Советские порты в Северной Норвегии? (Устройство мира по Рузвельту, цели Советского Союза в войне и Норвегия в 1942-1943гг.

Актуальные публикации по вопросам истории и смежных наук.

NEW ИСТОРИЯ


ИСТОРИЯ: новые материалы (2024)

Меню для авторов

ИСТОРИЯ: экспорт материалов
Скачать бесплатно! Научная работа на тему Советские порты в Северной Норвегии? (Устройство мира по Рузвельту, цели Советского Союза в войне и Норвегия в 1942-1943гг.. Аудитория: ученые, педагоги, деятели науки, работники образования, студенты (18-50). Minsk, Belarus. Research paper. Agreement.

Полезные ссылки

BIBLIOTEKA.BY Беларусь - аэрофотосъемка HIT.BY! Звёздная жизнь


Публикатор:
Опубликовано в библиотеке: 2004-09-28

АВТОР: О.РИСТЕ ("МИР ИСТОРИИ", 2002, №6)

Беседа в Белом доме

Дата: 12 марта 1943 г. Место: одна из комнат Белого дома, в которой министр иностранных дел Норвегии Трюгве Ли и Президент Соединённых Штатов вели конфиденциальную беседу. Время, отведённое для беседы, истекло, министр иностранных дел Китая ожидает за дверью приёма, однако у Рузвельта есть ещё одна идея, с которой он хочет ознакомить Трюгве Ли.

«Президент сказал, что русские в течение уже некоторого времени выражали желание иметь лучшее сообщение с Атлантическим океаном. Наряду с другими вещами, они сделали аннексию Петсамо одним из условий мирного урегулирования с Финляндией... Он впервые услышал об этом требовании русских около года назад, но не сказал, где и от кого. Русские, сказал Рузвельт, выразили желание иметь определённые порты в Северной Норвегии, которые могли бы быть удобно связаны с Россией железной дорогой. Прежде всего, он не уточнил, о каких портах идёт речь. Он говорил о двух железнодорожных линиях, проходящих через Северную Норвегию, которые Россия сможет использовать для транспортировки товаров в Советский Союз и из него, и он упомянул Нарвик с его железнодорожной связью со Швецией. Но он также говорил и о другой железной дороге, через Финляндию, которая, как он думает, должна иметь связи в южном направлении со шведской сетью железных дорог. Я пришёл к заключению, что он, должно быть, думает о железной дороге, идущей к Скиботну в Люнген-фьорде. Нарвикская железная дорога, по его мнению, должна быть соединена с Ленинградом через Финляндию. Улыбаясь самым очаровательным образом, президент сказал, что он заинтересован в нахождении "формы, компромисса, способа" удовлетворить в некоторой степени желания русских. Он упомянул, что Соединённые Штаты были бы в определённой степени заинтересованы в том, чтобы посылать товары в Россию кратчайшим путем. Ему пришло в голову, что для того, чтобы удовлетворить желания русских хотя бы в этом отношении, порт Нарвик и идущие от него железные дороги могли бы управляться Объединёнными Нациями через, как он назвал это, трёх "попечителей", например, датчанина, бельгийца и бразильца, обладающих опытом управления портами и железными дорогами. Нарвик, возможно, может стать свободным портом, с тем, чтобы русским не пришлось платить пошлины за товары, импортируемые из Соединённых Штатов. Я понял, он думает о том, что и другой порт (Скиботн) также должен быть построен и организован как свободный порт под контролем Объединённых Наций... Он закончил тем, что повторил: мне следует обдумать эти идеи»2.

Внушающее беспокойство содержание этой беседы — в сообщении своему правительству Ли назвал ее «наиболее серьёзным (вопросом), с которым это правительство столкнулось с тех пор, как оно переехало в Лондон», — впервые стало известно общественности в 1958 г., когда были опубликованы «Hjemover» — мемуары Трюгве Ли, относящиеся к годам войны. Насколько нам известно, впоследствии Ли не прибавил ничего к той информации, которая изложена в этой книге. Комментарии, исходящие из других источников, были полемического характера и варьировались от утверждений, что Рузвельт просто выступал в качестве посредника России, которая желала иметь порт в Северной Норвегии3, до заявлений, что эта идея была ещё одним примером многих предложенных им в годы войны умозрительных схем4. Для большинства норвежцев — из тех немногих принимавших решения людей, которые в 1943 г. знали об этом деле, и тех, кто читал мемуары Ли, — этот инцидент оставался ещё одним вопросительным знаком, относящимся к реальным намерениям их восточного соседа. Даже после того, как я много лет назад опубликовал свою первую статью на эту тему, в которой твёрдо поместил идею свободных портов в контекст рузвельтовской схемы послевоенной организации мира, подозрения относительно того, что за этой идеей о незамерзающих портах каким-то образом стояли требования русских, все ещё существовали. После публикации по совместной инициативе проф. Чубарьяна и меня советской стороной материалов в коллекции документов, касающихся советско-норвежских отношений, подобные подозрения уже не понятны.

Вопрос, который всё ещё представляет интерес, касается происхождения идеи Рузвельта: почему он решил поднять его в беседе с норвежским министром иностранных дел и в чём именно заключалось его предложение.

Найти точные ответы на подобные вопросы нелегко. Начнём с того, что относящиеся к ним источники крайне малочисленны. Рузвельт не делал записей своих бесед с иностранными государственными деятелями. Ни архив Рузвельта, ни архив Государственного департамента не содержат никакой информации об этих переговорах, кроме подтверждения того, что Ли имел две аудиенции у президента: 12 и 23 марта 1943 г. Таким образом, мы располагаем сведениями о том, что было сказано, лишь из записи, сделанной Трюгве Ли. С другой стороны, Ли рассматривал беседу как крайне важную, и ситуация, которую он отметил, была весьма опасна. С норвежской стороны последовала интенсивная дипломатическая деятельность. Так что есть все основания верить в то, что Ли не пожалел усилий для того, чтобы предоставить максимально полный и детальный отчёт об этих переговорах. Чувство опасности могло, однако, заставить его подчеркнуть именно тот аспект переговоров, который внушал беспокойство, и обратить меньшее внимание на заявления президента, касающиеся других аспектов его предложений.

