Верховный уголовный суд по делу декабристов (ВУСД) фактически выпал из проблематики современного декабристоведения. Так, в одном из историографических обзоров тема суда затронута только два раза: при беглом упоминании монографии Федорова "Своей судьбой гордимся мы..." и в характеристике его же книги "Декабристы и их время", в которой, по мнению автора, "непропорционально много места заняли следствие и суд"¹. В другом обзоре не только не названа ни одна работа на тему суда, но и о самой теме нет ни слова². В сборнике "историографических портретов" историков - исследователей движения декабристов о П. Е. Щеголеве по теме ВУСД сказано лишь то, что он "выяснил роль Николая I в процессе декабристов", а о Н. П. Павлове-Сильванском сообщено, что "он по должности делопроизводителя архива занялся разбором фонда Следственной комиссии и Верховного уголовного суда по делу декабристов..."³, хотя вклад и того, и другого в изучение ВУСД был куда более существенным. Что же касается современных трудов, посвященных деятелям движения, то в рассказе о суде акцент, по традиции, делается на его зависимости от императора, жестокости и заведомой необъективности⁴.

В ряде работ прослеживается тенденция к раздельному рассмотрению следствия и суда, проходивших в Петербурге в конце 1825 - середине 1826 г., что с точки зрения истории права совершенно обоснованно, а для изучения Следственного комитета и ВУСД как государственных институтов просто необходимо. Исследование деятельности Следственной комиссии проходит более успешно, а ВУСД до недавнего времени оставался в подвешенном состоянии: декабристоведы его с начала 1990-х годов игнорировали, правоведы и историки государства не изучали вообще. Фундаментальный труд Р. В. Овчинникова о следствии и суде над Е. И. Пугачевым не выходит за рамки достигнутого уровня изученности ВУСД⁵.

Для высших судебных органов по ряду составов преступления существовала такая проблема как участие в процессе монарха, который не только утверждал приговор, но и нередко формировал состав судейской коллегии, оказывал влияние на ход суда, обладал правом помилования и смягчения приговора, имел полное право вообще не допустить привлечения к ответственности того или иного обвиняемого или вынести решение в обход судебных институтов, фактически в административном порядке. Таким образом, историю ВУСД необходимо изучать в рамках истории права, но историко-правовой проблематикой она отнюдь не исчерпывается.

За исключением одной из работ дореволюционных официальных историков⁶, почти все достижения в изучении ВУСД как государственного института, связаны с декабристоведением. В основном именно историки декабризма выявляли и вводили в научный оборот материалы суда, в том числе те, в которых идет речь о юридических основаниях создания и деятельности ВУСД. Несколько важных работ, принадлежащих перу исследователей других "специализаций", не меняют общей картины и в целом находятся в рамках тех же подходов⁷.

Боленко Константин Григорьевич - заведующий отделом редких книг, рукописей, фотофондов Государственного музея-усадьбы "Архангельское".

Ограниченность этих подходов хорошо видна, когда речь идет о расправе, устроенной самодержавием над революционерами, - едва ли не ключевом моменте в методологии изучения следствия и суда над членами тайных обществ. Следствие и суд рассматривались, как правило, нераздельно⁸. Внимание в основном уделялось следствию, где декабристы, в отличие от суда, не были совершенно безгласными "объектами". Материалы суда, содержащие сведения о тайных обществах, целиком основывались на хорошо сохранившихся документах следствия и большой ценности для изучения собственно движения декабристов не представляли.

Объединение следствия и суда над декабристами возможно связано с некритическим воспроизведением фразеологии декабристских мемуаров, где Следственный комитет авторы могли называть судом, а следователей - судьями⁹.

В историографии государства и права традиции изучения ВУСД до недавнего времени практически не существовало, причем в равной степени это относится как к дореволюционной, так и к советской литературе. Немногочисленные работы, специально посвященные следствию и суду над деятелями тайных обществ¹⁰, долгое время были вторичны по отношению к трудам историков декабризма. Анонимная статья еще 1880 г., где в историческом введении указывается на значительное влияние нормативных актов, касающихся суда над декабристами, на законодательство о государственных преступлениях в Сводах законов 1832 и 1857 гг.¹¹, к сожалению, не стала частью историографического ряда. Несамостоятельна в источниковедческом и концептуальном отношениях была и большая часть трудов зарубежных историков - иностранных и эмигрантских - в которых затрагивалась тема ВУСД¹².

