3. Люди в масках

В первых числах июля 1943 г., незадолго до высадки союзников в Сицилии, глава итальянской морской разведки адмирал Мауджери завтракал у одного из своих близких друзей, по профессии журналиста. Подали кофе.

- Я думаю, что Муссолини уже окончательно "готов", - заметил хозяин дома, пододвигая к адмиралу вазу с фруктами.

- А что потом? - уклончиво ответил адмирал, следуя профессиональной привычке больше интересоваться чужими мыслями, чем раскрывать свои. - Кто займет его место? Политика, как и природа, не терпит пустоты. Если Муссолини уйдет, кто его заменит?

- Что ты думаешь о Гранди?

- Не знаю... Надо признать, он ловок. И его любят в Англии.

- Вот именно, - согласился собеседник Мауджери. - Гранди и его группа представляются мне наиболее логичным выбором. Единственная другая возможность - Чиано...

На лице адмирала появилась гримаса отвращения.

- Но он и его клика, - продолжал хозяин дома, - слишком запятнаны.

- Слишком зловонны, было бы точнее, - возразил адмирал¹ .

К моменту возвращения Муссолини из Фельтры, где 19 июля состоялась его встреча с Гитлером, заговор, по словам Анфузо, бывшего итальянского посла в Венгрии, "принял окончательный вид: каждый надел свою маску и вышел на сцену"² .

Кто же был в маске? Если сохранить образ, употребленный Анфузо, можно сказать, что летом 1943 г. маски часто мелькали в залах и галереях "Палаццо-Венеция", украшенных рыцарскими доспехами и картинами старинных мастеров: целый карнавал масок, проводивший неудачливого диктатора со сцены.

Среди тех, кто появлялся во дворце в "маске", выделялся мужчина лет пятидесяти, плотный, хорошо сложенный, с густой черной бородкой, производивший впечатление средневекового синьора. Это был Дино Гранди, граф де Мордано, один из главных участников заговора.

Гранди являлся типичным продуктом фашистского режима и среди крупных боссов, использовавших свое положение для личного обогащения и карьеры, был одним из наиболее преуспевших. Щедрая итальянская природа наделила его выгодной наружностью; однако под внешней респектабельностью, украшенной цветистой демагогией и искусством тонкой лести, скрывалась полная неразборчивость в средствах и холодный расчет прирожденного интригана и стяжателя.

Провинциальный адвокат с заурядными способностями, он начал свою политическую карьеру в качестве главаря фашистских банд, избивавших в 1919 г. революционных рабочих в Эмилии. Начальник штаба "Квадрумвирата" в дни захвата власти, Гранди затем быстро продвигается по иерархической лестнице и в 1926 г. занимает кресло министра иностранных дел Италии. В 1930 годы он в качестве итальянского посла в Лондоне успешно для фашистской Италии ведет переговоры с английскими будущими мюнхенцами по таким "деликатным" вопросам, как удушение независимости Эфиопии и интервенция в Испании. Вернувшись в Италию, он получает портфель министра юстиции и вскоре, после смерти Чиано-отца, замещает его на посту председателя Палаты корпораций ³ .

Не упуская случая для самого неумеренного восхваления Муссолини, которого

Продолжение. Начало см. "Вопросы истории", 1965, NN 3, 4.

¹ F. Maugery. From the Ashes of Disgrace. New York. 1948, p. 116.

² F. Anfuso. Da Palazzo Venezia al Lago di Garda. Rocca St. Casciano. 1957, p. 282.

³ J. Brunelli. Un Dittatore Fallito ed i suoi complici. BcJogna. 1952, pp. 260 - 261; W. Sperco. L'Ecroulement d'une dictature. Choses vues en Malie durant la guerre 1940 - 1945. Paris. 1946, p. 104.

он называл "своим" дуче, Гранди в действительности являлся давнишним соперником и личным врагом диктатора, ожидавшим лишь случая, чтобы свести с ним счеты.

Ближайшим единомышленником Гранди являлись Боттаи, министр культуры, один из "теоретиков" итальянского фашизма, и Федерцони, в прошлом министр колоний, министр внутренних дел, председатель сената, ставший затем президентом итальянской Академии; оба они, крупные фашистские главари, также имели свои счеты с Муссолини еще со дней пресловутого "похода на Рим".

"Группа Гранди", к которой затем присоединились представители более молодого поколения фашизма - Чиано и Бастианини, явилась ядром заговора, возникшего в начале 1943 г. среди фашистской верхушки. Программа фашистских заговорщиков была весьма убогой. Заботясь о спасении своей шкуры и награбленных богатствах, они рассчитывали, что им удастся повторить фокус французского адмирала Дарлана, который, перебежав линию фронта, был тепло встречен англо-американским командованием. Спеша договориться с западными державами и готовые ради этого пожертвовать Муссолини как слишком одиозной фигурой, фашистские "иерархи" предполагали, создав "умеренное" правительство с соблюдением конституционных приличий, сохранить в Италии фашизм, по-прежнему удерживая власть в своих руках⁴ .

Стремясь предотвратить назревавший в Италии подлинно демократический переворот, англо-американские правящие круги усиленно поощряли подобные настроения среди верхушки фашистской партии, пропагандируя "опыт Дарлана" даже в своей печати. "Внутри фашистского режима имеется ярко выраженная тенденция освободиться от Муссолини и сторонников немцев, но сохранить самоё систему, - писал американский журнал "Life" в конце 1942 г., несколько опережая события и подсказывая фашистским "раскольникам" линию действия, - вот какова ныне мысль крупных итальянских промышленников, возглавляемых, по имеющимся сведениям, Чиано, графом Вольпи, сенатором Пирелли. Другими словами, они хотят заменить фашизм пронемецкий фашизмом просоюзническим. На фашистских главарей произвело большое впечатление то, как быстро и успешно сумел Дарлан изменить свою ориентацию с правительства Виши на союзников"⁵ .

