ЭКОНОМИКА (последнее)
Гордон Таллок - Расчет согласия - ЧАСТЬ I ПРЕДПОСЫЛКИ АНАЛИЗА - ГЛАВА 3 ВЗАИМОСВЯЗЬ ПОЛИТИКИ И ЭКОНОМИКИ - ПОЗИТИВНАЯ ЗАЩИТА
Актуальные публикации по вопросам экономики.
Источник: Джеймс Бьюкенен. Сочинения. Пер. с англ. Серия: "Нобелевские лауреаты по экономике". Т.1./ Фонд экономической инициативы; Гл.ред.кол.: Нуреев Р.М. и др./ - М., "Таурус Альфа", 1997.
Бьюкенен Дж., Таллок Г.
ГЛАВА 3
ВЗАИМОСВЯЗЬ ПОЛИТИКИ И ЭКОНОМИКИ
ПОЗИТИВНАЯ ЗАЩИТА
В заключение мы приведем несколько более позитивные аргументы в защиту использования индивидуалистическо-экономического допущения, согласно которому индивид максимизирует свою полезность, участвуя в политическом процессе. Есть две отдельных линии такой защиты, которые дополняют друг друга.
Первую можно назвать этико-экономической защитой гипотезы о максимизации полезности, а вторую - чисто эмпирической.
Для восприятия этико-экономической аргументации первоначально необходимо скептически, или пессимистически, взглянуть на природу человека. За эгоистическим интересом в широком смысле слова признается роль важнейшей силы, побуждающей человека к действиям в любой сфере его деятельности; деяния людей, если они не связаны этическими, или моральными, ограничениями, вполне естественно направлены на продвижение индивидуального, или частного, интереса. (Такая точка зрения на человеческую природу по существу заимствована у философов-утилитаристов.) Из этого непосредственно следует, что отдельный человек должен предпринимать определенные усилия, чтобы сдерживать свои "страсти" и действовать в соответствии с этическими, или моральными, принципами всякий раз, когда общественные институты и мораль требуют пожертвовать некоторыми частными интересами. Такие усилия, как впрочем и всякие усилия, являются редким ресурсом, иными словами они - экономические. Следовательно, их использование должно быть экономным. Настолько, насколько это возможно, должны быть созданы такие институты и выработаны такие юридические ограничения, которые направят действия индивидов, преследующих частные интересы, в русло, где эти интересы будут соответствовать, а не противоречить целям всей группы в целом. На таких психологических и этических принципах основана теория рынков, или конкурентного способа организации экономической деятельности. По этой же причине на ученых, исследующих социальные процессы, ложится обязанность проверить применимость моделей, в которых индивиды действуют сообразно своим частным интересам, если, конечно, возможно разработать теорию политического порядка (конституции), в которой будут указаны способы дальнейшей минимизации количества редких ресурсов, вовлеченных в процесс обуздания частного интереса. Сэр Денис Робертсон выразил эту точку зрения, правомерную для многих случаев, возможно, лучше, чем кто бы то ни было.
"В душе каждого человека идет неизбежная борьба между инстинктами агрессивности и стяжательства и инстинктами самопожертвования и щедрости. Долг проповедника, светского или ДУХОВНОГО, - внушить необходимость элементарного подчинения первых последним. Роль экономиста более скромная и часто неблагодарная - сделать насколько в его силах задачу проповедника выполнимой. Обязанность экономиста - издавать предупреждающий лай всякий раз, когда он видит, что отстаиваются и поддерживаются такие направления деятельности, которые излишне увеличивают напряжение между эгоистическим интересом и общественным долгом; и одобрительно вилять хвостом, когда он видит, что люди стремятся снизить это напряжение до приемлемого уровня".1
Если признается, что институты коллективного выбора также являются "переменными", и могут быть в значительной степени изменены для того, чтобы снизить напряжение, о котором говорил Робертсон, слово "экономист" в такой ситуации может быть заменено более общим термином - "обществовед". Если, как пишет Робертсон несколькими страницами далее, "такой редкий ресурс, как Любовь..." является в действительности "самым драгоценным в мире",2 то нельзя никоим образом этически обосновать попытки его использования для упорядочивания политической деятельности людей.
