Летом 1960 г. мне, сотруднику Института востоковедения Академии наук СССР, предложили поехать на два-три года в Демократическую Республику Вьетнам. Предстояло сменить переводчика Представительства Государственного комитета Совета Министров СССР по внешним экономическим связям (ГКЭС).

Президиум Академии Наук и в те времена не баловал гуманитарные институты субсидиями на зарубежные поездки. Поэтому дирекция Института поощряла зарубежные командировки "на стороне", справедливо полагая, что они позволяют повышать языковый и страноведческий уровень сотрудников. А в таких предложениях недостатка не было. Так я оказался в Ханое. Открывалась заманчивая перспектива не только вплотную соприкоснуться с жизнью и бытом "изучаемой страны", не только заняться конкретными вопросами советско-вьетнамского экономического сотрудничества, но и порыться в материалах хранилища научной библиотеки Ханоя.

Во Вьетнаме я проработал два года. Любому востоковеду известно, что сравнительно долгое пребывание в стране, изучению которой ты решил посвятить себя, во многом, а иногда и полностью меняет то представление о ней, которое сложилось в результате университетского штудирования истории, экономики, этнографии. Нечто подобное пережил и я. По долгу службы мне приходилось немало ездить по северной части страны, поскольку объекты советско-вьетнамского сотрудничества находились почти в каждой крупной провинции. Побывал даже на крайнем северо-западе Вьетнама, в легендарном Дьен Бьен-фу, где в мае 1954 г. сложил оружие французский экспедиционный корпус.

Частые поездки давали возможность не только наблюдать повседневную жизнь вьетнамцев, но и в какой-то мере "входить" в неб. И в столичных кабинетах, и на ханойских улицах, и в тех "медвежьих углах", где, наступая на джунгли, вели расчистку участков под чайные плантации, и на оловянном руднике Тиньтук и на угольных разработках Хонгая. Вьетнамцы 60-х годов: в том числе и многие руководящие работники, особенно на провинциальном уровне, "диалектику учили не по Гегелю". Но они были сильны убежденностью в том, что их правое дело победит, как они одержали верх в войне Сопротивления. Они верили, что помощь Вьетнаму окажут "два великих брата": Советский Союз и Китай.

Нелегкая была в те годы жизнь во Вьетнаме. Главным было то, что она

стр. 122

совсем не походила на ту однообразно оптимистическую, которую нам представляли редкие публикации наших корреспондентов из Вьетнама: в ней было много всякого - хорошего и плохого, веселого и трагичного. Много слышал я и о нашей помощи Вьетнаму, не от официальных лиц, а от простых людей, с которыми бок о бок трудились советские специалисты. Не всегда лестные были эти отзывы, и совсем не петому, что эта помощь была мала или плоха. Причина была в другом: чего греха таить - объекты строились подчас без учета специфических географических и, тем более, психологических особенностей этой страны. Чего стоит, например, ставший притчей во языцех Хайфонский рыбоконсервный комбинат, о котором вьетнамцы иронически говорили: "Ня май ко ка кхом ко!" ("Завод есть, рыбы - нет!").

Новый крутой поворот в моей судьбе произошел в 1962 г., когда мне было предложено работать в Отделе по связям с коммунистическими и рабочими партиями социалистических стран Центрального Комитета партии, более известном под названием Отдел ЦК КПСС, который тогда возглавлял Ю.В. Андропов.

Начало было достаточно неожиданным: не успев, в прямом смысле слова, войти в известный многим третий подъезд дома на Старой площади, я должен был вылететь в Молдавию с приехавшим на отдых в Советский Союз Президентом Вьетнама Хо Ши Мином.

Не скажу, чтобы поначалу это поручение очень обрадовало. От товарищей мне было известно, что Президент, неплохо говоривший по-русски, любил поправлять переводчиков, поэтому вьетнамисты немного его побаивались. Мне же переводить беседы с ним до тех пор не приходилось, а начинать работу в столь высоком учреждении с профессиональных "огрехов" совсем не хотелось.

