ДНЕВНИКИ Г. М. ДИМИТРОВА

Мемуары, воспоминания, истории жизни, биографии замечательных людей.

NEW МЕМУАРЫ, ЖИЗНЕОПИСАНИЯ


МЕМУАРЫ, ЖИЗНЕОПИСАНИЯ: новые материалы (2024)

Меню для авторов

МЕМУАРЫ, ЖИЗНЕОПИСАНИЯ: экспорт материалов
Скачать бесплатно! Научная работа на тему ДНЕВНИКИ Г. М. ДИМИТРОВА. Аудитория: ученые, педагоги, деятели науки, работники образования, студенты (18-50). Minsk, Belarus. Research paper. Agreement.

Полезные ссылки

BIBLIOTEKA.BY Беларусь - аэрофотосъемка HIT.BY! Звёздная жизнь


Автор(ы):
Публикатор:

Опубликовано в библиотеке: 2020-01-19

Тот факт, что в Центральном партийном архиве Болгарской коммунистической партии (БКП) в Софии в строжайшей тайне хранится рукописный дневник Георгия Димитрова, был известен исследователям. В 70-е годы несколько историков, работавших над многотомной историей Болгарии, получили возможность ознакомиться с дневником и использовать содержавшуюся в нем информацию без прямых ссылок на источник. Этой же привилегии были удостоены несколько сотрудников Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС. Другие же специалисты и даже приемный сын автора дневника Бойко Димитров, работавший в министерстве иностранных дел Болгарии, не получили разрешения увидеть эти рукописи.

Положение изменилось после ликвидации режима Т. Живкова в конце 1989 г. Историки и другие профессионально заинтересованные лица, включая зарубежных, получили возможность ознакомления с дневником. Отдельные фрагменты стали вводиться в научный оборот 1 . В 1990 г. руководство Болгарской социалистической партии (преемницы БКП) приняло решение о публикации дневника, но победа оппозиционных сил на выборах 1991 г. не дала возможности его реализовать, Народное собрание приняло закон об изъятии имущества БКП, включая ее архивы. Тем временем в печати стали появляться более или менее обширные, как правило, подобранные в сенсационных целях, вырванные из контекста, содержащие массу ошибок (как вследствие трудностей прочтения рукописи, так и в результате низкой квалификации публикаторов и их торопливости), должным образом не прокомментированные отрывки. И только в 1997 г. болгарским историкам удалось, наконец, осуществить научное издание важного источника 2 .

Активные общественные и политические деятели редко обращаются к такому эпистолярному жанру, как дневник. Обычно они садятся за мемуары уже после отхода от активной практической деятельности и освещают прошлое с позиций того времени, когда создают свои произведения, нередко сводя счеты с противниками и соперниками, стремясь представить свою деятельность в наиболее благоприятном свете.


Чернявский Георгий Иосифович - доктор исторических наук, профессор Университета им. Джонса Гопкинса (г. Балтимор. США).

Автор статьи благодарен академику БАН Илчо Димитрову (Софийский университет) и профессору Джеффри Бруксу (Университет им. Джонса Гопкинса, Балтимор, США) за полезные советы.

1 См., например, сведения о предложении правительства СССР о заключении договора о взаимопомощи с Болгарией и о движении за его заключение, развернувшемся в Болгарии, - так называемой "Соболевской акции" - в статье Л. А. Безыменского "Визит В. М. Молотова в Берлин в ноябре 1940 г. в свете новых документов". - Новая и новейшая история, 1995, N 6, с. 121-153. Безыменский, однако, не ссылается на архив и дает сноску "Архив автора". См. также Денчев К., Мещеряков М. Т. Дневниковые записи Г. Димитрова. - Новая и новейшая история, 1991, N 4.

2 Георги Димитров. Дневник (9 март 1936 - 6 февруари 1949). София, Университетско издателство "Св. Климент Охридски", 1997. 794 с. + 17с. фотографий. Съставителство, проводи, редакция, нредговор, бележки и указатели: д-р на ист. науки Димитър Сирков, д-р Петко Боев, д-р Никола Аврейски, Екатерина Кабакчиева, Бойко Димитров. Към читателя (с. 7-9). Акад. Илчо Димитров. Георги Димитров и неговият дневник (с. 1 1-54). Необходимо отметить, что в некоторых случаях историки продолжают ссылаться на архивный подлинник текста и после опубликования дневника. См., например: Dimitrov and Stalin, 1924-1943; Letters from the Soviet Archives. Ed. by A. Dallin and F.J. Firsov. New Haven - London, 2000.

стр. 47


Чаще дневники ведут деятели культуры, для которых они подчас служат своего рода творческой лабораторией, где накапливаются впечатления и оттачивается перо. В разное время были изданы многочисленные дневники русских и зарубежных писателей и ученых, широко используемые историками. Хорошо известен дневник цензора и писателя А. В. Никитенко, изданные в разные годы дневники советских писателей К. И. Чуковского, М. М. Пришвина, М. С. Шагинян 3 . Опубликованный в "Вопросах истории" в 1991-1992 гг. дневник профессора истории Московского государственного университета Ю. В. Готье за 1917-1922 гг. является ценным источником изучения и осмысления революции, гражданской войны в России и событий, происходивших непосредственно после нее 4 . Большие возможности для исследования истории Болгарии, особенно в годы второй мировой войны, представляет изданный под редакцией и со вступительной статьей академика БАН И. Димитрова дневник видного ученого - археолога и искусствоведа правого политика Богдана Филова, занимавшего в 1940-1943 гг. пост главы правительства Болгарии - союзницы нацистской Германии, а затем являвшегося одним из регентов малолетнего болгарского царя Симеона 5 . Все шире вводятся в научный оборот дневники обычных, "не знатных" людей. Весьма интересен опубликованный в США сборник дневников 10 представителей разных слоев населения СССР за 1934-1939 гг., обнаруженных в центральных и местных российских архивах 6 .

Что же касается коммунистических политиков, то жанр дневника им почти не присущ. Мы знаем только о тюремных дневниках А. Грамши, созданных в особых условиях фашистского застенка, выбраться из которого надежды не было 7 . И поэтому впервые опубликованные записи видного коммуниста Г.М. Димитрова являются поистине уникальным источником.