В чём же была суть ремарок, сделанных Рузвельтом в беседе с Трюгве Ли? С самого начала можно выделить два отдельных элемента: один — относящийся к предполагаемым требованиям русских, и другой — который может быть определён как предложение Рузвельта, исходящее из первого элемента или в какой-то мере связанное с ним. Утверждение президента, что Советский Союз «выразил желание приобрести определённые порты в Северной Норвегии», было, вне всякого сомнения, наиболее драматичным заявлением, которое он сделал, не потому, что подобное желание само по себе являлось чем-то новым, но потому, что, как это теперь представляется, оно было выражено авторитетными советскими источниками. В связи с этим Трюгве Ли сконцентрировал свои усилия на том, чтобы определить, когда и каким образом оно было выражено, — и мы должны поступить подобным же образом.

Несмотря на запросы, сделанные на высочайшем уровне в Вашингтоне и Лондоне, с помощью таких лиц, как норвежский кронпринц Олав, норвежскому министру иностранных дел не удалось получить из других источников доказательства того, что какой-либо представитель России действительно выразил желание, касавшееся отторжения территории Норвегии. Ли также воспользовался возможностью, предоставленной ему второй встречей с Рузвельтом для того, чтобы прояснить этот пункт беседы, но нашёл, что президент держался довольно уклончиво. Он не мог вспомнить точно, но полагал, что этот вопрос упоминался около года назад, возможно, во время беседы, в ходе которой он и Черчилль в общих чертах обсуждали территориальные требования России. Похоже, что Ли воспринял это объяснение с некоторым недоверием, но более он этой темы не касался.

Естественной точкой отсчёта для исследования предыстории якобы имевшегося желания России приобрести порты в Северной Норвегии должны быть те дискуссии, которые состоялись между союзниками, начиная с осени 1941 г., и в которых обозначались цели, преследуемые Россией в ходе войны. Сравнительно богатый документальный материал, ныне доступный по этой теме, действительно содержит несколько упоминаний норвежской территории.




Обсуждение целей, преследуемых Россией в войне в 1941 — 1942 гг.

Похоже, что инициатива этой дискуссии исходила от Сталина. В своём послании Черчиллю от 8 ноября 1941 г. Сталин, говоря о недостатке ясности и доверия в отношениях между двумя державами, указал на главную причину этого: у них отсутствовало ясное понимание целей войны и планов послевоенной организации мира. В дополнение к этому им было необходимо соглашение о взаимной военной помощи в войне против Гитлера5. В комментариях британского Форин Офис к первому пункту этого послания утверждалось, что цели России в войне всё ещё не были известны, но они, вероятно, будут включать доступ к Персидскому заливу, пересмотр конвенции, подписанной в Монтрё, регулировавшей движение судов через Дарданеллы, и «создание русских баз в Норвегии, Финляндии и Прибалтийских странах»6.

В Лондоне после получения послания Сталина было решено, что министру иностранных дел Энтони Идену следует отправиться в Москву для переговоров со Сталиным. Иден покинул Лондон 7 декабря 1941 г.; незадолго до его отъезда Трюгве Ли имел с ним беседу, в ходе которой упоминался вопрос о возможной заинтересованности России в норвежских портах7. Никакие детали этой беседы неизвестны, но можно предположить, что они договорились о том, что, если подобное требование будет выдвинуто, оно должно быть отвергнуто.

Как нам известно, вопрос о базах в Норвегии обсуждался в ходе самой первой беседы Идена со Сталиным, но в совершенно иной перспективе. Советский Союз выдвинул несколько территориальных требований, связанных с его западными границами, включавших отторжение Бессарабии и Северной Буковины от Румынии и Петсамо от Финляндии. Граница с Польшей должна была проходить примерно по линии Керзона, в то время как границы с Финляндией и Прибалтийскими странами должны были быть восстановлены в положении на июнь 1941 г. В обмен на принятие этого требования Британией, Сталин был готов согласиться на создание английских баз в Бельгии, Голландии, Швеции и Норвегии8.

Иден взял на себя обязательство обсудить эти требования со своим правительством. Отчёт о его переговорах в Москве был немедленно послан Черчиллю, который готовился к своей первой встрече с Рузвельтом в американской столице. Таким образом, можно предположить, что предложения Сталина и вопрос о том, как к ним следует отнестись в той их части, что касалась как Скандинавии, так и других регионов, представляли собой важный элемент в переговорах этих двух государственных деятелей. Мало известно о том, что было сказано, кроме того, что обоим, и в особенности Рузвельту, идея решения в ходе войны вопросов, связанных с границами, не понравилась9. Они предпочли придерживаться принципов, изложенных в Атлантической хартии, к которым Советский Союз присоединился в подписанной 1 января 1942 г. Декларации о создании Объединённых Наций: территориальные изменения должны были производиться лишь со свободно выраженного согласия населения этих территорий.

Тем не менее дискуссия относительно целей, преследуемых Россией в войне, продолжалась в течение весны 1942 г., в ходе выработки соглашения между Москвой и Лондоном. И Черчилль, и Рузвельт продемонстрировали ясное понимание того, что у русских могут быть законные, стратегически обусловленные желания определённой модификации их западных границ. Различия в позициях (обоих лидеров) касались, в основном, тактики. Британское правительство со временем пришло к выводу, что было бы лучше на данной стадии, пока Советский Союз был слаб и поддавался давлению, связать русских соглашением, включающим умеренные уступки, чем ждать заключительной фазы войны, когда русские армии, возможно, окажутся глубоко внутри Европы10.

Рузвельт был против подобной тактики в связи с целым рядом соображений. Как идеалист он желал твёрдо придерживаться принципов Атлантической хартии; как реалист он ожидал, что Соединённые Штаты благодаря войне превратятся в сильнейшую державу; как оптимист он полагал, что ему удастся с помощью личной дипломатии побудить Сталина принять его собственные точку зрения и схемы международного порядка, создаваемого под контролем четырёх великих держав; как пессимист он опасался, что за каждой уступкой русским требованиям в ходе войны позже последуют новые требования.

Те требования России, которые британцы считали законными и разумными, касались преимущественно Прибалтийских стран. Англичане также проявили некоторое понимание требований передачи Бессарабии и части Финляндии и в своих попытках убедить Рузвельта стремились представить требования, выдвинутые Сталиным, как умеренные: «Следует помнить о том, что Сталин мог потребовать большего, а именно контроля над Дарданеллами, сфер влияния на Балканах, одностороннего решения о русско-польских границах, доступа к Персидскому заливу, доступа к Атлантике, включающего передачу норвежской территории»11. Вскоре после этого «норвежский вопрос» был непосредственно поставлен перед Рузвельтом другой стороной. Президент получил письмо от кронпринца Норвегии Олава, в котором тот, учитывая стратегические реальности, пришёл к заключению, что русские могут пожелать обезопасить свою транспортную линию вокруг Нордкапа изгнанием немцев из Северной Финляндии и Северной Норвегии. С норвежской точки зрения было бы чрезвычайно полезно, если бы эта кампания была осуществлена совместными усилиями союзников12.

