КУЛЬТУРА. ИСКУССТВО

Публикации на разные темы ("без рубрики").

NEW РАЗНОЕ


РАЗНОЕ: новые материалы (2024)

Меню для авторов

РАЗНОЕ: экспорт материалов
Скачать бесплатно! Научная работа на тему КУЛЬТУРА. ИСКУССТВО. Аудитория: ученые, педагоги, деятели науки, работники образования, студенты (18-50). Minsk, Belarus. Research paper. Agreement.

Полезные ссылки

BIBLIOTEKA.BY Беларусь - аэрофотосъемка HIT.BY! Звёздная жизнь


Публикатор:
Опубликовано в библиотеке: 2015-10-22
Источник: У книжной полки, № 4, 2005, C. 74-82

Дмитревская М. Театр Резо Габриадзе. История тбилисских марионеток и беседы с Резо Габриадзе о куклах, жизни и любви

СПб.: Петербургский театральный журнал, 2005

 

Много ли вы знаете искусствоведческих книг, которые начинались бы словами: Чтобы начать эту книгу, нужно вспомнить ощущение счастья..? Книга Марины Дмитревской, замечательного театрального критика, главного редактора "Петербургского театрального журнала", о театре марионеток Резо Габриадзе начинается именно так. Что еще более удивительно - автор не только вспоминает то ощущение хрупкого счастья, которое оставляли спектакли Тбилисского театра марионеток, но и каким-то чудесным образом передает его нам, читателям. Книга производит впечатление доверительной встречи - с легендарным театром, с Резо Габриадзе - демиургом этого мира, не похожего на жизнерадостные миры привычных кукольных театров и тем более на мир обычных актеров из плоти и крови, с героями его спектаклей и его знакомцами по жизни... Интонация живой беседы сохраняется не только во фрагментах интервью с режиссером, она пробивается в мимолетных ремарках-реминисценциях (Не говори "Бог", обращайся только к ангелу. Моя бабушка обо всем просила только ангела, - сказал бы в этом месте Резо)... Она живет в непосредственности земных, чувственных ассоциаций в разговоре о вещах сугубо теоретических. Всю жизнь я ненавидел реализм, особенно меня возмущал утиный нос соцреализма <...> Куда я ни прихожу - везде вижу один большой, длинный, нескончаемый спектакль, так похожий на нашу архитектуру, на нашу жизнь... Эх, почему я вспомнил его сейчас? Всю неделю меня будет преследовать вкус окислившейся чайной ложки... Впечатление импровизации, легкой и блистательной, дарят этой книге рисунки Габриадзе тушью и пером, щедро разбросанные на ее страницах. Мгновенные наброски персонажей, эскизы сцен из спектаклей, нотные записи тут и сям, фрагменты писем Габриадзе автору (Почему я не помнил и не рассказал об Илюше-фотографе? У него была проблема - из витрин крали фотографии любимых девушек) вкупе с фотографиями сближают эту солидную (и вообще-то очень серьезную книжку) с домашним альбомом, дышащим теплотой воспоминаний.

Эта смесь жанров (которой так охотно грешил в своих спектаклях Резо Габриадзе) отличает и книгу о нем. Марина Дмитревская сплавляет в одно увлекательное повествование рассказы о кутаисской жизни самого Резо, строки о нем Андрея Битова, фрагменты критических статей и историю создания спектаклей. Одна из самых увлекательных находок - авторизованный перевод сценического текста "кукольного боевика" "Осень нашей весны", целиком вошедший в книгу с комментариями Дмитревской. История его создания - сама по себе сюжет. Когда мы с Габриадзе сели за перевод, то попали в затруднительное положение: спектакль шел и успех его рос, а пьесы, оказалось, не было. Был ворох перемешанных,

 

стр. 74

 

 

 

разномастных и разноформатных листков, заигранных, как карточная колода. Пришлось восстанавливать по памяти." Что он ему говорит, ты не помнишь?" - спрашивал меня время от времени автор. Я вспоминал, - писал Андрей Битов. Сценический текст "Осени нашей весны" печатался в 1987 году в журнале "Театр". В книжке Дмитревской он обретает новую жизнь и новых читателей.