Димитров по крайней мере дважды брался за дневник и прерывал это занятие: первый раз - во время первой мировой войны, второй - в румынской тюрьме, куда он попал по дороге на II конгресс Коминтерна в 1920 г. Оба фрагмента были опубликованы 8 . Есть косвенные сведения, что Димитров вел дневник также с 1918 по 1923 г., но его текст не сохранился.

В последний раз Димитров начал вести дневник в тюрьме в Берлине сразу же после ареста 9 марта 1933 г. и вносил в него почти ежедневные записи с 28 марта до депортации в СССР 27 февраля 1934 г. После первой записи следует 18- дневный перерыв, а затем дневник велся регулярно 9 . Прибыв в СССР, Димитров продолжал вести дневник, хотя подчас между записями имеются длительные разрывы. Из них самый продолжительный и досадный с февраля 1935 по август 1936 г., то есть относящийся ко времени непосредственной подготовки VII конгресса Коминтерна и первого года работы Димитрова на посту генерального секретаря международной коммунистической организации. Скорее всего соответствующие тетради или части тетрадей были уничтожены то ли самим Димитровым, то ли после его смерти: в начале тетради, открывающейся записью 19 августа 1936 г., есть следы вырванных страниц (с. 112).


3 Никитенко А. В . Днeвник. M., 1955-1956, тт. 1- 3; Чуковский К. И. Дневник. 1900-1929; Л., 1991; его же. Дневник. 1930-1969. М" 1994; Пришвин М. Дневники. М., 1990; Шагинян М. Дневник. 1917-1931. Л., 1939 и др.

4 См.: Соболев Г. Л. Дневник Ю. В. Готье как источник о настроениях российской интеллигенции в 1917 г. - Сб.: Историк и революция. СПб.. 1999, с. 184-189.

5 Филов Б. Дневник. София, 1986. Тотчас после издания этот том был изъят и переиздан сразу же после падения режима Т. Живкова: Филов Б. Дневник. София, 1990.

6 Intimacy and Terror. Ed. by Veronique Garros, Natalia Korenkovskaia and Thomas Lahusen. New York, 1995.

7 Gramsi A. Selections from the Prison Notebooks. London, 1971.

8 Кръстева Н. Бележникът на Георги Димитров от юли 1916 до ноември 1917 г. - Научни трудове на Висша партийна школа. София. 1966. т. 26, с. 377-413; Бележки на Георги Димитров от затвора - юли 1920 г. Известия на Института но истории на БКП. София, 1965, т. 14, с. 377-37S.

9 Эта часть дневника с рядом купюр (в основном были выпущены места, относившиеся к интимным связям Димитрова в Берлине) уже публиковалась (см. первое издание: Briefe und Ausreichnungen aus der Zeit der Haft und der Leipziger Prozess. Moskau, 1935).

стр. 48


Высказанное предположение представляется тем более обоснованным, что эта наиболее значительная лакуна относится ко времени одного из самых важных тактических поворотов советского руководства в области внешней политики и международного рабочего движения - от курса "класс против класса" и третирования социал-демократии как "социал-фашизма" к сотрудничеству с социал-демократами и либеральными силами в форме народного фронта. Попутно следует напомнить, что, дав после долгих колебаний "зеленый свет" новому курсу, Сталин продолжал относиться к нему подозрительно; он ни разу не упомянул его в своих публичных выступлениях, даже в отчетном докладе на XVIII съезде ВКП(б).

Объемы записей - самые разнообразные: от одной строки до нескольких страниц. Сохранились 12 тетрадей и 9 отдельных листов записей 1949 г., а также разные приложения к записям, которые включены в издание с соответствующими оговорками. Три части источника отражены в языке записей, которые велись на немецком в тюрьме, на русском - во время пребывания в СССР до ноября 1945 г. и на болгарском - со времени возвращения на родину.

Редакционный коллектив (его состав в соответствии с авторским правом был определен Бойко Димитровым в качестве правопреемника своего приемного отца) проделал огромную работу по расшифровке, переводу иноязычных текстов на болгарский язык, составлению научно-справочного аппарата в соответствии с современными международными археологическими требованиями.

Ежедневные или почти ежедневные записи Димитрова, как правило, отрывочны; подчас они напоминают не дневник в собственном смысле слова, а памятные наброски текущих надобностей; логики и последовательности при переходе от одной записи к другой в пределах дня нет - мелкие бытовые подробности подчас соседствуют с важнейшими политическими сведениями; в дневник включены данные, которые рассматривались советским, а позже и болгарским руководством как сугубо секретные - нередко они компрометируют Сталина, его окружение, да и самого автора. Из всего этого следует, что дневник не предназначался для печати ни при жизни Димитрова, ни, по всей видимости, и после его смерти. Вполне искренним его нельзя считать - довольно часто встречаются тексты, сопоставимые с самыми примитивными образцами коммунистической пропаганды, традиционные восхваления Сталина, с помощью которых Димитров, видимо, оберегал себя на случай каких-либо неожиданностей. В основном записи представляются довольно откровенными. Это существенно увеличивает источниковедческое значение информации, сообщаемой дневником. Особенно важно, что в него включены то ли переписанные автором, то ли вставленные тексты многих документов - писем Г. М. Димитрова И. В. Сталину, В. М. Молотову, А. А. Жданову и другим советским лидерам, письма Сталина, полученные им, или записи бесед со Сталиным и другими кремлевскими руководителями, тексты решений Политбюро ЦК ВКП(б), переписка с коммунистическими руководителями ряда стран. Все это позволяет рассматривать дневник как первостепенный комплексный источник не только по его содержанию, но и по видам документов.

