небывалой жертвой пацифизму», «практическим воплощением многовековой мечты человечества о мире и разоружении». За всеми этими громкими фразами на второй план отходила подлинная цель американской дипломатии — достичь военно-морского паритета с Великобританией и укрепить стратегические позиции США как великой морской державы.
Обсуждение американского проекта проходило в ожесточенной борьбе между «друзьями и союзниками». Результаты этой борьбы были таковы.
Переговоры о сокращении линейных флотов и авианосцев, если не считать некоторых изменений в деталях, завершились для США успешно. Англии по названным выше причинам пошла навстречу американским предложениям, что и предопределило общее согласие.
Стремление Соединенных Штатов распространить разработанные в отношении линкоров принципы на все остальные категории надводного флота встретило решительное сопротивление Великобритании. Дело в том, что крейсеры, эсминцы и другие быстроходные военные корабли были крайне ей необходимы для эффективной связи с разбросанными по всему миру частями Британской империи. Непримиримость позиции английской делегации не позволила решить этот вопрос положительно.
Такая же участь ожидала англо-американский проект сокращения подводного флота. В роли его главных оппонентов выступили Франция и Италия. Произошел занимательный диалог между англичанами и французами. А. Бальфур заявил о необходимости ликвидировать все подводные лодки, назвав их самым варварским видом военно-морских сил и напомнив делегатам о той безжалостной подводной войне, которую вела Германия против союзных держав. Ответ заместитель главы французской делегации А. Сарро (официальным руководителем являлся уехавший в Париж премьер-министр А. Бриан) определил как «бессмысленные» попытки противопоставить одни категории военно-морского флота другим. Затем он уверил присутствовавших на заседании в том, что Франция готова уничтожить все свои подводные лодки, если Великобритания сделает то же самое со своими линкорами. В заключение Сарро саркастически заметил: «Правда, нам говорят, что Англия никогда не использует свои линейные корабли в поенных целях. Ну, конечно же, она держит их, по всей видимости, для ловли сардин. Так пусть же она разрешит Франции иметь подводные лодки, ну, скажем, для ботанического исследования морского дна». В итоге этой дискуссии подводный флот остался неприкосновенным. (с.99)
Что касается проблемы «разоружения на суше», то она был лишь формально затронута в ряде выступлений, но никто всерьез ее не рассматривал. Столь же показной характер носило обсуждение вопроса о сокращении авиации.
Содержание «договора пяти держав» можно свести к следующим основным положениям. 1) Соотношение линейных флотов Англии, США, Японии, Франции и Италии устанавливалось в пропорции 5:5:3:1,75:1,75. Суммарный тоннаж линкоров составил соответственно 525-525-315-175-175 тыс. т. 2) Предельный тоннаж для авианосцев пяти морских держав определялся в размерах: 135-135-81-61-61 тыс. т. 3) Водоизмещение одного линейного корабля не должно было превышать 35 тыс. т. 4) Статья 19 запрещала сооружение новых и укрепление старых военно-морских баз в центральной и западной части Тихого океана (восточнее 110-го меридиана). США и Англия не могли иметь никаких военно-морских баз на расстоянии менее 5 тыс. км от японских островов. Это постановление явилось крупным стратегическим выигрышем для Японии.
«Договор пяти держав» стал важным элементом послевоенной системы международных отношений, хотя однозначно его охарактеризовать крайне трудно.
Во-первых, значение этого документа выходило за региональные рамки, поскольку он ограничивал не тихоокеанский, а мировой флот великих держав. Договор не только приостановил опасную тенденцию к неограниченной гонке морских вооружений, он установил предельные нормы тоннажа самых крупных морских кораблей, что предполагало весьма существенное (примерно в два раза) сокращение уже построенного или строившегося линейного флота. И это, безусловно, следует оценить положительно.
Во-вторых, соглашение пяти держав оформило такое глобальное военно-морское равновесие, которое, пусть в разной степени, но соответствовало интересам всех его участников. Соединенные Штаты одержали очередную дипломатическую победу. добившись военно-морского паритета с Великобританией, максимально укрепив свои позиции на морях и сохранив стратегическое значение Панамского канала. Англия, отказавшись от «стандарта двух держав», который превратился для нее в непосильно бремя, удержала лидерство в надводном флоте по классу быстроходных судов, что в сочетании с широкой сетью военно-морских баз обеспечивало ее преимущества как сильнейшей морской державы. Япония, настояв на включении в договор положения ограничении военного присутствия США и Англии в зоне Тихого океана, изменила соотношение сил в этом регионе в свою пользу. К тому же отставание от англосаксонских держав в количестве (с.100) линейных кораблей и авианосцев в известной мере компенсировалось выгодным географическим положением японских островов: и американские военно-морские интересы распространятся на два океана, а английские — на весь мир, то Япония могла сконцентрировать свой военный флот в одном стратегически важном для нее районе. Франция и Италия с их более скромными морскими возможностями получили эффективные гарантии своей безопасности, оставив за рамками ограничений и сокращений сухопутные силы и подводный флот, в чем они не уступали, а на каких-то участках и превосходили ведущие военно-морские державы мира.
В-третьих, договор «большой пятерки» не мог стать действенным средством разоружения, так как он содержал в себе программу не полного, а частичного сокращения вооружений. По всем направлениям, не затронутым в тексте соглашения, великие державы продолжали наращивать свою военную мощь. Это не перечеркивало достигнутое, но заметно ослабляло его значимость.

