ЭКОНОМИКА (последнее)
Бабст и его время.
Актуальные публикации по вопросам экономики.
Источник: И. К. Бабст. Избранные труды / Под ред. Покидченко М. Г., Калмычковой Е. Н. М. Наука. 1999.
М.Г. Покидченко
БАБСТ И ЕГО ВРЕМЯ
Иван Кондратьевич Бабст
(1824-1881)
Лекции Бабста знакомили аудиторию не только с теорией предмета, но и русской хозяйственной жизнью. Зная Россию как немногие и обладая даром простого, задушевного и в то же время высокохудожественного изложения своих сведений, профессор заставлял своих слушателей с любовью останавливаться на самых мелочных подробностях русской национальной экономии.
А. И. Чупров
Иван Кондратьевич Бабст родился в 1824 г. в небогатой дворянской семье. Отец его, происходивший из обрусевших немцев, был в это время комендантом крепости Илецкая защита в Оренбургском крае. Будучи человеком просвещенным и даже опубликовавшим в молодости работу "Атилла, бич пятого века", он постарался дать своим сыновьям, Александру и Ивану, хорошее образование. Каждый из них потом в чем-то продолжил дело отца: Александр пошел по военной службе, а Иван, поступив в Московский университет, вскоре стал одним из любимых учеников знаменитого историка Т.Н. Грановского. По окончании в 1846 г. университета он, по рекомендации Грановского, был оставлен при кафедре всеобщей истории в аспирантуре или, как тогда говорили, для приготовления к профессорскому званию. Одновременно с подготовкой диссертации Бабст стал работать учителем истории в Московском сиротском доме. В 1851 г. магистерская диссертация (соответствующая современной кандидатской) на тему "Государственные мужи Древней Греции в эпоху ее распадения" была успешно защищена, и молодому ученому было предложено место на кафедре политической экономии в Казанском университете.
Приняв это предложение, Бабст довольно смело изменил свой путь ученого-историка, которому пророчили блестящее будущее, и стал экономистом. Выбор оказался успешным, тем более, что в работах Бабста-экономиста всегда присутствовал исторический метод. Более того, Бабст стал одним из первых российских экономистов, перекинувших мостик от классической политэкономии к теории исторической школы, зародившейся в 50-х годах XIX в. в Германии и ставшей предшественницей институционального направления в экономической науке.
Но вернемся к казанскому периоду жизни Бабста. В первый же год своего пребывания в Казанском университете он пишет докторскую диссертацию на историко-экономическую тему: "Джон Ло или финансовый кризис Франции в первые годы регентства". Поскольку эта работа публикуется в данной книге, нет смысла разбирать ее подробно, но следует сказать, что тема диссертации не была отвлеченной. Проблемы денежного обращения и кредита были в то время для народного хозяйства России весьма острыми и даже болезненными. Со времен выпуска при Екатерине II бумажных денег Россию преследовала ползучая инфляция из-за неумеренного пользования печатным станком со стороны правительства. Этот же период, конец XVIII - первая половина XIX в., характеризовался для России попытками государства создать кредитную систему, необходимую для развития промышленности и сельского хозяйства, которые тем не менее не дали ощутимых результатов.
Последние годы царствования Николая I, когда писалась работа Бабста, отмечены наиболее жестокой цензурой. В 1848 г. был даже создан секретный комитет по надзору за бдительностью самой цензуры во главе с крайним реакционером графом Д. Бутурлиным. В 1849 г. был вынужден подать в отставку далеко не либеральный министр просвещения С. Уваров, автор ставшего правительственным лозунга "Православие, самодержавие, народность", а пришедший ему на смену князь Ширинский-Шахматов запретил в университетах преподавание философии и заявил, что надо так поставить образование, "чтобы впредь все положения и науки должны быть основаны не на умствованиях, а на религиозных истинах".1 "Есть от чего сойти с ума, - говорил в 1850 г. Грановский, - благо Белинскому, умершему вовремя".2 В 1852 г., в год написания Бабстом работы о Джоне Ло, М. Салтыков-Щедрин был сослан в Вятку, И. Тургенев за неудачную попытку обойти цензуру был арестован полицией, а Ю. Самарин и И. Аксаков за несколько неосторожных слов подверглись краткосрочному заключению. Поэтому писать об острых проблемах экономики России можно было только иносказательно. Тем не менее работа Бабста получила широкую известность в экономических кругах и сделала молодого профессора авторитетом в новой для него области. Одновременно Бабст живо заинтересовался местными хозяйственными проблемами, о чем свидетельствуют его работы "Речная область Волги" и "Поездка в Илецкую защиту" (места его детства). Этот интерес к практическим вопросам современной ему российской экономики будет и дальше присутствовать во всех его работах.
Звездный час Бабста, период его наибольшей творческой активности, возможности свободно излагать свои мысли, наступил после смерти Николая I, по поводу которой Бабст написал в своем дневнике: "Главная опора и прибежище всего отжившего, старого, оплот деспотизма и мрака, рухнула".3 Новый император Александр II, вступивший на престол в феврале 1855 г., вынужден был вначале отдавать все силы окончанию Крымской войны, но после заключения мира в марте 1856 г. сделал первые реформаторские шаги, отменив секретный комитет по надзору за цензурой, разрешив свободную выдачу заграничных паспортов и возвратив некоторые права университетам. О дальнейших реформах можно было пока только предполагать. Реакцию общества на эти новые веяния известный русский историк А.А. Корнилов описывал следующим образом: "Настроение было совершенно оптимистическое, необыкновенно розовое... Но с другой стороны, общество, в течение целого тридцатилетия испытывавшее страшный гнет, не привыкло свободно выражать свои мысли, в самом обществе на первых порах очень мало проявлялось склонности к самодеятельности и инициативе. Привыкши всего ждать сверху, общество и теперь всего ждало от прогрессивного правительства, т.е. программы, которые от общества исходили в то время, были совершенно единодушны, - принадлежали ли они умеренным либералам, каким был умерший в октябре 1855 г. Грановский, или будущим радикалам, как Чернышевский... Все эти программы стремились, как скромно формулировал это в 1856 г. Чернышевский, к одному и тому же: все желали распространения просвещения, увеличения числа учащих и учащихся, улучшения цензурных условий (о полной отмене цензуры не смели и мечтать), постройки железных дорог - важнейшего средства к развитию промышленности, наконец, "разумного распределения экономических сил", под которым подразумевалось уничтожение крепостного права, но о чем еще не разрешалось высказываться открыто".4
В этих условиях речь (доклад), произнесенная Бабстом 6 июня 1856 г. в актовом зале Казанского университета, "О некоторых условиях, способствующих умножению народного капитала", в которой он указал на целый ряд явлений не только экономического, но и политического характера, мешающих развитию народного хозяйства России, и мер по их устранению, произвела большое впечатление и после публикации, которая осуществилась не без некоторого сопротивления властей, сделала его известным во всероссийском масштабе. Отзывы на нее поместили "Русский вестник", "Библиотека для чтения" и "Санкт-Петербургские ведомости". Чернышевский в "Современнике" приводил отрывки из речи Бабста "как прекрасные примеры благородного применения науки к жизни".5 С этого времени начинается дружба Чернышевского с Бабстом, хотя взгляды их не во всем совпадали. В одном из писем к Бабсту 1857 г. Чернышевский писал: "Благодарю Вас также за Ваши брошюры, - я считаю честью для себя доброе чувство, которое Вы, по-видимому, имеете ко мне, - да, великою честью...".6 Практическим же результатом этой речи было предложение, сделанное Бабсту Московским университетом, занять место, оставленное незадолго до этого профессором И. Вернадским.
Хотя эта работа Бабста публикуется ниже, нельзя не привести ряд положений из нее в связи с их удивительно современным звучанием. История повторяется, и этим она интересна. В своем докладе Бабст выступает как сторонник теории рыночного хозяйства и ставит проблему соотношения теории и практики, нового и старого. "Разве охранительная и просветительная система... не та же теория, как и теория свободной торговли? Но представители первой считают себя практиками в противоположность последней. На деле оказывается, что практика -это освященная давностью теория (почти дословно эту же мысль почти через сто лет повторил Кейнс. - М.П.) и что вся борьба между практикой и теорией есть не более и не менее как борьба старых убеждений с новыми понятиями, выработанными наукой и временем... К несчастью, большая часть практиков, обладающих и возможностью, и властью совершать необходимые изменения, всегда скорее готова преувеличить важность затруднений, противопоставляемых стариной новым требованиям, нежели взяться за последние".7 Итак, казалось бы, все ясно, Бабст - активный реформатор-рыночник. Но посмотрим, что он пишет дальше.
"Нельзя не сознаться, что неумолимые теоретики много повредили успеху благого дела. Поспешность, крайность и неуступчивость их вызывают упрямство и жестокую борьбу со стороны практиков". "Неумолимые теоретики, а их было всегда много в минуты тяжких народных недугов, принимают свою теорию за котел Медеи; они думают убить существующую организацию общества и из отдельных членов трупа создать новое тело... Как бы ни было вредно какое-нибудь учреждение или какая-нибудь экономическая форма, как бы она ни была несвоевременна, но с ней всегда связано столько интересов, столько частных благосостоянии, что теория должна невольно поступать осторожно и изменять постепенно, как бы сама по себе ни была верна и как бы ясно ни высказывались потребности в ней".8
Наряду с общей постановкой вопроса Бабст призывал "проверить распределение и организацию наших производительных сил, условия обращения ценностей, распределения народного богатства" и указал на ряд конкретных проблем современной ему экономики России. Так, например, он писал о слабо развитой промышленности, что в свою очередь связывал с недостатком и медленным оборотом капитала, и указывал причины такого положения дел: "Медленное обращение капиталов равнозначительно с недостатком их. Каждое улучшение в путях сообщения, в орудии мены, каждое расширение кредита способствует ускорению обращения, а вместе с тем и умножению производства". К этой же проблеме относится предложение Бабста по развитию акционерной формы предприятий и привлечению иностранных инвестиций. "Против иностранных капиталов и прилива их к нам случалось нам слышать грозные речи. Говорят о какой-то постыдной зависимости от иностранцев, - писал он и разъяснял далее. - Мы богаты землею, богаты естественными продуктами, но бедны капиталами, необходимыми для усиления нашего производства, для обработки богатых и разнообразных произведений нашей родины: очевидно значит, что нам гораздо выгоднее пользоваться чужими дешевыми капиталами".9
Другой блок проблем, поднятых Бабстом, был связан с существующими формами социальных отношений - зарегулированностью предпринимательства, раздутым чиновничьим аппаратом, коррупцией. "...У народа нет возможности дать полного развития всем своим промышленным силам, ежели его деятельность стеснена на каждом шагу вмешательством в его промышленные дела, и он не может без спросу с места двинуться, без платежа предпринять чего-нибудь". Сюда же примыкала проблема монополий, получаемых от государства отдельными предпринимателями, и монопольных прав целых сословий, гильдий, цехов, "а монополия есть зло, потому что это не более и не менее как налог на промышленность в пользу лености или воровства".10 Все это, а также нехватка кредита, особенно ударяло, по мнению Бабста, по мелкому, начинающему предпринимателю и мешало развитию здоровой конкуренции.
