А. ГАЛВОНИК. Перемены. Словацкая проза на рубеже столетий

Александр Галвоник (р. 1945) - известный словацкий литературовед, публицист, прозаик и переводчик. Его книга "Перемены" нелегка для прочтения, но к концу этого процесса возникает отрадное чувство удовлетворенности. Сборник составлен из работ, написанных в жанре оперативной критики, связанной с отслеживанием книжных новинок и своевременным откликом на них. Первая часть книги представляет собой девять годичных обзоров (с 1994 по 2004 г.), предваренных обобщающей статьей о тенденциях развития прозы последних пятидесяти лет. Перед читателем множество имен и произведений современной литературы, из которого даже узкие специалисты читали далеко не все. И благодарная ли это задача - прочесть или хотя бы пролистать все книги отечественной прозы, что выходят за год? Думается, что такое чтение для вдумчивого критика не напрасно. Это подтверждают и рецензии на отдельные - наиболее заметные - произведения, собранные во второй части книги.

Исследовательская манера Галвоника привлекает, во-первых, тем, что автор - критик глубокий, аналогичный, видящий современную литературу в контекстах национальных традиций и мировой литературы. Во-вторых, мы бы назвали Галвоника критиком позитивным, сосредоточенным на поисках истинных ценностей, существенного вклада в национальную литературу, а не предмета для разгромной критики в стиле интенсивного самовыражения. Возможно, это обусловлено и тем, что автор - сам литератор (повесть "Зуд крови", 1996). В силу указанных причин из "сиюминутных" наблюдений критика вырастают обобщения, значимые для всего развития литературы XX, да уже и XXI в. И обобщения эти обнадеживают: у словацкой прозы последнего десятилетия есть успехи, достойно продолжающие линии поисков и достижений предшествующей литературы. Галвоник подчеркивает, что для литературы важно движение, важен импульс развития. Размышления о произведениях крупных писателей нередко вписаны в контекст всего их творчества, особенно это касается тех, кого, увы, уже нельзя назвать "живыми классиками" - просто классиками, чье творчество можно итожить (В. Минач, Р. Слобода, В. Шикула).

Во вступительной статье Галвоник говорит о роли слова и языка в истории словацкого народа, в которой был "дефицит победоносного деяния" (S. 5); это повлекло за собой, по мнению автора, жанровую ориентацию словацкой прозы на повесть и рассказ, где значительна роль рассказчика. "Развитие современной словацкой литературы происходило на оси от безусловного доверия к слову до абсолютного сомнения в его способности породить что-либо творческое" (S. 6), - так в целом Галвоник охватывает путь литературы вплоть до постмодернизма, значение которого в современной словацкой прозе весьма велико. Важен для Словакии и процесс "эмансипации литературы", освобождения от внелитературных функций. Особую роль здесь, по его мнению, сыграли 60-е и 80-е годы XX в. Автор показывает хронологию вступления известных писателей в литературу, не забывая при этом и поэзию, и даже драматургию. Так выстраивается вся панорама литературы. По наблюдениям критика, 1970-е годы были временем "больших романов", а в 1980-е первоочередное внимание уделялось повести и рассказу, что связано со вниманием к частной жизни, к субъективному. Во второй половине десятилетия восстановился авторский потенциал литературы, упавший в 1970-е из-за политических событий конца 1960-х. Литература конца 1980-х отразила кризис в обществе, приведший к смене режима в 1989 г. С 1970-х годов в литературе ощущались и импульсы "магического реализма", что также вело к ее обновлению. Кризисность литературы 1980-х годов, как пишет Галвоник, обусловливалась тем, что писатели вместе со своими героями чувствовали ограниченность мира в тогдашнем социалистическом обществе; это вызывало к жизни различные обходные маневры (намеки, шифры и т.д.), но не решало проблемы. Как отмечает Галвоник, поэтому в литературе тех лет "так мало радости и рациональности, а также, в отличие от чешской литературы, и мало юмора" (S. 10).

В начале 1990-х годов, несмотря на сильный потенциал, в литературе наблюдалась

Bratislava, 2004. 240 S.

стр. 107

некоторая растерянность. Написанное "в стол", литература эмигрантов не принесли ожидаемых результатов, однако все же оживилось творчество "диссидентских писателей" (П. Груза, И. Кадлечика) и признанных авторов (В. Шикула, Р. Слобода, Д. Душек, Д. Ми-тана). Из новых имен Галвоник приводит 23, в их числе представители киберпанка (Т. Горват, М. Гворецкий, П. Шулей). На рубеже 1990 - 2000-х расширилось число создателей бестселлеров, к которым критик относится со сдержанным вниманием, уделяя им пару абзацев в годовых обзорах. Примечательно, что здесь, как и в русской литературе, доминируют женщины, но такие жанры, как детектив или фантастика, остаются на периферии литературы, а первенство завоевывают женские "семейные романы".

