(ПО МАТЕРИАЛАМ ИСТОЧНИКОВ, ЛИТЕРАТУРЫ И СПЕЦИАЛЬНЫХ ПУБЛИКАЦИЙ)*

2. Разложение итальянского фашизма

"Муссолини повернулся к столу, заваленному книгами, и взял одну из них, лежавшую сверху. Она была раскрыта.

- Это "Цезарь", - сказал он, листая французское издание Шекспира. - Великая школа для правителей. Я полагаю, однако, что даже Цезарь в свои последние годы стал жертвой фразы.

- Какой Цезарь, подлинный или созданный драматургом?

- Боюсь, что и подлинный, - ответил он задумчиво. - Почему Цезарь не обратил внимания на список заговорщиков, который все же попал к нему в руки? Или, может быть, он позволил убить себя, так как чувствовал, что уже все совершил?..

- Вы смотрите на этого римлянина, как на образец?

- Это было бы не совсем точно, - сказал Муссолини, закрыв книгу и отложив ее в сторону. - Но здесь предо мной весь опыт латинской доблести. Она представляет собой наследство, которое я пытаюсь использовать. Материал все тот же. И там - все тот же Рим. - Он указал на сияние залитой огнями площади, проникавшее сквозь зеленоватый витраж"¹ .

Как далека была действительность от этих красивых фраз, записанных Эмилем Людвигом весной 1932 года! Ослепленный жаждой славы и претендовавший на то, что он оставит в истории след, "подобный следу львиной лапы", Муссолини стал самым ненавистным человеком в Италии. Весной 1943 г., в связи с выпуском почтовых марок с портретом Муссолини и Гитлера, по Риму ходила шутка: в чем отличие новых марок от обычных? В том, гласил ответ, что обычные марки следует смочить слюной сзади; на эти же марки надо плюнуть спереди² .

После мартовских забастовок, под неослабевающим давлением со стороны трудящихся масс, фашистский режим быстро разлагался. Накопившаяся в народе более чем за двадцать лет ненависть к фашизму проявлялась все более открыто и бурно. Одним из первых симптомов этого явились многочисленные антифашистские надписи, появлявшиеся теперь на стенах домов в таком количестве, что полиция уже не успевала их стирать. "Долой войну!", "Долой дуче!", "Да здравствует Советский Союз!". -

* Продолжение. Начало см. "Вопросы истории", 1965, N3.

¹ E. Ludwig. Colloqui con Mussolini. Milano. 1932, pp. 190 - 191.

² W. Sperco L'Ecroulement d'une dictature. Choses vues en Italie durant la guerre 1940 - 1945. Paris. 1946, p. 95.

читали каждое утро жители итальянских городов в первых рассветных лучах. "...Пропаганда против фашизма вышла на поверхность в своей самой ясной и самой доходчивой форме, - отмечает Р. Батталья. - Антифашистские лозунги и призывы сотни раз стирались со стен домов, но неизменно появлялись на том же месте, и так продолжалось до тех пор, пока не рухнула окончательно фашистская диктатура"³ .

Любопытный штрих добавляет в связи с этим В. Сперко, наблюдавший описываемые события в столице промышленного Севера - Милане. "Под покровом темноты на стенах Милана делались надписи: "Долой фашизм!". На следующий день возмущенные фашисты отвечали провокацией: "Трусы, покажитесь при свете дня!" Но немедленно появлялась новая фраза: "А днем мы - фашисты, как и вы"⁴ .

В том же самом марте 1943 г., когда итальянский рабочий класс продемонстрировал исключительную организованность и стойкость в борьбе против режима угнетения и войны, в Риме произошел эпизод, наглядно показавший, как далеко зашел уже к тому времени процесс разложения верхушки фашистской партии. На заседании, посвященном годовщине организации фашистских отрядов, между Коллезанти, секретарем фашистской организации города, и одним из присутствовавших министров неожиданно разгорелась перепалка. "Выплюнь монету! - кричал министру Коллезанти, вскочив со своего места. - Куда девались деньги, которые были предназначены для вооружений?" Склока завершилась общей потасовкой, для которой стены зала оказались тесны; к немалому удивлению прохожих, участники торжественного заседания выскакивали на улицу и, вцепившись друг в друга, продолжали драку⁵ .

Наличие многочисленных группировок и клик внутри партии и государственного аппарата, боровшихся за влияние и теплые места, всегда являлось одной из особенностей фашистского режима в Италии. Будучи большим поклонником Макиавелли, Муссолини умело поощрял и использовал соперничество и борьбу между ними для укрепления своей личной диктатуры. "Не было в Италии человека, - отмечает М. Асколи, - который знал бы лучше него искусство двойной игры, шантажа, натравливания одной группы на другую... На протяжении двух десятилетий существования режима и в особенности с момента, когда фашистская партия установила свою монополию в политической жизни, число клик непрерывно увеличивалось, и их конфликты все сильнее отравлялись неистовой личной ненавистью. Муссолини умел поддерживать борьбу, чтобы она не затухала, и удержать в своих руках судьбу каждой из борющихся клик, так как он знал, что на людей, которые их возглавляли, можно было действовать угрозами и лестью и их всегда можно было скомпрометировать"⁶ .

