Из предисловия

...Образование и историческое исследование являются одними из наиболее мощных орудий в руках господствующего класса, применяемых с целью поддержки его духовного господства над трудящимися массами. Я не собираюсь поэтому извиняться за то, что на последующих страницах со всей той силой, на какую я способен, выступаю за Великую русскую революцию и за партию, с которой она раз и навсегда неразрывно связана. Ибо сцены, которые я описываю, я видел сам, в драматических событиях, которые происходили, я сам принимал участие, страдания, свидетелем которых я был, я ощущал сам, надежды, которые пробудились, волновали и меня.

Я писал не только под влиянием стремления нанести удар тому потоку лжи, который направили господствующие классы Европы против вождей русской революции. Я писал, повинуясь глубокому убеждению, явившемуся плодом моего пребывания в России. Ибо можно без преувеличения сказать, что на каждого сколько-нибудь осведомленного наблюдателя Россия действует как духовный "плавильный котел". И в этом котле классовой борьбы отбрасываются, как лишенный ценности шлак, самоуверенность и показная мишура и остается лишь благородный металл новой идеи. Автор этой книги не единственный среди тех, кто прибыл в Россию без знания марксистского учения, но на основе того, что он там увидел, оказался вынужденным расценивать события в Восточной Европе как первую фазу социальной революции, которая рано или поздно захлестнет весь мир.

...Я не рассчитываю на то, что эта книга приобретет друзей в тех официальных кругах европейских столиц, которые несут ответственность за вооруженную интервенцию и за блокаду Советской России на протяжении первых трех лет ее существования. Не жду я и того, что она пробудит большое воодушевление у владельцев облигаций прежнего, царского правительства и их образованных лакеев в английской, французской и германской капиталистической печати. Но с ними мне нечего делать. Я собрал эти страницы, чтобы пролетариат Западной и Центральной Европы мог понять, как произошла Великая русская революция и куда она ведет. Моя задача была в том, чтобы показать ему, как победы, одержанные Российской Советской республикой над ее врагами на поле битвы и против ее другого врага - голода, были его собственными победами, а поражения Республики - его собственными поражениями. Моя цель

была - доказать, что повседневная борьба рабочих в капиталистической Европе за хлеб и работу теснейшим образом связана с борьбой русских рабочих и крестьян за то, чтобы вырваться из когтей русских держателей акций... Март 1921 г.

Филипс Прайс

Наступающий рассвет в Москве

...Первое, что мне бросилось в глаза по приезде¹ , сразу же возле Курского вокзала - уличные собрания. Это меня поразило; в царской России уличные митинги были делом неслыханным... Как будто какая-то волна прокатилась по человеческому океану, собрала людей вместе повсюду - на углах, на площадях, около памятников. Чувство тревоги носилось в воздухе... Стоило пристальнее вглядеться в массу москвичей, и можно было увидеть, что она явно состояла из двух элементов. С одной стороны, группы хорошо одетых людей из средних слоев, студенты, офицеры, адвокаты, врачи, с другой - рядовые солдаты, рабочие, мелкие ремесленники, которых легко можно было узнать по их потертым рабочим блузам без воротничков.

...Все разговоры невольно обращались к главной теме, которая явно занимала всех: хлеб и мир... Вопрос о том, как следовало добыть пищу и покончить с войной, невольно всплывал вновь и вновь, бередил общественное мнение и требовал ответа... Для характеристики направления, по которому стихийно устремлялись все мысли, я могу привести обрывки разговоров, занесенные тогда мной в записную книжку. Сцена: хорошо одетые люди в меховой одежде вокруг двух только что прибывших с фронта в отпуск солдат. На заднем плане Страстная площадь и памятник Пушкину, с постамента ораторы обращаются к толпе. "Что он там говорит? Кончать войну потому, что не хватает хлеба? Да ведь тогда придут немцы, и с революцией будет покончено". "А может, они не придут, - возразил один солдат, - если мы им скажем, что оставим их в покое". "Но мы ведь должны освободить наших славянских братьев в Галиции от австрийского ига и поляков от немцев", - сказал кто-то, судя по одежде и всему внешнему виду, из пресловутых "клубных" патриотов... Офицер, упомянувший о нескольких своих ранениях, промолвил что-то о Константинополе и необходимости обеспечить торговый путь через Дарданеллы. Солдаты, по-видимому, не придерживались мнения, что это их может как-нибудь интересовать. Они заговорили о том, что паек опять урезан, об отпусках и о своих видах на будущее после демобилизации. Прусский милитаризм был для них сейчас чем-то далеким. В данное время их, очевидно, затрагивали лишь близкие и практически ощутимые вещи.

И таковы были все разговоры. Два социальных слоя противостояли друг другу в идейной борьбе. У людей, примыкающих к одной группе, уже росло опасение, что им просто предстоит сменить существовавшее доселе феодальное рабство, зависимость от земельной аристократии, на наемное рабство, зависимость от поднявшейся ныне буржуазии. Другая, видимо, сознавала, что находится на пути к тому, чтобы, покончив с ролью лакея царизма, самой стать настоящей обладательницей власти в государстве...

В первый раз я понял, что новый, до сих пор подавленный обществом слой намеревается сам принять участие в решении судеб России, когда я посетил казарму одного из расположенных на окраине города московских полков. Я попал туда с русским другом, который занимался устройством вечерних солдатских курсов по земельному вопросу. Это действительно было нечто новое! То, что солдаты стали заниматься аграрным вопросом, показывало, какой большой путь был пройден за немногие дни после свержения царизма. На площади перед казармой примерно 200 - 300 солдат собрались вокруг полевой кухни. Здесь были представлены делегаты всех рот, они стояли группами или слушали оратора, державшего речь с высоты, кухни. Офицеров не было и следа. Каждый мог свободно высказать свое мнение. Невозможно было сказать, кто тут председательствует, как невозможно было и провести ясное различие между уполномоченными делегатами и остальными солдатами, которых сюда привело простое любопытство. Споры шли о пайке, и один из них, обладавший более зычным голосом и большей инициативой, чем другие, предложил послать делегацию из трех солдат к дежурному офицеру, чтобы добиться немедленного увеличения пайка, тогда как грозило, напротив, дальнейшее его снижение ввиду нехватки продуктов.