Тексту дневника предпослана обширная статья заведующего кафедрой истории Болгарии Софийского университета академика БАН Илчо Димитрова, имеющего богатый и плодотворный опыт издания нарративных источников. Особенно интересно, что предыдущим изданием такого рода, созданным под руководством и с объемистой вступительной статьей И. Димитрова, был дневник Богдана Филова, политического антипода коммунистического лидера. В своей новой работе И. Димитров делится мыслями о значении мемуаров и дневников для познания истории и стремится объективно и взвешенно охарактеризовать жизненный и политический путь Г. Димитрова в неразрывном единстве с особенностями развития Болгарии в первой половине XX в., а в 30-40-е годы - и на основе дневника.

Из статьи И. Димитрова читатель получает яркое представление о сложном,

стр. 49


политически противоречивом развитии автора дневника со времени его вступления в социалистическое движение в начале XX в. Г. Димитров предстает как мужественный и самоотверженный сторонник Димитра Благоева, как активный деятель партии тесных социалистов, чья непримиримость в борьбе за идеал "справедливого общества" нередко приводила к догматизму.

Установление власти большевистской партии в России, а затем создание Коммунистического Интернационала предопределили преобразование тесносоциалистической партии в коммунистическую в 1919 г. Г. Димитров постепенно выдвигается в число руководителей этой партии. С одной стороны, он стремился сообразовываться с реальностями социально-экономической обстановки в стране, в частности с широким влиянием Болгарского земледельческого народного союза - крестьянской политической партии, стоявшей у власти в 1919-1923 гг. С другой стороны, для Г. Димитрова бесспорной была идея о единстве мирового коммунистического движения, которая, как пишет И. Димитров, вела к порочной практике принятия решений национальными партиями по прямому диктату Москвы (с. 17).

Г. Димитров получил широкую международную известность после Сентябрьского восстания 1923 г., которым он руководил вместе с В. Коларовым. Это восстание, проведенное по решению Коминтерна, не имело шансов на успех. В то же время в руководстве им Г. Димитровым были проявлены высокие организаторские качества и мужество.

Он сохранил доверие советского руководства и Коминтерна и в следующие годы приобрел облик коммунистического деятеля международного масштаба. В конце 20-х - начале 30- х годов он выполнял ответственное задание Коминтерна - руководил его Западноевропейским бюро, нелегально находясь в Берлине. Именно в это время Берлин стал ареной ожесточенных политических схваток, которые привели к образованию правительства Гитлера 30 января 1933 г., к началу установления в Германии нацистской диктатуры. Через месяц с лишним после этого события Г. Димитров был арестован и ему было предъявлено обвинение в организации поджога германского рейхстага 27 февраля того же года. Именно тогда, как мы уже знаем, он и начал вести свой дневник.

И. Димитров с полным основанием заключает: "Дневник Димитрова является вкладом в историю его времени. Его издание имеет значение не только для отечественной, но и для европейской историографии... Это первая публикация столь аутентичного документа, созданного одним из лидеров мирового коммунизма, которая вызовет несомненный интерес и вне его родины" (с. 54).

Попытаемся предельно сжато дать представление о важнейших проблемах, по которым материалы дневника Димитрова обогащают наше историческое знание.

В наименьшей степени это относится к условной первой части, написанной в нацистских застенках во время подготовки судебного процесса по делу о поджоге рейхстага, на протяжении самого процесса и после него вплоть до депортации Димитрова в СССР (с. 61-97). Этот период - с 9 марта 1933 по 27 февраля 1934 г. - достаточно полно известен по вышедшим ранее документальным публикациям не только в Болгарии и СССР, но и на Западе. Записи подтверждают личное мужество Димитрова, его энергичную подготовку к политической защите на суде, несмотря на крайне тяжелые условия пребывания в тюремной камере - Димитров вынужден был писать свои заявления, конспекты выступлений на суде, дневниковые записи в наручниках, которые не снимались и ночью. Дневник не подкрепляет позиции тех мемуаристов и историков, которые полагают, что уже во время Лейпцигского процесса было достигнуто секретное соглашение ОГПУ и гестапо (в другой версии министерства иностранных дел Германии и Наркоминдела СССР) об освобождении Димитрова 10 . Текст дневника свидетельствует, что собственная судьба не была известна Димитрову


10 Fischler R. Stalin and German Communism. New York, 1949, p. 309; Borkenau F. Europaische Kommunismus: Seine Geschichte von 1917 bis Gegenwart. Bern, 1952, S. 212.

стр. 50


вплоть до 26 февраля 1934 г., когда начальник гестапо Пруссии Р. Дильс в ответ на просьбу о разрешении ему читать русские газеты ответил Димитрову: "Скоро Вы сможете читать их в Москве" (с. 97), Записи существенно расширяют представление о личной жизни и связях Димитрова в Берлине до ареста, в частности о его отношениях с Анной Крюгер, простой женщиной, матерью двоих детей, которая в меру сил стремилась помочь Димитрову в тюрьме, но которой он, прибыв в Москву и заняв высокий пост в Коминтерне, более не интересовался.

Весь следующий текст можно условно разделить, исходя из характера деятельности автора, на две разные по объему части (первая - значительно большая), относящиеся соответственно к 1934-1945 и 1945-1949 гг.

Первая из этих частей охватывает время, когда Димитров был основным формальным руководителем мирового коммунистического движения - в качестве вначале фактического, а затем и избранного главы Коминтерна, а после его роспуска заместителя заведующего и заведующего отделом международной информации ЦК ВКП(б).

7 апреля 1934 г. состоялась первая деловая встреча со Сталиным, во время которой Димитрову были сообщены идеи в области международного рабочего движения. Они были весьма далеки от курса народного фронта, который, по мнению многих авторов, начал вырисовываться почти сразу же после прихода фашистов к власти в Германии. Сталин разъяснил Димитрову, что "парламентская демократия не может иметь ценность для рабочего класса", что "во всех странах буржуазия перейдет к фашизму" (с. 100). Попутно Сталин внушал: "миллионные массы имеют стадную психологию"; "когда они утратят доверие к своим руководителям, они почувствуют себя бессильными и потерянными" (с. 101).

