В. П. СМИРНОВ. От Сталина до Ельцина: автопортрет на фоне эпохи

Исторические романы и художественные рассказы на исторические темы.

NEW ИСТОРИЧЕСКИЕ РОМАНЫ


ИСТОРИЧЕСКИЕ РОМАНЫ: новые материалы (2024)

Меню для авторов

ИСТОРИЧЕСКИЕ РОМАНЫ: экспорт материалов
Скачать бесплатно! Научная работа на тему В. П. СМИРНОВ. От Сталина до Ельцина: автопортрет на фоне эпохи. Аудитория: ученые, педагоги, деятели науки, работники образования, студенты (18-50). Minsk, Belarus. Research paper. Agreement.

Полезные ссылки

BIBLIOTEKA.BY Беларусь - аэрофотосъемка HIT.BY! Звёздная жизнь


Автор(ы):
Публикатор:

Опубликовано в библиотеке: 2020-03-05
Источник: Вопросы истории, № 4, Апрель 2012, C. 167-170

М. Новый хронограф. 2011. 504 с, ил.

 

Книга В. П. Смирнова вышла в серии "От первого лица. История России в воспоминаниях, дневниках, письмах". Автор - профессор Исторического факультета МГУ, известный франковед. Как он сам указывает, его книга "не мемуары и не историческое исследование", а "своего рода интеллектуальная автобиография на фоне исторической эпохи" (с. 7). Смирнов подчеркивает, что хотел посмотреть на свою жизнь "как на частичку жизни поколения, как на свидетельство о времени, как на жизнь "типичного представителя" советского общества в один из самых сложных периодов его истории от Сталина до Ельцина" (с. 6). Но его книга представляет собой одновременно и исследование политической ситуации в СССР (с привлечением различных источников), и интересные воспоминания и содержит рассуждения не только о собственной жизни, но и о событиях внутри исторической науки. Смирнов обрисовал проблемы советской творческой интеллигенции на протяжении почти всей второй половины XX века.

 

Автор родился в 1929 г. в российской глубинке, в Кинешме на Волге, в семье сельских интеллигентов. Вскоре семья переехала в Тугаев, а затем в Ярославль. Жизнь людей в этой среде, обычных тружеников, в эпоху сталинизма была пронизана прославлением великого лидера, ему посвящали песни, книги, статьи, кинофильмы, театральные постановки, "воспевавшие счастливую жизнь советских людей под руководством их гениального, мудрого, доброго человечного вождя товарища Сталина" Это был подлинный "культ личности" - "культ, напоминавший религиозный, сопровождавшийся массовым восторженным поклонением" (с. 16).

 

Отроческие годы историка пришлись на годы войны. Война оказала колоссальное влияние на формирование его мировосприятия. Война стала и одной из центральных тем исследований профессора Смирнова, автора монографий "Франция во время второй мировой войны" (М. 1961), ""Странная война" и поражение Франции" (М. 1963); "Движение Сопротивления во Франции в годы второй мировой войны" (М. 2000); "Краткая история второй мировой войны" (М. 2005).

 

Закончив среднюю школу с золотой медалью Смирнов решил получить высшее образование в столице. Сначала он учился в МВТУ, но уже на первом курсе понял, что сделал неправильный выбор. И в 1948 г. он поступил на Исторический факультет МГУ. Студенты-провинциалы жили дружно и весело в общежитии на Стромынке. "Я сначала разгуливал в старом лыжном костюме и в ботинках, которые "просили каши", а когда подошва почти полностью отвалилась, я привязал ее проволочкой, надел сверху галоши и в таком виде являлся на занятия. Меня это не смущало, потому что и многие другие студенты одевались не лучше" (с. 119).

