ЗАПИСКИ О ЖИЗНЕННОМ ПУТИ - З. Г. ФРЕНКЕЛЬ

1941 - 1945 годы

Моим воспоминаниям о жизни в течение недлительного, но катастрофически тяжелого периода варварского нападения на нашу страну немецко-фашистских орд я хочу предпослать документальные выдержки из повседневных записей и сохранившихся дневников за 1941 - 1944 годы.

Записи и дневники ведутся мною уже десятки лет. Эти записи предназначались только для самого себя. В них тщательно устранены все и всякие соображения, кроме единственного - точного соответствия их воспринимаемой мною тогда действительности.

1941 год

22 июня. Воскресенье. Утром я был в Пушкине - в Коммунальном садоводстве, покупал рассаду. Уходя из питомника, услышал по радио ужасную, потрясающую весть о начавшейся войне с Германией, о нападении без всякого объявления войны гитлеровской авиации на Севастополь и Киев, Одессу и Минск.

27 июня. На заседании О[бщест]ва гигиены я предложил резолюцию о готовности всех его членов отдать все без остатка свои силы для пользы военно-санитарного дела. Вместо стоявшего в повестке дня моего доклада об исторических параллелях в деятельности двух гигиенических о[бщест]в - Пироговского в России и American Public Health Association в США, я сообщил об основном содержании возможного содействия гигиенического общества для охраны здоровья в период войны.

20 июля. Во время утренней прогулки наметил следующие меры для поддержания условий санитарного благоустройства Ленинграда:

1. Сбережение школьных парт, выброшенных теперь из школ во дворы, прямо под открытое небо.

2. На свалках и во дворах собирать металлолом и железо оград.

3. Организовать обслуживание детей-дошкольников питанием и уходом.

4. Организовать школьные бригады для спешной заготовки на зиму ягод и грибов.

Нужно учесть неизбежное резкое снижение рождаемости с мая 1942 г. вследствие мобилизации мужчин в июне-июле 1941 года. Соответственно уменьшение родовспомогательных организаций и взамен того меры к максимальному сбережению и укреплению детей возраста до 4 лет.

Необходимо установить формы взаимосвязи и координации работы общегражданских и военно-санитарных лечебно-профилактических и санитарно-профилактических учреждений.

Наиболее важны меры к поднятию питания населения путем мобилизации местных ресурсов (огородно-садовое, овощно-ягодное), использование для этого пло-

Продолжение. Начало см. Вопросы истории, 2006, NN 2 - 12; 2007, NN 1 - 5.

стр. 53

щади, свободной от застройки, внутри кварталов, а так же вообще в самих населенных местах и их окружении, рыболовство и пр.

6. Нужно проводить санитарно-технические меры по очистке города, канализации, ассенизации, водоснабжению, жилищному благоустройству.

7. Произвести санитарно-статистические работы по сравнению состава больных (Ленинграда и области) за III квартал (июль-сентябрь) 1941 г. и за тот же период предшествующих лет (1938 - 1940) по возрасту, полу и по формам болезней в больницах и по обращаемости в поликлинической сети.

Выяснить влияние особых условий военного времени на характер заболеваемости, смертности и летальности путем анализа соответственных материалов, врачебных свидетельств о причинах смерти.

8. Привлечь внимание к вопросам рационализации и максимальной целесообразности, бережливости и экономии в хозяйственном обслуживании, снабжении всей сети лечебно-профилактических учреждений в городе и в селениях (лекарственное, аптечное, бельевое хозяйство, прачечно-банное, пищевое снабжение, топливо, персонал и пр.). Особое внимание регистрации, документации и отчетности в лечебно-профилактических и санитарных учреждениях в военных условиях.

23 июля. С 2 до 4 часов - осмотр двух школ, занятых для размещения зачисленных в армию добровольцев. Во дворе школ свалены под открытым небом парты. Двор обеих школ остается неблагоустроенным.

24 июля. 12 - 3 ч. ГИДУВ, написал записку о немедленном устройстве резервного водоснабжения (колодцы, запасной пруд), а также об устройстве навесов для школьных парт и водопроводных сооружений. 3 - 5 ч. 2-й ЛМИ. Разборка архива кафедр для выделения того, что должно быть эвакуировано и что подлежит уничтожению.

28 июля. Дежурил на кафедре до 8 ч[асов] веч[ера]. Прочитал "Химическая служба на участке МПВО".

1 августа. В первой моей лекции во 2-м ЛМИ наметил сказать: Об иключительности времени, когда приступаем к занятиям. Все усилия, на какие мы способны, все средства - на отражение врага, на борьбу с нависшей над нашей родиной опасностью, на оборону, поддержание здоровья и сил народа. Но в то же время нужно в более короткие сроки подготовиться заменить тех, кто призван в ряды армии, нужно спешно вооружаться знаниями. Вы должны стать достойными имени советского врача в такое трудное время. Что же такое советский врач, в чем его особые отличительные качества? Он - организатор народного здравоохранения, советской медицины, которая впитала в себя все лучшее, все наиболее ценное из периода развития нашей общественной медицины. Это медицина, обслуживающая здоровье всего трудового населения.

9 сентября. В 7 час. утра отправился на дежурство во 2 ЛМИ, по пути - воздушная тревога, отсиживался в "щели". Затем ползком пробрался на ул. Восстания. В часы дежурства прочел очередную лекцию 4-му курсу о сел[ьском] врачебном участке (с 10 до 12 часов). В течение всего дня с небольшими перерывами - повторные воздушные тревоги. С трудом добрался вечером до дому.

10 сентября. Весь день воздушная тревога. Много часов понадобилось, чтобы добраться до ГИДУВа. Вечером дома. Во время вечерней тревоги часть времени по приказу провел в канаве (в "щели").

13 сентября. С шести часов утра засыпал землею ямы подле "щели", выравнивал подходы к ней и одерновывал. Работал затем на огороде до 11 часов. Доработался первый раз за все лето до чего-то вроде сердечного припадка: стало не по себе, закружилась голова, тахикардия. Но потом все прошло и я продолжал копать. Боль в области сердца оставалась долго.

22 сентября. Из-за воздушной тревоги только вечером поздно добрался до дому.

7 октября. Время проходит как в тяжелом сне. Завтра как сегодня. Сегодня как вчера. Во вторник дежурил с 8 до 12 во 2-м ЛМИ. С 9 утра до 12 час. читал лекцию группе 4-го курса о сел[ьском] врач[ебном] участке. Чрезвычайно трогательны для меня заботы обо мне помощников по кафедре - СИ. Перкаля и Т. С. Соболевой. Постоянное чувство голода направляет мысль на поиски возможности пообедать. Обед без карточек - только первое. В понедельник виделся с Иликом. Милый, хороший, жизненный.

8 октября. К 10 час. утра - поездка в Зубоврач[ебный] институт для починки протеза нижней челюсти, сломавшегося при жевании корки еще в понедельник.

9 октября. Ужас, невыносимая боль - немцами занят Орел, бои идут за Крым (Мелитопольское направление) и Вязьму.

23 октября. ...Ночью прочел сильную, заслуживающую внимания и всяческого распространения статью Ал. Толстого из "Красной Звезды" - "Кровь народа". Звучат не менее искренние ноты, чем в статье о Москве несколько дней назад, но написана

стр. 54

сильнее и больше отражает глубокий смысл исторической преемственной ответственности. Привел в порядок начало моего текста к работе о ранней детской смертности. 26 октября. С 3 до 7 пешком в Электротехническую академию. Виделся с Иликом. Окончил перечитывание 3-го т[ома] "Войны и мира". На этот раз внимание при чтении приковано было как раз именно к тем тягучим рассуждениям о войне и массовых движениях, которые не привлекали к себе внимание прежде.

29 октября. ГИДУВ, с 3 до 5. Внес предложение в дирекцию прочитать курс по оборудованию и санитарно-гигиеническому содержанию больниц и военных госпиталей.

30 октября. ...Удалось утолить невыносимое чувство голода двумя тарелками рисового супа и полной тарелкой каши.

31 октября. ГИДУВ. Подкрепил силы в столовой. Получил тарелку (полупорцию) соевых бобов (очень питательных) и макарон. Большое удовольствие утолить сосущее чувство голода. Получил карточку на ноябрь в столовую. По пути домой на трамвае N 38 - задержка в пути. Пришлось идти. Пришел в 8 часов вечера.

7 ноября. Утром в 6 часов прослушал убежд[ающую], отчетливую, как всегда, речь Сталина. Речь замечательная по ясности построения: 1. Отсутствие для немцев войны на два фронта. 2. Но - бесплодность аргументов об опасности революции. 3. Гитлеризм - не национальный и не социальный, а реакционный империализм.

Причины немецких успехов на фронте: большая, чем у нас, подготовленность и преимущество в вооружении (танки, авиация, артиллерия), но есть основания к изменению соотношения сил в нашу пользу: 1. Тыл у нас ближе и крепче. 2. Красная армия в процессе войны становится кадровой. 3. Неизбежность появления 2-го фронта.

4. Выравнивание в числе танков, авиации и артиллерии.

13 ноября. Вчера, в среду, терпеливо проделал в Доме ученых всю процедуру для получения права на обед. Простоял в трех очередях, в одной из них - для получения впуска в столовую. В общем, потратил на это 3 часа, но поесть ничего не удалось, требовались продуктовые карточки, которых у меня с собой не было. Унизительнейшая, гнусная процедура убивания сил и времени тысяч ученых.

14 ноября. Весь вечер и ночью - непрерывно повторяющиеся воздушные тревоги. Под гром взрывов и стрельбу зенитных орудий возвращался вечером пешком от Флюгова пер. Зарево пожаров. Сотрясение от сброшенных бомб. Усталость и неутолимое мучительное чувство голода убивают способность к работе. Утром сегодня, после тревожной ночи, в 6 ч. у[тра] - опять воздушная тревога. Опять гром зениток и сотрясение взрывов. На дворе - холодный, леденящий ветер. Зарево пожаров на Петроградской и Выборгской сторонах. У горизонта полосами подымаются черные тучи. Безотрадно холодно, пусто. В 7 ч[асов] - отбой в[оздушой] т[ревоги], но в 8 ч. утра опять выматывающее душу завывание сирен, возвещающее о новом налете.

15 ноября. С 11.30 - 2 ЛМИ. Затем отправился в Мечниковскую больницу на лекцию. По пути - воздушная тревога. Замерз, ослабел. После тревоги приехал в Мечниковскую больницу, в павильон 33. Аудитория пустая.

19 ноября. Утром обычный круг работ (с 6.30). Затем - попытка поездки во 2 ЛМИ для переговоров с Т. С. Соболевой по вопросу Гос. мед. издательства. Поездка тягостно неудачная - полное нарушение трамвайного движения, воздушные тревоги. Ни Т. С. Соболевой, ни СИ. Перкаля на кафедре нет. Усталость и мучительное чувство голода. Но в столовую проникнуть не мог из-за огромной очереди. Кроме того, кроме водянистого "супа" без круп и овощей, но с отрезом талона из карточки на 25 гр. крупы - там ничего нет. Право на получение стакана чаю по столовой карточке передал служительнице по ее просьбе (у нее двое детей). Неуютно, холодно, пусто. С 3 до 4.30 ГИДУВ. Возвратился домой на N 38 трамвая в 6.30 вечера. Воздушные тревоги начались после 7 ч. вечера. Дома - немного писал введение к работе по 2 ЛМИ о ранней детской смертности. Ночью - закончил 4-й т[ом] "Войны и мира". Написан он был в 1867 - 68 годах. Последняя чисто философско-теоретич[еская] глава (философия истории) заключает в себе характерные для Л. Н. Толстого рассуждения о существе власти. Чем меньше непосредственных действий, чем дальше от непосредственной активной деятельности, тем больше власть. А далее широкие обобщения о свободе и необходимости с элементами диалектического разрешения по типу завоеваний математики дифференц[иальных] и интегр[альных] исчислений и анализа бесконечно малых. Я решил осилить до конца.

20 ноября. В столовой Дома ученых теперь пустовато. "Обед" едва ли покрывает калории, истраченные на пешее хождение до Дома ученых от Невского: с вырезкой талонов на крупу (по 25,0 гр.) в пределе подается (без ножей и вилок, но на отдельной тарелке и с ложкой) 1 тарелка кислых щей без приправки, т.е. вода и немного кислой капусты - 10 х 4,1 = 41 кал[ория] и 2 небольших "сырника" без творога - 20*4,1 +

стр. 55

20 = 100 кал.; 1 стакан почти совершенно не сладкого чая - 8*4,1 = 32 кал., всего - 170 кал. Хлеба вместо дневной порции в 200 грамм с сегодняшнего дня выдается только 125 гр. Если половину этого съесть за обедом, т.е. 62 гр., то это в пределе может дать еще 36 кал., т.е. в лучшем случае 1/5 того, что нужно получить за обедом при обычной мужской ходьбе. Лучше не ходить и сберечь свои 100 калорий.

22 ноября. Как обычно, работал во дворе. Затем колол дрова, заправил печи, разметал снег. Отпилил три крупных ветви от дуба подле водомерной будки. 4 - 4.30. Сел на трамвай N 38, который в течение более чем 2 часов возил по Кирочной и Литейному, по ул. Восстания и Некрасовской, по ул. Жуковского к Летнему саду, по Кировскому проспекту и т.д.; а затем на N 26 без воздушных тревог в 7.30 вернулся домой.

23 ноября. Трагические впечатления от неожиданного прихода с мешком, в поисках пищевых крох для ребенка, архитектора, автора "Планировки промышленного города" С. П. Покшишевского. "Кашка" - остатки мусорной ямы... Подкормился лепешкой из отрубей. Вечером написал новую редакцию добавления в предисловии к моей книге об "удлинении жизни". В нем отмечалось значение выхода книги в условиях, сложившихся в Ленинграде. Вероломное нападение на Советский Союз разбойничьих гитлеровских орд сняло с очереди и отодвинуло на отдаленный план вопросы и дела мирного творческого строительства науки и жизни, вынудило сосредоточить все силы и средства на непосредственных задачах отражения врага. Однако определенный строй понимания демографических процессов и проблем в нашем обществе, их увязка мною с историко-материалистическим, социально-экономическим и философским миропониманием, лежащим в основе содержания моей книги, представляет актуальную ценность в сложившихся исключительных условиях, когда руки фашистских агрессоров занесены над нашей культурой, грозя ее уничтожением. Издание книги об удлинении, умножении сроков жизни людей в Ленинграде, когда над ними нависла угроза удушения голодом, холодом, непрерывными бомбардировками с воздуха и обстрелами артиллерией, было бы особенно знаменательно и служило бы показателем незыблемости воли к сохранению и утверждению советской культуры, уверенности в победе, в окончательном разгроме вражеских сил.

25 ноября. Утром - темно, нет электричества, не действует водопровод, стоит трамвай. Попасть в город нельзя. Приводил в порядок и дописывал несколько листков (6 страниц) введения и обоснование работы о ранней детской смертности. В 12.30 появился свет, но тотчас же началась воздушная тревога. После отбоя я пошел к трамваю, но его не было. Вернулся в 6 часов.

26 ноября. Доехал на трамвае только до Литейного и опять воздушная тревога. Пешком до 2-й Советской. Во 2-м ЛМИ с 2 до 4.30. Пешком из 2 ЛМИ в ГИДУВ. Был у зам. директора, получил копию отзыва комиссии о моей книге. В 5.30 опять воздушная тревога. Пешком из ГИДУВа, через Литейный мост в Лесное, под вой и гул пушек, при отсутствии электричества. Пришел домой в 8.30 усталый, голодный.

27 ноября. Мучительные волнения от слез, горя, импульсивности внучки Любочки¹, стремительно убежавшей из дома, не съев ничего. Только поздно вечером вернулась. Попала под артиллерийский обстрел и взрывы бомб. Ужас бессилия что-либо узнать о ней и помочь ей перекрывает в течение всего дня и вечера сознание. Отсутствие света не дало возможности работать. Бесконечная воздушная тревога. Радио молчит. Исполнил желание Т. С. Соболевой и С. И. Перкаля - подготовил для них мои фотографии с надписями. Вечером и ночью (до 2 ч.) лежал в полной темноте. Работать нельзя за отсутствием света.

28 ноября. Весь день просидел дома. Ходил в очередь для получения "хлеба" по карточкам на 4 души на 2 дня (8 пайков = 1200 грамм). По дороге не в силах был удержаться, съел привесок в 50 гр. Горьковатый, непропеченный, но как бы хотелось съесть весь килограмм! Немного писал литературную часть к работе о ранней детской смертности (о мертворождаемости). Обстреливается немецкими дальнобойными орудиями Выборгская, Петроградская сторона и район центра города.

