Г. НЁРРЕГОР. Внешняя политика Дании в послевоенные годы: 1815 - 24.

GEORG NORREGARD. Efterkrigsar i dansk udenrigspolitik. 1815 - 24. Kobenhavn. Gyldendal. 1960. 208 s.

Г. НЁРРЕГОР. Внешняя политика Дании в послевоенные годы: 1815 - 24.

Г. Нёррегор - один из известных буржуазных историков современной Дании. Примерно с 1945 г. он работает над кругом вопросов, связанных с отделением в 1814 г. Норвегии от Дании и с последствиями этого события для Датского государства. Рецензируемая книга, посвященная одному из "спокойных" и, видимо, потому наименее изученных периодов датской внешнеполитической истории, увидела свет вслед за монографиями того же автора "Дания и Венский конгресс" и "Кильский мир 1814 г."¹ . Изучение внешней политики Дании ограничивалось до сих пор главным образом периодом Французской революции XVIII в. и наполеоновских войн (труды датского историка начала текущего столетия Эдв. Хольма)² . Последующие же годы датской истории привлекали к себе внимание преимущественно норвежских (И. Нильсен) и шведских (Т. Хейер) исследователей, каждый из которых, естественно, занимался изучением отдельных аспектов отношений Норвегии и Швеции с Данией³ . Г. Нёррегор имел, таким образом, возможность разрабатывать почти не затронутую тему отношений Дании и Норвегии. Его книга основана на широкой базе источников из государственных архивов, преимущественно Копенгагена, а также Осло, Стокгольма, Вены, Парижа, Лондона, Мерзебурга (ГДР) и из местного архива в Ганновере (ФРГ). Автор использовал также часть микрофильмированных материалов Архива внешней политики России. Однако европейская пресса того времени им практически не привлечена.

Краткое введение к книге раскрывает общий замысел и установки автора. Г. Нёррегор подчеркивает зависимость решения внешнеполитических проблем Дании - побежденной союзницы Наполеона - от ее взаимоотношений с великими державами-победительницами, в первую очередь с Англией, и Россией. Он признает "традиционную заинтересованность" России в сохранении Данией государственной самостоятельности⁴ . Вместе с тем автор как бы не может "простить" Александру I его решающего участия в отделении Норвегии от Дании. На последнее обстоятельство буржуазный историк смотрит лишь с точки зрения датского абсолютизма. Читатель не узнает из книги, что предоставление Норвегии в 1814 г. самостоятельности, пусть даже ограниченной, было прогрессивным фактом большого значения. За внешней "объективностью" автора все же отчетливо проявляются его симпатии к правящим классам датского общества и его попытка трактовать интересы этих кругов как общенациональные. Для методологических позиций автора характерен отрыв истории дипломатии от социально-экономической истории Дании, отказ от классовой оценки внешней политики страны.

Во введении Нёррегор жалуется на стремление великих держав подчинить своему влиянию и своим интересам внешнюю политику малых стран. Дипломатический курс Дании он характеризует как лавирование между Россией и Англией с использованием англо-русских противоречий. При этом Англия тенденциозно характеризуется им как "единственная надежда" датского правительства, как защитник Дании от "вмешательства" со стороны России, от "русской экспансии" (стр. 9 - 10). Вольно или невольно здесь сказалось намерение исторически "обосновать" антисоветскую позицию правящих кругов современной Дании - форпоста НАТО на Балтике.

Первая половина книги посвящена вопросу о распространении на Норвегию части датского государственного долга, накопившегося за годы длительных войн, когда Дания и Норвегия были в составе единого государства. В работе Г. Нёррегора мы не на-

¹ G. Norregard. Danmark og Wienerkongressen. Kobenhavn. 1948; Ereden i Kiel 1814. Kobenhavn. 1954.

² E. Holm. Danmark-Norges udenrigske historie... 1791 til 1807. D. 1 - 2. Kobenhavn. 1875; его же. Danmark-Norges historie 1720 - 1814. VII, 2: Den udenrigspolitiske historie 1807 - 14. Kobenhavn. 1912.