Эта книжка не только об истории создания Тбилисского театра марионеток, о спектаклях, которые объехали практически всю Европу, она еще и своеобразный портрет эпохи. Той, что уместилась в рамки от 1981 до 1996, когда были созданы четыре знаменитых спектакля Габриадзе. Для самого Габриадзе граница между фантазией и реальной жизнью, миром театра и действительностью оказывается подвижной, зыбкой, текучей. И не удивляешься, что портрет его бабушки Домны Брегвадзе представлен фотографией куклы из спектакля "Осень нашей весны"... Или тому, что рядом с фотографией Андрея Битова появляется кукла Андрей Битов... Или тому, что режиссер, готовя спектакль "Песня о Волге" зимой 1996 года в Петербурге, представит Марине Дмитревской куклу, похожую на нее. Ты будешь вывозить из осажденного Киева детей и много вещей, в том числе и эту сковородку. Я купил ее вчера в игрушечном магазине, она совершенно новенькая. Ее нужно состарить, закоптить на настоящем огне с настоящей едой. Ты - эта кукла, а она - твоя, значит, я должен именно тебе сейчас поджарить на ней яичницу. Садись, будешь есть... Или тому, что интеллигентные (хотя и немного выпившие) кутаисские дяди из детства Резо организуют похороны канарейки с прочувствованным пением-многоголосием, не подозревая, что до похорон одного из них - меньше года...

Вот и получается, что эта ученая искусствоведческая книжка - о любви, о смерти, об искусстве. Одним словом, о счастье и несчастье жить на этом свете. Живая человеческая книжка. Такая же живая, впрочем, как театр марионеток Резо Габриадзе. Тут текст адекватен объекту описания.

Ж. Васильева

стр. 75

Мугинштейн М. Л. Хроника мировой оперы. 1600 - 1850

Екатеринбург: У-Фактория, 2005

 

Такие книги могут быть или плодом усилий большого количества авторов, или следствием огромной любви к предмету. Во втором случае за таким трудом неизбежно стоят годы кропотливого труда. И - вдохновения.

Одно лишь перечисление названий опер, имен их создателей и исполнителей займет не один десяток страниц. Хроника начинается с первого из поставленных и дошедших до нынешних времен произведений - "Эвридики" (1600) Якопо Пери. Следом идет его соперник, не менее чудесный Джулио Каччини, с еще одной "Эвридикой" (1602), написанной на то же самое либретто Оттавио Ринуччини. История любит символы. Первая "Эвридика" начиналась с того, что Трагедия - одно из действующих лиц - возвещала о новом искусстве. Орфей, заклинавший пением стихии и сошедший в царство мертвых, чтобы вызволить свою возлюбленную, - стал символическим воплощением этого искусства. Опера вышла из драматического театра, обновленная искусством Орфея. Соединение искусств - музыка, поэзия, разговор, пение - произвело на современников ошеломительное впечатление.

Первые оперы знали накал страстей, мольбы героя, потерявшего свою Эвридику. Но они уходили от мрачного сюжета: Орфей выводил возлюбленную из царства мертвых, его искусство приносило и славу, и счастье. Скоро Пери и Каччини настигнет один из главных гениев оперы, Клаудио Монтеверди, почти с тем же сюжетом. В его "Орфее" (1607) сюжет следует античности: герой теряет возлюбленную по пути из Аида к свету. Он неутешен, оплакивает судьбу. Л ишь одна отрада ждет его впереди - Аполлон обещает ему бессмертие в звездном мире, там, среди светил, он сможет различить лик своей Эвридики. Опера словно ощутила драматизм собственного пути, и дальнейшее ее следование - лишнее тому подтверждение.

