История одной репрессии. "Об отце и его времени"

Мое первое, наиболее отчетливое детское воспоминание, относится к одной ночи. Спустя много лет я узнал, что это была ночь с 10 на 11 декабря 1936 года. Мне было четыре года.

Моя кровать находилась в дальнем левом от входной двери углу нашей комнаты. Я проснулся от шума. Какие-то незнакомые мне люди что-то искали в шкафу. Я заплакал, ко мне подошла мама. Остальное я не помню.

В эту ночь арестовали моего родного отца - Артура Вальтера. Ему было 38 лет, через полтора месяца его не стало.

Так для мамы и для меня началась новая жизнь.

Я хочу рассказать о судьбе отца, мамы и близких им людей, рассказать с позиций моих сегодняшних представлений об истории нашей страны. Для этого видения потребовались XX съезд, Солженицын, Сахаров, события конца 1980-х - начала 1990-х гг., труды и публикации либеральных историков и журналистов.

Все, что я пишу, основано на личных архивах, письмах, воспоминаниях, на протоколах и документах НКВД, КГБ, ФСБ, собранных за многие годы. Документы НКВД и КГБ были получены мною и моим братом из архивов Федеральной службы безопасности России в 1999 - 2001 гг., когда была разрешена их выдача родственникам репрессированных.

Особую благодарность я выношу известному российскому историку, профессору Фридриху Фирсову. В его трудах, изданных в СССР, России и за рубежом, в том числе в книге¹ дан глубокий анализ политической обстановки и атмосферы в СССР и других странах мира на протяжении ряда лет, дано детальное описание организационно-технической стороны деятельности Коминтерна. В указанной книге есть страницы, посвященные работе моего отца, оценке его взглядов.

Мой отец Артур родился 18 августа 1898 г. в польском городе Лодзь. Его родители - мать Елизавета и отец Яков Хавкин. У Артура были две сестры - Анна и Берта. Отец Артура был совладельцем хлопчатобумажной фабрики².

В 1908 г. Артур поступил в I лодзинскую гимназию. После начала мировой войны мать с детьми эвакуировалась в Москву, где Артур в 1917 г. закончил черкизовскую гимназию и поступил на юридический факультет Московского университета.

Ценципер Юрий Михайлович - кандидат технических наук. Гельзенкирхен. Германия.

После заключения Брестского мира в 1918 г. мать с дочерьми возвратилась в Лодзь, а Артур остался учиться и одновременно работать в жилотделе Городского района Москвы. В это же время он вступил в социал-интернационалистскую партию, что дало возможность впоследствии обвинить его в меньшевистском прошлом. В ВКП (б) он вступил в 1927 году.

Очень скучая по родным и не имея с семьей никакой связи, в августе 1918 г. Артур на короткое время приехал в Лодзь. Это совпало по времени с проходившей там волной забастовок, в том числе и на фабрике его отца. Артур принял довольно неординарное решение - встать на сторону рабочих, несмотря на то, что отец намеревался "принять его в дело". В результате стачки требования рабочих были удовлетворены.

После событий на фабрике отношения сына с отцом осложнились, но все же некоторое время он жил в семье.

Друг отца с раннего детства Михаил Бабицкий говорил, что сенсационное участие сына фабриканта в руководстве стачкой на фабрике отца сделало Артура объектом внимания соответствующих органов политического надзора и ускорило его нелегальный отъезд в Россию³.

В мае 1919 г. Артур ушел добровольцем на Восточный фронт, где был направлен на политическую работу в 5-ю армию. Будучи редактором газеты "Окопная правда" - органа политотдела 26-й дивизии, он в 1920 г. поместил в ней свою статью, связанную с непорядками в работе отдела снабжения. За "подрыв авторитета руководства" он был привлечен к суду но, в связи с амнистией, дело было прекращено⁴.

На фронте Артур познакомился, а затем подружился с военкомом дивизии Марком Вольпе.

По воспоминаниям Бабицкого⁵, после демобилизации, в феврале 1921 г., отец вернулся в Москву, где поступил рабочим на металлургический завод Гужона (впоследствии "Серп и Молот").

