"С ПРОСТРЕЛЕННЫМ ЛЕГКИМ ПРОДОЛЖАЛ АТАКУ..."

18 июня 1941 года у нас в школе был выпускной вечер. Мы были полны надежд. Но война их перечеркнула...

Я, как и многие мои товарищи, пошел работать на оборонный завод, где после производственной подготовки стал слесарем-сборщиком. Мы производили приборы для военных самолетов. Несмотря на то что подавляющему большинству работников было дано освобождение от мобилизации, с завода постоянно уходили добровольцы в армию, а затем на фронт. Этих кадровых рабочих и должны были заменить мы, вчерашние школьники. Работали мы по 12 часов в сутки. Дисциплина была строгая. Да и на улицах Москвы не видно было бесцельно гуляющих. По городу разъезжали наряды милиции, ходили военные патрули. Мы с нетерпением ждали сообщений с фронта, внимательно слушали оперативные сводки. Периодически, в дневную смену нам читали письма заводчан, ушедших на фронт. Нас они в какой-то степени воодушевляли, вселяли уверенность в будущей победе.

Так прошло лето. С наступлением осенних дней обстановка становилась все напряженнее. С приближением немецко-фашистских войск к Москве ужесточались условия жизни и работы. И все чаще появлялись мысли: "Как же могло случиться, что враг оказался в глубине нашей территории, у стен Москвы? Где же наша прославленная Красная Армия, наши авиация и флот, укреплению которых было так много отдано народом?" Ответа не было. Очень тревожно стало в середине октября, когда по Москве поползли слухи о прорыве фашистами фронта в районе Вязьмы. По-разному реагировали люди: одни в панике бежали из города на восток, другие, сохраняя установленный порядок, работали на промышленных предприятиях, которые почти все выпускали продукцию для фронта, многие требовали, чтобы их отправили на фронт. Дошла очередь до нас, восемнадцатилетних. По решению правительства наш завод должен был эвакуироваться в город Киров, и каждому из нас, вчерашних школьников, предстоял выбор: армия или эвакуация. Я выбрал первое.

После получения повестки из райвоенкомата 24 октября я прибыл на сборный пункт. 25 октября наша команда (человек сто) была

стр. 14

отправлена пешим порядком в город Муром, в запасную стрелковую бригаду. 6 ноября мы в полном составе добрались до города Йошкар-Ола, куда была передислоцирована часть, в которую мы получили назначение. Добирались до места на случайном транспорте. И не было ни одного отставшего, ни одного сбежавшего!

8 ноября мы приняли военную присягу. В этот же день узнали о параде на Красной площади 7 ноября, о выступлении И.В. Сталина на нем. У нас был праздник. Всем запомнились слова Верховного Главнокомандующего: "Предпринимая нападение на нашу страну, немецко-фашистские захватчики считали, что они наверняка смогут "покончить" с Советским Союзом в полтора- два месяца и сумеют в течение этого короткого времени дойти до Урала. Нужно сказать, что немцы не скрывали этого плана "молниеносной" победы. Они, наоборот, всячески рекламировали его... Теперь этот сумасбродный план нужно считать окончательно провалившимся".

Нас всех, кто имел среднее образование, направили в резерв для зачисления в военные учебные заведения. Однажды в начале декабря к нам в роту пришли офицеры штаба, а через несколько минут разнеслась весть: "Отбирают желающих отправиться на фронт". Сразу же выстроилась огромная очередь. На другой день отобранных, в числе которых был и я, повели в баню, обмундировали и отправили пешим порядком на станцию Сурок, что в 25 километрах от Йошкар-Олы. Кормили регулярно, а разместили нас в землянках, специально сооруженных саперами. Учеба длилась всего 2 недели. Мы с надеждой следили за развитием событий на фронте. С большим подъемом было воспринято сообщение о том, что 5 - 6 декабря наши войска под Москвой и Калинином перешли в контрнаступление, ведут успешные бои.

В двадцатых числах декабря нашу роту вместе с другими отправили воинским эшелоном на фронт. Утром 1 января наш эшелон остановился на станции Снегири. Дальше железнодорожный путь был разрушен. Отсюда мы за 3 дня совершили 80-километровый пеший переход до города Волоколамск.