Прежде чем Рузвельт смог ответить на это письмо, польский министр иностранных дел Рачиньский, сопровождаемый послом Чичановским, нанёс официальный визит в Белый дом. Вопросом, особенно беспокоившим в это время поляков, была будущая русско-польская граница, и польское правительство недавно начало имевшее явную антисоветскую направленность дипломатическое наступление в пользу создания федерации небольших европейских государств к западу от СССР. С целью заинтересовать норвежское правительство, премьер-министр Польши генерал Сикорский незадолго до того, как Рачиньский выехал в Вашингтон, высказал Трюгве Ли предположение, что, возможно, имеется некая великая держава, проявляющая значительный интерес к Северной Норвегии, и в особенности к Нарвику13.

Таким образом, неудивительно, что в беседе Рузвельта с Рачиньским проблема Норвегии вышла на поверхность. Судя по отчёту Чичановского, эта тема была предложена президентом, вспомнившим о письме кронпринца Олава, где задавался вопрос: «Правда ли то, что Советский Союз потребовал аннексии Северной Финляндии, Северной Швеции и Северной Норвегии с портом на Атлантическом океане?» Предположительно, для того чтобы отвергнуть эту и подобные идеи, связанные с территориальными требованиями русских, Рузвельт, улыбаясь, назвал такие заявления «фантастическими»14. Отвечая на следующий день кронпринцу, президент заявил, что он ничего не знает о каких-либо желаниях русских оккупировать Северную Норвегию, хотя он и видел упоминание об этом в одной или двух газетных статьях. Его мнение состояло в том, что, «чем меньше говорить об этом, тем лучше. Мы не желаем внушать вредные идеи о подобной возможности кому бы то ни было»15. Может быть, Рузвельту следовало адресовать эти заключительные ремарки самому себе, так как, когда Сикорский встретился с ним месяц спустя, Норвегия вновь упоминалась, и на этот раз уже в знакомом контексте: если Запад сейчас поддастся требованиям русских, касающимся Прибалтики, то последуют новые требования «территорий других стран: Буковины, Бессарабии и Финляндии, а возможно, даже и Норвегии»16. И эта идея распространялась — вначале через беседу между Сикорским, Рачиньским и Чичановским с заместителем государственного секретаря Самнером Уэллесом, а затем в меморандуме Уэллеса, посланном помощнику госсекретаря Адолфу Бёрли17.

Выводы, вытекавшие из этого изложения ранней фазы дебатов о целях, которые русские преследовали в войне, могут быть суммированы следующим образом. Первое: видны две модели: одна — определяемая главным образом соображениями стратегии войны на суше (обеспечить безопасность западных границ России), тесно связанная с теми требованиями, которые Сталин изложил Идену, и вторая — та, что, похоже, появилась в контексте британских представлений о целях России и определялась соображениями стратегии войны на море, предусматривавшими предоставление Советскому Союзу доступа к океанам — через Персию, Дарданеллы, Балтику и Норвегию. Второе: хотя Рузвельт на этой ранней стадии и выступал против какого-либо формального одобрения территориальных требований России, мы знаем, что на протяжении весны 1942 г. он активно стремился к личной встрече со Сталиным. Тогда возникает вопрос: какие альтернативные предложения Рузвельт собирался противопоставить советским территориальным требованиям?

Англичане задавали себе тот же самый вопрос, и единственный ответ, который они на него нашли, появляется в меморандуме Форин Офис в феврале 1942 г.: «Мы понимаем, что линия, следовать которой может предложить президент Рузвельт, заключается в том, что он полностью признает справедливость сталинского требования безопасности и что это требование может быть удовлетворено различными путями (курсив мой — О.Р.) — путями, в отношении которых сейчас трудно принять окончательное решение»18. Это предполагает, что ответ следует искать в более широком контексте, охватывающем общие представления Рузвельта о международных отношениях.




Международный порядок по Рузвельту

Среди элементов, в которых следует видеть основу идей Рузвельта об устройстве будущего международного порядка19, два заслуживают особого упоминания. Первый: его твёрдое убеждение в том, что в будущем великие державы должны будут в значительно большей степени, нежели в межвоенный период, координировать и направлять межгосударственные отношения, — взгляд, нашедший своё краткое воплощение в идее «четырёх полицейских». С точки зрения ФДР, Лига Наций была ущербна не только морально, в связи с неучастием в ней Соединённых Штатов, но также и структурно, так как отсутствие в её составе столь многих великих держав обрекало эту организацию на склоки и безответственное отношение к ней малых государств. Другим важным фактором, обусловившим развал международных отношений в 1930-е годы, был, с точки зрения Рузвельта, экономический национализм, установивший многочисленные барьеры на пути развития мировой торговли.

Эффективный контроль, осуществляемый великими державами, более свободная торговля и более широкое взаимодействие между различными нациями являлись, таким образом, жизненно важными ингредиентами предлагаемого Рузвельтом рецепта прочного мира. Но во всём этом после войны Советский Союз должен был играть важную роль. Проблема заключалась в том, как подготовить почву для сотрудничества России в рамках этой системы, если отвергались такие средства достижения этой цели, как формальная аннексия территорий и крупномасштабный пересмотр границ. Как могли великие державы, такие, как Россия, чьи интересы не были удовлетворены, стать сильнее как политически, так и экономически без аннексий, военных баз и создания сфер исключительных интересов?

Альтернативным решением всех этих проблем была, с точки зрения Рузвельта, интернационализация при условии доминирования великих держав. Посредством разветвлённой системы контроля и надзора великие державы смогли бы вместе создать основы для более тесных и мирных отношений между нациями. В качестве члена привилегированного клуба великих держав Советский Союз получил бы компенсацию за те свои требования аннексий, которые не могли быть удовлетворены, и через активное участие в предлагаемой Рузвельтом международной системе Россия могла бы быть «приведена к норме» и интегрирована в сообщество наций.