1 декабря. Необходимо во что бы то ни стало наладить в городе захоронение все нарастающего числа умирающих от голода. Ведь это возможно: при смертности 100 на тысячу в год, т.е. в десять раз большей обычного в месяц, это значит 300 тыс. в год или до 1 тыс. захоронений в день. Грузовик может взять 12 за один раз, 8 раз в день, т.е. 100 захороненных; в пределе, следовательно, нужно не более 10 грузовиков. Употребить для этого поливочные автоцистерны, сняв самые цистерны с шасси, но нельзя оставлять неделями лежать умерших в квартирах и на улицах. Немедленно открыть временные кладбища, всюду, где были они раньше закрыты, а также в городских парках и на пустырях. Захоронять, как в Лондоне, - по несколько в одном гробу. Организовать от треста бригаду для захоронения в каждом районе. Проявить в этом

стр. 56

не словесность, а элементарную дееспособность. В более глубоких частях траншей и щелей, где почва не загрязнена, устроить заглубление еще на 2 - 3 метра для дренажной воды и для использования этой воды в случае экстренной надобности (пожар, при остановке водопровода). Чтобы не предоставлять самотеку вырубку деревьев и слом заборов на топливо, спешно осмотреть в каждом районе и выделить подлежащее слому. Написать об этом в Исполком.

2 декабря. 23 ч. 30 мин. Прошел день тяжкого раздумья в полной оторванности, в одиночестве. Просматривал мои тетради за три года - с 1939. Как нищенски скудно содержание дня теперь, в последние два-три месяца, по сравнению с прошлым годом. Просмотрел бегло всю книгу мою о старости как части общего динамического комплекса жизни и творческого процесса о[бщест]ва. С болью ощущаются все искажения, внесенные разнузданным разгулом тупой, презренной, жалкой, более чем подлой, убогой цензуры типа Сагаловича. Не потеряло жизненных соков желание мое все же еще пытаться выпустить книгу, расширить ее, сделать вставки. Их так много созрело уже у меня в голове. Восстановить хотя бы некоторые из купюр, внесенных идиотом и негодяем Сагаловичем. Какое-то субкортикальное² самосохранение отводит меня от мыслей о бедных моих сестрах-старухах. Где они? Что с ними? Если их уже нет в живых, как прошли последние дни их жизни в Остре? Какие ужасы и мучения выпали на их долю?! Светлая радость моих недавних свиданий с Иликом теперь кажется таким безвозвратным счастьем. Его отлет и марш из Ленинграда - в далекий тыл на учебу - вносит опустошение в содержание моей жизни.

5 декабря. Утром был на Михайловской³, ул. Герцена, 3/5. Пешком от Ланской домой с корзиной. Ослабевший наш пес Норд - близок к издыханию. До конца дня я дома - потрясающий артиллерийский обстрел. Вечером по радио статья Николая Тихонова. Написал ему свою солидарность.

7 декабря. Работа во дворе. Голодно, холодно, серо. Непрерывный гул и сотрясения от орудийной стрельбы. Написал в окончательной редакции письмо "Отклик на выступление по радио Тихонова". Вечером мне передали о смерти Ник. Алекс. Крысова - от голодного истощения. Давно ли многообещающий корабельный инженер, которому я написал акростих "Корабль в море выплывает" и т.д. - и такая скучная, серая, но тем страшнее и трагичнее смерть упавшего духом, ослабевшего от голода и отсутствия душевной опоры человека хорошего, мягкого, но без направляющей сильной воли, который, как я писал о нем в 1920 г.: "тщетно град взыскует горний". Ноющее и казнящее чувство вины, что я не проявлял к нему чуткости и внимания в последний месяц, когда он приходил на "Полоску", как я теперь понимаю, за всяческой поддержкой. Бесповоротно - в этом тоска и ужас непоправимости.

Темно, гул орудий. Можно только лежать и думать, не закрепляя мыслей, не обращая их в умственную работу. А кругом атмосфера напряженного нервного недовольства, возбужденности, придирчивости... Вечером зашел беженец Егор Козлов. Он устроился в ветеринарной лечебнице - убивает доставляемых собак и др. животных и продает их части.

8 декабря. Вследствие снежных заносов и метели трамваи не ходили. Просидел весь день и вечер в полутьме и полной темноте дома с заколоченными окнами. Принудительное безделье. Периостит верхнего левого альвеолярного отростка. Невыносимо больно и познабливает.

9 декабря. Вышел из дому. Пошел до Сердобольской ул., пути трамвайные не расчищены, тока нет. Пустился в путь пешком, чувствую себя совсем больным. Ушел недалеко. Стало ясно, что до города не дойду. Повернул обратно, через парк, к Английскому проспекту. Трудно. Отдохнул, постоял. Приналег, но от изнеможения потемнело перед глазами. Подумал - пришел конец, такой неинтересный, пустой. С трудом, все же отлежавшись на снегу, дотащился до дома...

Непрекращающийся гул артиллерии, ужасные проявления голода. Как быть дальше? Встает неотступный вопрос - о конце.

Вечером неожиданно появилось электрическое освещение. Воспользовавшись, ночью писал дополнения к работе и пересмотрел отчет Института здравоохранения за 1939 год. Нужно извлечь данные о возможности восполнения воспроизводства населения за счет сокращения абортов.

Всю ночь сильная боль, воспаление надкостницы альвеолярного отростка верхней челюсти. Озноб. Отечность щеки.

10 декабря. Неподходящее, прямо гиблое дело быть больным в этих условиях! Утром прорвался электрический свет. Тепло закутав щеку, вышел во двор. Трамвай стоит. В город при моем ознобе, недомогании не приходится и думать добираться. Любочка из очередей и поликлиники принесла вести, от которых стынет кровь. Разговоры об антропофагии⁴.

стр. 57

От Совет[ского] Информбюро по радио радующая и вселяющая надежду весть о разгроме немцев у Тихвина и занятии нами города. Не худые вести из-под Москвы, из-под Тулы и Калинина.

Итак, вопреки твердому решению добираться пешком в город, придется сидеть дома. Зиночка прямо героиня труда и решимости. Вчера пешком добралась при всех ее недугах и хворях до своей службы, а оттуда - на Михайловскую⁵, где и ночевала.

Целый день - определенно болен, периостит верхней челюсти, озноб, крайнее угнетение. Под вечер приехали из Секретариата и сообщили о предоставлении мне и семье 4-х мест в самолете для эвакуации. Вылет 12 декабря. Как трудно решиться. Это очень сложно... Ночью на несколько часов был дан электрический свет.

11 декабря. Невзирая на недомогание был в ГИДУВе. Обратно пешком. Совсем изнемог. Осматривал приемный покой в ГИДУВе, у Андрея Григорьевича. Бесконечно он милый и заботлив обо мне. Единственный (после Саввы Артемьевича Самофала) человек, которого я считаю искренним другом, и его дружбу очень ценю. Путь от ГИДУВа домой занял более трех с половиной часов.

12 декабря. В течение двух часов (до пота) разгребал от заносов дорожку. Невыносимая боль в области воспаленной надкостницы. Отечность и опухоль резко увеличились. Когда появилось (хотя и очень слабое) электрическое освещение, написал точные указания к набору книги о старости и разметил все вставки, как дополнения в конце книги.

13 декабря. Целый день дома. Озноб. Отек левой щеки. Невыносимая боль. Сильные колики и понос. Дурнота. Работал через силу во дворе. Дописал о детской смертности. Разбирал до поздней ночи мои работы и намечал заведомо утопические планы их продолжения и окончания " е[сли] б[уду] ж[ив]" в течение 1942 - 1945 годов.

14 декабря. Утром - обычная порция дворовых работ. Собака Норд погибает. Парализованы обе пары конечностей. Впечатление - агония. Днем продолжал разбор рукописей, оттисков и всяких материалов. Невыносимая пустота и тоска... Кругом тяжело, отчужденность⁶.

15 декабря. Сильный мороз (ниже 22 градусов С). Трамваи не ходят. Чувствую себя изнеможенным и слабым. Решимости пуститься пешком в город не хватает. Отек левой щеки уменьшился. Дело явственно идет на улучшение, но все время озноб, разбитость. В нынешних условиях, раз уж обессиливаешь, нужно быть готовым к концу. Дома более чем ужасно: Зиночка тяжело, мучительно страдает от нарывов, температура до 39 градусов. Я не способен ничем облегчить ее положение...

Весь день разбирал свои оттиски и материалы, и хотя кажется (и совсем серьезно об этом думаю), что погибну так же скоро и неприметно, как погиб такой, казалось, полный жизни и сил пес Норд, но все же на случай "е. б. ж." в голове складываются планы тех необходимых для будущего расцвета жизни работ, которые кроме меня не составит никто. Если бы удалось разобраться с материалами, я бы хотел, чтобы после того, как меня не станет, они были переданы единственному другу, к которому у меня полное доверие, - Андрею Григорьевичу Подвысоцкому и Татьяне Степановне Соболевой.

При теперешней массе ежедневно умирающих от голода, ничего не остается, как использовать для временного захоронения траншеи и щели в скверах, садах, пустырях, с тем чтобы вслед за восстановлением транспорта, еще до оттаивания или летнего нагревания почвы вывезти трупы после массового изготовления стандартных гробов на загородные кладбища. При перекладывании в легкие гробы всю обувь и одежду снимать, пропускать через дезкамеры и передавать для снабжения беженцев...

16 декабря. Как вчера, утром с 7.30 до 10 выполнил нагрузку дворницких работ. Разгребал снег, носил дрова, готовил растопки. Трамваи стоят, и у меня опять мучительная нерешительность пуститься пешком в город. Смогу ли преодолеть?

17 декабря. Путешествие в город было удачное. Дошел до станции Ланской, поездов не было, но случайный N 33 привез по маршруту 38-го, и в 13.30, то есть всего через два с половиной часа, был в институте (ГИДУВ). Мрачная обстановка: все затемнено, а освещение электрическое выключено. Пусто в канцелярии, на кафедре никого, заперто. Потом увиделся со всеми работниками кафедры. Предстоит эвакуация Института в Иркутск. Андрей Григорьевич бодро деятелен. Не говорит о невзгодах, фактически работает, устраивает приемный покой, облегчает для меня положение в условиях голодного существования. Добираться во 2 ЛМИ не хватило сил и решимости. Ушел к трамваю N 38 в 15.15. До 16.15 сесть не удалось. Пошел пешком. Нужно пройти 16 остановок трамвая. Пустился пешком, не зная, дойду ли. Начиная со второй половины пути уже было утомительно. Вспотел. Упарился. Путевые впечатления: в полутьме - беременная (на 6 месяце) пешком из Пороховых. Идет так же замедленно, как и я. Разговорились. У Флюгова пер. - юноша лет 20 - 22, смертельно

стр. 58

усталый, везет в Политехнический институт на финских санях отца - еще бодрого, лет 60 - 65, инженера-профессора. Из района Технологического института вышел в 11 ч. утра, до Флюгова везет (без пищи и питья) уже 7 часов, не знает, довезет ли, и по какой дороге идти в Политехнический... Выбился из сил. К 8 ч. вечера я добрался домой, мокрый от пота, смертельно усталый. Гуманное отношение ко мне Зиночки, но черствость и ожесточение со стороны Любови Карповны и пассивно-безразличное, или, пожалуй, даже недружелюбное отношение со стороны Любочки, а ей так много места принадлежит в моей душе, в моих чаяниях еще со времени, когда она замелькала ранним весенним анемоном-первоцветом для Лидиньки. Я тогда после рождения Любочки выразил в стихотворении Лидиньке зарождавшееся мое отношение к внучке ("Ветер листик с лещины сорвал молодой" и т.д.). Интересно было бы восстановить это мое стихотворение, отражавшее мои тогдашние тревоги и страдания за Лидиньку и бессознательный перелом моих возродившихся с первым весенним теплом надежд на ее "первоцвет" - мою внучку.

19 декабря. Утром и днем много работал во дворе. Исправил двери в сарае, убрал собаку, дрова и растопки.

20 декабря. Утром - работа во дворе около 1 часа. С 11 до 14 была у меня Соболева, принесла из 2 ЛМИ 440 рублей. Я решил в ближайшие дни собрать воедино все мои работы о Петербурге-Петрограде-Ленинграде для нового расширенного и переработанного издания моей книги "Петроград периода войны и революции", под заглавием "Петербург-Петроград-Ленинград за 50 лет (1892 - 1942). Санитарно-технические и санитарно-демографические очерки"; либо - "Санитарно-технические и санитарно-демографические очерки. Петербург-Петроград-Ленинград за полстолетия", включающие в себя три революции и две мировые войны. В качестве материалов для этой книги могут служить мои работы: "Петроград периода войны и революции", 1924 (отд. книга), "Благоустройство и население Ленинграда" (изд. 1928 г.), "Перспективы развития Ленинграда во второй пятилетке" (отд. работы), "Врачебно-санитарное дело Ленинграда" (отд. статьи в сборнике), большая статья "Санитарный очерк Ленинграда", статьи о канализации Ленинграда и очередности ее строительства, статьи об общей и эпидемической заболеваемости в Ленинграде, "Планировка Ленинграда", статья 1935 г., мои описания экскурсий по Ленинграду.

21 декабря. Весь день дома, дворовые и комнатные работы. В течение второй половины дня и вечера - вплотную был занят "Мемуарами" И. А. Дмитриева. Написал заметку о них для передачи в Рукописный отдел Публичной библиотеки.

22 декабря. Утром - обычный круг работ во дворе и по дому в темноте. Окончательно оформились у меня мысли о первом периоде зарождения форм и содержания деятельности земских врачей. Нужно сделать извлечения из "Мемуаров" Ив[ана] Андреевича] Дмитриева. С 11 часов - сборы в пешее путешествие в город, в оба института. Если доберусь до города, нужно непременно взять для работы таблицы и настаивать на проталкивании дела с изданием Госмедиздатом книги об "Удлинении жизни" и о передаче в Публичную библиотеку воспоминаний Ив. Андр. В ГИДУВе переговорить с Андреем Григорьевичем об эвакуации отдела и снабжении кадров, об издании моей книги.

На путешествие не хватило решимости, остался дома. Автоматически вся программа переносится на следующий день.

23 декабря. Утром, пока темно, работал во дворе и по дому. В 10.30 вышел пешком в город. Пытался разузнать о поездах со станции Ланской. Неизвестно, не то будет поезд, не то нет. Трамвай стоит в пути. Ток появился, но пути занесены и замерзли. Прошел от конфетной фабрики по проспекту Маркса пешком до Клинической улицы, оттуда через Литейный мост пешком в ГИДУВ. Все расстояние: от дома до ГИДУВа составляет 10 км. Назад вышел из ГИДУВа в 16.20, в пути 4 раза сидел на улице по 15 минут, в пути пробыл 3 ч. 20 минут. Домой пришел в 19.40. Первое, что узнал в ГИДУВе - о смерти и похоронах А. А. Ашихмина. Смерть от голода витает кругом, но все же смерть молодого, выдающегося по организованности, систематичности и подготовке Алекс. Алекс, меня сразила и привела в уныние. От многокилометрового путешествия я смертельно устал. Не думал, что смогу вернуться пешком в тот же день. Но, сообразив трудность ночевки в холодной и темной аудитории, без клозета, без надежды утром что-нибудь съесть, решил идти пешком домой. В обратном пути совсем изнемог. Ночью читал (когда появилось электричество) "Мемуары" Ив[ана] Андр[еевича].

24 декабря. Разбитость после вчерашнего 20-километрового дневного марша (считая в оба конца). Утром с натугой обычная работа: ставни открыл, принес дрова в кухню и для двух печей и пр. Днем закончил разборку случайных остатков моего личного архива. Жалко уничтожать хотя бы эти жалкие остатки переписки. Просмат-

стр. 59

ривая, переживаешь протекшую безвозвратную жизнь. Во второй половине дня заготовил корзину растопок. Весь день, весь вечер и ночь чувство ноющего голода. Ощущение безысходности. Не выжить. Картошка и все другое на исходе. Последние остатки сухарей. Но это так безнадежно мучительно и деградирующе унизительно - алкать. Заметно стали падать силы. Двигаться трудновато. Ноги слабо держат и худо действуют. Сон потерян. Но голова работает без устали. Планы для работы рождаются, развертываются, оформляются, мысли занимают и увлекают. Голод и полная невозможность утолить его ощущаются как затягивающаяся на шее петля. Выхода не видно. Кругом - смерти и смерти. Преимущественно мужчин. Несут без гробов, везут на санках, - куда ни пойдешь. Завтра 25 декабря. Если доживу, будет мне полных 72 года. Просижу дома, идти нет сил, а сообщения никакого. Трамваи замерзли и замерли. Хотелось бы закончить "Мемуары" Ив. Андр. и 2) написать письма Жене и Марусе, Лидиньке, Леле, Котику, Круглякову, Екатерине Ильиничне...