«ДОГОВОР ДЕВЯТИ ДЕРЖАВ»
Участниками этого договора, подписанного 6 февраля 1922 г., стали все страны, приславшие своих представителей в Вашингтон, за исключением английских доминионов. Основу соглашения составил американский проект, поддержанный делегациями Англии и Китая. Его содержание было таково. В статье 1-й договора стороны обязались уважать суверенитет, независимость, «территориальную целостность и неприкосновенность» Китайской республики. Статья 3-я утверждала принцип «открытых дверей» и «равных возможностей» для торговой и промышленной деятельности «всех наций на всей китайской территории». Одновременно государства, заключавшие договор, брали на себя обязательство «воздерживаться от получения специальных прав и преимуществ в Китае». В соответствии с принятыми постановлениями Япония была вынуждена отказаться от некоторых своих привилегий: исключительного права предоставлять китайскому правительству займы на строительство железной дороги в Маньчжурии, направлять в Северо-Восточный Китай своих советников и др. Под давлением США и Англии глава японской делегации Т. Като 4 февраля 1922 г. подписал с представителями пекинского правительства специальное соглашение, по которому Япония обязалась в 6-месячный срок вывести свои войска из провинции Шаньдун и вернуть Китаю железную дорогу Циньдао-Цзинань и территорию Цзяочжоу. (с.101)
В определенном смысле «договор девяти держав» явился этапным событием в развитии международных отношений на Дальнем Востоке.
Во-первых, доктрина «открытых дверей» и «равных возможностей», провозглашенная еще в 1899 г., впервые получила международное признание, что было несомненным успехом американской внешней политики. На церемонии подписания Ч. Хьюз заявил: «Мы считаем, что благодаря этому договору «открытые двери» в Китае стали, наконец, реальностью». «Равные возможности» при неравенстве в экономической мощи обеспечивали Соединенным Штатам существенные преимущества в борьбе за Китай. Во-вторых, договор, отвергавший политику «сфер влияния» имел ярко выраженную антияпонскую направленность и ослаблял дальневосточные позиции Японии. С одной стороны, это свидетельствовало о том, что США, уступив Японии в вопросе о военно-морских базах, при решении китайской проблемы взяли реванш и улучшили свои позиции за счет японских. С другой стороны, подобный исход переговоров никак не мог удовлетворить Японию и неминуемо должен был привести к новому обострению американо-японских противоречий. В-третьих, соглашение девяти держав при всех его демократических формулировках носило противоречивый и непоследовательный характер. Оно устранило лишь некоторые из многочисленных ограничений китайского суверенитета. Предложения Китая о полной отмене прав экстерриториальности иностранных граждан, «21 требования», возвращении всех арендованных территорий не были удовлетворены. Англия, заявившая о передаче Китайской республике Вэйхайвэя, сохраняла за собой полуостров Цзюлун и Гонконг. Япония отклонила требование Китая о выводе японских войск из Южной Маньчжурии и отказалась обсуждать вопрос о принадлежности Порт-Артура и Дайрена. В-четвертых, несмотря на двойственность в подходе к китайской проблеме, договор 1922 г. следует признать крупным позитивным шагом в ее решении — в сравнении с империалистическими методами полуколониальной эксплуатации Китая, столь характерными для предшествовавшей политики великих держав.
В ходе обсуждения «договора девяти держав» на Вашингтонской конференции, как и на конференции Парижской, возник русский вопрос. При сохранении общего антисоветского настроя в политике союзных держав произошли определенные изменения, что не в последнюю очередь было связано с окончанием в России гражданской войны. В этом контексте чрезвычайно показательными стали два эпизода. (с.102)
Соединенные Штаты выступили с идеей «интернационализации» Китайско-Восточной железной дороги. Последовал протест советского правительства, которое заявило, что проблема КВЖД — это предмет двусторонних переговоров между Китаем и РСФСР, не конференции, проходящей без участия Российской республики. Весьма симптоматичной была ответная реакция союзников. Специальная техническая подкомиссия представила доклад, в котором отмечалось, что «дорога действительно является собственностью российского правительства». В резолюции Вашингтонской конференции, подтверждавшей полномочия межсоюзнического комитета по управлению КВЖД, главной целью его деятельности объявлялось «возвращение железной дороги России как законному владельцу». Подобный реверанс в сторону Советской России во многом объяснялся тем, что державы Антанты и прежде всего США начинали воспринимать ее как элемент общемирового баланса сил и как возможный противовес Японии.
Об этом же свидетельствовали и такие факты, как прием Ч. Хьюзом делегации ДВР, ряд заявлений официальных американских и английских представителей о необходимости вывода японских войск с Дальнего Востока и др.
Продемонстрировав свое желание если не уважать, то во всяком случае учитывать «законные интересы» Советской России, союзные державы по существу признали ее де-факто.
Как можно оценить основные итоги работы Вашингтонского форума?
Созыв и решения конференции стали первой крупной дипломатической победой Соединенных Штатов после окончания мировой войны. Им удалось существенно усилить свою роль в решении ряда крупных международных проблем и в какой-то мере взять реванш за неудачи в Париже. В этом смысле Вашингтонская конференция, будучи продолжением Версаля, одновременно явилась и его частичной ревизией.
Конференция в Вашингтоне юридически оформила новое «Равновесие сил» в Азиатско-Тихоокеанском регионе. Был достигнут консенсус в отношении военно-морского баланса, взаимных гарантий региональных интересов и общих принципов дальневосточной политики.
Вместе с тем Вашингтонская система не была универсальной. Постановления конференции носили временный и компромиссный характер, а многие вопросы так и не нашли в них своего разрешения. Противоречия между великими державами были сглажены, но не устранены.
Завершение работы Вашингтонской конференции знаменовало собой начало функционирования Версальско-Вашингтонской системы международных отношений. (с.103)