Работая на заводе, он стал корреспондентом газеты "Правда". Своими статьями привлек внимание Марии Ильиничны Ульяновой, ведавшей рабкоровским отделом газеты. Она предложила Артуру перейти в "Правду", но он отказался и продолжал работать на заводе.

На фронте Артур познакомился с Ю. Ю. Мархлевским, который несколько позже стал Председателем ЦК МОПРа (Международная организация помощи борцам революции) В начале 1924 г. по приглашению Мархлевского он перешел на работу в эту организацию. Ее деятельность, помимо пропаганды коммунистических лозунгов, заключалась также в оказании материальной помощи пострадавшим от революций, гражданской войны - детям, рабочим, крестьянам. В Германии организация называлась Internationale Rote Hilfe - Международная Красная помощь.

В конце 1924 г. отец закончил работу над книгой "Большая солидарность" о деятельности МОПРа в СССР. Книга была издана, а затем переведена на несколько европейских языков, в том числе на немецкий⁶.

В марте 1925 г. отец приехал в Берлин для организации I Международного Конгресса МОПР. Там он познакомился с активисткой немецкой Красной помощи Бертой Даниэль и ее семьей - мужем Рихардом и 4-летней дочкой Лорой.

С Бертой у отца завязалась дружба, переросшая затем во взаимную любовь. Все это могло кончиться разрушением брака Берты, но из-за маленькой дочки семью удалось сохранить. Позже у Артура и Рихарда сложились товарищеские отношения.

Берта в своих письмах вспоминает, что, когда Артур бывал в Берлине, он всегда заходил к ним в дом; где его с радостью принимали. Артур очень

любил музыку, особенно Бетховена, сам прекрасно играл на фортепиано. Ему нравилось играть в четыре руки с гостившей в их доме польской преподавательницей музыки. Особенно Берте запомнилось исполнение ими скрипичного концерта Бетховена.

Артур крепко подружился с маленькой Лорой, которая его очень любила. Вот выдержки из писем Лоры: "Дядя Артур, добрый хороший дядя Артур. Он никогда не повышал голоса, был тихий и очень скромный. Однажды он подарил мне детский граммофон с набором пластинок - увертюры из опер, симфонические концерты и т.д. Так я с ранних лет научилась любить классическую музыку".

Еще одно воспоминание: "Когда мы жили в Бритце, кажется в мае 1931 г., дядя Артур гостил у нас. Я лежала в постели с гриппом. Было утро. Папа ушел на работу, мама хлопотала по- хозяйству, а дядя Артур спал в гостиной комнате на первом этаже нашего маленького дома. Вдруг - полиция. Обыск. Дальнейшие события развернулись молниеносно. Пока полицейские обыскивали подвал и первый этаж, мама сумела, обманув сыщиков, предупредить меня (я лежала на втором этаже) и дядю Артура, который спал еще беспечным сном. Несмотря на такую страшную угрозу - быть арестованным - дядя Артур нашел пару минут, чтобы забежать ко мне в детскую, поцеловать, распрощаться, а затем с невозмутимым видом спуститься вниз, Преспокойно прошел мимо сыщиков, поздоровался с ними, сказав "guten Morgen" (со страшным акцентом - мама чуть в обморок не упала), вышел и на другой улице и скрылся у наших друзей".

После Конгресса в Берлине отец некоторое время работал по линии МОПРа в Варшаве, а с 1925 по 1931 г., став сотрудником Коминтерна, - в запрещенной польской компартии. Вот тогда он взял себе псевдоним Вальтер. В Коминтерне он работал до конца жизни. Если в далекой молодости я гордился принадлежностью отца к организации с таким громким названием, то спустя много лет с большой горечью пришлось признать, что Коминтерн в своей деятельности сыграл негативную и преступную роль. Историками разных стран мира написаны о нем сотни исследований и работ. Вывод, в основном, однозначен: Коминтерн стал с конца 1920-х гг. организацией, в первую очередь, способствовавшей пропаганде во всем мире сталинской политики.