Рассказ о каждой опере выдержан в энциклопедическом ключе: название, авторы музыки и либретто, персонажи, состав оркестра, сюжет, комментарий, постановки, записи. Оперы следуют в строго хронологическом порядке их появления на сцене. Меняются годы, идут столетия. Усложняется состав оркестра. К сюжетам мифологическим, сюжетам из священного писания добавляются сказочные, исторические и даже - бытовые. Соперничество композиторов усложняется соперничеством жанров: комическая интермедия "Служанка-госпожа" Дж. Б. Перголези в его "серьезной" опере "Гордый пленник" породила оперу-буфф. От итальянцев новый вид искусства приходит к французам, англичанам, немцам, австрийцам, русским и, попадая на новую почву, обретает особые черты. Рождает и вершины - в творчестве Монтеверди, Генделя, Глюка, Моцарта, Россини, Беллини, Доницетти, Глинки, Вагнера, Верди. Первая русская опера Соколовского и Аблесимова, "Мельник - колдун, обманщик и сват", - появится в один год со знаменитой "Ифигенией в Тавриде" Глюка. Одновременно с моцартовским "Дон Жуаном" возникнут "Ямщики на подставе" Евстигнея Фомина. В 1836-м, вместе с "Жизнью за царя" Михаила Глинки, явятся на свет "Гугеноты" Мейербера, "Ночной колокольчик" Доницетти, "Почтальон из Лонжюмо" Адана.

Огромный том с иллюстрациями, приложенным словарем оперных композиторов, постановщиков, дирижеров, исполнителей. Том, в котором не только история мировой оперы, многообразные оперные сюжеты, судьбы создателей и судьбы произведений, но и культурная атмосфера Европы в разные времена. Сегодня опера переживает свое новое рождение. В описаниях сценической истории опер, которые не на слуху, часто повторяется: возрождена к постановке в конце XX или начале XXI века. Оперы ставят как в поздних интерпретаци-

стр. 76

ях, так и в изначальных вариантах, записывают и перезаписывают. И каждую оперу уже можно слушать не только как музыкальное действо, но как часть огромной истории мировой культуры.

Следующий том - с охватом последних полутораста лет - обещает быть еще более завораживающим. Расцвет Вагнера, ошеломительный взлет русской оперы - Мусоргского, Чайковского, Римского-Корсакова, Бородина. Невероятное разнообразие оперы XX века - Дебюсси, Равель, Рахманинов, Стравинский, Прокофьев, Шостакович, Яначек, де Фалья, Бриттен... Обилие имен, национальных школ, сюжетов - лавинообразное нарастание, обычно заканчивающееся взрывом, за которым - угасание жанра при отчетливом видении его истории. Признание завершенности классического периода мировой оперы неизбежно сопровождается ностальгией. Но именно это чувство и способно рождать столь исчерпывающие энциклопедические труды.

С. Федякин

Хильер Б., Эскритт С. Ар деко

М.: Искусство - 21 век, 2005

 

Переведенная с английского книга Бивиса Хильера и Стивена Эскригга "Ар деко" интересна не столько даже авторским текстом, подчас по-журналистки поверхностным, сколько огромным количеством качественных иллюстраций, демонстрирующих этот художественный стиль 20 - 30-х годов прошлого века во всей его "тотальности". Тут и роскошные интерьеры, и диковинные стулья из стальных трубок, и поражающие воображение нью-йоркские небоскребы, и изысканно-декоративные английские чайные сервизы. Этот стиль трудно охарактеризовать односложно. Он разный - то элитный, то массовый, то по-женски легкомысленный, то по-мужски солидный, но всегда чрезвычайно репрезентативный. Стиль, характеризующий "буржуазный рай" между двумя мировыми войнами.

Авторы отмечают, что в основе ар деко (само название возникло уже в 60-ые годы на волне нового интереса) лежат крупные творческие открытия начала прошлого столетия: напор кубизма, экзотика дягилевских балетов, смелая декоративность заново увиденных древних восточных культур. Но все это приспосабливается к нуждам современности, ко вкусам буржуазного потребителя, к современным техническим возможностям и коммерческому спросу.

