Н. М. МУРАВЬЕВ. Сочинения и письма. Т. 1. Письма. Иркутск. Мемориальный музей декабристов. 2001. 432 с.

Иркутское книжное издательство и Мемориальный музей декабристов продолжили серию "Полярная звезда", в которой уже увидели свет сочинения и письма таких деятелей декабризма, как МЛ Фонвизин, В. Ф. Раевский, С. П. Трубецкой, Н. И. Лорер, А. Е. Розен, А. Н. Муравьев, А. Ф. Бриген, М. С. Лунин, Н. В. Басаргин, А. В. Поджио, ПА Муханов, И. Д. Якушкин, A.M. Муравьев...

Э. А. Павлюченко впервые собрала воедино письма декабриста Никиты Муравьева, чье эпистолярное наследие по своему масштабу не имеет аналогов в истории декабризма. Сохранилось больше 1000 писем. Подавляющее их большинство никогда не публиковалось.

Настоящее издание восполняет значительный пробел в декабристоведении. Оно содержит письма Н. М. Муравьева периодов заграничных походов русской армии в 1813 - 1815 годах, активной деятельности в тайном обществе, послания из крепости до отправления в Сибирь, а также первую записку Муравьева из Читинского острога (28 января 1827 г.). (Предыдущие публикации писем Никиты Муравьева были немногочисленны.) Письма предваряет вступительная статья - биография автора писем.

Издание охватывает период с августа 1813 по январь 1827 года. Оно насчитывает 258 писем, из которых 197 написаны до заключения в крепость, а 60 из крепости. 198 писем адресованы матери декабриста Е. Ф. Муравьевой; 53 жене А. Г. Муравьевой; 2 двоюродному брату М. С. Лунину; 2 родственнику К. Н. Батюшкова П. А. Шипипову, а также по одному письму Н. Н. Муравьеву и младшему брату А. М. Муравьеву. Одно письмо адресовано Николаю I.

Письма подтверждают органическую связь декабризма с просветительством, о чем уже писали С. С. Ланда и А. Г. Тартаковский. Дискуссия в историографии по поводу предпосылок декабризма между сторонниками "феноменологии" (М. В. Нечкина) и "эволюции" (С. С. Ланда) получает очередной аргумент в пользу последних.

Никита Муравьев до сих пор - один из самых таинственных персонажей русской истории XIX века. Лидер Северного общества декабристов, он всегда был четко вписан в известную схему: Пестель - представитель радикального течения в декабризме, сторонник республики, Муравьев - либерал, отстаивавший утопическую теорию о введении в России после победы восстания конституционной монархии. В сознании людей, изучавших декабристов, Муравьев всегда был нерешительным, сомневающимся интеллигентом, обреченным на неудачу. Возможно, в прагматическом смысле это и так, но, очевидно, что движение декабристов имеет не столько политические аспекты, сколько этические, нравственные. Поэтому так важно понять сложный и противоречивый путь, пройденный Муравьевым.

Склонность к глубоким уединенным размышлениям, жажда научного знания, анализ своих поступков, граничащий с "самоедством" - все эти черты будущего декабриста отмечали многие современники, лично его знавшие (В. А. Оленина, М. С. Лунин). Здесь, по-видимому, действительно можно говорить об особом типе поведения декабриста в повседневной жизни, когда каждому без исключения поступку придавалось значение исторического факта, и каждое действие совершалось с опорой на опыт великих деятелей прошлого ¹ .

На основании всего массива писем Н. Муравьева Павлюченко выстраивает вектор развития личности декабриста: от юношеского восторженного экстремизма к зрелому и мудрому либерализму в философии в сочетании со стоицизмом в жизни. При этом автор с глубоким пониманием и уважением относится ко всем подчас весьма резким изменениям в поведении и мировоззрении Муравьева, пытаясь найти им объективное объяснение. В этом отношении в историографии не было единой точки зрения. Всегда в большей или меньшей степени в оценке личности Н. М. Муравьева доминировали бескомпромиссно-эмоциональные, субъективные мотивы. Многие соратники Муравьева по тайному обществу (например, Ф. Вадковский, П. Муханов) впоследствии жестоко осудили его за поведение после ареста и во время следствия, приписав ему "чистое отсутствие всякой воли". Самоуглубленность, медитативность, замкнутость и сдержанность в обращении дали повод некоторым современникам обвинить Н. Муравьева в эгоизме и даже отказать во "всякой самобытности". Действительно, "осознав несоответствие декабристских идеалов российский действительности, пересмотрев проблему соотношения целей и средств, в частности, отказавшись от крайностей, грозящих кровью, Н. М. Муравьев оказывается практически в изоляции" (с. 50). В этом смысле Павлюченко, представив на суд исследователя полное муравьевское эпистолярное наследие, подходит к качественно новому, предметному изучению личности декабриста.