Совсем современно звучит проблема нестабильности политического курса, отсутствия уверенности в завтрашнем дне и гарантии прав собственности. "Когда мы уверены, что плоды наших трудов, будь они результаты труда вещественного или невещественного, не пропадут, тогда все мы готовы трудиться, - писал Бабст. - ...В беспокойные эпохи капиталы и деньги прячутся. Общее недоверие, отсутствие всякой безопасности удерживают от желания дать производительное употребление капиталам".11 Можно указать еще некоторые проблемы, поднятые Бабстом, но лучше обратиться к самой работе, публикуемой ниже.
В то же время для лучшего понимания работ Бабста следует рассмотреть краткую информацию о состоянии народного хозяйства России к середине XIX в. и предшествующих хозяйственных тенденциях. В России середины XIX в. главной отраслью экономики оставалось сельское хозяйство, основой которого было поместье с крепостными крестьянами. Еще в начале XIX в. основная масса средних помещичьих хозяйств, особенно в Центрально-Черноземном регионе, имела слабые связи с рынком, обеспечивая даже потребности в промышленных изделиях за счет "домашнего" производства, но уже с 20-х годов XIX столетия потребление поместий все больше начинает покрываться покупными товарами, и в свою очередь в них развивается все товарное производство.
Этому способствовало строительство усовершенствованных путей сообщений, использование парового водного и железнодорожного транспорта. В 1813 г. в России строится первый пароход и к 50-м годам пароходное сообщение организуется уже на всех главнейших реках России. Железнодорожное строительство шло медленнее, первая дорога Петербург-Павловск была открыта в 1837 г., в 1851 г. появилась линия Петербург-Москва и в 1859 г. - Петербург-Варшава. Другим фактором развития товарного производства было влияние внешнего рынка. Несмотря на некоторые колебания, обороты внешней торговли России в течение всей первой половины XIX в. росли с постоянным превышением вывоза над ввозом. В вывозе преобладали сельскохозяйственные и сырьевые товары - зерно, особенно пшеница, лен, пенька, сало, кожи, лес, меха, а также парусное полотно и канаты. В ввозе значительную долю составляли предметы потребления, из сырьевых товаров постоянное место занимали материалы для текстильной промышленности и постепенно возрастал ввоз машин и оборудования.
Что касается таможенной политики, то значительную часть первой половины XIX в. она определялась Е. Канкриным, министром финансов с 1823 до 1844 г., проводившим преимущественно протекционистскую политику. Еще до своего назначения он участвовал в разработке тарифа 1822 г., сменившего либеральный тариф 1819 г. Тариф 1822 г. отличался высокими ставками на ввоз многих заграничных изделий, включая полный запрет на некоторые из них. Затем несколько раз происходил пересмотр тарифов, главным образом в сторону повышения отдельных ставок. Исключение было лишь для торговли с Востоком.
Молодой российской промышленности была выгодна протекционистская политика, охранявшая ее от иностранной, прежде всего английской, конкуренции, но она была невыгодна российским помещикам - экспортерам хлеба, поэтому под давлением дворянства под конец деятельности Канкрина некоторые таможенные ставки стали понижаться, а после его отставки был введен новый тариф 1850 г., вернувший таможенную политику России к фритредерским принципам - на большую часть ввозимых товаров ставки были значительно снижены, а на вывозимые - совсем уничтожены. То же противоречие интересов между помещиками и фабрикантами было и в области денежного обращения. Обесцененный рубль был выгоден помещикам-экспортерам, но невыгоден промышленной буржуазии, поскольку затруднял накопление капитала и ввоз промышленного оборудования. Финансовая реформа 1839-1843 гг., проведенная Канкриным, стабилизировала рубль ненадолго, так как рост государственных и особенно военных расходов снова повлек за собой его обесценение.
Обратимся к сельскому хозяйству. Преобладание крепостного крестьянства было преимущественно в губерниях Центральной России. Существовало две основные формы отношений крестьян с помещиком - барщина и оброк. Барщина была выгоднее в черноземных губерниях, где помещики развивали собственное производство, прежде всего хлеба. Поэтому они сокращали до минимума крестьянские наделы для увеличения барской запашки и использования на ней крестьянского труда. Причем расширение барщины было характерно именно для первой половины XIX в. "Лет 70 назад, - писал в 50-х годах известный публицист Ю. Самарин, - владельцы значительных имений мало занимались сельским хозяйством и по большей части довольствовались Умеренным оброком, собирая сверх того натурою разные припасы для своих домашних потребностей. Этот порядок вещей изменился постепенно от совокупного действия многих причин... дворяне почувствовали необходимость заняться своими делами, увеличить свои доходы, обеспечить на будущее время верное их поступление и для достижения этих целей, естественно, избрали самое сподручное и дешевое средство: заведение барщины".12
Причинами развития помещичьего предпринимательства были, с одной стороны, постепенное разорение помещиков и одновременный рост их потребностей, а с другой - рост внутреннего спроса на сельскохозяйственную продукцию со стороны увеличивающегося городского населения и хорошая конъюнктура внешнего рынка с начала XIX в. Правда, в 20-е годы начался длительный период понижения мировых цен. Наиболее инициативные помещики попытались рационализировать свои хозяйства на базе западной агрономии и сельскохозяйственной техники. В связи с этим очень оживилась деятельность Вольного экономического общества в Петербурге и Московского общества сельского хозяйства. Но для более интенсивного производства требовались капиталы и более квалифицированные работники. Ни того, ни другого помещики не имели. "В русском сельском хозяйстве денежный капитал редко участвует, - отмечалось в работе "Начальные основания русского сельского хозяйства" (1837), - а главный необходимый, лучше сказать, неизбежный капитал есть крепостные крестьяне".13 В результате в 40-е годы в "сельскохозяйственной мысли" России начинается реакция против увлечения "западничеством" и возврат к "самобытным" формам крепостного хозяйства. "Английский фермер столь же начинает быть нужен многим русским дворянам, как французский эмигрант, итальянские в домах окна и скаковые лошади в упряжку",14 - писал в памфлете "Плуг и соха" граф Растопчин. Интересна еще одна особенность помещичьего хозяйства в этот период. Если на рубеже XVIII и XIX вв. помещики предлагали на рынок в большей степени лен, шерсть, сало и в меньшей степени зерно как товар дешевый и громоздкий, то затем сбыт зерна как товара наиболее экстенсивного производства начинает расти, и к середине XIX в. крепостное помещичье хозяйство Центрально-Черноземного региона получило характер утрированно-зернового с громадной распашкой земли и барщинной эксплуатацией крестьян. Но это был тупиковый путь. За 60 лет XIX в. урожайность крепостного земледелия совершенно не выросла.
Что же касается нечерноземных губерний, то здесь в силу почвенных и климатических условий зерновое хозяйство было невыгодно и поэтому большая часть земли передавалась в пользование крестьянам, с которых брали натуральные и денежные оброки, причем значительная часть крестьян занималась кустарными промыслами либо уходила на заработки в город. Именно эти заработки были главным источником оброка. В сельском же хозяйстве нечерноземных губерний происходил переход от экстенсивного зернового хозяйства к более интенсивному производству льна, картофеля, конопли и животноводству. Эти виды производств лучше удавались не в барщинном, а в крестьянском хозяйстве, и к середине XIX в. крестьянское производство этих продуктов стало вытеснять помещичье как во внутреннем, так и во внешнем сбыте.
Совсем иную картину давали южные степные губернии. Здесь сельское хозяйство развивалось "по американскому пути". Первоначально эти земли заселялись колонистами-иностранцами, которые создавали хозяйства фермерского типа, продолжавшие развиваться и при дальнейшем заселении края русскими переселенцами. Кроме того, с 1820-1830-х годов здесь стали появляться громадные латифундии, действующие на капиталистических началах, с применением наемного труда и сельскохозяйственных машин. Первоначально они имели овцеводческую специализацию, а затем все больше переходили на производство пшеницы, экспортируемой через черноморские порты. Вывоз южных портов составлял до 90% всего экспорта пшеницы из России. Причем, если в начале 40-х годов мировой спрос был сравнительно невелик, то отмена в 1846 г. ввозных пошлин на хлеб в Англии, промышленный переворот, продолжавшийся в других странах Европы, обусловили быстрый рост спроса и цен на хлеб на мировом рынке. Сходные тенденции наблюдались на юго-востоке России, хотя и в меньшей степени. Во-первых, 10-15% работающих здесь составляли крепостные крестьяне. Во-вторых, отдаленность этих районов от портов и отсутствие железных дорог заставляли ориентироваться, в основном, на внутренний рынок, не дававший такой прибыли. Правда, по Волге и каналам хлеб отчасти доходил отсюда до балтийских портов. Южные регионы составляли все большую конкуренцию Центрально-Черноземному району, и с 40-х годов помещики-крепостники даже вносили предложения об установлении внутренних таможенных границ, отгораживающих их от юга.
Следует сказать также о Юго-Западном регионе, где интенсивные капиталистические формы сельского хозяйства проявились в развитии свеклосеяния и организации сахарных заводов.
В промышленности России можно было видеть те же тенденции застоя в отраслях, применявших крепостной труд, и подъема в отраслях с вольнонаемными. Основная отрасль тяжелой промышленности - металлургия и металлообработка - была представлена в основном уральскими заводами с посессионными крепостными рабочими. В отличие от обычных крепостных они принадлежали не человеку, а заводу, их нельзя было продать или переместить на другое предприятие. В свое время такой статус посессионных рабочих был придуман, чтобы дать возможность заводчикам недворянского происхождения использовать труд крепостных, не нарушая дворянскую привилегию. Но в XIX в. это породило особую проблему - число таких крепостных рабочих на заводах увеличивалось за счет естественного прироста, их надо было обеспечивать работой и платить им жалование, что в свою очередь становилось препятствием на пути рационализации производства. Лишь в 1847 г. по просьбам самих заводчиков им .было разрешено отпускать посессионных рабочих на волю. В результате технический прогресс на уральских заводах в первой половине XIX в. был минимальным, в то время как в Европе и США происходил промышленный переворот, и отставание России в этой отрасли нарастало очень быстро. Если в начале XIX в. по производству чугуна Россия была на одном из первых мест в мире (в 1800 г. Россия давала 10,3 млн пудов, а Англия -11-12 млн пудов), то в 1860 г. Россия была уже на восьмом месте, хотя и увеличила свое производство в 2 раза, тогда как производство чугуна в Англии увеличилось в 24 раза. Помимо крепостного права другим фактором, влияющим на отсталость металлургической промышленности России, были высокие охранительные таможенные тарифы, которые по закону 1822 г. составляли на ввоз железа 250% его стоимости и 600% стоимости чугуна. Помимо металлургии и металлообработки тяжелая промышленность в России была слаборазвита: химическая промышленность (сернокислотная и содовая) была минимальна, каменноугольная и нефтяная почти не существовали.