Гибкими элементами этой альтернативы территориальной экспансии были, в понимании Рузвельта, опека — международное управление и контроль над стратегически важными районами и позициями по всему миру, осуществляемые под наблюдением нейтральных управляющих, фактически, однако, подчинённых всеобщим гегемонам — великим державам. Эти идеи явились плодом длительного процесса созревания, основные стадии которого можно проследить.

Ещё в середине 1930-х годов Рузвельт рассматривал идею межамериканской опеки над стратегическими районами, например, в Тихоокеанском регионе, как средство защиты Западного полушария. Позже сюда была добавлена Арктика, и в апреле 1940 г., когда после захвата Германией Дании защита Гренландии превратилась в серьёзную проблему, президент намекнул редакторам некоторых американских газет о том, что он обдумывает установление опеки США над Гренландией20.

В это время группа планирования политики Государственного департамента подготовила первый проект создания международных военно-воздушных сил на региональной основе из авиации малых нейтральных стран с размещением этих сил в стратегических пунктах регионов, которые могли бы быть нейтрализованы или интернационализированы21. В своих основных чертах эта идея международной сети стратегических баз для размещения миротворческих сил, находящихся под многонациональным контролем, просуществовала практически почти до конца войны. Среди упоминавшихся в проекте баз были острова Тихого океана, Азорские острова, Дакар и Танжер, а также Бельгия и другие страны, граничащие с Германией, на которые нельзя было рассчитывать в том, что они смогли бы защитить себя в случае новой германской агрессии. Несмотря на своё американское происхождение, эта идея позже была весьма энергично поддержана Советским Союзом, однако на этот раз в качестве одной из частей системы более прямого контроля со стороны великих держав. Американские военные отнеслись к этой схеме весьма скептически, частично в связи с тем, что они желали исключительно американского контроля над островами в Тихом океане, и частично из опасения того, что русские ищут предлог для строительства сети баз в соседних странах22. В итоге лишь очень бледная и разбавленная версия первоначальной идеи была включена в параграф 43 Хартии (Устава) Объединённых Наций, посредством которого страны-участницы предоставляли Совету Безопасности «вооружённые силы, содействие, средства, включая право прохода, необходимые для осуществления цели поддержания международного мира и безопасности».

Другая — и наиболее знакомая — версия идеи опеки касалась международного управления колониями и другими не управлявшимися самостоятельно территориями. Интересны обстоятельства, в которых президент впервые выдвинул это предложение: это случилось в июне 1942 г., когда Рузвельт в ходе визита в Вашингтон Молотова имел первую возможность предложить свои идеи послевоенного порядка члену ближайшего окружения Сталина. После того, как Рузвельт обрисовал схему «четырёх полицейских», он говорил о множестве островов и колоний, расположенных по всему миру, «которые в целях нашей собственной безопасности следует отобрать у слабых наций». Он хотел бы знать, не следует ли установить какую-либо форму международной опеки, например, для немецких и японских колоний в Тихом океане, а, может быть, и для британских колоний. «Самым лёгким и практичным способом иметь дело с этими островами было бы поместить их под управление международного комитета, состоящего из трёх или пяти членов». Реакция Молотова была положительной, но следует заметить, что он немедленно подчеркнул центральную роль великих держав в любом подобном контексте23.

Среди тех историков, кто комментировал эти беседы, ближе всего к сути дела подошел Херберт Фейс:

«...можно предположить, что, делая Молотову [эти намёки, касавшиеся американской политики], в это время, президент стремился умерить чётко не обозначенные советские территориальные претензии. Не предлагал ли он постоянный послевоенный союз с целью сохранить Германию и Японию слабыми и под надёжным контролем? Разве это не даст России лучшую форму безопасности, нежели расширение её границ до такой степени, которая вызовет трения? Разве его широкое предложение об опеке не давало Советскому Союзу шанс создать центры активности в различных частях мира за пределами его собственных границ?»24

В предложениях, выдвинутых Рузвельтом в беседе с Молотовым в июне 1942 г., о «четырёх полицейских» в качестве гарантов будущего мира, о разоружении Германии и Японии, международной опеке для бывших колоний, мы, в сущности, имеем один из первых проектов президентской альтернативы международному порядку, основанному на аннексиях и сферах интересов.

Едва ли было неожиданным то, что предложение о международном контроле над колониями вызовет решительное противодействие со стороны Великобритании. Когда весной 1943 г. Рузвельт предложил Идену в качестве жеста доброй воли Британии отказаться от Гонконга, Иден сухо заметил, что он не слышал от президента о каком-либо подобном жесте со стороны Соединённых Штатов. Этот вариант концепции опеки вызвал мало энтузиазма даже в Вашингтоне, частично из-за желания иметь острова на Тихом океане под контролем Соединённых Штатов, а не Объединённых Наций. Как нам известно, окончательная версия идеи опеки в применении её к колониям в системе опеки Объединённых Наций оказалась гораздо больше похожа на мандатную систему Лиги Наций, чем этого хотелось бы Рузвельту.




Свободные порты под международной опекой

Третий вариант рузвельтовской схемы опеки, нацеленный на улучшение условий для международной торговли, представляет для данного исследования особый интерес, так как касается свободных портов. Как упоминалось выше, Рузвельт рассматривал экономический национализм и торговые барьеры, созданные на протяжении 1930-х годов, в качестве факторов, содействовавших процессу, который привёл ко Второй мировой войне. Свобода мореплавания, равный доступ всех наций к мировой торговле и сырью были также включены в принципы Атлантической хартии. Судя по воспоминаниям Эллиота Рузвельта, президент заявил Черчиллю, что максимально возможная свобода торговли является важнейшим условием продолжительного мира25.

При реализации этих принципов следовало также найти место и для Советского Союза. Однако более широкое участие России в международной морской торговле пришло в противоречие с географическими препятствиями, как это стало очевидно с осени 1941 г. в ходе попыток стран Запада доставлять военные материалы в Советский Союз. Россия в действительности в основном была изолирована от моря. Предложенное Рузвельтом решение удовлетворяло трём его главным пожеланиям для международного сообщества будущего: более свободная мировая торговля, система опеки под международным контролем и некая альтернатива советским аннексиям - всё это сочеталось в его плане создания сети свободных портов, управляемых международной администрацией. Географическая изоляция России от великих океанов могла бы быть таким образом преодолена без аннексии промежуточных территорий.