Положение упрощалось тем, что никаких серьезных политических переговоров не предусматривалось. Неофициальный характер визита подчеркивался и тем, что прилетел Хо Ши Мин в Москву на обычном рейсовом самолете и в сопровождении только врача Бао и личного секретаря Ву Ки (он впоследствии стал первым директором музея Хо Ши Мина в Ханое).

В аэропорту Шереметьево меня представили Президенту. Он выглядел так, каким его знали в Ханое. Только хлопчатобумажные кремовые куртку и брюки сменили темного цвета френч и такие же брюки. На ногах - известные в то время всему миру неизменные "хошиминки" - босоножки из автопокрышек.

Во время полета Хо Ши Мин расспросил, кто я и откуда, где изучал вьетнамский язык. Похвалил наших переводчиков, работавших в Ханое, особенно Рашита Хамидулина, которого называл "донг ти тартар" (татарский товарищ). Попутно сказал, что будет по-возможности говорить по-русски, и мне предстоит переводить преимущественно для его сопровождающих.

На самом деле, во время поездки он обращался ко мне только в тех случаях, когда не знал какого-то русского слова и просил ему подсказать. Было видно, что ему нравится говорить по-русски. В Молдавии, в дачном поселке под Кишиневом женщины попросили его рассказать, как готовят вьетнамский рис. Он детально изложил им технологию этого процесса, только позабыл, как по-русски будет "кастрюля" и очень тем огорчился.

В Ленинграде после выступления Ансамбля народного танца СССР во Дворце культуры им. М.Горького, он на французском языке заинтересованно беседовал с И.А. Моисеевым, а мне пришлось переводить этот разговор для ленинградских руководителей, сопровождавших Президента.

Хо Ши Мин, как мне показалось, был не прочь иногда совершать поступки, приводившие в замешательство ревнителей строгого протокола и утвержденных программ, причем делал это не безопределенной хитрецы. Возможно, тем самым он проверял, не устраивают ли ему "потемкинскую деревню". Все же в молодости он жил в Москве, да и став государственным деятелем, редкий год не приезжал к нам. Так что некоторые "приемы" советской бюрократической элиты ему были хорошо известны.

стр. 123

...Подъезжаем, например, к молдавскому селу, направляясь, как и положено, в правление колхоза. Он вдруг обращается к сопровождающему:

- Давай, зайдем в этот дом...

После легких колебаний тот соглашается. Входим, представляемся хозяину. Коренастый, уже в годах молдаванин, нимало не удивившись столь необычному гостю, спускается в подвал, выносит кувшин домашнего вина, приглашает к столу. Хо Ши Мин, не употреблявший спиртного, все же пригубливает и начинает расспрашивать о житье-бытье. Помню, его удивило, что у хозяина в подвале две огромные бочки с вином, одна - для потребления: другая - что-то вроде "заготовки" на будущую свадьбу дочери. которая пока что еще школьница.

Гостеприимные хозяева справедливо гордились молдавским виноградом и стремились показать гостю огромные виноградники и, естественно, самый популярный продукт виноградарства. В Институте виноделия рассказали, как долго искали и восстановили утерянный секрет изготовления славного "Негру де Пуркарь", пригласили продегустировать вино. Президент вежливо отклонил предложение, сославшись на то, что не разбирается в виноградных винах :

- Пусть молодые пробуют, - кивнул он в нашу сторону. Посетовал на то, что в Северном Вьетнаме из-за высокой влажности виноград не вызревает, а тот, что есть в горных районах, мелкий и кислый.

На теплоходе "Победа", когда мы шли из Одессы в Ялту, капитан попросил его сфотографироваться на память с командой. Разместились на верхней палубе, где было полным-полно туристов. Подходит молодой парень; спрашивает:

- Скажите, что это за старик в центре сидит, очень уж на Хо Ши Мина похож?

Отвечаю, что это Хо Ши Мин и есть. Пришлось Президенту и с молодежью сфотографироваться.

Думаю, ему было приятно, что его узнают повсюду. Да он и не очень-то старался "скрываться", потому что видел, как везде к нему по - доброму относятся. И он искренне платил людям тем же.