В числе сотрудников Коминтерна было немало честных, искренних людей из многих стран мира, верящих в гуманные и социальные идеи, но осуществление этих идей было иллюзорной мечтой.

Но среди тех, кто руководил и работал в Коминтерне было много карьеристов, доносчиков, выискивавших "врагов народа", пытавшихся выслужиться пред начальством. В результате их деятельности погибли и были сосланы многие невинные люди. Среди них был мой отец.

В польской компартии отец был членом ее ЦК. Неоднократно бывал в Берлине, где находилось руководство партии. В апреле 1929 г. польская контрразведка (дефензива) его арестовала, допросила о принадлежности к компартии, что он, естественно, отрицал и, в конечном счете, за незаконный переход границы из Германии в Польшу он был осужден на 10 суток⁷.

В Польше отец скрывался под видом скромного учителя музыки. Там он более десяти раз встречался со своей сестрой Анной, жившей в Варшаве, два раза виделся с отцом и матерью.

Судьба польской компартии была, пожалуй, одной из самых трагических в коммунистическом движении. По прямому указанию Сталина все ее руководство в 1937 - 1938 гг. было уничтожено. И самую активную роль в этом сыграли Коминтерн и НКВД.

Среди тех поляков, которые были расстреляны, был очень близкий личный друг Артура - Александр Марковский (Форнальский). Его обвинили, среди прочего, и в связях с Вальтером.

Несомненно, что не перейди отец на другую работу в Коминтерне, его, как члена ЦК польской компартии, постигла бы та же участь.

Родители мамы познакомились в Ковенской губернии, в деревне Бобьяны, где они тогда жили. Бабушка моя - Берта получила хорошее образование в городе Ковно, дед был из зажиточной семьи. В Бобьянах они поженились и в 1906 г. родился их первый сын Леонид, в 1909 г. родилась моя мама - Ася, а еще через два года младший Анатолий.

Сестра и братья в детстве были очень дружны, и эту дружбу и любовь они сохранили навсегда, хотя у каждого из них сложились свои семьи и свои непростые судьбы.

После революции, находясь в Луганске и потеряв все, семья жила очень бедно и трудно. В 1920 г. они все переехали в Витебск, где мама в 1925 г. закончила семилетку. В 1926 г. мама вступила в комсомол и в поисках новой жизни уехала в Москву, где вместе со своей подругой поселилась в маленькой комнатенке в Марьиной Роще.

Работы не было. Она ходила на биржу труда и, наконец, нашла себе место в мастерской "Иголки для примусов", где в подвальном помещении стала работать на штамповочном прессе. В январе 1927 г. в дневнике мамы такая запись: "В мастерской придавила прессом себе пальцы на левой руке, так что делать ничего не могу".

Подруга позвонила маминому двоюродному брату Марку, который тогда работал в Реввоенсовете, и все ему рассказала. Марк отчитал сестру за то, что она к нему не обратилась. Она стала чаще бывать у него в доме, где он жил с женой, увезенной из родительского дома в Барнауле, и их маленькой дочкой Галей. Марк устроил маму на работу в Реввоенсовет, но через полгода она оттуда ушла - работа не соответствовала ее активному характеру.

Опять безработица, опять биржа труда. Наконец, она получила направление на авиационный завод, где стала работать на револьверном и фрезерном станках. Теперь она чувствовала себя полезной, была активной комсомолкой, ударницей.

В 1926 г. к жене Марка приехала погостить ее младшая сестра - Катя и осталась жить в Москве. Через некоторое время Катя познакомилась с товарищем Марка еще с гражданской войны Георгием Иссерсоном, вышла за него замуж и в 1928 г. у них родилась дочь Ирена. Эти семьи сыграли в жизни и судьбе мамы очень большую роль.

Как-то мама заболела и несколько дней пролежала в квартире Марка. Еще раньше из разговоров Марка и его жены Гали она слышала об их друге - Артуре, который работает нелегально за границей, где его ищут, и, не дай Бог, найдут. Она видела его на фотографии, обратила внимание на его добрые глаза.