25 декабря. В 10 час. пришла Т. Ст. Соболева. Принесла поздравительное послание от сотрудников кафедры с исполнившимися мне 72 годами и весть об увеличении хлебной выдачи на 100 гр. (с 250 по 1-й категории до 350, а для иждивенцев со 125 до 200 гр.). Это известие, как объективное подтверждение ослабления или разрыва, либо - прорыва кольца блокады, вызвало в доме большую радость. Татьяна Степановна подняла вопрос о разработке темы "Демографические сдвиги в условиях осажденного города"; я написал в учебную часть записку в обоснование этой темы. Сообщила о возбуждении в горкоме партии дирекцией вопроса о выдаче мне рыбьего жира и глюкозы. А у меня горький привкус - много внимания и чести, а от активной деятельности - отодвигание; значит - ценят, хорошими словами балуют и жалуют, но в моей работе особой нужды не видят: и без нее, то есть без моей работы - худа не будет, обойтись можно. Но я хочу условий и возможности работать, действовать, а не бессодержательного и пустого занятия - срезания купонов с нажитого капитала, с признания заслуг. Будет что кушать, и я буду проявлять активную работу и почин, буду преодолевать все трудности для подготовки настоящих лечебно-сан[итарных] профкадров. Весь день и вечер прошел в обстановке улучшающихся бытовых условий: электрический свет и вода - без перерыва весь день. Хорошо протоплены две печи, хлеба съел 350 граммов. Во второй половине дня - кофе с замечательным пирогом из отсева из месетки, изготовленным Зиночкой, и мясное - из трупа собаки. Чувство голода заметно ослабело и не мешало обдумывать программы и планы больших будущих работ и внимательно штудировать "Мемуары" И. А. Дмитриева. Их не успел закончить и к часу ночи. А кругом атмосфера гиперестезии: слезы, упреки, укоры. И жалко, и больно, и полное бессилие помочь. Все дает обратные результаты. А параллельно всему животное чувство голода. Всегда, день и ночь, после еды - еще обостреннее, еще мучительнее, чем до еды. Так остро одно желание, вытесняющее все красочное, тонкое, сложное сплетение стремлений, переживаний высшего порядка, одно алиментарное⁷ неукротимое желание - поесть хлеба, целую краюху, целый батон! Все глохнет, тускнеет, обращается в скудную пустоту по сравнению и под плетью этого "безусловного" голоса организма. Высшая нервная деятельность принижается до уровня ее у несчастного нашего пса Норда, так же устремленного на зов организма к еде, как и я.

26 декабря. Сегодня ночью электричества не было. Сон бежал от меня. Между прочим, пробегал мысленно все этапы моей жизни. Как складывалась моя личность: совокупность приемов действия и поведения; и переживания, мысли, стремления, их сопровождающие. Сколько полных захватывающего интереса и драматизма положений! Сколько богатых содержанием встреч в жизни с людьми первого ранга - с драгоценными алмазами и самоцветами человеческого мира: Лукьянович, А. Н. Деген-Ковалевская, Н. А. Огородников, И. В. Шулепников, Кокошкин, П. И. Куркин, В. В. Подвысоцкий, С. А. Самофал и др. Писать систематические воспоминания или заметки - этого я не могу: неисчерпаем материал и, главное, у меня нет желания все и все положения освещать и фиксировать. Этого я сделать не смогу. Есть слишком много событий, дел и явления, которых касаться или устанавливать и документировать не могу. Но все же думаю, что следует завести отдельную папку для отрывочных моих некоторых воспоминаний и заметок.

28 декабря. Ни утром, ни днем, ни ночью не было электричества. При моем слабом зрении, у письменного стола работать не мог. Обычный круг утренних работ в полной темноте (принес дрова со двора, заправил печи, устроил место для сбора золы из печей на удобрения). Поражает выносливость и энергия Зиночки по отстаиванию нашей жизни от голодной смерти. При ее болезнях, она много раз и подолгу стоит в очередях. За 45 руб. купила на рынке 100 гр. хлеба. За такую же сумму с придачей двух пачек табаку - одну небольшую кормовую свеклину, из которой Лю-

стр. 60

бовь Карповна сварила сегодня свекольный суп; выменяла свои платья на 1 получку масла, была в ветеринарной лечебнице, купила 100-граммовую шоколадную плитку за 110 руб. с вещевой придачей, стояла на 20-градусном морозе часами в очередях. А в доме - атмосфра напряженного страха и боязни взрывов слез и рыданий у Любови Карповны. Она все отдает нам: и свою часть хлеба (из 125 гр.!), и кусочки сахара и пр. Поэтому питание ее особенно подорвано, а на почве нервной дистрофии - раздраженность, отсутствие торможения, легкая общая возбудимость - слезы, рыдания, как в период голода 1919 - 1920 гг. Сегодня - при ослепительно красивой погоде - мороз до 17 - 20 градусов, иней, еще свежий чистый снежный покров. Я оставался во дворе не только утром, но и днем: получал пенсию, был на почте, где, однако, открыток не достал; работал в сарае и пр. и, наконец, вечером - просто прикован был красотою зимнего неба с Венерой, Луной и Юпитером. Но такое пребывание на дворе обостряет чувство голода до невыносимости, до полного подавления способности владеть и управлять собою.

29 декабря. Утром - с 8 до 9 час. выполнял работы дворника. Затем ходил к Круглому пруду узнавать об очередях. Между бараками повсюду у входов вылиты помои и нечистоты. Очевидно, канализация замерзла. Неуютно. Холодно. Мучает голод до совершенного отчаяния. Днем идти в город нет решимости и сил, но нет моральной силы переносить попреки со стороны Любови Карповны, [так] что все равно нужно идти в институты и там добиваться улучшения положения с питанием, или с эвакуацией, или с чем угодно... Решил завтра пуститься в путь пешком, хотя и чувствую, что сил не хватит проделать марш в 20 километров, и при том - бесцельно. Ни днем, ни вечером, ни ночью нет света. Ни писать, ни читать не удается. Систематически пересматриваю сохранившиеся в памяти обрывки событий. До гимназии - отец, Яша, Вера, Лукьянович, Лукашевич... Мостищи, отец Антоний, отец Семен Слободской... 1 марта 1881 г. и т.д. Потом останавливаюсь на людях периода гимназии. Война 1877 - 1878 гг., пленные турки. Милый дружественный "Осман-Паша", Чайковский, Закревские, Солодкий, дядя Миша. Написал открытку Шафрану и большое письмо Лидиньке. Без света - тяжко. Окна зашиты досками для предохранения стекол от осколков и взрывных волн.

30 декабря. Обычные работы в темноте. Затем с 10 до 12 - в очереди у Круглого пруда. Тщетное ожидание. Возвратился с пустым ведром. Гробы, смерти. В очереди и на улицах картины голодных, понурых, раздраженных людей, и особенно ослабленных мужчин. Характерно, что пухнут, слабеют, падают и умирают больше мужчины, чем женщины. Результат уравнительного пайка... Устал, хочется поесть. Радио бездействует. В 15.30 - неожиданная радость, зажглись электрические лампочки. Нужно спешить использовать свет: 1) написать письмо сестре Жене, Леле, Вишневским; 2) подготовить для переписки страницы из "Мемуаров" И. А. Дмитриева; 3) тщательно пересмотреть текст и написать выводы к моей работе о детской смертности. Увы, тока не стало через четверть часа. Днем обрубил ветки ели для Любочки и Зиночки. Дом погружен в полную тьму, но среди ночи в 2.30 (уже, следовательно, 31 декабря) дан снова. Нужно подвести итоги по тетрадям 1941 года о выполнении и невыполнении, об остающихся на повестке дня работах и задачах по кафедрам.

31 декабря. Утро без света. Сумрачно, тяжко. Обычный круг работ. С 7 часов до 9 утра во дворе и по дому. В итоге - истекающий сегодня год принес неизмеримые бедствия, ужасы, разочарования. Голодный и холодный мрак, нет желания подводить итоги. Просмотрел том II - Geiger. Ursprung der menschlichen Sprache und Vernunft, 1872 (T. I - 1868)⁸. Представляет интерес. Знал ли И. П. Павлов эти исследования о зависимости разума, рассудка от образования слов, когда он строил свою систему "сигналы сигналов", которые вырабатываются условными рефлексами, вторую сигнальную систему действительности? Ни утром, ни днем, ни вечером нет ни электричества, ни радио, Вода у нас, исключительно благодаря моему отоплению, не замерзла. Новый Год - елка (срубленная мною ветка). Поражающая активность Зиночки, все устроившей после того, как она пешком ходила в город. Сильная канонада. Гул и сотрясение. Ночью в 1 час (уже в 1942 году) появился свет. Что же оставил по себе в памяти жестокий, кровавый для нашей родины 1941 год, разметавший на тысячи километров моих детей⁹, разбивший всю общественную жизнь, рассеявший и унесший друзей, близких, товарищей по работе? Что особенно необходимо исправить, доделать, восстановить в 1942 году? Приятное лично для меня в первую половину года: 1) выход под моей редакцией сборника по гигиене, посвященного К. Н. Шапшеву; 2) появление в советском врачебном журнале моей статьи о старости; 3) поездка моя в Выборг; 4) удачно проведенный весенний цикл по коммунальной гигиене; 5) мой доклад и лекция "Исторические параллели: Пироговское об[щест]во и Amer[ican] Publf[ic] Health Assoc[iation]"...

стр. 61

1942 год

1 января. В час ночи появилось электричество. Непрерывный гул канонады и рвущихся снарядов. Это не позволяет хотя бы на минуту забыть, что мы - в осажденном городе, на фронте. Чувствую себя ослабевшим, изголодавшимся, в состоянии несвойственной мне депрессии, сомневаюсь, доживу ли до будущего года. Как бы то ни было, самое первое, перекрывающее все другие мои желания, - чтобы 1942 год был годом полного и бесповоротного разгрома немцев, полного восстановления у нас социалистического строительства в 16 союзных республиках в границах мая 1941 г., а для меня лично - чтобы мне, пока еще жив, увидеть вышедшей из печати в неурезанном виде мою книгу о старости.

2 января. Когда же и как выйти мне из моего вынужденного сидения дома? Невыносима больше эта оторванность от всего мира: ни радио, ни газет, ни людей, ни света! Так уже двое суток, нет ни света, ни радио. И надежды на скорое улучшение положения иссякают и слабеют. Все та же артиллерийская стрельба целую ночь.

3 января. В 7.30 утра неожиданно после трех дней темноты загорелись электрические лампочки. Посветлело на душе... Был в очереди за хлебом (часа два) на пр. К. Маркса. Много характерных для голодной осады штрихов. Сплошным потоком люди пешком (в 7 ч. утра) идут по Выборгскому шоссе из города на Удельную и в Озерки. Идут вяло, медленно, ослабевшие от недостатка энергетических источников для организма (от 200 гр. для иждивенцев], до 350 - 1-я категория хлеба, а это всего 600 - 700 калорий, вместо 2700 - 3000). Характерные выражения - не "умерли" от голода, а люди "падают" от голода (аналогично падежу скота). Мрут особенно мужчины, паек ведь не учитывает их больший вес тела и большую потребность в калориях для поддержания баланса (работа сердца при большем росте и весе!). Мрут дети. Только что умерли двое детей - Алик и его сестра - в соседнем доме. Их нечем было кормить. Милый Алик еще два дня тому назад заходил к Любочке, а она ему носила кусочек лепешки из дуранды¹⁰. Смерть реет над нами всеми.

4 января. В 3 ч. дня пришел Андр[ей] Григ[орьевич]. Он доставил мне радость, как самый близкий, родной человек. Просил его выполнить ряд поручений, передал письмо и новогодний акростих Екатерине Ильиничне и для Е. А. Свет не дали больше ни днем, ни ночью. Вода остановилась. Радио молчит. Газет нет. Впереди - надвигается еще более тяжелая полоса...

5 января. Утром с 7 до 9 часов выполнял тяжелую работу по разгребанию снега. Водопровод не действует, я много труда употребил, чтобы в траншее ломом пробить лед к воде. Безуспешно. Что из невыполненного в 1941 году (из тетрадей N 1 и N 2) хотелось бы оставить на очереди для 1942 года, в случае если останусь в живых и условия будут сколько-нибудь милостивы? 1. Написать вып. II объяснений к графикам (графики как путь к познанию и пособие для преподавания социальной гигиены, санитарно-демографической статистики). 2. Добиваться издания моей книги "Удлинение жизни и активная старость" и в течение всего года осваивать все новые материалы, писать добавления (для второго издания). 3. Добиться напечатания набранной уже статьи "Благоустройство школьных участков". 4. Написать статью "Сельская врачебная сеть и благоустройство сельских лечебниц". Тема очередная: "Динамика причин смерти в преклонных возрастах (80 и б[олее] лет) в Ленинграде] после революции и обусловленность изменениями социального состава доживающих до преклонных возрастов".

...За отсутствием света - ни днем, ни вечером писать было невозможно. Только к двум часам немного успел набросать для "Старости" о жизни Толстого. Днем немецкая артиллерия обстреливала Лесной парк. Любочка попала под обстрел, лежала где-то у почты. Зиночка достала 200 гр. очень плохого хлеба за 60 рублей. За целый день - никаких выдач по карточкам не было. Давно бы и мы уже покончили с жизнью, если бы не сохранившиеся с осени трупы собак. Можно ли было тогда думать, что они сыграют эту спасительную роль! День прошел мрачно, беспросветно - без воды, электричества, радио, газет. Ниоткуда никаких вестей. Последние вести в газете от 31 декабря, а сегодня уже окончилось 5 января... При полусвете отбирал оттиски для Т. С.

6 января. Утро - с 6.30, с 7 до 8.30 - надворные работы. Затем в полутьме отбирал оттиски моих работ. В 11 часов (до 13) была Т. С. Соболева. Записка от А. Г. Подвысоцкого о предложении профессора Фридлянда мне лечь в госпиталь. Т. С. сообщила, что я 1-й кандидат в "Дом восстановления сил" - в "Асторию". Ни туда, ни сюда я не хочу. Здесь я все же до некоторой степени живу, а там буду лишь инвентарем. Т. С. принесла 570 руб. моей зарплаты. Ее формулировка темы для ее докторской диссертации - "Демографические сдвиги в осажденном городе". Точнее было бы - "Сдвиги демографических показателей в осажденном городе". Сооб-

стр. 62

щения из 2-го ЛМИ унылые: подвалы залиты, уборных нет, нет света, молчит радио, все замерзло. Наша бойкая и бодрая лаборантка Ожигова на грани гибели от голода. Перкаль в явственном маразме. Люди мало проявляют интереса ко всяким вестям. Последние газеты от 1 января... Вода замерзла. Попытки Любови Карповны растопить - безуспешны. Выдач по карточкам Зиночке не удалось получить никаких. Ее впечатления о вымирании преимущественно мужчин на заводах, в очередях дополняют картину маразма осажденного города. Поведение обреченных, покоренных, не волнующихся слухами и надеждами. Особенно презренно и позорно поведение всех коммунальных организаций. В самом деле - почему не организуются бригады для восстановления водопроводов в домах, трамвая, света (блоковые станции); топливо - от вырубки деревьев, заборов, домов; организация захоронений и пр. Если инициативных людей, таких, как Г. Я. Рабинович, отстранять и утратить, то это ускоряет наступление прострации и маразма в городе. Вечером зашел сосед проф. С. А. Оранский и сообщил, что на улице он слыхал от "О. Ж." (одной женщины), что "О. В." (один военный) передавал, что он слыхал по радио (не по трансляционной сети, которая бездействует) сообщение в нашей сводке о завершении окружения нами Мги... Пока ни света, ни воды, ни трамвая, ни радио.