Больше Хо Ши Мин не посещал в нашей стране. Эта, последняя его поездка проходила в непростое время, когда уже начинала разгораться полемика между руководством КПСС и Компартии Китая, которая не могла не затронуть и советско-вьетнамские отношения. Оба соперника очень хотели иметь по свою сторону баррикады Вьетнам. Вьетнамцам же втягиваться в споры было никак нельзя: в 1960 г. на юге началось восстание, и борьба за воссоединение страны приобрела качественно новые, чрезвычайно острые формы. В таких условиях руководство Партии трудящихся Вьетнама считало необходимым сохранять нормальные отношения с обоими великими социалистическими государствами, заявив, что со своей стороны оно сделает все возможное для восстановления единства.

Думаю, что Хо Ши Мин лучше других понимал ситуацию. В состав тогдашнего высшего руководства страны входили люди, прошедшие через годы и годы подпольной борьбы. Некоторые из них познакомились с марксизмом во Франции, другие успели пройти учебу в Коммунистическом университете трудящихся Востока, в Москве. Третьи принимали участие 8 революционном движении в Китае, побывали в Яньани, шли в Великом походе Китайской Красной армии. Президент сплачивал своих товарищей, несмотря на все нюансы в их мировоззрении, как сплачивал он партию и народ: на основе идеи национального освобождения и единства. Он не мог терять своего авторитета общепризнанного лидера народа, отстаивающего национальное достоинство и независимость, и поэтому постарался делать все, чтобы не втягиваться в полемику, а для этого сводил до минимума общение с официальными представителями и Советского Союза, и Китая В начале 1964 г. Хо Ши Мин пригласил к себе советского посла С.А.Товмасяна и по-дружески предупредил его о том, что отныне все практические вопросы советско-вьетнамских межпартийных, межгосударственных и экономических отношений он, посол, должен решать с первым

стр. 124

секретарем ЦК ПТВ Ле Зуаном, Председателем Постоянного комитета Национального Собрания Чыонг Тинем и премьер-министром Вьетнама Фам Ван Донгом Президент дал понять, что он, якобы, уже понемногу отходит от практических дел, и посол может приходить к нему "просто попить чаю". Конечно, такое сообщение из Ханоя не улучшило настроения в Москве.

В то же время, он не отказывался от встреч с советскими делегациями, выступая именно как лидер борющейся нации, как друг нашего народа, и в беседах за рамки вьетнамо-советских отношений не выходил. В 1966 г. я побывал в Ханое в составе делегации Общества советско-вьетнамской дружбы, которую возглавлял председатель этого Общества летчик-космонавт СССР, Герой Советского Союза и Герой Вьетнама Г.С.Титов. Разумеется, мы знали, что по традиции делегацию примет кто-то из руководителей страны, тем более что тогда, в годы войны, поездки во Вьетнам были далеко не частыми. Но случившееся во вьетнамской столице превзошло все наши ожидания. Ни до этого случая, ни позднее, ни одной делегации нашей общественности не оказывалось такого внимания.

В условиях войны Ханойский аэропорт принимал самолеты только с наступлением темноты, так что до города мы добрались глубокой ночью. Назавтра, ранним утром, сопровождавший нас работник Общества вьетнамо-советской дружбы попросил поторопиться, потому что к нам приедет Президент. На попытку уточнить, что, наверное, мы должны поехать к нему, вьетнамский товарищ подтвердил, что с минуты на минуту Хо Ши Мин будет у нас.

Пока уточняли, во двор особняка, где нас разместили, въехала старенькая голубого цвета "Победа". Никакой охраны, никакого сопровождения, только рядом с водителем неизменный спутник Президента Ву Ки.

Президент пробыл около часа, дружески разговаривал, особенно с Германом Титовым. Немного озадачило, что никого из нашего посольства на беседе не было.

Без представителей посольства прошел и официальный прием у Президента. Впрочем, вряд ли следует называть его официальным. Просто он встретился с нами в своем известном многим домике, где теперь музей. Да и домиком его, пожалуй, трудно считать. Скорее, это павильон в два этажа, стены которого заменяют циновки. Наверху маленькая спаленка, открытая всем ветрам и солнцу, когда циновки сворачивают, внизу - стол, за которым и работают, и принимают гостей.