Совершенно игнорировали ВУСД в своих трудах М. Ф. Владимирский-Буданов, В. Н. Латкин; ни слова не сказано о нем, как и о Верховном уголовном суде вообще, в издании, вышедшем в 1915 г. под редакцией Н. В. Давыдова и Н. Н. Полянского, освещавшем причины, предысторию и подготовку судебной реформы; не более как "эпилог указной практики о государственных преступлениях" оценивал его ДА Червонецкий; никак не отмечали влияние суда над декабристами на развитие уголовно-процессуального права и применение в дальнейшем различных видов наказаний Г. С. Фельдштейн, М. Н. Гернет, М. Г. Миненок. Рассматривая значение репрессивных мер по отношению к декабристам в истории применения тех или иных мер наказания, специально не выделял вклада ВУСД С. В. Кодан, проигнорировано возможное влияние суда на разработку М. М. Сперанским первого проекта Уложения о наказаниях уголовных и исправительных 1838 г. изучавшим это Уложение И. В. Архиповым¹³. Ни слова не сказано о ВУСД в исследовании О. В. Андрусенко и С. В. Кодана по истории кодификации российского уголовного права в 1813 - 1845 годах. Редки и не всегда конкретны ссылки на значение ВУСД в истории российского права в 9-томном издании "Российское законодательство X - XX веков". Как исключительное в своем роде судебное учреждение ВУСД упоминается в монографиях Н. П. Ерошкина и Н. Н. Ефремовой¹⁴. Примеры можно множить до бесконечности. В 2003 и 2005 гг. вышли четыре монографии, в трех из которых рассказ о следствии и суде над декабристами включен отдельной частью в главу о судебной системе второй четверти, первой трети или первой половины XIX в., а четвертая целиком посвящена работе Следственной комиссии и ВУСД¹⁵.

Работа И. П. Слободянюк о ВУСД, по сути, представляет собой сокращенный пересказ книги В. А. Федорова. Непонятным кажется использование термина "Верховный уголовный суд" как собирательного - и для суда, и для Следственной комиссии. И тем не менее нельзя не оценить масштабов сдвига: ВУСД осознается как важная историко-юридическая проблема, его помещают в ряд судебных учреждений и значимых правовых событий николаевского царствования, делается попытка чуть более подробно, чем раньше, описать сходство между ВУСД и политическими процессами екатерининского царствования. ВУСД связывается с Верховным уголовным судом, упоминаемым в Своде законов 1832 года. Нельзя не согласиться с тем, что "дальнейшее глубокое исследование различных аспектов политического процесса над декабристами, его историографии остаются актуальными и научно значимыми задачами историко-правовой науки"¹⁶.

До сих пор малоизученным является и институт Верховного уголовного суда в целом. Специальные исследования о нем отсутствуют. Разрозненные сведения и любопытные соображения о времени появления Верховного уголовного суда и истории его деятельности, высказанные Л. Слухоцким, а также взгляд Т. У. Воробейковой и А. Б. Дубровиной на Верховный уголовный суд как на органическую часть пореформенной российской судебной системы¹⁷ не получили дальнейшего развития.

Все, что было посвящено Верховному уголовному суду - это набор тематических статей в справочных и энциклопедических изданиях, еще меньшего объема пассажи в учебных пособиях и несколько попыток выяснить причины маргинального положения Верховного уголовного суда среди российских судебных институтов после 1864 года¹⁸. Таким образом, Верховному уголовному суду повезло еще меньше, чем суду над декабристами.

В справочных и энциклопедических статьях история Верховного уголовного суда, как правило, начинается с процесса В. Я. Мировича 1764 г. и далее рассматривается как цепочка процессов 1771 г. (о "чумном бунте"), 1774 - 1775 гг. (Пугачева), 1826, 1866 гг. ("каракозовцев") и 1879 г. (А. Я. Соловьева) со сведениями об истории этого учреждения до его упразднения в 1917 году¹⁹.

