РУССКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ. ВОСПОМИНАНИЯ О 1917-1919 ГОДАХ

Исторические романы и художественные рассказы на исторические темы.

NEW ИСТОРИЧЕСКИЕ РОМАНЫ


ИСТОРИЧЕСКИЕ РОМАНЫ: новые материалы (2024)

Меню для авторов

ИСТОРИЧЕСКИЕ РОМАНЫ: экспорт материалов
Скачать бесплатно! Научная работа на тему РУССКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ. ВОСПОМИНАНИЯ О 1917-1919 ГОДАХ. Аудитория: ученые, педагоги, деятели науки, работники образования, студенты (18-50). Minsk, Belarus. Research paper. Agreement.

Полезные ссылки

BIBLIOTEKA.BY Беларусь - аэрофотосъемка HIT.BY! Звёздная жизнь


Автор(ы):
Публикатор:

Опубликовано в библиотеке: 2016-10-21
Источник: Вопросы истории, № 12, Декабрь 1967, C. 121-130

Первые дни нового строя

 

9 ноября стало ясно, что власть в настоящее время находится в руках Советского правительства, действующего от имени II Всероссийского съезда Советов. Тогда мне это казалось в высшей степени забавным, и я невольно улыбался, перебирая в памяти события последних трех дней. Я еще не привык к революционной атмосфере. Я пытался представить себе, как бы это выглядело, если бы в Лондоне возник комитет из простых солдат и рабочих и объявил себя правительством, не признающим никаких приказав из Уайтхолла, пока они не скреплены его, комитета, подписью. Я попытался представить себе, как британский кабинет вступает в переговоры с этим комитетом для устранения конфликта, в то время как Букингемский дворец окружен войсками, а глава государства, переодетый прачкой, убегает через черный ход. И все же нечто подобное произошло в окружавшей меня русской действительности. Было почти невозможно представить себе, что существовавшая веками российская империя действительно так бесславно распалась у нас на глазах.

 

Утром 9 ноября я прошел по Невскому проспекту. На улицах продавали буржуазные газеты, как будто ничего не случилось. Тон газет был сдержанным. Кадетская "Речь" была, как видно, до того потрясена событиями, что ограничилась только вздохами о судьбах России. На главном телеграфе я встретил человека, который, как я знал, был связан с банковскими кругами. Он был растерян, утешал себя только тем, что большевики, несмотря на свои успехи, удержатся у власти только несколько дней. В Петроградском телеграфном агентстве настроение было, напротив, уверенное. Все старые служащие работали как ни в чем не бывало... Курьеры сновали между редакциями кадетских газет, печатались и раздавались брошюры с антибольшевистской информацией. Было ясно, что во всяком случае часть служащих, с интеллигенцией во главе, уже готовилась к борьбе против нового правительства. В конце концов, подумал я, все это дело выльется, быть может, лишь в весьма рискованное предприятие. Как смогут удержаться рабочие и солдатские комитеты, даже обладая поддержкой голодных, уставших от войны масс, но имея против себя весь технический аппарат бюрократии и представителей иностранного финансового капитала? Как ни великолепно было это восстание порабощенных людей, показывавшее, что в массах еще живы и мужество и надежда, не были ли силы слишком неравны и не была ли их попытка заранее обречена на неудачу? Вряд ли России удастся избежать судьбы Карфагена... На Садовой я встретил знакомого, сотрудника газеты "Новая жизнь". "Большевики сделали большую ошибку, захватив власть таким образом, - заявил он. - Вероятно, они не удержат власть, если умеренные демократические партии не придут к ним на помощь...".

 

На следующий день, 10 ноября, настроение, однако, изменилось. Чувствовалось, что впервые за много месяцев в стране появилась политическая власть, которая знала, чего она хочет. Это мнение сквозило в обычных уличных разговорах. Перед цирком "Модерн" собралась большая толпа, перед которой должны были наряду с другими выступать делегаты съезда Советов. Мелкие собственники, лишенные средств студенты, владельцы маленьких лавочек и вообще те, кого в России называют "мещане", беседовали между собой... Окажутся ли большевики способными обеспечить города продовольствием и положить конец войне? Вот вопрос, который их интересовал. "Царское правительство с этим не справилось, правительство Керенского тоже, пусть теперь попы-

 

 

Окончание. Начало см.: "Вопросы истории", 1967, N 11.

 
стр. 121

 

таются эти", - такие слова я слышал повсюду. Мелкие лавочники и значительная часть "пролетариев в крахмальных воротничках", которые на протяжении всего лета были явно враждебны к большевикам, как видно, заняли сейчас позицию благожелательного нейтралитета. Я отправился в этот день на Васильевский остров, на набережную, куда причаливали пароходы из Кронштадта. Вдоль набережной, на некотором расстоянии друг от друга, стояли возле костров патрули из красногвардейцев и заводских рабочих с красными повязками на рукавах; командовали ими матросы. Толпы любопытных и зевак собрались, чтобы поглядеть на крейсер "Аврора" и минный заградитель, поднявшие красные флаги и бросившие якоря на Неве. Кронштадтские матросы и красногвардейцы превратили Балтийский флот в крепость революции. Поскольку они проявили себя как могучая ударная сила нового правительства, петроградский мещанин устремился сюда, чтобы увидеть своих новых хозяев. Некоторое время я наблюдал за тем, как они расспрашивали красногвардейцев и матросов - большевиков, на которых они вчера еще, под влиянием буржуазной пропаганды, смотрели чуть ли не как на исчадия ада и которые теперь, к их изумлению, оказывались обыкновенными человеческими существами.

 

Перед вечером я направился в Смольный. II Всероссийский съезд Советов только что закончился1 , и делегаты вновь направились во все концы страны. Они повезли с собой огромные тюки с брошюрами, прокламациями и воззваниями, чтобы распространить их в далеких краях. Степные татары и сибирские охотники должны были узнать о великом событии в Петрограде - создании рабочего правительства. Комнаты верхнего этажа, отведенные для официального органа Советов - газеты "Известия", были заняты большевиками. Меньшевистский редактор уже упаковал свои бумаги и как раз уходил, когда я вошел... Кто-то возился с отверткой у ящика письменного стола, ключ от которого, очевидно, спрятали меньшевики, прежде чем покинуть редакцию. В глубине комнаты шагал Ленин, погруженный в глубокую задумчивость...