В один из вечеров в передней квартиры раздался звонок. Это был Артур. На другой день Марк представил ему свою двоюродную сестру. Так состоялось их знакомство.

Красивой Асе, работавшей станочницей на заводе, было 19 лет, Артуру - 30. Сотрудник Коминтерна, журналист, владевший несколькими иностранными языками, музыкант.

Много лет спустя в своих воспоминаниях мама писала: "Мы полюбили друг друга, несмотря на разницу в летах, культуре, образовании. Я решила, что всегда должна быть для него самой красивой, любимой, образованной, умной подругой жизни. Через два года после знакомства мы поженились".

Они получили жилье в гостинице "Люкс" на Тверской, которая тогда была общежитием Коминтерна. В 1930 г. мама стала работать в горкоме комсомола. 2 сентября 1932 г. родился я - Юра Вальтер.

Однако полнокровной семейной жизни у отца и мамы так и не получилось. Сплошные отъезды, разлуки, ожидания - такова была работа моего отца, о которой он ничего не мог рассказать.

В 1932 г. Артур стал сотрудником отдела международных связей (ОМС) Исполкома Коминтерна и был направлен в Париж для руководства там пунктом связи. Псевдоним Артура был - Зигфрид Вальтер.

"Пункт связи ОМС в Париже занимал важнейшее место в сети Коминтерна, особенно после прихода Гитлера к власти в Германии в январе 1933 года. Здесь находились центры некоторых международных организаций, примыкавших к Коминтерну. Кроме того многие компартии, запрещенные в своих странах, не только имели в Париже свои представительства, но там даже находилось руководство этих партий.

Все нити связей с этими организациями и партиями сходились в аппарате, которым руководил Вальтер. Через пункт связи шел поток инструкций и денег, которые затем распределялись между организациями и представительствами компартий⁸.

Шифровки в Париж из Москвы направлялись на имя Зигфрида Вальтера, и за подписью Зигфрида Вальтера посылались депеши в Москву.

Деньги приходилось вручать наличными из рук в руки. Обычно это происходило в кафе, в парижских бистро, в магазинах или при встрече на улице. Иногда деньги вручал сам Вальтер, но чаще это приходилось делать сотруднику пункта. Под руководством отца с 1932 г. в течение 2-х лет работала шифровальщицей немка Берта Даниэль. Много лет спустя в своем письме ко мне она вспоминала: "Консервативная дисциплина заставляла нас видеться очень редко и не подолгу".

В Париже в те годы работала Анна Лазаревна Разумова, политический советник по Франции одного из руководителей Коминтерна - Мануильского. Отец и Анна Лазаревна были хорошо знакомы друг с другом по работе.

Но "твердокаменного большевика" из отца судя по всему не получилось. В одном из доносов, посланном в Москву, его автор Арно писал: "Я работал свыше двух лет с Вальтером, за все время он никогда не считал нужным поговорить со мной на политическую тему. Мы не имели ни одной партийной обязанности. Он не только не требовал этого, но даже препятствовал тому, чтобы сотрудники уплачивали взносы в какой либо форме. Смеясь, он говорил, что мы являемся беспартийными.

Никогда не ставил вопрос перед товарищами, что они работают ради своего убеждения. Всем людям выплачивались деньги за каждую мелочь. Даже вспомогательному персоналу выдавались большие суммы, как жалование, квартирная плата, на расходы..."⁹. Отец помогал людям как мог, не очень вдаваясь в жесткое соблюдение партийной дисциплины.

Работая в Париже, отец не мог не знать, что в самом деле происходит в СССР. Информации хватало - и западная и русская эмигрантская пресса много об этом писала. Это были страшные годы коллективизации, индустриализации за счет нечеловеческих усилий, Соловков и Беломорканала и при этом безмерного укрепления позиций Сталина.

"У него было свое мнение по поводу того, что происходило в Советской стране, не совпадающее с господствующими установками. Он не хотел участвовать в развернувшейся "охоте на ведьм", не спешил донести руководству о тех, кто мог считаться подозрительным. Такое поведение для функционера было недопустимым"¹⁰.