ВЕРСАЛЬСКО-ВАШИНГТОНСКАЯ СИСТЕМА МЕЖДУНАРОДНЫХ ОТНОШЕНИЙ: СОДЕРЖАНИЕ И ХАРАКТЕР

Приведенный выше анализ основных постановлений Парижской и Вашингтонской конференций позволяет сделать следующие общие заключения по содержанию и характеру Версальско-Вашингтонской системы.
Первое. Эта система явилась международно-правовым оформлением результатов Первой мировой войны и сложившейся после ее окончания новой расстановки сил. Ее создание завершило процесс перехода от войны к миру и способствовало временной стабилизации международных отношений.
Второе. Версальско-Вашингтонская система носила крайне сложный и противоречивый характер. В ней сочетались как демократические, справедливые, так и консервативные, империалистические принципы мирного урегулирования.
Первые были обусловлены кардинальными изменениями в послевоенном мире: подъемом революционного и национально-освободительного движения, возникновением «большевистской угрозы», широким распространением пацифистских настроений, а также стремлением ряда лидеров держав-победительниц придать новому миропорядку либеральный, более цивилизованный облик. На этих принципах основывались такие решения, как юридическое признание девяти вновь образовавшихся государств в Центральной и Восточной Европе; учреждение Лиги Наций; провозглашение независимости и территориальной целостности Китая; ограничение и сокращение морских вооружений и др. Существенным недостатком многих из названных постановлений была их декларативность, не подкрепленная реальными гарантиями. Однако даже в этой форме они имели немаловажное позитивное значение, став международно признанной базой для борьбы за осуществление демократических целей и деклараций. Не следует также забывать, что либеральные начала впервые вводились в теорию и практику межгосударственных отношений.
Вместе с тем, решающую роль в становлении послевоенной международной системы играла консервативная тенденция. Это нашло свое отражение в решении таких вопросов, как разработка и заключение мирных договоров с Германией и ее союзниками определение основных направлений антисоветской политики перераспределение колоний и др.
Явное преобладание традиционно-консервативных принципов нал демократическими объяснялось целым рядом причин. (с.104)
Во-первых, в Версальско-Вашингтонской системе были юридически закреплены итоги не справедливой войны, а войны «империалистической с обеих сторон». Во-вторых, эта система отражала не просто новую расстановку сил, а господство держав-победительниц над побежденными государствами. Отсюда унизительный и во многом грабительский характер выработанных в Версале договоров. В-третьих, определяющим фактором нового передела мира, как и прежде, стало не стремление к справедливости и «национальному самоопределению народов», а геополитические и стратегические интересы ведущих мировых держав. В-четвертых, либеральные призывы и лозунги не могли скрыть того факта, что в качестве главного средства урегулирования международных отношений сохранялся силовой метод, что наиболее ярко проявилось в ультимативности требований к Германии и организации вооруженной интервенции против Советской России. В-пятых, консервативно-империалистический характер послевоенной международной системы отчетливо проявился в сохранении колониальных империи, разделении мира на небольшое число стран-метрополий (их было всего 10) и огромный по площади и населению массив колониальных владений и подмандатных территорий (44,7% земной суши и 31,5% мирового населения).
Таким образом, новая модель международных отношений, отличавшаяся от старых известным либерализмом, по своему содержанию и характеру была преимущественно консервативной и в этом смысле, хотя и при иной расстановке сил, являлась «правопреемницей» прежних международных систем.
Третье. Несмотря на достигнутое взаимопонимание между державами-победительницами в урегулировании крупных мировых проблем, несмотря на их попытки создать сбалансированный международный порядок, Версальско-Вашингтонская система была неравновесной и неустойчивой.
В теоретическом плане любая система международных отношений не может быть долговечной, так как составляющий ее основу баланс сил постоянно меняется, что в конце концов приводит к крушению устаревшей международной системы и становлению новой, соответствующей историческим реалиям. Устойчивость данной международной модели зависит от того, в какой степени были учтены интересы ее участников, как были урегулированы спорные вопросы, в какой мере были сняты существовавшие и возможные
противоречия в межгосударственных отношениях.
В этом контексте Версальско-Вашингтонская система уже изначально не являлась прочной и устойчивой, так как она не (с.105) только не устранила традиционные, но и способствовала появлению новых международных конфликтов. Можно выделить пять основных групп противоречий, характерных для международной обстановки межвоенного периода.
Главным стало противостояние держав-победительниц и побежденных государств. Поэтому центральное место в международной жизни занял германский вопрос. Стремление к реваншу, определявшее внешнюю политику Германии, было вызвано унизительным характером Версальского договора, авторами которого являлись державы Антанты и США. По существу эта политика была направлена на ревизию Версальско-Вашингтонской договорной системы, а следовательно, против ее создателей. Конфликт между Германией и союзными державами представлял собой основное, важнейшее противоречие послевоенного времени, так как в перспективе оно могло вылиться в борьбу за новый передел мира. Несмотря на всю сложность развития международных отношений в 1920–1930-е гг. именно это противоречие в конечном итоге привело ко Второй мировой войне.
Другую группу составили противоречия между самими державами-победительницами: Англией и Францией. США и Англией, Японией и США, Италией и англо-французской Антантой.
Как известно, наибольшие выгоды от решений Парижской мирной конференции получили Великобритания и Франция. Однако уже в ходе обсуждения вопросов послевоенного устройства мира между двумя ведущими европейскими державами выявились существенные разногласия. Суть этих разногласий — в столкновении различных концепций континентальной безопасности и стабильности. Французское правительство исходило из того, что мир и спокойствие в Европе могут быть достигнуты путем укрепления руководящей роли Франции на континенте. Правительство Англии придерживалось на этот счет иного мнения: основой европейского международного порядка должно стать равновесие сил между Францией и Германией, что позволяло Англии играть роль арбитра и контролировать ход событии в Европе. В реализации своей цели Франция использовала два основных средства: курс на максимальное ослабление Германии создание блока профранцузски настроенных малых европейски стран. Англия выступала за сохранение «достаточно сильно Германии и против блоковой политики Франции. Навязав германскому правительству грабительский Версальский договор, Французская республика добилась многого в решении первой задачи, хотя и вынуждена была под англо-американским давлением (с.106) отказаться от ряда пунктов своей «программы-максимум» в отношении Германии. Успешно решалась и вторая задача: в 1920–1921 гг. Франция заключила союзные соглашения с Бельгией и Польшей, а также инициировала образование т.н. Малой Антанты – военно-политического блока трех малых стран: Чехословакии, Румынии и Королевства сербов, хорватов и словенцев. Как отмечал в этой связи Ж. Клемансо: «Самая твердая наша гарантия от германской агрессии заключается в том, что за спиной Германии стоят Чехословакия и Польша, занимающие великолепное стратегическое положение». Эти «тыловые союзы», по замыслу французских авторов, имели не только антигерманскую, но и антисоветскую направленность, так как должны были служить «антибольшевистским санитарным кордоном». Но главное, о чем не упомянул Клемансо, они рассматривались как надежная опора в утверждении главенствующих позиций Франции на европейском континенте. По понятным причинам, все эти действия союзника по войне в английских правительственных кругах оценивались отрицательно. Англо-французское противоборство усиливалось, что ставило под вопрос прочность Версальской системы.