Имеющиеся доказательства дают основание предположить, что Северная Норвегия стала первым объектом в размышлениях Рузвельта на тему свободных портов. Как это вскоре пришлось узнать Трюгве Ли, эта идея могла зародиться у Рузвельта в начале 1942 г. Именно тогда, когда он изыскивал средства удовлетворения советских желаний дальнейшей экспансии - средства, не предусматривавшие откровенную аннексию. Это стало ясно в ходе беседы между Трюгве Ли и министром иностранных дел Польши Рачиньским, имевшей место после переговоров Ли с Рузвельтом. Рачиньский тогда изложил свою версию того, о чём говорилось во время его и Чичановского переговоров с Рузвельтом в феврале 1942 г. Судя по его свидетельству, Рузвельт и в самом деле отверг мысли об аннексии Россией территории Норвегии, но добавил, что «определённые права на транзит и т.п.» - совершенно другое дело и вопрос об использовании «транспортных возможностей Нарвика Советским Союзом» может возникнуть26. Отчёт Рачиньского с первого взгляда является, возможно, не более надёжным, чем сообщение Чичановского. Однако сходство предложения относительно свободных портов, сделанного Рузвельтом Ли, и права на транзит, о котором, по сообщению Рачиньского, размышлял Рузвельт, едва ли является совпадением. И Рачиньский едва ли мог заимствовать эти идеи из норвежских источников: правительство Норвегии рассматривало этот вопрос как вопрос наивысшей степени секретности.

Если Северная Норвегия уже была выделена в качестве прототипа свободного порта, который имел в виду Рузвельт в феврале 1942 г., то причины этого решения определить нетрудно. Мы уже видели, что в это время Президент искал альтернативу территориальным требованиям русских и одно из этих возможных требований касалось норвежской территории. Однако северная шапка Европы оказалась этой зимой в фокусе внимания также и по другим причинам: конвои, доставлявшие военные материалы в Мурманск, и усилия, предпринятые для того, чтобы защитить эти транспорты от немецких воздушных и морских сил, быстро превращались для союзников в вопрос первостепенной важности. Для того, чтобы обеспечить безопасность конвоев, а также ослабить давление, оказываемое немцами на русские армии на Востоке, Черчилль желал - а Сталин требовал - открытия второго фронта в Северной Норвегии или в Северной Финляндии.

С другой стороны, сообщение Рачиньского о выдвижении этой идеи уже в феврале 1942 г. является весьма убедительным доказательством того, что это предложение первоначально исходило от самого Рузвельта; возможно, оно частично было инспирировано упоминаниями Нарвика поляками, упоминаниями, совершенно независимыми от желаний или требований самого Рузвельта. Совершенно невероятно, чтобы Сталин всего два месяца спустя после того, как он «предложил» Идену создать британские базы в Норвегии, информировал Рузвельта о желании России иметь порты в Северной Норвегии.

Окончательную ясность в этот вопрос внесли советские материалы, появившиеся благодаря недавней публикации коллекции документов по советско-норвежским отношениям. Эти документы дают право заключить, что подлинным отцом идеи был Рузвельт и что он высказал её в беседе с послом Максимом Литвиновым 12 января 1942 г. По сообщению Литвинова, Рузвельт упомянул о «необходимости предоставления нам незамерзающего порта на севере, где-либо в Норвегии, возможно, в месте, подобном Нарвику, и о том, что было бы можно предоставить нам коридор к этому месту. Это было бы честно и разумно»27.

Реакция Москвы была быстрой. Телеграфировав Литвинову, что, как он понял, президент предложил оккупацию Нарвика Красной Армией, НКИД проинструктировал посла сообщить Рузвельту: «Советский Союз не имел и не имеет никаких территориальных или иных претензий к Норвегии и в этой связи не может принять предложение о том чтобы советские войска оккупировали Нарвик». 12 февраля Литвинов выполнил поручение, а Рузвельт «ограничился тем, что сказал, что он не предлагал никаких военных операций в Норвегии и что будет возможно обеспечить права [Советского Союза] в Тромсё или любом другом северном порту без ущерба для суверенитета Норвегии посредством создания свободного порта»28.

Этот любопытный обмен посланиями является, с одной стороны, интересным примером того, как через небрежное употребление слов или неточное сообщение может возникнуть непонимание. В то же самое время он раскрывает нечто вроде культурной пропасти, разделявшей американского президента и русских. Рузвельт совершенно очевидно говорил о «свободном порте» - концепции, в эти годы распространённой в западном мире. С другой стороны, Литвинов и особенно бюрократы из НКИД вполне очевидно могли понять выражение «получить порт» лишь как распространение на него путём завоевания полного суверенитета их собственной страны. Рузвельт едва ли мог быть рад результату запуска этого его «пробного шара».

И всё же он не расстался с этой идеей.

Почему же Рузвельт вернулся к ней годом позже, в марте 1943 г.? Прежде всего потому, что, как он сказал Ли, нечасто представлялась возможность встретиться с министром иностранных дел Норвегии, - Ли тогда встретился с президентом в первый раз. Но Рузвельт выдвинул ещё один мотив, связанный с требованиями русских, касавшимися Петсамо в Северной Финляндии. Теперь мы знаем, что Соединённые Штаты в это время предлагали себя в качестве посредника между Финляндией и Советским Союзом. Это предложение, кстати, было сделано Молотову в тот же день, когда Трюгве Ли имел беседу с президентом29. Петсамо и другие русские условия заключения мира должны были обсуждаться тогда в Вашингтоне, и, возможно, они обсуждались в контексте незамерзающих портов и доступа России к Северной Атлантике. Также возможно, эта тема была поднята и в ходе осуществлявшегося в то время русскими в Лондоне и Вашингтоне зондажа относительно того, что Черчилль называл «послевоенным устройством» западных границ России. Черчилль не приводит никаких деталей, но Финляндия должна была упоминаться, так как, возвращаясь позже к этой теме, он добавляет, что американское общественное мнение было весьма «чувствительно к любым предложениям о признании русских позиций в Прибалтийских государствах и дело Финляндии имело значительную поддержку в Вашингтоне»30.