Мы с мамой продолжали жить в "Люксе". У меня была очень добрая няня - тетя Паша, которую мама привела в дом, увидев на улице изможденную женщину, еле стоящую на ногах от голода. Выяснилось, что тетя Паша - раскулаченная, муж ее сослан в Сибирь, а дома остались две дочки, старшей из которых 14 лет. Единственным имуществом тети Паши был огромный сундук, в котором хранилась икона. Тетя Паша осталась у нас жить, а ее дочкам мама помогла устроиться в Москве.

Конечно, по сравнению со многими другими, материально мы жили лучше. Отец, живя и работая в Европе, присылал и привозил нам одежду, некоторые вещи. У меня от тех времен долго оставались прекрасный красный самокат с большими резиновыми шинами, электрическая железная дорога с маленькими вагончиками, металлический конструктор. Отец купил себе концертный рояль, о котором долго мечтал, у него был очень ценный в то время цейсовский фотоаппарат "Лейка". На другом этаже гостиницы ему дали отдельный кабинет.

Вот только жить с нами подольше, о чем он очень мечтал, ему не было суждено.

В 1933 г. мама ушла с работы в горкоме комсомола добровольцем на строительство метро - ей опять захотелось живого дела. Она освоила несколько строительных специальностей, строила станции "Сокольники" и "Дворец Советов", рядом с уже снесенным храмом Христа Спасителя.

В начале 1935 г. мама поступила на курсы по подготовке в педагогический институт. 10 лет прошло со дня окончания семилетки, а надо было сдавать все предметы.

Мама вспомнила: "Я стала студенткой исторического факультета. На первых двух курсах меня называли "королевой": с хорошей биографией, член партии, красивая, хорошо одетая, старательная в учебе. Я была счастлива, а дома - трехлетний сын Юра, хорошая няня... Вот только Артура почти не видела".

В начале 1936 г. отец был отозван из Парижа в Москву. Некоторое время он работал в аппарате Исполкома Коминтерна.

А по всей стране шли аресты по типовым обвинениям: "за активную контрреволюционную троцкистскую деятельность". Все оппозиционеры, инакомыслящие, хотя бы в чем то несогласные с проводимой Сталиным политикой, становились врагами, террористами, шпионами и объявлялись троцкистами. "Возникло ощущение, что советская власть помешалась на Троцком" ". Хотя этой власти было за что его ненавидеть: он много знал и писал об истинном, а не мифическом Сталине и его делах.

Тем временем на Артура в Москве накапливались доносы.

Представитель компартии Польши при Исполкоме Коминтерна Стефан Скульский в своем письме на имя руководителей Коминтерна 17 августа 1936 г. писал: "Уже в течение полугода затягивается разбор дела Вальтера, поднятого по нашей инициативе в связи с его меньшевистским прошлым и причастности к троцкизму"¹². В сентябре 1937 г. сам Скульский был расстрелян. Парижский сотрудник отца Арно в своем обширном доносе подробно рассказал о привлечении к работе в руководимом отцом пункте людей, имевших родственников и друзей - троцкистов¹³. Но одним из самых серьезных обвинений отцу были его отношения с Георгием Пятаковым. В письме на мое имя из ФСБ России от 31.08.99 г. говорится: "На Ваше обращение сообщаем, что Вальтер А. Я., журналист, работник службы связи Исполкома Коминтерна, был арестован органами НКВД по обвинению в проведении антисоветской троцкистской агитации, связях с семьей Пятакова".

Георгий Пятаков, член партии большевиков с 1910 г., в будущем неоднократный член ЦК, крупный партийный, государственный и хозяйствен-

ный работник, в 1930-х гг. до ареста работал первым заместителем Наркома тяжелой промышленности СССР Г. К. Орджоникидзе.

Отец познакомился с Пятаковым в конце 1931 - начале 1932 года. Отношения с ним и его женой были очень дружественными. Мы с мамой два или три раза жили летом на их даче в Кратово.

12 сентября 1936 г. Пятаков был арестован. В то время готовился новый громкий процесс - "Организация параллельного антисоветского троцкистского центра". Его так и называли - "процесс Пятакова, Радека и др.".

