Н.С. АРАПОВА, кандидат филологических наук

Этимологические словари русского языка не рассматривают слова сорванец. В словообразовательном отношении оно вполне прозрачно: это суффиксальное производное (с суффиксом -ец) от причастия сорванный (в диалектах отмечается и без суффиксов: "Сорван. Сорванец" - А. Подвысоцкий. Словарь областного архангельского наречия. 1885). Глагол сорвать - от рвать. Но слова сорванец нет даже в обширном перечне производных от глагола рвать в Этимологическом словаре русского языка А. Преображенского.

Словарь Д.Н. Ушакова приводит следующую дефиницию слова сорванец: "шалун, озорник, безобразник" и сопровождает ее пометой разг[оворное] (Т. IV). Словарь С.И. Ожегова (1972) тоже отмечает разговорный характер этого слова, а в качестве объяснительного синонима дает только озорник. В современном разговорном языке сорванец употребляется, как правило, по отношению к детям и подросткам. Однако в "детскую сферу" это слово спустилось поздно - по-видимому, уже в XX веке, а в XIX оно обычно характеризовало взрослых людей.

Так, в Словаре языка Пушкина (Т. П.) сорванец толкуется как "наглый повеса, забияка". В "Капитанской дочке" старик Гринев пишет провинившемуся сыну: "Ты доказал, что шпагу носить еще недостоин,

стр. 97

которая пожалована тебе в защиту отечества, а не для дуэлей с такими же сорванцами, каков ты сам". Здесь можно было бы усмотреть отношение отца к сыну как к мальчишке. Но в письме А.С. Пушкина И.И. Дмитриеву 14 февраля 1832 года речь идет, бесспорно, о взрослых: "Киреевский, добрый и скромный Киреевский, представлен правительству сорванцом и якобинцем!". Или в "Сне Обломова" И.А. Гончарова (1849): "Они [хозяева Обломовки. - Н.А .] с радушием заколют отличную индейку или дюжину цыплят к приезду гостя, но лишней изюминки в кушанье не положат, и побледнеют, как тот же гость самовольно вздумает сам налить себе рюмку вина. Впрочем, такого разврата там почти не случалось: это сделает разве сорванец какой-нибудь, погибший в общем мнении человек; такого гостя и во двор не пустят". И значительно позже, в "Мелочах архиерейской жизни" Н.С. Лескова (1878): "Вот и наскочил, - так тебе, сорванцу, и надо!" это относится не просто к взрослому человеку, а к полицейскому генералу, который направил митрополиту Филарету письмо с замечанием, что в московских приходских церквах плохо поют: Филарет же расценил это как дерзкое вмешательство не в свое дело и недопустимое превышение власти со стороны светского лица, пусть и генерала.

Словарь Академии Российской (1794), где по данным семнадцатитомного Словаря современного русского литературного языка сорванец фиксируется впервые, определяет это слово как "шалун, наглец". Сорванец встречается и ранее в текстах XVIII века. В комедии М.И. Веревкина "Имянинники" (1774) так зовут одного из слуг, ловкого и находчивого (другой для контраста носит имя Ротозей ).

Современному же значению сорванец в Словаре Академии Российской более соответствует значение другого слова: "Вешаной. Простонар(одное). Тот, которой неумеренно резвится. Эдакой вешаной" (1789).

Так кто же такой сорванец ? Сорванец - это правонарушитель, приговоренный к виселице и сорвавшийся с нее во время экзекуции (то же самое можно отнести и к уже приведенному причастию вешаный ). "Средние века нашей истории были эпохой отвратительной жестокости, но и тогда, если преступник, приговоренный судом к смертной казни, срывался с виселицы - его оставляли жить" (М. Горький. Несвоевременные мысли. 1917-1918). В Петровское время такой человек свободы не получал: "Когда палач... кого имеет повесить, а веревка порветца, и осужденный с висилицы оторветца, и еще жив будет, того ради осужденный не свободен есть" (Артикул воинский 1715 г. - СлРЯ XVIII в. Вып. 3). Избежавшие повешения преступники рассматривались как весьма опасный элемент общества: "Чтоб черт побрал всех этих побродяг, которые сорвавшись может быть с виселицы приезжают сюда и ворочают как хотят всем домом" (комедия "Мнимый мудрец", 1789 г. - там же). В Вейсманновом Лексиконе (1731) дан такой