 

Около восьми часов я покинул Смольный и направился мимо Таврического дворца на Садовую. Там я нашел того же приятеля из "Новой жизни", с которым встретился накануне. "В городе есть две политические силы, добивающиеся верховной власти", - сказал он мне, посоветовав посетить "Городскую управу". Было уже почти 10 часов, но я туда направился. В здании думы я нашел меньшевистских и эсеровских делегатов недавно закончившегося съезда Советов. Они, однако, явным образом не считали свою роль законченной, несмотря на то, что II съезд Советов оставил их в ничтожном меньшинстве. Городская дума, избранная примерно полгода тому назад на основе "территориального избирательного права", уже объявила о своей готовности сотрудничать с этими меньшевиками и эсерами из старого совета. Образовался совместный исполнительный орган - "Комитет спасения родины и свободы"2 . "Мы можем с полным основанием рассчитывать на то, что уже в ближайшие дни очистим Смольный от большевиков", - заявил один из руководящих членов этого комитета. Я знал его раньше как автора передовых статей эсеровской партийной газеты. "За нами стоят иностранные послы, которые решили признать нас как единственную законную власть в Петрограде", - добавил он. Большевистский Совет оказался, таким образом, перед лицом серьезного и организованного противника. Проба сил должна была начаться со столкновения между фабрично-заводскими комитетами, куда входили организованные рабочие Петрограда, и учреждениями, избранными по территориальному принципу. Большевики сумели завоевать себе позиции в фабрично-заводских комитетах, которые в результате постоянно проводившихся перевыборов верно отражали соотношение сил различных политических течений внутри организованного рабочего класса. Другой лагерь находился, напротив, под влиянием меньшевиков и эсеров, которые ранней весной еще представляли собой популярные партии. По существу, они попросту извлекали выгоды из революционного настроения, существовавшего в тот период и ныне переросшего прежние рамки. Обе силы опирались в целях защиты своей мощи на учреждения, созданные революцией. Одна - на гибкие профессиональные органы классово сознательного пролетариата, а другая - на неподвижные и тяжеловесные учреждения, созданные буржуазной демократией. Какая же из них возьмет верх? Вокруг "Комитета спасения родины и свободы" группировалась верхушка средних слоев города. Журналисты кадетской и капиталистической прессы, кадровые офицеры, присяжные поверенные и студенты технических институтов приходили и уходили. Многие печатные произведения начинали отсюда свой путь к общественности. Я увидел отряд казаков-фронтовиков. Совершенно ясно было, что планируется какое-то военное предприятие. В воздухе носились об этом слухи. Около полуночи я вернулся домой.

 

Утром следующего дня, около 11 часов, меня разбудили звуки выстрелов. Я оделся и вышел на набережную Фонтанки. Едва я шагнул за ворота, как услышал пронизывающую туманный воздух, бьющую по нервам беспрестанную трескотню пулеметов. В следующее же мгновение глухой звук пули, ударившейся в гипсовые украше-

 

 

1 Ф. Прайс допускает неточность. Съезд закончил работу 9 ноября в 5 часов утра. (Здесь и ниже примечания переводчика и составителя публикации - О. В. Кузнецовой.)

 

2 Автор ошибочно именует этот орган, он назывался "Комитет спасения родины и революции".

 
стр. 122

 

ния на стене дома, возле которого я стоял, показал мне, что было бы благоразумнее поискать укрытия. Из надежного убежища у окна швейцарской я окинул затем взором поле битвы. Она началась, эта проба сил Советов, находившихся в Смольном, и "Комитета спасения родины и свободы". В большом желтом здании по эту сторону канала, в Военной академии3 , укрепился отряд юнкеров и студентов. Пулеметные очереди били из окон по направлению к Невскому проспекту. Со стороны Садовой им отвечали пулеметными очередями и отдельными винтовочными выстрелами, и некоторые пули попали в дом, в котором я жил. Осаждающие не располагали, по-видимому, достаточными силами и вскоре прекратили огонь. Тем временем я покинул свое убежище и осторожно продвинулся вдоль Фонтанки до моста, по которому прошел. Когда я оказался против цирка "Модерн"4 , вновь началась ожесточенная стрельба из окон Военной академии. Пули свистели над головами, и внезапно улица опустела. Я вместе с другими прохожими укрылся в парадном какого-то дома и стал ждать. Царило подавленное молчание; внутреннее смятение люди пытались скрыть за подчеркнутым наружным спокойствием. Я взвешивал, не ударит ли в нас рикошетом пуля при следующем залпе. Здесь, поистине, проходила линия фронта, не национального, а классового, и, что было даже удивительно, между враждующими силами не было никакой четкой, разграничительной линии. Среди людей, вместе с которыми я стоял, были представители буржуазии, а рядом с ними - рабочий и два дезертира из ныне быстро распадавшейся царской армии. "Чего вы прячетесь? - сказал хорошо одетый мужчина, обращаясь к одному из солдат. - Вы же были на войне, и вам нечего бояться пуль!". "Два года испытывал эту радость на войне против немцев и дважды был ранен, - ответил солдат. - С меня хватит, я думаю". "Почему же вы не идете помогать юнкерам против этих красных разбойников? Или вы один из тех наших храбрых дезертиров, которые продали Россию этим большевикам и немцам?" - спросил опять хорошо одетый господин. "Дайте мне только винтовку, и я сам пойду против этих юнкеров", - ответил солдат. "Я уж позабочусь, чтобы тебе в руки не досталась винтовка", - проронил господин, как будто сожалея, что он вообще затеял этот разговор. Очевидно, и он и его коллеги по классу в Петрограде уже тогда горячо желали отобрать у простых людей из народа оружие, так же точно, как тремя годами раньше, когда началась война с Германией, они заботились о том, чтобы вложить им винтовки в руки. Не начиналась ли эпоха гражданской войны?

