По материалам вотчинного архива Воронцовых. Академия наук СССР. Институт истории. Изд-во АН СССР. М. 1955. 198 стр. Тираж 4000. Цена 8 руб. 80 коп.

Рецензируемая работа посвящена истории крестьянского и помещичьего хозяйства во владениях Воронцовых за первые три десятилетия XIX века. Обращение Е. И. Индовой к данной теме можно только приветствовать. Изучение истории крепостного хозяйства, как справедливо замечает автор, помогает решению многих важных вопросов, связанных с генезисом капитализма в России. Е. И. Индова поставила перед собой задачу показать на примере вотчин Воронцовых, как "по мере развития товарно-денежных отношений и зарождения капиталистических отношений изменялись черты, характеризующие типично крепостническое барщинное хозяйство, в чем конкретно выражалось разложение крепостнической системы и как далеко оно зашло в первой трети XIX в." (стр. 4). Под таким углом зрения к изучению огромных латифундий Воронцовых исследователи еще не подходили.

Книга состоит из введения, восьми глав и заключения. Во введении определяются задачи исследования, дается историография вопроса и характеристика использованных источников. Здесь же приводятся интересные сведения о формировании архива Воронцовых. Первая глава представляет собой общий очерк земельных владений и хозяйственной деятельности Воронцовых. Во второй главе рассматривается управление вотчинами. В каждой последующей главе исследуется хозяйство определенного географического района: центрально-промышленного, Карелии, северо-западного, центрально-черноземного, Поволжья и Кавказа. В заключении подводятся общие итоги исследования. В конце работы дается приложение документов, а также географический и именной указатели.

Основные выводы и наблюдения, к которым приходит Е. И. Индова в своей книге, сводятся к следующему. Воронцовская вотчина в рассматриваемое время живет в условиях все более развивающихся товарно-денежных отношений. Собственно помещичье хозяйство у Воронцовых было уже невелико. Натуральные и барщинные повинности (заготовка дров, сена и др.) не имели сколько-нибудь существенного значения. В конце XVIII в. все крестьяне были переведены на денежный оброк, ставший основной статьей помещичьего дохода. За первые 30 лет XIX столетия размеры его увеличились примерно в три раза и достигли 20 - 25 рублей с души. Обложение оброком проводилось с учетом доходов крестьянина от различных промыслов и неземледельческих занятий.

Ярким показателем роста рыночных отношений являлась предпринимательская деятельность Воронцовых. С 20-х годов XIX в. она приняла особенно широкие размеры. Используя возможность экспорта сельскохозяйственных продуктов через порты Черного моря, а также учитывая растущие потребности внутреннего рынка, Воронцовы скупают и захватывают земли сначала в центрально-черноземной полосе, а затем в Крыму и на юге Украины. На южном берегу Крыма они организуют большое винодельческое хозяйство торгового типа; в степной части Крыма заводят тонкорунное овцеводство; на Киевщине организуют зерновое хозяйство. Автор пишет, что, "заселяя и осваивая новые земли, Воронцов учитывает их специфику - стремится приспособить помещичье хозяйство к требованиям рынка..." (стр. 43). Чтобы увеличить свои денежные доходы, Воронцовы резко сокращают число дворовых людей, сажают их на землю и превращают в землепашцев.

Вместе с тем автор показывает, что крепостное хозяйство начинает уже изживать себя и разлагаться. При этом процесс разложения в различных районах проходил неодинаково и принимал разные формы. На юге широко применялся вольнонаемный труд. Так, виноградарское и винодельческое хозяйство Крыма почти целиком строилось на наемной рабочей силе. В центральных и северных областях приобретает широкие размеры сдача земли в аренду. Тем самым подрывался один из устоев крепостного хозяйства - наделение крестьян землей. Количество сдаваемой в аренду земли и арендная плата из года в год росли. Бедные крестьяне брали землю, как правило, коллективно, группами в несколько человек, богачи же предпочитали арендовать индивидуально. Автор отмечает стремление помещиков освободиться от разорившихся крестьян, предоставляя им право выкупа. Бедняки, обремененные не-

доимками, не нужны были Воронцовым. Е. И. Индовой следовало бы подчеркнуть, что и это является также одним из свидетельств начавшегося кризиса крепостного хозяйства.

В работе Е. И. Индовой обстоятельно и подробно рассматривается крестьянское хозяйство. По каждой группе имений приводятся данные о земельном обеспечении крестьян. Эти данные показывают, что земельные наделы крестьян были незначительны, и воронцовские крестьяне вынуждены были арендовать землю, в том числе и у своих владельцев. В некоторых вотчинах, особенно в Поволжье, наблюдалась тенденция к сокращению крестьянских земельных наделов. Убедительно показана в книге связь крестьянского хозяйства с рынком. В некоторых районах до 70 - 80% крестьян или непосредственно сами занимались торговыми операциями, или обслуживали торговлю. Во многих селениях устраивались еженедельные торги. В одних местах крестьяне продавали в основном хлеб, в других - мясо и скот, в третьих - продукцию своих кустарных промыслов. Деревенские торжки и базары были связаны с крупными торговыми центрами. Развивающиеся товарно-денежные отношения вызывали специализацию в крестьянском земледелии. Так, крестьяне ближайших к Петербургу сел и деревень начинали разводить преимущественно огородные культуры.

Крестьянство воронцовских вотчин в первой трети XIX в. уже не было однородным. Фактический материал, приведенный в книге, показывает, что внутри крестьянства шло не только имущественное расслоение, но и более глубокий процесс разложения на новые социальные группы, присущие складывавшейся капиталистической формации. Бедные и беднейшие крестьяне имели, как правило, незначительные посевы и очень небольшое количество скота. Группа так называемых "затягольных" крестьян вовсе не имела земельных наделов. Чтобы поддержать свое существование, крестьяне вынуждены были уходить на земледельческие и неземледельческие заработки Некоторые из них жили только продажей своей рабочей силы. Целые семьи уходили в города, бросая свои прежние крестьянские занятия. Их связь с помещиками сводилась к уплате оброка.