Вдруг я замечаю, как люди начинают говорить о перспективах войны и мира. Идти ли им опять на фронт, если последует подобный приказ? Каковы цели, войны? Существуют ли в действительности тайные договоры? Можно ли в настоящий момент закончить войну почетным образом? По всем этим вопросам среди солдат шли жаркие споры. Но если можно было безнаказанно говорить о войне, почему бы не поговорить и о других вещах? Все эти солдаты были крестьянами, и их наделы в деревне были малы... Один рослый солдат забрался на полевую кухню и начал говорить о том, что лежит у него, как у крестьянина, на сердце: "Что нам нужно, так это землю, как только мы вернемся домой. Возьмемся за винтовки ради землицы-матушки и не выпу-

¹ Автор приехал в Москву с Кавказа в марте 1917 г. (Здесь и далее примечания переводчика и составителя публикации - О. В. Кузнецовой).

стим их из рук, пока не получим того, что хотим!" Эти слова вызвали громовые рукоплескания. Так возник импровизированный солдатский Совет... Мир, земля и хлеб - таковы были цели, к которым стремились рабочие и солдаты, создатели этих внезапно появившихся Советов...

На углу женщины стояли в очереди за скудным хлебным пайком. На их бледных лицах, в глазах был страх. Я дошел до Кремля и, пройдя через его прекрасные ворота, миновал место, где покоятся цари прошлых столетий... Россия стояла ныне у порога новой эпохи.

...Я остановился у колокольни Ивана Великого. Несколько хорошо одетых граждан стояли здесь, беседуя с рабочими и солдатами, а группа студентов наблюдала за происходящим. "Почему вы не работаете? Россия стоит перед катастрофой, а русский народ бездельничает", - заявил один из хорошо одетых. "А как я буду пахать, когда у меня одна лошадь, да и та хромая?" - спросил дюжий крестьянин в солдатской одежде. "Всех лошадей позабирали на войну, мы теперь с братом по уши в долгах". "Во всяком случае, ты можешь пойти на фронт и воевать за Россию", - последовал ответ. "Чего ради нам воевать за Россию, когда она не наша?" - сказал солдат.

Поездка по Поволжью ²

[9 сентября Прайс отправился в дальнейший путь вниз по Волге. Устроившись на палубе, он вступил в разговор с пассажирами третьего класса. Это была группа крестьян, рыбаков, солдат, коробейников и плотогонов, собравшихся вокруг двух цыган, певших про ямщика под аккомпанемент гармони.]

"Я сказал Петру Николаевичу, что этой зимой комитет не разрешит вывозить семена из уезда", - заметил кто-то из крестьян, сидевших плотной группой и лузгавших подсолнухи. "Всюду эти комитеты заводят нынешний год одно беспокойство", - промолвил другой. "Я вам говорю, цены не снизятся, пока война не кончится, - сказал третий, - дела так плохи, что я нынешний год своих двух десятин не запашу, не хватает семян, да и лошадь осталась только одна, вторая пала прошлый месяц". "Нет бога, кроме бога, и Магомет - пророк его!" - прозвучало откуда-то из темного угла позади нас. Это был татарин, разостлавший свой молитвенный коврик и устремивший к Мекке свои надежды. "Не на что нам надеяться, пока помещики и капиталисты не уберутся прочь!" - проворчал кто-то. "Что за толк от революции, если на место Николая Романова просто сел кто-то другой?" "Велик Аллах, нет бога, кроме Аллаха", - пробормотал татарин и склонился головой к земле. "Старина Ахмед утешается молитвами", - сказал молодой солдат своим товарищам. "Жаль, что он за нас помолиться не может". "Может быть, и может, но разве это нам чем- нибудь поможет, Коля?" - возразил второй. "Кабы я знал, что молитва спасет этой зимой от голода, я бы целый день простоял на коленях", - добавил первый. "Вместо святой молитвы вы ходите в Совет на собрания, - обронил старый крестьянин. - Вы... безбожники, вот "что" я про вас всех скажу..."

Сколько еще длился этот разговор, я не знаю. Часов в 11 я прилег на тюк рогож и заснул. С рассветом я поднялся и внес доплату, давшую мне право проникнуть в салон первого класса. Как здесь все было спокойно и чинно! Как тут все были исполнены сознания своего превосходства над палубным "сбродом"! "На мой взгляд, Россию может спасти только диктатор, который покончит с этой голытьбой и положит конец всей этой анархии", - сказал господин в генеральской форме своему соседу, хорошо одетому штатскому. Оба сидели за столиком из красного дерева и пили кофе с булочками. "О да, это чистая правда!" - ответил штатский. "До революции крестьяне охотно работали в нашем поместье, а теперь нужно все время стоять у них над душой и подгонять их угрозами. В армии с солдатами, наверное, та же история?" "Конечно, конечно, они должны чувствовать кулак над собой. Они блуждают в потемках, как и крестьяне, и не знают, что им делать. Это народ темный и невежественный. С ними может справиться только сильный человек. У Керенского, правда, хорошие замыслы, но он слаб. Сейчас Алексеев и Корнилов - это единственные подходящие люди для России, и я думаю, что их примут с распростертыми объятиями. Я недавно говорил об этом также секретарю французского посольства в Петрограде". "Россия будет беспомощна, если иностранцы не возьмутся управлять ее судьбой", - сказал хорошо одетый штатский. "Пришли бы только англичане, французы и немцы и положили конец этому беспорядку, а мы поехали бы в Париж и Лондон", - добавил он, смеясь. "Посмотри, дорогой, - сказала нарядная дама с подкрашенными ресницами и губами, подходя к генералу, - я обещала показать тебе это украшение еще вчера, но оно было запаковано. Я купила эти драгоценности в Москве по 600 рублей за штуку, а до войны каждая стоила 50 рублей".

Мы прибыли в Нижний Новгород. Я провел там на берегу напряженный день, посвятив его выяснению того влияния, какое оказало на массы известие о корнилов-

² 4 сентября (н. ст.) Ф. Прайс выехал из Москвы в, Ярославль, и в сопровождении одного крестьянина-кооператора отправился по Волге в его родную деревню, находившуюся в Ярославской губернии, а затем посетил близлежащие деревни того же уезда.