В интерьерах, дизайне, архитектуре ар деко уже нет прежних головокружительных открытий, но есть "престиж, роскошь и шик". Причем существует градация от элитного ар

 

стр. 77

 

деко в единичном исполнении до массового коммерческого варианта. Интересно, что примеров российского ар деко в книге практически нет. И это не случайно. В послереволюционной России с "буржуазностью" боролись. Эклектическая роскошь интерьеров и дизайна туг преобразуется в радикальные конструктивистские утопии, в неоклассицистический поиск гармонии и красоты. Другая идеология!

Подлинным выразителем ар деко стали архитектура и дизайн Америки.. Парадоксальным образом Америка не участвовала на знаменитой международной парижской выставке декоративного искусства 1925 года, которая и положила начало этому стилю. Американцам показалось, что современного дизайна у них нет. Но уже к концу 20-х годов Америка была страной небоскребов - наиболее ярких выразителей нового стиля.

Авторы настаивают не только на межжанровой, но и на географической тотальности этого стиля, распространившегося и в Новой Зеландии, и в Южной Африке, и даже в Индии.

Что касается Индии, то снимок жилого квартала в Бомбее, представленный в книге, свидетельствует не столько о национальном варианте стиля, сколько об "американизации". Как замечает одна исследовательница, дома в Бомбее "похожи на разноцветные конфетки в Майами-Бич". Кстати говоря, эти "разноцветные конфетки" в Майами-Бич, как явствует из книги, в 60-е годы пришлось довольно серьезно отстаивать, оберегать от сноса. Как видим, желание разрушать возникает не только у наших градостроителей.

Стиль ар деко с его репрезентативностью и эклектизмом в новом, постмодернистском воплощении чрезвычайно подходит очень богатым и просто богатым новым русским, обустраивающим роскошные особняки со стильной мебелью и причудливым дизайном.

В начале XX века Россия не вступила в эру "буржуазного рая". В начале XXI столетия она наверстывает упущенное.

 

В. И. Чайковская

стр. 78

Феллини Ф. Я вспоминаю...

М.: Вагриус, 2005

 

Новая книга из серии "Мой 20 век" представляет одного из гигантов мирового кинематографа и несомненного гения - Федерико Феллини. "Ночи Кабирии", "8 1/2", "Джульетта и духи", "Амаркорд", "Рим", "Казанова", "Сатирикон", поздний "И корабль плывет"... Это одно из тех имен, которые не нуждаются в долгом представлении. Если и не смотрели, так слышали. А уж если смотрели, то никогда не забудете. Мир Феллини - это нечто особенное, не сказать, что нереальное (хотя все его фильмы наполнены снами и видениями), но и совсем не реалистическое. Это та степень "остранненности", как говорили старые литературоведы (от слова "странно"), когда грань между явью и фантазией перестает прочитываться и ты погружаешься в какую-то протяженную грезу, подобную предсонному видению, когда мозг еще бодрствует и сознает, что это ему "видится", но уже нет ощущения земной плоти, только образы. И когда очнешься, перед глазами остается серия завораживающих картин, а в ушах звучит неизменно веселенькая, зудящая музычка, которая эти картины сопровождает.

Собственно, представляемая книга не совсем мемуары. Это запись исповедальных бесед Феллини, сделанная его другом, американской журналисткой и киноведом Шарлоттой Чандлер.

Это история итальянца-провинциала, чье детство прошло в эпоху Муссолини, человека, в ком рано проснулся артистизм и который путано и долго, как все гении, шел к своему назначению, а потом получил пять "Оскаров" (в том числе один - за особый вклад в развитие мирового кинематографа). Он был пятьдесят лет женат на Джульетте Мазине, и далее возможность испытать рай и ад жизни с гением, и сделал ее счастливой и знаменитой. Феллини был человеком столь же ярким и своеобычным, как его фильмы, - мудрым, и циничным, и по-детски простодушным. И книга высвечивает его личность выпукло и ярко.