 

Когда стрельба опять немного успокоилась, я вышел из моего убежища. Солдаты с красными кокардами на фуражках и кронштадтские матросы выкатили полевое орудие. Подходили отряды красногвардейцев. Кто-то в кожаном пальто, очевидно, член Военно-революционного комитета, крикнул одному из солдат: "Какой части?". "Мы с Путиловского завода", - ответил за него молодой человек в штатском с винтовкой на плече и с красной повязкой на рукаве... Я стоял недалеко от цирка, здание которого прикрывало, меня от обстрела из окон академии, откуда юнкера вели свой смертоубийственный пулеметный огонь. Как можно было заставить замолчать этот пулемет? Он поливал огнем три улицы и делал приближение с трех сторон невозможным. Второй пулемет стоял у северного входа. Красногвардейцы явно не собирались с помощью артиллерийского огня сровнять с землей здание академии. И все же штурм здания был связан с большими жертвами. Уже с десяток раненых красногвардейцев лежали на земле перед входом в цирк. Не было никого, кто мог бы оказать им первую помощь, хотя в Смольный срочно сообщили об этом. "Красный крест" обслуживал "Комитет защиты родины и свободы", а медицинский персонал частных и городских больниц саботировал. Это привело к тому, что солдаты полка, как будто сочувствовавшего Смольному, опять стали проявлять нерешительность. Они заняли позицию на Марсовом поле, севернее академии. Потеряв восемь человек и не видя способа принудить пулемет к молчанию, они начали терять мужество. Около трех часов я увидел большой отряд матросов, приближавшийся со стороны Невы... Колеблющимся солдатам на Марсовом поле было предложено подготовиться к атаке или убираться по домам, если они не хотят иметь дело с революционным трибуналом. На позицию были поставлены еще два полевых орудия. Без долгих разговоров меня выставили из моего удобного и надежного убежища у стены маленького служебного здания вблизи канала. Итак, мне не оставалось ничего другого, как поспешить вернуться в свой дом на другой стороне канала.

 

Я отправился в путь, но, когда достиг моста, раздался орудийный выстрел. Пушка матросов начала огонь, и ужасная пулеметная трескотня со стороны академии возобновилась. Пули пронизывали воздух; обернувшись, я увидел штурмовую группу красногвардейцев, продвигавшуюся через закоулки, где я сам только что находился, по направлению к академии. Все время забегая во дворы и парадные подъезды, как только начиналась стрельба, я избегал пуль и, наконец, благополучно достиг моего дома. Вскоре все замерло. Матросы сделали свое дело. Юнкера капитулировали и были отправлены в Петропавловскую крепость... Так закончился злополучный мятеж юнкеров 11 ноября. Смольный и "Комитет спасения родины и свободы" померялись сила-

 

 

3 Юнкерский мятеж был начат не Военной академией, а Владимирским училищем.

 

4 Это, вероятно, описка. На берегу Фонтанки находился цирк Чинизелли. Цирк "Модерн", впоследствии сгоревший, находился на Петроградской стороне.

 
стр. 123

 

ми, и Смольный вышел победителем. Матросам Балтийского флота и петроградским фабричным рабочим удалось выставить достаточное количество вооруженных сил и технических средств борьбы, чтобы одолеть офицерский и студенческий корпус, поспешно мобилизованный против них петроградской буржуазией. Меньшевики и эсеры, которых я еще за день до того видел тесно сотрудничавшими с городской управой, проиграли свою игру. Рабочие доказали, что они обладают мощными источниками силы и, что всего важнее, волей к удержанию власти. С этого момента они стали неоспоримыми хозяевами Петрограда.

 

...Уже 12 ноября стало ясно, что Советам в Смольном угрожает новая опасность. Большевистская газета "Известия" вышла со следующим призывом, напечатанным большими буквами: "Контрреволюционная буржуазия поднимает голову. Революционный пролетариат сумеет дать ей ответ". Декрет Петроградского Совета обязал все газеты, включая буржуазные, перепечатать это извещение... Керенский во главе казаков и сохранивших ему верность войск приближался к Петрограду. По слухам, речь шла о 20 тысячах солдат, которые якобы уже заняли Царское Село. Было ясно, что они представляли собой ту внешнюю силу, с которой "Комитет спасения родины и свободы" поддерживал с самого начала связь. Было условлено, что одновременно с приближением Керенского к Петрограду разразится и мятеж юнкеров. Но последний вспыхнул слишком рано. Тем не менее комитет надеялся, что Керенский и один овладеет Петроградом. Какой-то полный энтузиазма член кадетской партии заверял меня, что Керенский, безусловно, уже к вечеру будет в городе.

 

Я отправился на другой берег Невы, на Выборгскую сторону, где хотел разыскать на металлообрабатывающем заводе одного знакомого. Заводы были закрыты. Отовсюду поступали заявления о желании идти на фронт против Керенского. На заводском дворе только что закончилось большое собрание, и сюда прибыл грузовик с оружием, которое собирались раздавать рабочим. В толпе я наткнулся на моего приятеля. Он был, как и другие, в штатском, но прикрепил к своей меховой шапке красный бант. Как он мне рассказал, транспорт с оружием прибыл из Сестрорецка, небольшого городка на финской границе, где находился оружейный завод. Военно-революционный комитет превратил этот город в центральный пункт снабжения оружием петроградских рабочих. Один за другим отправлялись оттуда грузовики на петроградские фабрики и заводы. Стали раздавать продовольствие. Мой приятель получил буханку хлеба и колбасу, чего должно было хватить на два дня... Под звуки "Интернационала" рабочие покинули заводской двор и исчезли в тумане зимнего дня. Улицы Васильевского острова и южного берега Невы были заполнены отрядами вооруженных красногвардейцев с заводов; они маршировали к Царскосельскому вокзалу. Хорошо одетые прохожие из буржуазной среды оглядывали их, когда они проходили по Невскому и Садовой, мысленно посылая им проклятия. Эти буржуа явно надеялись, что, несмотря на неудачу мятежа юнкеров минувшим днем, наступление казаков с фронта принесет им спасение. Но зрелище непрерывно изливавшегося с фабрик и заводов потока красногвардейцев, устремлявшихся на новый фронт, лишало их самообладания. "Хоть бы немцы пришли и уничтожили всю эту нечисть!" - воскликнул кто-то из них. Это был поистине величественный парад сил красных!.. И, как всегда, главное бремя борьбы взял на себя промышленный пролетариат, заводские рабочие, готовые пожертвовать собой для революции...

 

[Далее Ф. Прайс отправился в Смольный, в Военно-революционный комитет.] Весь вечер поступали донесения с фронта. Керенский стоит под Пулковом, услышали мы около 5 часов. О казаках Краснова сообщали, что они находятся в нерешительности и хотели бы уклониться от борьбы. На этом участке фронта была необходима масса пропагандистской литературы. Следовало предпринять специальную кампанию. Быстро созданный отдел печати "Известий" предоставил для этого все свои силы, и через полчаса два грузовика отправились на фронт с затребованным оттуда духовным оружием...