 
стр. 167

 

"Я всегда считал и сейчас считаю, - заключает автор, - что в первые послевоенные годы Исторический факультет МГУ был лучшим советским высшим учебным заведением исторического профиля, прежде всего потому, что там тогда работали самые крупные историки". В 1948 - 1953 гг. на Истфаке преподавали Е. В. Тарле, Б. Д. Греков, Е. А. Косминский, И. И. Минц, В. И. Пичета и плеяда более молодых талантливых ученых (с. 126). С такими словами согласится практически каждый выпускник факультета. Отмечу, что звание академика в ту, такую нелегкую пору присуждалось действительно наиболее выдающимся (за исключением единиц, например авторов учебника по истории КПСС) исследователям, в отличие от современной эпохи, когда критерием для избрания почти без исключения стали занимаемые должности, родственные связи, принадлежность к определенному "клану" или просто способность так называемого "претендента" купить звание.

 

Среди историков, читавших общие курсы, были С. Д. Сказкин, С. П. Толстов, К. В. Базилевич, С. В. Бахрушин, И. М. Белявская. С особой теплотой Смирнов вспоминает о своем учителе Н. Е. Застенкере. "Он учил нас, - подчеркивает автор, - отличать факты от голословных утверждений, сведения, добытые из источников, от полученных из вторых рук, достоверные данные от недостоверных. Нередко он прибегал к методу Сократа: не высказывая прямо своего мнения, ставил вопросы, выявляющие противоречия в наших суждениях, и заставлял думать над ними. Во всех его замечаниях чувствовался острый критический ум и колоссальная эрудиция" (с. 133):

 

В советскую эпоху интеллигенции жилось трудно. Политической и идеологической критике в любой момент мог быть подвергнут каждый. Смирнов был свидетелем многочисленных нападок на людей творческих профессий. В 1946- 1948 гг. в стране сражались с "безыдейностью" (с. 152) и боролись с "фальсификаторами истории", а с 1949 г. развернули наступление на "космополитов" (с. 158 - 165). Дело дошло до того, что даже академика Е. В. Тарле обвинили в том, что он в своей книге "Нашествие Наполеона на Россию" якобы принизил роль героического русского народа и его армии и М. И. Кутузова (с. 163).

 

Автор пытается понять, как интеллигенция воспринимала эти события. Он отмечает: "Тем, для кого сталинский режим далекое прошлое, трудно понять психологию граждан тоталитарного сознания. Почему, казалось бы, неглупые и образованные люди верили официальной пропаганде и не видели того, что творилось у них под носом? Я думаю, прежде всего потому, что официальной идеологией советского общества были благородные идеи освобождения трудящихся и всего человечества от угнетения и нужды, от войн и эксплуатации человека человеком" (с. 184). "Способность обобщать и анализировать события встречается не часто, - продолжает он. - Далеко не все могут самостоятельно преодолевать "мифическое сознание" и трезво оценивать общество, в котором живут. Мы с детства жили в тоталитарном обществе и другого общества не знали. Оно казалось нам нормой, а с нормой не спорят, ей следуют" (с. 186- 187). Особое внимание автор обращает на то, какую большую роль в поведении советских людей играл страх всякого рода неприятностей, увольнения и, может быть, даже ареста (с. 187).

 

Грандиозной вехой в своей жизни автор называет XX съезд КПСС: "Мне кажется, что секретный доклад Хрущева, в котором состояла суть XX съезда КПСС, оставил неизгладимую отметину не только на мне, но и на всем моем поколении. Мы дети войны, но мы и поколение XX съезда" (с. 229).

 

В разделах, посвященных правлению Хрущева, Смирнов живо рисует образ нового лидера государства, рассказывает о тех веяниях в стране, которые затронули почти все сферы жизни. СССР и советская историческая наука вступили в пору "оттепели". Советские ученые стали выезжать за границу для участия в международных конгрессах, были созданы новые научные институты и журналы, известные историки получили доступ к некоторым ранее засекреченным архивным документам, начался пересмотр догм. "Главным печатным органом, выступавшим за пересмотр прежних оценок, стал центральный исторический журнал "Вопросы истории". Его редактор академик А. М. Панкратова и ее заместитель Э. Н. Бурджалов... решили восстановить историческую истину и отвергнуть укоренившиеся при Сталине неверные оценки исторических событий. Они публиковали соответствующие статьи, проводили встречи с читателями, устраивали публичные дискуссии" (с. 232). Однако очень быстро началась реакция. Советские историки, в том числе работавшие на Историческом факультете МГУ, разделились на "сталинистов" и "антисталинистов". Первые наступали, клеймили позором главный исторический журнал страны, вторые - защищались.

