ИМПЕРСКАЯ РОССИЯ. CLASSICAL RUSSIA. 1700 - 1825

Т. 1. 2006. Пер. Д. А. Опарина (МГУ им. Ломоносова, исторический факультет).

В США в начале 1980-х годов книжные магазины были переполнены книгами, посвященными России. В настоящее время положение изменилось. На книжных полках магазинов, к сожалению, книги по российской истории умещаются всего на одной или двух полках.

В этой радикально изменившейся обстановке можно лишь приветствовать выход в свет нового журнала по русской истории. "Имперская Россия. Classical Russia. 1700 - 1825" - замысел Чарльза Шлэкса и Елены Марасиновой. Само двуязычное название этого журнала отражает его межнациональные истоки. Чарльз Шлэкс - американец, живущий в Калифорнии, который в течение нескольких десятилетий основал множество важных научных журналов по различным аспектам прошлого России. Вероятно, самыми известными из них являются "Canadian American Slavic Studies" и "Russian History". Кроме того, Шлэкс издает журналы, посвященные творчеству Достоевского, Серебряному веку, эпохе нэпа, российским писателям-эмигрантам, русской музыке и кинематографу, а также несколько альманахов по истории Центральной и Восточной Европы. Это поистине впечатляющая деятельность одного человека, которому многие специалисты по русской истории и культуре выражают свою искреннюю признательность.

Несколько лет назад Шлэкс предложил Е. Марасиновой начать издавать журнал, посвященный эпохе русского XVIII века. Марасинова, научный сотрудник Института российской истории РАН, пишет в своем вступлении к первому номеру журнала, что она отнеслась скептически к этой идее, во многом потому, что на тот момент уже существовало два издания, посвященных этой тематике: "XVIII век", издаваемый Институтом русской литературы (Пушкинский дом) с 1935 г., и бюллетень по изучению России XVIII в., выходящий в Великобритании.

стр. 172

Е. Марасинова в итоге приняла это предложение, так как увидела в новом журнале не простое дублирование уже существующих изданий, а возможность удовлетворить растущий интерес к "долгому XVIII веку". Как правильно отмечает Марасинова, это было время, ставшее началом той "эпохи, которая еще не завершилась и может быть уподоблена своеобразному мегапериоду русской истории". "Для нас по-прежнему сохраняют актуальность ценности, сформировавшиеся в XVIII-XIX веках, - пишет редактор журнала, - так же, как два века назад общественное сознание продолжает находиться под мощным воздействием амбициозных и мессианских претензий образованной элиты, не прекращающей поиск места России в Европе и мире. Не ушла в прошлое и до сих пор болезненно отдается в настоящем проблема взаимоотношений власти, многонационального общества, церкви, личности" (с. 1 - 2).

Не случайно, что первый выпуск "Имперской России. Classical Russia. 1770 - 1825" посвящен историографии целого ряда важных проблем, которые свободно объединены в раздел "Власть и личность века русского Просвещения". В своем вступлении редактор указывает на наиболее значимые, по ее мнению, тенденции в исследовании данного периода и отмечает, что историки продолжают осмысливать особую роль российского абсолютизма практически во всех сферах жизни, но они начинают по-другому рассматривать абсолютизм и его влияние. Если в прошлом ученые большее внимание уделяли изучению законодательных актов и деятельности центрального политического аппарата, то в настоящее время они с возрастающим интересом обращаются к исследованию взаимодействия государства и его подданных, в том числе и на уровне общественного сознания и повседневной жизни. Такой подход позволяет понять, каким образом влияние на умонастроение народа являлось методом социального контроля. Вместе с признанием ведущей роли государственной власти появляется более глубокое понимание механизма управления и степени воздействия государства на жизнь подданных. В то же время историки обратили внимание на "обратную связь", иначе говоря, на влияние отдельных лиц или социальных групп империи на политику царского режима.

Интерес к этой проблеме позволил ученым более пристально взглянуть на интеллектуальную и эмоциональную жизнь людей той эпохи, будь они крестьянами, писателями, сановниками или царями. За последние годы историки, специалисты по разным странам и эпохам, включились в исследование психологического состояния, субъективной реальности, религиозной жизни людей. Российские специалисты, сталкиваясь с теми же методологическими проблемами, начали исследование с помощью широко распространенных в науке методов. Существуют величайшие резервы в понимании текста, и следует на этом пути преодолевать трудности интерпретации неоднозначных понятий.