стр. 98

пример: "Galgenschwengel... бешеный, будто с виселицы сорвался". И в середине XIX века сорвавшиеся с виселицы - обычное определение наглых головорезов. Так, в статье А.И. Герцена ""Библиотека" - дочь Сенковского" (1860) читаем: "...можно указать ... на Диккенса с его Оливером Твистом и героями, сорвавшимися с виселицы, о которых он рассказывает подробности shocking". Еще и в XIX веке простые люди верили в то, что сорвавшихся с виселицы повторно вешать нельзя, и когда при казни декабристов трое из них сорвались, но были повешены вторично, это вызвало в солдатской массе - даже среди тех, кто не сочувствовал бунту против царя, - протест и истолковывалось как дурное предзнаменование для царя и России.

Существительному сорванец близко по значению слово оторва. Оно образовано от глагола оторвать(ся) и тоже связано с казнью на виселице: оторва - это преступник, оторвавшийся при повешении, оставшийся в живых и вследствие ненаказуемости обнаглевший вконец. В Толковом словаре В.И. Даля оно дано с пометой московское и сопровождается толкованием отябель "бесстыжий наглец", отчаянный, окаянный" (Даль. Т. II). В современном просторечии слова оторва, оторвяга - теоретически общего рода, как пройдоха, раззява, растрепа, но в речи чаще адресуется девочкам, нежели мальчикам.

В Словаре Даля мы находим также слова урванецъ, урвенъ и урва "сорванец,сорвиголова"(Т. IV).

С казнью на виселице связано и слово повеса. Оно отмечается в словарях с 1771 года. Его исконное значение "висельник, преступник, заслуживший виселицу; негодяй", позднее подвергалось той же семантической эрозии, что и у слов сорванец и оторва. В середине XVIII века оно уже значит "безобразник, бездельник, совершающий различные (часто небезопасные) проделки": "Славу свою в том почитаешь, чтоб похвастать и уязвить кого-нибудь и в комедиях повесничать. <...> Кричишь ты в комедии, с подобными себе повесами, кучею собравшись, столь громко, что заглушаешь комедиантские речи и зрителей огорчаешь" (В.И. Лукин. "Задумчивый". 1769). Но исконное его значение - "висельник" - подтверждается Далем, который приводит ряд диалектных слов с тем же корнем: висляй, висляйка, вислуха, вислушка, вислена, висляга "праздный шатун, повеса" (Т. I). В XIX веке повеса приобретает "донжуанский" оттенок и окончательно закрепляется за лицами мужского пола, но в XVIII веке оно употреблялось и применительно к женщинам. Так, в комедии М. Веревкина "Так и должно" повесой хозяйка дома называет служанку Маланью.

К существительному сорванец близко по значению сорвиголова (Даль. Т. II, также оторвиголова). Существительное сорвиголова имеет более позднюю лексикографическую фиксацию: по данным семнадцатитомного Словаря современного русского литературного языка оно впервые зафиксировано в Словаре Академии наук 1847 года. Но

стр. 99

Г. П. Князькова (Русское просторечие второй половины XVIII века) отмечает его в текстах XVIII века. Для составителей академического словаря 1847 года сорвиголова и сорванец были синонимами: "Сорвиголова. Смельчак, на все готовый, дерзкий человек, сорванец". Но у сорвиголова другая словообразовательная мотивировка, нежели у сорванец. Существительное сорвиголова возникло на базе фразеологизма сорвать голову кому- либо: "За дерзость такову / Я голову с тебя сорву" (И.А. Крылов. Волк и Ягненок).

Русское сорвиголова соответствует украинскому зiрвиголова, возможно, это слово попало в русский язык из украинского и на русской почве претерпело фонетическую адаптацию. На украинский источник указывает словообразовательная структура сорвиголова с первым глагольным компонентом, что характерно для украинских сложных слов, тогда как русские композиты предпочитают ставить глагольный компонент на второе место, например, словообразовательные кальки научнолатинского ботанического термина saxifraga: русское камнеломка и украинское ломикамiнь.