Провозглашенное США и Англией в Касабланке под давлением мировой прогрессивной общественности требование о безоговорочной капитуляции фашистских агрессоров вызвало было уныние среди фашистских заговорщиков. Однако дипломатия западных держав поспешила дать им понять, что названная декларация нисколько не исключала для англо-американского командования возможности сотрудничества с ними и что прекрасной базой для этого может служить обоюдное стремление сторон воспрепятствовать подъему освободительного движения народов, широкой волной катившегося по Европе под влиянием побед Красной Армии, и в частности - подлинно демократическим преобразованиям в Италии ⁶ .

Одновременно с фашистскими "иерархами", рассчитывавшими стать наследниками Муссолини, действовала другая группа заговорщиков, сложившаяся среди верхушки итальянского генералитета. Свое гнездо генералы от интриги свили под сенью генерального штаба, оказавшегося для этого как нельзя более подходящим местом⁷ .

⁴ М. Эрколи. Италия в войне против гитлеровской Германии. М. 1944, стр. 16 - 17; Р. Батталья. История итальянского движения Сопротивления. М. 1954, стр. 84.

⁵ Р. Батталья. Указ. соч., стр. 82.

⁶ В качестве иллюстрации можно привести некоторые довольно колоритные факты, о которых сообщают итальянские источники. Чиано в своем новом качестве посла при Ватикане, являвшемся в годы войны средоточием различных закулисных интриг, поспешил использовать свой новый пост для установления неофициального контакта с представителями союзников Как стало известно в начале апреля 1943 г. бывшему и будущему премьер-министру И. Бономи, участвовавшему в деятельности одной из антифашистских групп в Риме, "усилия Гранди и Чиано не были полностью отвергнуты английским послом Осборном. Это свидетельствовало о том, что англичане и американцы, стремясь к скорейшему разрешению проблемы, готовы принять предложения не только со стороны монархии, но также и посредничество элементов фашистского происхождения, даже если они теперь находятся в оппозиции" (см. F. W. Deakin. The Brutal Friendship. London. 1962).

⁷ "Генеральный штаб представлял собой гнусное объединение старой монархической касты с новыми кадрами, сумевшими выбраться на передний план с помощью коррупции и политических интриг, развитию которых содействовал фашистский режим" ("Тридцать лет жизни и борьбы Итальянской коммунистической партии". М. 1953, стр. 380).

Не сумев обеспечить оборону на полях сражений, отмечает итальянский реакционный историк А. Тамаро, высшие чины генерального штаба мечтали о государственном перевороте и гражданских лаврах. "Они относились либерально и сочувственно к своим коллегам, проигравшим сражения и разгромленным, но были полны свирепости в отношении Главнокомандующего, на которого пытались свалить... ответственность за поражение... Наиболее активным был именно тот, кто в рассматриваемый момент нес на себе главную ответственность за военное положение, генерал Амброзио, с февраля являвшийся начальником генерального штаба"⁸ . "Амброзио, - говорили о нем его сослуживцы, - человек чисто военный, он всегда остается военным начальником, даже когда он в пижаме"⁹ . В этих словах была скрыта немалая доля иронии: новый начальник генерального штаба принадлежал к числу тех представителей итальянской высшей военной касты, которые сумели сделать блестящую карьеру не благодаря наличию военного таланта, а лишь умело используя его полное отсутствие. Секрет того, каким путем ему удалось получить свое предыдущее назначение на пост начальника штаба армии, приоткрывают мемуары начальника фашистской милиции Гальбиати. "Он был избран Каваллеро... только потому, что он не имел собственной индивидуальности и им легко было управлять. Когда положение Каваллеро стало непрочным, он отошел от своего начальника, чтобы не пасть вместе с ним" ¹⁰ .

Дальнейшее продвижение Амброзио было связано с довольно сложной интригой. Подготавливая отстранение Муссолини и сговор с англо-американским командованием, фашистские заговорщики решили заменить Каваллеро, известного слишком близкими связями с гитлеровцами, более подходящей, с их точки зрения, фигурой. Антигерманские настроения Амброзио и его "патриотизм", в основе которого лежало прежде всего стремление уйти от ответственности в связи с надвигавшейся военной катастрофой, определили выбор в его пользу¹¹ . При активном участии Чиано, генералов Кастеллано и Карбони, участников военного заговора, а также не подозревавшей, в чем дело, Клары Петаччи Каваллеро был смещен и заменен Амброзио¹² .

Недалекий и нерешительный генерал Амброзио, не обладавший к тому же достаточной гибкостью, практически явился лишь орудием в руках других заговорщиков и прежде всего своего адъютанта генерала Кастеллано¹³ . Самый молодой генерал в итальянской армии, подвижной сицилиец, с тонким умом и внешностью банковского клерка, Кастеллано был фигурой, весьма типичной для верхушки итальянской военщины. "Более способный к интриге, чем к военному искусству", отчаянный карьерист Кастеллано, по свидетельству Монелли, с увлечением занялся "охотой в джунглях подозрений и шпионажа"; охотясь, как выяснилось позже, за министерским постом, он постоянно подталкивал и направлял своего шефа ¹⁴ . Именно он явился автором плана ареста Муссолини, -по остроумному замечанию Батталья, единственного плана, разработанного генштабом, который был претворен в жизнь¹⁵ .

Одним из участников этой группы заговорщиков являлся также генерал Сориче, заместитель военного министра¹⁶ . Весьма колоритную характеристику дает ему в своих мемуарах один из активных участников заговора, Карбони. "Сориче, - пишет он, - располагая сетью тайных агентов, размещенных в наиболее важных государственных органах столицы, мог быть полезен при условии, что можно было быть уве-

⁸ А. Tamaro. Due Anni di Storia. 1943 - 1945. Vol. I. Roma. 1948, p. 37. Следует отметить, что А. Тамаро в своем трехтомном исследовании, посвященном истории Италии в период 1943 - 1945 гг., под видом объективного изложения фактов в действительности довольно тонко пытается в ряде случаев реабилитировать Муссолини. Приведенное высказывание является одним из примеров этого.

⁹ Р. Monelli. Roma 1943. Milano. 1946, p. 96.

¹⁰ E. Galbiati. - Il 25 luglio e la MVSN. Milano. 1950, p. 177.