Вторая линия защиты экономико-индивидуалистического поведенческого допущения, как уже было отмечено, - эмпирическая. Если, исходя из этого допущения, мы сумеем построить гипотезу о коллективном выборе, которая поможет объяснить и понять существующие институты, то ничего больше не нужно бросать на чашу весов. Однако использование допущения о поведении индивидов, на котором строится экономическая теория, в анализе политики означает неявное принятие методологии, которая не характерна для политологии. Используя предположение о максимизации полезности, мы должны построить логические модели различных процессов выбора. Такие модели сами по себе являются артефактами и разрабатываются для объяснения фактов реального мира. Однако пока модель не прошла концептуальную проверку, мы не можем сделать никаких предположений о том, какая из них предпочтительнее бесконечно большого ряда моделей, которые может создать человеческое воображение. Единственным конечным тестом любой модели является ее способность помочь в понимании реальных явлений.
Любая модель состоит из трех частей: предпосылка, анализ и выводы. Предпосылки могут быть (а могут и не быть) "реалистичными" в том смысле, в каком это слово обычно используется. Во многих случаях "нереалистичность" предпосылок приводит к тому, что модели отвергаются еще до того как проанализированы и проверены выводы. По сути, единственным способом проверки "реалистичности" допущений является применимость выводов модели. Поэтому мы советуем читателю, который критически относится к предпосылке о поведении индивидов, использованной нами, оставить свои суждения о наших моделях до тех пор, пока он не сопоставит некоторые выводы, следующие из модели, со своими собственными наблюдениями существующих политических институтов.
Необходимо разграничить два возможных варианта общей модели, построенной на предпосылке, что через коллективные решения индивидуальные участники пытаются максимизировать собственную полезность. Нам нет необходимости принимать какие-либо ограничения в отношении индивидуальных функций полезности59; для построения модели необходимо лишь признание того, что эти функции различны у разных индивидов (иными словами, различные индивиды преследуют разные цели, участвуя в политическом процессе). И это все, что требуется для разработки внутренне непротиворечивой, применимой на практике теории политического выбора; с помощью этой теории мы, возможно, сумеем объяснить некоторые свойства самого процесса принятия решений. Однако в такой общей модели нельзя предсказывать результаты политического выбора.
Чтобы сделать этот дополнительный шаг, мы должны рассмотреть второй вариант модели, представляющий из себя более узкую подмодель. Мы должны наложить определенные ограничения на индивидуальные функции полезности, которые аналогичны используемым в экономической теории. Иными словами, мы должны предположить, что индивиды, участвуя в политическом процессе, в общем случае выберут "больше", а не "меньше" ("больше" и "меньше" определяются по критерию улучшения экономического положения). Используя эту модель, мы можем построить вполне работоспособную гипотезу, которая, если она не будет опровергнута фактами реального мира, подтвердит правомерность предпосылок не только подмодели, но и более обшей модели.
Нельзя безапелляционно утверждать, что этические аргументы против преследования частной выгоды на рынке или в процессе коллективного выбора должны быть четко отделены от анализа индивидуального поведения. Обществоведы и политологи, как правило, не придерживались этого разграничения. Нормы поведения зачастую оказывались подмененными проверяемыми гипотезами о поведении. Мы не хотим занимать какую-либо позицию по такому этическому вопросу, какие переменные следует ввести в функцию полезности индивида, когда он участвует в процессе общественного выбора; не собираемся мы также идти еще дальше и исследовать ряд безмерно сложных вопросов, касающихся глубинного философского смысла утилитарной концепции природы человека. Все это не имеет никакого отношения к нашему анализу в том виде, в каком мы понимаем нашу задачу. Мы знаем, что согласно одной из интерпретаций человеческой Деятельности люди в действительности стремятся максимизировать индивидуальные полезности, когда участвуют в процессе принятия политических решений, и что индивидуальные функции полезности различаются. Мы намереваемся проанализировать результаты действия различных правил выбора, основываясь на таком допущении, и делаем это, не обращая внимания на возможное моральное порицание подобных своекорыстных действий индивидов.