В развитии легкой промышленности России в первой половине XIX в. большой контраст был между старыми отраслями - полотняной и суконной, представленными в основном крепостными дворянскими мануфактурами, и новыми - хлопчатобумажной и шелковой, развивавшимися преимущественно по капиталистическому пути. Причины падения полотняного производства лежали в распространении более дешевых хлопчатобумажных тканей, о чем будет сказано ниже, и сокращении зарубежного спроса на парусное полотно в связи с развитием пароходного сообщения. Суконная промышленность в России в начале XIX в. базировалась на крепостных помещичьих мануфактурах, производивших дешевое солдатское сукно для армии (аналогичной привилегией дворянства была монополия на винокурение). Гарантированный сбыт вел к техническому застою. А в производстве более качественных сукон для свободного рынка все большее место занимали купеческие мануфактуры с наемным трудом.
Обратную картину представляла хлопчатобумажная промышленность, не связанная ни с крепостным трудом, ни с государственными привилегиями и поставками. Вначале она была представлена только ткачеством на привозной иностранной пряже, затем постепенно здесь развивается прядильное производство, и с 50-х годов в России уже преобладает полный цикл хлопчатобумажного производства (прядение -ткачество - ситценабивное производство). Причиной быстрого развития хлопчатобумажной промышленности было удешевление в связи с промышленным переворотом английской пряжи, с которой работали русские ткацкие мануфактуры, что сделало хлопчатобумажные ткани самыми дешевыми и распространенными. Другим стимулом стала отмена в 1848 г. в Англии запрета на вывоз станков и оборудования. Массовый ввоз в Россию машин для всех стадий хлопчатобумажного производства завершил переход в этой отрасли от мануфактуры к фабрике. Сходный путь развития наблюдался в шелковой промышленности.
Интересно, что в 40-50-е годы XIX в. в легкой промышленности России пошел процесс поляризации. Ввоз машин был доступен в большей степени для владельцев крупных предприятий, и в 40-е годы началось разорение средних и особенно мелких мануфактур, но одновременно шло развитие мелкого кустарного производства. В условиях мануфактурного разделения труда многие операции осуществлялись с помощью надомников-крестьян, которых хозяева снабжали сырьем. Затем крестьяне стали сами закупать сырье и заводить свое мелкое ткацкое производство, которое было способно конкурировать с крупным за счет своей исключительной дешевизны. Размеры кустарного производства в 40-х годах стали столь значительны, что вызвали жалобы фабрикантов. Но правительство, склонное больше прислушиваться к дворянству, которое было заинтересовано в высоких доходах крепостных крестьян для получения большего оброка, на жалобы промышленников не реагировало.
Таким образом, народное хозяйство России в первой половине XIX в. при общем значительном отставании от Западной Европы и США в некоторых отраслях и регионах уже пошло по капиталистическому пути развития, хотя крепостное право и здесь было тормозом, сужая предложение труда и спрос на потребительские товары. Экономическая отсталость России, обусловленная целым рядом монопольных прав дворянства, предопределила и военное поражение России в Крымской войне 1853-1856 гг. Для российского общества, почивавшего на лаврах со времен победы над Наполеоном, это было большим шоком. Первые же сражения показали, что технический прогресс Западной Европы сказался и на вооружении. Винтовки и пушки англичан и французов были более дальнобойными и скорострельными, парусный российский флот не выдерживал сравнения с паровыми судами противника и его пришлось затопить при входе в Севастопольскую бухту, чтобы хотя бы торчащими мачтами он мог препятствовать иностранным кораблям. Снабжение же армии, за неимением железных дорог, пришлось осуществлять на подводах, и русская армия в Крыму во всем терпела нужду. Кроме того, Крымская война поглотила 538 млн руб. из государственных средств, не считая убытков частных лиц. Бюджетный дефицит вырос, денежное обращение было расстроено. Крымская война стала той последней каплей, которая убедила подавляющую часть русского общества, включая самого царя Александра II, в необходимости реформ.
Вспомним теперь снова о новоиспеченном профессоре Московского университета Бабсте. В университете он стал читать курсы политической экономии, истории политической экономии, общей статистики и статистики России. Хотя лекции Бабста базировались на классической политэкономии, он одним из первых в России заинтересовался новым направлением экономической науки, зарождавшимся в Германии в конце 40-х - начале 50-х годов XIX в., - исторической школой и стал популяризатором ее представителей В. Рошера и Б. Гильдебранда. Начиная с 1856 г. он публикует статьи: "Исторический метод в политической экономии", "О трудах Вильгельма Рошера" и "О характере политико-экономических учений, возникших после Адама Смита". В 1860-1862 гг. выходит переведенная Бабстом первая часть основной работы В. Рошера "Начала народного хозяйства с позиций исторического метода", раскритикованная сразу же Чернышевским, стоявшим на позициях классической школы и охарактеризовавшим книгу Рошера как "путаницу, лишенную человеческого смысла". Тем не менее идеи исторической школы получали со временем в России все большее распространение. В частности, идея о необходимости изучения национальных особенностей развития каждой страны перекликалась с популярными тогда мыслями славянофилов о самобытности истории России.
Бабст, хотя и сотрудничал со славянофилами, не разделял этого крайнего вывода. "Вместо того, чтобы считать ту или другую форму нашей отечественной жизни исключительно русской, - писал он, -не вернее ли, не основательнее ли справиться с историей? Она удивительно как скоро отрезвляет и, благодаря ей, мы увидим, что те или другие формы нашего быта (бытия. - М.П.) суть не что иное, как выражение известного периода нашего экономического развития, - периода, который проходили, прошли, а во многих местах проходят и другие народы Европы".15 Теоретическую позицию Бабста хорошо охарактеризовал его ученик и преемник в Московском университете, известный русский экономист А.И. Чупров: "Как историк по образованию и человек, хорошо знакомый с русской жизнью, Бабст с особенным сочувствием относился к поставленной исторической школой задаче выяснить видоизменение общих хозяйственных законов в зависимости от условий места и времени".16
Лекции Бабста вызывали большой интерес у студентов. Вот что вспоминал о них тот же А.И. Чупров: "Картины русской природы и народных занятий, характеристика типов русского промышленного населения, выраженные нередко метким словом народной поговорки - все это пускалось в ход профессором для того, чтобы выяснить перед слушателями теоремы науки и экономические особенности нашей страны. Лекции Бабста знакомили аудиторию не только с теорией предмета, но и с русской хозяйственной жизнью. Зная Россию как не многие и обладая даром простого, задушевного и в то же время высокохудожественного изложения своих сведений, профессор заставлял своих слушателей с любовью останавливаться на самых мелочных подробностях русской народной экономии".17 Эта особенность лекций Бабста была причиной приглашения его для преподавания в Московскую практическую академию коммерческих наук, содержавшуюся на средства купеческого Общества любителей коммерческих знаний. Кроме того, Бабста охотно и много публиковала активно развивавшаяся с конца 50-х годов периодическая печать.
Ослабление цензурных ограничений привело к довольно быстрому развитию отечественной публицистики, появлению все новых периодических изданий. Причем, если в 1856 г. программы русских общественных деятелей, как это отмечалось выше, при общем либеральном настроении были еще довольно близки, то после царского рескрипта от 20 ноября 1857 г., давшего сигнал к обсуждению реформы крепостного права, они стали довольно быстро дифференцироваться. Прежде всего стал уходить влево "Современник", руководимый Чернышевским и Добролюбовым, который уже к концу 1858 г. трактовал существующий умеренный прогресс как топтание на месте и печатал по крестьянскому вопросу чрезвычайно резкие и радикальные статьи. Даже Герцен в бесцензурном заграничном "Колоколе" стал осуждать "Современник" за чрезмерный радикализм. Главным выразителем либерально-демократического направления стал "Русский вестник" Каткова, позднее отошедшего от своих либеральных позиций. К нему примыкали такие журналы, как "Общественные записки", "Библиотека для чтения" и "Атеней". Эти журналы были преимущественно "западнического" направления, в то время как выразителем "славянофильских" взглядов был журнал "Русская беседа", при котором выходил специальный журнал "Сельское благоустройство", публиковавший статьи исключительно по крестьянскому вопросу. В качестве его альтернативы можно назвать другой специальный журнал "Экономический указатель" Вернадского, пропагандировавший фермерский путь развития для сельского хозяйства России.
Во всех этих журналах, за исключением, пожалуй, "Современника", Бабст публиковался, становясь все более известным широкой публике. Из его статей конца 50-х годов можно отметить следующие: "География и статистика России и смежных стран Азии", "О промышленных кризисах", "О кяхтинской торговле", "Об украинских ярмарках", "О свободном труде", "Свобода труда", "Материалы для реформы промышленного законодательства", "О винном откупе". "По поводу нового тарифа 28 мая 1857 г.", "Несколько слов о городских банках и вспомогательных кассах", "Исторический очерк торгового движения по Дунаю и его притокам", "Народное хозяйство Венгрии", "Черты из современного экономического быта Франции". Как видим, тематика статей достаточно разнообразна. Летом 1858 г. Бабст предпринял трехмесячное путешествие в Германию. Письма с его путевыми впечатлениями публиковались в "Атенее", а затем вышли отдельной книгой "От Москвы до Лейпцига" (1859). В ней много мыслей по экономическим и политическим вопросам, изложенных с либеральных позиций. Бабст "против кирасирского решения экономических вопросов", но с другой стороны, он указывает, что принцип "laissez faire" "точно так же немыслим во всей отвлеченной чистоте, как и другая крайность, в которую впадают поборники административного вмешательства в хозяйственные интересы народа и общества".18 Кроме того, в специальном журнале, выражавшем интересы российской буржуазии, "Вестник промышленности", приложением к которому выходила газета "Акционер", Бабст в 1860 г. становится соредактором и ведет постоянную рубрику "Обзор промышленности и торговли в России". Здесь уже в конце 1859 г. выходит его программная статья "Современные нужды нашего народного хозяйства", основные положения которой он развил; вскоре в своей речи (докладе) "Мысли о современных нуждах нашего народного хозяйства" (1860) в Московском университете.