³ J. Nielsen. Norges historie 1815 - 22. Kristiania. 1882; его же. Stormagternes forhold til Norge og Sverige 1815 - 19. Christiania. 1886; T. Hojer Den svenska utrikespolitikens historia. III, 2. Stockholm. 1953.

⁴ В своей книге "Дания и Венский конгресс" Г. Нёррегор останавливается на том, что русские дипломаты решительно воспротивились стремлению некоторых западных политиков разделить Данию и согласились оставить за ней Шлезвиг и Гольштейн. Сравнительно благоприятным для Дании исходом Венского конгресса король Фредерик VI и его министр иностранных дел Розенкранц были обязаны в значительной мере именно России.

ходям признания полнейшей несправедливости денежных притязаний датской монархии к Норвегии. Переговоры по этому вопросу велись между норвежскими и датскими комиссарами на протяжении 1815 - 1819 годов. Долгое время шведско-норвежское правительство не желало удовлетворять датских претензий. Г. Нёррегор показывает, как датское правительство само домогалось царского вмешательства в ход переговоров на стороне Дании (стр. 37, 42 и др.). Вразрез со своим тезисом об использовании Данией существовавших тогда русско-английских противоречий Г. Нёррегор подчеркивает, что Дания была заинтересована именно в совместном давлении России и Англии на тогдашнего правителя Швеции и Норвегии Карла-Юхана. Именно подобное выступление великих держав, специально обсуждавших в Лондоне и Аахене на протяжении 1818 - 1819 гг. вопрос о норвежском долге, заставило в конце концов Карла-Юхана согласиться в принципе с датскими притязаниями. Инициатором этого выступления было царское правительство (стр. 53 - 54), и без участия России, как признает Нёррегор, Дания ничего не добилась бы (стр. 86).

Многие страницы книги посвящены задачам датской внешней политики, вытекавшим уже не из Кильского договора, а из решений Венского конгресса. Прежде всего речь шла о приобретении Данией немецкого герцогства Лауенбург, а затем о датских притязаниях на взимание эльбских пошлин - вопрос, разбиравшийся длительное время и решенный лишь в 1821 г. (стр. 123 сл.). Не сразу были улажены и таможенные споры между Данией и вольным городом Гамбургом. Г. Нёррегор, к сожалению, не говорит о том, что притязания датской монархии были не чем иным, как реакционным пережитком средневековья.

По сравнению с этими таможенными спорами большее политическое значение имел самый факт вхождения датского короля в качестве герцога Гольштейна и Лауенбурга в Германский союз - событие, повлекшее за собой постоянное участие датских представителей в работах Союзного сейма во Франкфурте-на-Майне (стр. 131 ел.). Дания в качестве члена союза ревниво оберегала принцип независимости его участников, то есть стремилась к сохранению раздробленности Германии. Датское правительство "добросовестно" участвовало в меттерниховском удушении оппозиции в немецких государствах, выполняло пресловутые Карлебадские постановления и пр. (стр. 135 с.). Позиция абсолютистской Дании как одного из оплотов Священного союза в Северной Европе отчетливо проявилась в решительном сопротивлении Фредерика VI восстановлению даже старой, дворянской конституции Гольштейнского герцогства (стр. 139 ел.). К 1822 - 1823 гг. автор относит (вполне справедливо) важный рубеж в истории датской внешней политики. Отныне ее главной проблемой становились отношения уже не с Швецией, как это было в XVI - XVIII вв., а с германскими государствами (стр. 147 - 155). Датская политика в немецких землях встречала полную поддержку со стороны правительства Александра I. В Копенгагене, резюмирует автор, "были довольны тем, что умели понравиться Вене и Санкт-Петербургу" (стр. 155). Никаких примеров русского вмешательства, а тем более посягательства на датские владения в Германии автор, естественно, не может привести, и его тенденциозная установка, отмеченная выше, повисает в воздухе.