ском мятеже. Вернувшись поздно вечером на пароход, я зашел поужинать в ресторан первого класса. Большая часть публики находилась в явно приподнятом настроении. Генерал прослеживал по карте передвижения Корнилова и его "дикой дивизии" близ Петрограда. Он беспрестанно восклицал, что должен сойти с парохода на ближайшей же пристани и поспешить в штаб Корнилова; находиться там ему будет гораздо больше по душе, чем инспектировать внутренние гарнизоны и посылать Керенскому докладные записки, - как видно, сейчас на нем лежала именно эта задача. Хорошо одетый штатский выразил надежду, что Корнилов по прибытии в Петроград объявит диктатуру сроком на год и перейдет к организации армии, которая смогла бы весной пойти в наступление против немцев. Разумеется, дело при этом не обойдется без английских и французских частей, они должны будут составить костяк армии и выследить большевиков в городах и эсеров черновского направления в деревне; тогда все будет приведено в порядок. Некий из присутствовавших молодых людей с ним не согласился: это был один из назначенных Керенским и принадлежавших к правым эсерам комиссаров милиции в Москве. Он высказал опасение, что Корнилов добивается полного восстановления царизма и заключения сепаратного мира с Германией.

Наутро я вернулся на кормовую палубу. Цыгане исчезли, но фокусник-магометанин из Средней Азии показывал различные фокусы. Пронзительно кричал ребенок, торговец овощами предлагал купить дыню. Молодой солдат яростно спорил с оренбургским казаком, который отстаивал мнение, что Корнилов не мятежник и не помышляет выступать против Керенского. Он скорее стремится освободить Петроград от преступного сброда, после чего сразу же вернется на фронт. "Как это может быть? - воскликнул солдат. - Что ж ты думаешь, Керенский сам не мог бы справиться с преступниками в Петрограде? Кроме того, раз фронтовой генерал начинает вмешиваться в политику, то на стороне Керенского выступит и Совет. Или ты, чего доброго, думаешь, что в Совете сидят одни преступники?" Казак ничего не ответил. Он не хотел, чтобы его сбили с его позиции. "Если Корнилов думает, что он опять добьется наступления на фронте, как в июле, то он жестоко обманется", - сухо заметил один солдат, подняв голову от куска дыни. "Если такие господа, как Корнилов, не будут глядеть в оба, они еще все кончат на виселице", - сказал молодой рыбак...

[В Самаре Прайс покинул пароход, посетил местный Совет крестьянских депутатов и отправился с одним крестьянином в его деревню Грачевку, в 30 верстах от ст. Кинель.] Улица была почти пуста. Один старик возвращался с пахоты, хилый мальчуган пытался тонким хлыстом прогнать с луга большое стадо овец и коров, Повсюду царила безрадостная тишина. Правда, на вершине ветряной мельницы, стоявшей у сельской околицы, развевался красный флаг, как радостный знак великого освобождения в феврале. Но как только я вошел в дом отца моего спутника, старого крестьянина, я почувствовал, что мрак, на время развеянный свержением царизма, вновь сгустился, ибо войне не было видно конца. Стены комнаты были еще украшены картинками на религиозные темы, и маленькая лампада горела перед иконой. Несмотря на это, я увидел висящее на красной ткани обращение Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов к пролетариату всего мира с призывом сложить оружие³ - символ новой религии, влияние которой проникло даже в заброшенные деревни бесконечной русской равнины.

Мы сели на скамьи и подождали. Женщины внесли шумящий самовар и щи с кусочками мяса. Семья уселась за стол и молча занялась едой. Два года тому назад за этим столом сидели старики родители, четыре сына с их женами и целая куча ребят всех возрастов. Только один из сыновей остался в живых, да и он вышел невредимым лишь потому, что по близорукости был призван на тыловую службу. Из зятьев не было в живых ни одного. Задача поддерживать хозяйство и обрабатывать надел, выделенный общиной, легла на плечи старика, оставшегося в живых сына и трех вдов. Старший внук, одиннадцатилетний мальчик, занимался тем, что пас овец на далеком лугу. Так эти люди жили под одной крышей и вели общее хозяйство, и обрушившиеся на семью в результате войны удары судьбы, казалось, лишь теснее сплачивали ее воедино...

На следующий день я понял, что эта сельская коммуна в миниатюре - семья - сама составляла только часть более обширного целого. На сельском выгоне, у общинного амбара собрался сельский сход. На этом собрании могли присутствовать все взрослые, мужчины и женщины, принимая участие в обсуждении дел, касающихся благополучия всей маленькой сельской общины. Это было воскресенье, и днем, после окончания службы в сельской церкви, главы семейств собрались у амбара. Все напоминало скорее сельскую ярмарку, чем народное собрание, на котором должны были обсуждаться деловые вопросы, и выглядело весьма живописно. Бородатые старики в меховых шапках стояли вместе и толковали о ценах на хлеб. Странствующий татарин сидел на корточках и торговал персидскими коврами. Две женщины в живописной крестьянской одежде громко жаловались на нехватку сахара в деревне. Группа кре-

³ Ф. Прайс имеет, очевидно, в виду обращение Петроградского Совета "К народам всего мира", опубликованное 14 марта 1917 года. Обращение это было принято вопреки сопротивлению, эсеро-меньшевистского руководства "Совета, под давлением трудящихся масс, требовавших прекращения империалистической войны.

стьян в овчинах спорила о корниловском мятеже. Цыгане продавали мех. Солдаты- отпускники рассказывали о фронтовой жизни. Множество собак носилось туда и сюда. Оборванный нищий подошел к группе сельских богачей, которые разъясняли новые установки эсеровской партии для земельных комитетов, и попросил милостыню. А там сельский священник с помощью своего звучного голоса собрал вокруг себя кучку людей и просил жертвовать на содержание монастырской школы, обучавшей певчих для церковной службы. "Ах, батюшка, - сказал кто-то, - ты нам хочешь указать дорогу на небо; но мы ведь сделали революцию и были бы рады побыть подольше тут, на земле".