Модель, основанная на этом допущении, и ряд концептуально проверяемых гипотез, которые могут быть выведены из такой модели, в лучшем случае способны объяснить только один аспект коллективного выбора. Более того, даже если модель окажется полезной для объяснения существенных характеристик политики, в ней не предполагается, что все индивиды действуют в соответствии с принятой нами поведенческой гипотезой или что любой отдельный индивид поступает так всегда. Так же, как теория рынков может объяснить только некоторые из всех частных экономических действий, теория коллективного выбора может объяснить только некоторую неопределенную часть коллективных действий. Однако до тех пор, пока хотя бы отчасти поведение индивидов в процессе коллективного выбора определяется мотивами максимизации полезности и пока их самоидентификация с группой не настолько сильна, что функции полезности всех индивидов оказываются совершенно одинаковыми, экономическо-индивидуалистическая модель политической деятельности должна иметь определенную позитивную ценность.
ПРИМЕЧАНИЯ:
1 D. H. Robertson. "What Does the Economist Economize?" Economic Commentaries. London: Staples, 1956, p. 148.
2 Там же, р. 154.
Бьюкенен Дж., Таллок Г.
ГЛАВА 3
ВЗАИМОСВЯЗЬ ПОЛИТИКИ И ЭКОНОМИКИ
ПОЗИТИВНАЯ ЗАЩИТА
В заключение мы приведем несколько более позитивные аргументы в защиту использования индивидуалистическо-экономического допущения, согласно которому индивид максимизирует свою полезность, участвуя в политическом процессе. Есть две отдельных линии такой защиты, которые дополняют друг друга.
Первую можно назвать этико-экономической защитой гипотезы о максимизации полезности, а вторую - чисто эмпирической.
Для восприятия этико-экономической аргументации первоначально необходимо скептически, или пессимистически, взглянуть на природу человека. За эгоистическим интересом в широком смысле слова признается роль важнейшей силы, побуждающей человека к действиям в любой сфере его деятельности; деяния людей, если они не связаны этическими, или моральными, ограничениями, вполне естественно направлены на продвижение индивидуального, или частного, интереса. (Такая точка зрения на человеческую природу по существу заимствована у философов-утилитаристов.) Из этого непосредственно следует, что отдельный человек должен предпринимать определенные усилия, чтобы сдерживать свои "страсти" и действовать в соответствии с этическими, или моральными, принципами всякий раз, когда общественные институты и мораль требуют пожертвовать некоторыми частными интересами. Такие усилия, как впрочем и всякие усилия, являются редким ресурсом, иными словами они - экономические. Следовательно, их использование должно быть экономным. Настолько, насколько это возможно, должны быть созданы такие институты и выработаны такие юридические ограничения, которые направят действия индивидов, преследующих частные интересы, в русло, где эти интересы будут соответствовать, а не противоречить целям всей группы в целом. На таких психологических и этических принципах основана теория рынков, или конкурентного способа организации экономической деятельности. По этой же причине на ученых, исследующих социальные процессы, ложится обязанность проверить применимость моделей, в которых индивиды действуют сообразно своим частным интересам, если, конечно, возможно разработать теорию политического порядка (конституции), в которой будут указаны способы дальнейшей минимизации количества редких ресурсов, вовлеченных в процесс обуздания частного интереса. Сэр Денис Робертсон выразил эту точку зрения, правомерную для многих случаев, возможно, лучше, чем кто бы то ни было.