7 января. Утром в темноте работы по двору. Затем - только начал писать (о пессимизме старости), как неожиданно пришел с финскими санками Андр[ей] Григ[орьевич], чтобы везти меня в ГИДУВ, в госпиталь. Беспредельное великодушие. Дирекция уже отвела мне койку, не спросясь у меня. Но у меня нет решимости, нет воли. Лицо отекло. Усталости особой не чувствую, но голод - непереносимо мучительный, особенно во время еды и после еды. Прием пищи - это только разжигание голода, так как вместо 1000 - 1500 обычных калорий за обедом получается: 100 гр. хлеба - 200 кал., суп - 150 кал., каша, мясо - 150 кал.; всего 500 калорий. Это максимум, а в суточном пайке в общем около 1200 калорий, то есть 1/3 необходимого, а где достать еще 2/3, ведь исхудание дошло до предела? И вот - "люди падают" - ходовое выражение! Умирают теперь масса. На дровнях везут не гробы, а штабеля мертвецов! Город под знаком смерти, смерти мужчин, детей, а теперь уже и женщин. Я, несомненно, каждую минуту на очереди. Так лучше последние дни и часы жить по-привычному, а не в госпитальном плену. Мне бы всего нужно было добавить 200 - 300 гр. хлеба и сахару 60 - 100 гр., но ни дирекция Института, ни горком этого для спасения меня, как единицы кадров, по безнадежному бюрократизму, сделать не могут, но могут по "блату" поместить без особых показаний на койку в военный госпиталь, чтобы там подкормили. Вот корень всего того маразма, в котором находится городское хозяйство: связанность всех безнадежным бюрократизмом. И потому город и все мы стоим под знаком смерти, как стадо овец, пригнанных на бойню и стоящих перед своей очередью. Больше месяца нет получки сахара, крупы и всего остального, хотя карточки выданы. Бесконечно тронут активностью и готовностью помочь Андр[ея] Григ[орьевича]. Но пока решил остаться дома еще на неделю, если доживу. После ухода Подвысоцкого я работал во дворе. Пробрался под дом, где отогревал замерзшую водопроводную трубу для оттаивания. Безуспешно, хотя работал часа два. После этого голод еще невыносимее. Вечером - с 8 до 11 - ужасающая артиллерийская стрельба. Темнота, нельзя ни писать, ни читать. Любовь Карповна при свете керосиновой лампы вслух читала Тана - из американских его рассказов. Это очень скрашивает общий мрачный колорит. У ленинградцев просыпается тяга из города в глушь, в деревню; очень характерно в этом отношении сегодняшнее посещение бывшей домработницы Мани. Теперь уже совсем нет надежды ни на восстановление трамвая, ни на электричество, ни на радио. Любочка принесла с работы из Лесотехнической академии "Ленинградскую правду" за 3 - 4 января.

8 января. Перспективы все мрачнее. Голодная петля затягивается все туже. Убрал снег на чердаке. Работал под домом, но безрезультатно. Продолжать попытки восстановления водоснабжения нельзя. Сегодня, чтобы получить воду, Любовь Карповна тратит топливо на растапливание снега.

9 января. Работал много днем во дворе (колол дрова), был на чердаке. Весь вечер и ночь - без света. Атмосфера и перспективы - беспросветны. Голод, в особенности после еды, терзает невыносимо... До сознания доходит, что неизбежна гибель, следует ли ее отдалять и тем удлинять мучения? Не лучше ли ускорить неизбежный конец? Ни газет, ни радио. Со стороны населения - полная пассивность, покорная неподвижность, безынициативность. Это бесспорный результат всей системы недоверия, боязни перед проявлением самообслуживания и предусмотрительности, бережливости. Очевидно, к плановому хозяйству должна быть сделана добавка (как в колхозах приусадебное хозяйство) о развитии самодеятельности в некоторых областях организации потребления и личного хозяйства, с полной и абсолютной гарантией для пла-

стр. 63

нового социалистического хозяйства (производства и организованного распределения) в основных отраслях. Нужно наряду со стахановским движением, с соцсоревнованием заботиться о культивировании ценных качеств личности - инициативности, почина, упорства и настойчивости в преодолении жизненных помех на пути, отсутствия боязни того, как посмотрит всякого рода начальство; привычки не ждать разрешения и благословения всяческих инстанций, а действовать самому, действовать сразу, быстро, маневрировать и тем мобилизовать все мельчайшие местные возможности и создавать более благоприятный фон для рационального построения и общего плана, и [борьбы] с бюрократизацией населения, с ростом у населения навыков к социальному иждивенчеству. Наряду с государственной организацией снабжения должен быть гарантирован простор для подлинной потребительской кооперации всех видов и разветвлений (огородные кооперативы, молочные кооперативы, общества захоронения, кассы и пр.). Во всяком случае, картина тупой безынициативности, покорности и обреченности вымирающего населения в осажденном Ленинграде должна заставить руководство задуматься, должна привести к внесению необходимых поправок в систему жесткой опеки и недоверия. Такие поправки, улучшая качество населения, только облегчат и укрепят основы всей социальной системы.

10 января. ...Мучительно думаю, почему ко мне такое недружелюбное отношение дома... Все призваны к тому, чтобы... исправлять во всем меня. Особенно больно такое отношение со стороны Любочки, на которую у меня всегда хватало самой любовной ласки, жаления, дружбы. С такою радостью будил у нее первые проблески интереса к архитектуре (поездки с нею по Ленинграду), интереса к активному восприятию и освоению природы (ее опыт устройства личного уголка в саду), к начинаниям по общественной работе...

11 января. 8 - 10 утра. Работал во дворе при морозе -25 градусов. Канонада непрерывная, но как будто более отдаленная. Разбросал дорожку к ветлечебнице для подвоза воды. После утреннего приема пищи голод обостряется, прямо разрывающий душу и помрачающий волю. Съел последние сухарики из аварийного зашитого мешочка.

12 января. Обычные работы с 7 до 9 утра в полной темноте по дому и по двору. Ввиду полного выхода из строя водоснабжения и канализации - новая забота - утром выносить грязную воду и фекалии. Написал письмо заведующему Горздравохранением В. С. Никитскому об угрожающей мне смерти от истощения, от голода. Для окончания начатых работ необходимо продлить жизнь питанием: 45 граммов в день рыбьего жира и столько же глюкозы. Во всем Лесном замерзли колодцы и водоразборы. Ужасные, раздирающие душу сцены. Истерика с Любовью Карповной. Я привел в порядок заброшенный колодец. Достал 4 ведра воды. Для нас лично - дело благополучно разрешено, но какой паралич коммунального хозяйства! Канонада продолжается. О составленной мною программе докторской диссертации Т. С. Соболевой о демографических сдвигах в осажденном Ленинграде: детальный анализ изменений по месяцам за 1941 и 1942 гг. всех имеющихся материалов массового учета в Ленинграде... Важнейшим источником для определения изменений в численности населения должно быть изучение материалов по ежемесячной выдаче карточек. Это же изучение должно быть проведено и для определения количества питательных веществ.

13 января. ...Т. С. устроила прием меня в "дом отдыха" в "Асторию" через 1 - 2 дня. Принесла "Ленправду" за 10 января и печальные вести о полной остановке всего из-за недостатка горючего. Тяжелая, мрачная картина замирания или уже даже смерти города вследствие осады, морозов, связанности личного (частного) почина.

14января. Мороз около 30 градусов. Мучительно хочется есть. Безнадежно. Обычный круг работ во дворе. Сегодня нужно: 1) Подготовить все вещи для возможного отъезда в дом отдыха (?!) в "Асторию". 2) Отобрать книги и работы с собою, 3) Подготовить для Т. С. не переданные ей еще оттиски. 4) Написать письма. 5) Наносить воду, наготовить дрова. День такой же бесперспективно тяжелый, как и предыдущие.

15января. Утром с 8 до 10 часов - дрова, вода, растопки, вынос грязи, уборка. С 10 до 12 окончательно подготовил все к отъезду из дому в "Асторию", но транспорта нет. Томительное ожидание. Зиночка взяла у почтальонши на 15 минут "Ленправду" за 11 и 13 января.

Отобрал материал для работы "Исторические параллели: Пироговское общество и American Public Health Association". Все, что возможно о Пироговском об-ве и общественной медицине - это, чтобы взять с собой в "Асторию", но, кажется, "Астория" только померещилась.

Ярчайшее проявление бюрократической связанности и воспитанной привычки ждать приказа, действовать по указке: в распределителях (лавках) вот уже три дня как получена мука (по 200 гр. на человека, крупа, масло и сыр), стоят на морозе (до 29 градусов) толпы в очередях и день и ночь; но распоряжения о выдаче у заведующего

стр. 64

нет, и умирающие (буквально!) от голода уходят и опять приходят. Но заведующий не решается выдавать - не прислали предписания! Это результат недоверия к местным работникам, всесторонней опеки из боязни несоответствия людей - системе. Нужно, чтобы война покончила с этой боязнью сверху всех низовых проявлений и почина, тогда откроются возможности использовать все местные и временные условия, силы, самодеятельность, почин, оборотливость...

Весь день и вечер - в бесплодном ожидании. Гул орудий. Темно, беспросветно. Неужели завтра то же, что и сегодня? Теперь уже мрут кругом не только мужчины, но и девушки. Женщины рассказывают, что хоронят по ночам, в городских скверах и садах, в траншеях и щелях, складывая умерших в два слоя.

16января. ...В довершение всех бед - испортилась печь в моей комнате. Добавляются к страданию от голода еще и неприятности от холода, а все, что доносится извне - надвигающаяся смерть и омертвение.

17 января. Утром весь круг обычных работ. В 3 часа сантранспорт взял меня для доставки в госпиталь-оздоровитель для дистрофиков в "Астории". С большим трудом удалось дождаться Зиночку (из очереди), за ней ходила Любовь Карповна. Зиночка сопровождала меня. К 6.30 вечера доехали до "Астории". Помещен в палату для троих, вместе с очень отощавшим, уже умирающим. Получил обед. В этот день он был поразительный: на второе - котлета!

Одна общая комната - более теплая, но все же - жить можно только как на полюсе. Все в шубах, шапках, валенках. Так и ночью, не раздеваясь. К ночи погасло электричество и света уже больше не было. В совершенной темноте по незнакомым коридорам и лестницам. Ни воды, ни тепла, ни света. Очень много ученых разных рангов. Много профессоров-медиков.

18 января. Утром - темно абсолютно. Холодно. Очень голодно. Первый раз прием пищи утром только в 12 часов (одно яйцо, стакан кофе). Хлебом обвешивают (хлеб - 350 гр., масло - 40, сахар - 50, все понемногу недовешивают; калорий: 700 + 365 + 405 = до 1470). Кроме того, 2 раза по рюмке вина - 30 кал. + суп 100 кал. Кисель около 70 кал., мясо или яйцо - 150 кал. Таким образом, весь суточный баланс равен 1830 кал., то есть меньше "основной" потребности при полном покое и в тепле, а здесь в холоде круглые сутки при температуре около +2 - +5 градусов и спускаться 3 раза с 5 этажа в абсолютно холодную столовую. Навестила меня Зиночка, оставшаяся для этого ночевать на Михайловской (где лопнула труба в ванной и затопила квартиру).

Софроницкий¹¹ играл вечером много - Шопена, Шумана, Скрябина... Сильно и с большим настроением. В особенности голод мучает вечером. Полная и абсолютная неспособность управления госпиталя хоть как-нибудь наладить дело - то гоняют отощавших, обессилевших людей вверх и вних - на 15 м (следовательно, при среднем весе с теплой одеждой и валенками 80кгх 15 м*2 = 2400 килограммометров совершенно излишней работы), то не умеют установить порядок получения пайка, неспособны даже наладить хотя бы по одной фитильке на этаж - от лестницы, в качестве маячков и пр. и пр. Очень обостренные страдания от холода, от постоянного пребывания в тяжелой зимней одежде, от нерегулярности и крайней скудности питания.

В общей комнате - как тараканы в полутьме, но при меньшем холоде, всегда с утра и до 11.30 вечера находятся 15 - 30 человек. Всего "оздоровляемых" - 180 человек в двух верхних этажах. В трех нижних этажах - столовая и квартиры ответственных работников. Много общих разговоров. Проф. П. А. Останков - судебный психиатр. Проф. П. Н. Ласточкин проявляет интерес к моей книге. Проф. Шполянский - акушер-гинеколог. Общий осадок от первых суток - какое счастье было бы оставаться дома, в Лесном. Там - разумная, человеческая жизнь и систематическая, осмысленная, целенаправленная работа. Здесь - какой-то тяжелый мир бессмысленного безделья, убивания своего и чужого времени среди теней отощавших, пассивных людей. Приятно одно - атмосфера отношений между собою и всего поведения и обихода ввиду высокого интеллектуального уровня "оздоровляемых" (оздоровляемых от полного голодания неполным голоданием и охлаждением), вполне культурная, никаких попреков, нервных выходок, ни грубости, ни резкостей, ни свары. В этом отношении ничего лучшего ожидать нельзя.

Вечером в общей комнате у рояля Софроницкий. Рассказчик - известный артист Горин-Горяинов.

19 января. С питанием гораздо хуже, чем в предыдущие дни. Каша на блюдце - меньше, чем на один прикорм грудному младенцу. То же и за обедом, и за завтраком, и за ужином. Ни яиц, ни мяса. Днем я взял в библотеке биографию Радищева. Успел прочесть статью профессора СИ. Игумнова о Пироговских съездах. Вечером вовлечен был в совершенно нелепые споры о смертности и летальности с невежественным в этом вопросе Останковым. Поместили к нам в палату очень интересного человека (52 года) из сормовских мастеровых, партийный директор завода. Хороший, положи-

стр. 65

тельный тип и при том - очень содержательный. Выбился в инженеры. Всем интересуется, инициативен и деятелен. Из-за порчи машины ходил ежедневно 14 км пешком, ослабел. К 19 января проел все талоны в столовой и полный дефицит на 11 дней питания. Интересен также и М. М. Голанд.

20 января. Полная темнота. Первый прием пищи - кофе и одно яйцо - только в 12 час. дня. Мучительный голод и угрызения совести от безделья. Сделал запись от 17 - 20 января в библиотеке в полутьме; чуть-чуть в щель ставни проникает дневной свет, электрического нет; сегодня ни воды, ни радио. Великолепные помещения, чудесные вестибюли и залы "Астории", высококультурный, ценнейший человеческий материал "оздоровляемых" и такое удручающее, такое темное, беспросветное, полное обреченности и индийской неподвижности, пассивности, погруженности в нирвану, если не небытия, то во всяком случае приближения к небытию, настроение. Атмосфера, лишенная действенного начала, бодрого, боевого участия в жизни, в борьбе, в устранении всего, что "нам жить не дает, держит рост молодой". А тут все наоборот - "ниже тоненькой былиночки нужно голову склонить, чтоб на свете сиротинушке как-нибудь свой век прожить".

Стало настолько темно, что писать невозможно, а я наметил на сегодня дописать вставку о таблице детской смертности и причинах ранней детской смертности за 1939 - 1940 годы.

Вся жизнь под аккомпанемент рвущихся снарядов и орудийной стрельбы. Весь день и вечер - под знаком налаживания дела В. С. Никитским. Первый раз сытный обед с 75 гр. курицы и ужин - 1 яйцо, кисель и кипяток. Вместо похищенной половины - 2/3 порции хлеба и масла я получил, вопреки моим возражениям, полную и потому - необычайная сытость, а соответственно и настроение... Только угнетает мысль об оставшихся на "Полоске" домашних и не попавших в эту холодную и темную обитель (между прочим, на 160 опекаемых здесь приходится 171 обслуживающих).

Вечером, с 9 до 11 ч. - споры мои по городской архитектуре. "Арка Растрелли"... Я же думаю, что создатель арки - Росси¹².

21 января. Утром ни света, ни воды, ни завтрака не было. Только в 11 ч. разнесли "сухой паек" и талоны. Первая еда в 12 ч. дня - 1 яйцо, но ничего горячего. Нет даже кипятка. Изголодавшиеся, отощавшие люди мерзнут от холода. Чтобы съесть яйцо, надо спуститься вниз, в столовую, где температура ниже 0 (мороз). Что же это за полная неспособность устроить лучше?! Весь день и вечер прошли под знаком "волнующих и подымающих" слухов о предстоящем увеличении хлебного пайка для всего населения до 500 - 400 - 300 гр. В комнате рядом с комнатой отдыха умер проф. А. А. Владимиров (80 лет). Поразительное во всем отсутствие желания и уменья устранять вполне устранимые неудобства. Люди блуждают в абсолютной темноте, спотыкаются на лестницах, пропускают время приема пищи из-за отсутствия звонка и пр. и пр. За день успел прочесть из серии ЖЗЛ Жижко - "А. Н. Радищев" (род. 1749, ум. 1802, на 53 году). В прошении к Павлу I (1799 г.) он писал: "На 50-м году от рождения я не могу надеяться на долголетие дней моих. Горести и печали умалили силы естественные. Взглянув на меня, всяк сказать может, насколько старость предварила мои лета" (стр. 162).