Противоречия между Англией и Соединенными Штатами в известном смысле носили глобальный характер, что определялось несоответствием их международных позиций реальному соотношению сил: бесспорное преимущество США в финансово-экономической сфере и лидерство Великобритании в области политической. Стремление Соединенных Штатов расширить свою экономическую экспансию, используя политику «открытых дверей», наталкивалось на глухое сопротивление Англии, владевшей огромной колониальной империей. Такова была первопричина многочисленных англо-американских споров и конфликтов в различных регионах мира. Серьезные разногласия между англосаксонскими державами проявились на Парижской и Вашингтонской конференциях. В Париже Англия праздновала дипломатическую победу во многом благодаря тому, что ей удалось ограничить максималистские притязания США. В Вашингтоне Соединенные Штаты добились дипломатического успеха в основном за счет Великобритании (равенство линейных флотов, отмена англо-японского союзного договора). Вместе с тем не следует преувеличивать остроту англо-американского антагонизма и уж никак нельзя называть его «главным противоречием межвоенного периода», что с упорством, достойным лучшего применения, доказывалось в советской историографии. Противоборство Англии и США, безусловно, занимало важное место в (с.107) мировой политике, оно влияло на исход тех или иных крупных международных событий, подтачивало устои Версальско-Вашингтонской системы. Однако это противоборство не могло являться определяющим для развития международных отношений по крайней мере по двум ранее уже названным причинам: очевидная слабость мировых политических позиций Соединенных Штатов и изоляционистское самоограничение их европейской политики, а также англо-американская солидарность в подходе к решению наиболее значимых для того времени международных проблем (германский вопрос, «открытые двери» в Китае, отношение к Советской России и др.).
Что касается американо-японских противоречий, то перспективы их резкого обострения явственно обозначились уже в процессе становления Версальско-Вашингтонской системы. Еще в Париже наблюдательный Ллойд Джордж определил внешнеполитические взгляды Вильсона как «активно антияпонские». Уступив Японии на Парижской конференции, Соединенные Штаты взяли реванш в Вашингтоне, продиктовав постановления, вызвавшие в японских правительственных кругах вполне объяснимое раздражение и неудовольствие (международное признание доктрины «открытых дверей» и осуждение политики «сфер влияния», возвращение Китаю Шаньдуна, аннулирование англо-японского союза). Решения Вашингтонской конференции, временно стабилизировав обстановку на Дальнем Востоке, одновременно дали мощный импульс усилению борьбы за экономический и политический контроль над Азиатско-Тихоокеанским регионом. Эта борьба, в которой Япония собиралась использовать как дипломатические, так и военные средства, была чревата ревизией Вашингтонской договорной системы.
В Италии решения Парижской конференции изображались не иначе как «обман и предательство» со стороны великих союзных держав. Итальянские газеты комментировали эти решения с южным темпераментом и повышенной эмоциональностью: «Ради чего сражались?», «Мы — побежденные среди победителей!», «И разразился мир!». Миф об «урезанной победе» стал реальным фактором обострения противоречий между Италией и англо-французской Антантой. После прихода к власти фашизма борьба Италии против «плутократов и обманщиков» из Лондона и Парижа получила мощный дополнительный импульс. Б. Муссолини, выдвинув лозунг «превращения Средиземного моря в итальянское озеро», обычно сопровождал его призывами «изгнать паразитов» из Средиземноморья. Какие именно великие державы он имел при этом в виду, в Европе хорошо понимали. (с.108)
Таким образом, противоречия держав-победительниц стали важной причиной дестабилизации юридически оформленного в Париже и Вашингтоне международного порядка.
Органичным пороком Версальско-Вашингтонской системы было игнорирование интересов Советской России. В международных отношениях возникло принципиально новое — «межформационное», идейно-классовое противоречие. Оно не играло первостепенной роли начале 1920-х гг., но по мере укрепления позиций советско-большевистского режима после окончания гражданской войны фактор СССР становился все более значимым в международной жизни. Не получив приглашения ни в Париж, ни в Вашингтон, и не связанное никакими договорными обязательствами советское правительство было вправе проводить политику, направленную на разрушение Версальско-Вашингтонской системы, тем более, что существенным ее компонентом являлся антисоветизм. В целом отношения Запад — Советская Россия в этот период можно охарактеризовать как первую «холодную войну».
Появление еще одной группы противоречий — между малыми европейскими странами — было связано с решением территориально-политических вопросов, в котором учитывались не столько их интересы, сколько стратегические соображения держав-победительниц. К тому же в самих Парижских соглашениях нарушался базовый принцип самоопределения: наднациональные государственные образования в одних случаях были разрушены (Австро-Венгрия), а в других созданы заново (Чехословакия. Югославия). В результате общая численность национальных меньшинств в послевоенной Европе оценивалась в 17 млн. человек, что составляло около 5% всего европейского населения (без Советской России). Множество территориальных споров и конфликтов, в каждом из которых переплетались и сталкивались устремления как малых стран, так и великих держав, усиливало международную напряженность и подрывало основы послевоенной Договорной системы.
Сугубо консервативный подход к разрешению колониальных проблем обострил противоречия между державами-метрополиями и колониями. Нараставшее национально-освободительное движение стало одним из важных показателей нестабильности и непрочности Версальско-Вашингтонской модели международных отношений.
Неустойчивость послевоенной международной системы проявлялась не только в ее противоречивом, конфликтном характере, но также и в том, что в рамках этой системы не были выработаны эффективные средства устранения межгосударственных (с.109) противоречий, блокирования действий, направленных на разрушение сложившегося равновесия сил. Такими средствами могли стать либо согласованная политика великих держав — главных субъектов международных отношений, либо общепризнанный и действенный межгосударственный орган, либо и то и другое вместе взятые.
Что касается первого условия, то оно фактически отсутствовало. Из семи великих мировых держав три — США, Советская Россия и Германия — хотя и по разным причинам оказались вне новой международной системы. Англо-французского веса и влияния было явно недостаточно для противодействия деструктивным тенденциям и акциям по отношению к Версальско-Вашингтонскому миропорядку. Да к тому же и между этими ведущими европейскими державами существовали серьезные противоречия. Другое условие — создание международной организации — было выполнено, но только наполовину, так как фактически Лига Наций не являлась ни общепризнанным, ни действенным органом.
Оценка Версальско-Вашингтонской системы как непрочной и неустойчивой нашла свое практическое подтверждение в серии международных кризисов 1920–1923 гг., о которых уже говорилось. Не случайно один из участников разработки Версальского договора бывший премьер-министр и будущий министр иностранных дел Франции Л. Барту в 1924 г. назвал этот период «беспокойной историей неустойчивого мира». Отмеченные недостатки послевоенной договорной системы поставили перед державами-победительницами проблему поиска путей ее укрепления и модификации. В частности были предприняты попытки включить в Версальско-Вашингтонскую систему Советскую Россию.