¹¹ G. Ciano. Journal Politlque. 1939 - 1943. Vol. II. Paris. 1947, pp. 244 - 245.

¹² P. Monelli. Op. cit., pp. 97 - 98. Тамаро отмечает, что Амброзио "не славился военными способностями и появился на этом посту, несмотря на свою посредственность, благодаря заговору иерархов и дам, которые заставили изгнать Каваллеро, так как последний лгал, интриговал с иностранцами и воровал выше всякой меры" (А. Tamaro. Op. cit. Vol. I, p. 38).

¹³ D. Bartoli. Victor Emmanuel. Paris. 1946, p. 228.

¹⁴ A. Tamaro. Op. cit. Vol. I, p. 39; P. Monelli. Op. cit., p. 96.

¹⁵ Р. Батталья. Указ. соч., стр. 88.

¹⁶ Портфель министра, как было указано выше, находился в руках Муссолини.

ренным, что он готов решительно действовать в определенном направлении. Однако его своеобразный паразитический характер вызывал у него чрезвычайно жадное желание знать все, что происходило вокруг, но не для того, чтобы почерпнуть в этом стимул к действию, а лишь для того, чтобы иметь возможность (Оставаться в позиции наблюдателя, не подвергая себя опасности, на равном расстоянии от фашизма и антифашизма, от немцев и от союзников, от критики и соглашательства - в позиции, которая позволила бы ему в подходящий момент осуществить осторожный шаг в правильном направлении и оказаться вместе с победителями" ¹⁷ .

Главной заботой заговорщиков в период подготовки переворота было сосредоточение на территории собственно Италии и в особенности близ Рима достаточного количества войск, необходимых не только на случай возможного контрудара со стороны гитлеровцев, но и прежде всего для того, чтобы подавить любое выступление народных масс. Препятствием для переброски войск был начальник штаба сухопутных войск генерал Рози, не участвовавший в заговоре. Решив убрать его и заменить своей фигурой, заговорщики остановили выбор на генерале Роатта, полагая, по-видимому, что его опыт как бывшего командующего итальянскими интервенционистскими силами в Испании мог быть весьма полезным в назревавшей тогда в Италии ситуации ¹⁸ .

Характеризуя Роатта, Монелли пишет, что он являлся человеком неглубоким, честолюбивым, никогда не сжигавшим за собой мосты, умевшим держать нос по ветру и всегда готовым перейти на сторону более сильного. Он был известен своими прогитлеровскими настроениями, однако в данном случае это обстоятельство, казалось, было даже на руку заговорщикам, так как, по их мнению, оно помогло им отвлечь от себя подозрения со стороны германского командования ¹⁹ .

Вскоре после своего назначения на должность начальника штаба сухопутных войск, состоявшегося в последних числах мая, Роатта был поставлен в известность Амброзио о предполагавшейся вскоре смене режима и получил указание перевести в Рим уже намеченные им для этой цели войсковые части²⁰ . Не пользуясь, однако, полным доверием заговорщиков, Роатта не был посвящен более подробно в их замыслы до самого последнего дня.

Захватив наиболее важные ключевые посты в армии и разработав план ареста Муссолини, группа военных заговорщиков не решалась, однако, предпринять что-либо самостоятельно и ожидала соответствующей санкции короля. Еженедельно являясь на королевскую "виллу Савойя" для информации Виктора-Эммануила о военной обстановке, Амброзио не упускал случая обратить его внимание на бедственное положение итальянской армии, бесперспективность продолжения борьбы и необходимость разрыва с Германией. Король внимательно, с большим терпением выслушивал Амброзио, кивал время от времени головой, хвалил начальника штаба за верную службу и затем отпускал, но не говорил ни слова о своих намерениях²¹ .

Следует заметить, что король вообще был мало разговорчив. С удочкой в руке - король любил это занятие и нередко занимался рыбной ловлей в своих владениях в Сан-Россоре - Виктор-Эммануил мог сидеть часами, не произнося ни звука. В этих поездках его сопровождал обычно специально прикомандированный офицер. Прибыв на место, офицер разматывал и подавал королю удочку, надев на крючок приманку. Когда король, довольный, вытаскивал рыбу, офицер снимал ее с крючка, кидал в корзину, нанизывал на крючок нового червя, крестил его и снова подавал удочку монарху. Все это совершалось без единого слова: король ни разу не обращался к своему адъютанту с каким-либо замечанием или вопросом²² .

Замкнутость и молчаливость короля были общеизвестны. "Это было в его характере, - отмечает Мауджери в мемуарах. - Лично я мало встречался с королем,

¹⁷ G. Carboni. Memorie Segrete 1935 - 1943. "Piu che il dovere". Bologna. 1955. pp. 186 - 187.

¹⁸ Карбони сообщает, между прочим, о претензиях на этот пост со стороны Кастеллано, довольно бесцеремонно пытавшегося использовать сложившуюся ситуацию в личных целях. Ibid., pp. 189 - 191.

¹⁹ Р. Monelli. Op. cit., pp. 100 - 101.

²⁰ См. F. Deakin. Op. cit., pp. 436 - 437.

²¹ P. Monelli. Op. cit., pp. 99 - 100.

²² См. D. Bartoli. Op. cit., p. 226.

но имел возможность составить о нем ясное представление. Если бы нужно было охарактеризовать его одним словом, я сказал бы, что он "маленький". Виктор-Эммануил был маленьким не только физически, но и духовно. Подобно тому, как сохнувшая рука кайзера Вильгельма II, как говорили, оказала влияние на его душевный склад, так маленький рост Виктора-Эммануила оказал в данном случае влияние на его развитие как правителя и человека. Он всегда помнил о своей "миниатюрности". На официальных приемах, находясь рядом с королевой Еленой, возвышавшейся, как башня, он всегда испытывал крайнее смущение. По этой же причине он редко показывался на людях верхом; он всегда выглядел скорее как пожилой жокей, а не как король.