Старшина общины, который сидел на деревянном ящике и грыз орехи, время от времени кричал: "Тише, товарищи! Давайте перейдем к порядку дня", - после чего вновь обращался к орехам. После многих усилий молодому солдату, который доставил меня из Самары, удалось внести некоторый порядок в этот живописный хаос. Он доложил собранию о последнем заседании Совета крестьянских депутатов в Самаре, на котором были приняты важные решения о помещичьих имениях. Центральный Совет высказался за передачу этих земель в руки земельных комитетов, как временную меру, вплоть до окончательного решения вопроса Учредительным собранием, когда оно соберется. При этом сообщении со всех сторон послышались возгласы недовольства. "А кто нам поручится, что Учредительное собрание вообще соберется? - сказал один крестьянин. - А тем временем какой-нибудь Корнилов въедет на белом коне и распустит наши земельные комитеты! Эти помещичьи земли мы пятнадцать лет обрабатывали для барина; пора, чтобы они стали нашими собственными". Другой выдвинул требование, чтобы, поскольку общество так долго обрабатывало эту землю и каждый год сдавало помещику 30% урожая, тогда как последний не проявлял никакой заботы об ее улучшении, оно заявило о своем праве впредь оставлять при себе эти 30% и употреблять их на общественные нужды. В конце концов сошлись на том, чтобы принять к руководству указания Самарского Совета крестьянских депутатов и объявить собственностью сельской общины все земли и угодья здешнего помещика. Кто-то спросил, что станется с живым и мертвым инвентарем усадьбы: ведь попросту разделить его нельзя. Но об этом никто не подумал.

Главное для этих крестьянских голов было в том, чтобы получить землю в собственные руки и тем поставить власти перед совершившимся фактом. Так можно было обойти и жаждущих земли пролетариев Петрограда и Москвы⁴ с их притязаниями на земельные наделы, а контрреволюционные генералы в случае, если бы кто-нибудь из них в будущем появился, оказались бы перед нелегкой задачей вновь завладеть имениями помещиков. И это решение было в общем единодушным. Состоятельный, осанистый крестьянин в чистой куртке из синей саржи и в остроконечной шапке был согласен потому, что он надеялся, что львиная доля этой земли и угодий попадет к нему в руки, поскольку только у него было достаточно лошадей и денег для запашки. Члены семьи, в которой я жил, думали то же самое, так как, хотя они и были бедны и у них не хватало земли, у них все же не было недостатка в сильных руках, чтобы обработать на будущий год пару лишних десятин. А бедняк, у которого была только одна лошадь, сидевший на ящике из-под мыла напротив амбара, также голосовал "за", так как он надеялся, что, если кое-что из живого инвентаря помещика выпадет на его долю, он сможет на будущий год сам обработать свой надел вместо того, чтобы сдавать его в аренду зажиточному крестьянину с жирным пузом, который, в сущности, почти ничего за это не платил.

Таким образом, все слои населения деревни поддержали решение, хотя и по различным мотивам. Сельский сход представлял собой в это воскресенье нечто вроде счастливой семьи. Процесс расслоения на классы еще не наступил, так как, хотя среди них и были богатый, бедный и средний слои крестьянства, они еще преследовали одну общую цель: уничтожение последних пережитков феодализма...

На следующее утро пахота была закончена, и мы отправились для осмотра господской усадьбы, о которой накануне спорили на собрании общества. Я заметил, что, как только мы вступили на помещичью землю, нам стал попадаться более плодородный чернозем, лежавший глубоким пластом. На крестьянских наделах, где мы только что были, чернозем лежал лишь тонким слоем, и сразу под пахотным слоем был песок... Со своих земель местный помещик забирал до 1917 г. 40% всего урожая и минимум сто пудов обмолоченного зерна с каждой семьи. "Видишь, друг, - сказал мне старый крестьянин привычным для него доверительным тоном, - нам приходится непрестанно напрягать все силы, чтобы выжать из своего надела все, что можно, и тем постараться покрыть убыток от этих поставок господам. Мы исправно платили барину его долю. Но в этом году дело пойдет иначе. Теперь, с тех пор, как не стало Николая Романова, нет и сельских околоточных, а Керенский поостережется послать к нам солдат, чтобы принудить нас платить ив нынешнем году эти 40%; солдаты ведь сами - крестьянские сыновья".

На следующий день я направился, чтобы нанести визит человеку, который до последнего времени был помещиком этой округи. Помещичье имение было расположено

⁴ Автор, видимо, имел в виду тех рабочих, которые еще не полностью порвали с деревней и были связаны с землей.

в привольной черноземной степи. Дом окружал тополевый парк. Господскому двору принадлежало теперь только 20 десятин земли - все, что осталось от поместья, насчитывавшего 3 тыс. десятин. Остальное забрало сельское общество, не обращая, внимания на угрозы со стороны Временного правительства из Петрограда. Что касалось этой части России, то было ясно, что здесь аграрная революция началась уже в сентябре 1917 года.

Я шагал между тополями к двухэтажному оштукатуренному господскому дому. На крыше росла трава, а у развалившейся оранжереи корова жевала кусты папоротника - те, что уцелели. Я позвонил. Появился старый слуга и проводил "английского журналиста" к хозяину, который как раз занимался в своем рабочем кабинете упаковкой вещей, ибо на следующий день собирался уезжать. Он был отставным военным в генеральском чине, получил образование в таком аристократическом заведении Петрограда царских времен, каким был Пажеский корпус, служил в лейб-гвардии и участвовал в русско-турецкой войне под начальством старого великого князя Николая. Какой переворот ему пришлось пережить! "Я намереваюсь навсегда покинуть это место, - сказал он, когда мы уселись, - так как община, как я слышал, приняла решение использовать все пригодные комнаты этого здания для устройства новой школы. Во всяком случае, я надеюсь найти покой в Крыму, даже если эта анархия проникнет и туда. Если же во всей России не останется места, свободного от нее, я буду вынужден просить Вашу страну о гостеприимстве". Вообще говоря, он не очень любит англичан, сказал он, так как лорд Биконсфилд лишил Россию плодов Плевны и Шипкинского перевала, а он, будучи молодым лейтенантом, сам принимал участие в этих боях. Но с тех пор политика изменилась, и у него явным образом не возникало никаких сомнений насчет возможности рассчитывать на гостеприимство прежнего врага своей страны, борясь с гораздо более опасным классовым врагом в собственной стране. Он вздохнул, цитируя строки из поэмы Пушкина "Братья - разбойники":

Не стая воронов слеталась
На груды тлеющих костей,
За Волгой, ночью, вкруг огней 
Удалых шайка собиралась.
..............................................
Здесь цель одна для всех сердец - 
Живут без власти, без закона.