Описания политических процессов 1866 и 1879 гг. (как у правоведов, так и у историков революционного движения) содержат некоторые сведения о деятельности Верховного уголовного суда как института, но случаи сравнения с ВУСД носят исключительно поверхностный характер, а обращения к более ранним и более поздним процессам отсутствуют вовсе.

Во втором и третьем изданиях БСЭ и в Советской исторической энциклопедии статей о Верховном уголовном суде нет, а в постсоветских юридических энциклопедиях и энциклопедических словарях они отсутствуют вплоть до конца 1990-х годов. Возможно, это связано с тем, что преемственность в деятельности судов 1764 - 1879 гг. юристами и историками государства в советский период или не осознавалась, или осмысливалась как поверхностная и зыбкая. Некоторый рост внимания к теме Верховного уголовного суда начинается только с 1994 года. В справочниках "Государственность России" (1996 г.) и "Высшие и центральные государственные учреждения России" (1998 г.) имеются и общая статья, посвященная Верховному уголовному суду в целом, и отдельные статьи о процессах 1826, 1866 и 1879 годов²⁰. Видимо, статьям 1994, 1996 и 1998 гг. мы обязаны и прочным местом этого учреждения в вышедших позднее энциклопедических юридических изданиях.

Почти все энциклопедические и справочные статьи относят законодательное устройство Верховного уголовного суда только к 1864 г., а предшествующие судебным уставам процессы, в том числе по делу декабристов, предстают в лучшем случае как прецеденты, создающие традицию, но не превращенные в норму. В двух энциклопедических изданиях начала XX в. в статье "Верховный уголовный суд" ВУСД вообще не был упомянут.

Другой отрицательной тенденцией современной энциклопедической традиции следует назвать расширение самого понятия Верховного уголовного суда. Так, в статье 1994 г. кроме "Верховной военно-судной комиссии" по делу петрашевцев в перечень внесен "Верховный уголовный суд" в Варшаве, судивший в 1833 - 1834 гг. польских повстанцев. Однако обоснованность подобного подхода представляется сомнительной. В первом случае мы имеем дело все-таки с судом военным, хотя и расширенным за счет введения в него трех сенаторов, называвшимся к тому же Особой военно-судной комиссией. Во втором случае для причисления суда 1833 - 1834 гг. к российской правовой традиции (кстати, он также назывался то Верховным, то Особым уголовным судом) требуется хотя бы общее сравнение состава судей, юридических оснований и принципов его деятельности с ближайшим по времени российским аналогом. Тем более что суд производился на основании Уголовного уложения Царства Польского, а не собственно российских законов. Разница между судом по делу декабристов и другими процессами четко обозначена в коронационном манифесте Александра II от 26 августа 1856 г., где Верховным уголовным назван только петербургский суд 1826 г., а остальные, в том числе те, что судили польских мятежников, - "военно-судными комиссиями"²¹.

Пробелы в историко-правовой литературе, касающейся ВУСД и Верховного уголовного суда в целом, должны иметь объективные причины. Наиболее важными могли быть следующие: во-первых, почти двадцатилетняя неактуальность для самой власти полученного опыта в отсутствие сколько-нибудь заметного антиправительственного движения вплоть до конца 1840-х гг.; во-вторых, нежелание использовать этот опыт впоследствии; когда, как в деле петрашевцев, власть столкнулась с явлением вполне значительным по масштабу, предпочтение было отдано органам военной юстиции; в-третьих, несомненный прогресс, достигнутый еще в 1830 - 1840-е гг. в разработке законодательства о государственных преступлениях (Свод законов 1832 г. и Уложение о наказаниях уголовных и исправительных 1845 г.), что лишало нормативные акты, регулировавшие деятельность ВУСД, значения актуального прецедента и отодвигало его еще дальше в историческую глубину. Во второй половине века важную роль сыграли и реформы 1860-х годов, существенно преобразовавшие все судебные институты России, и длительная недоступность для исследователей и правоведов многих материалов процесса²², а также уже упоминавшееся выше встраивание ВУСД в либеральное и революционное общественное сознание, которое накладывало на разработку темы жесткие концептуальные ограничения и в известной степени блокировало ее изучение как события в истории российского права, а самого Верховного уголовного суда - как государственного учреждения.