Чтобы добиться своего рода компенсации за это отсутствие королевской внешности, он доходил до крайностей в утверждении своих прерогатив. Ему было отпущено немного дюймов, но каждый дюйм должен был быть королем, по крайней мере в том, что касалось поддержания его достоинства и привилегий. Он правил Савойским домом, как верховный диктатор. Даже больше, он умышленно держал всех его представителей в неведении в отношении того, что происходило...

Несмотря на это, Виктор-Эммануил был по-своему человеком рассудительным; он имел ясное представление о своей роли как конституционного монарха. Его личная жизнь ничуть не была похожа на королевскую. Его двор управлялся в соответствии с нормами быта мелкого буржуа. Помпа и парадность, обычные для королевского сана, были сведены к минимуму. В отличие от своего знаменитого деда Виктора-Эммануила II, колоритной фигуры, человека с широкими интересами, он удовлетворялся такими сравнительно скромными развлечениями, как коллекционирование монет, охота, рыбная ловля.

Его общий облик как бы согласовался с его карликовым ростом. Он всегда казался сердитым и смущенным. Можно было подумать, что он постоянно носит с собой зеркало, в котором видит себя во весь рост и которое все время напоминает ему о его тщедушии. Ни одна из других его характерных черт также не способствовала преодолению этой "сосредоточенности в самом себе". Голос у него был высокий и писклявый, похожий скорее на голос подростка, а не взрослого человека. Когда он говорил, в особенности перед публикой, его невыразительные черты искривлялись и стягивались в гримасу, на которую было жалко смотреть, а его усы, казалось, начинали самостоятельно путешествовать по всему его лицу. Во всех его движениях, походке, жестах была какая-то судорожность, и он выглядел некрасивым и неловким" ²³ .

Этот портрет, нарисованный Мауджери, свидетельствует, что Виктор-Эммануил по личным качествам действительно мало подходил для того, чтобы взять на себя руководство заговором. Однако, как остроумно отмечает Монелли, история действует как самый опытный романист и всегда создает рядом со своими героями контрастные фигуры. Необходимо было, пишет он, чтобы рядом с королем, молчаливым, замкнутым, способным подолгу выслушивать доводы и уговоры, не выдав ни словом, ни жестом своих чувств, причем нельзя было понять, означает ли его хмурый вид неприязненное отношение к собеседнику или возмущение фактами, которые ему сообщались, - "находился преданный человек, которому король абсолютно доверял, - такой, каким являлся его министр королевского двора, тонкий и лукавый генуэзец, опытный в делах и хорошо знающий светские условности, способный сказать мало большим количеством слов и дать многое понять, не компрометируя себя, взглядом или улыбкой, умеющий читать в молчании суверена и истолковывать его скрытые чувства, способный также при случае оказать давление и принять на себя ответственность за решение, против которого король возражал"²⁴ .

Речь идет о герцоге Аквароне. В прошлом кавалерийский офицер, разбогатевший в результате выгодного брака и посвятивший себя коммерции, Аквароне, по свидетельству Карбони, любил повторять, что "покупать по дешевке и продавать подороже - великолепное правило", и подчинил этому правилу все свое поведение. Лысый, косоглазый, одетый с неизменной строгостью, производивший впечатление

²³ F. Maugery. Op. cit., pp. 96 - 97.

²⁴ Р. Monelli. Op. cit., p. 96.

неуклюжести, он проводил свое свободное время в салонах наиболее известных великосветских красавиц столицы "в терпеливом ожидании, когда они решат продаться по дешевке". Связанный с фашистскими финансовыми кругами, он был приглашен королем для того, чтобы выправить бюджет королевского двора. Преуспев в этом сверх самых смелых надежд Виктора-Эммануила, он стал не только министром королевского двора, но и советчиком, к которому король более всего прислушивался²⁵ .

Не отличаясь щепетильностью и обладая, подобно пресловутому Фуше, "бешеной склонностью" к конспирации и интриге, Аквароне тщательно наблюдал за развитием обстановки, используя в этих целях имевшиеся у него широкие связи. Он поддерживал близкий контакт с Амброзио, являвшимся некогда полковником в той же части, в которой служил Аквароне; с Чиано, с которым у него была уже давнишняя дружба; с бывшим премьером, престарелым Орландо; с антифашистской группой И. Бономи; с маршалом Бадольо, которого он также близко знал²⁶ .

Будучи связующим звеном между королем и обеими группами заговорщиков, организационно между собой не связанными, Аквароне практически стал одним из главных и непосредственных организаторов заговора. "Трагической ошибкой в финансовой карьере Аквароне явилось то, - едко замечает Карбони, - что он посоветовал монархии приобрести 25 июля по дешевке Бадольо, не отдав себе отчета, что маршал являлся товаром, не способным уже подняться в цене" ²⁷ .

Бадольо, хваставшийся, что в 1922 г. он предлагал королю в течение пяти минут огнем из пулемета разогнать все черные рубашки, в дальнейшем, подобно большинству других итальянских генералов, служил прислужничая и умело использовал фашистский режим для достижения высоких постов и личного обогащения. Применив против эфиопских воинов, вооруженных деревянными копьями, разрывные пули и удушливые газы, Бадольо добыл себе жезл маршала и титул "герцога Аддис-Абебы". Вторую мировую войну он встретил на посту начальника генерального штаба. Провал итало-фашистской авантюры в Греции в 1940 г. неожиданно прервал его блестящую карьеру: Муссолини срочно понадобился козел отпущения, и Бадольо, будучи снят с поста, оказался в опале. С этого момента он ждет своего часа, чтобы отомстить Муссолини ²⁸ .

С конца 1942 г. в обстановке назревающего в стране политического кризиса, рассчитывая стать преемником Муссолини, Бадольо начинает активно действовать за кулисами. Он устанавливает контакт с Амброзио и Сориче; рекомендует своего человека - генерала Газона - на пост начальника военной милиции; роется в списках сенаторов, подбирая себе будущих министров. В первых числах марта 1943 г. он посещает короля, с которым не виделся с момента своей отставки в декабре 1940 г., и высказывает ему свое убеждение, что война Италией проиграна ²⁹ .