Чтобы держать в своих руках нити всех интриг и иметь возможность проверять своих информаторов, Муссолини создал сложный и широко разветвленный аппарат полицейского надзора и взаимной слежки, структура которого также отражала "макиавеллизм" диктатора. Каждое утро к нему на стол поступали полицейские и шпионские донесения от соревнующихся и соперничающих ведомств - министерства внутренних дел, полиции, специальных органов фашистской партии, фашистской милиции и военной разведки. Сохраняя в своих руках портфель министра внутренних дел, Муссолини поощрял в самом министерстве постоянное соперничество между своим заместителем Буффарини и начальником политической полиции (ОВРА) Боккини, замененным в 1940 г. Сенизе⁷ . Представление о том, как практически выглядели отношения между этими информаторами Муссолини, дает возможность составить одна из записей, сделанных Чиано в его дневнике в мае 1942 г.: "Сенизе, как всегда, нападает на Буффарини, которого он считает источником всех мерзостей, совершаемых в Италии. Он думает, что теперь, в связи со скандалом, вызванным арианизацией евреев, он приставил нож к его горлу. Банда, руководимая префектом Лепера, имела в действительности своим главой Буффарини, который питается во всех кормушках. У Буффарини совесть не чиста, и он дрожит от страха"⁸ .

³ Р. Батталья. История итальянского движения Сопротивления. М. 1954, стр. 73.

⁴ W. Sperco. Op. cit., p. 91.

⁵ F. Heller. Twilight of Dictators. New York. 1944, p. 86.

⁶ M. Ascoli. The Mussolini Story (предисловие к книге: B. Mussolini. The Fall of Mussolini. New York. 1948, pp. 49 - 50).

⁷ F. W. Deakin. The Brutal Friendship. London. 1962, pp. 37, 103.

⁸ G. Ciano. Journal Politique, 1939 - 1943. Vol. II. Paris. 1947. pp. 155 - 156.

Пример с Сенизе и Буффарини далеко не являлся исключением; не менее колоритно выглядели, в частности, взаимоотношения между Гранди, председателем Палаты корпорации и одновременно министром юстиции, с одной стороны, и начальником генерального штаба Каваллеро - с другой. "Этот грязный тип, - заявил Гранди в одной из бесед с Чиано в августе 1942 г., - готовится стать итальянским Петэном и хотел бы уничтожить нас всех. Но прежде мы сведем с ним счеты"⁹ . В начале 1943 г. Каваллеро был действительно снят со своего поста, что было в значительной мере делом рук Чиано¹⁰ .

Весьма интересные разоблачения, показывающие, насколько глубоко был поражен весь аппарат фашистской Италии борьбой между конкурирующими кликами, содержат мемуары одного из организаторов и главарей фашистской политической полиции, Лето¹¹ . Приводимые им факты дают также возможность более полно оценить ту роль, которую в последние годы существования фашистского режима в Италии сыграл Чиано и которая в ряде опубликованных по данной проблеме работ на Западе, в частности в работах Дикина и Мурена, несколько недооценивается¹² .

Как было отмечено выше, после женитьбы на дочери диктатора Чиано быстро превратился в одну из наиболее заметных фигур среди фашистских "иерархов"; вскоре на него начинают смотреть как на вероятного преемника Муссолини. По свидетельству Лето, молодой министр иностранных дел был чрезвычайно высокого мнения о своей персоне, считал себя неотразимым для женщин и производил впечатление человека, который не остановился бы перед преступлением для достижения своих целей¹³ . Несмотря на ограниченность личных данных: отсутствие серьезного образования, невысокий общий уровень культуры и поверхностность суждений, Чиано, полный честолюбивых замыслов, ловко использовал преимущества, созданные ему браком с дочерью Муссолини. Необычайно тщеславный, он не упускал ни одного случая, чтобы показаться рядом со своим тестем, будь то на военном параде или во время какой-либо церемонии. Выставляя свою грудь, украшенную многочисленными орденами и знаками отличия, которые сыпались на него непрерывным потоком, и выпячивая по примеру "дуче" нижнюю челюсть, Чиано быстро приобретает прозвище "маленький дуче".

Нога в ногу с этой саморекламой, пишет Лето, шагала железная воля - действительно стать наследником тестя и занять его место, осуществив это даже насильно, если обстоятельства сложатся для этого благоприятно. Его разносторонняя деятельность, которая очень часто выходила за рамки вопросов внешней политики и вторгалась в область социальных, внутриполитических, экономических и тому подобных проблем, привела к тому, что Палаццо Киджи¹⁴ превратился во второй президиум совета министров, значительно более важный, чем настоящий, который вел на широкую ногу чисто бюрократическую жизнь. Буффарини был первым, кто устроился под крылышком у Чиано; за ним последовали все министры, секретарь партии, командующие вооруженными силами и вообще все, кто хотел сохранить свое место или завоевать новое. Не

⁹ Ibid., р. 184.