Домик был построен сразу после того, как народная власть возвратилась в Ханой в октябре 1955 г. и напоминал ту хижину, к которой Хо Ши Мин привык в джунглях в годы войны Сопротивления. Президент не мог жить по-другому. Ни о каких архитектурных изысках в то время не могло быть и речи. Поэтому домик строили умельцы-плотники, строили по-традиции, главное, чтоб был удобен и прост. А торжественный дворец французского генерал-губернатора Индокитая до сих пор остается местом для официальных приемов.

"Частный" характер встречи подчеркивал и костюм Президента: он был одет в простые черные блузу и брюки. Ни дать, ни взять - пожилой крестьянин после трудового дня. Вместе с президентом был премьер-министр Фам Ван Донг.

Пока мы шли по парковым аллеям к домику, начался мелкий осенний дождичек. Ожидавший нас на ступеньках крыльца Хо Ши Мин по этому случаю пошутил, что по такой погоде в Москве пьют водку и предложил самому молодому из нас Г.С. Титову разлить по рюмке "Столичной".

Я не помню, о чем разговаривали в тот вечер, но на сохранившейся фотографии Герман Титов что-то говорит Президенту, все смеются, даже обычно немного суровый Фам Ван Донг. Когда мы уходили, Хо Ши Мин по своему обычаю подарил каждому по бордовой розе.

Еще больше нас поразило, что следующим вечером, перед самым вылетом из Ханоя Хо Ши Мин вновь без всякого предупреждения приехал к нам в особняк, чтобы "просто попрощаться". А по сути дела, устроил

стр. 125

ужин с многочисленной сменою блюд вьетнамской кухни. И вновь никто из посольства приглашен не был.

Этим вечером он серьезно говорил о том, что Вьетнам переживает тяжелое время, о том, что мы сами могли убедиться, насколько трудно вьетнамцам. Вот, американская авиация "охотится за мостом через Красную реку, который построил еще Эйфель. И его надо всеми мерами защитить, особенно когда насупит сезон дождей". Он, - кивнул Президент в мою сторону, - жил в Ханое и знает, какой бывает подъем воды в реке в паводок!" Говорил он и о том, что ему хорошо известно, как советский народ поддерживает вьетнамцев, о роли нашей помощи в их борьбе.

- Мы все равно выстоим, выстоим и победим, - добавил Хо Ши Мин просто, без пафоса что делало его слова почти осязаемо весомыми.

И тогда, и теперь я думаю, что, проявив подчеркнутое внимание к не столь уж высокой делегации, Хо Ши Мин хотел тем самым высказать искреннюю приязнь к нашему народу, открытость своего отношения к нашей стране, тем более, что делегация посещала Ханой по случаю годовщины Октябрьской революции. Он не мог не знать, что мы обязательно расскажем об этих встречах в Москве. В то же время, не приглашая на эти встречи советского посла, он не давал возможности кому-либо обвинить его в симпатиях к "советским ревизионистам". Это была уже серьезная политика.

В 1975 г. на праздновании 30-летия Социалистической Республики Вьетнам, к которому было приурочено и открытие Мавзолея Хо Щи Мина, я вновь побывал в саду Президентского дворца. Кто-то из вьетнамских друзей подвел меня к низенькому скрывавшемуся в зелени кустов зданию и сказал:

- Здесь Бак Хо (так называли во Вьетнаме Хо Ши Мина) работал в холодное время года, здесь он и скончался.

Мы вошли внутрь. Маленькая комнатушка в одно окно, слева от двери в стене небольшой люк- лаз в бомбоубежище. Простая деревянная кровать с циновкой, светлый шифоньер работы местного умельца, в нем давно знакомый кремовый френч и "хошиминки", может быть те самые, в которых он был в Москве в свой последний приезд.

Пожалуй, никогда отношения между двумя странами не развивались столь бурно, как в десятилетие 1965-1976 гг., когда вьетнамский народ с оружием в руках решал задачу защиты Отечества и воссоединения страны.