Уже в этом разговоре Сталин скептически высказывался о руководителях Коминтерна, в частности о Д. З. Мануильском, который в литературе обычно рассматривался как его правая рука в этой организации. Позже пренебрежительные высказывания повторялись, и, пользуясь ими, сам Димитров нередко подбрасывал Сталину нелицеприятные замечания о Мануильском. Любопытный диалог произошел между Сталиным и Димитровым 26 апреля 1939 г. Сталин припомнил, что во время "чистки троцкистских бандитов" Мануильский помалкивал, а теперь занимается подхалимажем, оценил его статью в "Правде" "Сталин и мировое коммунистическое движение" как вредную и провокационную. Воспользовавшись случаем, Димитров добавил, что Мануильский использовал его болезнь для проведения своей линии в Коминтерне (с. 172). Позже, в январе 1941 г., Мануильский устроил Димитрову чуть ли не истерику, жалуясь, что тот фактически отстраняет его от работы, и что он не может работать совместно с Димитровым (с. 212). Такого рода сведения показывают ошибочность утвердившегося в западной историографии мнения, что Димитров был настолько номинальной фигурой в руководстве Коминтерна, что лишь послушно исполнял директивы Мануильского 11 . В условиях сталинского единовластия Димитров действительно не был полностью самостоятельным руководителем международного коммунистического движения, но, как свидетельствуют данные, во-первых, определенную степень самостоятельности в пределах полученных им непосредственно или через Молотова директив он имел, а, во- вторых, Мануильский был сразу же отодвинут на второй план и влиянием не пользовался. Уже в апреле 1934 г. Сталин поручил Димитрову руководство Коминтерном, и дальнейшее его продвижение до избрания генеральным секретарем в 1935 г. было лишь делом техники.

Из дневников видно, что Сталин был удовлетворен деятельностью Димитрова на порученном посту. Лично он не хвалил Димитрова, но в сентябре 1936 г. Л.М. Каганович передал несвойственное Сталину высказывание, что Димитров внес "европейский дух" (с.115).

О том, насколько, однако, относительной была самостоятельность Димитрова, сви-


11 Nollan G. Komintern. Bonn, 1964, S. 105.

стр. 51


детельствует много записей. По любому вопросу, требовавшему ответственного решения, которое могло быть не однозначным, предусматривало варианты, он обращался за директивами к Сталину. В дневник записаны тексты писем руководителей зарубежных компартий Димитрову, его собственные письма Сталину, тексты или резюме полученных указаний, личные ответы за рубеж, дословно повторявшие указания.

Подчас Димитров попадал "не в тон", но умел быстро менять свою позицию. 13 декабря 1936 г. Димитров весьма позитивно оценил "восстание войск Чжан Сюэляна" в Шэньси и арест ими находившегося в г. Сиань главы правительства Китая Чан Кайши. Но в ночь на 15 декабря раздался телефонный звонок Сталина: "С Вашей санкции происходят события в Китае?" Димитров моментально сориентировался и ответил: "Нет. Это самая большая польза, которая только может быть оказана Японии". 16 декабря, побывав в кремлевском кабинете, Димитров утвердил директиву для ЦК компартии Китая в духе сталинской позиции (с. 118-119).

Среди публикуемых документов много личных директив Сталина или указаний Димитрова, составленных в духе устных сталинских распоряжений по вопросам участия коммунистов в народном фронте, в частности во Франции и Испании, их курса в условиях испанской гражданской войны 1936-1939 гг., политики компартии Китая. Еще в феврале 1939 г., с санкции Сталина, Димитров требовал твердого продолжения вооруженного сопротивления франкистам в Испании. Но менее чем через два месяца, после падения республики, 7 апреля 1939 г., он записал монолог Сталина по поводу того, что испанские коммунисты проявили себя с худшей стороны, не сумев организованно отступить, что они "были скрытыми заговорщиками и действовали как таковые", что они оставили массы без руководства. В качестве поучительного примера Сталин ссылался на собственный царицынский опыт 1918 г. (с. 169-170).

В болгарской коммунистической историографии, в частности в работах, опубликованных к 100-летию Г. Димитрова (1982) 12 , отмечается, что в качестве руководителя Коминтерна он смело брал под защиту своих сотрудников и зарубежных коммунистических деятелей. Текст дневника не подтверждает этого в полной мере. В нем приводится лишь один факт такого рода - заступничество за болгарского коммуниста Ф. Козовского. Тем не менее по воспоминаниям современников Г. Димитров пытался активно защищать подвергавшихся необоснованным репрессиям коммунистических деятелей.

Как свидетельствует Б. Н. Пономарев, выполнявший в 1936- 1943 гг. ответственную работу в ИККИ, "Димитров неоднократно предпринимал меры к недопущению репрессий в отношении коммунистов, в невиновности которых был уверен. И в ряде случаев это удавалось сделать. Но в целом Исполком Коминтерна не мог защитить всех от произвола Сталина - Ежова - Берии. Это, конечно, нанесло огромный вред Коминтерну" (Новая и новейшая история, 1989, N 2, с. 125).

Записи Димитрова подтверждают, что ни одно высокопоставленное лицо в СССР не находилось в безопасности. Сталин собирался арестовать Е. Д. Стасову, которая, по его словам, "оказалась мерзавкой" (с. 130). Из текста автора и включенных в дневник документов видно, что основным помощником Димитрова в Коминтерне был не Мануильский, как это обычно изображалось в литературе, а многолетний руководитель Иностранного отдела ОГПУ М. А. Трилиссер, которому на новой работе была дана и новая фамилия Москвин. Именно ему Димитров адресовал большинство своих директивных писем, находясь вне Москвы. Но когда Трилиссер был арестован, автор дневника воспринял это как само собой разумеющееся. Вот письмо Сталину по этому поводу от 25 ноября 1938 г.:

"Тов. Сталину И.В.

Политбюро ЦК ВКП(б).


12 См. обзор этих работ: Чернявский Г. И. Новые материалы и исследования о жизни и деятельности Георгия Димитрова. - Вопросы истории, 1983, N 12, с. 155-162.

стр. 52


Вчера я временно взял на себя все функции, которые должен был исполнять арестованный Москвин как член Секретариата ИККИ (руководство Службой связи, надзор за управлением делопроизводства, урегулирование финансовых вопросов).