Очень интересный и своеобразный человек проф. П. А. Останков. Его рассказы о Бехтереве, его воспоминания, его времяпрепровождение (игра в карты, но в то же время убежденные нападки против курения, нападки на непонятный для него термин "летальность").

22 января. Обычное тяжелое положение утром. Полное голодание - до 12ч., отсутствие горячей воды на ужин, как и на завтрак. Знакомство мое с Я. Я. - доцентом гигиены Педиатрического института. Полное разочарование во всяких надеждах на улучшение питания... Вечером очень много играл с увлечением (Шуман, Шопен, Шуберт) Софроницкий.

Мой визит к В. С. Никитскому. Держался как исключительно милый, обходительный человек. Много радости дало мне свидание у него с Е. З. Беном.

23 января. Днем - обход учреждения В. С. Никитским. Телефон во всем здании не работает, но как хочется услышать голос кого-либо из близких. Что с Иликом, с Е[катериной] Щльиничной], что на "Полоске"? Как они обходятся с водой и дровами? Скорее бы воскресенье и свидание с Зиночкой.

24 января. Добавка хлеба (50 гр.) до 400. Прорыв немецкого фронта и взятие обратно Холма и Торопца. Разговоры мои (воспоминания) о I Гос. думе. Нина Александровна Никитская и ее исключительное, обязывающее радушие.

26 января. Тяжелое состояние. В постели, как в берлоге. Звон и шум в ушах. Трогательное, обязывающее внимание со стороны Б. Б. Капранского, Хилова, Шполянского и др. Достали сульфидин. Дружеский уход. Узнала о моей болезни Н. А. Никитская. Десять раз приносила чай, кофе, сухари и пр. С ее легкой руки значительно

стр. 66

большая забота обо мне вспомогательного персонала, появились врачи. Одним словом, все по блату. Температура 38, вечером нелепое мое поведение.

21 января. Температура нормальная, явления колита не беспокоят. Но после сульфидина - отрыжка. Утром неожиданно пришел А. Г. Подвысоцкий. Тревожные вести о болезни Татьяны Степановны. В госпитале ГИДУВа - идеальные условия по сравнению со здешними.

28 января. Никто меня не навестил. Целый день писал записку заведующему Горздравотделом. После обеда - у Нины Александровны дописывал письма. Вечером передал записку Никитскому. Как всегда, он много обещает. Сказал, что будет переписана. Обещал дать машину свезти меня в Лесное.

30 января. Благодаря совершенно исключительной заботливости и любезности Н. А. Никитской - с нею (до Педиатрического института) и "Лерой" - проехал в Лесное. Глубокие заносы. Дома - неподдающийся никакому изображению ужас. Болезнь Зиночки - тяжело больна. Глубоко взволнована. Как бесконечно они мне дороги и как бессилен я помочь! Любочка искренне страдает. Слова - бесполезны, не нужны. Тяжесть положения, страдания - неизмеримы. Давать советы, просить, убеждать - совершенно бесполезно. Все равно будут думать и действовать по-своему. Вернулся в госпиталь N 108 ("Астория"). Здесь мне уже непереносимо тяжело среди безделья, курения, бессознательной симуляции, обломовщины, зоологической обнаженности инстинкта к еде, перевешивания и борьбы за 5 (!!) граммов хлеба. Полное отсутствие света и днем и ночью. Ходьба ощупью. Холод, голод, особенно обостренный после приема пищи (блюдце кашицы!)...

...Сменили чуть ли не весь персонал, а сущность в том, что и их нужно кормить, иначе - они сами кормятся.

31 января. Волнения о продкарточке. Изумительная любезность, заботливость Н. А. Никитской. Чем и как мне удастся отплатить? Интересные черты директоров завода - Свешникова, Голланда. Чудесный, жизненный, активный, культурный, обязательный человек профессор Хилов.

1 февраля. Огромную и незабываемую услугу оказал мне Борис Борисович Копрянский, доставив карточки из 2-го ЛМИ. Об СИ. Перкале никаких вестей. Это очень меня тревожит и мучает. Из дому прислали письма Зиночка и Любовь Карповна. Письмо Любови Карповны глубоко меня растрогало. Как хотелось бы сделать все, чтобы облегчить ее положение, чтобы она увидела всю искренность моей привязанности к ней и к ним. Какой ценный, активный человек Зиночка, и сколько страданий выпадает на ее долю за ее неукротимую волю и желание поставить все по-своему. Получил вечером обратно карточки за январь. Как переслать их в Лесное? О, как мне хочется прочь отсюда, из темноты, иждивенчества, безделья, вынужденного пустого времяпровождения.

3 февраля. На душе - пустота зияющая, серая. Пришибленность.

4 февраля. Утром надумал написать дополнительную записку для зав[едующего] Горздравом: 1) о пуске на трамвайной сети поездов с паровозами для перевозки продуктов и пешеходов. 2) О раздаточных пунктах в домохозяйствах. 3) О рыбной ловле в Неве, в озерах и прудах. 4) О подготовке бригад для выкопки в апреле мерзлой картошки.

У меня является мысль о лекциях по специальностям в общей комнате перед обедом и в темноте.

В 9 часов - ужин (!) - блюдце размазни и ничего больше. Вой и рыканье диких, изголодавшихся, наполовину пришибленных зверей. Выписывают без предупреждения. Новые - преимущественно молодые артисты. Вечером - принят мой проспект лекционных бесед. На завтра, после обеда - об активной старости. Не знаю, нужно ли и для чего?

Более часа играл Вл. Вл. Софроницкий (очень интеллигентный человек) - Листа - картина Рафаэля "Обручение", опять - бравурный хорал Баха и пр.

Волнения и страсти в связи с голодным режимом и полным распадом последних намеков на какую-нибудь организацию хозяйства и обслуживания. Безнадежная и бесповоротная неспособность, потому что все сестры и "санитарки" - из музыканток и артисток - для пайка. Темно, холодно, без воды, очень мучительно от голода. С каждым днем все хуже и безнадежнее. Обстрел по Фонтанке и по каналу Грибоедова. Письмо через Леру из дома.

5 февраля. Оторван от внешнего мира. В 11 час. слушал радио (внизу). Только в 12.30 дали стакан кофе. Если бы не Н[ина] А[лександровна], совсем бы и безнадежно отощал. На дворе сильный мороз, а в палате - теплее. Начал писать новую записку заведующему Горздравотделом. Обед - в шестом часу: пустые щи и немножко кашицы. Вечером до ужина - моя 2-часовая лекция "Перспективы удлинения жизни и советский гуманизм (элементы статистического измерения длительности жизни)". В темноте, но слушали внимательно.

стр. 67

6 февраля. Утром закончил читать чудесную статью К. И. Шидловского "Деятельность комиссий и правлений Пироговского об-ва".

...Е[катерина] И[льинична] принесла письмо от нашего Илика, отправленное с пути в Томск... В 2 часа был у Н[ины] А[лександровны], калорийный баланс только благодаря ей. Затем были доктора. Установлен срок моей выписки из госпиталя на 11 февраля, то есть в среду на будущей неделе. Не хочется идти в общую комнату, где все новая публика; оставшись в холодной палате, переживаю волнующие впечатления утреннего посещения Ек. Ил.

Атмосфера вокруг стала еще мрачнее, еще беспросветнее: ушли (выписаны) проф. К. Л. Хилов (интересный, жизненный, с перспективой будущего человек) и проф. Г. М. Шполянский - человек устойчивый, жизненно-бодрый и активно благожелательный.

Перед обедом дописал мою вторую записку в президиум Ленсовета и зав. Горздравотделом. После обеда с 7.30 до 8.30 - моя вторая лекция об активной старости выслушана была как будто с вниманием и интересом.

Безнадежный паралич всего хозяйства в госпитале. Питание - одно сплошное издевательство. Обед - в точности в 5.30 - неполная тарелка щей (вода и следы капусты); после более чем часового сиденья в холодном, темном вестибюле - блюдце жидкой кашицы - в 6.40, и еще через час, в 7.30 - стакан чаю (без сахара). Вечером, с 10.30 до 11.15 - Софроницкий играл Рахманинова, Шумана и пр. Разнесся слух о прибавке завтра в городе по 100 гр. хлеба (500 - рабочим, 400 - служащим, 350 - иждивенцам). А вообще настроение безрадостное...

7 февраля. Пришла ко мне Зиночка. Много волнений. Радость свидания перекрывается тяжкими вестями с "Полоски".

8 февраля. С 1 часа дня у меня была Зиночка. Вновь и вновь развертываются картины массовых смертей в городе, леденящие, угнетающие сознание. В 3 часа Зиночка ушла, чтобы уехать вместе с Ниной Александровной. Вечером, после ужина, с 8 до 9.30 третья лекция, которую прослушали с большим вниманием.

9 февраля. Атмосфера безнадежности и леденящего ужаса. Андрей Григорьевич - милый, родной, великодушный - принес переписанную работу и хлеб от Ек[атерины] Ил[ьиничны], принес настойчивые планы перехода в госпиталь ГИДУВ и эвакуации куда-нибудь в глушь, для работы. Он полон жизни и хочет жизнь сохранить, а здесь - смерть.

10 февраля. С раннего утра (с 4-х ч.) электрический свет. Занялся сверкой переписанной моей работы о материнской и детской смертности.

11 февраля. Первый раз вышел из "Астории". Разыскал сберкассу. Покупки в магазине канцелярских принадлежностей. Морская ул. и Невский завалены кучами снега и глыбами из амбразур окон. Заметенные снегом троллейбусы. Труп (в морской форме) у подъезда, недалеко от "Астории". Равнодушные прохожие говорят, что этот труп лежит уже не первый день.

Пришла Зиночка. Изменившееся настроение. Принесла хлеб. Я съел почти фунт и на себе испытал всю опасность удовлетворения голода до насыщения (тошнота, тяжесть).

12 - 13 февраля. Тяжелая болезнь. Смертельная слабость. Усталость от беспрестанных посещений врачей, вызванных внезапным приходом ко мне В. С. Никитского.

14 февраля. Зиночка устроила все дела с получением для меня пайка и денег во 2-м ЛМИ. Тревожные сведения о Перкале. Продолжается моя болезнь и слабость.

15 февраля. Мне несколько лучше. Продолжается тошнота и дурнота. Картина полной дезорганизации в госпитале. Опять поток врачей, сестер - все бестолку, бесцельно, бесполезно. Невмоготу больше вся эта бестолковщина. О, если бы добраться до дому и почувствовать себя человеком, а не завалью! Вчера и третьего дня весь я был полон ощущения гибели. Сегодня как будто брезжит надежда. Но смертельная слабость от истощения, поноса и рвоты. Полных 4 дня болезни, тяжелой и изнуряющей, в организме, доведенном до края истощения. Целый день обстрел. Снаряды рвутся вблизи. Завтра хотелось бы написать письмо.

16 февраля. Несколько лучше. Смертельная слабость. Через силу попытался подняться. Прошел в общую комнату - на солнышко. Читал С. Симона, Вольского. Был проф. Н. Ил. Блинов. Поел: утром кипяток с сухарями и маслом. Сам соорудил. Затем Екатерина Ильинична. Письмо от Илика со 112-километрового марша зимою в Череповец.

17 февраля. Ровно месяц, как я в этом бессмысленном состоянии... "Чи я живу, чи доживаю, чи так на свити волочусь". Размагничиваются все лучшие навыки, культивируются самые худшие, самые низменные иждивенческие типы поведения. Комнатный паразитизм.

Сегодня день утомительных посещений - был К. О. Поляков, пришел (с вредной и ненужной для меня "старкой") А. Г. Подвысоцкий вместе с П. Г. Коваленко, потом

стр. 68

Н. А. Никитская. Моя тревога, ввиду отсутствия вестей от Зиночки, все возрастала. Наконец, только в 2 часа пришла Зиночка (пробыла до 6 часов). Много трудно разрешимых предположений, а я сильно ослабел. Первый раз поел досыта настоящий бульон.

18 февраля. Пришла Зиночка. Ужасно мучительно думать, что ей приходится столько ходить и опять отправляться в трудный путь в Лесное. После обеда, через полтора-два часа - сильное напряжение и отчаянная боль во всем животе. Была старшая сестра по питанию. Нужно узнать, как ее зовут и как фамилия. Обещает содействовать получению машины до Лесного. Через Зиночку обещает на завтра машину и Н. А. Никитская. Над всем - беспросветная, ужасная пустота.

19 февраля. ...Ощущение возвращающегося здоровья, но тем более тревожное заглядывание в будущее. Удивляет меня мрачно-безнадежное отношение к предстоящему нам в 1942 году будущему у всех почти "иждивенцев" асторийского госпиталя.

20 февраля. Утром написал письмо Илику. С Н[иной] Ал[ександровной] на машине доехал до Невского в сберкассу. Напрасно прождал в очереди два часа. Кассу опять перевели. Вернулся пешком в "Асторию". Слабоват. Картина смерти и разрушения города.

Окончательное решение о возвращении из госпиталя домой 21 февраля в 4 - 5 часов на машине Никитского. - Обещание Н. А. Весь день и вечер - мучительное состояние тревоги, беспокойства, безысходности, а за общим столом - за обедом, ужином - отвратительные сцены зоологического стада во время кормления. Трудно допустить, что это не шакалы, а люди, упавшие ниже уровня звериного.

21 февраля. ...В 3.30 Нина Александровна позвала к поданному автомобилю. Выехал после обеда и в 5 часов - на "Полоске". Забор к Бедунковичам от улицы, вдоль спортплощадки - унесен. Дорожки засыпаны снегом. Мертво. За домом, против окна кухни - намерзшая куча выливаемых нечистот. С трудом достучался. Кока¹³ очень слаба. Мало или почти совсем не ест. Явления атонии кишечника... Зиночка с трудом встает. Поел оставленные мне кусочки конской печенки. Здоровье мое вполне удовлетворительно.

22 февраля. На мягкой чистой постели в Зиночкиной комнате проспал до 4.30 утра. В 8 ч. утра вышел во двор, принес дров. Не хочу ни о чем загадывать вперед, жить только минутой, переживая процесс жизни. И все же - до чего тяжело быть объектом властного проявления деспотического характера Зиночки, и это при признании всех ее заслуг, всего ее самопожертвования для меня и для Коки. Какая-то новая, оформившаяся уже черта в ее отношениях: "Вы - старики, а мы с Любочкой - прямая вам противоположность". Особого рода фракционность, исключающая возможность дружеского простого обсуждения по существу. Дело зашло в абсолютный тупик. После обеда часа два был на дворе, раскладывал снег. Побаливает живот.

25 февраля. Желудок и кишечник направились. При обмывании горячей водой тела поражает крайняя степень истощения: руки, как плети; мышцы атрофированы на ногах, как веревки, под кожей сеть вен. Резко измененная форма живота: низ - горой, верх у подреберья загнут к позвоночнику. Отвратительный вид. Кожа сухая.

Утром с 8 до 9 ч. - во дворе, разгребал снег, возился с дровами...

26 февраля. ...В 2 часа пришел Подвысоцкий. Я безмерно встревожен вестью о болезни Екатер[ины] Ильин[ичны], написал письмо. Планы Андрея Григ[орьевича] - приведение в образцовое состояние госпиталя ГИДУВ и о созыве госпитальной конференции. Настаивает на моей скорейшей госпитализации в ГИДУВ. Мое непреодолимое внутреннее отвращение к госпитализации. Стараюсь оттянуть до 5 марта.

В 4 часа я почувствовал общую слабость, упадок сил. Во время обеда мне стало дурно. Вечером - повторная рвота горьковато-сладковатой водой. Понос и колики. Всю ночь понос, состояние полубредовое. Дистрофия.

27 февраля. Утром - болит живот нестерпимо. Решил пересилить. Убрал комнату и вышел во двор - вынес ведро, колол дрова. Как будто стало чуть легче. Выпил две чашки горячего чая с пшенной кашей (вместо хлеба).

1 марта. Тупик. Безволие, Нет сил принять решение о временном перемещении в ГИДУВ. Все время возвращаюсь к мысли о необходимости настойчиво советовать Зиночке взять на помощь Всеву Шнитникова¹⁴. Но следует учесть, какова будет атмосфера со стороны Любови Карповны точно, установить лимиты "поручений". Лучше всего ему устроиться для занятий в Политехническом или на "Светлане".