"В душе каждого человека идет неизбежная борьба между инстинктами агрессивности и стяжательства и инстинктами самопожертвования и щедрости. Долг проповедника, светского или ДУХОВНОГО, - внушить необходимость элементарного подчинения первых последним. Роль экономиста более скромная и часто неблагодарная - сделать насколько в его силах задачу проповедника выполнимой. Обязанность экономиста - издавать предупреждающий лай всякий раз, когда он видит, что отстаиваются и поддерживаются такие направления деятельности, которые излишне увеличивают напряжение между эгоистическим интересом и общественным долгом; и одобрительно вилять хвостом, когда он видит, что люди стремятся снизить это напряжение до приемлемого уровня".1
Если признается, что институты коллективного выбора также являются "переменными", и могут быть в значительной степени изменены для того, чтобы снизить напряжение, о котором говорил Робертсон, слово "экономист" в такой ситуации может быть заменено более общим термином - "обществовед". Если, как пишет Робертсон несколькими страницами далее, "такой редкий ресурс, как Любовь..." является в действительности "самым драгоценным в мире",2 то нельзя никоим образом этически обосновать попытки его использования для упорядочивания политической деятельности людей.
Вторая линия защиты экономико-индивидуалистического поведенческого допущения, как уже было отмечено, - эмпирическая. Если, исходя из этого допущения, мы сумеем построить гипотезу о коллективном выборе, которая поможет объяснить и понять существующие институты, то ничего больше не нужно бросать на чашу весов. Однако использование допущения о поведении индивидов, на котором строится экономическая теория, в анализе политики означает неявное принятие методологии, которая не характерна для политологии. Используя предположение о максимизации полезности, мы должны построить логические модели различных процессов выбора. Такие модели сами по себе являются артефактами и разрабатываются для объяснения фактов реального мира. Однако пока модель не прошла концептуальную проверку, мы не можем сделать никаких предположений о том, какая из них предпочтительнее бесконечно большого ряда моделей, которые может создать человеческое воображение. Единственным конечным тестом любой модели является ее способность помочь в понимании реальных явлений.
Любая модель состоит из трех частей: предпосылка, анализ и выводы. Предпосылки могут быть (а могут и не быть) "реалистичными" в том смысле, в каком это слово обычно используется. Во многих случаях "нереалистичность" предпосылок приводит к тому, что модели отвергаются еще до того как проанализированы и проверены выводы. По сути, единственным способом проверки "реалистичности" допущений является применимость выводов модели. Поэтому мы советуем читателю, который критически относится к предпосылке о поведении индивидов, использованной нами, оставить свои суждения о наших моделях до тех пор, пока он не сопоставит некоторые выводы, следующие из модели, со своими собственными наблюдениями существующих политических институтов.
Необходимо разграничить два возможных варианта общей модели, построенной на предпосылке, что через коллективные решения индивидуальные участники пытаются максимизировать собственную полезность. Нам нет необходимости принимать какие-либо ограничения в отношении индивидуальных функций полезности59; для построения модели необходимо лишь признание того, что эти функции различны у разных индивидов (иными словами, различные индивиды преследуют разные цели, участвуя в политическом процессе). И это все, что требуется для разработки внутренне непротиворечивой, применимой на практике теории политического выбора; с помощью этой теории мы, возможно, сумеем объяснить некоторые свойства самого процесса принятия решений. Однако в такой общей модели нельзя предсказывать результаты политического выбора.
Чтобы сделать этот дополнительный шаг, мы должны рассмотреть второй вариант модели, представляющий из себя более узкую подмодель. Мы должны наложить определенные ограничения на индивидуальные функции полезности, которые аналогичны используемым в экономической теории. Иными словами, мы должны предположить, что индивиды, участвуя в политическом процессе, в общем случае выберут "больше", а не "меньше" ("больше" и "меньше" определяются по критерию улучшения экономического положения). Используя эту модель, мы можем построить вполне работоспособную гипотезу, которая, если она не будет опровергнута фактами реального мира, подтвердит правомерность предпосылок не только подмодели, но и более обшей модели.