В этой статье Бабст подводит итоги за прошедшие со времени его речи в Казанском университете три года и анализирует новые явления, появившиеся за это время в российской экономике. Хотя данная работа помещена ниже, нельзя не выделить некоторые ее положения, снова находящие аналогии в нашем современном хозяйственном положении. Бабст отметил, что за прошедшие три года капитализм в России уже взял бурный старт, началось активное создание акционерных компаний, биржевой ажиотаж. "Странно как-то было слышать, - пишет Бабст, - от людей, не знавших доселе иных финансовых операций, кроме пользования процентами на капиталы, положенные в опекунский совет, толки о дивиденде, премиях, курсах и тому подобных, еще недавно не ведомых большинству нашего общества, понятиях.19 И далее Бабст отмечает, на его взгляд, "поразительное явление" - первыми, кто обогатился в мутной воде "акционирования", приватизации и всякого рода спекуляций были чиновники, откупщики и иностранцы, что для нас сейчас поразительным уже не является. Не отказываясь от своих прежних слов о необходимости для России иностранных инвестиций, Бабст подчеркивает различие иностранных инвестиций и спекуляций:
"Мы нуждаемся в приливе иностранных капиталов и иностранного уменья, но только в действительных капиталах и дельных промышленниках, а не в заезжих проходимцах, действующих с заднего крыльца".20 Возможно, Бабст имел в виду ситуацию в железнодорожном строительстве, где еще в 1857 г. было организовано частное акционерное "Главное общество российских железных дорог", основанное преимущественно на французских капиталах и получившее поддержку правительства и концессию на строительство 4 тыс. верст железнодорожного пути. Но иностранцы, получив акции по льготной нарицательной цене, вскоре перепродали их с большой прибылью на российском фондовом рынке.
Но не эта пена в первую очередь заботила Бабста. "Несмотря на все реформы и предполагаемые, и свершившиеся, несмотря на мир, несмотря на мощное, по-видимому, движение в нашей промышленности, выказывающееся в беспрерывно учреждающихся промышленных компаниях, во вновь учреждаемых фабриках, мы уже третий год чувствуем неловкость и очевидное расстройство целого экономического организма, выражающееся в повсеместных жалобах на недостаток денег, во всеобщей дороговизне",21 - отмечал он. Но в действительности, по мнению Бабста, существовала потребность не в деньгах. "Торговый люд старается найти себе, действительно, денег; но вглядишься поближе и оказывается, что им нужны капиталы". "Но деньги, или капитал в форме денег, - уточняет он, - могут явиться в достаточном количестве только тогда, когда есть сбережения от других промыслов".22 Правительство же, указывал Бабст, пытается решить эти проблемы путем займов, повышением налогов и печатанием денег. Кроме того, Бабст критикует неправильную банковскую политику правительства, в связи с которой начался отток российских капиталов за рубеж. В результате, пишет он, "положение нашего денежного рынка и расстройство в нашем денежном обращении действуют вредно на весь хозяйственный организм. Весь механизм народного обращения получает характер случайности, торговля делается азартной игрой", "в целом экономическом составе общества появились признаки, сопровождающие постоянно напряженное и ненормальное направление промышленности: страсть к спекуляциям вообще, к роскоши, к скорой наживе без труда".23
Наряду с этим Бабст указывает на проблемы монопольных привилегий, необходимость гласности реформ и большей правовой свободы отдельных хозяйствующих субъектов и регионов, выступает за приватизацию неэффективных казенных предприятий и в то же время предостерегает от планов чрезмерной приватизации: "И правительство, и все мы все одинаково сознаем необходимость предоставления частной предприимчивости промышленности многого, что до сих пор было в руках правительства; но из этого еще не следует, что можно было отдать в руки частной компании почтовое ведомство или сбор таможенных доходов, или, наконец, поручить сбор винного откупа акционерной компании и попасть, очертя голову, из огня да в полымя".24 Впрочем, предоставим читателю самому ознакомиться с этой, написанной почти 140 лет назад, но, как видим, актуальной работой Бабста.
Бабст достаточно точно обозначил тенденции в развитии народного хозяйства России на рубеже 50-60-х годов и прежде всего в промышленности, интересовавшей его в наибольшей степени. По абсолютным размерам производства за период с конца 50-х до конца 60-х годов большинство основных отраслей российской промышленности дало очень небольшой прирост, а в некоторых отраслях наблюдалось сокращение производства. В первую очередь это касалось отраслей, базировавшихся прежде на крепостном труде. Но даже лидер капиталистического развития России - хлопчатобумажная промышленность - испытала в 1862-1865 гг. кризис в связи с сокращением поставок американского хлопка из-за гражданской войны в США.
В то же время шел активный процесс "грюндерства", т.е. учредительства акционерных компаний в разных отраслях экономики. В I860 г. в России было уже 78 акционерных обществ, а за период с 1861 по 1873 г. возникло еще 357. В подавляющей части акционирование шло не за счет иностранного капитала, на приток которого возлагали надежды, но основной поток которого пошел только со второй половины 70-х годов, а за счет отечественного. Например, помещики, получившие к 1872 г. около 772 млн руб. за счет выкупных платежей и продажи земли, часть этих денег обратили в акции. Правда, из 375 акционерных обществ промышленных было только 163 с капиталом 128,9 млн руб., что составляло всего 11,4% суммарного акционерного капитала. Остальные акционерные общества были представлены банками (73 с капиталом 226,9 млн руб.), железнодорожными (53 с капиталом 698,5 млн руб.) и пароходными обществами (15 с капиталом 7,3 млн руб.) и торговыми компаниями (14 с капиталом 7,3 млн руб.).
Учредительская горячка продолжалась до 1873 г., но затем стала сокращаться в результате мирового циклического кризиса, который стал впервые распространяться на Россию, уже врастающую в мировую капиталистическую систему, что проявилось в банковских крахах, замедлении железнодорожного строительства и сокращении производства в тяжелой, а затем и в легкой промышленности. Пик экономического кризиса в России пришелся на 1876 г. В 1877 г. под влиянием русско-турецкой войны промышленность, связанная с военными поставками, получила стимул к оживлению, затем оно распространилось на другие отрасли, снова увеличилось грюндерство, в 1879-1881 гг. наблюдается подъем в промышленности и торговле, но уже в 1881-1882 гг., отражая общие тенденции в мировой экономике, народное хозяйство России вступило в полосу длительной депрессии вплоть до начала 90-х годов.
Вернемся снова в начало 60-х годов, к Бабсту. Его известность как знатока российского народного хозяйства послужила причиной того, что в 1862 г. его пригласили преподавать политэкономию и статистику наследнику-цесаревичу Николаю Александровичу, впоследствии скончавшемуся до своего вступления на престол. По окончании обучения Бабст сопровождает наследника в его путешествии по России вместе с преподавателем законоведения, печально знаменитым впоследствии профессором К.П. Победоносцевым, "злой и острый" ум которого был вдохновителем реакции в годы царствования Александра III, когда, как писал Александр Блок, "Победоносцев над Россией простер совиные крыла".
Но это в будущем, а пока Бабст и Победоносцев в соавторстве посылают корреспонденции в "Московские ведомости" о путешествии цесаревича, оформленные затем в 1864 г. в отдельную книгу "Путешествие Государя Наследника Цесаревича по России от Петербурга до Крыма", большая часть которой публикуется ниже. Трудно сказать, какая именно доля в этой книге принадлежит Бабсту, но думается, что весьма большая, так как помимо подробной информации о посещении цесаревичем различных фабрик, промыслов и промышленно-сельскохозяйственных выставок, целые страницы посвящены рассуждениям об экономических проблемах и задачах России. Фактически это книга по истории и географии российского народного хозяйства, написанная к тому же легким литературным языком. Кроме того, в этой книге, официально освещающей путешествие наследника российского престола, как это ни покажется странным, присутствует критика тяжелого положения рабочих и кустарей, эксплуатации их фабрикантами и скупщиками и предложения по созданию рабочих ассоциаций (профсоюзов) и кооперативов. Бабст не был радикалом и революционером, но хотел, как он писал в своих "Публичных лекциях политической экономии", "вырвать рабочего из его зависимости от капитала и сделать его самостоятельным членом промышленности".25 Что же касается преподавательской деятельности Бабста в царской семье, то она была одобрена, и он продолжил преподавание подрастающим братьям наследника Александру и Владимиру, а с Александром (будущим Александром Ш) совершил еще два путешествия по России в 1866 и 1869 гг.
Наряду с преподаванием в царской семье Бабст продолжал оставаться профессором Московского университета, участвовал в создании нового, более либерального университетского устава, утвержденного в 1863 г. (от Московского университета в комиссии по разработке нового устава кроме Бабста был еще известный историк С. Соловьев), а с 1864 по 1868 г. был также директором Лазаревского института восточных языков. Кроме того, Бабст приобретал все больший вес в кругах московской буржуазии как своими либеральными взглядами, так и специальными познаниями, особенно в области денежного обращения и кредита. Закономерным итогом этого стало занятие им в 1867 г. поста председателя правления крупнейшего московского кредитного учреждения - Московского купеческого банка, управление которым он вначале совмещал с преподаванием, но затем, оставив университет в 1874 г., оставался до 1878 г. только банкиром. Одновременно Бабст продолжал публиковаться, в 1867-1868 гг. он был заведующим экономическим отделом в газетах И. Аксакова "Москва" и "Москвич", а в 70-е годы писал статьи в основном для "Русских ведомостей", где в 1873 г. получили известность его остроумные "Письма о банках", выходившие без имени автора, в которых он осветил многие негативные явления в кредитной системе России и предсказал еще только начинающийся и не всем заметный кризис 1873-1876 гг.
Умер Бабст б июля 1881 г. в своем подмосковном имении Белавино. За четыре месяца до этого от руки террориста погиб Александр II, в царствование которого прошла творческая жизнь Бабста. Таким образом, смерть Бабста совпала с завершением эпохи реформ в России XIX в.
ПРИМЕЧАНИЯ:
1 Цит. по: Корнилов А.А. Курс истории России XIX века. М.: Высш. шк., 1993. С. 191.
2 Там же.
3 Цит. по: Каратаев Н.К. Экономические науки в Московском университете (1755-1955). М.: Изд-во МГУ, 1956. С. 95.
4 Корнилов А.А. Курс истории России XIX века. С. 203.
5 Чернышевский Н.Г. Полн. собр. соч. М., 1950. Т. VII. С. 978.
6 Там же. Т. XIV. С. 350.
7 Настоящее издание. С. 103, 104.
8 Там же.
9 Там же. С. 117, 121-122.
10 Там же. С. 125, 117.
11 Там же. С. 111, 112.
12 Цит. по: Лященко П.И. История народного хозяйства СССР. М.: Госполитиздат, 1956. Т. 1. С. 499.
13 Там же. С. 503.
14 Там же.
15 Цит. по: Венгеров С.А. Критико-биографический словарь русских писателей и ученых. СПб., 1891. Т. II. С. 11.
16 Там же. С. 13.
17 Там же.
18 Там же. С. 10.
19 Настоящее издание. С. 141.
20 Там же. С. 154.
21 Там же. С. 129.
22 Там же. С. 143, 144.
23 Там же. С. 134, 141.
24 Там же. С. 153.
25 Бабст И.К. Публичные лекции политической экономии. М., 1860. С. 135.
М.Г. Покидченко
БАБСТ И ЕГО ВРЕМЯ
Иван Кондратьевич Бабст
(1824-1881)
Лекции Бабста знакомили аудиторию не только с теорией предмета, но и русской хозяйственной жизнью. Зная Россию как немногие и обладая даром простого, задушевного и в то же время высокохудожественного изложения своих сведений, профессор заставлял своих слушателей с любовью останавливаться на самых мелочных подробностях русской национальной экономии.