Хорошо известны примеры того, как советские ученые разрабатывали новые подходы и методики: в частности, специалисты Московско-Тартуской научной школы и ее первопроходцы Юрий Лотман, Борис Успенский и их коллеги, оказавшие глубокое влияние на развитие гуманитарного знания. Помимо семиотики, историки включили в свой научный инструментарий как минимум культурную антропологию, социальную психологию и анализ дискурса.

Если и есть особый подход к изучению прошлого, который поддерживает журнал и его редактор, то это - Begriffsgeschichte, метод, разработанный немецкими учеными, позволяющий объяснить исторический процесс через изучение истории ключевых терминов языка эпохи. "Эволюция языка подобна барометру, способному уловить самое начало глубинных социальных сдвигов, - пишет Марасинова, - когда у исследователя создается впечатление, что понятие возникает раньше того или иного явления" (с. 4).

В своих работах, в особенности в монографии "Психология элиты российского дворянства последней трети XVIII века: по материалам переписки" (М. 1999), Марасинова продемонстрировала пристальное внимание к языку, к его тонким изменениям во времени, помогающим интерпретировать исторические явления. Ее взгляд на то, что называется "процессом изменения языка", явился импульсом к реализации проекта "Begriffsgeschichte русского XVIII столетия", статьи участников которого будут опубликованы в следующих выпусках альманаха.

Разносторонность тем и подходов, о которых Марасинова упоминает в предисловии, проявляется во всех статьях альманаха, посвященных народному православию, абсолютизму, социальной истории дворянства, политическим реформам, государственному принуждению, наследию Н. М. Карамзина.

Ольга Цапина, историк, работающий в Калифорнии, в своей статье "За пределами синодальной церкви: проблемы и перспективы в изучении русского православия XVIII века", с одной стороны, отмечает активизацию исследований в области религии в России, а с другой - предостерегает от ложного восприятия всесторонней изученности проблемы. Как в западной, так и в российской историографии, история церкви в последнее время уходит с периферии науки и становится одной из центральных тем, ин-

стр. 173

тересующих специалистов. В значительной степени потерявшие былое значение теории модернизации и секуляризации освобождают место для собственно детального изучения религии и церкви. Устойчивые противопоставления церкви и государства, религиозного и светского, иррационального и рационального, традиционного и современного в настоящее время сменяются более гибкими и многосторонними категориями сравнения.

Цапина сожалеет, что вся противоречивая сложность религиозной жизни, которая существовала в Московской Руси и в конце имперского периода, практически обошла Россию XVIII в. стороной. Она утверждает, что научный мир все еще склонен придерживаться полярных точек зрения, не допуская существования полутонов. Так, в частности, обстоит дело с осмыслением отношений церкви и абсолютистского государства, когда церковь все еще рассматривается как безвольный прислужник власти. Для любого, интересующегося литературой по истории церкви этого периода, Цапина дает множество очень полезных и информативных ссылок.

Елена Смилянская обращается к другому аспекту религиозной жизни в статье "Народное христианство в российской и западной науке: проблемы и перспективы". В ее работе превалируют смелые выводы по поводу "народной" и "официальной" религии, противоречивого вопроса о двоеверии. Автор является сторонником методологического приема погружения в конфетную историческую ситуацию и применения опыта микроисторического анализа к исследованию "народного благочестия". В частности особое внимание в статье уделяется тому, как люди молились Богу, конкретным выражениям их религиозности.

Петровским реформам посвящена статья Марасиновой "Сословная политика русского абсолютизма". В этой работе рассматриваются различные, часто противоположные, мнения историков о целях реформ Петра I, механизме их проведения в жизнь, о последствиях преобразований первого императора. Особое место в статье занимает проблема отношений дворянства с государством. Табель о рангах и постепенное "одворянивание" служилого слоя разрушили социальный партикуляризм предыдущих веков, впервые создав в период правления Екатерины Великой понятие "дворянства" как сословия. Вопрос заключался не в том, что Петр вытеснил старую боярскую аристократию, поставив на ее место новый слой служилых людей, а в том, что условия службы и характер отношений между государством и элитой были в значительной степени трансформированы.