Но король и в отношениях с Бадольо длительное время придерживался своей тактики непроницаемого молчания. Характерный эпизод приводит Мауджери. В один из дней начала июля на вилле Сан-Марцанотто, принадлежавшей маршалу Бадольо, раздался телефонный звонок. Подошедший к аппарату личный секретарь маршала, его племянник Валенцано, узнал голос генерала Кастеллано.

- Мне срочно нужна покрышка для своего велосипеда, - сообщил генерал. Это было условным паролем, означавшим, что Амброзио желает как можно скорее видеть Валенцано.

- Сообщите маршалу, что он должен немедленно повидать короля, - заявил Амброзио явившемуся к нему секретарю Бадольо. - Король в принципе уже согласился с тем предложением, о котором идет речь, но все еще колеблется. Передайте маршалу, что именно такой человек, как он, должен дать королю последний толчок. Но это надо сделать немедленно!

Бадольо обратился к Виктору-Эммануилу с просьбой об аудиенции. После нескольких переносов встреча состоялась 16 июля. Король, однако, по обыкновению только слушал и молчал.

²⁵ G. Carboni. Op. cil, pp. 201 - 202; D. Bartoli. Op. cit., p. 225.

²⁶ A. Tamaro. Op. cit. Vol. I., pp. 36 - 37.

²⁷ G. Carboni. Op. cit., p. 202.

²⁸ F. Deakin. Op. cit., p. 56; A. Tamaro. Op. cit. Vol. I, p. 52.

²⁹ F. Deakin. Op. cit., p. 239.

- Если вы мне понадобитесь, я пошлю за вами, - сказал он, прощаясь с маршалом.

С хмурым видом Бадольо сел в ожидавшую его машину.

- Ведь я говорил, что это бесполезно, - сказал он сопровождавшему его Валенцано. - Это все равно, что пытаться сделать дыру в воде ³⁰ .

Среди участников заговора следует отметить также бывшего начальника политической полиции (ОВРА) Сенизе. Учитывая, что полиция, насчитывавшая в своем составе около 12 тыс. чел., могла сыграть весьма важную роль в момент переворота, военные заговорщики еще с осени 1942 г. предприняли ряд шагов с целью установления с ее руководителями негласного контакта. Сенизе оказался для этого как нельзя более подходящим человеком.

Начав свою карьеру в ведомстве внутренних дел еще до установления в Италии фашизма, Сенизе сумел до седых волос сохранить во взгляде подкупающее "чистосердечие" и облик добренького продавца детских игрушек. Его простоватый вид сбил с толку даже столь искушенного политикана и лицемера, каким являлся Чиано³¹ . В действительности, однако, Сенизе, один из главных организаторов и главарей полиции, в своей должности хлеба даром не ел и в отношении двоедушия и притворства не уступал своим коллегам из числа правящей верхушки фашистской Италии. Обладая тонким политическим нюхом, он задолго предвидел возможность смены режима и потихоньку начал к этому готовиться. Квестором (на которого возлагалась обязанность обеспечивать "порядок и безопасность". - И. Д.) Рима он назначает в октябре 1942 г. своего человека, в прошлом возглавлявшего ОВРА в Милане; устанавливает близкий контакт с военной полицией, в частности с генералом Газоном, упомянутым выше; усиливает вооружение полицейских формирований, используя негласную помощь министра финансов Таон ди Ревеля³² и заместителя военного министра генерала Скуэро. Испытывая интерес к деятельности вездесущего министра королевского двора, Сенизе устраивает к нему на должность личного секретаря своего тайного агента; к концу 1942 г. "простоватый" начальник полиции сам устанавливает контакт с Аквароне.

Упоминавшийся выше эпизод, связанный с валютными махинациями брата Клары Петаччи, в разоблачении которых принимал участие Сенизе, неожиданно оборвал его карьеру - в середине апреля 1943 г. он был смещен с поста начальника полиции. Тем не менее, считая, что бывший начальник полиции еще может пригодиться, заговорщики не прерывают с ним связей, хотя и не посвящают его полностью в свои планы. Когда Сенизе в связи с освобождением от должности явился с прощальным визитом к королю, последний многозначительно сказал ему, что у них еще "будет случай увидеться". Генерал Кастеллано просит его оставить ему свой адрес. Более откровенным был Аквароне, который сказал, что король рекомендует ему продолжать сохранять контакты с полицейскими частями, и при этом выразительно подмигнул ³³ . Сенизе прекрасно понял, о чем шла речь.

Таковы были главные персонажи - участники заговора. Кто же являлся его режиссером?

Авторы многочисленных мемуаров, посвященных описываемым событиям, в том, что касается этого вопроса, удивительно единодушны: они молчат. Лишь изредка, словно по недосмотру, на страницах их мемуаров появляется та или иная хорошо известная в Италии фигура и тотчас снова уходит в тень: итальянский крупный капитал

³⁰ F. Maugery. Op. cit., pp. 119 - 120.

³¹ "Долгий разговор с Сенизе, начальником полиции, - записал Чиано 1 ноября 1941 г. - Я впервые беседовал с ним так долго, до настоящего времени наши встречи были очень краткими и были отмечены взаимным отсутствием доверия; в конце концов, это лишь агент полиции... Но сегодня утром я развлекся. Сенизе - неаполитанец, умный и невежественный, странная смесь инстинкта и расчета; в основе это честный человек, но он болтун, верхогляд и слишком много жестикулирует... Сенизе был бы идеальным министром при Бурбонах" (G. Ciano. Op. cit. Vol. II, p. 75").

³² "Маркиз Таон ди Ревель - министр финансов с 1939 года. "Он был одним из наиболее рьяных интервенционистов, - отмечает Чиано, - и, безусловно, верил в германскую победу. Теперь он переживает кризис, подлинный кризис... Он видит спасение только в монархии" (G. Ciano. Op. cit. Vol. II, p. 246).

³³ Р. Monelli. Op. cit., pp. 101 - 102.

избегал появлений в свете рампы, предоставляя это коронованным и некоронованным исполнителям своей воли.