"Контакт с Пятаковым, которому Сталин и Ежов отвели одну из главных ролей во втором процессе над "врагами народа", обрекал Вальтера на гибель"¹⁴.

Здесь, немного забегая вперед, мне бы хотелось привести выдержки из допроса отца через 2 недели после ареста (25 декабря 1936 г).

"Вопрос: С какой целью вы были приглашены к Пятакову?

Ответ: С тем, чтобы я играл на рояле.

Вопрос: Как часто вы бывали у Пятакова?

Ответ: 2 - 3 раза в месяц.

Вопрос: Какой характер носили ваши встречи?, Ответ: Встречи носили дружественный характер.

Вопрос: Что вас связывало с Пятаковым?

Ответ: Вопросы музыки".

В своем письме ко мне в феврале 2010 г. Фридрих Фирсов писал: "Вальтер показал, что посещал квартиру Пятакова ради игры на пианино. В общем-то, ясно, что это была отговорка - не могли такие серьезные противники Сталина не говорить друг с другом о нем. Честь и хвала мужеству и силе воли Вальтера, что он устоял перед следователем."

В конце лета - начале осени 1936 г. на какое то время отец уезжал из Москвы, а приехал с двухсторонним воспалением легких. Его положили в Кремлевскую больницу на улице Грановского.

Берта Даниэль на другой день после своего приезда в Москву - 20 ноября - посетила отца в больнице. В письме ко мне она вспоминает: "Артур очень хотел лежать дома, я возражала, так как один товарищ сказал мне по телефону, что Артур должен обязательно оставаться в больнице. Я тогда не имела никакого представления о существующей ситуации, но твой отец, конечно, понимал все, и поэтому хотел хоть еще один раз вернуться домой. 7 декабря я посетила его в "Люксе" и обещала навестить его 12 декабря.

Я пришла, но вахтер не пустил меня в здание, и я снизу позвонила твоей маме. Та плачущим голосом сказала, что Артур поехал на курорт. Я тогда почти не говорила по-русски и сразу отправилась к своей подруге, которая в моем присутствии долго говорила с твоей мамой по телефону. Из всего этого разговора мы поняли, что Артур арестован".

Арест был произведен в ночь с 10 на 11 декабря. Как вспоминает мама, последними словами отца были: "Не верь ничему, я ни в чем не виноват".

В перечне конфискованного значилось: письма, документы, книги Троцкого и Зиновьева, книги "Ленинизм и троцкизм" и "Логика фракционной борьбы", финский кинжал в кожаных ножнах и "ремень брючный желтый новый"¹⁵. В справке говорится о поступлении отца в больницу Бутырской тюрьмы 11 декабря 1936 г., то есть в те сутки, когда он был арестован.

Возникает вопрос - то ли в тюрьме все были настолько гуманны, что отца, выписанного из Кремлевской больницы за несколько дней до ареста, сразу же положили долечивать, то ли его избили в тот же день.

Дело в том, что следствие вел Александр Иванович Лангфанг, известный особой жестокостью. В 1958 г. "за нарушение социалистической законности" он был осужден на 5 лет исправительно-трудовых лагерей.

В справке НКВД сказано, что отец умер 31 января 1937 г. от гнойного воспаления почек. А за день до этого был расстрелян Георгий Пятаков.

13 марта 1937 г., через полтора месяца после смерти отца, на него было заведено дело, в котором он обвинялся в проведении антисоветской троцкистской агитации (ст. 58 - 10, с. I УК РСФСР). Эти обвинения основывались, в том числе, на "признаниях", вырванных у некоторых сотрудников аппарата Коминтерна и других организаций.

На этом фоне надо отдать дань мужеству Анны Лазаревны Разумовой, которая, будучи арестованной, на допросе отвергла все обвинения в отношении Вальтера и дала ему положительную оценку. Сама она тогда была осуждена на 15 лет заключения¹⁶.