А. И. Чупров
Иван Кондратьевич Бабст родился в 1824 г. в небогатой дворянской семье. Отец его, происходивший из обрусевших немцев, был в это время комендантом крепости Илецкая защита в Оренбургском крае. Будучи человеком просвещенным и даже опубликовавшим в молодости работу "Атилла, бич пятого века", он постарался дать своим сыновьям, Александру и Ивану, хорошее образование. Каждый из них потом в чем-то продолжил дело отца: Александр пошел по военной службе, а Иван, поступив в Московский университет, вскоре стал одним из любимых учеников знаменитого историка Т.Н. Грановского. По окончании в 1846 г. университета он, по рекомендации Грановского, был оставлен при кафедре всеобщей истории в аспирантуре или, как тогда говорили, для приготовления к профессорскому званию. Одновременно с подготовкой диссертации Бабст стал работать учителем истории в Московском сиротском доме. В 1851 г. магистерская диссертация (соответствующая современной кандидатской) на тему "Государственные мужи Древней Греции в эпоху ее распадения" была успешно защищена, и молодому ученому было предложено место на кафедре политической экономии в Казанском университете.
Приняв это предложение, Бабст довольно смело изменил свой путь ученого-историка, которому пророчили блестящее будущее, и стал экономистом. Выбор оказался успешным, тем более, что в работах Бабста-экономиста всегда присутствовал исторический метод. Более того, Бабст стал одним из первых российских экономистов, перекинувших мостик от классической политэкономии к теории исторической школы, зародившейся в 50-х годах XIX в. в Германии и ставшей предшественницей институционального направления в экономической науке.
Но вернемся к казанскому периоду жизни Бабста. В первый же год своего пребывания в Казанском университете он пишет докторскую диссертацию на историко-экономическую тему: "Джон Ло или финансовый кризис Франции в первые годы регентства". Поскольку эта работа публикуется в данной книге, нет смысла разбирать ее подробно, но следует сказать, что тема диссертации не была отвлеченной. Проблемы денежного обращения и кредита были в то время для народного хозяйства России весьма острыми и даже болезненными. Со времен выпуска при Екатерине II бумажных денег Россию преследовала ползучая инфляция из-за неумеренного пользования печатным станком со стороны правительства. Этот же период, конец XVIII - первая половина XIX в., характеризовался для России попытками государства создать кредитную систему, необходимую для развития промышленности и сельского хозяйства, которые тем не менее не дали ощутимых результатов.
Последние годы царствования Николая I, когда писалась работа Бабста, отмечены наиболее жестокой цензурой. В 1848 г. был даже создан секретный комитет по надзору за бдительностью самой цензуры во главе с крайним реакционером графом Д. Бутурлиным. В 1849 г. был вынужден подать в отставку далеко не либеральный министр просвещения С. Уваров, автор ставшего правительственным лозунга "Православие, самодержавие, народность", а пришедший ему на смену князь Ширинский-Шахматов запретил в университетах преподавание философии и заявил, что надо так поставить образование, "чтобы впредь все положения и науки должны быть основаны не на умствованиях, а на религиозных истинах".1 "Есть от чего сойти с ума, - говорил в 1850 г. Грановский, - благо Белинскому, умершему вовремя".2 В 1852 г., в год написания Бабстом работы о Джоне Ло, М. Салтыков-Щедрин был сослан в Вятку, И. Тургенев за неудачную попытку обойти цензуру был арестован полицией, а Ю. Самарин и И. Аксаков за несколько неосторожных слов подверглись краткосрочному заключению. Поэтому писать об острых проблемах экономики России можно было только иносказательно. Тем не менее работа Бабста получила широкую известность в экономических кругах и сделала молодого профессора авторитетом в новой для него области. Одновременно Бабст живо заинтересовался местными хозяйственными проблемами, о чем свидетельствуют его работы "Речная область Волги" и "Поездка в Илецкую защиту" (места его детства). Этот интерес к практическим вопросам современной ему российской экономики будет и дальше присутствовать во всех его работах.
Звездный час Бабста, период его наибольшей творческой активности, возможности свободно излагать свои мысли, наступил после смерти Николая I, по поводу которой Бабст написал в своем дневнике: "Главная опора и прибежище всего отжившего, старого, оплот деспотизма и мрака, рухнула".3 Новый император Александр II, вступивший на престол в феврале 1855 г., вынужден был вначале отдавать все силы окончанию Крымской войны, но после заключения мира в марте 1856 г. сделал первые реформаторские шаги, отменив секретный комитет по надзору за цензурой, разрешив свободную выдачу заграничных паспортов и возвратив некоторые права университетам. О дальнейших реформах можно было пока только предполагать. Реакцию общества на эти новые веяния известный русский историк А.А. Корнилов описывал следующим образом: "Настроение было совершенно оптимистическое, необыкновенно розовое... Но с другой стороны, общество, в течение целого тридцатилетия испытывавшее страшный гнет, не привыкло свободно выражать свои мысли, в самом обществе на первых порах очень мало проявлялось склонности к самодеятельности и инициативе. Привыкши всего ждать сверху, общество и теперь всего ждало от прогрессивного правительства, т.е. программы, которые от общества исходили в то время, были совершенно единодушны, - принадлежали ли они умеренным либералам, каким был умерший в октябре 1855 г. Грановский, или будущим радикалам, как Чернышевский... Все эти программы стремились, как скромно формулировал это в 1856 г. Чернышевский, к одному и тому же: все желали распространения просвещения, увеличения числа учащих и учащихся, улучшения цензурных условий (о полной отмене цензуры не смели и мечтать), постройки железных дорог - важнейшего средства к развитию промышленности, наконец, "разумного распределения экономических сил", под которым подразумевалось уничтожение крепостного права, но о чем еще не разрешалось высказываться открыто".4
В этих условиях речь (доклад), произнесенная Бабстом 6 июня 1856 г. в актовом зале Казанского университета, "О некоторых условиях, способствующих умножению народного капитала", в которой он указал на целый ряд явлений не только экономического, но и политического характера, мешающих развитию народного хозяйства России, и мер по их устранению, произвела большое впечатление и после публикации, которая осуществилась не без некоторого сопротивления властей, сделала его известным во всероссийском масштабе. Отзывы на нее поместили "Русский вестник", "Библиотека для чтения" и "Санкт-Петербургские ведомости". Чернышевский в "Современнике" приводил отрывки из речи Бабста "как прекрасные примеры благородного применения науки к жизни".5 С этого времени начинается дружба Чернышевского с Бабстом, хотя взгляды их не во всем совпадали. В одном из писем к Бабсту 1857 г. Чернышевский писал: "Благодарю Вас также за Ваши брошюры, - я считаю честью для себя доброе чувство, которое Вы, по-видимому, имеете ко мне, - да, великою честью...".6 Практическим же результатом этой речи было предложение, сделанное Бабсту Московским университетом, занять место, оставленное незадолго до этого профессором И. Вернадским.
Хотя эта работа Бабста публикуется ниже, нельзя не привести ряд положений из нее в связи с их удивительно современным звучанием. История повторяется, и этим она интересна. В своем докладе Бабст выступает как сторонник теории рыночного хозяйства и ставит проблему соотношения теории и практики, нового и старого. "Разве охранительная и просветительная система... не та же теория, как и теория свободной торговли? Но представители первой считают себя практиками в противоположность последней. На деле оказывается, что практика -это освященная давностью теория (почти дословно эту же мысль почти через сто лет повторил Кейнс. - М.П.) и что вся борьба между практикой и теорией есть не более и не менее как борьба старых убеждений с новыми понятиями, выработанными наукой и временем... К несчастью, большая часть практиков, обладающих и возможностью, и властью совершать необходимые изменения, всегда скорее готова преувеличить важность затруднений, противопоставляемых стариной новым требованиям, нежели взяться за последние".7 Итак, казалось бы, все ясно, Бабст - активный реформатор-рыночник. Но посмотрим, что он пишет дальше.
"Нельзя не сознаться, что неумолимые теоретики много повредили успеху благого дела. Поспешность, крайность и неуступчивость их вызывают упрямство и жестокую борьбу со стороны практиков". "Неумолимые теоретики, а их было всегда много в минуты тяжких народных недугов, принимают свою теорию за котел Медеи; они думают убить существующую организацию общества и из отдельных членов трупа создать новое тело... Как бы ни было вредно какое-нибудь учреждение или какая-нибудь экономическая форма, как бы она ни была несвоевременна, но с ней всегда связано столько интересов, столько частных благосостоянии, что теория должна невольно поступать осторожно и изменять постепенно, как бы сама по себе ни была верна и как бы ясно ни высказывались потребности в ней".8
Наряду с общей постановкой вопроса Бабст призывал "проверить распределение и организацию наших производительных сил, условия обращения ценностей, распределения народного богатства" и указал на ряд конкретных проблем современной ему экономики России. Так, например, он писал о слабо развитой промышленности, что в свою очередь связывал с недостатком и медленным оборотом капитала, и указывал причины такого положения дел: "Медленное обращение капиталов равнозначительно с недостатком их. Каждое улучшение в путях сообщения, в орудии мены, каждое расширение кредита способствует ускорению обращения, а вместе с тем и умножению производства". К этой же проблеме относится предложение Бабста по развитию акционерной формы предприятий и привлечению иностранных инвестиций. "Против иностранных капиталов и прилива их к нам случалось нам слышать грозные речи. Говорят о какой-то постыдной зависимости от иностранцев, - писал он и разъяснял далее. - Мы богаты землею, богаты естественными продуктами, но бедны капиталами, необходимыми для усиления нашего производства, для обработки богатых и разнообразных произведений нашей родины: очевидно значит, что нам гораздо выгоднее пользоваться чужими дешевыми капиталами".9
Другой блок проблем, поднятых Бабстом, был связан с существующими формами социальных отношений - зарегулированностью предпринимательства, раздутым чиновничьим аппаратом, коррупцией. "...У народа нет возможности дать полного развития всем своим промышленным силам, ежели его деятельность стеснена на каждом шагу вмешательством в его промышленные дела, и он не может без спросу с места двинуться, без платежа предпринять чего-нибудь". Сюда же примыкала проблема монополий, получаемых от государства отдельными предпринимателями, и монопольных прав целых сословий, гильдий, цехов, "а монополия есть зло, потому что это не более и не менее как налог на промышленность в пользу лености или воровства".10 Все это, а также нехватка кредита, особенно ударяло, по мнению Бабста, по мелкому, начинающему предпринимателю и мешало развитию здоровой конкуренции.
Совсем современно звучит проблема нестабильности политического курса, отсутствия уверенности в завтрашнем дне и гарантии прав собственности. "Когда мы уверены, что плоды наших трудов, будь они результаты труда вещественного или невещественного, не пропадут, тогда все мы готовы трудиться, - писал Бабст. - ...В беспокойные эпохи капиталы и деньги прячутся. Общее недоверие, отсутствие всякой безопасности удерживают от желания дать производительное употребление капиталам".11 Можно указать еще некоторые проблемы, поднятые Бабстом, но лучше обратиться к самой работе, публикуемой ниже.