 

На следующий день, 13 ноября, Смольный мог с триумфом сообщить о беспорядочном отступлении Керенского от Пулкова. Руководителям красногвардейцев, несомненно, удалось побудить своих людей занять позиции, предназначенные им для защиты революции. Распространение листовок дало ощутимые результаты в среде казаков, которые, как сообщалось, побратались теперь с красногвардейцами и спрашивали лишь о транспортных условиях, которые позволили бы им вернуться домой, на "тихий Дон". Керенский бежал, Краснов был взят в плен и отпущен под честное слово, ибо рабочие даже по отношению к наймитам своих классовых врагов проявляли великодушие5 . Петроградские рабочие тем самым доказали, что благодаря своим классовым организациям они способны разбить наймитов, брошенных против них как из глубины страны, так и с фронта. Как обнаружилось, казаки были слишком сильно поглощены собственными аграрными проблемами, чтобы беспокоиться о революции в Петрограде. Солдаты Северного фронта были настроены столь же революционно, как и петроградский гарнизон, даже еще более, ибо им больше, чем другим, пришлось страдать от голода и холода. Все, что оставалось Керенскому, это собрать пару- другую офицеров,

 

 

5 Шестью месяцами позже Краснов заключил союз с немцами и создал враждебное правительство на Дону, чтобы разбить большевиков и открыто взять власть в свои руки. - Примечание автора.

 
стр. 124

 

армейских делегатов из числа правых эсеров, тех самых, что, будучи избраны полгода тому назад, больше всего тревожились о том, чтобы не подвергнуться перевыборам. Они пустили в ход все, что могли, силы неба и ада, чтобы побудить своих людей к наступлению на Петроград, но безуспешно...

 

Но что происходило за пределами Петрограда, на всей территории России? В течение последующих трех дней начали постепенно поступать различные известия, доходившие и до меня. Вечером, 15 ноября я встретил одного армейского врача, который как раз только что вернулся с Юго-Западного фронта. Вечером 14 ноября он проезжал Москву по Окружной железной дороге. Слышались разрывы тяжелых артиллерийских снарядов, и видны были вспышки огня в направлении Кремля. Юнкера и отряды офицеров, возглавляемые правыми эсерами, укрепились в Кремле, где были целые горы боеприпасов и продовольствия. Московский Совет, расположенный в старом правительственном доме на Скобелевской площади, возглавил операции против засевших в Кремле... Как и в Петрограде, лишь часть гарнизона была здесь готова взять на себя тяжелые жертвы во имя революции... Но здесь не было отрядов матросов, которые могли бы, как в Петрограде, усилить ряды революционеров. Главная тяжесть борьбы легла на плечи сравнительно неопытных в боевом отношении фабричных рабочих и на отряды партизан, не получившие регулярной военной подготовки, и только 25 ноября мы услышали, что юнкера и офицерские отряды капитулировали перед силами Московского Совета и что на колокольне Ивана Великого развевается красный флаг... В некоторых пунктах местные Советы опередили Петроградский Совет. Так было, в частности, в Казани и в среднеазиатских городах, где власть уже 5 ноября перешла в руки гарнизонов и красногвардейцев6 . Все известия, которые я получал, ясно подтверждали, что действия революционеров в Петрограде отражали лишь то, что в различных формах и при различных условиях происходило по всей России...

 

[Далее Ф. Прайс рассказывает о ходе Чрезвычайного Всероссийского съезда Советов крестьянских депутатов, о потере правыми эсерами влияния на крестьянство и о поддержке левыми эсерами большевиков.] Возник союз идущих за большевиками рабочих и солдат с крестьянской беднотой и середняками северных областей и Средней России. Ленинская тактика победила... Большевики приобрели ценных союзников в деревнях всей Северной и Центральной России. С этой поддержкой они получили возможность противостоять саботажу чиновников в государственном аппарате и, наконец, сломить этот саботаж. Уроком недели, которая закончилась 24 ноября, было то, что Ленин вышел полным победителем. Своим отказом пойти на компромисс в момент, когда компромисс был равнозначен признанию поражения, Ленин завоевал победу.

 

23 ноября я зашел в Народный комиссариат иностранных дел и увидел там советских комиссаров, занятых прилежной работой над архивами. Они наконец получили ключи, без которых не могли достать тайные договоры. До настоящего времени это не имело особого значения. Но как только стало ясно, что правящие классы союзных стран решили бойкотировать Советы, стало настоятельно необходимо овладеть оружием защиты. Самым лучшим моральным оружием, которым только можно было располагать, являлась открытая дипломатия. Ключи удалось найти с помощью чиновника прежнего министерства иностранных дел, который через несколько дней вернулся на работу. Его привели в комнату, где находились сейфы, и сказали, что он должен открыть их и объяснить, что в них находится. Он выразил готовность это сделать, поскольку комиссары дали ему ясно понять, что они действительно обладают властью. "Я служил России тридцать лет, - сказал он, - и буду служить любой партии, обладающей достаточной властью, чтобы говорить от имени России". С этими словами он открыл сейфы. В последующие дни "Известия" опубликовали один из тайных договоров. Свидетелями каких поразительных перемен стали в эти дни стены русского министерства иностранных дел! Я вспомнил, как два года тому назад в прекрасной комнате с окнами, выходящими на площадь Зимнего дворца, с французской мебелью XVIII века, с портретами царей и цариц из дома Романовых на стенах я брал интервью у. М. Сазонова, тогдашнего министра иностранных дел Николая II. Мы говорили о возможности реформ в России. "Да, - сказал министр, - они возможны, даже, может быть, неизбежны, но при условии, что они останутся в рамках русских традиций. Не может быть, разумеется, и речи о каких-либо далеко идущих реформах, пока война не закончена и Германия не разбита... Существует только одно, что способно спасти наш народ, - верность старым традициям". Я посмотрел на кресло, где тогда сидел Сазонов, и подумал: что бы он сказал сейчас? Романовых больше нет, Керенского тоже, и что сталось с традициями?... В соседней комнате советские комиссары лихорадочно занимались разбором документов и тайных договоров, составленных и подписанных Сазоновым и послами союзных стран от имени их правительств... Может быть, это и были те самые "древние традиции", на которые намекал Сазонов? Если так, то не могло быть сомнения в том, что советские комиссары быстро справятся с ними самым простым способом: путем предания их гласности. С балкона Нар-

 

 

6 Эта датировка не подтверждается документальными источниками: в Москве власть Советов утвердилась 3 (16) ноября, в Казани Советская власть была установлена 26 октября (8 ноября), а в Ташкенте, являвшемся центром пролетарской революции в Средней Азии, - 31 октября (13 ноября) 1917 года.

 
стр. 125

 

комата иностранных дел на морозном ветру развевалось красное знамя. Начертанная на нем надпись гласила: "Да здравствует мир!". Вся царившая там атмосфера создавала впечатление, что русские революционеры начали серьезную борьбу за мир.