¹⁰ В своих записках Чиано, не скупясь на краски, изображает Каваллеро как лгуна и интригана и едко высмеивает его угодничество перед Герингом, явившимся с визитом в Рим в начале 1942 года. "Завтрак с Герингом, - пишет Чиано. - ...Как всегда, он спесив и надменен. Он не сказал ничего, достойного упоминания. Что действительно грустно, так это прислужничество перед ним наших военных руководителей. Следуя примеру этого законченного шута Каваллеро, который делал бы реверансы даже перед писсуарами, если бы это было ему выгодно, наши три начальника штабов держатся перед этим немцем так, как если бы находились перед своим шефом" (ibid., p. 116). Каваллеро умер при загадочных обстоятельствах: оказавшись в первые дни после оккупации Италии германскими войсками при штабе Кессельринга во Фраскати, 14 сентября 1943 г. он был найден в саду мертвым, с пистолетом в руках. Это дало повод Муссолини заметить, что "Каваллеро покончил с собой правой рукой Кессельринга" (см. A. Tamaro. Due Anni di Storia. Vol. I. Roma. 1948, p. 569).

¹¹ G. Leto. OVRA. Rocca St. Casciano. 1952. В своих мемуарах Лето предпринимает несостоятельную попытку доказать "гуманизм" итальянской полиции, якобы не применявшей жестоких и бесчеловечных методов и даже пытавшейся, по его словам, "спасти" коммунистов и антифашистов от строгости действовавшего в тот период законодательства.

¹² См. F. W. Deakin. Op. cit.; M. Mourin. Ciano contre Mussolini. Paris. 1960.

¹³ G. Leto. Op. cit., p. 174.

¹⁴ Место пребывания министерства иностранных дел Италии.

было ни одного сколько-нибудь важного назначения - от командующего карабинерами до высших должностных лиц, префектов и представителей крупных экономических обществ, - которое не было бы предварительно, хотя бы негласно, одобрено министром иностранных дел. Боккини, отмечает далее Лето, в своем подчинении Чиано дошел до того, что стал еженедельно являться к нему на доклад, аналогично тому, как это имело место в отношении Муссолини; преемник Боккини Сенизе следовал тому же примеру.

"С этого времени связи начальника полиции с министром иностранных дел становились все более интимными, что в огромной степени сковало деятельность полиции. Наиболее деликатная информация о людях и делах режима, прежде чем поступать к Муссолини, пусть иногда даже без ощутимых последствий, стерилизовалась и часто получала предварительное одобрение Чиано; некоторые отрасли экономики ряда районов были попросту запрещены для любопытства полиции; некоторые лица, и не из числа наиболее достойных, стали неприкосновенными. Одним словом, вмешательство Чиано в дела полиции было постоянным, а его слово было решающим.

Хотя формально все оставалось по-прежнему, новая звезда начала затмевать Муссолини, и Боккини в значительной степени способствовал возникновению этого нового положения.

Военные вопросы также находились под высоким покровительством Чиано, и когда какой-либо министр или заместитель министра был у него в фаворе, уже невозможно было совать нос в дела их подчиненных...

Сложившееся исключительное положение, при котором начальник полиции служил министру иностранных дел (и даже более чем министру - претенденту в преемники Муссолини), было великолепно использовано Буффарини, который уже завоевал доверие Чиано, но который всегда боялся Боккини. Когда и последний вошел в орбиту министра иностранных дел, все опасения исчезли, и Буффарини получил полную свободу действовать по своему усмотрению"¹⁵ .

Чиано присваивал колоссальные средства, "зарабатывая" на товарах, продававшихся по твердым ценам, на поставках угля и медикаментах, поступавших из Германии, и даже на вещах, собиравшихся у населения для отправки на фронт¹⁶ . Источники обогащения, которые использовала фашистская банда, оказавшаяся у власти в Италии, не ограничивались, однако, финансовыми спекуляциями и прямым воровством. На службу ее корыстным целям была поставлена и внешняя политика страны. Подготавливая и развязывая агрессивные войны с целью завоевания рынков и новых сфер приложения итальянского монополистического капитала, фашистская правящая верхушка принимала непосредственное участие в ограблении захваченных стран и народов. Ярким примером может послужить, в частности, агрессия против Албании.

Мемуары Лето содержат важное свидетельство, раскрывающее личную заинтересованность Чиано и его клики в разбойничьем нападении на соседнюю маленькую страну, давно уже являвшуюся объектом вожделений итальянского империализма¹⁷ . Одним из наиболее важных последствий захвата Чиано ключевых позиций в фашистском аппарате, отмечает Лето, был абсолютный и безоговорочный запрет (для полиции. - И. Д.) заниматься в какой бы то ни было форме делами, касавшимися Албании.

¹⁵ G. Leto. Op. cit., pp. 176 - 178.

¹⁶ U. Massolo. Marzo 1943, ore died. Roma. 1950; см. F. Heller. Op. cit., p. 84.

¹⁷ Как известно, Лондонский договор 1915 г., определивший условия вступления Италии в войну на стороне держав Антанты, предусматривал установление над Албанией итальянского протектората. По решению Версальской конференции, Италия получила мандат на Албанию, однако подъем национально-освободительной борьбы албанского народа заставил итальянских империалистов в 1920 г. отказаться от мандата. В последующий период Италия, пользуясь правом сильного, навязала Албании ряд договоров, которые обеспечили Италии решающие позиции в политической и экономической жизни страны. Поощряемая политикой попустительства агрессии, проводившейся США, Англией и Францией накануне второй мировой войны, Италия, видя в Албании важную стратегическую позицию для развертывания агрессии против Греции и других стран, а также на случай войны с Англией, уже в начале 1938 г. планирует насильственный захват Албании.