В то же время для лучшего понимания работ Бабста следует рассмотреть краткую информацию о состоянии народного хозяйства России к середине XIX в. и предшествующих хозяйственных тенденциях. В России середины XIX в. главной отраслью экономики оставалось сельское хозяйство, основой которого было поместье с крепостными крестьянами. Еще в начале XIX в. основная масса средних помещичьих хозяйств, особенно в Центрально-Черноземном регионе, имела слабые связи с рынком, обеспечивая даже потребности в промышленных изделиях за счет "домашнего" производства, но уже с 20-х годов XIX столетия потребление поместий все больше начинает покрываться покупными товарами, и в свою очередь в них развивается все товарное производство.
Этому способствовало строительство усовершенствованных путей сообщений, использование парового водного и железнодорожного транспорта. В 1813 г. в России строится первый пароход и к 50-м годам пароходное сообщение организуется уже на всех главнейших реках России. Железнодорожное строительство шло медленнее, первая дорога Петербург-Павловск была открыта в 1837 г., в 1851 г. появилась линия Петербург-Москва и в 1859 г. - Петербург-Варшава. Другим фактором развития товарного производства было влияние внешнего рынка. Несмотря на некоторые колебания, обороты внешней торговли России в течение всей первой половины XIX в. росли с постоянным превышением вывоза над ввозом. В вывозе преобладали сельскохозяйственные и сырьевые товары - зерно, особенно пшеница, лен, пенька, сало, кожи, лес, меха, а также парусное полотно и канаты. В ввозе значительную долю составляли предметы потребления, из сырьевых товаров постоянное место занимали материалы для текстильной промышленности и постепенно возрастал ввоз машин и оборудования.
Что касается таможенной политики, то значительную часть первой половины XIX в. она определялась Е. Канкриным, министром финансов с 1823 до 1844 г., проводившим преимущественно протекционистскую политику. Еще до своего назначения он участвовал в разработке тарифа 1822 г., сменившего либеральный тариф 1819 г. Тариф 1822 г. отличался высокими ставками на ввоз многих заграничных изделий, включая полный запрет на некоторые из них. Затем несколько раз происходил пересмотр тарифов, главным образом в сторону повышения отдельных ставок. Исключение было лишь для торговли с Востоком.
Молодой российской промышленности была выгодна протекционистская политика, охранявшая ее от иностранной, прежде всего английской, конкуренции, но она была невыгодна российским помещикам - экспортерам хлеба, поэтому под давлением дворянства под конец деятельности Канкрина некоторые таможенные ставки стали понижаться, а после его отставки был введен новый тариф 1850 г., вернувший таможенную политику России к фритредерским принципам - на большую часть ввозимых товаров ставки были значительно снижены, а на вывозимые - совсем уничтожены. То же противоречие интересов между помещиками и фабрикантами было и в области денежного обращения. Обесцененный рубль был выгоден помещикам-экспортерам, но невыгоден промышленной буржуазии, поскольку затруднял накопление капитала и ввоз промышленного оборудования. Финансовая реформа 1839-1843 гг., проведенная Канкриным, стабилизировала рубль ненадолго, так как рост государственных и особенно военных расходов снова повлек за собой его обесценение.
Обратимся к сельскому хозяйству. Преобладание крепостного крестьянства было преимущественно в губерниях Центральной России. Существовало две основные формы отношений крестьян с помещиком - барщина и оброк. Барщина была выгоднее в черноземных губерниях, где помещики развивали собственное производство, прежде всего хлеба. Поэтому они сокращали до минимума крестьянские наделы для увеличения барской запашки и использования на ней крестьянского труда. Причем расширение барщины было характерно именно для первой половины XIX в. "Лет 70 назад, - писал в 50-х годах известный публицист Ю. Самарин, - владельцы значительных имений мало занимались сельским хозяйством и по большей части довольствовались Умеренным оброком, собирая сверх того натурою разные припасы для своих домашних потребностей. Этот порядок вещей изменился постепенно от совокупного действия многих причин... дворяне почувствовали необходимость заняться своими делами, увеличить свои доходы, обеспечить на будущее время верное их поступление и для достижения этих целей, естественно, избрали самое сподручное и дешевое средство: заведение барщины".12
Причинами развития помещичьего предпринимательства были, с одной стороны, постепенное разорение помещиков и одновременный рост их потребностей, а с другой - рост внутреннего спроса на сельскохозяйственную продукцию со стороны увеличивающегося городского населения и хорошая конъюнктура внешнего рынка с начала XIX в. Правда, в 20-е годы начался длительный период понижения мировых цен. Наиболее инициативные помещики попытались рационализировать свои хозяйства на базе западной агрономии и сельскохозяйственной техники. В связи с этим очень оживилась деятельность Вольного экономического общества в Петербурге и Московского общества сельского хозяйства. Но для более интенсивного производства требовались капиталы и более квалифицированные работники. Ни того, ни другого помещики не имели. "В русском сельском хозяйстве денежный капитал редко участвует, - отмечалось в работе "Начальные основания русского сельского хозяйства" (1837), - а главный необходимый, лучше сказать, неизбежный капитал есть крепостные крестьяне".13 В результате в 40-е годы в "сельскохозяйственной мысли" России начинается реакция против увлечения "западничеством" и возврат к "самобытным" формам крепостного хозяйства. "Английский фермер столь же начинает быть нужен многим русским дворянам, как французский эмигрант, итальянские в домах окна и скаковые лошади в упряжку",14 - писал в памфлете "Плуг и соха" граф Растопчин. Интересна еще одна особенность помещичьего хозяйства в этот период. Если на рубеже XVIII и XIX вв. помещики предлагали на рынок в большей степени лен, шерсть, сало и в меньшей степени зерно как товар дешевый и громоздкий, то затем сбыт зерна как товара наиболее экстенсивного производства начинает расти, и к середине XIX в. крепостное помещичье хозяйство Центрально-Черноземного региона получило характер утрированно-зернового с громадной распашкой земли и барщинной эксплуатацией крестьян. Но это был тупиковый путь. За 60 лет XIX в. урожайность крепостного земледелия совершенно не выросла.
Что же касается нечерноземных губерний, то здесь в силу почвенных и климатических условий зерновое хозяйство было невыгодно и поэтому большая часть земли передавалась в пользование крестьянам, с которых брали натуральные и денежные оброки, причем значительная часть крестьян занималась кустарными промыслами либо уходила на заработки в город. Именно эти заработки были главным источником оброка. В сельском же хозяйстве нечерноземных губерний происходил переход от экстенсивного зернового хозяйства к более интенсивному производству льна, картофеля, конопли и животноводству. Эти виды производств лучше удавались не в барщинном, а в крестьянском хозяйстве, и к середине XIX в. крестьянское производство этих продуктов стало вытеснять помещичье как во внутреннем, так и во внешнем сбыте.
Совсем иную картину давали южные степные губернии. Здесь сельское хозяйство развивалось "по американскому пути". Первоначально эти земли заселялись колонистами-иностранцами, которые создавали хозяйства фермерского типа, продолжавшие развиваться и при дальнейшем заселении края русскими переселенцами. Кроме того, с 1820-1830-х годов здесь стали появляться громадные латифундии, действующие на капиталистических началах, с применением наемного труда и сельскохозяйственных машин. Первоначально они имели овцеводческую специализацию, а затем все больше переходили на производство пшеницы, экспортируемой через черноморские порты. Вывоз южных портов составлял до 90% всего экспорта пшеницы из России. Причем, если в начале 40-х годов мировой спрос был сравнительно невелик, то отмена в 1846 г. ввозных пошлин на хлеб в Англии, промышленный переворот, продолжавшийся в других странах Европы, обусловили быстрый рост спроса и цен на хлеб на мировом рынке. Сходные тенденции наблюдались на юго-востоке России, хотя и в меньшей степени. Во-первых, 10-15% работающих здесь составляли крепостные крестьяне. Во-вторых, отдаленность этих районов от портов и отсутствие железных дорог заставляли ориентироваться, в основном, на внутренний рынок, не дававший такой прибыли. Правда, по Волге и каналам хлеб отчасти доходил отсюда до балтийских портов. Южные регионы составляли все большую конкуренцию Центрально-Черноземному району, и с 40-х годов помещики-крепостники даже вносили предложения об установлении внутренних таможенных границ, отгораживающих их от юга.
Следует сказать также о Юго-Западном регионе, где интенсивные капиталистические формы сельского хозяйства проявились в развитии свеклосеяния и организации сахарных заводов.
В промышленности России можно было видеть те же тенденции застоя в отраслях, применявших крепостной труд, и подъема в отраслях с вольнонаемными. Основная отрасль тяжелой промышленности - металлургия и металлообработка - была представлена в основном уральскими заводами с посессионными крепостными рабочими. В отличие от обычных крепостных они принадлежали не человеку, а заводу, их нельзя было продать или переместить на другое предприятие. В свое время такой статус посессионных рабочих был придуман, чтобы дать возможность заводчикам недворянского происхождения использовать труд крепостных, не нарушая дворянскую привилегию. Но в XIX в. это породило особую проблему - число таких крепостных рабочих на заводах увеличивалось за счет естественного прироста, их надо было обеспечивать работой и платить им жалование, что в свою очередь становилось препятствием на пути рационализации производства. Лишь в 1847 г. по просьбам самих заводчиков им .было разрешено отпускать посессионных рабочих на волю. В результате технический прогресс на уральских заводах в первой половине XIX в. был минимальным, в то время как в Европе и США происходил промышленный переворот, и отставание России в этой отрасли нарастало очень быстро. Если в начале XIX в. по производству чугуна Россия была на одном из первых мест в мире (в 1800 г. Россия давала 10,3 млн пудов, а Англия -11-12 млн пудов), то в 1860 г. Россия была уже на восьмом месте, хотя и увеличила свое производство в 2 раза, тогда как производство чугуна в Англии увеличилось в 24 раза. Помимо крепостного права другим фактором, влияющим на отсталость металлургической промышленности России, были высокие охранительные таможенные тарифы, которые по закону 1822 г. составляли на ввоз железа 250% его стоимости и 600% стоимости чугуна. Помимо металлургии и металлообработки тяжелая промышленность в России была слаборазвита: химическая промышленность (сернокислотная и содовая) была минимальна, каменноугольная и нефтяная почти не существовали.
В развитии легкой промышленности России в первой половине XIX в. большой контраст был между старыми отраслями - полотняной и суконной, представленными в основном крепостными дворянскими мануфактурами, и новыми - хлопчатобумажной и шелковой, развивавшимися преимущественно по капиталистическому пути. Причины падения полотняного производства лежали в распространении более дешевых хлопчатобумажных тканей, о чем будет сказано ниже, и сокращении зарубежного спроса на парусное полотно в связи с развитием пароходного сообщения. Суконная промышленность в России в начале XIX в. базировалась на крепостных помещичьих мануфактурах, производивших дешевое солдатское сукно для армии (аналогичной привилегией дворянства была монополия на винокурение). Гарантированный сбыт вел к техническому застою. А в производстве более качественных сукон для свободного рынка все большее место занимали купеческие мануфактуры с наемным трудом.