Вечером (до 12 час. ночи) артиллерийский обстрел как будто уменьшился, а днем по временам он доходил до ураганного. Полная изоляция от всего внешнего мира, серая пустота, а на дне, под тиной мертвого болота - какое-то непреодолимое, стихийное ожидание. Сегодня как вчера, и как много времени уже, никаких проблесков, которые бы освещали возможности реализации ожиданий; все безвыходно, безнадежно мрачно, а стихийная сила подсознательного ожидания превозмогает.

стр. 69

3 марта. Окружающая атмосфера и настроение - предельно гнусные. Продолжал составление графиков, окончательно выяснилась необходимость написать заключительные выводы к работе о детской смертности.

14 марта. Пришла Т. С. Соболева. Жутко смотреть на ее изможденное, отощавшее, состарившееся лицо. Точно не месяц, а десятки лет ее не видел. Несвойственная ей пришибленность и замедленность. Часа три был занят с нею. Ее интересует главным образом эвакуация кафедры... Решили просить эвакуировать нашу кафедру во вторую очередь. Смерть (!) Самуила Исаевича и, может быть, также Ожиговой. Половина состава всей кафедры. Случайно уцелела Татьяна Степановна и еще более случайно (после поноса от истощения) я. Нужно, однако, думать о сбережении кафедры и всего ее содержания для будущего развития и расцвета в восстановленном нашем Ленинграде.

15 марта. Весь день в обычном темпе. Днем - ветеринарный врач Иванов. Головы не вешает, поддерживает свою ветлечебницу на необходимом уровне. Восстановил канализацию, оттаял водопровод, добыл сена, каменный уголь. При настойчивости и деловитости - все удается!

16 марта. Только бы не приехал за мной Андрей Григорьевич, в стационар не хочется, как в тюрьму. Но выхода нет - все продовольственные ресурсы на исходе, а при отсутствии масла, сахара, круп, мяса - опять впаду в голодный маразм.

18 марта. Теперь уже мне невмоготу, и я хочу вырваться в ГИДУВ, к Екатерине Ильиничне. Но как добраться и остается ли в силе предложение ГИДУВа и Андрея Григ, о госпитализации. Все расстояние пешком - немыслимо!

Утром выполнил весь круг моих комнатных работ. Терзаюсь бесплодно страданиями Зиночки от флегмонозного воспаления клетчатки, но помочь ничем не могу... Конфликты из-за моих попыток вынести ее грязное ведро или принести воду из колодца (это узурпировано Зиночкой захватнически)... Никаких продовольственных ресурсов в доме уже нет. Опять и опять мысли о дистрофической гибели, надвигающейся все неотступнее и неизбежнее.

Первая половина дня - под знаком тщетного ожидания Андр. Григ, и сильнейшего нажима Любови Карповны, чтобы опять госпитализировался. Страдания Зиночки от флегмоны надрывают душу; как самое унизительное оскорбление и обиду переживаю опеку и лишение меня права на "самоопределение" в моих действиях (отняты у меня лопаты, спрятано от меня ведро для зачерпывания воды из колодца). Из каких бы мотивов это ни делалось - фактически это проявление власти надо мною, которое переживается мною как мучительное оскорбление. Попытка договориться с Зиночкой о возвращении ведра безрезультатна. Непроницаемая стена двух разных психологии, двух разных отношений к людям. Показательная в этом отношении история с изголодавшимся мальчиком, пойманным у нас на чердаке - хотел похитить кусок собачатины. Спасающее нас от голодной смерти собачье мясо приносит нам заведующий ветлечебницей. Беспросветно.

19 марта. ...Тоска предсмертная и беспросветная. Безволие и неопределенность.

20 марта. Неужели же бросать все на произвол судьбы - все мои работы за 40 - 50 лет, все материалы, записи, ненапечатанные работы? Никаких сообщений с городом... Недостойное, унизительное положение опекаемого вытекает из того, что сам не добываю ничего - ни по карточкам, ни вне карточек. Буквально положение тургеневского Короля Лира из Курской губернии. Для меня "добывают", значит, меня кормят, а я - из милости опекаемый и, как все опекаемые, - ничего нестоящий человек.

21 марта. Покинутый, забытый, ненужный, лишний потребитель, да еще к тому же непрерывно алчущий, как изголодавшийся пес, - таково мое положение на "Полоске". Грядущее или смутно или темно. Утром - во дворе обычный круг работ. Затем целый день занимался статистическими расчетами коэффициента повозрастной смертности и перепиской таблиц, а также допиской вставок в злосчастную "старость".

23 марта. Началась весенняя оттепель. Зиночка пешком была во 2-м ЛМИ и в ГИДУВе для скорейшего заточения меня туда. Принесла ужасные вести о Татьяне Степановне, она почти умирает. Перкаль погиб, Андрей Григ, уехал и с моего горизонта, во всяком случае, исчез. Татьяна Степановна выбывает из строя. Не остается ни одного сотрудника, с которым я был бы связан взаимным доверием, одинаковым пониманием. Все содержание моей жизни подсекается, вырубается, остаюсь пока я, как "голый пень среди равнины". Бывает, что и от пня пойдут побеги, но чтобы из побегов вышли дельные деревья - нужно ведь время, тепло, свет, питающая почва вокруг, защита от ветров, ломающих побеги, а защитной полосы нет.

26 марта. Писал текст к таблице доживания... Неизбежность подчиняться и направляться для госпитализации в ГИДУВ - совершенно пришибла, угнетает и разбивает меня...

стр. 70

29 марта. Нахожусь в госпитале ГИДУВа. С 5 часов утра артиллерийский обстрел района госпиталя. Приказано укрыться в подвале. Но мы остались в палате.

30 марта. Замечаю резкое снижение у меня способности к преодолению затруднений, к осуществлению принятых решений, к подвижности и инициативности. Все больше накапливается наблюдений, говорящих о растлевающем влиянии безделья при стационарном пребывании, о роли и значении трудотерапии и организованного трудового режима... В течение всего дня и особенно после обеда - гложущее, мучительное чувство голода. В 3 ч. пришла Зиночка. Принесла мне хлеб, мясо (собачье), сахар, курагу - все, что получено по карточкам. Очень меня огорчила этим, так как сами они имеют пищи еще меньше, чем я здесь.

4 апреля. В госпитале полные непорядки с питанием. Как и вчера, утром - совсем нет чая. Хлеба вместо 600 гр. дали опять только 500. На заявление ответ - просите у комиссара. Ясно, что, при некультурной грубости его, к нему просить не пойду. Как и вчера, опять целый день мучительное чувство голода. Утром вместо каши дали тоненькие пластинки сыру, без чая, без кипятка. Вкусно, но чертовски голодно.

5 апреля. Утром мороз - 11 градусов. Вечером и ночью длительная воздушная тревога. Сильнейшее чувство голода. Непреодолимая стена бюрократической успокоенности, инерции, все остается без всяких изменений, без самомалейших улучшений, вполне доступных.

18 апреля. Завтра утром мой доклад в заседании Ученого совета ГИДУВа. Здесь, в госпитале, мне невыносимо тяжело оставаться. Будущее - беспросветно мрачно, такого же землисто серого цвета, как лица женщин, с клюками бредущих по улице, едва передвигая ноги, со связками сосновых веток (витамин С!) в руке или под мышкой, среди залитых сегодня апрельским солнцем куч грязных, подтаявших осколков льда. Просыпается подсознательный зов к земле - копать, садить, выращивать, устраивать, налаживать! - а как же с едой? На одном пайке не прокормишься и, пожалуй, ног не потянешь. Но что сулит ближайшее будущее? Неужели опять воздушные тревоги, обстрелы, незнание следующего момента жизни - будет ли он?

19 апреля. Утром готовился к докладу. С 11 до 14 часов заседание Ученого совета. Я употребил на доклад полтора - два часа. Говорил медленнее и тише, чем мне было свойственно раньше. Но мысль работала без помех и затруднений. Были довольно оживленные прения. Я отвечал мягко, по всем пунктам. Доклад имел достаточный успех. Много хвалебных тирад. Выбрана большая комиссия.

20 апреля. В городе - ул. Кирочная, Потемкинская, Чайковского, пр. Чернышевского, ул. Восстания - бродят с палками, мешками и утварью отекшие, отощавшие люди. Немало детей греется на солнышке у домов. Женщина, умирающая на улице. Рассказы о матерях, доводивших до смерти младших детей, отнимая у них пищу...

1 мая. Утром в 6 ч. по радио первомайский приказ И. В. Сталина. Как всегда - оригинален, доходчив, мобилизует, укрепляет.

Днем пришел врач отделения Спиваков и быстро устроил мне выписку из госпиталя. Я написал и подал проф. Фридлянду записку о желательности скорейшего созыва конференции по благоустройству и подсобному хозяйству при госпиталях и больницах. Обратно - домой на "Полоску". После обеда и ужина отправился с чемоданчиком пешком - через Кирочную, Литейный, далее через почти разведенный мост, сначала до Боткинской ул., потом до Ломанского пер., потом до Батениной улицы. Здесь вследствие какой-то аварии стояли все трамваи. Часа два отдыхал в стоявшем вагоне. Наслушался бесчисленного количества леденящих душу рассказов о смерти от голода отцов, матерей, детей, о воровстве продуктов и карточек, о выбрасывании в ближайшие дворы тел отца и матери, о голоде, и опять о голоде, об эвакуации и наживании вещей... Дотащился на "Полоску" только в одиннадцатом часу. Одна нога отказывалась действовать. Болят плечи. Весь в поту. Женщины трех поколений выглядят лучше, чем я опасался. Хуже других Зиночка. Сильно выросла за месяц Любочка. С большим аппетитом и до полного насыщения поел первомайские выдачи.

4 мая. Впервые совершенно ясно дошло до моего сознания, что острое враждебное отношение ко мне и ко всем людям у Любови Карповны - непроизвольно, лежит вне ее воли и на него нельзя реагировать, а нужно - не замечать.

11 мая. Проявляю ровное, спокойное, благожелательное отношение к Любови Карповне, но сам являюсь предметом непрерывных выпадов, попреков невесть за что с ее стороны. Какое-то ничем не вызванное, немотивированное озлобление против меня, по-видимому - болезненное¹⁵.

16 мая. Всю ночь и раннее утро непрерывная канонада. Дрожат окна. Слышны залпы с нашей стороны и разрывы снарядов. Не оставляют меня в покое вчерашние разговоры об антропофагии как о бытовом явлении. Едят детей, матери боятся выпускать их одних на улицу. Воздушная тревога задержала отъезд в Институт...

стр. 71

17 мая. С 5 ч. утра - целый день с перерывами на приемы пищи занят был уборкой сада и двора. Убрал веранду. Дотащил и приставил лестницу ко входу на веранду. Подсыпал и покрыл песком дорогу за домом и вокруг колодца. И за всю работу по уборке, подметанию и пр. - непрерывные упреки и недовольство.

В 12 часов ночи до 1.30 - воздушная тревога с невероятно интенсивной работой зенитной защиты.

24 мая. Рассказы об антропофагии. Для измерения ужасов нет никаких масштабов, так же как нет никаких масштабов для степени озверения немецких бандитов гитлеровской своры. Как непрочна культурная оболочка людей! Самые жестокие, кровожадные звери - тигры и шакалы - кроткие овцы по сравнению с массовым "человеком" из фашистских оккупантов.

5 июня. Целый день на "Полоске" один. Изготовил себе обед из ревеня и березового сока. Ходил (с М. А. Оранской) на ст. Удельная, но и там рассады отдельным лицам не продают. По пути впервые посмотрел (снаружи) новую баню, школу, ясли и детсад. Капитальные, каменные, солидные, даже богатые здания. Какое бедствие и горе, что гитлеровская бандитская война прервала наше культурное строительство. Среди мелких деревянных домиков и дач на Удельной - каменные крупные постройки бани, детского очага, школы производят очень большое впечатление.

7 июня. Получены письма от Лели, Котика, Лидиньки. Трудно удержаться от слез и волнения. Как искренне болеет за нас непрестанно Леля, и как деятельно хочется ей помочь нам.

8 июня. С 6 утра - вскопал на поле орошения две грядки. В 1 ч. дня ходил в совхоз по Ланскому шоссе (у Новой Деревни) за рассадой (получить по накладной 50 (!), только пятьдесят штук рассады капусты. Проходил более трех часов, был в двух совхозах, предъявлял договора, накладные, удостоверения, справки - все впустую: без директора отпустить рассаду не решаются, а директор ушел на оздоровительное питание. Картина безнадежного омертвения дела, опутывания его паутиной бюрократизма. Вот во что обращают тупые исполнители живую мысль об организации помощи огородничеству рабочих и служащих - это мертвая петля из бухгалтеров, контролеров, директоров, контор, управлений и пр., затягиваемая наглухо на ростках дела.

22 июня. С 9 июня по сегодняшний день - от 10 до 12 ч. копал грядки, полол, засаживал, убирал сад и огород. Делал тщетные попытки достать рассаду путями, доступными в обычном порядке советским гражданам. Напрасно. Рассады заготовлено - миллионы, но получить нельзя. По "блату" получил через Як[ова] Захаровича Матусевича по 100 штук капусты и брюквы. Посадил на полях орошения. Кроме того, 200 штук [достал] через дачников. Опять зря ходил в Удельную (достал только 65 штук брюквы). Приходится рассаживать прорываемую свеклу и пр.

23 - 30 июня. 23, во вторник, и 26, в пятницу, - был в инфекционной больнице им. Карла Либкнехта. Вид с Выборгской стороны на Смольный, на берег Невы, на прибрежную часть города - напоминает мирные картинки Костромы. В мучительно тревожное настроение вливается за порогом сознания некоторая успокоенность. 24 (в среду) и 27 (в субботу) - был во 2-м ЛМИ. Отдал в работу (для снятия копии) мои графики к работе о ранней детской смертности. Составлял их в феврале-марте, в условиях особенно тяжелых последствий голодания, и с большим удовлетворением вижу, что на усидчивости и качестве интеллектуальной работы это не оставило следов. Только на неспособности ходить были ясны и ярко выражены влияния крайнего истощения, но не на умственной работе. Даже наоборот, переживалось особое возбуждение мысли, напряженные размышления в бессонные ночи. Все время работал с 5 утра до 11 часов вечера (с перерывами) на огороде. Рассады так и не достал никакой. После двух-трех жарких дней (температура на солнце 45 - 50 градусов и более) помидоры взошли самосейные из семян в фекалиях в одной из борозд поля орошения. Начал их высадку. Рассаживаю все время свеклу, репу и турнепс. Пересаживал самосейный картофель. Осталось из 20 незасаженных приготовленных мною грядок теперь (30 июня) только 5. Всего грядок мною вскопано, разрыхлено, удобрено около 70, из них засеяны мною: репой и турнепсом - 9, свеклой - 8, морковью - 4, картофелем (обрезками и высадками) - 8, капустой и брюквой - 10...

10 августа. Утром - 5 часов работал в огороде. Приготовил репу для Зиночки. Прорвал и рассадил репу и турнепс на первой половине грядок у калитки. Был позван Любовью Карповной пить чай, во время чая подвергся оскорблениям, причем было повторено в качестве брани, что я - эксплуататор. Это даже и для патологической озлобленности переходит все пределы. Я ответил, что Л[юбовь] К[арповна] должна взять это ругательство обратно... Все это при молчаливом отношении со стороны Зиночки и Л[юбови] В[адимовны]. Я ушел, оскорбленный, униженный, молча. Подумать только - всегда стремлюсь и фактически выполняю все самые трудные, самые

стр. 72

грязные работы (уборка фекалий, уход за полем орошения, колка и носка дров, вскопал все без изъятия грядки, унавозил их и пр. и пр.). Я каждый день на тяжелой работе до пота и усталости с 4 - 5 час. утра до 8 - 9 вечера, когда все еще спят, а вечером ложусь последний. На протяжении всей совместной жизни с этой женщиной... я, покорный судьбе и раз сделанному выбору, отдаю весь свой заработок в ее распоряжение, подчиняюсь всем, иногда большим для меня трудностям. Мягкость моего характера повела к тому, что она внушила и дочерям бессмысленную идею, что она владелица дома и участка, купленного и устроенного общими трудами. Терпеливо переношу все унижения, всю унизительную опеку по моему мягкотелому жалению, именно жалению. Но взамен - все возрастающая несправедливость ко мне и все растущая несдержанность... В конце концов - неизбежно искать выхода из этого невыносимого, недостойного для меня положения.

12 августа. Угнетающе действуют сообщения о невероятно быстром продвижении гитлеровских полчищ к нефти, к Майкопу и Грозному. И все же не колеблется вера и страстная надежда, что с минуты на минуту наступит перелом.