СОВЕТСКАЯ РОССИЯ И ЗАПАДНЫЕ ДЕРЖАВЫ В 1918–1923 ГГ.

В истории взаимоотношений Советской России и Запада в первые послевоенные годы отчетливо выделяются два периода 1) с 1918 по 1921 г. — период открытой военно-политической конфронтации; 2) с 1921 по 1923 г. — период перехода к нормализации отношений, к «мирному сосуществованию двух социально-политических систем».
Вооруженная интервенция стран Антанты началась еще весной 1918 г., когда английский десант под предлогом противодействия операциям германской армии высадился в Мурманске, а англо-японские войска заняли Владивосток. Однако широкомасштабные (с.110) венные действия были развернуты в 1919 г. В них участвовали 14 союзных государств (некоторые только номинально): Англия, Франция, США, Япония, Италия, Польша, Румыния, Чехословакия, Финляндия, Греция, Эстония, Латвия, Литва и Китай. Общая численность направленных в Советскую Россию иностранных солдат и офицеров составила 310 тыс. человек. Были определены три основные зоны операций: Дальний Восток и Сибирь (здесь действовал воинский контингент численностью в 150 тыс. человек); Юг России, Средняя Азия и Закавказье (130тыс. человек): северные районы Российской республики (30 тыс. человек). Одновременно державы Антанты и США оказывали огромную финансовую и военную помощь внутренним антибольшевистским силам, которая по разным данным оценивалась в 1,5–2 млрд. золотых руб., что было равнозначно всем зарубежным инвестициям в экономику дореволюционной России.
В 1919–1920 гг. союзные державы совместно с белогвардейскими армиями предприняли три крупные акции, известные в истории как «три похода Антанты».
Первый из них проходил с марта по июль 1919 г. Главный удар наносила армия Колчака на Восточном фронте. Маршал Фош назвал это наступление «решающим» и добавил: «1919 год увидит конец большевизма». Итогом кампании стал разгром колчаковской армии. Победа рабоче-крестьянской Красной армии дала дополнительный толчок подъему демократического движения в странах Антанты под лозунгом «Руки прочь от Советской России!». Восстания солдат (на севере) и матросов (на кораблях французского флота на Черном море) ускорили начато эвакуации войск союзников.
Второй поход Антанты, названный У. Черчиллем «походом 14 держав», продолжался с июля 1919 по февраль 1920 г. Особые надежды руководители западных держав возлагали на добровольческую армию генерала А.И. Деникина, а также на малые европейские страны, граничившие с Советской Россией. Новое наступление, как и предыдущее, закончилось полным провалом. Деникинцы были разбиты. Малые страны, за исключением Польши, проявили нулевую активность. К началу 1920 г. все иностранные войска, кроме японских, покинули пределы советского государства. Красная армия, преследуя отряды Колчака, приостановила свое продвижение в районе Иркутска: советское правительство опасалось прямого столкновения с Японией. На Дальнем Востоке — от озера Байкал до Тихого океана — была образована Дальневосточная республика. Создание ДВР стало одним из самых удачных дипломатических маневров Советской России. Она (с.111) представляла собой буферное государство — формально независимое, но фактически управляемое из Москвы. «Крепкая связь двух республик обнаружилась после назначения на пост военного министра и главкома Народно-революционной армии ДВР командарма В.К. Блюхера.
Третий и последний поход Антанты в апреле–ноябре 1920 г осуществлялся силами Польши и белогвардейской армии генерала П.Н. Врангеля. «Начальник» Польской республики маршал Юзеф Пилсудский, выдвинув лозунг «создания Великой Польши от моря и до моря», 25 апреля 1920 г. отдал приказ о наступлении на Советскую Россию с целью «восстановления исторических польских границ». В результате к середине июля Польша оказалась на грани катастрофы: Красная армия подошла к Варшаве и Львову, а конный корпус комкора Г.Д. Гая занял Данцигский коридор и вторгся в пределы Германии. Однако в августе в ходе военных действий произошел перелом. Войска Пилсудского перешли в контрнаступление и наголову разбили три советские армии, включая легендарную I Конную под командованием С.М. Буденного. По заключенному 18 марта 1921 г. Рижскому мирному договору польская граница устанавливалась восточнее «линии Керзона», что означало присоединение к Польше западных частей Украины и Белоруссии, Поражение в советско-польской войне было обусловлено целым рядом причин: умело поставленной пропагандой о «большевистской угрозе» независимости Польской республики; масштабной военной помощью Польше со стороны держав Антанты; тактическими ошибками командования Красной армии и др. Однако решающим фактором стала порочность большевистской стратегической линии, явная переоценка сил мировой революции и столь же очевидная недооценка патриотических настроений в Польше. В.И.Ленин, проанализировав итоги советско-польской войны, пришел к выводу: «Патриотизм и национализм победили пролетарский интернационализм».
Горечь поражения от Польши скрасил крупный успех в последней на европейской территории России Перекопско-Чонгарской операции в ноябре 1920 г., в результате которой были разгромлены войска Врангеля и освобожден Крым.
На завершающем этапе гражданской войны в 1921–1922 гг. были подавлены последние очаги сопротивления в Закавказье Средней Азии и на Дальнем Востоке. В октябре 1922 г. Народно-революционная армия ДВР после победы над белогвардейским генералом М.К. Дитериксом вошла во Владивосток. Незадолго до это японские войска покинули территорию Дальневосточной республики. (с.112)
В ноябре 1922 г. Национальное собрание ДВР объявило о воссоединении с РСФСР.
Этими событиями завершилась и гражданская война, и иностранная интервенция. Советская Россия одержала историческую победу над силами внутренней и внешней контрреволюции, что объяснялось следующими основными причинами.
Определяющее значение имел внутриполитический фактор: поддержка советской власти большинством населения России. Только народ, веровавший в праведность и истинность социалистической идеи, мог победить в столь катастрофически тяжелых условиях. Достаточно напомнить, что в начале 1919 г. интервенты и белогвардейцы оккупировали около 75% российской территории, на которой проживало более 57% населения (82 из 143 млн. человек). Необходимо также подчеркнуть руководящую и мобилизующую роль партии большевиков.
Наиболее значимым внешним фактором явились острые противоречия союзных держав по вопросам средств и методов борьбы с «большевистской опасностью». Имея в виду эту причину, которую он ставил на первое место, В.И.Ленин отмечал: «Если бы Антанта смогла хотя бы десятую долю своей армии бросить против нас..., нам бы не удержаться».
Существенное влияние на исход гражданской войны в России оказало международное демократическое движение в защиту Советской республики. Только один пример: в рядах Красной армии и в партизанских отрядах сражались более 300 тыс. добровольцев-интернационалистов, т.е. по численности столько же, сколько западные государства и Япония смогли мобилизовать в свои армии для борьбы с Советской Россией.