Характерным примером может служить свидетельство упомянутого выше Анфузо. 19 июля, прибыв в Рим, он направляется к Чиано. Отсиживаясь дома под предлогом "недомогания", бывший министр иностранных дел был окружен толпой принцесс и графинь, служивших, по-видимому, своеобразной "голубиной почтой" ³⁴ , и, по словам Анфузо, "бесчисленными нитями был связан с различными заговорами". В сутолоке гостей вдруг появляется Чини, который уединяется с Чиано для секретного разговора.

- Муссолини сошел с ума, и надо иметь мужество, чтобы убрать его, - во всеуслышание заявил Чини, покидая через некоторое время дом Чиано.

- Ты не понимаешь, что все уже кончено. Я не могу ничего тебе сказать, но ты сам должен понять. - заявляет Чиано удивленному Анфузо³⁵ .

Сопоставление приведенного эпизода с позицией Чини в период его пребывания в составе правительства дает возможность достаточно четко проследить отношение стоявших за его спиной кругов итальянского крупного капитала к режиму Муссолини в первые месяцы 1943 года.

Еще больший интерес представляет другой факт, о котором сообщает один из наиболее активных участников заговора, генерал Кастеллано, находившийся в самой гуще интриг. Как явствует из его мемуаров, на военные круги оказывалось определенное давление с целью побудить их к ликвидации диктатуры Муссолини, причем в начале июля это давление особенно усилилось. Кто же располагал достаточным влиянием для того, чтобы оказывать такое давление? Среди "наиболее обеспокоенных" Кастеллано называет Чини и Вольпи. О Чини говорилось выше. Кто же такой Вольпи?

"Во главе оппозиции реакционных правящих групп итальянского общества фашизму мы встречаем характерную фигуру - графа Вольпи-де-Мизурата, короля итальянских плутократов и крупного финансиста фашизма, долголетнего агента германского империализма, ярого поборника итальянской экспансии в Африке и на Среднем Востоке. Его отход от фашистского правительства в первые месяцы 1943 г. знаменует начало отхода от Муссолини тех общественных кругов, которые еще до вчерашнего дня были ему вернейшей опорой. Вокруг Вольпи сгруппировались представители крупной монополистической промышленности; руководители крупных корпоративных организаций, которые под крылышком фашизма разграбили государственную казну и растранжирили ресурсы страны; люди, похвалявшиеся тем, что снабдили Муссолини деньгами для организации "похода на Рим"; люди, которые рукоплескали всем насилиям против народа. Эти люди поняли, что фашизм окончил свое существование и что для них слишком опасно оставаться до последней минуты связанными с трупом"³⁶ .

Изучение истории подготовки заговора неизбежно вызывает недоуменный вопрос: почему заговорщики, еще в начале 1943 г, пришедшие к выводу о необходимости устранить Муссолини и все подготовившие для осуществления своего замысла, тем не менее затянули его реализацию до конца июля? Ответ заключается в следующем. Основная проблема, которая характеризовала обстановку, сложившуюся в Италии весной 1943 г., определялась формулой: "сепаратный мир сегодня или безоговорочная капитуляция завтра"³⁷ . Национальные интересы страны требовали скорейшего выхода из войны, до появления армий противника на территории Италии, пока еще была возможность вести переговоры в качестве равноправной стороны.

³⁴ По утверждению Л. Виллари, автора чрезвычайно апологетической в отношении Муссолини работы, через одну из этих представительниц итальянской, аристократии, имевшую связи в Лондоне, Чиано передавал военную и другую информацию союзникам. См. L. Villary. Italian Foreign Policy under Mussolini. New York. 1956, pp. 295, 305 ff.

³⁵ F. Anfuso. Op. cit. pp. 284 - 285.

³⁶ М. Эрколи. Указ. соч., стр. 15. Свидетельство Кастеллано показывает, между прочим, несостоятельность утверждения, содержащегося в работе Макгрегора- Хэсти, согласно которому итальянский "большей бизнес" якобы не был причастен к устранению Муссолини (см. MacGregor-Hastie. The Day of the Lion. The Rise and Fall of Fascist Italy (1922 - 1945). New York. 1964, p. 328).

³⁷ Р. Батталья. Указ. соч., стр. 86.

Деятельность Коммунистической партии Италии в рассматриваемый период была подчинена задачам ликвидации фашизма, отрыва Италии от нацистской Германии и заключения при посредстве общенародного национального восстания сепаратного мира. Курс Коммунистической партии был рассчитан на то, чтобы итальянский народ, осуществив в стране демократические преобразования, смог не в качестве побежденного, а в качестве победителя участвовать в укреплении свободы и установлении прочного мира.

Мартовские забастовки получили огромный резонанс во всей Италии. Крестьяне, ремесленники, мелкие торговцы, положение которых при фашистском режиме постоянно ухудшалось, но которые в той или иной степени примирились с мыслью о необходимости ожидать того момента, когда фашизм падет в результате вмешательства сил, действующих извне, - с этого момента увидели и признали в лице рабочего класса решительную и мощную силу, способную встать во главе итальянского народа, с успехом повести борьбу за свержение фашизма и обеспечить мир³⁸.

Успех забастовок исключительно укрепил авторитет Коммунистической партии, и уже тогда, развивая народное движение, партия могла бы встать на путь восстания. "Но в конце этого пути, - отмечает Р. Батталья, - маячил призрак гражданской войны, столкновения между трудящимися и армией, раскол, а не единство итальянцев - в самый критический момент истории страны, то есть именно та трагическая перспектива, которой Коммунистическая партия неизменно старалась избежать в своей деятельности"³⁹ .

Исходя из того, что первостепенным условием успешной борьбы против диктатуры Муссолини являлась сплоченность всех антифашистских сил, Коммунистическая партия в рассматриваемый период усилила свою деятельность, направленную на обеспечение единства итальянского народа и мобилизацию всех его сил для активных немедленных действий. В марте 1943 г. состоявшаяся во Франции конференция Коммунистической и социалистической партий и движения "Справедливость и свобода" ("Партия действия") приняла резолюцию, призывавшую итальянский народ к единству и немедленным шагам для свержения фашизма и заключения сепаратного мира.