Лето приводит слова бывшего начальника полиции Боккини: "Албания - это вотчина Чиано, и я не хочу с ним ссориться"¹⁹ .

В свете этой констатации по-новому раскрывается и значение некоторых признаний, содержащихся в мемуарах Чиано и касающихся его личного участия в подготовке и проведении агрессии против Албании. "Подготовка в Албании быстро продвигается вперед, - отмечает Чиано 27 октября 1938 года. - Акция начинает ясно вырисовываться: убийство короля (по-видимому, Кочи возьмется осуществить это за вознаграждение в 10 млн.); уличные беспорядки; войска, верные нам (практически все начальники и в том числе Кмиа), спускаются с гор; обращение к Италии с просьбой политического и, в случае необходимости, военного вмешательства; предложение короны Королю-Императору (титул, присвоенный Виктору-Эммануилу III после захвата Эфиопии и провозглашения Италии империей. - И. Д.) и в дальнейшем аннексия. Жакомини (итальянский посол в Албании. - И. Д.) гарантирует, что все может быть точно выполнено с предупреждением за месяц"²⁰ .

Чиано не терпится осуществить свой план. "Я изложил дуче мою точку зрения по албанскому вопросу: нужно ускорить проведение операции, - записал Чиано в своем дневнике 6 февраля 1939 года. - Он согласен. Мы немедленно начинаем мобилизацию войск и концентрацию воздушных сил. Усиливаем подготовку выступлений местных мятежников. Время, предусмотренное для проведения операции: пасхальная неделя"²¹ .

После захвата Германией Чехословакии в марте 1939 г., что не встретило противодействия со стороны западных держав, Муссолини окончательно принимает решение осуществить свой план. "Дуче решает ускорить проведение операции против Албании и сам составляет проект договора, очень краткий, состоящий из трех жестких статей, который гораздо больше походит на декрет, чем на международный договор. Я, со своей стороны, подготовил другой проект в сотрудничестве с Витети (генеральный секретарь итальянского МИД. - И. Д.). Этот договор, сохраняя аппарансы, в действительности позволит нам аннексировать Албанию. Дуче его одобряет...

Чемберлен прислал дуче письмо. Он излагает свою озабоченность в связи с международным положением и предлагает ему содействовать восстановлению доверия и сохранения мира. Муссолини даст ответ после удара в Албании: это письмо поощряет его к действию, так как он видит в нем новое доказательство инертности демократий"²² .

Рано утром 7 апреля итальянские войска начали вторжение с моря в Албанию. Чиано наблюдает за высадкой войск с самолета. "Великолепный спектакль"²³ , - отмечает он.

Через несколько лет после описанных событий, в августе 1943 г., Чиано пришлось бежать из Италии. И не удивительно, что в ту минуту у него не хватило карманов, чтобы рассовать прихваченные им с собой бриллианты и другие драгоценности, и пришлось воспользоваться в этих целях даже сумочкой, находившейся в руках у дочери. На "черный день" Чиано захватил чуть ли не целый ювелирный магазин.

И последний штрих для завершения портрета Чиано. "Рим окружен старинной "стеной Аврелия", - пишет Геллер, - построенной в конце второго столетия для защиты от варваров. По мысли его превосходительства министра иностранных дел, это было идеальным местом для устройства холостяцкой квартиры, где он мог бы отдохнуть, забыть государственные тревоги и отдаться утешению нежных и красивых женщин. За колоссальную цену он соорудил внутри стены двухэтажное помещение, обставленное в лучшем стиле, который только могли создать римский вкус и возможности. Каждый день у основания стены, в двух шагах от "Арки Друза", были видны стоявшие там роскошные машины со скромно задернутыми занавесками. Слуги в белых перчатках двигались вверх и вниз по лестницам помещения, и прохожим иногда могло посчастливиться уловить на мгновение за портьерой окна характерный профиль его превосходительства. Он спокойно смотрел на покрытых потом плебеев, толпившихся внизу у его ног, охотившихся за своим дневным куском хлеба и, возможно, неболь-

¹⁹ См. G. Leto. Op. cit., p. 178.

²⁰ G. Ciano. Journal Politique, 1937 - 1938. Paris. 1949, p. 292.

²¹ G. Ciano. Journal Politique, 1939 - 1943. Vol. I. Paris. 1948, p. 34.

²² Ibid., p. 62.

²³ Ibid., p. 73.

шой порцией вина. Может быть, как Мария-Антуанетта, он удивлялся, почему они не едят пирожных?"²⁴ . В самые тяжелые для Италии дни войны фашистские "иерархи", используя неограниченные привилегии и награбленные богатства, продолжали, вызывая глубокое возмущение всего народа, вести роскошную жизнь в то время, как население голодало²⁵ .