С окончанием гражданской войны начался новый этап — этап постепенной нормализации отношений между Российской республикой и союзными державами. Причем в этом направлении продвигались как та, так и другая сторона.
Что касается советского руководства, то оно приступило к детальной разработке концепции мирного сосуществования с капиталистическими странами, осознав невозможность реализации в Нижайшем будущем доктрины мировой революции. Советско-польская война показала, по Ленину, что «Европа не готова к революции» и поэтому «надо учиться сосуществовать с капитализмом». Принцип мирного сосуществования включат в себя два важнейших положения: во-первых, дипломатическое признание Советской России и развитие политических отношений при взаимном признании независимости, суверенитета и свободы в выборе строя; во-вторых, расширение торговых и экономических связей (с.113) на основе равенства и обоюдной выгоды. Учитывая тот огромный ущерб, который нанесла российскому хозяйству гражданская война, Ленин особо подчеркивал важность реализации второго положения: «Нам торговля с капиталистическими странами (пока они еще не совсем развалились), безусловно, необходима».
Правительственные круги западных держав в поисках нового подхода к решению «советской проблемы» руководствовались следующими суждениями. Во-первых, победа большевиков в гражданской войне убедительно показала, что военной силой «удушить советскую власть» невозможно. Вo-вторых, переход от «военного коммунизма» к новой экономической политике с допущением «капиталистических элементов» воспринимался на Западе как попытка возвратиться к «цивилизованному порядку вещей». В-третьих, далеко не последнюю роль играли соображения реальной политики, стремление вписать Советскую Россию в Версальско-Вашингтонскую систему международных отношений. В-четвертых, учитывались также и экономические интересы, желание восстановить свои позиции на российском рынке. В-пятых, определенное значение имело и то обстоятельство, что курс на мирное сосуществование встречал поддержку у демократической общественности западных стран.
Уже в 1920 г. обе стороны предприняли первые шаги по нормализации отношений. В феврале–августе этого года советское правительство добилось заключения соглашений о дипломатическом признании с прибалтийским странами. Подписанный первым 2 февраля 1920 г. договор с Эстонией Ленин, уподобившись Петру I, назвал «окном в Европу». В 1921 г. были заключены договоры с Ираном, Афганистаном, Турцией и Монголией, в которых содержались не только статьи об установлении дипломатических отношений, но и положения о расширении экономических связей, отказе РСФСР от всех прежних неравноправных соглашений, об оказании помощи странам Востока в их «борьбе против империализма». Эта акция значительно повысила международный престиж Советской России.
Со своей стороны, державы Антанты в начале 1920 г. отказались от экономической блокады Российской республики. Первым крупным торговым соглашением стал англо-советский договор, подписанный в марте 192! г. Постепенно международные экономические позиции РСФСР укреплялись. Если в 1920 г. она поддерживала торговые отношения с 7 государствами, то в 1923 г. – уже с 28. За этот же период внешнеторговый оборот Советской России увеличился с 24 до 276 млн. руб., т.е. в 11,5 раза. С июля 1921 г. стала реализовываться ленинская программа концессии. (с.114)
Наиболее острой во взаимоотношениях с Западом оставалась проблема аннулированных советской властью долгов и национализированной иностранной собственности. 28 октября 1921г. Народный комиссариат по иностранным делам направил правительствам пяти союзных держав ноту, в которой говорилось о готовности признать определенные финансовые обязательства по иностранным займам и кредитам при трех условиях: политическое признание советского государства; предоставление новых кредитов для восстановления разрушенного не без участия стран Антанты народного хозяйства; установление льготных условий для погашения довоенных долгов. Это заявление свидетельствовало об отходе советского правительства от жесткой революционно-классовой платформы к признанию общепринятых норм международного права.
Этапным событием в развитии отношений Советская Россия-Запад стала Генуэзская конференция по экономическим и финансовым вопросам, проходившая с 10 апреля по 19 мая 1922 г. Предыстория созыва этой конференции была такова. В январе 1922 г. в Канне состоялось совещание (конференция) Верховного Совета Антанты с участием представителей Германии и наблюдателей от США. Каннское совещание приняло решение провести в Генуе конференцию всех европейских государств с целью определения путей послевоенного хозяйственного восстановления Европы. В итоговой резолюции, одобренной в Канне, были выдвинуты два знаменательных условия. «Нации не могут присваивать себе право диктовать другим принципы выбора формы собственности, внутренней экономической жизни и образа правления. Каждая нация в этом отношении имеет право избирать для себя ту систему, которую она предпочитает». Это положение по форме и по существу органично вписывалось в концепцию мирного сосуществования. Другим важнейшим условием стало требование возврата иностранной собственности и признания долгов всех прежних правительств. Совершенно очевидно, что это требование адресовалось прежде всего Советской России.
Верховный Совет Антанты направил послание правительству Российской республики с приглашением принять участие в конференции.
Партийно-государственное руководство России уделило самое серьезное внимание подготовке к первому в истории РСФСР крупному международному форуму. Было принято специальное Постановление ЦК РКП(б) «О задачах советской делегации в Генуе». Главная задача, согласно Постановлению, состояла в достижении (с.115) договоренности с западными державами о развитии взаимовыгодных экономических связей, а при благоприятной обстановке, и о нормализации политических отношений. Вопрос о долгах решался, с одной стороны, по-революционному («Ультиматумам мы не подчинимся»), но с другой стороны предполагалось провести в Генуе хитроумную дипломатическую игру. Ее смысл заключался в том, чтобы на претензии Запала ответить своими еще большими контрпретензиями. С этой целью была создана специальная комиссия по подсчетам задолженности царского и Временного правительств и исчислению ущерба, нанесенного народному хозяйству России за годы антисоветской интервенции. Подсчет, проведенный в кратчайшие сроки, показал, что задолженность составляла 18 млрд., 469 млн. золотых руб., а ущерб — 39 млрд., т.е. державы Антанты должны были заплатить Советской России в два раза больше, чем получить от нее.