Я - европеец-латинянин, что означает: по крайней мере одной ногой стою в прошлом. Быть может, и обеими... Я обитаю в городе, где меня со всех сторон обступает прошлое... Когда ходишь пешком по Риму, можешь не замечать памятников, статуй, древних стен - всего того, что приводит сюда толпы туристов, без устали щелкающих фотокамерами. Нам нет нужды в фотографиях. Рим и так вошел в плоть и кровь каждого, кто прожил здесь большую часть своей жизни. Он - часть нашего подсознания. И я уверен, часть моего. Думается, именно он исподволь определяет то, как мы, жители этого города, смотрим на будущее. Он побуждает нас воспринимать завтрашний день без особых эмоций, как бы призывая вслушаться в голос, доносящийся откуда-то из глубин подсознания. Этот голос успокаивает: "На самом деле ничего не имеет значения. Жизнь приходит, и жизнь уходит. Я только малая ее частица, крошечное звено в бесконечной цепи". Над Римом витает дух бренности всего сущего: ведь этим воздухом дышало столько поколений.

В. Бокова

стр. 79

Карапетян Д. Владимир Высоцкий: Воспоминания

М.: Захаров, 2005

 

Первое, что приходит на ум искушенному читателю, раздраженному и уставшему от фальшивок, при виде незнакомой фамилии автора: "Ну вот, еще один "мемуарист" выискался, - будет сейчас амикошонствовать, панибратски хлопая по плечу ушедшего Актера, который уже не сможет ни возразить, ни оправдаться, ни опровергнуть..." Как хорошо, что читатель-скептик, тертый калач, бывает, и ошибается!

Прочесть до этого мне случилось не одну книгу о Владимире Семеновиче. Лучше этой не было (Дмитрий Межевич, актер Театра на Таганке в 1968 - 2002 годах); Честная, искренняя, прекрасно написанная книга... (Лариса Лужина); Самая правдивая и самая сильная книга о Володе (Всеволод Абдулов).

Автор - талантливый, прекрасно образованный человек, переводчик с итальянского, связанный с миром кино, боготворящий Высоцкого и его творчество, бывший с ним рядом на протяжении многих лет, разделявший загулы молодости и трогательно ходивший за ним как нянька, оберегая от него самого. С первых же страниц становится несомненна и литературная одаренность мемуариста. Многие его фразы носят характер изящных афоризмов: Под житейской мудростью люди имеют в виду лишь знание количества зла. Юность желает знать меру добра... Или: Русская литература проникнута нежностью, а советская - нужностью.

Выросший в среде ереванской номенклатуры, с домашним кинозалом-бильярдной (позже, когда отца сместили с поста премьер-министра Армении, кинозал был переоборудован в районную детскую библиотеку), Давид Карапетян, натура неуемная и страстная, был в молодости нонконформистом и фрондером. Не удивительно, что, встретившись однажды с кумиром своей юности, он сумел завоевать доверие и дружбу Высоцкого.

В книге много фотографий (часть их, из личных архивов, в этом - дополненном - издании публикуется впервые). Изображенные на них женщины все как на подбор - красавицы: все три жены Высоцкого, три жены автора воспоминаний (у него их было больше), Клаудиа Кардинале, манекенщицы Галина и Аня, очаровательная француженка Жаклин Сассар, безымянная финка... Владимир и Давид обладали, казалось, каким-то секретом магнетической притягательности для самых красивых и ярких женщин своего времени. Повествование Карапетяна подкупает благородной сдержанностью интонации. Автор не бравирует близостью к известным лицам, определявшим лицо эпохи, когда рассказывает о поездке с Высоцким на дачу к Хрущеву, работе личным переводчиком у знаменитого итальянского кинорежиссера Валерио Дзурлини, дружбе с Андреем Тарковским, знакомстве с племянницами Нестора Махно, роль которого должен был сыграть, но так и не сыграл Высоцкий.