Позиция руководства руководства СССР, пришедшего к власти после октябрьского пленума 1964 г., была определенной: дружественное государство подвергается нападению со стороны более сильного противника, нет другого пути, кроме оказания ему всей возможной помощи и поддержки в отстаивании своего права на жизнь. Уже в начале 1965 г. советская делегация во главе с Председателем Совета Министров А.Н.Косыгиным побывала в Ханое, где обсуждались основные параметры взаимодействия в новых условиях.

Потом руководящие деятели обеих стран регулярно встречались несколько раз в году. Преимущественно вьетнамские делегации приезжали в Москву. В то время все переговоры с вьетнамской стороны вели Ле Зуан и Фам Ван Донг, а когда начались парижские встречи между Вьетнамом и США, частым гостем в Москве стал член политбюро ЦК Партии трудящихся Вьетнама Ле Дык Тхо. на которого была возложена обязанность вести диалог с американцами.

Разумеется, к каждой из таких бесед на высоком уровне, носивших конкретный деловой характер, велась самая тщательная предварительная подготовка, были задействованы многие организации. Но окончательную "доводку" переговорных материалов проводили работники МИД и Отдела ЦК КПСС Сложилась крепкая "команда" единомышленников: М.С.Капица, Л.В.Котов, С.С.Немчина, Ю.И.Кузнецов, С.И.Дивильковский, Р.Л.Хамидулин, В.М.Шашихин, некоторые другие работники Отдела Юго-Восточной Азии МИД и Отдела ЦК. Позднее в такой работе участвовали Р.П.Федоров и А И.Вальков. Во время переговоров мы должны были не только переводить, но и делать записи бесед. Обычно кто-то из

стр. 126

руководства говорил: "Ты сядь в сторонке... Но чтобы все слышать!" Стенографисток на такие беседы не приглашали, хотя потом они же по свежим следам и перепечатывали наши "задиктовки".

Надо сказать, что установилось полное взаимопонимание с вьетнамскими переводчиками и "стенографами". Переводчики уговаривались "в случае чего" аккуратно уточнять друг друга, а мы, записывающие, сверяли наиболее деликатные места в документах, чтобы не было разночтения.

Как правило, вьетнамская сторона рассказывала о положении на Севере и Юге страны, затем шло обсуждение просьб о поставках того или иного имущества. С нашей стороны также следовала информация. Не обходилось и без взаимных претензий, но делалось это по-деловому, со стремлением ликвидировать прорехи. Более прямые дискуссии велись между экспертами сторон, которые были хорошо и давно знакомы друг с другом и не стеснялись говорить совсем без обиняков.

Поскольку на таких встречах речь шла о делах сугубо практических, основную роль играли главы правительств А.Н.Косыгин и Фам Ван Донг. Не у меня одного сложилось убеждение, что из тогдашних советских руководителей вьетнамцы больше всех уважали Алексея Николаевича Косыгина за его высочайшую компетентность, вежливую прямому и твердость в оценках и суждениях, он, кстати, никогда не отказывался встречаться с Фам Бан Донгом неофициально, приезжал один, если вьетнамский премьер просил о встрече в выходной день, в особняк на Воробьевых горах, где обычно размещали высокие делегации.

"Китайская тема" затрагивалась чисто в практическом аспекте, когда речь шла о наших поставках Вьетнаму, маршрут которых проходил по территории КНР. А тут бывали, к сожалению, и казусы, которые - чего греха таить - вьетнамская сторона хотела бы оставить в стороне, но разъяснять которые все же приходилось Фам Ван Донгу. В таких случаях А.Н.Косыгин. всегда доподлинно знавший все мельчайшие подробности вопроса, с пониманием и даже с сочувствием посматривал на своего вьетнамского коллегу.

Кажется; только однажды во время встречи Л.И.Брежнева с Ле Зуаном в очень узком кругу, уже в середине 70-х годов, говорилось о позиции тогдашнего китайского руководства Насколько помню, речь шла о том, что она затрудняет борьбу Вьетнама не только в политическом, но и в чисто материальном плане. Никаких теоретических вопросов не поднималось. Скорее всего, обе стороны понимали их неуместность в сравнении с событиями, происходившими во Вьетнаме.