Не менее ответственно к подготовке конференции отнеслись и лидеры союзных держав. Одним из важных этапов этой подготовки стала встреча английского и французского премьер-министров Д. Ллойд Джорджа и Р. Пуанкаре в Булони (Франция) в феврале 1922 г. По результатам их переговоров в марте того же года был составлен Лондонский меморандум, в котором выдвигались следующие требования к Советской России: признание ею всех финансовых обязательств бывших российских властей; реституция (восстановление прав) иностранной собственности или возмещение ее стоимости; принятие ответственности за все убытки от действий как советского, так и предшествовавших ему правительств. В меморандуме, который рассматривался как проект резолюции Генуэзской конференции, содержалась лишь одна уступка в пользу советского государства: все займы, полученные Россией после 1 августа 1914 г., считались погашенными после уплаты определенной суммы.
Сравнительный анализ двух программ позволяет сделать вывод о том, насколько призрачными были шансы найти компромиссное решение.
Торжественное открытие Генуэзской конференции состоялось 10 апреля в Зале сделок старинного дворца Сан-Джорджо. В ней приняли участие представители 29 европейских государств, 5 английских доминионов и наблюдатели от США. Советскую делегацию возглавлял нарком по иностранным делам Г.В. Чичерин.
В первый же день работы конференции было заслушано выступление Чичерина, который зачитал текст на французском и английском языках. Глава российской делегации акцентировал (с.116) внимание слушателей на трех основных позициях. Во-первых, впервые на официальном уровне были изложены принципы мирного сосуществования, которое, по словам наркома, не только возможно, но и «повелительно необходимо». В этой связи он выступил со следующим программным заявлением: «Российская делегация явилась сюда не для того, чтобы пропагандировать свои собственные теоретические воззрения, а ради вступления в деловые отношения с правительствами и торгово-промышленными кругами всех стран на основе взаимности, равноправия и полного и безоговорочного признания». Во-вторых, от имени правительства РСФСР Чичерин выразил готовность признать довоенные долги и преимущественное право за большинством иностранных собственников получить в концессию или аренду ранее принадлежавшее им имущество при условии признания советского государства де-юре, оказания ему финансовой помощи и аннулирования военных долгов и процентов по ним. Затем были названы впечатлившие аудиторию цифры о задолженности России и суммарного ущерба, нанесенного ей державами Антанты. В-третьих, советская делегация внесла на обсуждение конференции вопрос о всеобщем сокращении вооружений и обеспечении политических гарантий международной безопасности (ограничение всех видов вооружений; запрещение наиболее варварских форм ведения войны и применения средств массового поражения; периодический созыв европейских конференций и Всемирного конгресса мира; пересмотр Устава Лиги Наций на принципах равноправия, «без господства одних над другими»).
Лидеры западных держав единодушно отвергли советскую программу, определив содержавшееся в ней предложение по иностранной собственности как неприемлемое, а по долгам — как смехотворное. Не встретил никакой поддержки и план поэтапного разоружения; он был просто проигнорирован с доходчивым пояснением, что конференция посвящена совершенно другим проблемам. После этого в обсуждении русского вопроса сложилась патовая ситуация. Генуэзская конференция спокойно и скучно шла к своему безрезультатному финалу, если бы не настоящая сенсация, случившаяся 16 апреля 1922 г. В этот день делегации Германии и Советской России в пригороде Генуи Рапалло подписали договор, который вверг представителей держав Антанты в шоковое состояние.
Заключение Рапалльского договора имело свою краткую предысторию. Воспользовавшись тем, что Германия в целях (с.117) успешного противостояния державам-победительницам достаточно активно искала контактов с Россией, советская делегация предложила германским дипломатам провести сепаратные переговоры и подписать заранее заготовленный текст соглашения. При этом российские представители настаивали на немедленном ответе. После «пижамного совещания» германской делегации (события происходили накануне отхода ко сну) было получено согласие. Поздно вечером 16 апреля в советской резиденции Г.В. Чичерин и министр иностранных дел Германии В. Ратенау подписали знаменитый Рапалльский договор, в который вошли следующие положения: предусматривалось восстановление в полном объеме дипломатических отношений; Германия отказывалась от претензий в связи с национализацией ее государственной и частной собственности в РСФСР; Советская Россия обязалась не претендовать на спою долю репараций, взимаемых с Германии; стороны договорились содействовать развитию торговых и экономических отношений, руководствуясь принципом наибольшего благоприятствования.
Рапалльский договор имел чрезвычайно важное международное значение. Во-первых. Это было первое крупное равноправное соглашение, построенное на принципах мирного сосуществования государств с различным социально-политическим строем. Во-вторых. Советско-германский договор способствовал выходу России из дипломатической изоляции. В-третьих. Сближение Германии и Советской республики позволило укрепить позиции обеих стран в их борьбе против диктата держав-победительниц. В этом смысле договор явился значительным дипломатическим успехом как советской, так и германской внешней политики.
Обсуждение русского вопроса на Генуэзской конференции оказалось малопродуктивным: стороны так и не смогли выработать какое-либо компромиссное решение. Главная причина столь неутешительных итогов крылась в сохранявшемся жестком идеологическом противоборстве «двух лагерей», взаимном недоверии друг к другу. Большевистское руководство Советской России проводило курс на мирное сосуществование, сочетая его с политикой пролетарского интернационализма. Западные лидеры рассматривали новые внешнеполитические принципы большевиков как тактический ход, вызванный экономическими трудностями. Они считали, что после того, как с их же помощью советская власть окрепнет, она вновь начнет бескомпромиссную революционную борьбу с (с.118) империалистическим миром. По этим же мотивам безрезультатно завершилась и конференция экспертов в Гааге (июнь – июль 1922 г.). Советские представители в обмен на частичное признание долгов и компенсацию национализированной иностранной собственности в очередной раз потребовали предоставления кредитов и установления дипломатических отношений. Запад остался непреклонным.
Все это свидетельствовало о том, что предстоял еще длительный путь в поисках взаимопонимания и доверия. В.И.Ленин в свойственной ему аллегорической форме выразил эту мысль по-своему: «Мы и не мечтали о том, что вот — мы отвоевали, и наступит мир, и социалистический теленок рядом с капиталистическим волком обнимутся».
Вместе с тем конференция в Генуе, безусловно, заняла значимое место в истории межвоенных международных отношений. Во-первых, сам факт приглашения и переговоров с Советской Россией означал признание ее западными державами де-факто, что предполагало уже в недалеком будущем и признание де-юре. Во-вторых, это была первая серьезная попытка Запада наладить отношения с Российской республикой, чтобы вписать ее в Версальско-Вашингтонскую договорную систему и тем самым укрепить и стабилизировать послевоенной международный порядок.