Мы располагаем уникальнейшими по правдивости и объему информации мемуарами о дружбе Владимира Высоцкого и Давида Карапетяна, основанной на духовной близости и любви к литературе (А. Е. Крылов, заместитель директора ГКЦМ В. С. Высоцкого).

Е. Ленчук

стр. 80

Лифарь С. Дягилев и с Дягилевым

М.: Вагриус, 2005

 

Сергей Павлович Дягилев (1872 - 1929) - исключительное явление в русской культуре. Он организовал несколько художественных выставок, и тем не только "озвучил" и ввел в моду современную ему живопись, но и (благодаря грандиозной Таврической выставке исторического портрета в 1905 году) вернул в культурный обиход русское искусство XVIII века. Он внес свою лепту в создание современного искусствознания и сам написал книгу о портретисте Дмитрии Левицком. Он создал журнал "Мир искусства", вокруг которого возник одноименный художественный кружок (А. Бенуа, К. Сомов, Л. Бакст, М. Добужинский, А. Головин, И. Грабарь, З. Серебрякова, А. Остроумова-Лебедева, а также В. Серов, М. Врубель, К. Коровин, А. Васнецов и др.). Журнал объединил наиболее яркие фигуры Серебряного века и сформулировал идеологию и философию символизма (здесь сотрудничали Д. Мережковский, З. Гиппиус, В. Брюсов, В. Розанов, К. Бальмонт и др.). Кружок радикальным образом реформировал целые области изобразительного и прикладного искусства: книжную и журнальную графику, театральную декорацию, майолику, интерьер, а также моду и костюм (Л. Бакст в свое время стал одним из моднейших художников-модельеров Парижа).

Дягилев устроил в Европе Русские сезоны, вывез на показ в Париж и Лондон Федора Шаляпина и Русский балет - с первоклассными талантами, оригинальными постановками, принципиально новыми декорациями и костюмами "мир искусников". Он познакомил Европу с русской музыкой, которой не знали, ввел ее в моду, реформировал балет, показал новые принципы сценического оформления и актерского исполнения.

Под влиянием Дягилева сформировался талант балетмейстера Михаила Фокина. Дягилев создал, возвысил и погубил гениального танцовщика Вацлава Нижинского. Дягилев ввел в моду и направил творчество Игоря Стравинского. Из дягилевской "шинели" вышел Джордж Баланчин. При этом Дягилеву было отпущено всего 57 лет жизни.

Сергей Лифарь, автор этой книги, был известным танцовщиком, балетмейстером, исследователем балетного театра и близким Дягилеву человеком в последние годы жизни Сергея Павловича (тот и скончался фактически на руках Лифаря). Представляемую книгу он начал писать сразу после смерти Дягилева, с полным сознанием того, что пишет о великом человеке, и использовал при написании всевозможные документальные источники, собственные дневники и воспоминания людей, знавших Дягилева. Получилась обстоятельная и теплая книга, в которой подробно описаны все дягилевские начинания, как дореволюционные, так и менее знакомые русскому читателю предприятия эмигрантских лет, и вполне передан, как выражается автор, исключительный, единственный, покоряющий дягилевский шарм.

Во мне происходит громадная внутренняя работа: я думаю, тяжело думаю о Сергее Павловиче - о моем духовном отце, о наших отношениях, думаю о своем прошлом, о своей жизни, которая вся была принесена в жертву ему - в бесполезную, ненужную жертву? Для чего? Во имя чего? Вспоминаются мне старые киевские картины, когда я, как блудный сын, после первой неудачной попытки бегства за границу, сидел на пороге отчего дома и ждал, когда все проснутся и я смогу войти в дом.,. Вспоминаются любовь, нежность, заботы Сергея Павловича, сделавшего из меня артиста, - и острое чувство жалости к нему, больному, усталому, старому - он вдруг стал стареть, - вызывает во мне мгновенный прилив беспредельного сострадания к нему. Неужели я смогу его предать?..