 

Вечером 30 ноября я присутствовал в Смольном на заседании Исполкома ВЦИК. Когда я входил в зал, Ленин как раз говорил об указаниях, которые Совнарком хочет дать солдатским комитетам на фронте, чтобы проложить дорогу переговорам о перемирии. Его предложение заключалось в том, чтобы солдатские делегаты вступили в связь с солдатскими советами немецких войск, а если таковых не существует, - с их офицерами и штабами. Этот выход был единственным, так как на генеральный штаб в Могилеве нельзя было положиться. Ленин зачитал ответную телеграмму генерала Духонина на предъявленное ему Совнаркомом требование разработать условия всеобщего перемирия. Духонин заявлял, что без согласия союзников план заключения перемирия подготовить невозможно. Это, сказал Ленин, наилучшее доказательство того, что офицеров генерального штаба следует рассматривать как агентов капиталистов стран Антанты, и, чтобы чего-нибудь добиться, следует рассчитывать только на солдат в окопах. Он сказал, что, пока не поступят ответы союзников на радиограмму от 20 ноября, сепаратного перемирия заключать не будут, но фронтовые комитеты солдат должны тем временем предпринять подготовительные шаги и вступить в переговоры с немцами. Таким путем надеялись подорвать авторитет немецких офицеров И одновременно укрепить товарищеские чувства между русскими и немецкими солдатами. Один молодой фронтовик был выдвинут левыми эсерами, чтобы возразить Ленину. Левые эсеры, которые обычно сопротивлялись централизму и часто упрекали большевиков в бюрократизме, в данном случае доказывали, что солдатские комитеты не компетентны заниматься подобными вопросами, которые являются скорее делом центра. Ленин стал вежливо спорить с "революционными интеллигентскими путаниками", как он их называл. Его способность доброжелательно убеждать противника проявилась в этот вечер с полным блеском... В тот вечер он привлек весь ВЦИК на свою сторону. Около 11 часов всякое сопротивление прекратилось...

 

[Ф. Прайс рассказывает затем об обстановке, создавшейся после получения 23 февраля 1918 г. ответа Германии с новыми условиями мира.] В Таврическом дворце спешно создавали отряды Красной гвардии для защиты Петрограда. Некоторые, считая, что надежд на успешное сопротивление нет, поскольку крестьяне остаются пассивными, советовали оставить Петроград и Москву и отступить за Урал... Первым голосом, прозвучавшим как зов вождя во тьме, был голос Ленина. В большевистской газете "Правда" 23 февраля появилась подписанная Лениным статья, где он в решительном тоне изложил причины, в силу которых русская революция должна подписать мирные условия, предложенные Германией. Эта статья распадалась на ряд пунктов и имела значение фактора, решающего для хода революции в эти часы...7 . Статья тотчас же стала предметом ожесточеннейших споров. Решающий момент настал. Срок нового немецкого ультиматума истекал на следующее утро, 24 февраля, и еще этой ночью ВЦИК должен был собраться, чтобы принять тяжелое, роковое решение. В те недолгие часы, которые оставались до открытия заседания, статья действовала поэтому, как дрожжи на тесто. Она нашла и много сторонников и, как казалось, ожесточенных противников. Вечерам 23-го, в 8 часов, большевики и левые эсеры, входившие в состав ВЦИК, собрались на фракционные заседания. После долгих и бесплодных споров около полуночи обе фракции решили собраться вместе. В общем заседании участвовали также анархисты. Единственной группой, остававшейся в стороне, была кучка меньшевиков и правых эсеров. Находясь на галерее, я был свидетелем этого заседания и никогда не забуду подавленного и напряженного настроения, охватившего всех. Какой контраст с теми триумфальными сценами, какие видел этот зал еще две недели назад при открытии съезда Советов! Несколько человек, которые присутствовали, как и я, на этой встрече в качестве зрителей, испытывали те же страдания, что и делегаты. То я ловил себя на тайной надежде, что осторожная политика Ленина одержит победу, то был готов крикнуть делегатам внизу, чтобы они не заключали мира и объявили священную войну империализму западных стран.

 

В половине первого ночи на трибуну поднялся главнокомандующий Красной Армией Крыленко. Он прочел сводки с франта, из которых следовало, что остатки старой армии на Северо-Западном фронте отказываются сражаться и отступают перед слабыми немецкими колоннами. Один только революционные отряды эстонских и латышских добровольцев оказывают еще сопротивление врагу. Затем выступил матрос Балтийского флота. Он огласил доклад Комиссариата по морским делам, в котором говорилось о полной невозможности защищать далее Финский залив, ибо часть технического персонала флота в критический момент организовала саботаж. Береговые батареи, которые обслуживались солдатами старой армии, были обречены на бездействие, так как люди попросту разбегались по домам. Матросы Балтийского флота не могли больше своими силами удерживать залив. Обе речи произвели ужасное впечатление на делегатов. Казалось, продолжение войны было совершенно безнадежным. Но это

 

 

7 Ф. Прайс излагает и цитирует ленинские "Тезисы по вопросу о немедленном заключении сепаратного и аннексионистского мира". Тезисы были опубликованы в "Правде" не 23-го, как пишет Прайс, а 24 февраля, оглашены же они были В. И. Лениным на совещании ответственных работников партии 8 января 1918 года.

 
стр. 126

 

обстоятельство, видимо, только разожгло "героический" дух, живший среди некоторых большевиков и левых эсеров... Казалось, никто не хотел подписания мира.

 