Там наша маршевая рота поступила в распоряжение 331-й Брянской Пролетарской стрелковой дивизии, которой командовал генерал-майор Король Ф.П. Я попал в 1108-й стрелковый полк майора Калиша А. К. Меня направили в роту противотанковых ружей (ПТР), назначили наводчиком. Тогда нашей 20-й армией решалась боевая задача - прорвать немецко-фашистскую линию обороны по реке Лама. Осуществить ее мешал мощный узел сопротивления немцев, расположенный на высоте 206. Эту высоту с прилегающей к ней деревней Лудина Гора еще 20 октября, сразу после освобождения Волоколамска, пыталась взять 1-я гвардейская танковая бригада под командованием М.Е. Катукова, впоследствии маршала бронетанковых войск. Но река Лама с ее обрывистыми берегами и сильный обстрел с высоты не позволили танкам подойти к вражеским позициям. После этого и другие части и соединения нашей армии пытались штурмовать эту высоту. Обойти ее с флангов тоже было нелегко - там у немцев были также оборонительные сооружения.

Вот тогда вышестоящее командование и разработало план по прорыву немецкой обороны, в котором большая роль отводилась артиллерии. Осуществить его было поручено нашей дивизии и артиллерийским частям, выделенным из резерва армии и фронта. Чтобы облегчить решение задачи, поставленной саперам, - проделать проходы в минных полях и проволочных заграждениях, подразделения нашего полка дважды выводились ночами на подступы к Лудиной Горе. Немцы, думая, что готовится атака, освещали ракетами местность и открывали огонь из стрелкового оружия, орудий и минометов. Мы отходили на исходные позиции, а вражеские мины и снаряды рвались, нередко попадая на свои же проволочные заграждения и минные поля.

Поздней ночью, 14 января, по проходам, проделанным саперами, стрелковые подразделения нашего полка вышли на рубеж атаки. Немцы открыли ружейно- пулеметный огонь. Вот тут-то и сказали свое

стр. 15

слово артиллерийские полки: началась артиллерийская подготовка атаки. Она длилась минут сорок. В течение этого времени все было покрыто облаками дыма и снежной пеленой. Затем огонь артиллерии был перенесен в глубину, стрелковые подразделения пошли в атаку. Рота ПТР была во втором эшелоне, и мы видели, как стрелки захватывали рубеж за рубежом, артиллерийский огонь переносился все дальше и дальше.

Часа через два наш полк овладел Лудиной Горой, а к концу дня 1106-й полк - деревней Посадники. Заранее подготовленная оборонительная линия немецко- фашистских войск была прорвана, открывался оперативный простор для наступления. Противнику был нанесен серьезный урон.

После боев на Лудиной Горе полки нашей дивизии устремились на запад, освобождая населенные пункты один за другим.

В связи с редким использованием противником танков в январских боях рота ПТР была расформирована. Меня и моего друга Алексея Федорова перевели в батарею 45-мм противотанковых пушек и назначили подносчиками снарядов. Батарея была укомплектована красноармейцами - уроженцами Орловской и Курской областей. В большинстве своем это были колхозники 35 - 40 лет. Относились они к нам, восемнадцатилетним, с отеческой заботой. Фашисты прибегали к тактике выжженной земли: отступая, поджигали деревни, уничтожали все, что могло быть использовано местными жителями и бойцами Красной Армии. При наступлении мы занимали не деревни, а обугленные дома с сохранившимися кое-где печами. Если представлялась возможность отдохнуть 1 - 2 часа, наши старшие товарищи отыскивали подвальчик или погребок, где и отдыхали по очереди.

После освобождения большого села Середа Шаховского района нашу дивизию вывели во второй эшелон армии. Наш полк разместился в деревне, которая, к нашему удивлению, оказалась совершенно неразрушенной, так как находилась в стороне от больших дорог и поэтому ускользнула от внимания гитлеровцев. Там мы сумели отдохнуть, привести в порядок себя и оружие, попариться в деревенской баньке, поесть рассыпчатой картошечки, которой угостила нас хозяйка - мать солдата, воевавшего на другом участке фронта. Но наше блаженство было недолгим. Быстро пролетели два дня, и нам снова в поход - наша дивизия выводилась в первый эшелон.