Андрей Медушевский в статье "Проекты политических реформ в России в XVIII века" анализирует как сами реформы, так и споры, разворачивавшиеся вокруг них. Предметом его исследования стали элементы "правового государства", которые дали о себе знать еще в XVIII в. и продолжали существовать до 1917 года. Особое внимание автор уделяет попыткам, направленным на ограничение самодержавной власти в 1730 и 1762 гг., сложным отношения между элитой дворянства и обществом, а также спорам по вопросу о крепостном праве и их интерпретации в либеральной историографии. По мнению Медушевского, в центре всех этих дискуссий стояло растущее осознание того, что частичное реформирование не подходит для решения социальных проблем России. Лишь принятие "фундаментальных законов" могло бы в необходимой мере ограничить абсолютизм с целью создания стабильного, политически здорового общественного строя. Эта позиция, окончательно сформировавшаяся к концу XVIII в., стала основой последующих историографических концепций российской истории.

Не случайно, что первое серьезное исследование российской истории, исследование, демонстрирующее "стремление к реальному пониманию прошлого, к объяснению его с учетом настоящего" (из статьи Н. Рогожина "Живописный Карамзин: Воспитание историей"), было предпринято в конце XVIII века. Карамзин сумел преодолеть водораздел между наукой и литературой, соединив исследовательский анализ и мастерство художественного слова в "Истории государства Российского", которая повлияла на мировоззрение и представление о прошлом многих поколений русских людей. Рогожин предлагает интересный обзор влияния наследия Карамзина на писателей и мыслителей XIX в., в особенности на В. М. Строева и Б. М. Федорова.

В статье "Насилие в России в XVIII веке" Ханс-Хайнрих Нольте, профессор Ганноверского университета, член редакционной коллегии журнала, задается вопросом: была ли Россия более жестокой, чем остальная Европа в то время? Разумеется, легкого и прямого ответа на данный вопрос не существует. Нольте анализирует несколько наиболее интересных недавних работ, посвященных этой проблематике. Автор отмечает, что после изменения системы телесных наказаний со стороны государства в период правления Петра I произошло некоторое общее смягчение нравов. Большинство историков, по мнению Нольте, сходятся в том, что телесные наказания со стороны государства пошли на убыль с начала правления императрицы Елизаветы.

Предметом исследования в необычайно информативной статье А. Самарина "Личные библиотеки в России эпохи Просвещения" являются читательские традиции. Изучение личных

стр. 174

библиотек - это особая область научного знания, которая имеет в русской науке длительную и богатую традицию. Самарин предпринял обширный обзор историографии, начиная с работы У. Г. Иваска (начало XX в.) и заканчивая трудами С. П. Луппова, его студентов и коллег. Особое внимание автор уделяет изучению библиотек, принадлежавших знати. По мнению Самарина, наиболее тщательно изучены библиотеки Шереметьевых и князя Г. А. Потемкина. В некоторых случаях исследователи выходили за рамки лишь описания предметов и каталогов и пытались реконструировать литературные пристрастия владельцев библиотек. Но все еще, как отмечает Самарин, многое остается неизученным, в особенности, что касается книг и литературных вкусов духовенства, разночинцев, купечества и мелкого чиновничества.

В целом нужно отметить богатство содержания первого выпуска альманаха и его высокую научность.

Последние пятнадцать лет ознаменовались крупными изменениями в области славистики, включая и историю империи. Когда в конце 1980-х годов я начинал работу над дипломом, не один американский профессор убеждал меня в том, что написание диссертации по истории русских масонов является лишь пустой тратой времени, так как мне будет закрыт доступ к документам в советских архивах. Возможно, они были правы или были бы правы, если бы не политические изменения, охватившие страну. Когда я все же начал работать в российских архивах в 1991 г., нигде мне не было отказа в каком-либо необходимом мне документе. "Имперская Россия. Classical Russia. 1700 - 1825" - это тоже плод тех же преобразований. Старая проблематика обрела вторую жизнь через современные свежие подходы, исследуются те явления прошлого, которые находились за пределами внимания и интереса историков. Многое из этих преобразований можно объяснить активным взаимодействием российских историков и их иностранных коллег. Начинают проходить частые открытые встречи со свободным обменом идеями. Анализируя разницу между исследованием заимствования Россией западных идей в XVIII в. и многогранным комплексом проблем, связанных со взаимообменом между Россией и Западом, А. Песков отмечает, что правильнее всего было бы говорить не о "заимствовании", а о "межкультурном диалоге". "Имперская Россия. Classical Russia" является примером именно такого межкультурного диалога.

(СИЭТЛ. США)