ПОПЫТКА РЕАНИМАЦИИ ОДИОЗНЫХ ИДЕЙ

К 175-летию Отечественной войны 1812 г. издательство "Молодая гвардия" выпустило в серии "Жизнь замечательных людей" сборник "Герои 1812 года" (М. 1987). В нем подобраны биографии тех, кому обыкновенно уделялось неизмеримо меньше внимания, чем, например, М. И. Кутузову и П. И. Багратиону. Это Д. С. Дохтуров и А. И. Остерман-Толстой, П. П. Коновницын и Д. П. Неверовский, братья Тучковы и Ф. Н. Глинка. Не все биографии написаны в равной мере удачно. Но недостатки композиционного или литературного плана - это полбеды. Хуже, когда на страницах сборника сталкиваешься с реанимацией одиозных построений.

В этом смысле вызывает претензии тот раздел биографии Коновницына, где ее автор В. Корда рассуждает о том, что явилось действительной причиной похода Наполеона на Россию (с. 249 - 256). Официально заявленное Наполеоном - нарушение Россией условий континентальной блокады - категорически отметается автором как "сказка", выдуманная писателями" (с. 250), истинную же причину вторжения он называет, ссылаясь на фразу, сказанную императором аббату Прадту в Варшаве: "Через пять лет я буду господином мира: остается одна Россия, но я раздавлю ее!". Другие источники В. Корда игнорирует, хотя они более достоверны. Самое же эту фразу он интерпретирует произвольно. Из слов, обращенных к Прадту, считает В. Корда, видно, что цель похода была не экономической: "Россию он надеялся захватить в один прием, победив ее в генеральном сражении (это уже само по себе неверно. - А. П. ), в то время как, мечтая о мировом господстве, полагал, что добьется его только через пять лет. Только после того он надеялся... "раздавить" Россию, уже "захваченную" им вместе с другими странами, но почему-то... остававшуюся "одной", то есть единственной, за что ее и надо было раздавить. Почему она оставалась одна, в каком смысле? Тут должно насторожить слово "раздавить", исходившее явно не из его лексикона". На закономерно возникающее в данном случае удивление автор уверенно отвечает: потому, что "всегдашняя его цель была победить, но не раздавить. Последнего желали явно другие" (с. 251).

Поведав, что Наполеон "даже в запальчивости... вряд ли стал бы швыряться" словом "раздавить", В. Корда спешит на поиски сил, желавших именно "раздавить" Россию, для которых великий полководец был "всего лишь исполнителем чужой воли" (с. 252). И ответ автора озадачивает: главным врагом России был тогда, оказывается, "гигантский банкирский спрут Ротшильдов, уже опутавших и закабаливших Европу... и Америку!" Теперь только одна-единственная Россия, "страна, тысячелетие стоявшая на своем, свойственном только ей укладе, на своих коренных нравственных основах и жившая своим натуральным хозяйством, не зависела от космополитического банковского капитала, и... именно из-за этого ее нужно было ввергнуть в губительную для нее войну, чтобы, покорив, поставить ее хозяйство на буржуазный капиталистический лад, а древний уклад "раздавить", то есть уничтожить в народе национальное начало и привить ему космополитическое и безродное... В связи с этим и был организован международный заговор против России" (с. 251). "И с тем большей легкостью пошли народы Европы на международный заговор против России, чем больше он отвечал интересам их буржуазии, а точнее - того самого ротшильдовского спрута, которого она олицетворяла и который был ее фактическим хозяином" (с. 253).

В качестве "доказательства" своей схемы автор приводит следующее рассуждение. Самому-де Наполеону "гораздо важнее и удобнее было бы взять Петербург.., но этим не достигалась бы тайная цель похода, вот почему он вопреки всякой логике.., как бы вынужденно пошел дальше, на Москву, взятие которой не сулило ему никаких особенных выгод" (с. 253). Оказывается, шел он туда по указке Ротшильдов. Взять древнюю столицу России надо было потому, что "традиционный уклад жизни народа, его нравственность, духовность", которые препятствовали проникновению в Россию космополитизма, сердце свое, "из которого произрастали корни духа народного", имели в Москве (а не в новой столице - на болоте, в пустыне, в чухонии, подчеркивает В. Корда, с. 252).

Для автора не секрет и то, как и через кого Ротшильды передавали Напо-

стр. 186

леону свои указания. Он разражается проклятьями по адресу аваров, печенегов, монголов, поляков, шведов, французов и прочих представителей "международного зла" и заключает, что и на сей раз "тайная цель похода народов Европы на Россию не была достигнута. Сомнительные идеи, с которыми к нам обращен был Запад, не нашли достаточного отклика в сознании большинства русских людей" (с. 253). О каких идеях тут идет речь, автор не уточняет, зато яростно обрушивается на главных виновников всех наших бед - масонов, которые еще на рубеже XVIII - XIX вв. жаждали "разрушить древний уклад" русской жизни (с. 254). Правда, война 1812 г. "развеяла иллюзии некоторых западников, разговоры стали вестись только на русском, одежда выбиралась только русская".

Однако "после того, как армия побывала в Париже, масоны наводнили Россию: почти каждый полк привез с собою из-за границы эту заразу, в свое время взрастившую Наполеона" (попутно выясняется механика "международного заговора": Наполеоном управляли масоны, которых "кормили" все те же Ротшильды, с. 255). Оказывается, молодые русские офицеры, будущие декабристы, привезли с собою из заграничных походов не идеи гражданственности, демократических (буржуазных) свобод, свободомыслия и т. д., а некую западную "заразу"!

В том же духе характеризует автор и определенное увлечение тогдашнего прогрессивного дворянства (в том числе А. С. Пушкина и М. Ю. Лермонтова) личностью Наполеона. Вместо того чтобы объяснить историческую и социальную обусловленность романтизации его образа, автор разражается тирадой: "Таковы превратности истории, когда в нее вмешиваются силы зла, способные... все поставить с ног на голову: мрак назвать светом, а выскочку, безродного и безнравственного проходимца, без финансовых заправил ничего собою не представляющего, назвать гением и, главное, воспитать на этом губительном для нравственности взгляде поколения", которые бездумно повторяли "зады масонских трудов наполеоновских панегиристов" (с. 255).

Эти рассуждения завершаются словами о "промыслительной роли России в мировой истории": "К счастью, русская духовность не была разрушена и даже как-то затронута ни вторжением, ни его последствиями... Русские люди сразу распознали демоническую природу завоевателя... Россия устояла, хотя "семя тли" и было посеяно. Мировое зло, посягнувшее на свет, который неизбежно, при любых обстоятельствах (!! - А. П. ) несет миру Россия, было остановлено не только на материальном, но и на духовном уровне, недоступном никакому проникновению" (с. 255 - 256).

Строго говоря, В. Корда перелицовывает на свой лад одиозные идеи о национально-культурном превосходстве "русского духа" над космополитическим Западом: на Западе все плохо, в России - все прекрасно. При этом автор не стесняется в выражениях: "Распутная девка Франции породила достойное себе дитя - чудовище Наполеона" (с. 250). И все это в статье о П. П. Коновницыне, человеке высоких нравственных убеждений, чьи два сына стали декабристами, а дочь - женой декабриста М. М. Нарышкина. Подобные материалы не делают чести не только автору очерка, но и составителю сборника и издательству.

(г. Куйбышев)