Это, однако, мне будет не по силам в течение продолжительного времени. Было бы необходимо спешно пополнить делегацию ВКП(б) подходящим товарищем, на которого можно было бы возложить эту работу. ... 13 Тем более что арестованный враг народа несомненно много напакостил в аппарате ИККИ, что теперь без отлагательства надо исправлять и перестраивать на ходу.

Очень прошу Вашего содействия в скорейшем назначении такого товарища.

С коммунистическим приветом

Г. Димитров" (с. 160).

Из многих записей следует, что Димитров сам опасался ареста и несколько раз ему давали понять, что им недовольны. В конце апреля 1939 г. он сетовал, что в "Правде" перестали называть его имя среди членов почетных президиумов: "Что делать? Каковы выводы из этого?" - спрашивал он себя и не давал никакого ответа (с. 171).

Красноречива сама по себе и такая запись. По поводу исключения из ЦК ВКП(б) П. Жемчужиной (жены Молотова) на XVIII партконференции в начале 1941 г., отмечая, что решение было принято единогласно при воздержавшемся Молотове, Димитров продолжал: "Может быть, потому, что он ее муж, но едва ли это было правильно" (с. 216).

Не раз Димитров был свидетелем приступов гнева у Сталина, которые повергали в шок присутствовавших. Одна из гневных речей вождя неожиданно была произнесена на званом обеде, который тот устроил для самых близких политических руководителей после демонстрации 7 ноября 1940 г. Автор этих строк не поленился подсчитать, что в монологе, продолжавшемся лишь несколько минут, он восемь раз употребил местоимение "я", противопоставляя себя всем окружавшим, которые "не любят учиться, живут самодовольно" и растранжиривают "наследство Ленина". Любопытен комментарий Димитрова: "Все стояли вытянувшись и слушали молчаливо, явно никак не ожидая от И[осифа] В[иссарионовича] таких Leviten (нравоучений - Г. Ч. ). В глазах Ворошилова показались слезы. Во время своего слова И[осиф] В[иссарионович] особо обращался к Кагановичу и Берии" (с. 200-201).

Дневник содержит важные сведения о политике советского руководства во время второй мировой войны, в частности после нападения фашистской Германии на СССР, об особенностях деятельности Коминтерна в годы войны, о мало известных моментах истории движения Сопротивления в Европе и Азии.

Судя по записям, Димитров не был проинформирован о подготовке советско-германского договора о ненападении и тем более секретного приложения к нему о разделе сфер влияния в Восточной Европе. О дополнительном секретном протоколе Димитров не узнал и после его подписания. Записи по поводу визита Риббентропа в Москву весьма лапидарны. Выразителен восклицательный знак, следующий за записью о том, что в "Правде" и "Известиях" помещена фотография Сталина и Молотова вместе с Риббентропом (с. 180).

Через неделю после начала мировой войны, 7 сентября 1939 г., Димитров встретился со Сталиным в присутствии Молотова и Жданова. Тогда Сталин подробно раскрыл свою оценку войны, утверждая, в частности, что Гитлер "производит подкоп под капиталистическую систему", что разделение капиталистических стран на фашистские и демократические потеряло смысл, а уничтожение польского государства означает, что "одним буржуазным фашистским государством [стало] меньше". По существу Москва, как явствует из сталинского заявления, исходила из перспективы, что война в Европе открывает новые возможности для расширения советского влияния: СССР мог занять позицию своеобразного арбитра, от которого зависел бы итог


13 В оригинале вычеркнуто: "Тем более что и тов. Мануильский серьезно болеет и нуждается в срочном и продолжительном лечении".

стр. 53


войны. На следующий день была подготовлена директива для компартий, направленная в первую очередь против "англо- французско-американского империализма" (с. 182-183). Димитров, как видно из записей, полностью одобрял планы Сталина, в частности, высказанные на "дружеской встрече" по случаю дня рождения Сталина 21 декабря 1938 г. "Тесновато стало, - записал Димитров слова Сталина, разъяснившего, что речь идет о предстоявшем включении в советскую сферу Финляндии, Бессарабии и Северной Буковины (с. 187). Любопытно, в то же время, что ответы Сталина Гитлеру и Риббентропу на их поздравления Сталину Димитров исправно переписал, но никак не прокомментировал.

Интересны записи, связанные с так называемой "Соболевской акцией" - советским предложением болгарскому правительству заключить договор о взаимопомощи, переданном после посещения Молотовым Берлина в ноябре 1940 г., когда в советско-германских отношениях стало намечаться охлаждение. Это предложение и развернувшаяся в Болгарии кампания за подписание договора получили название по фамилии А.А. Соболева, генерального секретаря Наркоминдела СССР, через которого было передано предложение царю Борису III. Теперь становится ясным, что сведения об этом "секретном" предложении не просочились из каких-то болгарских источников, чтобы стать достоянием общественности, а были сообщены Димитровым софийским коммунистическим деятелям по указанию Сталина: "Необходимо, чтобы это предложение стало известно среди широких болгарских кругов" (с. 203). Димитров потребовал, чтобы по всей стране была развернута энергичная кампания в пользу подписания договора. Он передал и содержание предложения - обязательство поддержать требование Болгарии о возвращении ей Одринской области и Западной Фракии, согласие при условии подписания договора с СССР на присоединение Болгарии к Тройственному пакту Германии, Италии и Японии, экономическая помощь СССР. Более того, Димитров повторил слова Сталина, что сам СССР намерен присоединиться к Тройственному пакту. Прошло, однако, лишь три дня и вся эта затея окончилась крахом. По команде разгневанного Сталина из его кабинета позвонил Молотов со словами: "Наши в Болгарии распространяли воззвания по поводу сов[етского] предложения к Болгарии. Глупцы!" Димитров немедленно отправил указание "прекратить эту вредную глупость" (с. 203-204).