Петсамо привлекало русских по двум причинам - как источник никеля и как незамерзающий порт. Эксплуатация месторождения никеля всегда могла быть организована таким образом, чтобы оставить разумные гарантии суверенитета Финляндии. Рузвельт, однако, всё же думал о некой альтернативе для Петсамо как незамерзающего порта. В этом смысле Северная Норвегия подходила лучше всего, особенно с точки зрения Запада. Статус свободного порта для Петсамо после того, как Советский Союз впервые потребовал его аннексии, позволял закамуфлировать её, представив в качестве полуаннексии. Свободный порт в Нарвике, напротив, был бы более безопасен, так как сразу несколько государств были заинтересованы в том (и способны на то), чтобы предотвратить нарушение русскими их транзита и портовых привилегий. Это относилось как к северным странам - железнодорожная линия, ведущая к Нарвику, пересекала территорию Швеции и Финляндии, так и к Великобритании и Соединённым Штатам в связи с их заинтересованностью в недопущении изменения стратегической ситуации в Северной Атлантике.

Есть ещё один вопрос в связи с переговорами между Рузвельтом и Ли: как оказалось возможным для президента, не подготовив почву дипломатическими или другими методами, решить, что будет полезно сделать норвежскому министру иностранных дел столь радикальное предложение, высказав его в виде постскриптума к беседе, в остальном не имевшей сенсационного характера? Вопрос этот создаёт деликатную почву для предположений, и почву со многими ловушками. Однако начнём с того, что манера, в которой Рузвельт сделал своё предложение, весьма типична для метода, которым президент испытывал новые идеи. Он твёрдо верил в личную дипломатию, осуществляемую на максимально неформальной основе - «встрече умов» между «добрыми соседями». И темы, обсуждаемые государственными деятелями в ходе таких встреч, по его мнению, должны были иметь широкое международное значение. Детали его раздражали: малые проблемы могли быть решены на более низком уровне.

Его беседа с Ли, однако, была необычайной не только по форме, но и по содержанию, - и норвежец был потрясён. Но у ФДР могли быть достаточно весомые причины для ожидания именно такого интеллектуального свидания с Ли. Возможно также, что на него произвели впечатление многочисленные и часто дерзкие идеи, выдвинутые Трюгве Ли относительно послевоенного сотрудничества с Россией, например, в сфере экономики. Замечания Ли о том, что океаны скорее связывают нации, нежели разъединяют, о «соглашениях, по которым каждая союзная держава принимает на себя определённые обязательства» в «расширенной форме международного сотрудничества» или в «международной плановой экономике», и его утверждение, что «политическая стабильность не может быть достигнута без международного экономического сотрудничества», были созвучны собственным мыслям Рузвельта31. В ещё большей степени это относится и к официальному заявлению «Ориентиры внешней политики Норвегии», переданному по дипломатическим каналам большинству союзных правительств и выражавшему заинтересованность Норвегии в «более активных экономических связях с Советским Союзом» и её желание поддержать «любой шаг со стороны союзных держав, который может привести к тесному и доверительному сотрудничеству между Советским Союзом и другими союзниками». В нём также было заявлено, что «основы для дружеских отношений между Советским Союзом и странами Запада должны быть заложены сейчас, во время войны»32. Подобные же взгляды были выражены и в норвежской правительственной газете «Norsk Tidend» и воспроизведены рядом агентств новостей - взгляды, провозглашавшие целью Норвегии «служить связующим звеном и мостом в установлении доверия и сотрудничества между Советским Союзом и Атлантическими державами». Однако, если Рузвельт на этой основе ожидал реальной встречи умов с норвежским министром иностранных дел, то реакция Ли свидетельствует о том, что президент неверно оценил своего собеседника. Провозглашённая Норвегией политика возведения мостов между Россией и западными державами определённо не была рассчитана на включение в неё выдвинутой Рузвельтом концепции свободных портов.

После беседы в Белом доме Северная Норвегия больше не фигурировала в качестве опытного проекта свободных портов. Сама идея, однако, получила дальнейшее развитие и распространение. В списке мест, где Рузвельт хотел создать свободные порты, управляемые международной администрацией, оказались Гонконг и Дайрен. Для того, чтобы обеспечить свободное движение товаров всех наций, опека должна была быть утверждена также над Кильским каналом и Дарданеллами. Ближайшей параллелью проекта использования Северной Норвегии стала идея создания свободного порта в Персидском заливе, связанного с Советским Союзом железной дорогой, - порта и дороги, управляемых тремя или четырьмя попечителями. Некоторые из этих идей весьма серьёзно обсуждались в ходе встречи «Большой тройки» на Тегеранской конференции осенью 1943 г. Гонконг отпал в связи с неприятием этой идеи Великобританией, а Кильский канал вскоре стал частью большего комплекса проблем, связанных с переговорами о Германии. Что осталось и продемонстрировало проблемы, которые относились к выдвинутой Рузвельтом идее свободных портов, - так это Дайрен и порт в Персидском заливе33.

Уже было показано, что схема свободных портов инспирирована как нуждой России в незамерзающих гаванях, так и интересом Рузвельта к интернационализации и свободной торговле. В Тегеране свободные порты упоминались в двух контекстах - в рамках идеи опеки и как часть вопроса о доступе России к океанам34. Отчёты о конференциях совершенно ясно демонстрируют, что, по мнению Рузвельта, система свободных портов, находящихся под международным контролем, должна была наполниться реальным содержанием, а не превратиться в ширму для территориальной экспансии России. Однако создается впечатление, что даже на этой ранней стадии Сталин рассматривал её как новую формулу достижения традиционных политических целей. ФДР не видел - и не увидел бы - какого-либо противоречия между формой и содержанием этой схемы; когда он выдвинул предложение об использовании Дайрена в качестве свободного порта, «он надеялся на то, что [русские] не будут требовать ничего, кроме законных условий для торговли в Маньчжурии»35. Сталин, с другой стороны, сосредоточил всё своё внимание на том, что казалось ему важнейшим пунктом, а именно на доступе России к морю. Его индифферентные комментарии к заявлениям Рузвельта об интернационализации ограничивались ремарками типа: «это хорошая идея» или «это было бы неплохо».

Собственно, именно Черчилль поднял в Тегеране вопрос о выходе России к морям. Англичане, сказал он, думают, что Советский Союз заслуживает лучшего доступа к незамерзающим портам, и все хотели бы видеть русские военные корабли и торговые суда на всех мировых океанах. Сталин тотчас же поднял вопрос о Дарданеллах - старой кости в англо-русском соперничестве, - а также упомянул о желании иметь порт в Азии; в это время единственным русским портом, свободным ото льда, был Мурманск. Тогда-то Рузвельт и предложил Дайрен, который, как он полагал, китайцы будут рады видеть свободным портом, находящимся под международным контролем. Иран на конференции обсуждался в другом контексте, и Рузвельт тогда предложил, чтобы три или четыре опекуна построили порт в Персидском заливе и взяли под свой контроль железную дорогу между заливом и Россией36.