Важным практическим шагом на пути к этому явилось принятое конференцией решение о создании Комитета действия по объединению итальянского народа. В заявлении конференции, принятом в связи с этим решением, говорилось: "Коммунистическая партия Италии, Итальянская социалистическая партия и движение "Справедливость и свобода" заявляют, что они твердо намерены в процессе демократического восстановления итальянского государства ликвидировать вместе с фашизмом также те экономические, политические и социальные силы, которые вызвали его к жизни (финансовый капитал, монархия и т. д.), и осуществить восстановление страны в рамках такой демократии, главенствующая роль в которой будет принадлежать труду"⁴⁰ .

В отличие от этого политический курс правящих кругов Италии определялся не национальными интересами страны, а стремлением найти выход из создавшейся обстановки с наименьшим ущербом для своих классовых позиций и материальных интересов. На первых порах, как можно судить, они полагали, что этой задаче отвечало бы устранение Муссолини. Это должно было открыть путь к переговорам с западными державами при одновременном сохранении фашистского аппарата подавления и угнетения масс.

Мартовские забастовки 1943 г. показали, однако, что подобная полумера была бы недостаточной. С этого момента итальянский крупный капитал принимает решение расстаться не только с "дуче", но и с фашизмом. "Устранение фашистского режима, - отмечал П. Тольятти, - диктовалось им как необходимость для возможного предотвращения всеобщего народного взрыва, который резко поставил бы проблему уничтожения фашизма и всех его корней". Как видно из анализа событий, именно с этого времени подлинные организаторы заговора, продолжая оставаться за кулисами, делают ставку на армию: для обеспечения "порядка" диктатура фашизма должна

³⁸ U. Massola. Marzo 1943, ore dieci. Roma. 1950, p. 93.

³⁹ Р. Батталья. Указ. соч., стр. 86.

⁴⁰ "Тридцать лет жизни и борьбы Итальянской Коммунистической партии", стр. 489.

быть заменена диктатурой военной. Практическим выражением этих взглядов явилось решение короля остановить свой выбор на Бадольо как главе будущего правительства.

Страх итальянской крупной буржуазии перед собственным народом определил также другую особенность тактики заговорщиков - непременное использование монархии. "До тех пор, пока развитие событий направляется под эгидой династии, - писал маршал Кавилья в личном письме Виктору-Эммануилу от 15 марта 1943 г., написанном под непосредственным впечатлением от мартовских забастовок, - решения будут иметь законный и нормальный характер и войска будут продолжать подчиняться своим начальникам. Но если события примут другой оборот и войска выйдут из повиновения, если произойдет внутренний переворот под влиянием Советов или без него, тогда нельзя предсказать, что может случиться"⁴¹ . Этими соображениями и объясняется тот факт, что и фашистские "иерархи" и генералы-заговорщики упорно дожидались сигнала короля, решительно отказываясь предпринять что-либо самостоятельно, без его санкции ⁴² .

Нетрудно после этого понять страх и нерешительность короля, на протяжении более двадцати лет томившегося от вынужденного безделья и сознания собственного ничтожества и вдруг вовлеченного в водоворот событий, от исхода которых зависело само существование монархии! Известные три записки от 15 мая 1943 г., принадлежащие его перу, - нечто вроде страничек из дневника - свидетельствуют о том, что именно страх перед революцией доминировал в этот период в его сознании.

Исходным пунктом рассуждений короля, отраженных в названных документах, является понимание того, что война для фашистской Германии была проиграна. В первой записке говорится: "1. Германия на пятом году войны утомлена и обескуражена: ее силы в России менее многочисленны, чем силы Советов.. Если летом 1943 г. она начнет решающее наступление в России, оно окончится (поражением. - И. Д.), как и в 1942 г., но в еще большем масштабе в связи с истощением германской армии. Неудача нового наступления в России может привести к внутреннему краху Германии. 2. Словакия и Хорватия сохранят существование только при условии, что "ось" победит. 3. Румыния и Венгрия в военном отношении уже полностью истощены; внутреннее положение в Румынии весьма ненадежно, в Венгрии развиваются сильные антигерманские настроения. 4. Болгария опасается России; ее армия испытывает недостаток в артиллерии и может быть использована только против Турции. 5. Япония полностью занята на Дальнем Востоке и в Индии; непохоже, чтобы она была в состоянии или намеревалась выступить против России.

Страны, оккупированные силами "оси".

1. В Польше борьба партизан против немцев еще не закончена. 2. Югославия вся охвачена восстанием. 3. Греция находится на пороге восстания. 4. Во Франции, Бельгии и Голландии происходят покушения на немцев; в случае высадки англо-американских сил возможно, что эти страны восстанут против немцев. 5. В Дании и Норвегии почти все население настроено против немцев.

Вражеские государства.

1. Англия и Америка господствуют на море и способны противостоять германской подводной войне. Они имеют огромные сырьевые ресурсы и большие средства; их воздушные силы становятся все более опасными для "оси". 2. Россия, по-видимому, все еще сильна; она имеет много сырья, большое количество живой силы и хороших военных и гражданских руководителей.

Нейтральные страны.

1. Турция, возможно, останется нейтральной до конца конфликта; она занимает благожелательную по отношению к союзникам позицию. 2. Испания не будет помогать "оси"; не станет она и враждебной. 3. Португалия закабалена Англией. 4. Швейцария и Швеция симпатизируют союзникам, но страх перед Германией заставляет их оставаться нейтральными".

⁴¹ F. Deakin. Op. cit., pp. 239 - 240.

⁴² "В случае, если бы этот курс не был выдержан, - отмечает Дикин, - альтернативой явилась бы народная революция, которая снесла бы не только фашизм, но также и остатки конституционной монархии" (F. Deakin. Op. cit., p. 241).