Но вот поднялся Ленин, хладнокровный, невозмутимый, как всегда. Никогда еще столь тяжелая ответственность не лежала на плечах одного человека. И все же было бы ошибочным думать, что его личность была в этой кризисной ситуации решающим фактором. Сила Ленина тогда, как и в последующее время, заключалась в его способности правильно оценивать психологию русских рабочих и крестьянских масс. Казалось, даже без созыва нового Всероссийского съезда Советов он знал уже мнение депутатов тысяч губернских и уездных Советов. Давайте, заявил он, остерегаться того, чтобы быть рабами своих собственных фраз. Рассмотрим лучше практические условия, в которых оказалась революция. Наша первая реакция, казалось бы, должна быть такой, что мы возмутимся и откажемся подписывать этот разбойничий мир. Но в следующую, более спокойную минуту наш разум откроет нам нагую правду, а именно то, что Россия физически не в состоянии сейчас оказывать сопротивление, поскольку в результате трехлетней войны ее силы исчерпаны. Могут быть, конечно, люди, которые готовы бороться и умирать, защищая наше великое дело. Но это - романтики, которые пожертвуют собой, не принеся действительной пользы делу. В наше время войны выигрывают не с помощью одного воодушевления, а благодаря техническому превосходству, состоянию железнодорожного транспорта, обладанию в изобилии военными материалами и т. д. Обладает ли наша революция каким-либо из этих факторов в своей борьбе против врага, на стороне которого все технические достижения буржуазной "цивилизации"? Русская революция должна подписать мир, чтобы добиться передышки для собирания сил и продолжения борьбы. Ось, вокруг которой вращается ныне мировая война, есть соперничество между английским и немецким финансовым капиталом. Эту борьбу революция должна использовать в своих собственных целях. Речь Ленина произвела сильное впечатление. Казалось, никто не находил в себе смелости возразить, каждый чувствовал правоту Ленина. Я сам, несмотря на все мое жгучее стремление к реваншу, начал склоняться к ленинским взглядам. Был объявлен перерыв до двух часов ночи с тем, чтобы привлечь фракции меньшевиков и правых эсеров я открыть заседание ВЦИК. Затем Камков, лидер левых эсеров, выступил от имени своей партии, которая в перерыве приняла решение. Он признал фактическую правильность ленинских доводов, но заявил, что его партия отказывается нести моральную ответственность перед Европой за подписание постыдного мира. Советам следовало бы, сказал он, оставить Петроград, отойти в глубь страны и предоставить немцам спокойно продвигаться вперед, если они на это решатся. Если будет принято противоположное решение, то левые эсеры не будут противодействовать, однако отзовут своих членов из состава Совета Народных Комиссаров. В 5 часов утра было решено провести голосование, не связывая его участников партийным решением. Вряд ли я забуду эти мгновения. До последней минуты я сам не знал, какой из душ русской революции, боровшихся за преобладание, я желаю победы. Наконец решение было вынесено. В 5 часов утра состоялось голосование путем поднятия рук. За подписание мира проголосовало 112 человек, против - 84 и 24 - воздержалось. Около 6 часов утра - это было морозное зимнее утро - я вернулся домой, чтобы тут же забыться во сне от усталости и голода.

 

На следующий день те делегаты и комиссары-большевики, которые минувшей ночью выступали против Ленина, совершили поездку по городу и фабрикам, чтобы составить себе впечатление о настроении народа. Днем они вернулись в Смольный, проникшись теперь убеждением, что всякое сопротивление было бы невозможным. Лучшие и наиболее дальновидные рабочие Путиловского, Балтийского и Обуховского заводов, как и железнодорожных мастерских и верфей, понимали положение, в котором находилась молодая Советская республика, и при других условиях были бы готовы влиться в ряды Красной гвардии, как сделали это, когда разбили Керенского в Царском Селе, как сделали это матросы, когда сражались против Каледина. Но сейчас они понимали безнадежность борьбы с хорошо вооруженными и дисциплинированными немецкими армиями без поддержки крестьян, составлявших становой хребет старой армии. Уж лучше заключить мир на максимально выгодных условиях... У России все еще останутся такие базы, как Донецкий угольный бассейн, Урал и богатые пшеницей области Поволжья. Между тем Ленин послал местным Советам по всей территории республики телеграммы с предложением известить о своей позиции по вопросу ратификации мира. Он сообщил им, что в то время как ВЦИК в ходе последнего ночного заседания принял немецкий ультиматум и уже послал делегатов в Брест-Литовск для подписания мира, чтобы остановить дальнейшее продвижение немцев, во власти местных Советов сделать это решение недействительным, так как договор требует ратификации Чрезвычайным съездом Советов, который должен быть созван возможно скорее. ...1 марта поступили первые ответы на телеграмму Ленина местным Советам, и целые их пачки были напечатаны в официальных "Известиях". Они создавали заслуживающую большого внимания картину настроений, царивших в провинции, и показывали, как верно Ленин в ту историческую ночь на 24 февраля оценил чувства своих соотечественников, когда он, можно сказать, один стремился побудить ВЦИК принять немецкий ультиматум. Советы городских и промышленных районов Северной и Центральной России сообщили в своих резолюциях, что рабочие были бы готовы сражаться, так как они вполне сознают последствия подписания мира. Однако

 
стр. 127

 

в большинстве резолюции избегали того, чтобы занять определенную позицию. В тех же, где открыто поддерживалось подписание мира, говорилось о необходимости, не теряя времени, немедленно положить начало созданию сильной Красной Армии из преданных представителей трудящихся классов. Провинциальные крестьянские Советы большей частью подчеркивали, что Россия обессилена, поэтому продолжение борьбы невозможно и мир становится главным требованием момента. Было ясно, что на успешное сопротивление рассчитывать нельзя... Ленин знал требование момента: не продолжать старую войну, а использовать передышку, чтобы разоружить контрреволюционные банды, скопившиеся на плодородных окраинах России, и заложить основы свободной Рабоче-Крестьянской Армии.

 

Передышка. Большевики объявляют войну врагам справа и "слева"

 

[Базируясь на свой клуб в Москве, анархисты совершали грабительские налеты и, в частности, отобрали автомобиль у американского дипломата, полковника Робинса.] Чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией собралась и на ночном заседании решила очистить Петроград, Москву и провинцию от всяких анархистских клубов. Глубокой ночью рота надежных красногвардейцев окружила "Дом анархии" и потребовала, чтобы его обитатели сдались. Поскольку ответа не последовало, красногвардейцы открыли ружейный огонь и сделали также пару выстрелов по зданию из легкого полевого орудия. В течение получаса обитатели дома сдались. На следующий день я обследовал "Дом анархии", стекла в котором большей частью были выбиты, а на фасаде были видны две большие пробоины. Короче говоря, здание имело в высшей степени "анархический" вид. Аналогичные экспедиции были проведены повсеместно и в провинции. Анархистских вожаков на короткое время подвергли заключению, а их последователей, то есть по большей части молодых, еще не уравновешенных "интеллигентов", оставили на свободе, отобрав у них, как полагается, оружие. Это было первым объявлением войны "ультралевым" со стороны большевиков... Левые эсеры не принимали непосредственного участия в бесчинствах анархистских клубов, но в высшей степени им симпатизировали...