Исключительно выгодное место, которое Чиано сумел захватить в фашистском аппарате, его ловкость и интриги еще не делали положение возглавлявшейся им клики неуязвимым. Угроза появилась там, где ее меньше всего ожидали. Но вернемся несколько назад.

В 1936 г., выехав однажды на лыжную прогулку (Муссолини выдавал себя за любителя этого вида спорта), фашистский диктатор встретил молодую высокую брюнетку Клару Петаччи, поразившую его своей красотой. По свидетельству жены Муссолини, Клара Петаччи в прошлом была знакома с обоими его сыновьями. Но, не добившись здесь успеха, она обратила свои взгляды на дуче, приверженность которого к женским чарам была широко известна. "Римляне могли бы рассказать вам по этому поводу бесконечное множество историй, причем не последнее место среди них занимает рассказ о его склонности к "раздеванию графинь". Посетителям Монте Марио (один из районов Рима. - И. Д.) охотно показывали дом, в котором Муссолини поселил двух сестер, с которыми он длительное время поддерживал связь. Говорят, что под сводами зала "Ренессанса" в Палаццо-Венеция не раз звучали шепот и страстные выкрики на многих языках. Наиболее известен в связи с этим эпизод с французской графиней, которая впоследствии застрелила посла своей страны за то, что он выдал ее дуче, в результате чего она получила отставку"²⁶.

Первое время окружение Муссолини рассматривало Клару Петаччи как одно из его очередных и недолговечных увлечений. Однако диктатор, голова у которого кружилась от непомерных почестей, воздававшихся ему итальянской буржуазией в связи с только что осуществленным захватом Эфиопии и провозглашением Италии империей, влюбился, как говорится, по уши. Он дарит Кларе Петаччи роскошную виллу Камилуччиа, расположенную в одном из наиболее живописных районов города, забрасывает фаворитку драгоценностями, совершает с ней дальние поездки на машине. В Остии, на побережье, к их услугам всегда стоит наготове яхта. Клара становится частым посетителем Палаццо- Венеция²⁷ .

Подобные отношения не могли долго оставаться секретом в Риме. И первым результатом этого явилось то, что вилла Камилуччиа была немедленно осаждена толпой просителей, стремившихся с помощью Клары Петаччи устроить свои дела. Сюда же потянулись все недовольные и обиженные Чиано и его кликой, рассчитывая найти здесь поддержку и заступничество.

Семейство Петаччи не замедлило использовать неожиданно открывшиеся возможности. Наибольшую активность и предприимчивость проявили мать фаворитки и ее брат Марчелло. По Риму пошли слухи, что синьора Петаччи охотно предлагает свое посредничество в переговорах с дочерью и милостиво принимает при этом ценные подарки. Марчелло, молодой врач, назначенный, незадолго до этого во флот, стремительно повышается по службе и вскоре, минуя конкурс, получает кафедру в университете в Пизе. Чувствуя себя совершенно безнаказанным, он быстро наглеет и, окружив себя толпой проходимцев, начинает успешно заниматься валютными спекуляциями.

Не остался сидеть сложа руки и отец Клары. Также будучи врачом по профессии, он внезапно обнаруживает у себя литературный талант и приступает к активному сотрудничеству в журнале "Мессаджеро"²⁸ .

Положение итальянской "мадам Помпадур" необычайно льстило тщеславной Кларе Петаччи; "она гордилась своим положением и хвасталась, что может добиться всего, чего захочет, у своего любовника, который был самым могущественным человеком в

²⁴ F. Heller. Op. cit., p. 90.

²⁵ См P. Vittorelli. Dal Fascismo alia Rivoluzione. Storia della caduta del Fascismo. Cairo. 1945, pp. 205 - 206.

²⁶ F. Heller. Op. cit., p. 82.

²⁷ R. Dombrowski. Mussolini: Twilight and Fall. London. 1956, pp. 95 - 96.

²⁸ Ibid., p. 97; M. Mourin. Op. cit., p. 22; P. Monelli. Roma, 1943. Verona. 1948, p. 53.

Италии. Таким образом, Муссолини правил Италией, а Клара Петаччи управляла им"²⁹ .

Влияние семейства Петаччи быстро росло. Вскоре вилла Камилуччиа стала штабом нового сильного течения, направленного против Чиано и его группы. Борьба и интриги двух враждующих клик постепенно пронизывают деятельность всего аппарата фашистской партии и государства, вызывая путаницу и неразбериху. Оказалась вовлеченной в нее и полиция. "Информаторы, - отмечает Лето, - с головой погрузились в поток сплетен, скандалов и склок. Некоторые из них, служа одновременно обеим враждующим сторонам, измышляли, преувеличивали, докладывали Чиано все, что говорилось о нем в лагере Петаччи, а семейству Петаччи - позицию Стараче (в ту пору - секретарь фашистской партии. - И. Д.) и Буффарини. Стараче же они излагали язвительные замечания, высказывавшиеся в узком кругу людьми, выдававшими себя за его друзей, и т. д. и" т. п."³⁰ .