Воронами были в его представлении Советы крестьянских депутатов, местные сельские общины, на заседании одной из которых я накануне присутствовал. "Эти люди - сказал он, - это погибель для России. Здесь жили так спокойно и добропорядочно, и мои крестьяне чувствовали себя довольными. Я давал им семена и даже покупал для них удобрения, если у них не хватало Денег. Никто не желал перемен. Но вот появились агитаторы из города и ожесточили крестьян. Я должен упрекнуть кадетов за то, что они вообще допустили всю эту болтовню о "демократии". Им давно уже следовало положить всему этому конец. А теперь уже поздно". Так говорил этот живой памятник старого русского феодального дворянства, представитель того типа дворян, какой изображен в романах Тургенева. Это было накануне его уничтожения теми силами простонародья, которые поднялись из ужасающей глубины, того "демоса", который, будучи веками закрепощен, наконец пробудился и начал осознавать собственную силу...

Что думали о революции казаки и татары

[В конце сентября - начале октября Прайс прибыл в Оренбург, посетил там "Управление оренбургских казачьих войск", беседовал с атаманом и казаками, присутствовал на казачьем "круге".]

На площади перед управлением выстроился эскадрон кавалерии. Стали собираться депутаты "станиц". Офицеры в синих шароварах и адъютанты приближались на лохматых азиатских лошадках. Царившая здесь атмосфера коренным образом отличалась от той, какая господствовала на заседаниях Советов рабочих депутатов или крестьянских общин. Здесь не было и тени товарищеского духа. Все было проникнуто духом подчинения. На' первых скамьях сидели генералы, капитаны и атаман, и все производили такое впечатление, как будто они собрались для парада. На задних скамьях сидели "рядовые" (казаки в чине рядовых), тупо смотревшие прямо перед собой, как если бы у них самих не было никаких желаний и они только ждали слов команды. Позади атамана стояли часовые с обнаженными шашками, а справа и слева от него развевались знамена оренбургских казаков.

Больше половины делегатов конференции составляли офицеры и чиновники казачьего войскового управления, которые ныне, после того, как старая царская петроградская бюрократия была свергнута, представляли собой единственную власть над казаками. Остальные делегаты, рядовые казаки и бедные крестьяне, явно играли лишь второстепенную роль. Как это случилось, что они, представлявшие основную массу на-

селения станиц, оказались на конференции лишь незначительным меньшинством? Уж не поддались ли они такому преобладанию офицерской касты под давлением воинской дисциплины? Это должно было скоро обнаружиться.

[Далее Ф. Прайс рассказывает о речи прежнего атамана, о выборах Дутова в качестве нового атамана, о полученной от Керенского телеграмме с приказом послать в Петроград две казачьих дивизии, чтобы "призвать к порядку мятежный гарнизон", и о принятом решении воздержаться от ее выполнения, поскольку, по мнению контрреволюционного офицерства, время для выступления контрреволюции в общероссийском масштабе еще не пришло.] Но офицерской касте не было суждено беспрекословно повелевать конференцией. На третий день молчаливая масса, заполнявшая последние ряды, наконец дала себя почувствовать. Очередь дошла до казаков-земледельцев и солдат фронтовых казачьих полков, голос которых до сих пор заглушался барабанным боем речей генералов, сидевших на передних скамейках. Оратором от Оренбургской казачьей дивизии с Юго- Западного фронта был красивый юноша лет 25 в одежде рядового солдата. Он робко вышел на трибуну и медленно заговорил. В отличие от русских рабочих и обычных солдат регулярной армии у него не было опыта выражения своих мыслей. "Не допускайте, чтобы казаки отделялись от своих братьев, русских солдат, - сказал он, - ибо в душе мы с ними едины. Наши товарищи в солдатских шинелях подчас бывают слабы, но у них бьется в груди такое же сердце. Наш долг - помогать им и не ожесточать их против себя. Поэтому нам надо сотрудничать с их Советами. Только тесная связь между казаками и рядовыми солдатами может спасти Россию. Мы, казаки с Юго-Западного фронта, смотрим на русских солдат как на своих братьев, с которыми рядом нам и стоять и погибать".

Когда оратор умолк, на собрании воцарилось молчание. Генералы, сидевшие на передних скамьях, были так ошеломлены, что не могли произнести ни слова. Такой речи никогда еще не держал рядовой оренбургский казак. И он даже не спросил у своего командира разрешения выступить! Но прежде чем они успели прийти в себя, на трибуну поднялся делегат казачьей секции Совета рабочих депутатов горнопромышленных районов Южного Урала, чтобы обратиться к собранию со следующими словами: "Мы все согласны, что Россия нуждается в сильном правительстве, способном осуществлять ее волю. Но одни думают создать такое правительство, опираясь на трудящиеся массы и крестьян России, а другие думают, что достигнут своей цели, искусственно пытаясь поддержать привилегированный класс. Мы, рабочие-казаки, предупреждаем вас, господа офицеры, против того, чтобы идти по такому пути. Тот, кто пытается разрушить Советы, отравит источник, из которого русские массы черпают надежду и мужество. Попробуйте только начать эту безумную игру, если хотите; нас вы за собой не уведете".

Это было слишком сильно для офицеров с передних скамеек. "Довольно! Позор! Непослушание!" - раздавалось оттуда.

[7 октября Ф. Прайс прибыл в Казань.] Прежний губернаторский дом в Кремле был занят Советом рабочих и солдатских депутатов и украшен красным знаменем... Как и в Оренбурге, председателем здешнего Совета был меньшевик, местный журналист, полностью находившийся во власти солдат гарнизона и рабочих кожевенных заводов и мыловаренных фабрик Казани. В то время, когда я сидел с ним в приемном зале бывшего царского губернатора, вошел офицер, чтобы просить помощи у председателя. Солдаты гарнизона приняли резолюцию о том, что обязанности начальника Казанского военного округа должны перейти в руки солдатского Совета, который впредь будет визировать все новые приказы. Председатель беспомощно пожал плечами. Самое большее, что он мог сделать, - это попытаться повлиять на депутатов на предстоявшем в этот вечер заседании, но, сказал он, все они сейчас, если не формально, то по своим взглядам, большевики. Он предполагал уйти в отставку со своего поста. В обществе этого меньшевика-председателя я и принял участие в заседании Совета. Не могло быть сомнения, что Совет играл руководящую роль в городе. Председатель был совершенно бессилен. Его распоряжения попросту не принимались во внимание. Рабочие депутаты приняли резолюцию об удалении назначенных Керенским контролеров по продовольствию и их замене комиссарами Казанского Совета...