20 августа. Целый день - с 4.30 утра до 9 ч. вечера, до усталости работал на "Полоске" (прорывал свеклу и посадил две новые грядки, пересаживал с большим комом земли помидоры). Внутренне терзался и изнывал безнадежностью.

21 августа. Тяжелая установилась и держится обстановка для меня на "Полоске". Отчужденность по отношению ко мне и ничем не мотивированная вражда - вот то, что я встречаю здесь от моих "близких". Весь мой неустанный, тяжелый труд здесь вызывает только пренебрежение и стремление унизить меня, осквернить самые лучшие мои побуждения¹⁶.

28 августа. С 15 до 18 ч. - на заседании Ученого совета ГИДУВ. На защите докторской диссертации Полякова. Выступал в качестве официального оппонента. Выступление предварительно тщательно было обдумано и хорошо подготовлено. Со значительным содержанием - о ведущем значении санитарной техники в коммунальной гигиене, о роли крупных санитарных технических установок и в частности - механических прачечных, об использовании этнографического материала (музей Академии наук) для выявления разных стадий развития белья и его стирки и т.д. Все это очень отчетливо и стройно было связано с общим заключением и с перечнем второстепенных недочетов... Но, взойдя на кафедру, я впервые за тридцать лет преподавательской работы вместо обычного подстегнутого настроения и яркого хода мысли почувствовал недостаток содержания и вынужден был ограничиться только случайно пришедшими на мысль замечаниями, но диссертацию, которая была передо мною и в которой в тексте и на полях были все мои заметки, открывать мне не хотелось из-за плохого зрения. Диссертант остался, как он мне сказал, весьма доволен моим выступлением, но у меня осталось крайне неприятное чувство неудачно, плохо выполненного долга.

8 сентября. Радио у нас не действует. Газеты вот уже два дня не видел. Тоска беспросветная. Чем больше тружусь на огороде и по дому, тем более безжалостное, требовательное отношение ко мне Любови Карповны, и дочери, и внучки. Полное внутреннее, отчасти внешнее, отчуждение. Вся жизнь во всем городе и по соседству с "Полоской" стоит под знаком ломки домов для заготовки дров на зиму. Переселяют в каменные дома, а деревянные идут на слом. Каждый должен заготовить 4 кубометра дров на сломе домов (из них 2 кубометра лично для себя). Травматизм. Обстрелы артиллерии и с воздуха за год осады произвели во много раз меньше разрушений, чем это кем-то надуманное саморазрушение. Тут какие-то элементы безумия или бесшабашного скудоумия. Разве хоть в бреду год тому назад можно было представить себе такие, обычным тоном передаваемые сообщения. Приоткрывается калитка. Две девочки, старшей лет 16. "Продайте рябины". - "Ну, что вы, что за продажа". - "А как же, теперь все за деньги. Вы меня знаете. Я сестра Вовы Шлезингера, мы - ваши соседи. Теперь я одна. Наш дом ломают, жду машины, чтобы перевезти вещи. Дали комнату на Невском. А вчера при сломе дома нашли голову мамы. Ее, маму, съели зимой". - "Да что вы, быть этого не может!" - "Нет, это верно. И протокол составили. Вы разве не слыхали? Ведь тех, кто съел маму, уже поймали и арестовали" и т. д. ... Вот такое содержание обыденной, привычной жизни.

12 сентября. Был в Институте для усовершенствования (ГИДУВ). Труп, а не живущий и борющийся организм. Нева с Охтенского берега. Виды русского города через Неву на Смольный монастырь и собор. Томительная пустота. Домой попал в 9 ч. вечера.

14 сентября. Утром - выкопал ведро картошки, снял брюкву. Свеклы и турнепса - две тачки. Спилил три подсохшие рябины. Устроил под домом третий ящик с овощами. Ваня Савраскин - в пьяном, привычном для него состоянии. Разнуздан. С безмерным самомнением, развязен до наглости, но все же есть какая-то симпатичная черта - любовь к труду, к справедливости и равноправию. Напился одеколоном.

стр. 73

15 сентября. Утром - 5.30. Заморозок. Ледяная корка на листьях капусты, помидоров и пр. Замерзли огурцы, тыква, кабачки. Опять бандитское нападение на грядки турнепса. Выборочно похищены самые крупные экземпляры. Срезанная ботва навалена на грядки. Ввиду мороза, а больше в предупреждение хищений, целый день убирал "урожай". Снял 10 кабачков, 6 головок цветной капусты, полную чашку мелких огурчиков. Снял почти всю египетскую свеклу (около 1 пуда), более 2 пудов кормовой свеклы и около 1 пуда брюквы (самые крупные - более 2 кг каждая), до 6 кг кочанной капусты. После обеда окончательно выкопал картофель (три полных ведра) и снял более крупный турнепс. Осязательно ясно, что зиму не прожить с таким малым запасом овощей.

21 сентября. Продолжал весь день работы по уборке овощей. Была комиссия по осмотру нашего дома на слом. Одна за другой рвутся нити, связывающие меня с жизнью. Этой беды мне не пережить.

24 сентября. ...Весь день прошел под грохот от слома Богдановского черного северо-скандинавского замка. Работал по уборке довольно скудных остатков урожая корнеплодов. Значительную часть изгрызли мыши, другую часть - разворовали. Собрал еще ведро моркови, ведро репы и ведро мелкой свеклы. Бессмысленная вредительская система слома большого деревянного дома - еще не съехали жильцы и не свезена вся мебель, в окнах - во весь проем зеркальные стекла, в доме - дорогие дверные, оконные, печные, санитарные приборы, а крышу уже пробили и варварски рушат и крушат трубы, рубероид, разные балки.

25 сентября. С утра убирал срубленные деревья рябины. С рябиной целая эпопея. Голодный запрос на ягоды. Невыносимо унизительна необходимость постоянно стягивать и гнать с деревьев женщин, постоянно устремляющихся на рябины, как раньше это проделывали свиристели, дрозды, рябинники и галки. Затем собрал большое ведро свеклы. Подготавливал к пересадке малину.

7 октября. С И до 14.30 Горздрав, научное бюро санит[арной] статистики. Обсуждение моего доклада о постановке изучения динамики демографических показателей в период войны. Решено созвать общее собрание Общества гигиены. С 14.30 - 2-й ЛМИ до 17 часов. Домой вернулся в 8.30 вечера. От Илиньки чудесное письмо - вполне ответственного советского гражданина в беспредельно ответственное время...

9 октября. Целый день один на "Полоске". Осенняя уборка. На чердаке зашивал фанерой разбитые окна. Визит "уполномоченного" милиции. Все обнюхивает, осматривает, ищет, а может быть это манера гоголевского городничего для активного воздействия на "преступления".

10 октября. Полдня ожидал возможности сесть в N 20, потом поехал в Озерки (своеобразная картина осени и разрушения, чудесный ландшафт) и только к 16 ч. добрался до Финляндского вокзала. Домой попал наполовину пешком (аварии трамвая), измученный, усталый. Дома - безжалостно холодная атмосфера. На душе беспросветно серо. Сыро, холодно...

11 октября. Пока недостаточно светло утром - возился с колкой дров и заготовкой в сарае растопок.

29 октября. Один, как перст, на "Полоске". Холодно. Часа два отняла готовка из овощей и тушенки супа с добавкой рябины, свеклы и нескольких сухарей. Насытился. А дела столько, что если бы была не одна, а две головы, и не две - десять рук, а часов, пока светло, не 5 (с 11 до 16.15), а вдвое больше - все равно всего не переделать, самоугрызение. В 18 ч. прошел через "городок бараков" на Лахтинской ул. (по пути за хлебом). Сплошное разрушение на топливо для в[оинской] части. Для скорейшего разрушения - механизация, вороты, стальные тросы. Остался лес стояков. Жутко смотреть.

2 ноября. С 15 до 17.30 - состоялось заседание Гигиенического общества. Мое вступительное слово посвящено было памяти умерших с конца 1941 г. членов О-ва (К. О. Шашев, СИ. Перкаль, А. А. Ашахмин, А. А. Садов, проф. Волжинский). Добавлены сведения о смерти проф. 1-го и 2-го медицинских институтов Полякова; какие-то глухие, тревожные слухи о В. А. Углове. Затем минут 45 мой доклад на тему о демографической проблеме, порождаемой войной, и доклад Е. Э. Бена "Итоги лечебно-профилактической деятельности Ленздравотдела за год войны". Присутствовало всего 20 лиц, но кроме Бена - это все более или менее новые для Гигиенического общества люди, и привычных участников наших заседаний не было. Одни, видно, находятся на фронтах, а многих нет уже в живых. Вышел после заседания с Евс[еем] Эм[ануиловичем] Беном. Он незлобивый, дружелюбный, милый человек. Свою душевную мягкость старается прикрывать иронией и шуткой. Настойчиво убеждал меня взять у него полкилограмма хлеба, так как по пути он в лавке взял на два дня 1 килограмм. Огорчает меня безнадежное отсутствие душевной чуткости, раздражен-

стр. 74

ность Любочки. С нею связывались у меня надежды на развитие ее природной одаренности не в сторону банального эгоистического переживания, а в направлении чуткости к людям, тонкости и отзывчивости на их запросы. С 1 ч. ночи до утра мучительное томление. Угнетает отсутствие света. Перебрал мысленно все возможности на ближайшие месяцы. Прихожу к тяжелому заключению о трагически неизбежном конце. Никаких шансов пережить шесть месяцев холода, голода, темноты, беспросветности, пустоты вокруг¹⁷.

3 ноября. Преследует и гнетет чувство голода и еще больше - все нарастающий страх перед голодом.

7 ноября. Утром, при изрядном морозе (до 12 градусов) обычная работа по разыскиванию топлива. Со страхом смотрю на ничтожное количество дров (хватит на 2 - 2 ? месяца при самом бережливом расходовании, а как дальше?). Во второй половине дня пришли Любовь Карповна и Любочка, переутомленные, переудрученные тяжестью обстановки... Вечером - воздушная тревога.

9 ноября. В 12 ч. собрался, чтобы попасть в город для переговоров о возможном издании книги о старости с Лавкой писателей. Воздушная тревога прервала путь. Прошел пешком через Английский проспект к Ланской; здесь пошли трамваи. Доехал до Нейшлотского, опять воздушная тревога. Пешком до Финляндского вокзала. Ожидал на морозе часа два до конца тревоги. Впадал в отчаяние. Ни назад, ни вперед. Только в 16 ч. пошли трамваи. Доехал на N 30. Воспрянул духом от теплого приема в больнице им. К. Либкнехта¹⁸. Домой добрался удачно, без воздушной тревоги. К моему изумлению - на "Полоску" вернулись все женщины 3-х поколений. Радость встречи, омрачающаяся раздраженностью.

10 ноября. Целый день на "Полоске", при наличии всего ее населения. С натугой, преодолевая отвращение, писал весь день начало годового отчета по кафедре 2-го ЛМИ.

11 ноября. Воздушная тревога с 9 ч. утра продолжается вот уже 4 часа. Трамваи и вся деловая жизнь стоят. Даже лавки не торгуют во время тревоги. Какая бессмыслица. Только безнадежной тупостью или злостным вредительством может быть объяснено это самоистязание, которому подвергает себя город при воздушной тревоге. Зачем останавливать трамваи? Зачем публику заставляют часами находиться в безделье в подъездах? Почему автотранспорт может продолжать двигаться, а трамваи должны стоять? Никакого рационального ответа не придумать.

12 ноября. Опять воздушные тревоги помешали своевременному отъезду. Пешком прошел всю набережную от Финляндского вокзала. [Она] начинает разрушаться от размыва. Никто никакого внимания. На заметку для Ленсовета: укрепление набережных. На Неве ледостав, но буксир пробивает лед. Тишина в перерывы между канонадой. Безлюдье полное. От Илика успокаивающее - о его здоровье и благополучии - письмо и телеграмма. Домой добрался в полной темноте к 8 часам. В пути попал в яму с водой. Здания разобраны, а вода не заглушена. Водопроводная станция гонит воду и тратит топливо и ток впустую. На улице с боков целые ледники замерзающей воды. Как будто бы открывается, наконец, 2-й фронт.

22 ноября. Весь день на "Полоске", обычная нагрузка. Получил телеграфный запрос из ГИДУВ о доставке в понедельник списка трудов, автобиографии и заполненной анкеты. Эту анкету заполнял я уже раз двадцать. Каждый раз не меньше 10 часов. Кто были мои отцы и праотцы и пр.

25 ноября. Воздушная тревога помешала попасть в Институт здравоохранения. После мучительного ожидания трамвая, а затем изруганный и помятый в нем осатаневшими от злого голодного лая женщинами, все же добрался.

27 ноября. Окна сотрясаются от канонады, Но это, кажется, наши посылают тяжелые снаряды "к ним", а не "они" к нам. Два раза за короткий день воздушная тревога. В 5 ч. уже темно. Света нет. Погружаюсь на 15 часов в абсолютную темноту. В доме - только мыши, крысы, курица и я. Вынужденное отупляющее безделье в темноте. Томительное ожидание рассвета. Придет ли он, этот рассвет, или я его не дождусь? Лазал под дом. Там темно абсолютно. Щелей нигде не видно. Отеплил хорошо. Овощи целы.

28 ноября. Утром - совершенно один на "Полоске". Три часа упорной работы за дворника и за одну прислугу. На дворе метель. Берет сомнение, ходят ли трамваи. С обычными трамвайными мучениями, изруганный злыми женщинами, все же на N 18, пешком и на N 19 добрался до 2-го ЛМИ. Передал Т. С. Соболевой мои вставки к отчету и текст одного дополнения для вставки цифр. Продовольственной карточки еще нет. По пути во 2-й ЛМИ в трамвае виделся с Зиночкой. В давке и безумной тесноте не сразу узнал, но услышал ее голос. Радостное волнение. Успели только перекинуться несколькими словами... Пешком до N 12. Через Охтенский мост трамвай не ходит. Вид на Неву с ее взъерошенными ледяными торосами и пробивающимися, как в арктическом море, пароходами. Прошел пешком до остановки на Охте N 10.

стр. 75

29 ноября. На "Полоске" - Любочка, раздраженная, неуравновешенная. Потом с большой нагрузкой пришла Любовь Карповна. Ужасно жалко ее. Выразить ей сочувствие - это значит, на ее языке, "проливать крокодиловы слезы". Зиночка так и не приехала на "Полоску" из-за размолвки с Любовью Карповной. Ее привязанность, ее любовь и самоотверженные заботы незаметно для нее самой превращаются во властное опекание, а не равноправное дружеское стремление к взаимному пониманию и толерантному признанию личности других. Получены московские газеты за 24 - 27 ноября. Замечательно изображение непостижимого героизма защитников Сталинграда в большой статье В. Гроссмана "Под главным ударом". С трепетным волнением ощущается где-то за пределами сознания близящийся перелом крупного масштаба...

1 декабря. Пока темно, обдумал до конца программу доклада на конференции 12 декабря: "Задачи здравоохранения в борьбе с санитарно-демографическими последствиями войны". 1. Население страны (популяция) как непрерывно обновляющийся поток, как живое объединение возрастно-половых групп, находящихся в процессе постоянного изменения личного их состава от нарастания возраста, но сохраняющих обычно со значительной устойчивостью свое численное соотношение и мощность в населении. 2. Значение известной устойчивости сохраняющегося возрастно-полового состава населения для народного здоровья, для развития народного хозяйства и для возможного его планирования. 3. Нарушения в возрастно-половом составе населения, происходящие вследствие войны: а) нарушения соотношения полов в воспроизводительном возрасте (18 - 49 лет) вследствие безвозвратных потерь на войне убитыми, умершими от ран и пропавшими без вести, а также вследствие преимущественной гибели в военное время мужчин и в тылу, а не только на фронте; б) нарушение возрастного состава мужского населения вследствие ущерба в численности мужчин рабочего возраста от безвозвратных военных потерь; в) наиболее резко выраженный ущерб в численной мощности поколений войны вследствие огромного сокращения рождений, убыли от неродившихся ввиду падения рождаемости через 9 - 10 месяцев после начала войны на весь дальнейший срок ее продолжения, с добавлением еще 9 - 10 месяцев и после демобилизации армии. 4. Распределение убыли от неродившихся, во много раз превышающей убыль от безвозвратных военных потерь, не на 30 поколений (возрасты 19 - 49 лет), как убыль от безвозвратных потерь, а на 2 - 4 поколения "детей войны". Вызываемая этим "демографическая яма" и ее сильнейшее отрицательное санитарно-демографическое значение. 5. Задача здравоохранения по ослаблению и борьбе с санитарно-демографическими последствиями войны и по устранению ущерба от "демографической ямы" для санитарного состояния населения: а) Система лечебных и санитарно-профилактических мер, направленных на замедление процессов старения, на продление жизни и активной трудоспособности, на ослабление патологической пораженности от болезней. Уменьшение этим путем запросов к численно ослабленным поколениям, родившимся в период войны, на замену выбывающего трудового слоя от преждевременного сгорания, изнашивания организма, б) Меры по особому сбережению детских групп для предупреждения их сокращения от смерти в детстве и для возможно большего укрепления их здоровья и дееспособности, в) Специальные задачи по сокращению убыли от неродившихся путем борьбы с недоношенностью, мертворождаемостью, абортами и ранней детской смертностью.