 
стр. 168

 

В марте 1957 г. Секретариат ЦК осудил редакцию "Вопросов истории" за теоретические и методологические "ошибки". "Вызванным на заседание Секретариата Панкратовой и Бурджалову даже не дали выступить. Потрясенная Панкратова, считавшая, что она честно выполняет решения XX съезда, на следующий день слегла в больницу и вскоре умерла. Бурджалова уволили из "Вопросов истории"" (с. 238). В том же году была разоблачена так называемая "антипартийная группа" (В. М. Молотов, Г. М. Маленков, Л. М. Каганович "и примкнувший к ним Шепилов"), пытавшаяся захватить власть и пересмотреть решения XX съезда.

 

Началось "закручивание гаек" на Историческом факультете. "Сталинисты" опять начали бой против "идейно-порочной линии" журнала "Вопросы истории" и "уступок буржуазной идеологии". Один доцент с дореволюционным партийным стажем удивлялся: "почему в кабинете новой истории нет портретов классиков марксизма-ленинизма, а висят только портреты Волгина, Тарле и находится бюст Вольтера?" (с. 249). Заведующий кафедрой истории КПСС Н. В. Савинченко говорил: "Те, кто знает иностранные языки, потенциальные шпионы" (с. 250).

 

На страницах, посвященных "оттепели", Смирнов особо останавливается на оценке деятельности Хрущева. Глава партии и государства "нередко шарахался из стороны в сторону: то поносил Сталина, то оправдывал его, как бы раскачиваясь на невидимых политических качелях, туда и обратно" (с. 253). Справедливости ради надо отметить, что в конце жизни Хрущев раскаивался в своих нападках на интеллигенцию.

 

В целом же инициатор "оттепели" сыграл положительную роль. Он начал разрушение тоталитарного режима, открыл Советский Союз внешнему миру, пытаясь придать своей стране новый и привлекательный образ могущественной, демократической и миролюбивой державы, развернул гигантское жилищное строительство. Но завершение его деятельности оказалось бесславным. Почему? Смирнов попытался ответить на этот вопрос словами его дочери, Р. Н. Аджубей, которая писала: "При нашей системе власти и при нашей системе жизни человек, который оказывается на самом верху, может адекватно воспринимать действительность и себя в этой действительности пять лет максимум. А дальше - всё. Окружение, лесть убедят любого, даже если ты очень сопротивляешься этому, что ты и бог и царь. Никита Сергеевич очень сопротивлялся вот такому влиянию аппарата. Он не любил ни лесть, ни подхалимаж. Даже в домашнем кругу. А потом к 63 году это ушло, и он поверил, что теперь может судить обо всем, его слово единственно правильное" (с. 284).

 

"Оттепель" сменила эпоха брежневского "застоя". Руководство страны предпринимало "попытки реабилитировать Сталина" (с. 329). До настоящего оправдания деятельности "великого вождя всех времен и народов" дело не дошло. И все же над СССР, по выражению автора, нависла "тень Сталина".

 

В исторической науке центр тяжести гонений на "инакомыслящих" переместился с Исторического факультета на академические институты. В 1965 г. большой резонанс получило "дело Некрича". Известный ученый, доктор исторических наук, сотрудник Института истории АН СССР опубликовал в издательстве "Наука" книгу "1941. 22 июня", в которой "впервые в советской литературе сравнительно подробно рассказал о подготовке Германией нападения на СССР, о том, как Сталина предупреждали о надвигающейся войне, а он этим предупреждениям не внял, и в результате Советский Союз оказался не готовым к войне и понес огромные потери" (с. 332). Реакция последовала незамедлительно. Название рецензии на книгу в "Вопросах истории КПСС" говорило само за себя: "В идейном плену у фальсификаторов истории". А. М. Некрича исключили из партии, перестали печатать, выживали с работы и даже пытались, правда безуспешно, лишить докторской степени (с. 333).