В. Бокова

стр. 81

Пространство другими словами: Французские поэты XX века об образе в искусстве

СПб.: Издательство Ивана Лимбаха, 2005

 

Известный социолог, культуролог и переводчик Б. В. Дубин собрал в этой книге высказывания об искусстве, принадлежащие французским литераторам, родившимся в конце XIX - начале XX веков. Последнее в данном случае является определяющим, потому что именно в 1910 - 1930-е годы сложился особый взгляд на искусство.

Этот взгляд предполагал, что искусство реальнее жизни. Гийом Аполлинер писал: Чистота, цельность, правда - таковы три достоинства живописи, у ног которой лежит поверженная природа. А затем пояснял: Он [художник] мучительно ищет следов внечеловеческого - следов, которых не встретишь в природе. Эти следы и есть правда, - и никакой реальности, помимо них, мы незнаем.

Каждая картина для поэта начала века - возможность шагнуть в иную, настоящую реальность: Как и все другие полотна, эти вороны, написанные за два дня до гибели, не открыли Ван Тогу путь к посмертной славе. А вот живописи на холсте или, скорее, природе за пределами холста они открыли потаенный путь к доступной запредельности, к реальности, доступной на каждом шагу, стоит только шагнуть через открытую художником дверь навстречу загадочной и зловещей запредельности (Антонен Арто).

Русские формалисты в то же самое время писали о том, что главная задача поэта "остранить" слово, сделать так, чтобы читатель как будто услышал его заново. Тем поэтам, которых собрал в этой книге Б. В. Дубин, удается остранить картины. Мы как будто видим некоторые из них и видим по-новому. В одном из лучших эссе в книге, "Ван Гог, самоубитый обществом", Антонен Арто, поэт и драматург, создатель "театра жестокости", пишет: Человек с гибельной пулей в животе нашпиговывает полотно черными воронами, под которыми, кажется, что-то вроде мертвенной, но в любом случае безлюдной равнины, где бордовый цвет почвы отчаянно сражается с грязной желтизной колосьев, - такое зрелище вряд ли назовешь обычным. Одной фразой Арто охватывает картину, его слова оказываются эквивалентны изображению.

Перетекание одного искусства в другое породило удивительную художественную критику, не пытающуюся объяснить картину, скульптуру, инсталляцию, а как бы продолжающую их. Попытка "объяснить" произведение искусства вызывала лишь издевательство - как в эссе Сэмюэля Беккета "Живописцы препятствий". Нет, если не хочешь доставлять лишнего беспокойства себе и другим в связи с современной живописью или другими предметами ученых диссертаций, важно одно: заявить нечто - не важно, оригинальное или нет - и держаться сказанного. <... > А заявив - и твердо заявив - в один прекрасный день и потом повторяя на следующий, и послезавтра, и день за днем, что современная живопись есть вот это и только это, можно лет за десять-двенадцать узнать, что такое современная живопись и, может быть, даже обогатить этим знанием своих друзей, причем не проводя лучшие часы дня в так называемых галереях, помещениях тесных, захламленных, тусклых, и не утруждая собственных глаз. Так что вряд ли вы приобретете множество незаменимых знаний о живописи, прочитав эту книгу. Зато получите удовольствие.

За эту книгу Б. В. Дубин выдвинут на премию имени Поля Леруа-Болье - ежегодную премию, присуждаемую Посольством Франции за лучшую книгу о культуре Франции.

А. Елисеев

 


Новые статьи на library.by:
РАЗНОЕ:
Комментируем публикацию: КУЛЬТУРА. ИСКУССТВО

Источник: У книжной полки, № 4, 2005, C. 74-82

Искать похожие?

LIBRARY.BY+ЛибмонстрЯндексGoogle
подняться наверх ↑

ПАРТНЁРЫ БИБЛИОТЕКИ рекомендуем!

подняться наверх ↑

ОБРАТНО В РУБРИКУ?

РАЗНОЕ НА LIBRARY.BY

Уважаемый читатель! Подписывайтесь на LIBRARY.BY в VKновости, VKтрансляция и Одноклассниках, чтобы быстро узнавать о событиях онлайн библиотеки.