Вторая записка гласила: "Какие действия предпримут англо-американцы на Средиземном море после захвата Туниса? Они могут: 1. Высадиться в Испании или на Балеарских островах для проведения операций против Франции. 2. Высадиться в Аквитании или Провансе. 3. Высадиться в Греции (или Фракии). 4. Высадиться на крупных островах Тирренского моря (Корсика или Сардиния) или на итальянском полуострове. Первая операция, пожалуй, мало что даст союзникам. Вторая могла бы, по-видимому, быть осуществлена при условии одновременной высадки на атлантическом побережье Франции. Третья была бы наиболее легкой и наиболее выгодной для союзников. Они нанесли бы удар с тыла Румынии и предупредили появление России на Балканах, появление, которое, конечно, не будет хорошо встречено союзниками. Четвертая операция должна быть исключена, поскольку противник вряд ли имеет желание распылять свои ресурсы ради оккупации итальянских островов, а также поскольку нельзя представить себе вторжение в Германию через Италию и массив Альпийских гор. Можно допустить, что союзники считают Италию сильно деморализованной и предполагают вывести ее из игры массированными бомбежками с последующей высадкой. Для оккупации Сицилии союзникам потребуется не менее 200000 чел.; для оккупации Сардинии, возможно, 100000 и столько же для Корсики. На Сицилии мы имеем 4 дивизии, на Сардинии - 3, на Корсике - 2; наше сопротивление на островах может быть значительным. Если союзники оккупируют Сардинию, им будет очень легко проводить операции против нашего побережья на материке. В настоящее время на полуострове мы имеем: 1) 3 дивизии в Пьемонте и Лигурии, которые не могут быть перемещены, так как они являются резервом для частей, расположенных в Провансе, численность которых незначительна. 2) 1 парашютную дивизию в стадии формирования во Флоренции. 3) 3 дивизии близ Рима. 4) 1 дивизию в Калабрии. 5) 1 дивизию в Апулии. 6) От 7 до 8 дивизий на переформировании в долине реки По. Из числа дивизий, находящихся на полуострове, только 2 полностью укомплектованы и 5 - в состоянии готовности; остальные дивизии трудно принимать в расчет, по меньшей мере до конца июня. Все эти дивизии имеют по 6 батальонов и едва обеспечены средствами усиления; дивизионная артиллерия устарела; отсутствуют бронетанковые соединения, если не считать некоторого количества немецких танков. Это положение дел, несомненно, известно англо-американцам так же, как и жалкое состояние нашего флота (сокращенного до 3 линейных кораблей, 4 легких крейсеров и 12 эсминцев) и наших воздушных сил. Начиная с этого времени, противник может попытаться осуществить высадку в Южной Италии, или на побережье в районе Рима, или в Тоскане. Противник располагает чрезвычайно многочисленными десантными средствами, и если ему удалось бы высадить какое-либо танковое соединение, это создало бы для нас огромную опасность. Беспорядок, обнаружившийся 14 мая (1943 г.) в Чивитавеккиа, заставляет со страхом думать о возможности высадки на римском побережье. Необходимо подготовить наши скромные силы, расположенные на полуострове, к оказанию упорного сопротивления с тем, чтобы позволить включиться в борьбу нашим войскам, находящимся на Балканах, а также позволить осуществить возможную переброску немецких частей из Германии. Наши балканские войска смогли бы прибыть лишь с большим опозданием и в мало эффективном состоянии. Мало можно надеяться на прибытие значительных германских сил; возможно, противник предпримет одновременные действия против Германии и против Италии. Наше военное положение, действительно, не очень приятно и дает много пищи для размышлений..."⁴³ .

Какой же вывод делает король из общего анализа военной обстановки, содержащегося в первых двух записках? Что его больше всего беспокоит? Ответ на это дает третья записка.

"15 мая, 1943. Записка N 3.

Следует делать все возможное для того, чтобы сохранить единство страны и не произносить риторических речей только фашистского характера.

Следует поддерживать близкие контакты с Венгрией, Румынией и Болгарией, у которых мало любви к немцам.

Не следует забывать делать всевозможные вежливые жесты в отношении правительственных деятелей в Англии и Америке. Надо очень серьезно подумать о воз-

⁴³ А. Tamaro. Op. cit. Vol. I, p. 66.

можной необходимости отделить судьбу Италии от Германии, внутренний крах которой может наступить внезапно, как это имело место с Германской империей в 1918 г."⁴⁴ .

Упомянутые записки позволяют констатировать наличие трех важных моментов в позиции короля в рассматриваемый период: боязнь революции, решение отмежеваться от фашизма и ориентация на США и Англию. Несмотря на элементарность употребленных королем формулировок, составленный им документ явился достаточно верным изложением существа позиции итальянских правящих кругов, оформившейся под влиянием мартовских забастовок, и раскрывает секрет инертности заговорщиков. Нерешительность и трусливость Виктора-Эммануила, воспринимавшиеся в тот период его окружением как личные качества правящего представителя Савойской династии, в действительности являлись также выражением нерешительности и трусости правящего класса Италии, представители которого (не первый раз в истории) оказались на распутье: защищать ли им судьбы нации или интересы собственного кошелька?

Зарницы мартовских забастовок, расколовших небо над головой итальянских крупных буржуа, посеяли среди них тревогу: если убрать немедленно Муссолини, то кто защитит их от надвигающейся грозы? Нет, придется подождать! Они с нетерпением всматриваются в голубую даль Средиземного моря: не видны ли силуэты американских Десантных судов? Курс взят на безоговорочную капитуляцию. Штыки англо-американских войск должны подпереть небо - вот в чем спасение! "Этими соображениями, - отмечает Р. Батталья, - объясняется запоздание, с каким итальянский господствующий класс совершил акцию, которая носила бы совершенно другой характер, если бы была предпринята своевременно" ⁴⁵ .

Только после высадки союзников в Сицилии, начавшейся 10 июля 1943 г., когда англо- американские военные власти были уже "на расстоянии окрика", механизм заговора был пущен в ход.

(Окончание следует)

⁴⁴ Ibid., p. 66. Цитируемый документ приводится также Дикиным, однако перевод его на английский сделан неточно: вместо "разделения судеб двух стран" у Дикина говорится об отрыве итальянских вооруженных сил от вооруженных сил Германии (см. F. Deakin. Op. cit., p. 340).

⁴⁵ Р. Батталья. Указ. соч., стр. 85.