Через несколько дней мы пересекли границу Смоленской области и оказались в лесном краю, где вновь наткнулись на заранее подготовленную оборонительную линию немцев, которая тянулась от Ржева до Гжатска и далее на юг. Пытались прорвать ее в нескольких местах, но нашей 20-й армии и ее левому соседу - 5-й армии сделать это той зимой так и не удалось.

8 февраля меня тяжело ранило осколком вражеской мины в правую ногу. Почти полгода я провел в госпиталях, а затем был зачислен во Львовское военное пехотное училище, размещавшееся тогда в г. Кирове. Проучился я почти четыре месяца и, не окончив курс, вместе с другими курсантами был направлен на фронт. Это было в ноябре 1942 года. Попал я в 88-ю стрелковую дивизию, занимавшую оборону южнее города Ржев. Располагавшиеся на этом участке фронта соединения вели активные боевые действия, сковывая тем самым вражеские силы, лишая противника возможности перебросить часть

стр. 16

своих войск в район Сталинграда, где шла грандиозная битва. Я был определен в отдельную разведывательную роту. На передний край мы выходили почти ежесуточно: для наблюдения за противником -днем, для участия в поисках и засадах - ночью. Активные действия разведчиков редко обходились без потерь с нашей стороны. Из поисков мы приводили в штаб пленных немецких солдат, приносили добытые документы.

...В ту памятную мне ночь 23 февраля 1943 года наш разведвзвод участвовал в разведке боем. На одном из участков наша траншея проходила в 50 - 60 метрах от немецкой. И вот по сигналу с наблюдательного пункта подразделения бойцы поднялись из траншей и пошли в атаку. Но когда наступающие преодолели 20 - 30 метров, произошли два взрыва: кто-то подорвался на минах. Цепи залегли. В это время я находился в нашей траншее в распоряжении заместителя командира роты по политчасти. Он дал мне команду: "Вперед!" Выскочив, я устремился к немецкой траншее и незаметно для себя оказался впереди нашей залегшей цепи бойцов. Они поднялись и побежали за мной. Немцев мы застали врасплох. Они не успели подготовиться к отражению атаки, только отдельные часовые вели редкий огонь из винтовок и автоматов. Вдруг я почувствовал толчок в грудь и колющую боль в спине, изо рта пошла кровь, из груди через рану с шипением вышел воздух. Но я не упал и с простреленным легким продолжал атаку, первым ворвался в окоп и выпустил по траншее очередь из автомата. Тут и ворвались наши разведчики.

Я доложил командиру взвода о ранении, на что последовал приказ отправиться с оружием в свою траншею. Рассветало. К этому времени немцы опомнились и вели интенсивный ружейно-пулеметный и артиллерийско-минометный огонь по нашим позициям и нейтральной полосе. Спустя некоторое время они перенесли огонь на свою траншею, занятую нашими подразделениями.

Я долго добирался до своих - идти в полный рост не позволял обстрел, передвигаться же ползком было тяжело и больно. Фельдшер Борис Алексеев сделал мне перевязку. Много лет спустя мы с ним встретились и вспомнили этот эпизод. Интересно, что в памяти остались даже мельчайшие подробности, в том числе и то, что во время перевязки над нашими головами, буквально в 10 - 15 сантиметрах, пролетел большой зазубренный осколок снаряда и шлепнулся в бруствер...

Затем был полевой госпиталь, за ним - тыловые. Выписался я 15 мая, и снова - училище. На этот раз - 2-е Ленинградское военное пехотное. Оно размещалось в городе Глазове, далеко в тылу. Через год и 3 месяца я его окончил. Был направлен на 3-й Белорусский фронт, где сражались 331-я и 88-я стрелковые дивизии. Но ни в одну из этих дивизий я не попал. С учетом приобретенного мною фронтового опыта и полученных ранений я был направлен в 50-ю литовскую запасную стрелковую дивизию, где был назначен командиром учебного пулеметного взвода. Готовил сержантов-пулеметчиков для фронта. День Победы встретил в г. Вильнюсе, где дислоцировался наш полк. Его праздновал весь город: радовались и русские, и литовцы, и поляки.

Прошло много лет после описываемых событий, но в памяти прекрасно сохранилось то, что с самого начала войны мы были уверены в своей победе...