Следующие записи, в частности, содержание беседы с Соболевым 11 января 1941 г., раскрывают некоторые подробности провала попытки превратить Болгарию в союзника советской политики на Балканах и в зоне Проливов, выработки нового курса в отношении Болгарии, основанного на осуждении ее присоединения к Тройственному пакту, планировавшегося вступления германских войск на ее территорию, которое, как разъяснялось, "ставит на карту само существование страны". Более того, 21 января 1941 г. Молотов проинформировал Димитрова о заявлении правительства СССР правительству Болгарии, что Болгария и Проливы входят в сферу безопасности СССР (с. 208, 211).

В научных изданиях уже опубликованы и прокомментированы несколько версий выступления Сталина на торжественном выпуске слушателей военных академий 5 мая 1941 г. и на банкете в Кремле в честь выпускников (Димитров, однако, отметил, что это событие произошло 4 мая) 14 . Основные тезисы Сталина в димитровской версии:

Красная Армия прошла серьезное переустройство и перевооружение, но военные учебные заведения отстают; армия, считающая себя непобедимой, обречена на поражение; германские руководители начинают страдать головокружением от успехов; Красная Армия должна непрерывно укрепляться и совершенствоваться. Основные тезисы тостов Сталина: важны все роды войск (названы в следующем порядке: пехота,


14 Более подробно см.: Невежин В. Р. Синдром наступательной войны: Советская пропаганда в преддверии "священных боев", 1939-1941 гг. ML, 1997, с. 148-157; Вишлев О. А. Западные версии высказываний И.В. Сталина 5 мая 1941 г. По материалам германских архивов. - Новая и новейшая история, 1999, N 1; Городецкий Г. Роковой самообман: Сталин и нападение Германии на Советский Союз. М., 1999, с. 242-244; Мельтухов М. Упущенный шанс Сталина: Советский Союз и борьба за Европу. 1939-1941. М., 2000, с. 430.

стр. 54


артиллерия, танки, авиация, особенно ближнего действия, кавалерия); СССР проводит политику мира и безопасности, но готовится к войне; "нет обороны без наступления. Армия должна воспитываться в духе наступления. Надо готовится к войне". Единственным комментарием Димитрова были слова, что Сталин пребывал в "исключительно хорошем настроении". Создается впечатление, что Димитров не увидел в речи и тостах ничего экстраординарного. Настроение Димитрова, по нашему мнению, вполне вписывается в трактовку израильского историка Г. Городецкого, что речь "была произнесена в разгар примирительной кампании (с Германией - Г. Ч .) и вполне ей соответствовала" 15 . Версия Димитрова требует внимательного анализа специалистов.

Любопытно, что 12 мая 1941 г. Димитров записал сталинский термин "безродный космополитизм", который не имел ничего общего с пролетарским интернационализмом, ибо "готовил почву для вербовки шпионов, агентов врага" (с. 233).

Дневник не дает, как представляется автору этой статьи, особо важных сведений по периоду войны между СССР и Германией, хотя для исследователей разных аспектов истории войны в источнике может оказаться интересная информация. Осенью 1941 г. встречи со Сталиным участились - Димитров виделся с ним в бомбоубежище во время немецких бомбардировок Москвы, но после того, как налеты прекратились, выпросить аудиенцию стало крайне трудно и лишь изредка происходили телефонные разговоры. В интервале между 22 июня и 3 июля 1941 г. (то есть до знаменитой речи Сталина по радио) Димитров вообще ни разу не упомянул Сталина. Среди тем, затронутых в дневнике, представляет интерес недоверие к лидеру итальянских коммунистов П. Тольятти, весьма критические суждения Сталина об Э. Тельмане, находившемся в гитлеровском застенке, переписка с руководителем коммунистического вооруженного Сопротивления в Югославии И. Б. Тито. Димитров неоднократно просил советские власти оказать югославским партизанам военную помощь, каждый раз получал отказ и в ответах Тито пытался оправдать эту линию.

Во второй половине 1943 и особенно в 1944 г. интересы Димитрова в основном сконцентрировались на болгарских делах. Правда, тогда он все чаще болел, проводил месяцы в больницах и санаториях, продолжал вести дневник, но с минимумом существенной информации. Дневник свидетельствует, что Димитров располагал незначительной, в основном попавшей в Москву по радио или по советским дипломатическим и разведывательным каналам информацией о процессе и событиях, происходивших в стране. Он даже не знал в феврале 1944 г., какие партии входили в Отечественный фронт (с. 408). В то же время дневник подтверждает, что, несмотря на более или менее умеренные тона в директивах, которые посылались за подписью Димитрова Болгарской рабочей партии (то есть коммунистам), он придерживался курса на сотрудничество только с самыми левыми оппозиционными силами, отвергал возможности компромиссов с правительствами, довольно часто менявшимися после смерти царя Бориса III в 1943 г., в том числе с просуществовавшим лишь неделю правительством оппозиционных монархизму партий, не входивших в Отечественный фронт, во главе с К. Муравиевым в начале сентября 1944 г. С согласия высших советских лидеров Димитров потребовал образования правительства Отечественного фронта, которое и было создано после объявления СССР войны Болгарии 5 сентября 1944 г., вступления на ее территорию советских войск и взятия Отечественным фронтом власти в свои руки в Софии в ночь с 8 на 9 сентября.

Исследователи найдут интересные материалы в переписке Димитрова 1943-1944 гг. с Тито. Эти документы дают дополнительные данные для анализа позиции обоих лидеров по весьма деликатному македонскому вопросу и их контактов в связи с конкретными его перипетиями. Тексты и попутные ремарки Димитрова свидетельствуют, что он продолжал придерживаться мнения, что основную часть населения Македонии составляют не "македонцы", а болгары, причем эта позиция была особенно


15 Городецкий Г. Указ. соч., с. 242.