Основную роль играла, видимо, малая востребованность такого учреждения как Верховный уголовный суд, и во внутренней политике, и в судебной практике, и в сфере юридической мысли; последняя во второй половине XIX - начале XX в. по вполне понятным причинам была сосредоточена на обосновании, защите и развитии (или наоборот - дискредитации) принципов судебной реформы 1864 года. Несмотря на то, что Верховный уголовный суд не позднее чем со второй трети

XIX в. был пусть и чрезвычайным органом, но тем не менее законодательно установленной частью российской судебной системы, в 1851 г., к примеру, в обзорном сочинении о российских судебных учреждениях он даже не упоминается. В ходе разработки судебной реформы 1860-х гг. о его создании заговорили едва ли не в последний момент, в сентябре 1864 г., при обсуждении проектов судебных уставов в общем собрании Государственного совета²³. Очевидно, что в этих условиях и ВУСД не мог вызывать сколько-нибудь значительного интереса ни как достойный воспроизведения опыт, ни как объект теоретического или исторического изучения.

В советский период существенными препятствиями к изучению ВУСД как судебного института были такие явления, как застой историко-правовых исследований и невнимание к стихийно складывающимся практикам в различных сферах деятельности, включая юридическую. ВУСД для истории государства и права был интересен не только формами и процедурами, нашедшими отражение в нормативных актах, но и возникавшими неожиданно для его организаторов коллизиями, в том числе такими, которые изменяли или ставили под угрозу изначально задуманный ход судебного процесса.

Определенную роль сыграло стремление Николая I пореже вспоминать о событиях междуцарствия. Не исключено, что свою лепту в умаление роли ВУСД в истории российского права внесли и некоторые высшие лица в сфере юстиции, в частности, Д. Н. Блудов, возглавивший после смерти М. М. Сперанского II Отделение императорской канцелярии, и его кодификационные работы. Сам Сперанский не упомянул нормативные материалы, регулировавшие деятельность ВУСД, и его решения в "Обозрении исторических известий о Своде законов". По словам Сперанского, при составлении Свода 1832 г. было решено, что "судебные решения имеют силу закона единственно в тех случаях, по коим они состоялись", однако были сделаны исключения, так как "есть судебные решения, коих сила распространена в самом их изложении на все случаи, им подобные; есть другие, кои, быв вначале частными, приняты впоследствии примером и образцом других решений и таким образом соделались общими; есть решения частные, но в них сделано изъяснение закона общего, установлен точный смысл его и отвергнуты толкования, с разумом его несообразные. ... Подобное сему изъятие положено сделать и в решениях дел уголовных. Важнейшие из оных, особенно по преступлениям государственным, признано полезным сохранить в собрании"²⁴.

Блудовым же в "Общей объяснительной записке" 1844 г., сопровождавшей проект Уложения о наказаниях уголовных и исправительных в Государственный совет, о ВУСД и других судебных процессах не сказано ни слова даже при рассмотрении вопроса о юридических основаниях сохранения смертной казни и внесения ее в Свод законов 1832 г.; не упомянут суд и его решения при описании "трудов для усовершенствования отечественного законодательства" в царствование Николая I - только II Отделение императорской канцелярии и Свод законов 1832 года²⁵. Возможно, невнимание к этому институту в целом и к ВУСД в частности определялось особенностями юридических взглядов Блудова - судебные процессы важными вехами в истории уголовного законодательства он явно не считал и, следовательно, их не упоминал. С другой стороны, о Верховном уголовном суде нет ни слова и в кратком обзоре особенных порядков судопроизводства, помещенном в записке 1848 года²⁶. Возможно, Блудов не был и сторонником Верховного уголовного суда как такового.