 

Между тем на реалистов и сторонников дисциплины нападали не только анархисты и левые эсеры. Внутри рядов самой большевистской партии было "левое" крыло, которое начало к этому времени активизироваться и сеять смуту... Весьма сильное меньшинство под руководством таких его идейных столпов, как Радек и Бухарин, образовало внутри партии группу и издавало орган "Коммунист", который подвергал ленинские методы особой критике. В частности, они резко ополчились против предложений о привлечении чиновников и специалистов старого режима к делу восстановления страны, исходивших из кругов, близких к Ленину, что, по мнению сторонников Радека и Бухарина, проложило бы дорогу реставрации капитализма. Эта оппозиционная группа внутри большевистской партии не имела тогда ничего общего с оппозицией левых эсеров и анархистов и не отвергала принципа централизованной диктатуры пролетариата в период перехода от капитализма к социализму. Она, скорее, выступала против формы диктатуры, ибо отстаивала тот взгляд, что пролетариат в состоянии сам пустить в ход государственную машину, не прибегая к помощи специалистов и бывших слуг буржуазии.

 

По отношению к этим "левым коммунистам" Ленин проявлял не большую снисходительность, чем по отношению к анархистам и левым эсерам. Ленин собрал их всех и напрямик обвинил в том, что они отстаивают "мелкобуржуазные лозунги". Примерно через две недели после моего прибытия в Москву мне была предоставлена возможность присутствовать на совместном заседании ВЦИК, Московского Совета и Всероссийского совета профсоюзов 29 апреля 1918 г., на котором Ленин огласил обширную статью, носившую название "Очередные задачи Советской власти". Эта статья означала важный этап в развитии политической теории революции и была почти целиком направлена против различных групп "ультралевых". Он начал, разумеется, с ответа меньшевикам и правым эсерам вроде Мартова и Чернова, которые, как говорилось в речи, продали себя буржуазии. "Все это единство "демократического фронта" у них самое полное, и мы можем только порадоваться этому единству, - воскликнул он с сарказмом, - ибо, поскольку крохи этой буржуазной публицистики перепадают массам, это не есть единство демократического фронта, а единство нападок на большевиков. И это единство фронта, от Милюкова до Мартова, заслуживало того, чтобы мы ему к 1 мая преподнесли похвальный лист за прекрасную пропаганду в пользу большевиков". Эта примечательная речь Ленина показала, что сторонники дисциплины и реалисты среди большевиков объявили войну также и "левым", выступившим в их собственной партии, которые хотя и были готовы бороться как с контрреволюцией "от Милюкова до Мартова", так и с анархистскими элементами мелкого крестьянства, но в то же время противодействовали последовательному осуществлению диктатуры пролетариата. Но оппозиция этих коммунистических "левых" оказалась не столь влиятельной и упорной, как это поначалу казалось... Дело реалистов и сторонников дисциплины победило. После закрытия анархистских клубов и разгрома "левой" оппозиции внутри большевистской партии единственной силой, которую следовало принимать всерьез, была партия левых эсеров. Схватка с этой партией еще предстояла.

 

[Далее Ф. Прайс описывает оккупацию Украины германскими войсками.] Атмо-

 
стр. 128

 

сфера в Москве была в эти дни крайне подавленной. Я присутствовал на заседании ВЦИК 14 мая в Доме союзов, где Ленин стремился ободрить делегатов указанием на то, что, несмотря на реставрацию капитализма на Украине, не следует забывать, что борьба между обеими великими империалистическими державами Европы - Германией и Англией - все еще составляет главную заботу для германского генерального штаба и что поэтому нет никаких веских причин делать скоропалительный вывод, будто "передышка" уже пришла к концу. Это было, однако, лишь небольшим утешением для членов ленинской партии, которая должна была видеть, как богатые хлебные районы Юга и Юго-Востока день за днем ускользают в руки контрреволюционеров...

 

Крушение германского империализма. Революции угрожают новые опасности

 

2 ноября пришло известие о революции в Венгрии, которая объявила себя независимой республикой и образовала коалиционное правительство из демократических и социалистических партий. Волны воодушевления вздымались в городах Советской России все выше. Каждый, кто был как-либо связан с Советами, был непоколебимо убежден в том, что мировая революция уже наступила. Предсказывали, что в державах германского блока наступит период "керенщины" как переходная ступень, которая, однако, недолго продлится, а затем уступит дорогу коммунистическим Советам на всем европейском континенте. В самый разгар этих волнующих событий я имел возможность повидать Ленина в его квартире в Кремле, и в ходе беседы, посвященной многим вопросам, он высказался также и о международном положении. К моему изумлению, он, казалось, далеко не разделял всеобщий оптимизм относительно вот-вот будто бы готового разразиться взрыва мировой революции. Напротив, он, по-видимому, думал о новых и притом грозных опасностях для Советской республики. Его взор был устремлен к Черноморскому побережью, куда приближался флот Антанты, проникший через Дарданеллы и готовый высадить на южный берег России хорошо обученные армии, вооруженные танками и другими новейшими средствами ведения войны. "Что мы сможем им противопоставить, если они действительно пошлют солдат, - сказал он, - а эти солдаты послушаются своих правителей и выступят в поход?" И задумчиво добавил: "И я боюсь, что социальная революция в Центральной Европе будет развертываться слишком медленно и не сможет оказать нам какую-либо помощь". Вскоре после того, как я ушел от Ленина, мне попался номер "Kreuzzeitung", датированный первой неделей октября. В передовой статье этот орган прусских милитаристов указывал на большую задачу, которая выпала Германии: не имея возможности достигнуть своих целей на Западе, она должна обеспечить себе место в "семье народов" тем, что подавит большевизм на Востоке. "В борьбе против Советов, - говорилось в этой статье, - государства Антанты и Германии найдут тот мост, который ведет к объединению их культур и к спасению европейской цивилизации". Видимо, Ленин был действительно, прав: перед Советской республикой открывался новый период возросших опасностей...