стр. 55


твердой в отношении Пиринской Македонии, входившей в состав Болгарии, откуда был родом и сам Димитров. Впервые стычка с Тито по македонскому вопросу произошла в конце 1943 г., когда в состав Антифашистского вече народного освобождения Югославии были включены два македоно- болгарских деятеля Д. Влахов и В. Поптомов (оба в это время находились в СССР). В радиограмме на имя Тито от 26 декабря 1943 г. высказывалось мнение об ошибочности этого акта и содержалось требование его аннулировать (с. 399). Тито на словах согласился, но практически требование не реализовал, что заставило Димитрова обратиться к Сталину - 16 апреля 1944 г. он послал письмо Сталину и Молотову, в котором высказывал мнение, что вопрос о будущем Македонии можно решить "только на основе братского согласия между Болгарией и Югославией с учетом интересов и воли самого македонского населения и содействии Советского Союза" (с. 418). Предварительным условием должно было стать изгнание немецких войск с Балкан. Иначе говоря, вопрос откладывался на послевоенное время, тогда как Тито стремился присоединить болгарскую часть Македонии к Югославии явочным путем (с. 418-419). Через три дня Димитрова поставили на место. Ему было сообщено, что в "будущем все политические вопросы, касающиеся Югославии, будут рассматриваться по линии Алексеева" 16 , а "македонский вопрос будет обсуждаться у нас. При решении его после войны наше отношение к Югославии будет самым благосклонным" (с. 419). По существу, Димитров был отстранен от решения македонского вопроса, от югославских дел, ему оставалось довольствоваться ролью транслятора сталинских решений, обусловленных государственными интересами СССР.

Записью 9 сентября 1944 г., содержащей список членов правительства Отечественного фронта, переданный Софийским радио, начинаются страницы дневника, относящиеся ко времени, когда Димитров вначале фактически, а затем и юридически стал руководителем в Болгарии. Записи свидетельствуют, как формировались решения, направленные вначале на обеспечение сотрудничества с другими левыми силами, входившими в Отечественный фронт, с целью обеспечения их единовластия, а затем, уже с 1945 г., на отстранение от реальной власти союзников и обеспечение всей полноты власти в руках Рабочей партии (коммунистов), как стала именоваться эта партия с сентября 1944 г.

Из записей и документов видно, как складывались взаимоотношения в высшем партийном и государственном руководстве. Любопытно, что наряду с В. Червенковым, которого связывали с Димитровым не только партийные, но и родственные узы (он был мужем сестры Димитрова), по имени в дневнике назывался только один деятель - Трайчо Костов. К нему Димитров относился особенно тепло, впрочем, только до того времени (1949 г.), когда Сталин разгневался на этого болгарского руководителя. Нападки Сталина Г. Димитров, естественно, полностью поддержал, хотя не ясно, действительно ли он дал директиву о расправе с Костовым 17 .

До глубокой осени 1945 г. Димитров оставался в Москве, но уже в сентябре предварительно был решен вопрос о его отъезде в Болгарию. Вот как Димитров зафиксировал итог своей аудиенции с возвышавшимся тогда Г. М. Маленковым:

"Договорились по вопросам моей поездки в Болгарию. Она считается временной командировкой (формально). Сохраняется все в отделе (международной информации ЦК ВКП(б) - Г. Ч.), материальная база и пр., как до сих пор. Окончательное решение, что будет дальше, примем позже" (с. 502).

Еще оставаясь в Москве, Димитров прилагал все усилия, чтобы обеспечить уско-


16 Псевдоним Молотова для межпартийной переписки. Сталин пользовался псевдонимом "Дружков".

17 Тяжело больной Димитров прекратил ведение дневника до того, как был поставлен вопрос об исключении Костова из партии. Письмо Димитрова с санкцией расправы было подписано им (им ли?) уже в таком состоянии, когда он не мог полностью осознавать последствия своих действий. Впрочем, сравнительно недавно болгарский историк Б. Христов обратил внимание, что в этом "письме" содержалось "одобрение" решения ЦК, принятого на заседании 11-12 июня - то есть тремя неделями позже, чем якобы было подписано это письмо. - Христов Б. Изпитанието. София, 1995, с. 67.

стр. 56


ренное установление единовластия компартии, и требовал проведения жесткой линии в устранении возможных политических оппонентов. Он внимательно следил за так называемым "народным судом" - судебной кампанией 1944- 1945 гг. По его требованию круг обвиняемых был расширен - кроме министров и депутатов прежнего режима к суду были привлечены бывшие регенты, дворцовые советники, церковные иерархи. После консультации с советскими руководителями Димитров потребовал осуждения и всех министров последнего перед 9 сентября, демократического правительства К. Муравиева, что и было выполнено. С санкции Димитрова в Болгарии стали создаваться концлагеря 18 .

4 ноября 1945 г. Димитров прилетел в Софию и с этого времени находился на родине, но по несколько раз в год посещал Москву и оставался там на длительное время для лечения. Как видно из записей, его указания, согласованные с Москвой, были направлены на то, чтобы "проводить более решительный курс, не сообразуясь с мнением и настроением англичан и американцев и их агентуры в Болгарии" (с. 527). Такой характер носила и судебная и внесудебная расправа с политической оппозицией, в частности с оппозиционной частью Болгарского земледельческого народного союза во главе с П. Петковым. Когда Петков был приговорен к смертной казни, в болгарском руководстве оказалось немало сомневавшихся в том, что приговор следовало приводить в исполнение. Именно Димитров, находившийся на лечении в Москве, настоял на казни этого видного общественного деятеля, в прошлом союзника коммунистов в борьбе против правых режимов. "Всякие колебания по этому вопросу с точки зрения нынешней внутренней и международной обстановки могут принести только вред", - телеграфировал он Т. Костову и В. Коларову 17 сентября 1947 г. (с. 565).

Дневник дает обильную информацию о многих аспектах внешнеполитического курса Болгарии, о болгаро-югославских взаимоотношениях, о проблеме подписания союзного договора и перспективах федеративного объединения Болгарии и Югославии и месте Македонии в этой федерации. Из записей следует, что вначале планировалась передача Пиринской Македонии Югославии сразу же после вступления в силу союзного договора. Однако внешние обстоятельства, в частности требование Сталина отложить вначале подписание, а затем и ратификацию договора, привел к снятию вопроса с непосредственной повестки дня. В целом дневник существенно дополняет уже известную информацию о треугольнике взаимоотношений СССР, Болгарии и Югославии, о том гневе Сталина, который обрушился в начале 1948 г. на Димитрова за его заявление по поводу возможного создания федерации (или конфедерации) балканских стран народной демократии, а затем на Тито в связи с югославским стремлением фактически оккупировать Албанию. На "дружеской встрече" в Москве 10 февраля 1948 г. Сталина и других советских лидеров с Димитровым и Тито единственным из "сопровождавших лиц", кто упорно пытался взять слово, причем не в полном унисоне с рассуждениями Сталина и Молотова, был Т. Костов (с. 599-600), чем он, видимо, предопределил впоследствии свою судьбу.