2 декабря. Рождает малодушие и уныние режим темноты, холода и страха перед голодным днем. Не выдержать надвинувшейся и охватившей своею суровостью зимы - целых 120 (!) дней, один другого тяжелее, унылее, до первых проблесков апрельского солнца и нарастающих надежд вместе с пробуждением природы! Чувствую, как пригнетаются мысли, воля к жизни замирает, сознание подавляется, опутывается "робкой тишиной" перед зияющей пустотой.

3 декабря. Совершенно один на "Полоске". Нарубил и наколол натасканные в сарай материалы для дров. Двадцать лет тому назад в Петрограде кирпич заготавливался на развалинах домов, палат и храмов, а теперь тысячи "лесных" заготовок, вернее "заготовок" дров ведутся разборкой деревянных домов.

4 декабря. Впервые за зимнее время при очень слабом свете керосиновой лампочки занимался часа четыре вечером, а не томился без света (из-за отсутствия керосина) в бесплодных обдумываниях, без возможности систематически обрабатывать и облекать в письменную форму возникающие и складывающиеся мысли.

5 декабря. В 1 ч. дня отправился в город. Попал довольно удачно во 2-й ЛМИ. У вокзала опустил письма в Красноярск Лидиньке и в Молотов Леле и Котику. На кафедре меня ждал Влад[имир] Иосифович] Шафран. Постарел. Он потерял на войне младшего сына, сам долго болел. Лежал в "Астории". Теперь занят планами озеленения пустырей, кварталов и ненужных улиц. К этому привлечена лаборантка кафед-

стр. 76

ры коммунальной гигиены. Хочет, чтобы я составил программу "научно-исследовательской темы". Будут у меня 9 декабря, в 2 часа. Передал в переписку "Задачи, остающиеся на очереди перед кафедрой социальной гигиены". Экзаменовал студентов 4-го курса. Обращает на себя внимание замедленный, заторможенный ход мыслей от дистрофии. Получил 19 кг овощей. Возвращался в трамвае N 9 в нечеловеческой давке и брани... Только благодаря валенкам в темноте смог добраться через сугробы на "Полоску". В таких условиях пешком, с грузом бутылок и банок вернулась и Любовь Карповна. Все на запоре, а ключ потеряла. Заперт и керосин. Предстоит длительное томление в темноте. Завтра обязательно начну писать отзыв на диссертацию Скороходова.

6 декабря. На рассвете, а точнее - до рассвета Любовь Карповна ушла - уехала на Михайловскую за ключом. Пока темно, убирал комнату и на дворе колол, носил дрова. Прочистил от снежных заносов всю дорожку от обоих входов в дом с улицы. Днем начал читать работу Зиночки о переписи стационарных больных от 4 ноября 1942 года. Совершенно из ряда вон выходящее появление Любочки, усталой, раздраженной. Так закрепляются функциональные нервно-психические расстройства. Без торможения, без критического отношения к своим импульсивным порывам, выкрикам... У меня это вызывает ощущение абсолютного бессилия моих воздействий, взывания к рассудку и логике, попыток пробудить чувство совестливости... День, как все в начавшуюся зиму, - под гнетом неумолимо надвинувшейся тяжелой тьмы на четыре месяца. Тьмы, холода и изолированности от всего мира.

7 декабря. Вьюга, метель, мороз. Без валенок, наполовину пешком, прошел в ГИДУВ. Получил официальную бумажку о награждении. В Институте - хуже, чем в прошлом году. Тошно и холодно. Получил 2 литра керосина, по подписному листу дал для Вал. Петр. 200 рублей. Обсуждал на кафедре тематику научно-исследовательских работ на 1943 год. Вернулся с огромными мучениями и трудностями.

8 декабря. С утра обычный круг дворницких работ. Убрал снег с чердака, закрывал там пол досками. С половины первого до 6 ч. поездка, обратившаяся в пешее хождение, от Финляндского вокзала до больницы им. Либкнехта. Радость душевного отдыха. Екат[ерина] Ильин[ична] посадила меня в трамвай.

11 декабря. Днем окончательно привел в порядок черновик годового отчета. Мылся в кухне в корыте. Вечером все без остатка запасы пищи, оставленные мне до субботы, съедены. В десятом часу, промокшая, голодная, прозябшая явилась пешком от Финляндского вокзала Любочки, из-за сильного артобстрела трамваи не ходят. Оборваны провода. Идет дождь, всюду большие лужи. Устала, разумеется, но все было бы легче, если бы не упрямство, не истерическое самодурство ее. Хлеба брать не хочет, по раз и навсегда предвзятому внушению.

12 декабря. Утром произвел полную уборку квартиры. Добрался на N 18 и 9 до Некрасовской улицы. Далее пешком по Некрасовской, Маяковского и Жуковской. Ужасные последствия вчерашнего артобстрела. Окна все разбиты, крыши разворочены почти во всех домах, вплоть до больницы Раухфуса. Снаряд попал в роддом Снегирева. На ул. Жуковского - разбитый трамвай, порваны провода. С 12 с половиной до 2-х с половиной отбирал графики для доклада. С 3.30 до 4.30 - мой доклад о демографических последствиях и борьбе с ними. Сделал доклад во весь голос, не вяло, но из-за боязни, что не хватит времени, все самому казалось скомканным, в особенности после того, как получил от председателя записку: "Ваше время исчерпано". Потом прослушал 4 доклада об авитаминозе 1942 г. в Ленинграде. В абсолютной темноте с трудом добрался до Зиночки. Принят был очень радушно. По радио слушал все сообщения. Обдумал выступление для участия в прениях.

20 декабря. На "Полоске" более людно. Все, кроме Любочки. Она предпочитает быть одна на Михайловской. Почти весь день работал во дворе, с дровами. Просматривал главу о возрастном составе населения и о движении населения из моей книги о старости. Обдумывал, как связать это с дополнительной главой, которую хочу написать, - о "законе населения". Что вкладывается в это обозначение? Нет словесного выражения для ощущения зияющей бездны, вызываемого гитлеровским атавизмом варварского людоедства, охватившего миллионные массы немецкого стада убийц, палачей, организаторов и исполнителей тупоумных смердяковских замыслов истребления евреев - от младенцев до стариков. Сообщение об этом Информбюро, напечатанное в "Лен. правде", приводит к оцепенению. Все нужно бросить и идти в качестве рядового против этих разбойников.

21 декабря. На дворе слякоть, промочил валенки. Работал через силу, без удовольствия. Всего ломит, тянет, познабливает. Перечитывал последние главы работы Урланиса "Закон населения". Спускался под дом - достал 2 ведра овощей. Крысы съедают до тонкой внешней кожуры избирательно - брюкву. Самые лучшие экземпляры съедены. Пропало столько моего труда! К вечеру появились резко выраженные

стр. 77

явления желудочного катара. Написал четыре письма: Илику, Леле и Лидиньке. Вокруг и внутри - серая пустота.

23 декабря. В Бюро санитарной статистики прочел неумный отзыв о моей программе исследований связи демографических сдвигов с социально-экономическими и коммунально-бытовыми изменениями в осажденном городе некоей Менделевой (подлинно - "а судьи кто?!"). Не очень высокой пробы и виляния, заметания следов хвостом и угодливо-податливый ответ Бена о моей программе. Он мог бы, пожалуй, понять смысл и значение поднимаемого мною вопроса об экологическом исследовании диалектической взаимосвязи санитарно-демографических явлений ("показателей") со всею сложной перемежающейся сетью изменений и явлений экзогенной¹⁹ среды, да к чему?! Лишнее беспокойство, не проще ли идти в колее начальственных эвфемических предуказаний. Все равно против рожна не попрешь. А так удобнее и без тревожащих разговоров, наставлений и пр. Это, собственно, житейская мудрость, свойственная старению, так же, как старению свойственно поседение (такое сильное у Бена), и некоторые отношения из области флирта, свойственные - по Некрасову и Гоголю - "молодящимся старикам". Все это у Бена одевается в безобидные, никого не раздражающие проявления скептицизма, благодушия и доброжелательности к людям.

Во 2-м ЛМИ получил два "предписания": немедленно написать а) мой доклад и б) мое выступление в прениях на конференции 12 - 13 декабря. Таким образом, у меня неотложных письменных работ накопилось немало, а выполнять их почти никакой возможности нет. Днем - полутемная серая мгла, а вечером и ночью - при свете керосиновой лампы (очень плохой керосин) работать я не в состоянии. В порядке неотложности нужно в ближайшие дни: [1] Прочитать вновь переписанную и переплетенную мою работу о детской смертности по материалам 1939 - 1940 гг. и вставить несколько графиков. [2] Написать автореферат моего участия в прениях на конференции (об авитаминозах, истощении от голода, отрицательного энергетического баланса). [3] Написать доклад "Задачи здравоохранения в борьбе с санитарно-демографическими последствиями войны". [4] Написать программу научно-исследовательских работ 2-го ЛМИ на 1943 год. [5] Написать программу научно-исследовательских работ ГИДУВ на 1943 год. [6] Написать отзыв на диссертацию Скороходова "История микробиологии в дореволюционной России". [7] Написать отзыв (предварительно проштудировав) на диссертацию Рязанова. 8. Написать А. Я. Гуткину обоснование темы об условиях организации режима трудовых процессов и занятий для пользуемых в стационарах.

25 декабря. Вечером - мирное пребывание за общим столом. От Зиночки получил подарки к 73-летию. Очень трогательно, но никуда не уйти - два внутренних мира без возможности взаимного понимания. От Т. С. Соболевой Любочка принесла приветственное письмо мне. В сумраке гаснущей лампы написал благодарности и мои новогодние пожелания. Томительные часы ночного пребывания в постели без света прошли в невеселых воспоминаниях о протекшем еще одном годе моей жизни. Их уже так немного остается у меня впереди, а в моем окружении - и близком, и более далеком - не видится идущих мне на смену дружественных сил. Растет изоляция, все более одолевает пустота, но не погасла надежда на лучшую обстановку для общения в труде, в подготовке людских кадров.

26 декабря. От Илика два письма из Куйбышева. Радостно переживать его внутренний рост и ощущать, что он - мой желанный заместитель в жизни. Прокладывает свои пути... Так хотелось бы теперь с ним свидеться, быть поближе.

31 декабря. На рубеже двух годов - 1942 и 1943-го - я записал о растущей изоляции моей от окружающей жизни вследствие смерти и отъезда из Ленинграда многих близких, друзей и соратников, с которыми и через которых поддерживались связи с людской стихией. Это самое ужасное для меня наследие 1942 года, почти безнадежно непоправимое, так как теперь, когда мне уже полных 73 года, новые связи трудно возникают...

Примечания

1. Дочь средней дочери З. Г. Френкеля - Лидии Захаровны от первого брака с Вадимом Жаковым. Непосредственно перед началом войны окончила 10-й класс. Когда ее мать с братьями и семья младшей дочери З. Г. - Валентины Захаровны были эвакуированы, Любочка осталась с дедом, бабушкой Любовью Карловной и старшей дочерью З. Г. - Зинаидой Захаровной в Ленинграде.

2. Подкорковое.

стр. 78

3. На углу Михайловской ул. и площади Искусств в старинном здании находилась квартира дочери Захара Григорьевича - Лидии Захаровны, уехавшей в эвакуацию.

4. Людоедство.

5. После того, как квартира Зинаиды Захаровны на Провиантской ул. (близ зоопарка) была разрушена немецкой бомбой, она часто из-за затруднений с транспортом жила в пустующей квартире сестры.

6. Причиной семейного разлада с Любовью Карповной, дочерью и внучкой являлась продолжавшаяся многие годы связь З. Г. с его фактически второй семьей - Екатериной Ильиничной и сыном Ильей.

7. Алиментарный - пищевой, обусловленный питанием.

8. ГЕЙГЕР. Происхождение человеческой речи и разума.

9. Лидия Захаровна с младшими сыновьями находилась в Красноярске, куда был эвакуирован электротехнический завод; там работал главным инженером ее муж - М. А. Спицын; Валентина Захаровна с сыновьями выехали в первые месяцы войны в Пермскую (Молотовскую) область, где начальником лесовозной железной дороги работал ее муж Л. А. Быстреевский.

10. Дуранда - смесь жмыха и шелухи от злаковых, предназначавшаяся для скота.

11. Софроницкий В. В. (1901 - 1961), пианист, заслуженный деятель искусств, профессор консерватории, лауреат Государственной премии.

12. Арка, соединяющая два здания Главного штаба, действительно была создана К. И. Росси.

13. Так называли Любовь Карповну внуки. Захария Григорьевича в семье называли Дидей.

14. Всеволод (Всевочка) (1925 - 1943) - сын Арсения Владимировича Шнитникова от первого брака. В начале блокады он жил с матерью, но уже к началу 1942 г. все родственники Всевы - мать (врач), бабушка, тети - умерли от голода, и он остался один. Вскоре, однако, его вывезли в Волхов, а затем он переехал в Пермскую область, где находилась с семьей Валентина Захаровна. В феврале 1943 г. его из 9 класса призвали в армию, направили в авиацию и после 2 - 3 месяцев учебы он сразу попал на фронт, где разворачивалась Курская битва. Во время одного из воздушных боев самолет Всевы был сбит над Орлом. По рассказам очевидцев, летчику удалось посадить самолет, и Всева до последней минуты стрелял по немцам из пулемета. В конце концов они вытащили его, раненного, из кабины. После допроса и пыток он скончался. Местные жители похоронили его и долго берегли его могилу, хотя не знали ни имени героя, ни части, где он служил. Только после войны Арсений Владимирович нашел место гибели сына в селе Кутафино Орловской области и на могиле Всевы соорудили памятник из обломков его самолета. В местной школе была пионерская дружина имени Всеволода Шнитникова, существует школьный музей.

15. Критическое отношение к З. Г. со стороны близких, о чем он не раз упоминает, было вызвано его отношениями с Екатериной Ильиничной.

16. К сожалению, из-за подавленности семейными неурядицами, вызванными собственным нежеланием окончательно решить, какая из двух семей ему дороже, З. Г. не отметил в дневнике важное событие - приезд в командировку с фронта мужа Зинаиды Захаровны - Арсения Владимировича. 9 августа Шнитниковы с Любочкой присутствовали на первом исполнении 7-й симфонии Д. Д. Шостаковича. З. Г. собрал для них в саду букет из переживших зиму многолетников. "Букет получился чудесным... в блокаду!" - вспоминал Арсений Владимирович. - "Сама же Зинаида Захаровна написала вместе со мною дирижеру К. Элиасбергу записку с глубокой благодарностью за сохранение музыки в блокадном Ленинграде. Записку положили в середину букета... Можете себе представить, какой фурор производил этот букет на улицах и в трамваях, да и в самом зале Филармонии. Ведь о зелени тогда думали только в аспекте ее пригодности для еды!!! ...По окончании симфонии Люба нерешительно идет к эстраде, где стоит Элиасберг, и протягивает ему букет. Он наклоняется, берет цветы, пожимает Любе руку... Кругом все улыбаются, взволнованно аплодируют". В течение всех послевоенных лет и до сих пор этот эпизод с вручением букета Любой Элиасбергу упоминается во всех статьях и фильмах, посвященных первому исполнению 7-й симфонии Шостаковича в блокадном Ленинграде.

17. З. Г. Френкель подолгу оставался на "Полоске" один потому, что в это время Зинаида Захаровна, работавшая ученым секретарем в Научно-методическом бюро санитарной статистики, по состоянию здоровья не могла ходить на работу пешком из Лесного и поэтому поселилась в квартире Лидии Захаровны на Михайловской. Там же стали проводить большую часть своего времени и Любовь Карповна с Любочкой.

18. В этой больнице во время блокады работала Екатерина Ильинична.

19. В медицине - происходящий от причин, лежащих вне организма.