В книге показано также, что наряду с бедняками в имениях Воронцовых имелась группа крестьян-богачей, владевших большим количеством надельной и арендованной земли, имевших до 10 и более лошадей, арендовавших помещичьи мельницы, занимавшихся крупными торговыми операциями. Это уже представители нарождавшейся деревенской буржуазии. К сожалению, Е. И. Индова приводит мало данных о применении ими наемного труда в своих хозяйствах. Видимо, в источниках, использованных автором, эти данные скудны.

Е. И. Индова отмечает, что господство феодально-крепостнических отношений тормозило, задерживало процесс роста капиталистических отношений в помещичьем и крестьянском хозяйствах. Крестьянин по-прежнему был лично зависим от владельца и обременен тяжелым оброком. Усиление эксплуатации, увеличение оброка и насилия вотчинной администрации вызывали разнообразную по своим формам классовую борьбу крестьян. Одной из форм крестьянского протеста была подача прошений на имя помещика и в домовые конторы с жалобами на произвол управителей, непосильность оброка и других поборов с просьбой о помощи и заступничестве. Очень распространенным видом антифеодальной борьбы были побеги. Имели место и более активные выступления крестьян. Так, в 1833 г. крестьяне Романовского правления в Саратовской губернии отказались подчиняться помещику и целый год не платили ему оброка. Характерно, что местные богатеи не поддерживали борьбу крестьянской массы и нередко даже помогали вотчинной администрации.

Выводы, к которым приходит Е. И. Индова в своем исследовании, достаточно хорошо аргументированы и в целом не вызывают возражений.

Однако книга не лишена и недостатков, и некоторые ее положения являются спорными. Так, автор прав, утверждая, что под влиянием роста товарно-денежных отношений барщинное хозяйство в начале XIX в. приходит в упадок, его натуральная основа разрушается и оно все теснее связывается с рынком. Вызванная этими обстоятельствами нужда в деньгах заставляет помещика переводить крестьян на денежный оброк (стр. 29). Но Е. И. Индова не указывает, что другим способом приспособления помещика к рыночным отношениям была, если можно так выразиться, новая форма барщины. Старое барщинное хозяйство строилось на натуральной основе, и под влиянием новых хозяйственных условий оно разрушалось. Хозяйство помещика стало основываться на товарно-денежных нача-

лах. Хлеб и другие продукты, добытые барщинным трудом крестьянина, полностью или в большей своей части реализовались на рынке. Это явление можно проследить и во владениях Воронцовых. В некоторых своих украинских селах они заводят зерновое хозяйство, основанное на барщинном труде (стр. 4, 43, 44). Приспособление к товарно-денежным отношениям шло также и третьим, более радикальным способом, путем перехода к капиталистическому ведению хозяйства с применением наемной рабочей силы. Все эти способы были использованы Воронцовыми в процессе товаризации своего хозяйства, и автору нужно было особо подчеркнуть этот момент.

Не совсем к месту приведены некоторые высказывания В. И. Ленина относительно разложения крестьянства. В работе "Развитие капитализма в России" В. И. Ленин писал, что еще при господстве натурального хозяйства и продуктовой ренты появляются зачатки разложения крепостного крестьянства, которые в дальнейшем, при денежной ренте, развиваются еще более сильно. В подтверждение этих положений Е. И. Индова приводит материал о расслоении крестьян карельских деревень Воронцовых в 1812 и 1832 годах (стр. 115- 117). Действительно, за 20 лет расслоение среди них стало более заметным. Но дело в том, что все эти годы крестьяне платили денежный оброк, и поэтому нужно говорить об усилении разложения крестьянства не в результате перехода от продуктовой ренты к денежной, а в результате развития денежной ренты. Вместе с тем В. И. Ленин говорит о социальном расслоении крестьянства, а среди карельских крестьян Воронцовых можно проследить лишь имущественное расслоение.

В некоторых частях книга написана сухо и безлико. Так, описывая развитие торговли в тамбовском и воронежском имениях, автор приходит к выводу, что здесь, с одной стороны, выделились мелкие торговцы, а с другой - крупные оптовики, торговцы скотом и хлебом (стр. 143, 144), но конкретных представителей той и другой группы, их имен, характера их торговли, размеров операций вы не найдете в работе. Так же сухо рассказано о расслоении крестьян в кавказской вотчине (стр. 175, 176).

Встречаются места, изложенные не совсем ясно. Так, автор пишет, что "в 1819 г. на содержание домовых контор и вотчинных правлений крестьяне платили по 75 коп. с ревизской души, что в год с души составляло 1 руб. 50 коп. ассигнациями" (стр. 64). Из приведенного отрывка нельзя понять, сколько же платили крестьяне. Неясно, что бралось за единицу оброчного обложения в центрально-промышленных владениях: ревизская душа или семья - тягло, состоявшее из двух рабочих (стр. 88).

Непонятно, почему в работе не рассмотрены труды советских историков по этому вопросу. Автор ограничивается простым перечислением наиболее известных исследований и несколькими общими фразами о них. Между тем по истории крепостного хозяйства первой половины XIX в. имеется литература, которая заслуживает более внимательного рассмотрения. Было бы целесообразно разобрать и критически оценить ее.

В целом работа Е. И. Индовой, бесспорно, заслуживает положительной оценки. Она значительно расширяет и уточняет наши представления о состоянии крепостного хозяйства России в эпоху его разложения.