[На следующий день Прайс посетил редакцию татарской газеты "Кызыл байрам" ("Красное знамя").] Эта газета издавалась социал-демократической группой рабочих- мусульман Казани и стояла в открытой оппозиции к националистам из числа волжских татар. Дух, царивший в редакции "Кызыл байрам", был вполне классово-сознательным и боевым. Рабочие не называли себя там большевиками, ибо социалистическое движение среди татар было еще очень молодо. "Кызыл байрам" получала поддержку от волжских транспортников-татар... Постоянное общение с русскими крестьянами и транспортными рабочими-волгарями сделало их равнодушными к расовым различиям. Они объединились с русскими в рядах профсоюза транспортных рабочих и послали депутатов в Казанский Совет рабочих и солдатских депутатов. Интеллигенты, издававшие магометанскую социалистическую газету, отвергали всякую связь с пантатарским и другими националистическими движениями. Они сами называли себя либо марксистами, либо также панисламистами. Когда я спрашивал их, совместим ли марксизм как интернациональное классовое движение с панисламизмом, представляющим собой религиозное и притом охватывающее лишь, одну часть человечества движение, я получал

ответ, что, по их мнению, между этими двумя идеями "нет противоречия". Осенью 1917 г. их движение переживало еще младенческое состояние.

Свержение буржуазной коалиции. Вся власть Советам!

[Из Казани Ф. Прайс вернулся в Петроград, где присутствовал на Всероссийском Демократическом совещании 14 - 22 сентября (27 сентября - 5 октября). Упомянув о предпарламенте и его крахе, Прайс констатирует банкротство "революционной демократии".]

Руководство революцией перешло к партии, - которая умела не только говорить, но и действовать. Вокруг большевиков группировались самые политически сознательные и подготовленные элементы рабочего класса...

Русская буржуазия имела возможность избежать катастрофы тем, что переводила свои прибыли и акции за границу, чтобы продать их там иностранным банкам или заложить. Но русские рабочие погружались все глубже и глубже в сети международных работорговцев. Эта истина, насколько я помню, очень отчетливо обрисовалась перед моими глазами в один октябрьский день, когда я посетил большой металлообрабатывающий завод на Васильевском острове, незадолго перед тем проданный финансовому синдикату одной из союзных стран. Я уже бывал там в начале лета на заседании только что созданного заводского комитета. В то время люди послушно следовали указанию меньшевистского министра труда и не вмешивались в дела предпринимателя или управления. Теперь, однако, я застал совсем другую картину. Половина рабочих была уволена, так как, согласно официальному объяснению, не хватало сырья, чтобы обеспечить их работой. Заводской комитет собрался в маленькой комнатке. Один из рабочих провел меня по заводским дворам на склад, где я увидел большие штабеля железных листов и антрацита. "Это было в прошлом году доставлено из Англии, а еще больше сырья, принадлежащего синдикату, лежит в Архангельске, - сказал мне этот человек, - но оно не используется, так как синдикат может получить большие прибыли, если сократит производство наполовину, уволит половину рабочих, а оставшихся заставит работать сверхурочно. Поэтому мы решили, чтобы Центральный фабрично-заводской комитет взял эти предприятия под свой контроль, распределял сырье, проверял все книги и скреплял своей подписью все распоряжения заводской администраций. Иначе увольнения рабочих с этих предприятий будут продолжаться, а прибыли синдикатов не уменьшатся".

...Чтобы сделать обстановку еще более сложной, немцы начали наступление на Балтийском фронте, заняли Ригу и потопили несколько судов Балтийского флота. Русские солдаты массами покидали фронт, заявляя, что они не желают сражаться, пока не узнают содержания тайных договоров. В этот момент беспартийному военному министру в суррогатном правительстве Керенского, Верховскому, пришла в голову идея. В беседе с представителем одной кадетской газеты он заявил, что Россия не в состоянии и никогда не была в состоянии нести бремя содержания 15-миллионной армии. Необходимо эту армию уменьшить и оставить лишь небольшие вооруженные силы, которые страна могла бы содержать и которые охраняли бы ее от немецкого вторжения. От всяких наступательных планов следует отказаться. Он предлагал закрыть глаза на происходящее массовое дезертирство, легализовав его путем официальной демобилизации трех возрастов. На фронте же создать надежные части и обратиться с призывом к добровольцам.

Через два дня после опубликования этого интервью стало известно, что Верховский ввиду расстроенного здоровья покинул свой пост и находится на пути в монастырь на Ладожском озере, где намеревается "лечиться". Военные миссии союзников выразили свое неодобрение его планам, ибо эти планы не открывали никакой перспективы к "большому весеннему наступлению будущего года".

Люди, критиковавшие большевиков за то, что они в ноябре 1917 г. взяли в свои руки власть, в том числе критики из лагеря западноевропейских социалистов и рабочих лидеров, либо нарочно закрывали глаза, либо совершенно не знали положения, которое сложилось в России в период "керенщины". Нигде в Западной Европе рабочий класс не был в таких условиях, в каких находился русский рабочий накануне Октябрьской революции. Если бы Россия продолжала войну, она неизбежно превратилась бы в колонию одной из воюющих капиталистических коалиций Европы. Это было неизбежно, поскольку Россия оставалась экономически неразвитой, а политически являлась игрушкой зарубежного империализма.

Каково было положение России накануне мировой войны? Значительную часть ее благосостояния составляли отечественные необработанные запасы сырья, промышленность же и транспорт были развиты слишком недостаточно, так что она не могла отказаться от ввоза в крупных масштабах иностранных капиталов, промышленных товаров и технического оборудования с Запада. Ввоз товаров и оборудования при всех условиях был неизбежным и мог бы, если его осуществлять правильно, не вредить народному хозяйству. Ввоз же капитала оказал на все социальное и политическое развитие русского народа первостепенное и злополучное влияние, ибо иностранный капитал приобретал такое политическое влияние, что Россия низводилась на уровень азиатских и африканских колоний Англии, Франции и Германии, превращалась в резервуар

дешевой рабочей силы, что помогало капиталистам Запада снижать заработную плату в своих собственных странах. Они стремились превратить Россию в гигантский призывной участок, поставляющий пушечное мясо для враждующих милитаристов Европы. Тем самым русский народ лишали возможности всякого самостоятельного, свободного развития. Иностранные посольства и военные миссии никак не хотели допустить, чтобы в России возникла социальная система, не соответствующая их планам.