Многократные встречи с Ле Зуаном и Фам Ван Донгом в эти годы позволили познакомиться с ними даже в чисто бытовом плане. Разумеется, это были не похожие друг на друга люди, с одинаково завидной, но разной судьбой. Как-то раз, кажется, это было в 1972 г.. Ле Зуан приехал в СССР в отпуск. После необходимых медицинских процедур в Москве он улетел в Сочи. Там ему, как это всегда бывало, предложили целую программу пребывания, от которой он отказался. Целыми днями гулял по саду или оставался в своей комнате. Когда мы с Е.П.Глазуновым спросили его о пожеланиях, он засмеялся и сказал:

- Да вы не обращайте внимания. Лучший отдых для меня - посидеть одному с книгой.

В один из приездов в Москву, в начале 70-х годов Фам Ван Донг обратился к А.Н.Косыгину с просьбой устроить ему поездку в Ленинград специально для того, чтобы "только с экскурсоводом" осмотреть Эрмитаж. Разумеется, его просьба была выполнена. Он долго ходил по музею в сопровождении блестяще говорившего по-французски экскурсовода.

Уже з 80-х годах мне пришлось присутствовать в Ханое на обеде, который Фам Ван Донг устроил в честь делегации Академии Наук СССР. И надо было видеть как виртуозно хозяин вел разговор на самые разнообразные темы, начиная от научно-технического сотрудничества между нашими странами и кончая "Об общественном договоре" Руссо! А еще он любил прогулки. Не размеренные шествования по аллеям парка, а быструю ходьбу

стр. 127

по лесу. Мы выезжали обычно по Рублевскому шоссе за Кунцевскую больницу и там почти что бежали по березняку вслед за широко шагавшим вьетнамским премьером, которому уже давно перевалило за шестьдесят!

Сейчас из когорты вьетнамских революционеров, создавших партию. осуществивших революцию в 1945 г. и приведших народ к победе в борьбе за единство страны остались в живых только Фам Ван Донг и Бо Нгуен Зиап. Фам Ван Донгу весною 1999 г. исполнилось 93 года...

Десятилетие 1965-1975 гг. в советско-вьетнамских отношениях наверное можно назвать медленным продвижением от просто межгосударственных связей к взаимодействию в широком плане. Но при этом нельзя умолчать и о том, что бедой советского руководства, так до конца и не изжитой, было, как могу судить по собственным наблюдениям, неумение принимать во внимание национальные особенности вьетнамцев: страны, партии, народа.

Конечно, в ходе переговоров, бесед и т.д. отдавалось должное общеизвестным культурным и историческим ценностям Вьетнама, и это делалось искренне. От нас, в чью обязанность входило готовить материалы для переговоров и публичных выступлений, требовали цитирования кого-то из местных классиков - чем древнее, тем лучше, либо пускались в ход пословицы и поговорки. Считалось, что так проявляется уважение к стране и ее обычаям.

Во Вьетнаме такие "заходы" плохо оправдывали себя, давали явные сбои. Уж слишком огромна была разница в менталитете, в традициях, в подходе к жизненным и бытовым ценностям.

Даже в 70-е годы, когда вопрос о политическом доверии друг к другу не стоял, когда общность взглядов на развитие ситуации на мировой арене была очевидна, нет-нет, да и проскальзывало иногда и у той, и у другой стороны легкое сомнение, до конца ли откровенен с ним союзник?

Наверное этим объясняется и отсутствие сколько-нибудь личных отношений между советскими и вьетнамскими руководителями. Общения и разговоры были дружескими, откровенными. но при том либо деловыми, либо протокольно-приветственными. Мне припоминается только один раз, когда Л.И.Брежнев и Ле Зуан слегка коснулись своей жизни. Дело было в Кремле, сразу после приезда вьетнамской делегации в Советский Союз в 1976 году. Почему-то все разошлись, а оба руководителя остались возле круглого стола в небольшом холле резиденции. Кажется, Л.И.Брежнев спросил Ле Зуана о семье, потом рассказал о своей. Поговорили о здоровье. Л.И.Брежнев посетовал, что врачи запретили ему курить, а Ле Зуан сказал, что, наоборот, хорошо сделали, что он сам никогда не курил в отличие от Хо Ши Мина, который без сигареты не мог.