Обратную картину представляла хлопчатобумажная промышленность, не связанная ни с крепостным трудом, ни с государственными привилегиями и поставками. Вначале она была представлена только ткачеством на привозной иностранной пряже, затем постепенно здесь развивается прядильное производство, и с 50-х годов в России уже преобладает полный цикл хлопчатобумажного производства (прядение -ткачество - ситценабивное производство). Причиной быстрого развития хлопчатобумажной промышленности было удешевление в связи с промышленным переворотом английской пряжи, с которой работали русские ткацкие мануфактуры, что сделало хлопчатобумажные ткани самыми дешевыми и распространенными. Другим стимулом стала отмена в 1848 г. в Англии запрета на вывоз станков и оборудования. Массовый ввоз в Россию машин для всех стадий хлопчатобумажного производства завершил переход в этой отрасли от мануфактуры к фабрике. Сходный путь развития наблюдался в шелковой промышленности.
Интересно, что в 40-50-е годы XIX в. в легкой промышленности России пошел процесс поляризации. Ввоз машин был доступен в большей степени для владельцев крупных предприятий, и в 40-е годы началось разорение средних и особенно мелких мануфактур, но одновременно шло развитие мелкого кустарного производства. В условиях мануфактурного разделения труда многие операции осуществлялись с помощью надомников-крестьян, которых хозяева снабжали сырьем. Затем крестьяне стали сами закупать сырье и заводить свое мелкое ткацкое производство, которое было способно конкурировать с крупным за счет своей исключительной дешевизны. Размеры кустарного производства в 40-х годах стали столь значительны, что вызвали жалобы фабрикантов. Но правительство, склонное больше прислушиваться к дворянству, которое было заинтересовано в высоких доходах крепостных крестьян для получения большего оброка, на жалобы промышленников не реагировало.
Таким образом, народное хозяйство России в первой половине XIX в. при общем значительном отставании от Западной Европы и США в некоторых отраслях и регионах уже пошло по капиталистическому пути развития, хотя крепостное право и здесь было тормозом, сужая предложение труда и спрос на потребительские товары. Экономическая отсталость России, обусловленная целым рядом монопольных прав дворянства, предопределила и военное поражение России в Крымской войне 1853-1856 гг. Для российского общества, почивавшего на лаврах со времен победы над Наполеоном, это было большим шоком. Первые же сражения показали, что технический прогресс Западной Европы сказался и на вооружении. Винтовки и пушки англичан и французов были более дальнобойными и скорострельными, парусный российский флот не выдерживал сравнения с паровыми судами противника и его пришлось затопить при входе в Севастопольскую бухту, чтобы хотя бы торчащими мачтами он мог препятствовать иностранным кораблям. Снабжение же армии, за неимением железных дорог, пришлось осуществлять на подводах, и русская армия в Крыму во всем терпела нужду. Кроме того, Крымская война поглотила 538 млн руб. из государственных средств, не считая убытков частных лиц. Бюджетный дефицит вырос, денежное обращение было расстроено. Крымская война стала той последней каплей, которая убедила подавляющую часть русского общества, включая самого царя Александра II, в необходимости реформ.
Вспомним теперь снова о новоиспеченном профессоре Московского университета Бабсте. В университете он стал читать курсы политической экономии, истории политической экономии, общей статистики и статистики России. Хотя лекции Бабста базировались на классической политэкономии, он одним из первых в России заинтересовался новым направлением экономической науки, зарождавшимся в Германии в конце 40-х - начале 50-х годов XIX в., - исторической школой и стал популяризатором ее представителей В. Рошера и Б. Гильдебранда. Начиная с 1856 г. он публикует статьи: "Исторический метод в политической экономии", "О трудах Вильгельма Рошера" и "О характере политико-экономических учений, возникших после Адама Смита". В 1860-1862 гг. выходит переведенная Бабстом первая часть основной работы В. Рошера "Начала народного хозяйства с позиций исторического метода", раскритикованная сразу же Чернышевским, стоявшим на позициях классической школы и охарактеризовавшим книгу Рошера как "путаницу, лишенную человеческого смысла". Тем не менее идеи исторической школы получали со временем в России все большее распространение. В частности, идея о необходимости изучения национальных особенностей развития каждой страны перекликалась с популярными тогда мыслями славянофилов о самобытности истории России.
Бабст, хотя и сотрудничал со славянофилами, не разделял этого крайнего вывода. "Вместо того, чтобы считать ту или другую форму нашей отечественной жизни исключительно русской, - писал он, -не вернее ли, не основательнее ли справиться с историей? Она удивительно как скоро отрезвляет и, благодаря ей, мы увидим, что те или другие формы нашего быта (бытия. - М.П.) суть не что иное, как выражение известного периода нашего экономического развития, - периода, который проходили, прошли, а во многих местах проходят и другие народы Европы".15 Теоретическую позицию Бабста хорошо охарактеризовал его ученик и преемник в Московском университете, известный русский экономист А.И. Чупров: "Как историк по образованию и человек, хорошо знакомый с русской жизнью, Бабст с особенным сочувствием относился к поставленной исторической школой задаче выяснить видоизменение общих хозяйственных законов в зависимости от условий места и времени".16
Лекции Бабста вызывали большой интерес у студентов. Вот что вспоминал о них тот же А.И. Чупров: "Картины русской природы и народных занятий, характеристика типов русского промышленного населения, выраженные нередко метким словом народной поговорки - все это пускалось в ход профессором для того, чтобы выяснить перед слушателями теоремы науки и экономические особенности нашей страны. Лекции Бабста знакомили аудиторию не только с теорией предмета, но и с русской хозяйственной жизнью. Зная Россию как не многие и обладая даром простого, задушевного и в то же время высокохудожественного изложения своих сведений, профессор заставлял своих слушателей с любовью останавливаться на самых мелочных подробностях русской народной экономии".17 Эта особенность лекций Бабста была причиной приглашения его для преподавания в Московскую практическую академию коммерческих наук, содержавшуюся на средства купеческого Общества любителей коммерческих знаний. Кроме того, Бабста охотно и много публиковала активно развивавшаяся с конца 50-х годов периодическая печать.
Ослабление цензурных ограничений привело к довольно быстрому развитию отечественной публицистики, появлению все новых периодических изданий. Причем, если в 1856 г. программы русских общественных деятелей, как это отмечалось выше, при общем либеральном настроении были еще довольно близки, то после царского рескрипта от 20 ноября 1857 г., давшего сигнал к обсуждению реформы крепостного права, они стали довольно быстро дифференцироваться. Прежде всего стал уходить влево "Современник", руководимый Чернышевским и Добролюбовым, который уже к концу 1858 г. трактовал существующий умеренный прогресс как топтание на месте и печатал по крестьянскому вопросу чрезвычайно резкие и радикальные статьи. Даже Герцен в бесцензурном заграничном "Колоколе" стал осуждать "Современник" за чрезмерный радикализм. Главным выразителем либерально-демократического направления стал "Русский вестник" Каткова, позднее отошедшего от своих либеральных позиций. К нему примыкали такие журналы, как "Общественные записки", "Библиотека для чтения" и "Атеней". Эти журналы были преимущественно "западнического" направления, в то время как выразителем "славянофильских" взглядов был журнал "Русская беседа", при котором выходил специальный журнал "Сельское благоустройство", публиковавший статьи исключительно по крестьянскому вопросу. В качестве его альтернативы можно назвать другой специальный журнал "Экономический указатель" Вернадского, пропагандировавший фермерский путь развития для сельского хозяйства России.
Во всех этих журналах, за исключением, пожалуй, "Современника", Бабст публиковался, становясь все более известным широкой публике. Из его статей конца 50-х годов можно отметить следующие: "География и статистика России и смежных стран Азии", "О промышленных кризисах", "О кяхтинской торговле", "Об украинских ярмарках", "О свободном труде", "Свобода труда", "Материалы для реформы промышленного законодательства", "О винном откупе". "По поводу нового тарифа 28 мая 1857 г.", "Несколько слов о городских банках и вспомогательных кассах", "Исторический очерк торгового движения по Дунаю и его притокам", "Народное хозяйство Венгрии", "Черты из современного экономического быта Франции". Как видим, тематика статей достаточно разнообразна. Летом 1858 г. Бабст предпринял трехмесячное путешествие в Германию. Письма с его путевыми впечатлениями публиковались в "Атенее", а затем вышли отдельной книгой "От Москвы до Лейпцига" (1859). В ней много мыслей по экономическим и политическим вопросам, изложенных с либеральных позиций. Бабст "против кирасирского решения экономических вопросов", но с другой стороны, он указывает, что принцип "laissez faire" "точно так же немыслим во всей отвлеченной чистоте, как и другая крайность, в которую впадают поборники административного вмешательства в хозяйственные интересы народа и общества".18 Кроме того, в специальном журнале, выражавшем интересы российской буржуазии, "Вестник промышленности", приложением к которому выходила газета "Акционер", Бабст в 1860 г. становится соредактором и ведет постоянную рубрику "Обзор промышленности и торговли в России". Здесь уже в конце 1859 г. выходит его программная статья "Современные нужды нашего народного хозяйства", основные положения которой он развил; вскоре в своей речи (докладе) "Мысли о современных нуждах нашего народного хозяйства" (1860) в Московском университете.
В этой статье Бабст подводит итоги за прошедшие со времени его речи в Казанском университете три года и анализирует новые явления, появившиеся за это время в российской экономике. Хотя данная работа помещена ниже, нельзя не выделить некоторые ее положения, снова находящие аналогии в нашем современном хозяйственном положении. Бабст отметил, что за прошедшие три года капитализм в России уже взял бурный старт, началось активное создание акционерных компаний, биржевой ажиотаж. "Странно как-то было слышать, - пишет Бабст, - от людей, не знавших доселе иных финансовых операций, кроме пользования процентами на капиталы, положенные в опекунский совет, толки о дивиденде, премиях, курсах и тому подобных, еще недавно не ведомых большинству нашего общества, понятиях.19 И далее Бабст отмечает, на его взгляд, "поразительное явление" - первыми, кто обогатился в мутной воде "акционирования", приватизации и всякого рода спекуляций были чиновники, откупщики и иностранцы, что для нас сейчас поразительным уже не является. Не отказываясь от своих прежних слов о необходимости для России иностранных инвестиций, Бабст подчеркивает различие иностранных инвестиций и спекуляций:
"Мы нуждаемся в приливе иностранных капиталов и иностранного уменья, но только в действительных капиталах и дельных промышленниках, а не в заезжих проходимцах, действующих с заднего крыльца".20 Возможно, Бабст имел в виду ситуацию в железнодорожном строительстве, где еще в 1857 г. было организовано частное акционерное "Главное общество российских железных дорог", основанное преимущественно на французских капиталах и получившее поддержку правительства и концессию на строительство 4 тыс. верст железнодорожного пути. Но иностранцы, получив акции по льготной нарицательной цене, вскоре перепродали их с большой прибылью на российском фондовом рынке.