Мама пошла в институт и рассказала в парткоме и в своей группе обо всем, уверенная, что произошла какая-то ошибка, которая должна быть исправлена. В парткоме ей твердо сказали, что она должна отречься от мужа, признать, что он "враг народа". Ничего этого она не сделала и была, при одном воздержавшемся, исключена из партии. Ее, в то время депутата Моссовета, лишили депутатского мандата.

И все же в эти страшные дни она не осталась одна - рядом был ее друг Михаил Ценципер.

Вот как пишет мама в своих воспоминаниях: "Я была ему бесконечно благодарна. Его порядочность, его преданность мне, его протянутая рука, когда многие предавали друг друга, спасли меня и Юру".

От мамы потребовали немедленного выселения из "Люкса". Миша, найдя комнату в большой коммунальной квартире захудалого деревянного дома в Лефортово, помог нам переехать. Со временем Миша стал жить с нами, родился Володя, с которым у нас всю жизнь очень братские и близкие отношения. Миша меня усыновил и стал мне на всю жизнь настоящим отцом. Таким он и остается в моей памяти. Если бы человек перед уходом из жизни мог бы узнать, что станет с его близкими, то Артур мог бы быть спокойным.

13 марта 1956 г. Главная военная прокуратура дала указание "...выдать справку о реабилитации Вальтера Артура Яковлевича его жене гр-ке Ужет Анне Львовне".

Как говорится в постановлении Следственного Управления КГБ от 24 февраля 1956 г., документов, подтверждающих обвинения А. Вальтеру в проведении антисоветской троцкистской агитации, у следствия не было.

На одном из последних допросов отца ему был задан вопрос, касающийся его участия в стачках на стороне рабочих в 1918 г., - какими соображениями он тогда руководствовался? Ответ был такой: "Настроения и чувства того времени можно определить, как революционный сентиментализм".

Мне кажется, что этот ответ является ключом ко всей его жизни. Он не был "железным комиссаром" в гражданскую войну, не был "пламенным борцом за коммунизм", работая в Коминтерне, он был человеком, ответственно выполнявшим свои обязанности, хорошо относившимся к людям и искренне желавшим для всех справедливости. Как показало его поведение в Бутырской тюрьме, он никого не выдал и не признал себя виновным.

Хотелось бы рассказать о том, как сложилась жизнь людей, близких отцу и маме в те годы. Почти все они были репрессированы.

Марк Вольпе¹⁷ - двоюродный брат мамы. Родился в 1895 году. Окончил ковенскую гимназию, Институт экспериментальной психологии в Лейпциге, Одесскую школу прапорщиков. Участвовал в первой мировой войне. После Февральской революции 1917 г. - председатель Херсонского губисполкома. В гражданскую войну - военком дивизии, управделами РВС 4-й армии. В 1922 г. окончил военную академию РККА. В 1924 - 1928 гг. работал

в аппарате РВС СССР. В последующее время - старший руководитель Военной Академии им. Фрунзе, командир и военком стрелковой дивизии, начальник Московского военного округа. С 1935 по 1937 г. - начальник административно-организационного управления Наркомата обороны СССР. В 1937 г. был расстрелян. Он был очень образованным человеком, военным писателем, добрым, честным человеком.

Жена Марка - Галина Ивановна Федулова после гибели мужа была осуждена и немало лет провела в лагерях и на поселении.

Георгий Самойлович Иссерсон - муж младшей сестры Галины Кати - родился в Петербурге в 1898 году. Окончил 3 курса медицинского факультета, получил военное образование, кавалер трех "Георгиев" в первую мировую войну, участник гражданской войны. Работая в РККА, некоторое время состоял в распоряжении Наркома обороны.

До войны, в звании комбрига, был начальником кафедры оперативного искусства Академии Генерального штаба, профессор.

По общему мнению, в том числе наиболее известных военачальников, Георгий Самойлович был крупнейшим военным теоретиком СССР.

За две недели до начала войны - 7 июня 1941 г. - он был арестован, приговорен к расстрелу, который потом заменили на 10 лет лагерей строгого режима и 5 лет ссылки. В эти годы он работал на медных рудниках Казахстана, затем в тайге Красноярского края, там же отбывал ссылку рабочим в геологоразведочной партии.