 

Но при господствовавшем тогда настроении не хотелось думать о подобных зловещих толках. Надвигалась годовщина Октябрьской революции. Советская республика сумела в течение целого года сохранить свое живительное пламя и в борьбе против целого сонма врагов проложила себе путь. И вот здесь занялись тем, что наводнили Москву множеством самых удивительных аллегорических полотен, какие только были способны создать головы художников. Огромные красные полотнища трепетали на главных площадях, которые были переименованы. Прежняя царская Театральная площадь - в Красную9 , площадь генерала Скобелева - в Советскую. Все памятники прежних царей дома Романовых были сброшены с постаментов, и на их месте поднялись статуи знаменитых революционеров прежних времен. Лавки и будки "Охотного ряда" (рынка по торговле дичью и овощами в центре города) были разрисованы самыми необычайными красками, отвечавшими последнему слову футуризма. "Это - восстание цвета против привычек и правил респектабельного буржуазного искусства", - сказал мой американский друг, анархист, который одновременно являлся художником и воодушевленным сторонником этих новых форм искусства, внушавших порядочный страх людям, стоявшим далеко от всего этого. После тяжких дней июля, августа и сентября чувствовалось, что прежнее революционное воодушевление, которое так сильно владело массами в первые октябрьские дни, снова дало о себе знать, но на этот раз в сфере искусства. Внезапно я вспомнил о 20 брюмера 1793 года, о том дне, когда великий Конвент поклонялся в соборе Нотр-Дам богине Разума. Ныне не было божества, поднятого на трон и ставшего предметом поклонения. В этом карнавале. 7 ноября 1918 года не было никаких признаков культа божества. Повсюду царил новый "бог", он жил в сердце каждого участника церемоний этих дней, каждого, кто ощущал стремление принять участие в борьбе за новый общественный строй. Символ этого духа можно было видеть на большом знамени, реявшем над Первым домом Советов (бывшей гостиницей "Метрополь"), на котором была изобра-

 

 

9 Ф. Прайс смешивает здесь три площади: Театральную, которая еще сохраняла тогда свое старое название, Воскресенскую, переименованную в площадь Революции, и Красную, сохраняющую и поныне прежнее название.

 
стр. 129

 

жена гигантская фигура полуобнаженного рабочего. Он сжимал в руках меч, занесенный, чтобы сокрушить врагов республики. Его символ был заключен и в огромном красном топоре на Красной площади, который глубоко ушел в колоссальную белую колоду; на ней гигантскими буквами были начертаны слова: "Белогвардейцы". Его символ был виден и в том знамени, которое развевалось над зданием Дома союзов и изображало золотое солнце, восходящее над скрещенными серпом и молотом, эмблемами труда в поле и на фабрике. Всюду можно было видеть в те дни этот символ, и всюду он говорил о борьбе - о смысле жизни, о самом важном в ней. Его голос звучал в речах, с которыми революционные вожди обращались к огромной - более, чем миллионной, - массе людей (это больше половины всего населения Москвы), проходившей стройными рядами, с развевавшимися знаменами, под гром оркестров, перед большими трибунами, на которые падала тень московского Кремля. Я слышал только последние слова, какие были произнесены, так как и сам находился в колонне и поравнялся со стенами Кремля лишь после 4 часов пополудни. Затем прошел маршем московский гарнизон Красной Армии, батареи красной артиллерии пронеслись мимо, и на парад вышло только что созданное красное офицерское училище. И только тогда, когда сумерки спустились с зимнего неба, покрытого первыми снежными тучами, огромные массы людей разошлись, и первый большой праздник в честь Октябрьской революции закончился.

 

[Далее Прайс рассказывает о VI съезде Советов (8 - 9 ноября), получении известий о начавшейся революции в Германии и уличных демонстрациях 10 ноября.] ...Вечером 10 ноября я был приглашен на большой прием, происходивший в Кремле в честь германской революции. В 9 часов вечера, когда даже самые перегруженные работой комиссариаты наконец закрыли свои двери, я направился в банкетный зал старого дворца против колокольни Ивана Великого. Здесь я застал уже собравшейся группу руководящих русских революционеров. Совет Народных Комиссаров был почти полностью налицо, за исключением Ленина... Угощение было на редкость скромным. Даже революция в Германии не вызвала каких-либо проявлений роскоши. Я думаю, мы получили не больше, чем тот дополнительный паек, который установил Московский Совет по случаю годовщины Октябрьской революции. Самым крепким напитком, который здесь был, оказался кофе. После тостов за "мировую революцию" и за "коммунистов всех стран" и после бесчисленных речей, прерывавшихся взрывами веселого смеха, все собравшиеся поднялись. Кто-то принес граммофон. И тогда, в первые часы зимнего утра, под звон большого кремлевского колокола и всего лишь в нескольких шагах от того места, где были погребены минувшие поколения царей из дома Романовых, эти очень человечные люди, вожди движения, сокрушившего троны, повергшего правительства в страх и трепет и изменившего самый облик огромной части Европы и Азии, пустились в пляс. Я представлял себе негодование, какое охватило бы прежних священных покровителей этого дворца, портреты которых висели на стенах, если бы они увидели ту, впрочем, не вполне совершенно выполненную мазурку, которую протанцевал автор этих строк с товарищем Литвиновым!!!

 

Рост советской идеи

 

...Условия, которые вызвали экономические революции в Западной Европе в XIX в., а затем мировую войну 1914 - 1918 годов, создали для русского пролетариата возможность взять власть и перейти к осуществлению величайшего социального эксперимента, какой только знает история человечества. Сколько времени пройдет, пока коммунистический общественный строй в России будет создан, никто не может предсказать. Начало сделано, и ясно одно: возврат к старому в России не только невозможен, но пока существует Советская республика, она будет лучом света, освещающим дорогу всем угнетенным, всем порабощенным и эксплуатируемым всех стран и частей света... Титанический труд Советов, который сначала пролетариат западных стран лишь наблюдал с интересом и симпатией, уже пробуждает в сердцах миллионов чернокожих и желтокожих, живущих на восток от Московии, страстные надежды. Разве за потерпевшей поражение русской революцией 1905 - 1907 годов не последовали национальные восстания в Турции, Персии и Китае? Разве не столь же очевидно, как восход солнца, что в тех частях света, куда буржуазные революции еще не проникли, где "кули" и "райят" еще поныне терпят угнетение со стороны земельной и дворянской касты, за которой стоят флот, армия и золото западноевропейского капитализма, разве не очевидно, что в этих странах пример Москвы не останется незамеченным?..


Новые статьи на library.by:
ИСТОРИЧЕСКИЕ РОМАНЫ:
Комментируем публикацию: РУССКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ. ВОСПОМИНАНИЯ О 1917-1919 ГОДАХ

© М. Ф. ПРАЙС () Источник: Вопросы истории, № 12, Декабрь 1967, C. 121-130

Искать похожие?

LIBRARY.BY+ЛибмонстрЯндексGoogle
подняться наверх ↑

ПАРТНЁРЫ БИБЛИОТЕКИ рекомендуем!

подняться наверх ↑

ОБРАТНО В РУБРИКУ?

ИСТОРИЧЕСКИЕ РОМАНЫ НА LIBRARY.BY

Уважаемый читатель! Подписывайтесь на LIBRARY.BY в VKновости, VKтрансляция и Одноклассниках, чтобы быстро узнавать о событиях онлайн библиотеки.