Из двух проектов создания свободных портов, обсуждавшихся в Тегеране, лишь в отношении одного, Дайренского, были предприняты некоторые шаги, направленные на его реализацию: секретным соглашением, достигнутым в ходе встречи в Ялте в феврале 1945 г., было решено, что Дайрен следует интернационализировать. Однако здесь имелась оговорка: эта интернационализация должна была быть подчинена условию «обеспечения преобладающих интересов Советского Союза». Аренда Россией Порт-Артура в качестве военно-морской базы также должна была быть восстановлена37. Это особое внимание к советским интересам было, очевидно, оговорено по настоянию советской стороны и может служить иллюстрацией сталинского отношения к концепции интернационализации. С другой стороны, интересы России в этом регионе имели глубокие корни, восходящие к Портсмутскому миру 1905 г., заключённому после русско-японской войны.

Принятие Рузвельтом этого тайного соглашения, достигнутого в Ялте, может вызвать подозрение в том, что к этому времени идея интернационализации представляла собой лишь прикрытие для русской экспансии. Существуют, однако, и другие обоснованные объяснения. Президент, чьё здоровье ухудшалось, находился во время Ялтинской конференции под сильным давлением, объясняемым необходимостью достижения твёрдого соглашения с русскими относительно их участия в войне с Японией. Рузвельт мог также не без основания думать, что небольшая уступка особым интересам России, основанная на историческом прецеденте, была не слишком большой ценой, которую можно было заплатить за официальное признание русскими принципа интернационализации. То, как этот принцип будет воплощён в жизнь, в любом случае зависело бы от общего развития международных отношений или, как это и случилось, в особенности от русско-китайских отношений. Случилось же так, что Советский Союз ушёл с Ляодунского полуострова и отказался от своих привилегий в Дайрене и Порт-Артуре в 1950-е годы.

Возможно, что наиболее сильным проявлением упорной веры Рузвельта в идею свободных портов является то, что ещё в декабре 1944 г. без какого бы то ни было поощрения с чьей-либо стороны он всё ещё стремился убедить Государственный департамент продолжить работу по претворению в жизнь идеи свободного порта в Персидском заливе. Ответ, полученный от Госдепартамента, заслуживает того, чтобы его процитировали:

«Задачей этой опеки, как предполагается, должно стать: (а) обеспечение России гарантированным выходом к Персидскому заливу; (б) экономическое содействие Ирану развитием транзита товаров через эту страну; (с) предотвращение использования Россией более жёстких методов, с тем чтобы обеспечить выход к этому Заливу; и (д) развитие международного сотрудничества... Цели этого предложения являются превосходными. Опека подобного рода, осуществляемая надлежащим образом, принесла бы выгоду Ирану и остальному миру. Департамент сожалеет о том, что, с его точки зрения, нет никаких возможностей достичь желаемых результатов. Каким бы образом этот план ни был разработан и предложен, он будет представляться Ирану и остальному миру лишь тонко завуалированным прикрытием политики с позиции силы и традиционного империализма... Трудно представить себе, чтобы Россия, по меньшей мере в настоящее время, была заинтересована в участии в международной опеке, осуществляемой в Иране, в подлинном смысле этого слова... Мы полагаем, что британцы почти наверняка выдвинули бы в равной степени энергичные возражения. На протяжении более чем ста лет британская политика была направлена на предотвращение получения какой-либо другой великой державой - и в особенности Россией - плацдарма в Персидском заливе»38.

Этими словами Государственный департамент кратко суммировал как общие проблемы, связанные с идеей Рузвельта, касающейся свободных портов, так и, если заменить Иран Норвегией, а Персидский залив Северной Атлантикой, предварительный обзор скрытых сложностей, связанных с проектом свободного порта в Северной Норвегии. Нельзя сказать, что эти вопросы были идентичны: интересы России в Иране были значительно сложнее, нежели они когда-либо будут в Норвегии, как по происхождению, так и по содержанию. И мы знаем, что в то время, как советское давление на Иран после войны превратилось в серьёзную международную проблему, отношения между СССР и Норвегией были сравнительно хорошими. Планирование создания свободных портов и транзитных возможностей для России через норвежскую территорию, скорее всего, испортило бы эти отношения.

Рузвельтовское видение сети портов, баз и других сооружений, находящихся для общего блага под международным контролем, было, во многих отношениях, характерно для присущей ему особой смеси реализма и идеализма. Реализм - в его концентрации на «мирных изменениях» в качестве центральной проблемы международных отношений, в признании того, что предварительным условием мирного сосуществования США и СССР будет трансформация последнего из международного парии в относительно удовлетворённую своим положением и равную сверхдержаву, в его точке зрения на роль торговли и экономического взаимодействия в отношениях между нациями. Идеализм - в убеждении, что Советский Союз можно было принудить принять интернационализацию в качестве альтернативы аннексии территорий, в том, что малые государства, в свою очередь, приняли бы контроль, осуществляемый великими державами, как гарантию мира в будущем и отсюда со своей стороны проявили бы желание принести необходимые жертвы.

Время войны часто является плодородной почвой для возникновения радикальных идей, которые в мирный период засыхают от отсутствия благоприятных условий. Концепция опеки, выдвинутая Рузвельтом, с самого начала опережала своё время, однако она не была полностью нежизнеспособной. По мере того, как отношения между союзниками с 1943 г. ухудшились, предвещая то, что впоследствии стало «холодной войной», принцип интернационализации, являвшийся сутью этой концепции, изменился, превратившись из передовой в опасную и наивную идею, особенно опасную для тех малых государств, которых могли призвать предоставить свою территорию для подобного рода урегулирования. Стоит заметить, что, когда на Потсдамской конференции возник вопрос о Дарданеллах, аргумент, который использовала Россия, добиваясь в дополнение к праву транзита ещё и военных баз, состоял в том, что Турция не являлась достаточно сильным государством, способным гарантировать свободный проход судов через Пролив39. Даже в Соединённых Штатах, где эта идея была рождена и, по крайней мере на некоторое время, получила право на жизнь, в конечном итоге её защищал один только Рузвельт. Англичане немедленно отвергли эту концепцию применительно к своим колониям и едва ли рассматривали серьёзно то, что от неё осталось. Русским же она была чужда по самой своей природе. Интернационализация, как её рассматривала в этот период Москва, в лучшем случае должна была восприниматься как некая чисто формальная надстройка для реалий власти, реалий, которые означали, что великая держава, обладавшая особыми интересами в каком-либо регионе, должна была бы также иметь право фактически контролировать его. С этой точки зрения тот факт, что Трюгве Ли и норвежское правительство столь остро возражали в 1943 г. против использования Северной Норвегии для экспериментов Рузвельта в области будущей политики, возможно, способствовало сохранению суверенитета Норвегии.