Блудов выступал за более широкое применение смертной казни, чем предусматривалось Сводом законов 1832 г., и в Уложении о наказаниях уголовных и исправительных мерах в 1845 г. Верховный уголовный суд лишился своего монопольного права, которое он имел среди невоенных судов на назначение этого вида наказания²⁷, что не могло не способствовать его дальнейшей маргинализации среди российских судебных учреждений. Устройство суда над петрашевцами, когда для вынесения смертного приговора власти пошли на нарушение даже действующего законодательства²⁸, делало Верховный уголовный суд уже совершенно ненужным "узлом" российского судебного механизма.

С другой стороны, реанимация ВУС в ходе судебной реформы 1860-х гг. была в чем-то естественной мерой, поскольку противоречившие друг другу объективная необходимость ограничить судебный произвол и понятное желание власти обеспечить себе действенный контроль за судебными процессами по политическим делам требовали некоторых компромиссных решений и таким образом давали Верховному уголовному суду шанс на возрождение. Однако резко возросшие в сравнении с 1826 г. требования к квалификации судей и усложнение юридической процедуры делали возможным рассмотрение в Верховном уголовном суде только простых дел, хорошо обеспеченных доказательствами со стороны обвинения. Для нормальной работы Верховного уголовного суда по делам о государственных преступлениях необходимо было совпадение двух редко встречающихся обстоятельств: очевидной простоты, с одной стороны, и всеми осознаваемой особой "важности", с другой.

Позже, когда в 1872 г. для рассмотрения наиболее важных дел по государственным преступлениям было создано Особое присутствие Правительствующего Сената, Верховный уголовный суд

для рассмотрения дел о государственных преступлениях стал по большому счету уже не нужен. После того, как по закону от 9 мая 1878 г. Особое присутствие Сената из постоянно действующего органа стало чрезвычайным, создаваемым по особому указу государя, и таким образом высших чрезвычайных судебных органов стало уже два, степень востребованности Верховного уголовного суда снизилась еще больше. Затем, когда с 1878 г. дела о государственных и политических преступлениях были переданы в военные суды, Верховный уголовный суд по делам о государственных преступлениях стал совершенно избыточен как судебная инстанция, сохраняясь лишь в силу того, что, по-видимому, воспринимался как один из символов судебных прерогатив монарха²⁹.

Власть предпочитала не доводить дела о преступлениях высших должностных лиц не только до суда, но и до формального следствия. И это обстоятельство также не могло способствовать интересу историков государства и права к данному учреждению, но создавало благоприятную почву для историографических мифов, ядром которых были актуальные для своего времени публицистические штампы.

Примечания

1. ШЕШИН А. Б. Об изучении и обобщении истории движения декабристов: (Критические заметки о советском декабристоведении 1950-х - начала 1990-х годов). СПб., Кишинев. 2000, с. 257, 263.

2. БОКОВА В. М. "Больной скорее жив, чем мертв": заметки об отечественном декабристоведении 1990-х гг. СПб. 2001,с. 497 - 561.

3. НЕВЕЛЕВ Г. А. Русское декабристоведение конца XIX - начала XX в.: Историографические портреты. Брянск. 1993, с. 7, 11 - 12.

4. См., например: О'МАРА П. К. Ф. Рылеев: Политическая биография поэта-декабриста. М. 1989, с. 292 - 301; КИЯНСКАЯ О. Пестель. М. 2005, с. 306 - 307.

5. ОВЧИННИКОВ Р. В. Следствие и суд над Е. И. Пугачевым и его сподвижниками: Источниковедческое исследование. М. 1995, с. 156, 232.

6. ШИЛЬДЕР Н. К. Император Николай I: его жизнь и царствование. Т. 1. СПб. 1903, с. 437 - 446, 543 - 544, 666 - 773.

7. ГОЛИЦЫН Н. В. Сперанский в Верховном уголовном суде над декабристами. - Русский исторический журнал. 1917. Кн. 1/2, с. 61 - 102; АЛДАНОВ М. А. Сперанский и декабристы. - Современные записки. Париж. 1925, N 26, с. 231 - 239; МИРОНОВА И. А. Судебно-следственные материалы первой половины XIX века. М. 1958, с. 3 - 4,12 - 14; РАБИНОВИЧ М. Д. К истории суда над декабристами. - Советские архивы. 1963, N 1, с. 116 - 120.