В 1955 г. профессор Иссерсой был реабилитирован и ушел в отставку в чине полковника. До своей смерти в 1976 г. написал несколько трудов по военной теории и истории.

Для моей мамы, пожалуй, одними из самых близких людей всегда были Катя и ее дочь Ирена. В доме Большого театра на Тверской, где жили Катя, Ирена, и ее сын Алексей, мы бывали довольно часто. На всю жизнь запомнились их теплота, гостеприимство, хлебосольство (достаточно представить на столе горы сибирских пельменей и огромное количество разных пирожков). Собирались там родные и близкие многих репрессированных военных. Было что вспомнить, о чем поговорить. Екатерина Ивановна умерла в начале 1990-х годов.

Ее дочь Ирена была очень дружна не только с мамой, но и со мной и Володей. Мы все были примерно одно поколение. Много лет она проработала рентгенологом в одной из поликлиник Министерства обороны. Она умерла в 2009 году. Ирена, пожалуй, была последней хранительницей памяти о всей нашей большой семье, по которой так сурово прокатилось предыдущее столетие.

Берта Даниэль, о которой говорилось выше, в 1936 г., после того, как отсидела год в тюрьме в Вене, приехала в Москву вместе с мужем Рихардом и 15-летней дочкой Лорой. 29 марта 1937 г. ее арестовали. Арестован был и ее муж. Они были сосланы в северные лагеря, где Рихард умер от недоедания в 1942 году. Берта же пробыла там до 20 декабря 1952 г. - почти 16 лет. Потом - 5 лет поселения.

Когда арестовали родителей Лоры, ей было предписано жить на расстоянии не ближе 100 километров от Москвы. После детского дома в Иваново, куда ее сначала направили, она, в конце концов, очутилась в Бирюлинском зверосовхозе Татарии. После освобождения матери они встретились и в 1957 г. уехали в ГДР. На предложение остаться в СССР Берта ответила: "С меня хватит этой страны".

В 1964 г. в Москве я встретился с Бертой. Мы долго и тепло с ней беседовали. В конце 1960-х гг. она умерла.

На стене моей комнаты в Германии висят две фотографии: моя мама и отец, стоящий с маленькой Лорой на Берлинском вокзале. А на полке - ноты 3-ей симфонии Бетховена в переложении для 4-х рук, принадлежавшие когда-то Артуру Вальтеру.

Примечания

1. ФИРСОВ Ф. И. Секретные коды истории Коминтерна. 1919 - 1943. М. 2007.

2. Протокол допроса 14 декабря 1936 г. ГЧ Госбезопасности НКВД.

3. БАБИЦКИЙ М. Письмо в адрес института истории партии при ЦК ПОРП. 1966.

4. Протокол допроса 14 декабря 1936 г. ГУ Госбезопасности НКВД.

5. БАБИЦКИЙ М. Ук. соч.

6. Die GroBe Solidaritat. Herausgegeben vom Exekutivkomitee der Internationalen Roten Hilfe. Berlin. 1925.

7. Протокол допроса 19 - 20 декабря 1936 г. ГУ Госбезопасности НКВД.

8. ФИРСОВ Ф. И. Ук.соч., с. 66.

9. Российский государственный архив социально-политических исследований (РГАСПИ), ф.495, оп.84, д. 12, л. 212 - 215.

10. ФИРСОВ Ф. И. Ук. соч., с. 69.

11. МЛЕЧИН Л. Зачем Сталин убил Троцкого. М. 2010.

12. ФИРСОВ Ф. И. Ук. соч., с. 69.

13. РГАСПИ, ф.495, оп.84, д. 12, л. 212 - 215.

14. ФИРСОВ Ф. И. Ук. соч., с. 70.

15. Протоколы ГУ Госбезопасности НКВД от 11 декабря 1936 года.

16. ПАНТЕЛЕЕВ М. Репрессии в Коминтерне (1937 - 1938 гг.). - Отечественная история. 1996, N 6, с. 165.

17. Российская еврейская энциклопедия. Российская Академия естественных наук. М. 1994.