Примечания

Публикуемая работа — пересмотренная и дополненная версия статьи, впервые опубликованной в «Journal of Contemporary History».


Lie Т. Hjemover. Oslo, 1958. P. 85 — 86.


Статьи, опубликованные в газетах Нильсом Эрвиком (Allianse for fred // Arbeiderbladet. Oslo, 1964. Mar. 6) и Трюгве Ли (F.D. Roosevelt og Sovjet — legeneden // Dagbladet. Oslo, 1966. Nov. 11).


Vogt J. Partisan pa forpost. Oslo, 1965. S. 111 - 112; Historien om en logn // Dagbladet. Oslo, 1966. Oct. 18.


Stalin's correpondence with Churchill and Atlee, 1941 - 1945. N.Y., 1965. P. 33.


Woodward, Sir Llevellin. British foreign policy in the Second World War. L., 1962. P. 160.


Stortinget, Regjeringen og Hjemmefronten under krigen. Oslo, 1948. S. 176. Документы опубликованы парламентом Норвегии.


Woodward, Sir Llevellin. Op. cit. P. 191.


Churchill W.S. The Second World War. Vol. 3. L., 1950. P. 616.


Eden A. The reconing. L., 1965. P. 319.


Foreign relations of the United States. Diplomatic papers, 1942. Wash. (D.C.), 1961. Vol. 3. P. 518. (Далее - FRUS). Заметки о беседе с Лордом Галифаксом, сделанные Самнером Уэллесом.


Norway, 1941 - 1945. 23 February, 1942. President's secretary files (PSF). Franklin D. Roosevelt Library (FDRL). Hyde Park, N.Y.


Lie T. Hjemover. P. 56 - 57.


Ciechanovski. Defeat in victory. N.Y., 1947. P. 95.


Norway, 1941 - 1945. 26 February, 1942. PSF. FDRL.


Ciechanovski. Op. cit. P. 100. Автор создаёт впечатление, что это замечание было сделано Рузвельтом. Однако беседа с Уэллесом показывает, что оно было высказано Сикорским.


FRUS, 1942. Vol. 3. Р. 124, 542.


Ibid. P. 524.


Точка зрения на эти вопросы Рузвельта и особенно её развитие в годы войны не были достаточно изучены. Хорошее начало изучению этого вопроса было положено в книге: Range W. Franklin D. Roosevelt's world order. Athens (GA), 1959.


Ibid. P. 110.


Postwar foreign policy preparation / Ed. by A. Notter; Department of State. Wash. (D.C.), 1949. P. 459.


См.: McNeil. America, Britain, and Russia. L., 1953. P. 597, note; Feis H. Churchill, Roosevelt, Stalin. Princeton (N.J.), 1957. P. 121 - 122; Russell R. A history of the United Nations Charter. Wash. (D.C.), 1958. P. 156, 261, 467 - 468; Postwar foreign policy preparations. P. 321, 478, 589, 602, 616; FRUS, 1943. Conferences in Cairo and Teheran. P. 570 - 571; FRUS, 1944. Vol. 1. P. 624, 767 - 768.


Sherwood R. Roosevelt and Hopkins. N.Y., 1948. P. 572 - 574.


Feis H. Op. cit. P.68.


Roosevelt E. As he saw it. N.Y., 1946. P. 35.


Lie T. Hjemover. P. 95.


Norge-Sovjetunionen, 1917 - 1955: En utenrikspolitisk dokumentasjon / Ed. by S. Holtsmark. Oslo, 1995. Doc. 242. P. 302-303. Нумерация документов сохранена и в их издании на русском языке, опубликованном в 1997 г.


Ibid. Doc. 243, 244. P. 303 - 304.


Churchill W.S. Op. cit. Vol. 3. P. 673.


Ibid. P. 672.


См. выступление Ли по радио Юдек. 1940 г.: Times. 1941.Nov. 14. Отрывки из него приводятся в кн.: Holhorn. War and peace aims of the United Nations. Vol. 1. Boston (MA), 1943. P. 489 - 496.


Lie T. Hjemover. P. 59; см. также публикацию официальных документов: Norges forhold til Sverige under krigen, 1940 - 1945. Vol. 3. Oslo, 1950. P. 156 - 165.


Проблема опеки над Дарданеллами вскоре выпала из поля зрения; остался лишь вопрос доступа России в Средиземноморье и создания русских военных баз на Босфоре.


FRUS, 1943. Conferences in Cairo and Teheran. P. 509 - 511, 566 - 567.


Welles S. Seven decisions that shaped history. N.Y., 1950. P. 153.


FRUS, 1945. Conferences at Malta and Yalta. P. 333.


Ehrman. Grand strategy. Vol. 6. L., 1960. P. 219.


FRUS, 1945. Conferences at Malta and Yalta. P. 344 - 345.


Burnes J.F. Speaking Frankly [норвежское издание - Aerlig Tat!]. Oslo, 1947. P. 109.


Новые статьи на library.by:
ИСТОРИЯ:
Комментируем публикацию: Советские порты в Северной Норвегии? (Устройство мира по Рузвельту, цели Советского Союза в войне и Норвегия в 1942-1943гг.


Искать похожие?

LIBRARY.BY+ЛибмонстрЯндексGoogle
подняться наверх ↑

ПАРТНЁРЫ БИБЛИОТЕКИ рекомендуем!

подняться наверх ↑

ОБРАТНО В РУБРИКУ?

ИСТОРИЯ НА LIBRARY.BY

Уважаемый читатель! Подписывайтесь на LIBRARY.BY в VKновости, VKтрансляция и Одноклассниках, чтобы быстро узнавать о событиях онлайн библиотеки.