Но не эта пена в первую очередь заботила Бабста. "Несмотря на все реформы и предполагаемые, и свершившиеся, несмотря на мир, несмотря на мощное, по-видимому, движение в нашей промышленности, выказывающееся в беспрерывно учреждающихся промышленных компаниях, во вновь учреждаемых фабриках, мы уже третий год чувствуем неловкость и очевидное расстройство целого экономического организма, выражающееся в повсеместных жалобах на недостаток денег, во всеобщей дороговизне",21 - отмечал он. Но в действительности, по мнению Бабста, существовала потребность не в деньгах. "Торговый люд старается найти себе, действительно, денег; но вглядишься поближе и оказывается, что им нужны капиталы". "Но деньги, или капитал в форме денег, - уточняет он, - могут явиться в достаточном количестве только тогда, когда есть сбережения от других промыслов".22 Правительство же, указывал Бабст, пытается решить эти проблемы путем займов, повышением налогов и печатанием денег. Кроме того, Бабст критикует неправильную банковскую политику правительства, в связи с которой начался отток российских капиталов за рубеж. В результате, пишет он, "положение нашего денежного рынка и расстройство в нашем денежном обращении действуют вредно на весь хозяйственный организм. Весь механизм народного обращения получает характер случайности, торговля делается азартной игрой", "в целом экономическом составе общества появились признаки, сопровождающие постоянно напряженное и ненормальное направление промышленности: страсть к спекуляциям вообще, к роскоши, к скорой наживе без труда".23
Наряду с этим Бабст указывает на проблемы монопольных привилегий, необходимость гласности реформ и большей правовой свободы отдельных хозяйствующих субъектов и регионов, выступает за приватизацию неэффективных казенных предприятий и в то же время предостерегает от планов чрезмерной приватизации: "И правительство, и все мы все одинаково сознаем необходимость предоставления частной предприимчивости промышленности многого, что до сих пор было в руках правительства; но из этого еще не следует, что можно было отдать в руки частной компании почтовое ведомство или сбор таможенных доходов, или, наконец, поручить сбор винного откупа акционерной компании и попасть, очертя голову, из огня да в полымя".24 Впрочем, предоставим читателю самому ознакомиться с этой, написанной почти 140 лет назад, но, как видим, актуальной работой Бабста.
Бабст достаточно точно обозначил тенденции в развитии народного хозяйства России на рубеже 50-60-х годов и прежде всего в промышленности, интересовавшей его в наибольшей степени. По абсолютным размерам производства за период с конца 50-х до конца 60-х годов большинство основных отраслей российской промышленности дало очень небольшой прирост, а в некоторых отраслях наблюдалось сокращение производства. В первую очередь это касалось отраслей, базировавшихся прежде на крепостном труде. Но даже лидер капиталистического развития России - хлопчатобумажная промышленность - испытала в 1862-1865 гг. кризис в связи с сокращением поставок американского хлопка из-за гражданской войны в США.
В то же время шел активный процесс "грюндерства", т.е. учредительства акционерных компаний в разных отраслях экономики. В I860 г. в России было уже 78 акционерных обществ, а за период с 1861 по 1873 г. возникло еще 357. В подавляющей части акционирование шло не за счет иностранного капитала, на приток которого возлагали надежды, но основной поток которого пошел только со второй половины 70-х годов, а за счет отечественного. Например, помещики, получившие к 1872 г. около 772 млн руб. за счет выкупных платежей и продажи земли, часть этих денег обратили в акции. Правда, из 375 акционерных обществ промышленных было только 163 с капиталом 128,9 млн руб., что составляло всего 11,4% суммарного акционерного капитала. Остальные акционерные общества были представлены банками (73 с капиталом 226,9 млн руб.), железнодорожными (53 с капиталом 698,5 млн руб.) и пароходными обществами (15 с капиталом 7,3 млн руб.) и торговыми компаниями (14 с капиталом 7,3 млн руб.).
Учредительская горячка продолжалась до 1873 г., но затем стала сокращаться в результате мирового циклического кризиса, который стал впервые распространяться на Россию, уже врастающую в мировую капиталистическую систему, что проявилось в банковских крахах, замедлении железнодорожного строительства и сокращении производства в тяжелой, а затем и в легкой промышленности. Пик экономического кризиса в России пришелся на 1876 г. В 1877 г. под влиянием русско-турецкой войны промышленность, связанная с военными поставками, получила стимул к оживлению, затем оно распространилось на другие отрасли, снова увеличилось грюндерство, в 1879-1881 гг. наблюдается подъем в промышленности и торговле, но уже в 1881-1882 гг., отражая общие тенденции в мировой экономике, народное хозяйство России вступило в полосу длительной депрессии вплоть до начала 90-х годов.
Вернемся снова в начало 60-х годов, к Бабсту. Его известность как знатока российского народного хозяйства послужила причиной того, что в 1862 г. его пригласили преподавать политэкономию и статистику наследнику-цесаревичу Николаю Александровичу, впоследствии скончавшемуся до своего вступления на престол. По окончании обучения Бабст сопровождает наследника в его путешествии по России вместе с преподавателем законоведения, печально знаменитым впоследствии профессором К.П. Победоносцевым, "злой и острый" ум которого был вдохновителем реакции в годы царствования Александра III, когда, как писал Александр Блок, "Победоносцев над Россией простер совиные крыла".
Но это в будущем, а пока Бабст и Победоносцев в соавторстве посылают корреспонденции в "Московские ведомости" о путешествии цесаревича, оформленные затем в 1864 г. в отдельную книгу "Путешествие Государя Наследника Цесаревича по России от Петербурга до Крыма", большая часть которой публикуется ниже. Трудно сказать, какая именно доля в этой книге принадлежит Бабсту, но думается, что весьма большая, так как помимо подробной информации о посещении цесаревичем различных фабрик, промыслов и промышленно-сельскохозяйственных выставок, целые страницы посвящены рассуждениям об экономических проблемах и задачах России. Фактически это книга по истории и географии российского народного хозяйства, написанная к тому же легким литературным языком. Кроме того, в этой книге, официально освещающей путешествие наследника российского престола, как это ни покажется странным, присутствует критика тяжелого положения рабочих и кустарей, эксплуатации их фабрикантами и скупщиками и предложения по созданию рабочих ассоциаций (профсоюзов) и кооперативов. Бабст не был радикалом и революционером, но хотел, как он писал в своих "Публичных лекциях политической экономии", "вырвать рабочего из его зависимости от капитала и сделать его самостоятельным членом промышленности".25 Что же касается преподавательской деятельности Бабста в царской семье, то она была одобрена, и он продолжил преподавание подрастающим братьям наследника Александру и Владимиру, а с Александром (будущим Александром Ш) совершил еще два путешествия по России в 1866 и 1869 гг.
Наряду с преподаванием в царской семье Бабст продолжал оставаться профессором Московского университета, участвовал в создании нового, более либерального университетского устава, утвержденного в 1863 г. (от Московского университета в комиссии по разработке нового устава кроме Бабста был еще известный историк С. Соловьев), а с 1864 по 1868 г. был также директором Лазаревского института восточных языков. Кроме того, Бабст приобретал все больший вес в кругах московской буржуазии как своими либеральными взглядами, так и специальными познаниями, особенно в области денежного обращения и кредита. Закономерным итогом этого стало занятие им в 1867 г. поста председателя правления крупнейшего московского кредитного учреждения - Московского купеческого банка, управление которым он вначале совмещал с преподаванием, но затем, оставив университет в 1874 г., оставался до 1878 г. только банкиром. Одновременно Бабст продолжал публиковаться, в 1867-1868 гг. он был заведующим экономическим отделом в газетах И. Аксакова "Москва" и "Москвич", а в 70-е годы писал статьи в основном для "Русских ведомостей", где в 1873 г. получили известность его остроумные "Письма о банках", выходившие без имени автора, в которых он осветил многие негативные явления в кредитной системе России и предсказал еще только начинающийся и не всем заметный кризис 1873-1876 гг.
Умер Бабст б июля 1881 г. в своем подмосковном имении Белавино. За четыре месяца до этого от руки террориста погиб Александр II, в царствование которого прошла творческая жизнь Бабста. Таким образом, смерть Бабста совпала с завершением эпохи реформ в России XIX в.
ПРИМЕЧАНИЯ:
1 Цит. по: Корнилов А.А. Курс истории России XIX века. М.: Высш. шк., 1993. С. 191.
2 Там же.
3 Цит. по: Каратаев Н.К. Экономические науки в Московском университете (1755-1955). М.: Изд-во МГУ, 1956. С. 95.
4 Корнилов А.А. Курс истории России XIX века. С. 203.
5 Чернышевский Н.Г. Полн. собр. соч. М., 1950. Т. VII. С. 978.
6 Там же. Т. XIV. С. 350.
7 Настоящее издание. С. 103, 104.
8 Там же.
9 Там же. С. 117, 121-122.
10 Там же. С. 125, 117.
11 Там же. С. 111, 112.
12 Цит. по: Лященко П.И. История народного хозяйства СССР. М.: Госполитиздат, 1956. Т. 1. С. 499.
13 Там же. С. 503.
14 Там же.
15 Цит. по: Венгеров С.А. Критико-биографический словарь русских писателей и ученых. СПб., 1891. Т. II. С. 11.
16 Там же. С. 13.
17 Там же.
18 Там же. С. 10.
19 Настоящее издание. С. 141.
20 Там же. С. 154.
21 Там же. С. 129.
22 Там же. С. 143, 144.
23 Там же. С. 134, 141.
24 Там же. С. 153.
25 Бабст И.К. Публичные лекции политической экономии. М., 1860. С. 135.
Опубликовано 16 ноября 2004 года
Новые статьи на library.by:
ЭКОНОМИКА:
Комментируем публикацию: Бабст и его время.
подняться наверх ↑
ССЫЛКИ ДЛЯ СПИСКА ЛИТЕРАТУРЫ
По стандарту ВАК Республики Беларусь
Стандарт используется в белорусских учебных заведениях различного типа.
По ГОСТу Российской Федерации
Для образовательных и научно-исследовательских учреждений РФ
Прямой URL на данную страницу для блога или сайта
Полностью готовые для научного цитирования ссылки. Вставьте их в статью, исследование, реферат, курсой или дипломный проект, чтобы сослаться на данную публикацию №1100602353 в базе LIBRARY.BY.
подняться наверх ↑
ПАРТНЁРЫ БИБЛИОТЕКИ рекомендуем!
подняться наверх ↑
ОБРАТНО В РУБРИКУ?
Уважаемый читатель! Подписывайтесь на LIBRARY.BY в VKновости, VKтрансляция и Одноклассниках, чтобы быстро узнавать о событиях онлайн библиотеки.
Добавить статью
Обнародовать свои произведения
Редактировать работы
Для действующих авторов
Зарегистрироваться
Доступ к модулю публикаций