Примерно с конца 1939 г. связь Муссолини с Кларой Петаччи и махинации остальных членов ее семейства все шире становятся предметом сплетен, критики и пересудов. Используя накопившийся материал, начальник полиции Боккини, близость которого к Чиано была отмечена выше, предпринимает попытку подорвать влияние группы Петаччи и ставит Муссолини перед фактом его личной компрометации деятельностью пресловутого семейства. Вместе с генералом карабинеров Сан-Марцано Боккини представляет Муссолини подробное досье, в котором тщательно подобранные документы говорят сами за себя. Клара Петаччи характеризовалась в них как пустое и тщеславное создание, стремящееся к роскоши и установлению своего влияния, которое может оказаться роковым не только для Муссолини, но и для самого режима.

Ознакомившись с досье, Муссолини пришел в бешенство. Размахивая документами, он требовал назвать имя его составителя. Им оказался консул милиции Гаргано. Вызвав его, Муссолини убедился, что представленные документы были подлинными. Горя возмущением, он заявляет Боккини, что немедленно порвет с Кларой Петаччи. Однако этого решения хватило лишь на два дня; зато отношения с начальником полиции оказались испорченными навсегда³¹ .

Убедившись лишний раз в своей безнаказанности, семейство Петаччи начинает действовать все более нагло и беззастенчиво; Муссолини продолжает здесь безвольно плыть по течению. По Риму ходят едкие шутки, что дуче слишком часто играет в "теннис" на вилле Камилуччиа и что это "вредно для его здоровья". Сестра диктатора берет на себя смелость поговорить с ним об этих визитах. "Муссолини признал, что бывает там, но отрицал, что "играет в теннис", - отмечает Чиано в своем дневнике в апреле 1942 года³² . "Как всегда, семейство Петаччи льстит с одного бока, обещает поддержку с другого, угрожает сверху, интригует снизу и ест во всех кормушках"³³ , - записал он по другому поводу. Все осталось по-прежнему.

Единственным человеком, который чувствовал себя в создавшейся обстановке как рыба в воде, был фактический министр внутренних дел Буффарини, отличавшийся, по свидетельству Лето, необычайной ловкостью и "друживший со всеми"³⁴ . Одна из записей в дневнике Чиано раскрывает секрет этого успеха. "Префект Венеции Марчелло Вакари сообщил мне об экстравагантном поведении молодого Петаччи и о большом скандале, который он вызвал в Венеции; он рассказал, что Буффарини задержал рапорты полиции, которые он, Вакари, вручил ему лично. По словам Петраньяни, генерального директора Общественного здравоохранения, Буффарини передает мадемуазель Кларе Петаччи ежемесячно 200000 лир, обеспечивая себе таким образом личную безнаказанность. Однако об этом деле начинают говорить слишком уж сильно"³⁵ .

Крупный скандал, возникший в середине 1942 г. в связи со спекуляцией Марчелло Петаччи на валюте, дал возможность Чиано нанести новый сильный удар по своим противникам. На этот раз в качестве орудия исполнения своих планов он использовал адмирала Риккарди, являвшегося в то время министром и ведавшего вопросами торго-

²⁹ R. Dombrowski. Op. cit., p. 97.

³⁰ G. Leto. Op. cit., pp. 179 - 181.

³¹ R. Dombrowski. Op. cit., pp. 99 - 100.

³² G. Ciano. Journal Politique, 1939 - 1943. Vol. II, p. 146.

³³ Ibid., p. 139.

³⁴ G. Leto. Op. cit., p. 181.

³⁵ G. Ciano. Journal Politique, 1939 - 1943. Vol. II, p. 149.

вого обмена и валюты. "Риккарди выложил мне целое обвинительное заключение против семейства Петаччи и сомнительных занятий доктора Марчелло, - отметил Чиано в первых числах июня 1942 года. - Похоже, что Риккарди открыто вступил с ними в конфликт, и по телефону они уже обменялись весьма резкими замечаниями. Он показал мне интересный документ: один младший офицер карабинеров в рапорте начальству пишет, что "господин такой-то, имя которого я забыл, является жуликом, но его нельзя трогать, так как он является любовником некоей Петаччи, сестры любовницы дуче". Это неправдоподобно, но я видел это собственными глазами...³⁶ . "Риккарди возобновил свою критику семейства Петаччи, - гласит запись от 21 июня 1942 года. - Он обвиняет их также в незаконной продаже валюты, к чему причастен и Буффарини, по меньшей мере в качестве подставного лица"³⁷ .

Как видно из записи, сделанной через два дня, Чиано не терял даром времени. "Раскрыта крупная афера, связанная с вывозом золота в Испанию при помощи дипломатических курьеров; я конфисковал восемнадцать килограммов, которые я передал полиции. Разоблачение было сделано Риккарди; все замешанные лица принадлежат к банде Петаччи, в их числе находится и Буффарини. Без комментариев"³⁸ .

Разоблачение скандала получило широкий резонанс. Дело доходит до того, что "вопрос о Петаччи" становится предметом обсуждения на совещании секретарей фашистских организаций в Лукке. Дуче необычайно раздражен. В беседе с Паволини, министром культуры, пустившись в исторический экскурс, он доказывает, что все выдающиеся деятели итальянского Возрождения имели любовниц!