ОБОСТРЕНИЕ ГЕРМАНСКОЙ ПРОБЛЕМЫ. РУРСКИЙ КРИЗИС

Как уже отмечалось, неустойчивость Версальско-Вашингтонской системы проявилась в целой серии международных конфликтов и политических кризисов. Самым острым из них стал так называемый Рурский кризис, связанный с решением репарационного вопроса. В этом кризисе отразились как возраставшее противодействие Германии выполнению условий Версальского Договора, так и противоречия между его составителями — союзными державами.
Открыто провозгласив центральной задачей своей внешней политики ревизию унизительных постановлений Версаля, Германия в первый послевоенный период не имела достаточных ил для ее осуществления. Отсюда тактика «скрытого противодействия» при одновременном накоплении экономической и военной мощи и попытках укрепления своих международных позиций. Подобная тактика включала в себя следующие направления деятельности. (с.119)
В начале 1920-х гг. германские правительственные и военные круги особое внимание уделяли созданию основы для восстановления военного потенциала. Согласно доктрине командующего рейхсвером генерала Ханса фон Секта, существовавшая в Веймарской республике «малая армия» и особенно ее 4-тысячный офицерский корпус рассматривались как база для быстрого развертывания крупномасштабных вооруженных сил, В Германии тайно продолжал функционировать Большой генеральный штаб. Почти полностью было сохранено военное производство. Неслучайно в 1923 г. Германия вышла на четвертое место в мире (после Англии, США и Франции) по экспорту оружия и военных материалов.
В целях улучшения своего международного положения германское правительство достаточно эффективно применяло два средства: использование противоречий между Францией и англо-саксонскими державами, а также сближение с Советской Россией. В первом случае Германии удалось заручиться поддержкой Англии и США в смягчении условий репарационных выплат, во втором — добиться заключения Рапалльского договора, который рассматривался в Веймарской республике как своего рода рычаг воздействия на союзные державы.
Тактика «скрытого противодействия» наиболее ярко проявилась в выполнении, а, вернее, в невыполнении Германией своих репарационных обязательств. Официально приняв Лондонский репарационный план, разработанный на межсоюзнической конференции весной 1921 г., германское правительство с осени того же года стало успешно его саботировать, ссылаясь на крайне тяжелое финансовое положение. Расчет на благосклонное отношение к такой линии поведения англичан и американцев полностью оправдался. В июне 1922 г. Международный комитет банкиров под председательством Дж. П. Моргана («комитет Моргана») на заседании в Париже объявил о согласии предоставить Германии заем при условии уменьшения «до разумных пределов» размера выплачиваемых ею репараций. Под давлением английских представителей репарационная комиссия в октябре 1922 г. освободила Веймарскую республику от платежей наличными сроком на 8 месяцев. Тем не менее правительство К. Вирта в ноябре того же года направило комиссии ноту, в которой говорилось о неплатежеспособности Германии и выдвигалось требование объявить мораторий на 4 года и предоставить ей крупные займы.
Такой ход событий по вполне понятным причинам никак не устраивал Францию. В начале января 1923 г. французский (с.120) премьер-министр Р. Пуанкаре выдвинул ультиматум из двух пунктов. Во-первых, он потребовал установления строгого контроля над финансами, промышленностью и внешней торговлей Германии, дабы заставить ее регулярно вносить репарационные взносы. Во-вторых, премьер заявил, что в случае очередного срыва выплаты репараций, Франция в порядке изменения санкций оккупирует Рурскую область. 9 января 1921 г. репарационная комиссия, в которой главенствующую роль играли французы, констатировала невыполнение Германией обязательства по поставке угля Франции в счет репараций, определив его как «преднамеренное». Через день, 11 января, франко-бельгийские войска вошли в Рур.
Так начался Рурский кризис, который резко обострил обстановку как в самой Германии, так и на международной арене.
Правительство В. Куно, официально провозгласив политику «пассивного сопротивления» и призвав население оккупированных территорий к «гражданскому неповиновению», отозвало своих дипломатических представителей из Франции и Бельгии. Генерал Сект в своем меморандуме ратовал за ведение оборонительной войны. Резкий спад в экономике усилил социальную напряженность. Опасность новых революционных взрывов в Германии в сочетании с угрозой дальнейшей дестабилизации европейского международного порядка — такова была суть Рурского кризиса, потрясшего основы Версальской системы.
В аспекте развития международных отношений франко-бельгийская оккупация Рура имела следующие последствия. Рурский кризис содействовал еще большему распространению реваншистских настроений в Германии, ее ориентации на политику с «позиции силы». Глава нового германского правительства Густав Штреземан, политик весьма умеренных взглядов, констатировал: «Я мало надеюсь, что путем переговоров мы создадим терпимую для нас ситуацию, позволяющую жить в рамках Версальского договора». Обострились и без того конфликтные отношения между Германией и Францией, которую в германских политических кругах стали называть «врагом №1». События в Руре ускорили распад англо-французской Антанты, превратив «сердечное согласие» военного времени в острое противоборство в решении германского и других вопросов послевоенного мира. В тревожные дни кризиса союзные державы в очередной раз могли убедиться, насколько реальной была бающая для них перспектива советско-германского сближения. Советская Россия оказалась единственной из великих (с.121) держав, которая выступала с решительным осуждением франко-бельгийской военной акции. В обращении ВЦИК к народам мира от 13 января 1923 г. декларировалось: «Мир вновь ввержен в состояние предвоенной лихорадки. Искры сыплются в пороховой погреб, созданный из Европы Версальским договором».
Рурский конфликт был урегулирован 23 ноября 1923 г., когда шахтовладельцы Рура и представители франко-бельгийской контрольной комиссии подписали соглашение, по которому первые обязались возобновить поставки угля Франции, а вторые — начать вывод войск и прекратить оккупацию занятых районов. Однако это урегулирование не затронуло глубинных причин кризиса, репарационного вопроса и германской проблемы в целом. От решения этих задач зависело не только дальнейшее развитие, но и само существование Версальско-Вашингтонской договорной системы. (с.122)

Новые статьи на library.by:
ИСТОРИЯ:
Комментируем публикацию: ВЕРАСАЛЬСКО-ВАШИНГТОНСКАЯ СИСТЕМА МЕЖДУНАРОДНЫХ ОТНОШЕНИЙ: СТАНОВЛЕНИЕ, ХАРАКТЕР, НАЧАЛЬНЫЙ ПЕРИОД РАЗВИТИЯ

© Горохов В.Н. () Источник: http://portalus.ru

Искать похожие?

LIBRARY.BY+ЛибмонстрЯндексGoogle
подняться наверх ↑

ПАРТНЁРЫ БИБЛИОТЕКИ рекомендуем!

подняться наверх ↑

ОБРАТНО В РУБРИКУ?

ИСТОРИЯ НА LIBRARY.BY

Уважаемый читатель! Подписывайтесь на LIBRARY.BY в VKновости, VKтрансляция и Одноклассниках, чтобы быстро узнавать о событиях онлайн библиотеки.