Письма Муравьева передают двойственность его существования, разделение жизни явной и потаенной. В посланиях, написанных до 14 декабря 1825 г., не содержится ничего, что могло бы натолкнуть на мысль о тайной жизни молодого человека. Армейские будни, маневры и парады, скверная работа почты, постоянные задержки писем, волнения о здоровье родных и близких,

стр. 168

просьбы купить орденские знаки, прислать книги, однообразие минского периода, жизнь в дороге, упоминание мимоходом о строительстве в Москве Манежа и открытии памятника Минину и Пожарскому, аферы Сиверса и Зеленкова, тяжбы в Сенате, деревенские реалии, беспокойство о детях, разлука и одиночество - все это становится привычным и обыденным. Но вот происходит восстание, во время которого Муравьев находится далеко от Петербурга, в орловском имении Чернышевых Тагино, и начинается совершенно другой период в жизни декабриста.

Н. М. Карамзин, входивший в число ближайших знакомых семьи Михаила Никитича Муравьева и весьма далекий в своих убеждениях от взглядов молодых декабристов ² , был потрясен и чрезвычайно расстроен тем, что сыновья Михаила Никитича, и в частности Никита, оказались активными участниками заговора. 19 декабря 1825 г. он пишет Дмитриеву: "Катерина Федоровна Муравьева раздирает сердце своею тоскою. Вот нелепая трагедия наших безумных либералистов". А 3 января 1826 г. добавляет: "К нашему сокрушению, оба сына Катерины Федоровны Муравьевой взяты как члены этого законопреступного Общества. Никита, то есть старший, был даже одним из начальников" (с. 53).

В письмах из крепости Муравьев глубоко раскаивается в содеянном, испытывает сильнейшую вину перед родственниками за то, что не был с ними до конца откровенен. В послании из крепости матери и жене, он пишет: "Ежедневно я со слезами молю Господа простить меня за то, что я участвовал в этом безумстве и беззаконии и трудился над созданием этой новой вавилонской башни" (5 января 1826 г.). "Я предаюсь суровым и искренним размышлениям, перед моим умственным взором проходят последние годы - мое сердце разбито, моя душа больна, но я не поддаюсь унынию" (8 января 1826 г.). Подавленность и смятение пробуждают в нем сильнейшее религиозное чувство. Он все больше уходит в себя.

Корпус писем Муравьева к супруге - А. Г. Муравьевой, урожденной Чернышевой, проникнут пронзительным мотивом любви и нежности. "Попробуй, пытайся каждый день отвоевать клочок земли у себя самой... Ты сама писала мне, что твоя печаль еще не повод для того, чтобы не совершать добрых дел" (16 января 1826 г.). "Мой добрый друг, я поставил себе за правило радоваться всем сердцем любому выпадающему на мою долю удовольствию и не печалиться ни из-за каких огорчений: это наиболее благоразумно" (29 января 1826 г.). Оригиналы писем Муравьева к жене, а также фрагменты остальной переписки написаны по-французски.

Изучение писем Муравьева позволяет подойти к разработке некоторых проблем в современном декабристоведении. В частности, многое становится ясным во взаимоотношениях декабриста с его ближайшим окружением. Здесь невозможно переоценить влияние отца - известного литератора, просветителя, попечителя Московского университета - Михаила Никитича Муравьева, под руководством которого Никита делал первые шаги в становлении собственной личности. Под влиянием отца он ощутил стремление к изучению наук, среди которых особое место отводилось истории.

Многочисленные родственные и дружеские связи позволяют проследить генезис и развитие идей, воплотившихся впоследствии в программных документах декабризма. Многолетнее общение и дружба с такими людьми, как Карамзин, Батюшков, Лунин, Муравьев-Апостол сыграли решающую роль в формировании характера и мировоззрения Н. М. Муравьева.

Совершенно по-новому открывается образ матери декабриста - Екатерины Федоровны Колокольцовой. В историографии очень сильна традиция, в соответствии с которой женитьбу Михаила Никитича Муравьева на Е. Ф. Колокольцовой представляют как manage de raison, весьма выгодное предприятие ³ . Письма Муравьева, в большинстве своем адресованные к матери, показывают удивительные душевные качества этой женщины. Составитель издания немало сделала для достижения объективности в оценке личности и роли Е. Ф. Колокольцовой ⁴ .

Исключительное значение в контексте развития конституционной мысли России имеет законодательный проект Н. М. Муравьева. Как справедливо заметила Павлюченко, "особый либерально-конституционный тип революционности, представленный в декабризме Муравьевым, прорастет в будущем в одну из центральных проблем российской истории, а потому требует дальнейшего научного осмысления" (с. 66).

Собрание писем Муравьева подготовлено на очень высоком уровне. Создан прекрасный научный аппарат. Вступительная статья, комментарий и указатель имен отличаются исчерпывающей полнотой и тщательностью исполнения. В комментариях искусно соткана канва эпохи.

Примечания

1. ЛОТМАН Ю. М. Декабрист в повседневной жизни. - Литературное наследие декабристов. М. 1975, с. 25 - 74.

2. См.: МИНАЕВА Н. В. Европейский легитимизм и эволюция политических представлений Н. М. Карамзина. - История СССР, 1982, N 5, с. 150 - 159.

3. ДРУЖИНИН КМ. Декабрист Никита Муравьев. М. 1933.

4. ПАВЛЮЧЕНКО Э. А. Добрейшая Катерина Федоровна. - Памятники Отечества. 1992, N 4 (28).