В 1990 - 2000-е годы, констатирует Галвоник, литературный процесс определяли не новые имена, а уже зарекомендовавшие себя писатели. Постмодернистские тенденции явно обнаружились на рубеже веков. Словацкая литература, как можно судить по книге Галвоника, в эти годы развивалась больше вширь (около 800 авторов), хотя были немалые достижения углубленного характера. Автор неоднократно сетует не только на недостаточный интерес читателей к литературе, но и на отсутствие компетентной и концептуальной литературной критики, которая могла бы обобщить движение литературного процесса. (Заметим, что именно книга Галвоника эту лакуну отлично заполняет.) Если старшие поколения писателей (В. Шикула, Р. Слобода, Я. Йоганидес, А. Балаж, Д. Душек, П. Груз, Д. Митана) склоняются к анализу прошлого, то новое поколение (в том числе в поэзии) уже не ищет правду в прошлом. "Их реальностью стал язык в широком смысле" (S. 13). Литература молодых отказывается от антропоцентризма. "Жесткое" киберпанковое "ответвление" литературы, по мнению автора, становится движущей силой литературного развития.

Этот "телеграфный", по выражению Галвоника, очерк литературного процесса в Словакии затем дедуктивно раскручивается от годовых обзоров к анализу отдельных произведений. Информационная насыщенность книги очень велика. Думается, любой исследователь современной словацкой литературы (да и вообще славянских или восточноевропейских литератур) найдет здесь для себя интересный материал. Пересказывать годичные обзоры было бы трудно и неплодотворно. Галвоник прослеживает в них как специфику литературного процесса (например кризисное состояние литературы - на Западе и в Словакии - в результате общественных изменений), так и творчество ведущих писателей по мере появления их новых книг, отмечая (порой с большой теплотой) и молодые дарования, и новаторские эксперименты. Учитываются и мнения других критиков. Из десятков наиболее часто встречающихся писательских имен - такие, как В. Шикула, Р. Слобода, П. Ярош, Я. Йоганидес, П. Андрушка, Я. Ленчо, Л. Баллек, П. Виликовский, П. Груз, П. Голка, Д. Душек, Д. Митана, Й. Пушкаш, А. Балаж, И. Коленич, М. Гворецкий, П. Ранков, В. Панковчин, В. Балла, П. Шулей, Т. Горват, из писательниц - В. Швенкова, М. Баторова, Э. Фаркашова, Х. Дворжакова, Р. Лихнерова, Г. Зелинова.

Галвоник вновь отмечает во многих обзорах непрочное положение романа в словацкой литературе (хотя обзор 2002 г. называется "год романов и рассказов") и объясняет это не только деидеологизацией литературы, но и отсутствием устоявшейся структуры словацкого общества (S. 21). А также подчеркивает, что "словацкий роман нуждается в большей свободе, которая ему, однако, без качественного познания была бы ни к чему" (S. 104). Важным качеством он считает фантазийность в широком смысле: она открывает простор для иррациональности, которая становится "доминантным инструментом исследования кризисного хаоса" и в то же время "признаком нового понимания действительности" (S. 46). Обнадеживающее явление Галвоник видит в регулярном переиздании произведений, ставших уже национальной классикой (писатели межвоенной поры, В. Шикула, П. Ярош, Д. Татарка, Л. Тяжкий, Я. Йоганидес и др.). Он также делает вывод, что словацкая проза, "вдохновленная постмодернистскими приемами и постмодернистской философией, готовится к стадии, когда после декомпозиций и деконструкций опять возникает необходимость более целостного видения", "позитивного противовеса", движения "к более полному отражению связей и более широких сущностных корреляций" (S. 66). Речь идет и о новом типе литературного героя в произведениях молодых, который, несмотря на свою ультрасовременность, эстетически "остается и дальше лишь субъектом, измеряемым только самим собой" (S. 67). В обзоре 2003 г. Галвоник констатирует, что более половины авторов вступили в литературу после 1990 г., но и им "наступают на пятки" дебютанты XXI в. А в 2004 г. примерно половина произведений заканчивается "победой субкультуры над человеком" (S. 101), но даже это утверждение не мешает автору

стр. 108

сборника спокойно отыскивать во второй половине истинные литературные ценности.