В то же время Россия отличалась от чисто азиатских стран тем, что обладала значительной отечественной промышленностью. Русские промышленные предприятия, хотя их было и немного и их продукция удовлетворяла спрос русского населения лишь частично, были оборудованы новейшими техническими усовершенствованиями. Русский городской пролетариат, хотя и составлял лишь небольшую часть населения, был в то же время наилучше организованным и наиболее классово-сознательным во всей Восточной Европе. Он обнаружил выдающиеся способности к политической организации. Гнет, который осуществлял царский режим, не давал духовным вождям рабочего движения отрываться от масс и удерживал их в первых рядах революционного движения. В отличие от чисто восточных стран вроде Турции и Персии Россия обладала, таким образом, классово-сознательным пролетарским элементом, который не строил себе иллюзий относительно судьбы, ожидавшей страну, если война, затеянная иностранным финансовым капиталом, затянется. Европейская война, столь длительная, создала для городского пролетариата России и той часта крестьянства, которая была занята в промышленности, опасность превратиться в галерных гребцов, в рабов зарубежных финансистов, добивавшихся в обмен на военные кредиты неограниченного права на эксплуатацию России. В отличие от жителей азиатских и африканских колоний русский городской пролетариат вполне ясно сознавал эту угрозу порабощения.

...Те, кто разделял меньшевистскую точку зрения и отстаивал взгляд, что такой еще неопытный пролетариат, как русский, в рядах которого так много неграмотных, не должен был осмеливаться на штурм крепости международного капитализма, поскольку он, овладев государственной машиной, не сможет пустить ее в ход, забыли о том, что русский пролетариат получил лучшее воспитание в мире. Он учился в школе горького опыта в течение долгого времени, живя под двойным гнетом - феодального дворянства и загнивающей отечественной буржуазии, заключившей союз с иностранными финансистами. Сознание тех насилий, какие являлись следствием творимых финансовым капиталом операций, было более живым в такой "колониальной области", как Россия, чем в западных странах. Это особенно проявилось в условиях долгой, разрушительной войны, приведшей "колониальную область" в результате реквизиций человеческого пушечного мяса в оплату за полученные займы в состояние полного истощения. Было поэтому вполне понятно, что готовность возмутиться против войны и чужеземного финансового рабства и стремление создать новый общественный строй обнаружились прежде всего именно в такой стране, как Россия.

...В третью декаду октября руководители большевистского Центрального Комитета собрались в Петрограде. Вопрос, который перед ними стоял, заключался в следующем: настало ли время, чтобы, опираясь на Советы рабочих, солдат и крестьян, взять в свои руки власть в стране и осуществить народную программу: мир, земля и рабочий контроль? Объективные условия внутри страны благоприятствовали такого рода попытке, но международное положение было непрочным. Удастся ли осуществить с помощью Советов восстановление страны на путях социализма, удастся ли увеличить производство или хотя бы уберечь его от падения, если страна окажется в состоянии войны с Антантой и будет блокирована враждебной Германией? Ибо нейтралитет в империалистической войне, вероятно, удалось бы купить лишь ценой экономической изоляции... Ленин и его сторонники в большевистском Центральном Комитете не считали невозможным противостоять обоим капиталистическим военным блокам. Ленин особенно активно отстаивал необходимость взять власть. Ленинская точка зрения победила...

[4 ноября Прайс присутствовал на заседании предпарламента в Мариинском дворце. Кадеты подвергли на этом заседании критике меньшевиков-интернационалистов и газету "Новая жизнь", обвиняя их в проведении циммервальдистской пропаганды в войсках.]

В коридоре я встретил одного из ведущих деятелей эсеровской партии, от которого узнал, что по полученной ими информации большевистский переворот является лишь вопросом дней. На почте и на телеграфе уже назначены большевистские уполномоченные, и часовые пропускают всех, кто идет с большевистским паролем, хмуро оглядывая чиновников правительства Керенского. Неподалеку я увидел Мартова и Суханова с озабоченными лицами, погруженных в очень серьезную беседу. "Мы не можем принять на себя ответственность за подобный образ действий", - слышал я голос Мартова, сопроводившего эти слова жестом. По-видимому, циммервальдские решения, за которые он выступал еще полчаса тому назад, в его глазах не оправдывали военный переворот. Это было характерно для поведения меньшевиков, которые являлись революционерами лишь на словах.

Вечером я направился в Смольный институт. Я нашел членов Исполкома старого, меньшевистско-эсеровского Совета. Они пребывали в совершенно подавленном настроении. Сообщения из провинции показывали, что большевистская агитация за немедленный созыв Второго съезда Советов была встречена весьма благоприятно. Советы

северных провинций и солдатские Советы Северо-Западного фронта назначили своих делегатов, которые уже прибыли. Как заявили члены Исполкома, они, со своей стороны, сделали все возможное, чтобы воспрепятствовать созыву Второго съезда Советов, ибо считали его бесцельным. Приближались выборы в Учредительное собрание, и именно это "демократическое" учреждение, а не съезд Советов должно было все решить. Советам, говорили члены Исполкома, придется отступить на задний план и в конечном счете выполнять функции хозяйственных комиссий, консультативных по отношению к Учредительному собранию.

Уже собираясь покинуть Смольный институт, я услышал громовые рукоплескания, доносившиеся из большого зала. ..."Демос" поднялся из глубины, полный грубой силы и готовности к отпору. Представители "революционной демократии", которые сидели этажом выше, предоставленные самим себе, оказались явно оторванными от действительности... [Далее Прайс описывает историческое заседание Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов 25 октября (7 ноября) 1917 г. и выступление В. И. Ленина на этом заседании.]