Группировке Чиано и на этот раз не удалось подорвать позиции своих противников. Период 1942 - 1943 гг. явился временем наибольшего влияния семейства Петаччи на все области жизни Италии, включая и ее внешнюю политику. Заметим, что это не вызывало беспокойства в Германии, ибо Клара Петаччи была известна своими сильными пронемецкими симпатиями³⁹ .

Став как бы советником Муссолини, Клара Петаччи начинает принимать участие в решении вопросов о назначении на высшие должности в аппарате партии и государства. По ее настоянию, в частности, самый крупный пост в фашистской партии - пост секретаря - был предоставлен молодому и лишенному всякого авторитета среди фашистов Видуссони, отличившемуся только тем, что он пользовался ее расположением⁴⁰ .

"Смена гвардии", произведенная Муссолини в феврале 1943 г., как было изложено выше, имела сложную подоплеку; вместе с тем она явилась крупной победой, одержанной кланом Петаччи над Чиано и его единомышленниками, изгнанными из правительства. Влияние, которое оказало семейство Петаччи на состав нового кабинета, общеизвестно.

"Новые министры, - отмечает один из современников описываемых событий, П. Монелли, - в политическом отношении были фигурами бесцветными или почти бесцветными, на которых должности свалились неожиданно, а для более проницательных - даже против их желания. Среди прочих был назначен министром корпораций бывший префект Милана Тьенго, который уже на протяжении нескольких месяцев находился на излечении в психиатрической лечебнице и который там и остался, так никогда и не приступив к исполнению обязанностей министра. Впервые в связи с новым кабинетом было упомянуто имя семьи Петаччи и Кларетты Петаччи, являвшейся на протяжении нескольких лет любовницей дуче; говорили, что многие из вновь назначенных министров принадлежали к "клике Петаччи", будучи связанными либо общими инте-

³⁶ Ibid., p. 164.

³⁷ Ibid., p. 171.

³⁸ Ibid., p. 172.

³⁹ G. Leto. Op. cit., p. 246. Пронемецкие "убеждения" любовницы Муссолини вызвали у Боккини подозрение, что она является гитлеровским агентом; тот факт, что в период существования марионеточной "Республики Сало" (1943 - 1945 гг.) германские оккупационные власти в Италии снова заботливо подсадили ее к дуче, предоставив ей дорогую виллу, говорит в пользу этого предположения. По свидетельству Домбровского, однако, достаточных данных для окончательного суждения по этому вопросу не имеется (см. R. Dombrowski. Op. cit., p. 98).

⁴⁰ G. Leto. Op. cit., p. 247. "Этот мальчишка, - заявил Чиано в беседе с адмиралом Маужери в конце 1942 г., - занимает свой пост только потому, что спал с любовницей Муссолини" (см. М. Mourin. Op. cit., p. 32.).

ресами, либо дружбой с братом синьоры или с ее сестрой, которая незадолго до этого начала блестящую карьеру киноактрисы под именем Мириам ди Сан-Серволо, возможно, не зная, что Сан-Серволо в Венеции - это дом умалишенных..."⁴¹ .

Несмотря на отчаянные попытки, предпринимавшиеся Муссолини, процесс разложения фашистской партии быстро прогрессировал. Нарастающий политический кризис внутри страны, сокрушительные удары, наносившиеся Красной Армией по войскам фашистского блока, ухудшение военного положения Италии - все это вызывало у фашистского диктатора глубокую тревогу. "Начиная с октября 1942 г. у меня было постоянное и все усиливающееся предчувствие кризиса, которому было суждено погубить меня", - записал он впоследствии в своем дневнике, находясь под арестом⁴² .

Растерянность и страх перед грядущим возмездием начали проявляться даже внешне. Лица, соприкасавшиеся с дуче в начале 1943 г., отмечали его подавленное состояние, отсутствие воли и неспособность к принятию решений. "Во время аудиенций, - отмечает Монелли, - он был беспокойным, нервозным, ни на минуту не оставался без движения, вставал, снова садился, откидывался то на одну, то на другую сторону кресла, скрещивал и вытягивал ноги; на лице его появлялись судорожные гримасы, словно от острой боли. Говорил бессвязно, отрывисто; был неспособен, казалось, следовать логическому ходу мысли, связывать одно понятие с другим. Часто сам себе противоречил"⁴³ .

Одной из попыток, предпринятых Муссолини непосредственно в связи с мартовскими забастовками с целью укрепить фашистскую партию и поддержать ее быстро падающий авторитет, было назначение на должность секретаря партии вместо Видуссони матерого представителя старшего поколения итальянского фашизма - Скорца, занимавшего до этого пост вице-секретаря. "Я его знаю на протяжении двадцати или даже более лет, - заявил Муссолини 17 апреля 1943 г. на заседании директората фашистской партии. - Я уверен, что он проведет в жизнь мои директивы в подлинно боевом духе... Для того, чтобы пояснить, каковы будут эти директивы, я должен упомянуть о недавних событиях, точнее, о событиях 10 марта, когда возникли волнения среди рабочих Турина, Милана и других, меньших городов Пьемонта и Ломбардии. Этот неприятный и прискорбный эпизод неожиданно отбросил нас на двадцать лет назад. Мы должны связать эти события с общей международной обстановкой, то есть с тем фактом, что русское наступление в этот момент представлялось неудержимым..."