Критик рассматривает не только произведения отдельных авторов, но и ежегодно издающиеся сборники рассказов - победителей творческих конкурсов, выделяя наиболее примечательные. Как правило, отдельно он анализирует "женскую прозу", подчеркивая, что в этом нет дискриминации, учитывается особый взгляд на жизненные проблемы, тип героя (героини) и т.п.

При том, что книга Галвоника составлена из статей и заметок, иногда страницы на полторы (убористого, впрочем, текста), она в совокупности производит впечатление монографии о прозе последнего десятилетия - с богатым историческим ' фоном и глубокими размышлениями о сущности и возможностях литературы, словацком менталитете и особенностях конкретных писательских индивидуальностей. Творческие портреты поэта (и не только) Ш. Моравчика и прозаиков Д. Душека, П. Голки, В. Минача, Р. Слободы, В. Шикулы получились, пожалуй, наиболее разносторонними и притягательными, что не означает, разумеется, более поверхностного отношения к другим писателям (Р. Дилонгу, П. Грузу, И. Мигалковичу, П. Виликовскому и др.).

Во втором разделе книги Галвоник анализирует отдельные произведения, иногда посвящая писателям целое "гнездо" рецензий. Авторы расположены по алфавиту, что представляется правомерным результатом критической объективности. Однако у Галвоника есть явные литературные пристрастия, в которых он совпадает опять же с объективным взглядом на литературу последних десятилетий. Это прежде всего ушедшие недавно В. Шикула и Р. Слобода, которых Галвоник считает авторами мирового уровня, только "не раскрученными", не имевшими рекламную и издательскую поддержку, а также "чародей" Д. Душек, также весьма видный писатель. Поколение Слободы и Шикулы отказалось от идеологизирования и наполнило свои произведения "личностной аутентичностью" (S. 223). Слобода, тяготея к постмодернизму, разрушил структурные каноны прозы, открыв тем самым путь новых поисков содержания и формы. Для Шикулы, как пишет Галвоник, основой зрелого творчества стало смирение "как защита от агрессивности сумасшедшего мира", "неэпическое состояние - как исходный пункт эпики" (S. 216).

Он обращает внимание и на книги литературоведческого характера, написанные поэтами, - "Туры в литературу" Я. Резника и "Языки дракона. Мифология словацких сказок" Д. Подрацкой.

Современный взгляд на литературу, присущий Галвонику, характеризуется и взвешенным отношением к "проблематичным", а порой и "одиозным" фигурам политической и литературной жизни Словакии в XX в. Это обращение к трагической фигуре словацкой истории Г. Гусаку (А. Ферко "Баллада о д-ре Гусаке") - своего рода очередная реабилитация неоднозначной личности. В литературном плане это обзорная статья об известнейшем (и, на наш взгляд, талантливейшем) "официальном" прозаике и эссеисте В. Миначе ("Минач в контекстах"), чьи произведения ныне рассматриваются порой как идеологически тенденциозные, что подрывает их художественную силу. Галвоник справедливо видит в Миначе крупнейшего словацкого прозаика XX в., называет его трилогию "Поколение" шедевром и пишет, что "она является не только синтетическим высказыванием поколения и новым, непатетическим и оттого особенно современным воплощением словацкого духа, но велика и тем, что с очевидностью раскрыла возможности словацкой прозы в смысле требования Бахтина: роман должен быть непосредственным познанием действительности..." (S. 189). А тем, кто сейчас склонен оценивать положительно лишь эссеистическое творчество Минача (исключая разве что его дебют 1948 г.), Галвоник отвечает: "Я, однако, считаю, что все, чем Минач останется с нами, чем он дает импульсы хотя бы как свидетель, не говоря о проектировщике словацкой культурной аутентичности, содержится в его беллетристическом творчестве" (S. 183). Интересны и неожиданны сравнения Минача с Сартром (S. 186).

Плотность материала в рассматриваемой книге настолько велика, что в рецензии приходится ограничиваться в основном обобщениями и фактографией. Многозначительно название книги: "перемены" означают литературу в движении, а именно так и видит ее Галвоник. Он постоянно отмечает, что те или иные произведения открывают новые горизонты национальной литературы и это требует продолжения. Мы полагаем, что все заинтересованные читатели отыщут здесь для себя нужные имена и заглавия, проблемы и суждения, посылки и выводы. Панорама литературы второй половины XX в. и новейших достижений прозы в Словакии получилась у Галвоника чрезвычайно содержательной, дающей богатую пищу для дальнейших исследований.