На трибуну поднялся Ленин... Совет Народных Комиссаров находится в стадии организации, сказал он, и список его состава будет представлен съезду. Совет предложит съезду три резолюции, которые послужат основой для трех декретов. Первый гласит о том, что должны быть предприняты шаги к немедленному заключению перемирия на фронте в качестве предпосылки для мирных переговоров. Соответствующее предложение должно быть направлено союзникам и Центральным державам, и следует выждать их ответа. Второй декрет должен предоставить земельным комитетам сельских общин право брать в свои руки помещичьи имения впредь до того, как будет выработан закон, определяющий подробности. Третий декрет предоставит фабричным рабочим право, контроля за всеми операциями фабрикантов и управляющих. "Мы направляем нашим товарищам в Англии, Франции и Германии призыв последовать нашему примеру и протянуть своим братьям-рабочим через головы их капиталистических правительств руку мира", - заключил Ленин. "Мы верим, что народ, который дал миру Карла Маркса, не останется глухим к нашему призыву. Мы верим в то, что наши слова будут услышаны потомками парижских коммунаров и что британский народ не посрамит наследие чартистов"⁵ .

Если бы кто-либо взглянул с трибуны на делегатов, находившихся в зале, то ему должно было броситься в глаза то обстоятельство, что это съезд молодых людей. Целые ряды скамей были заполнены сильными, здоровыми молодыми людьми из Балтийского флота и с фронта. Квалифицированные рабочие из Москвы и Петрограда в своих черных косоворотках без галстуков и в меховых шапках также занимали значительное место. Крестьянскими делегатами были большей частью молодые солдаты, вернувшиеся в свои деревни и получившие руководство сельскими общинами. Было также видно и некоторое количество интеллигентных лиц, большей частью молодых людей, которые осенью помогали образованию нового левого крыла эсеров в деревнях. Недоумение вызывало отсутствие интеллигентов среднего возраста, старых крестьян с длинными бородами и типичных старых социалистических партийных лидеров, которые имели за плечами по тридцать лет борьбы и бесчисленные тюремные наказания.

Далее, представляло интерес, что этот съезд состоял преимущественно из делегатов северных и центральных провинций, то есть из таких районов, где больше всего можно было встретить бедных, полупролетаризированных крестьян, где квалифицированные рабочие городов и жаждущие получить землю и дезертировавшие солдаты политически владели деревней. Относительно малочисленными делегациями были представлены плодородный Юго-Восток, равно как и Сибирь, тогда как делегаты из казацких областей вообще отсутствовали. Украина также не прислала делегатов, так как украинские крестьяне и солдаты тогда группировались вокруг своей национальной "Рады" или Национального совета в Киеве⁶ . Второй Всероссийский съезд Советов олицетворял собой, таким образом, сопротивление со стороны рабочих и бедных крестьян Северной и Центральной России при молчаливом согласии более обеспеченных природными богатствами областей страны, население которых еще не ощутило мук голода, но попросту устало от войны.

Около десяти часов вечера я покинул Смольный. Снаружи, на улице, группа рабочих и матросов Балтийского флота, собравшись вокруг костра, спорила о съезде. "Теперь нам нужно взяться за работу в провинции, там разъяснять и организовывать; ни один из этих делегатов не должен оставаться тут ни на минуту дольше, чем это необходимо", - только что сказал один из них. Я пошел вдоль набережной Невы, которая в мелких местах против верфей уже начала покрываться ледяной коркой. Суровый ноябрьский туман шел с Финского залива. Против Васильевского острова стоял крейсер "Аврора" и минный заградитель с пулеметами, нацеленными на Зимний дворец.

⁵ В кратком газетном отчете о докладе В. И. Ленина о задачах власти Советов (см. В. И. Ленин. ПСС. Т. 35, стр. 2 - 3) эти слова отсутствуют. Сходные мысли содержатся в докладе В. И. Ленина о мире на Втором Всероссийском съезде Советов (там же, стр. 15 - 16).

⁶ Здесь Ф. Прайс допускает неточность. Среди делегатов Второго съезда Советов присутствовали представители украинских рабочих и крестьян. В состав Всероссийского Центрального Исполнительного комитета Советов, избранного съездом, также вошли

"Стой!" - прозвучал голос, и я увидел цепь красногвардейцев поперек дороги. Я находился вблизи от Зимнего дворца, который являлся ныне местопребыванием Военно- революционного комитета⁷ . "Где министры Керенского?" - спросил я одного из часовых. "В сохранности - там, за рекой, в Петропавловской крепости", - гласил лаконичный ответ. "Здесь вы не пройдете", - сказал другой. Но прежде чем я отошел, я взглянул на след снаряда на стене дворца, - след единственного выстрела, сделанного крейсером⁸ в знак того, что Зимний дворец должен быть ныне освобожден для новых властителей.

Я повернул обратно и повстречался с отрядом женщин, одетых в солдатскую форму. Они принадлежали к знаменитому женскому батальону - "батальону смерти" - бедные девушки, которые казались русской буржуазии надежными и поэтому были использованы в качестве пушечного мяса против большевиков. Не зная, что делать, когда наступил кризис, они оставались перед Зимним дворцом после того, как весь гарнизон перешел на сторону Военно-революционного комитета. Сейчас их вели в Петропавловскую крепость⁹ , откуда должны были вскоре выпустить и отправить домой к их матерям.

Я прошел по большому мосту через Неву и приблизился к Петропавловской крепости. Красногвардейцы стояли перед воротами, и красный флаг развевался над башней этой "Бастилии" царизма. Еще вчера правительство Керенского, состоящее из Фомы неверующего и его близнецов, заседало в Зимнем дворце и направляло судьбы распадавшегося общественного строя. Сегодня его члены сидели в этой крепости, куда они еще за день до этого посадили, пойманных ими вождей большевиков. Колесо счастья обернулось, и блаженство тех, кто пробрался к власти благодаря Февральской революции, потонуло во мраке ночи. Русская революция перешла, таким образом, в новую фазу. Советы рабочих, крестьян и солдат вступили в свои права.

(Окончание следует.)

представители Украины. Что касается Рады, то она была создана блоком буржуазных и мелкобуржуазных партий и групп. 13 декабря всю полноту власти на Украине принял на себя Центральный Исполнительный комитет Советов, избранный Всеукраинским съездом Советов.

⁷ Зимний дворец к этому времени действительно находился в руках восставших рабочих и солдат, но ВРК помещался в Смольном.

⁸ Крейсер "Аврора" стрелял холостыми зарядами. Очевидно, этот след от разрыва снаряда был оставлен орудием, установленным в Петропавловской крепости.

⁹ Женский батальон был помещен не в крепость, а в свободную казарму Гренадерского полка, откуда отправлен на ст. Левашево.