 

Своеобразным продолжением "дела Некрича" стало еще одно событие, потрясшее Институт истории. Партийный комитет института во главе с известным историком В. П. Даниловым представил общему партийному собранию доклад "О состоянии советской исторической науки", где выступил против попыток реабилитации Сталина, за "объективное, без упрощений и умолчаний освещение событий прошлого и настоящего". Большинство сотрудников института поддержало партком, но против него выступили Московский городской комитет КПСС и отдел науки ЦК КПСС. "В качестве метода борьбы против свободомыслия историков, - замечает Смирнов, - был избран не разгон института, а его постепенное удушение. Цензура не разрешала печатать статьи неугодных историков, их постоянно выживали с работы. В 1968 г.

 
стр. 169

 

Институт истории разделили на две части: Институт истории СССР и Институт всеобщей истории, попутно "сократив" особо активных противников сталинизма" (с. 334).

 

Другая "история историков" происходила в 1969 году. Институт истории СССР и Уральский университет организовали конференцию о составе рабочего класса дореволюционной России. Специалисты по этой проблеме доказывали, что собственно промышленный пролетариат был лишь частью рабочего класса. Это не понравилось. "Ученых обвинили в попытке поставить под сомнение пролетарский характер Октябрьской революции... главных организаторов - директора Института истории СССР, член-корреспондента АН СССР П. В. Волобуева и заведующего кафедрой Уральского университета В. В. Адамова - сняли с работы" (с. 353).

 

Отдельную часть книги автор посвятил своей alma mater, кафедре новой и новейшей истории. Он был ее аспирантом, а затем сотрудником в середине 1950-х годов и работает там же профессором по сей день. С 1953 по 1980 г. кафедрой руководил И. С. Галкин.

 

Завершающие главы книги посвящены недавней эпохе "перестройки", когда в стране "происходил подлинный идейный переворот, подготовивший падение советского режима" (с. 423). Ученые наконец-то освободились от давления прежних идеологических установок и получили возможность выбирать любые темы исследований и писать так, как они думают. А "в средствах массовой информации началась дискуссия о "белых пятнах" в истории, то есть о таких событиях, которые раньше замалчивались или извращались" (с. 390).

 

Как отмечает Смирнов, "в центре внимания специалистов по истории зарубежных стран оказались две темы: секретные протоколы к советско-германскому пакту о ненападении 23 августа 1939 г. и история Великой французской революции". Правда, признает автор, "дискуссия о советско-германском пакте и секретных протоколах к нему имела не научный, а политический характер. С научной точки зрения спорить было не о чем. Историки давно знали, что секретные протоколы опубликованы" (с. 424). Сегодня приходится констатировать, что спустя четверть века две указанные проблемы (особенно первая) продолжают привлекать огромное внимание. Но в отечественной историографии остается масса других "белых пятен", которые никак не могут дождаться внимания своих исследователей, а многие материалы главных московских архивов так и остаются недоступными для рядовых ученых.

 

Содержательная и поучительная книга Смирнова написана живым языком, легко и с интересом читается. Она помогает вспомнить или лучше узнать историю своей страны и поразмыслить над ней.

 

 


Новые статьи на library.by:
ИСТОРИЧЕСКИЕ РОМАНЫ:
Комментируем публикацию: В. П. СМИРНОВ. От Сталина до Ельцина: автопортрет на фоне эпохи

© М. Ц. АРЗАКАНЯН () Источник: Вопросы истории, № 4, Апрель 2012, C. 167-170

Искать похожие?

LIBRARY.BY+ЛибмонстрЯндексGoogle
подняться наверх ↑

ПАРТНЁРЫ БИБЛИОТЕКИ рекомендуем!

подняться наверх ↑

ОБРАТНО В РУБРИКУ?

ИСТОРИЧЕСКИЕ РОМАНЫ НА LIBRARY.BY

Уважаемый читатель! Подписывайтесь на LIBRARY.BY в VKновости, VKтрансляция и Одноклассниках, чтобы быстро узнавать о событиях онлайн библиотеки.