В рассматриваемом источнике содержатся и другие ценные данные - о внутреннем развитии Болгарии во второй половине 40-х годов, попытках возродить международную коммунистическую организацию в виде Информбюро, отлучении Югославии от советского блока. Как это обычно бывает с подобными объемистыми и многоплановыми источниками, невозможно не только упомянуть, но и предсказать возможные аспекты его использования в разработке проблем политической истории отдельных стран, истории международного рабочего движения и международных отношений в середине минувшего века. Б. А. Романов отметил, анализируя древнерусские документы: "Бывает, что мимоходом брошенные в нашем источнике


18 Этот вопрос исследован в трудах французского историка болгарского происхождения Цветана Тодорова, являющегося руководителем отдела Национального исследовательского центра в области теоретических проблем гуманитарного значения: Todorov Т.ч. Voices from GULAG: Lite and Death in Communist Bulgaria. University Park, 1999; ibid. Facing the Extreme. Moral Life in the Concentration Camp. New York, 1996.

стр. 57


мысль, образ, аналогия скажут больше, чем объемистое повествование, и неожиданно для самого автора осветят то, что он вовсе не имел в виду" 19 .

* * *

Анализируя дневник Димитрова, следует остановиться на его археографическом оформлении и подготовке к печати.

Составители провели огромную работу по расшифровке рукописного текста, написанного, напомним, на русском, немецком и болгарском языках, изобилующего сокращениями, намеками, пометами, предназначенными только для собственного потребления. Лишь в некоторых случаях отдельные элементы текста опущены, так как прочитать их не удалось. Текстуальные подстрочные примечания и тематические примечания в конце издания облегчают работу с дневником. В целом примечания достоверны. В них, однако, встречаются весьма досадные неточности. Например, 21 августа 1939 г. Димитров записал: "Разлогов информирует о своих тяжелых переживаниях в "Таганке"" (с. 180). Очевидно, что политэмигрант Н. Разлогов, освобожденный из Таганской тюрьмы, когда террор в СССР пошел на убыль, делился с Димитровым своими переживаниями в застенке. Но составители не поняли этого и разъяснили, что речь идет о Театре на Таганке, созданном 23 года спустя. В примечаниях неверно датирован третий "открытый" судебный процесс в Москве (с. 656). Испанская Рабочая партия марксистского объединения (ПОУМ) оценена как троцкистская организация (с. 658), тогда как на самом деле она враждебно относилась к Интернациональной левой оппозиции, а сам Л.Д. Троцкий в своих статьях гневно ее бичевал. Крайне невразумительно охарактеризовано бегство заместителя Гитлера Р. Гесса в Великобританию в мае 1941 г. (с. 661).

Издание завершают указатели, из которых наиболее важен объемистый аннотированный именной указатель (с. 669-772). Надо отдать должное составителям, проделавшим огромную работу над ним, ибо в дневнике упоминается свыше 3 тыс. лиц из десятков стран, часто обозначены только псевдонимы, многие имена записаны сокращенно, в ряде случаев имена разных лиц совпадают. Использовав помощь болгарских и российских коллег, составители смогли включить в указатель в целом надежные данные почти о 500 лицах. Хотя это лишь небольшая часть упомянутых имен, почти все исторически значимые люди в него включены. Но и в указателе имен встречаются погрешности. Так, о польском генерале В. Андерсе сказано лишь, что он был "главнокомандующим польской армией в СССР" и ни слова о его действиях как руководителя польских вооруженных сил за пределами Советского Союза (с. 671). Некоторые политические деятели Болгарии и других стран - А. Буров, Д. Велчев, Л. Жуо - названы без указания партийной принадлежности (с. 680, 682, 700). О выдающемся венгерском философе Д. Лукаче сказано настолько неточно, что можно даже предположить, что речь идет о другом лице (с. 719). Неверно указана дата рождения испанской коммунистки Каридад Меркадер, матери убийцы Троцкого Рамона Меркадера (с. 724). Она родилась не в 1915, а в 1894 г. Немало неточностей и в справке о самом Троцком - в перечне стран, где он жил после изгнания из СССР, опущена Франция, неверно сказано, что он был приговорен к смертной казни на "первом московском процессе" (он вообще не был назван среди подсудимых) (с. 755). Серьезные неточности можно обнаружить в информации о М. А. Трилиссере - его настоящая фамилия вообще не указана, он именуется Москвиным (с. 727). Неверно назван судебный процесс, на котором Г.Г. Ягода был приговорен к расстрелу (с. 771).

Но эти погрешности нисколько не умаляют научной ценности рассматриваемого издания.

Можно не сомневаться, что теперь, когда дневник Г. Димитрова опубликован, он войдет в состав фундаментальных источников исследования самых разнообразных проблем политической истории в XX в.


19 Романов Б.А. Люди и нравы Древней Руси. М., Л., 1966, с. 39.


Новые статьи на library.by:
МЕМУАРЫ, ЖИЗНЕОПИСАНИЯ:
Комментируем публикацию: ДНЕВНИКИ Г. М. ДИМИТРОВА

© ЧЕРНЯВСКИЙ Г. И. ()

Искать похожие?

LIBRARY.BY+ЛибмонстрЯндексGoogle
подняться наверх ↑

ПАРТНЁРЫ БИБЛИОТЕКИ рекомендуем!

подняться наверх ↑

ОБРАТНО В РУБРИКУ?

МЕМУАРЫ, ЖИЗНЕОПИСАНИЯ НА LIBRARY.BY

Уважаемый читатель! Подписывайтесь на LIBRARY.BY в VKновости, VKтрансляция и Одноклассниках, чтобы быстро узнавать о событиях онлайн библиотеки.