Нельзя безапелляционно утверждать, что этические аргументы против преследования частной выгоды на рынке или в процессе коллективного выбора должны быть четко отделены от анализа индивидуального поведения. Обществоведы и политологи, как правило, не придерживались этого разграничения. Нормы поведения зачастую оказывались подмененными проверяемыми гипотезами о поведении. Мы не хотим занимать какую-либо позицию по такому этическому вопросу, какие переменные следует ввести в функцию полезности индивида, когда он участвует в процессе общественного выбора; не собираемся мы также идти еще дальше и исследовать ряд безмерно сложных вопросов, касающихся глубинного философского смысла утилитарной концепции природы человека. Все это не имеет никакого отношения к нашему анализу в том виде, в каком мы понимаем нашу задачу. Мы знаем, что согласно одной из интерпретаций человеческой Деятельности люди в действительности стремятся максимизировать индивидуальные полезности, когда участвуют в процессе принятия политических решений, и что индивидуальные функции полезности различаются. Мы намереваемся проанализировать результаты действия различных правил выбора, основываясь на таком допущении, и делаем это, не обращая внимания на возможное моральное порицание подобных своекорыстных действий индивидов.
Модель, основанная на этом допущении, и ряд концептуально проверяемых гипотез, которые могут быть выведены из такой модели, в лучшем случае способны объяснить только один аспект коллективного выбора. Более того, даже если модель окажется полезной для объяснения существенных характеристик политики, в ней не предполагается, что все индивиды действуют в соответствии с принятой нами поведенческой гипотезой или что любой отдельный индивид поступает так всегда. Так же, как теория рынков может объяснить только некоторые из всех частных экономических действий, теория коллективного выбора может объяснить только некоторую неопределенную часть коллективных действий. Однако до тех пор, пока хотя бы отчасти поведение индивидов в процессе коллективного выбора определяется мотивами максимизации полезности и пока их самоидентификация с группой не настолько сильна, что функции полезности всех индивидов оказываются совершенно одинаковыми, экономическо-индивидуалистическая модель политической деятельности должна иметь определенную позитивную ценность.
ПРИМЕЧАНИЯ:
1 D. H. Robertson. "What Does the Economist Economize?" Economic Commentaries. London: Staples, 1956, p. 148.
2 Там же, р. 154.
Опубликовано 19 декабря 2004 года
Новые статьи на library.by:
ЭКОНОМИКА:
Комментируем публикацию: Гордон Таллок - Расчет согласия - ЧАСТЬ I ПРЕДПОСЫЛКИ АНАЛИЗА - ГЛАВА 3 ВЗАИМОСВЯЗЬ ПОЛИТИКИ И ЭКОНОМИКИ - ПОЗИТИВНАЯ ЗАЩИТА
подняться наверх ↑
ССЫЛКИ ДЛЯ СПИСКА ЛИТЕРАТУРЫ
По стандарту ВАК Республики Беларусь
Стандарт используется в белорусских учебных заведениях различного типа.
По ГОСТу Российской Федерации
Для образовательных и научно-исследовательских учреждений РФ
Прямой URL на данную страницу для блога или сайта
Полностью готовые для научного цитирования ссылки. Вставьте их в статью, исследование, реферат, курсой или дипломный проект, чтобы сослаться на данную публикацию №1103459226 в базе LIBRARY.BY.
подняться наверх ↑
ПАРТНЁРЫ БИБЛИОТЕКИ рекомендуем!
подняться наверх ↑
ОБРАТНО В РУБРИКУ?
Уважаемый читатель! Подписывайтесь на LIBRARY.BY в VKновости, VKтрансляция и Одноклассниках, чтобы быстро узнавать о событиях онлайн библиотеки.
Добавить статью
Обнародовать свои произведения
Редактировать работы
Для действующих авторов
Зарегистрироваться
Доступ к модулю публикаций