Остановившись вкратце на мартовских выступлениях рабочих на Севере, Муссолини обрушил град упреков в адрес фашистских партийных боссов и представителей администрации предприятий, проявивших, по его словам, растерянность и полную беспомощность. "Прежде всего, - продолжал он, - подобные перевороты не происходят неожиданно, как гром среди ясного неба. Несомненно, имелись признаки, которые должны были нас предупредить о назревающих событиях, которые должны были вызвать тревогу и заставить нас быть настороже в связи с тем, что что-то готовится... Тем не менее Рим не был предупрежден... Мы должны признать, что партия не контролировала обстановку ни в Турине, ни в Милане. Почему? Потому, что сами фашисты не были единодушны в своем поведении. Некоторые приняли участие в забастовке, некоторые - нет, иные заключили соглашения с бастующими. У нас возникло впечатление, что весь местный партийный аппарат был застигнут врасплох... Не удивляйтесь поэтому, что я дал драконовские приказы начальникам и префектам полиции. Здесь следует остановиться еще на одном вопросе: у меня не сложилось впечатления, что силы полиции были в достаточной степени настороже; они не действовали с необходимой суровостью для того, чтобы прекратить беспорядки... Все это свидетельствует о недостаточном исполнении директив Рима. Если бы они стреляли в рабочих, я взял бы ответственность на себя..." Заявив в заключение, что для укрепления режима необходимо укрепить все его органы, пересмотреть их структуру и состав и продолжить чистку партии, Муссолини призвал "взять пораженцев за горло"⁴⁴ .

Это выступление можно назвать последним политическим автопортретом фашист-

⁴¹ P. Monelli. Op. cit., pp. 52 - 53.

⁴² См. F. W. Deakin. Op. cit., p. 42.

⁴³ P. Monelli. Op. cit., p. 44.

⁴⁴ Итальянский архив. "Речь дуче на заседании директората партии 17 апреля 1943 г.". Цит. по: F. W. Deakin. Op. cit., pp. 317 - 320.

ского диктатора. Здесь он во весь рост. И снят не издалека, не во время выступления с балкона Палаццо-Венеция, когда видны только его руки, высоко поднятые над согнанной на площадь толпой, а крупным планом, позволяющим хорошо рассмотреть основные черты лица. За "беспорядки" надо расстреливать. Ответственность он берет на себя. С этой формулы он начал свою карьеру. Эту формулу он повторил как директиву и новому секретарю фашистской партии.

Карло Скорца по своим личным данным вполне подходил для решения поставленной задачи. Человек с беспокойным и необузданным характером, тщеславный и жадный до власти, полный злопамятства, он был известен своей жестокостью. По свидетельству Геллера, о нем ходили страшные рассказы, от которых "волосы становились дыбом". "Среди прочего говорили, что он собственноручно убил двенадцать своих политических противников..."⁴⁵ .

Появление Скорцы во главе фашистского аппарата было последней попыткой возродить партию и восстановить "единство нации", демагогически используя слова "родина" и "победа". В своих речах, полных фальшивой риторики, Скорца призывал вернуться к "высоким образцам" первых лет фашизма. "Если нам суждено умереть, - заявил он на фашистском митинге 5 мая 1943 г., - поклянемся умереть красиво!"⁴⁶ . Практические методы Скорцы, однако, резко расходились с его высокопарными речами. Так, "единство нации" он рассчитывал обеспечить с помощью "скуадристов". Это означало, пишет Монелли, "что карательные отряды снова будут пущены в ход для того, чтобы избивать дубинками тех, кто не имеет у себя в петлице значка партии"⁴⁷ .

Муссолини поинтересовался впечатлением, произведенным выступлением Скорцы на членов партии. Ему был представлен полицейский рапорт. "Повсюду говорят, - отмечалось в нем, - что даже он (Скорца. - И. Д.) не сможет вернуть партию к ее прежней вере, поскольку он ничего не может предпринять против камарильи, которая образовалась внутри самой партии и которая возглавляется таким-то и таким-то партийным боссом... За двадцать лет в результате чрезмерных хищений со стороны боссов и явных несправедливостей, которые были совершены, партия потеряла доверие и уважение даже среди своих собственных последователей"⁴⁸ .

Не верил в то, что он говорил, и сам Скорца. - Меня позвали к изголовью умирающего, - сказал он одному из своих друзей в связи с назначением на пост секретаря фашистской партии. - Ну, ты не прав, - возразил тот. - Да, я должен был сказать - мертвого, - согласился Скорца⁴⁹ .

(Продолжение следует.)

⁴⁵ F. Heller. Op. cit., p. 85.

⁴⁶ F. W. Deakin. Op. cit., p. 323.

⁴⁷ P. Monelli. Op. cit., pp. 69 - 70.

⁴⁸ Итальянский архив. "Рапорт полиции от 11 мая 1943 г.". Цит. по: F. W. Deakin. Op. cit., p. 323.

⁴⁹ См. M. Mourin. Op. cit., pp. 41 - 42.