Военное поражение и тяготы континентальной блокады привели финансы, торговлю и судоходство Дании в крайне плачевное состояние. Усилиям датской дипломатии по охране национальных интересов в этой сфере посвящен особый раздел книги (стр. 156 сл.). Представляет интерес характеристика различных платежей, осуществленных Данией в ходе послевоенных расчетов с соседями, а также заключенных в эти годы торговых договоров. В этой же связи привлекают внимание частные вопросы русско-датских отношений - споры о соблюдении карантинных правил морскими кораблями и о порядке взимания зундских пошлин (стр. 164 сл.). Наличие у Дании колоний в Вест-Индии осложнило ее взаимоотношения с такими географически удаленными от нее государствами, как Соединенные Штаты Америки и Испания, заставило датских политиков пристально следить за поднимавшейся в то время национально-освободительной борьбой народов Латинской Америки (стр. 169 сл.).

В разделе "Дания и европейская семья народов" (стр. 173 сл.) автор повторяет уже сделанный им ранее вывод о том, что на Венском конгрессе Дании удалось восстановить "добрые отношения" с великими державами. Признаком этого было участие Дании в последней антинаполеоновской коалиции 1815 г. и в Священном союзе. Однако взаимоотношения с Россией оставались для Копенгагена проблемой первостепенной важности. Сетуя на "холодность" царского пра-

вительства, Г. Нёррегор признает, что Россия требовала лишь сохранения мира на Севере и была заинтересована в хороших отношениях между скандинавскими государствами. Русское правительство стремилось быть беспристрастным в спорах между Стокгольмом и Копенгагеном (стр. 173). Хотя в первые послевоенные годы Александр I, естественно, отдавал предпочтение своему союзнику по кампании 1812 г. шведскому регенту Карлу-Юхану (Бернадотту), именно заступничество за Данию по уже знакомому читателю вопросу способствовало охлаждению русско-шведской дружбы (стр. 185 сл.).

Датское правительство в те годы всячески стремилось избежать повода для малейшего недовольства со стороны могущественной Российской империи: русским кораблям, в торговые операции которых, по сведениям датчан, были вложены капиталы самого императора, с датского берега Зунда салютовали, как кораблям с императорским флагом (стр. 174, 187). Добиваясь дружбы и мечтая о союзе с Англией, датские политики в то же время больше всего боялись произвести невыгодное впечатление в Петербурге. Впрочем, Англия отклонила датское предложение о союзе: то была пора еще сравнительно слабых разногласий между Англией и Священным союзом⁵ .

В целом книга Г. Нёррегора представляет собой панегирик министру иностранных дел Дании Нильсу Розенкранцу. Изложение хода событий доведено автором как раз до времени смерти Розенкранца - января 1824 года. Вместе с тем Нёррегор правильно подчеркивает, что со смертью Розенкранца окончилась важная эпоха в истории датской дипломатии, тесно связанная с абсолютистскими традициями XVIII в. и антишведской политикой. Эта тенденция автора приписывать весьма многое одному Розенкранцу настолько сильна, что порой он впадает в преувеличение, когда пишет, что после смерти Розенкранца Дания на некоторое время как бы вообще прекратила всякую активную внешнюю политику и думала о своих соседях почти исключительно в связи с коммерческими делами (стр. 180 с.).

Последние страницы книги убеждают в том, что автор вопреки своей ложной посылке никаких признаков "русской экспансии", вмешательства России во внутренние дела Дании не нашел даже в тот период истории, когда царская Россия вершила европейской политикой и являлась жандармом Европы: "В целом нельзя исходить из того, что русское правительство особенно стремилось поставить Данию в зависимость от себя; но датский двор испытывал в этом смысле сильные опасения, явно большие, чем нужно, и старался во многих случаях предупредить возможное русское вмешательство..." (стр. 187).

Г. Нёррегор положительно оценивает итоги деятельности датской дипломатии в 1815 - 1824 гг., когда были созданы необходимые предпосылки "для долгого и во многих отношениях счастливого периода мира" (стр. 188). С этим нельзя не согласиться. Возврат к традиционной дружбе с Россией позволил Дании довольно быстро залечить раны, нанесенные ей наполеоновскими войнами. Вся датская история свидетельствует об иллюзорности той самой "угрозы с Востока", в существование которой, кажется, все еще верит автор рецензируемой книги.

⁵ См. "История дипломатии". Т. 1. Изд. 2-е. М. 1959, стр. 526 с.