Присутствовавший помощник Ле Зуана Дау Нгок Суан, с которым мы сидели поодаль, доверительно шепнул, что о личных делах Ань Ба (псевдоним Ле Зуана в годы революционного подполья) старается ни с кем не говорить, а вот в Москве приоткрылся.

У меня тогда сложилось впечатление, что эти два уже немолодых человека, прошедшие каждый нелегкую жизнь и поднятые к вершинам власти, стали чуть больше понимать друг друга

К великому сожалению, чаще случалось иное.

Вьетнам оказался едва ли не единственной "братской социалистической страной", которая не только не присвоила звания Героя Л.И.Брежневу по случаю его 70-летия, но и не наградила орденом. В Москву был направлен подарок от ЦК КПВ, редкого изящества и большой ценности изделие из слоновой кости.

Этот факт запомнился, потому что мне было дано довольно деликатное поручение выяснить, почему все-таки не наградили советского лидера вьетнамским орденом.

Вопреки моим опасениям, тогдашний министр иностранных дел Вьетнама Нгуен Зуй Чинь, к кому я не очень ловко обратился, совершенно спокойно пояснил, что ЦК КПВ считает неприличным награждать руководителей, поскольку их и так каждый знает. Ордена надо давать простым

стр. 128

людям, чтобы надел человек награды в праздник: и все увидели, какие у него заслуги. У вьетнамских, руководителей, за исключением военных, орденов нет. А подарок ко дню решения - ото выражение личных чувств, большого личного уважения

Разве имел такой подход что-то общее с обычаями и нравами советской действительности тех лег?

В середине 80-х годов мне пришлось долго беседовать с одним из руководителей внешнеполитического ведомства Социалистической Республики Вьетнам. Речь шла о 60-х, о позиции тогдашнего вьетнамского руководства в полемике, разобщавшей международное коммунистическое движение. Вьетнамцы, по словам собеседника, хорошо понимали, что некоторые их идеологические положения, например, касающиеся вопросов войны и мира, в Москве подвергаются критике. Но в условиях, когда по существу дела вся страна воюет, сказал он, мы и не могли вести иную пропаганду в народе. Потом усмехнулся и добавил: "А воевали-то мы вашим оружием, и советские, а не китайские ракеты сбивали американские самолеты"!

Главное, сказал собеседник, что вызвало обиду и непонимание у вьетнамского руководства, это то, что в Москве "ставили на одну доску Вьетнам и Китай". А у Вьетнама всегда был свой путь, об этом свидетельствует многовековая история вьетнамо-китайских отношений. Поэтому, пояснил он, мы перестали уважать Н.С.Хрущева и считать его искренним другом, поэтому до сих пор во Вьетнаме противопоставляют его отношению тот курс, который стали проводить Л.И.Брежнев и А.Н.Косыгин.

С появлением на карте мира единого Вьетнама начался качественно новый период сотрудничества между нашими странами. Нам казалось, что он будет менее трудным, чем в годы войны. Однако за двадцать лет, прошедших с момента воссоединения, и во Вьетнаме, и в СССР, и в нынешней России произошли и совершаются события не меньшей сложности, чем в лихие военные времена.

Иные задачи стоят перед сегодняшним Вьетнамом, как и перед сегодняшней Россией, и подходить :( их решению с мерками вчерашнего дня, пусть и оправдавшими себя в другую эпоху, было бы не только смешно, но и пагубно. Другое поколение занимается практическим решением вопросов, определяющих характер и смысл российско-вьетнамских связей. Именно от него зависит, будет ли сохранено в наступающем столетии все то доброе, что сумели сделать предшественники в обеих странах, не свободные от ошибок, но искренне считавшие, что дружба между русскими и вьетнамцами нужна не только им, но и другим народам.