8. ФЕДОРОВ В. А. Литература о следствии и суде над декабристами. Государственно-правовые инструменты самодержавия в Сибири. Иркутск. 1982, с. 118.

9. ДОВНАР-ЗАПОЛЬСКИЙ М. В. Мемуары декабристов. (Записки, письма, показания, проекты конституций, извлеченные из следственного дела, с вводной статьей). Киев. 1906, с. V, VIII.

10. ЛЮБАРСКИЙ И. Следствие и суд над декабристами. - Суд идет! 1925, N 24, стлб. 1413 - 1424; ГЕРНЕТ М. Н. История царской тюрьмы. Т. 2:1825 - 1870. М. 1961, с. 133 - 153; БАСКОВ В. И. Суд коронованного палача (Кровавая расправа над декабристами). М. 1980.

11. Юридический вестник. 1880, N 11, с. 350 - 351.

12. См. например: MAZOUR A. G. The First Russian Revolution 1825: The Decembrist Movement: Its Origins, Development and Significance. Stanford. 1964, p. 210 - 219; RAEFF M. The Decembrist Movement. Prentice-Hall, 1966, p. 168 - 176; ЗЫЗЫКИН М. В. Император Николай I и военный заговор 14 декабря 1825 года. Буэнос-Айрес. 1958, с. 171 - 175.

13. ВЛАДИМИРСКИЙ-БУДАНОВ М. Ф. Обзор истории русского права. Ростов-на-Дону. 1995; ЛАТКИН В. Н. Учебник истории русского права периода империи (XVIII и XIX ст.). СПб. 1909; Судебная реформа. Т. 1. М. 1915; ЧЕРВОНЕЦКИЙ Д. А. Государственные преступления по русскому праву: Введение и 1 -я глава. Юрьев. 1913, с. 27; ФЕЛЬДШТЕЙН Г. Ссылка. Очерки ее генезиса, значения, истории и современного состояния. М. 1893; МИНЕНОК М. Г. Наказание в русском уголовном праве: Историко-правовой очерк. Калининград. 1985; КОДАН С. В. Политическая ссылка в системе карательных мер самодержавия первой половины XIX в. Иркутск. 1980; АРХИПОВ И. В. Уложение о наказаниях уголовных и исправительных (предпосылки, история создания, государственно-правовой анализ). Саратов. 1990.

14. ЕРОШКИН Н. П., КУЛИКОВ Ю. В., ЧЕРНОВ А. В. История государственных учреждений России до Великой Октябрьской социалистической революции. М. 1965, с. 143.

15. Судебная власть в России: история, документы. Т. 2. М. 2003, с. 396 - 397; КОДАН СВ. Юридическая политика Российского государства в 1800 - 1850-е гг.: деятели, идеи, институты. Екатеринбург. 2005, с. 243 - 244.

16. СЛОБОДЯНЮК И. П. Верховный уголовный суд над декабристами. М. 2005, с. 6, 48 - 49; его же. Суд и закон в Российской империи (вторая половина XIII - первая половина XIX вв.). М. 2005, с. 252; Утверждение, будто перед Николаем I "процесс декабристов высветил основные недостатки судебной системы в стране" (СЛОБОДЯНЮК И. П. Судебная система России второй четверти XIX в. - Российская юстиция. 2005, N 5, с. 75), следует признать чересчур смелым, тем более что никаких фактов в пользу своего мнения автор не приводит.

17. СЛУХОЦКИЙ Л. Очерк деятельности министерства юстиции в борьбе с политическими преступлениями. Историко-революционный сборник. Т. 3. М. - Л. 1926, с. 248 - 250, 253, 258, 263 - 264, 281; ВОРОБЕЙКОВАТ. У., ДУБРОВИНА А. Б. Преобразование административно-полицейского аппарата, суда и тюремной системы России во второй половине XIX века. Киев. 1973, с. 50, 60 - 61.

18. ТРОИЦКИЙ Н. А. Безумство храбрых: Русские революционеры и карательная политика царизма: 1866 - 1882 гг. М. 1978, с. 160; Российское законодательство X - XX веков. Т. 8. М. 1991, с. 362.

19. Энциклопедический словарь: Изд. Ф. А. Брокгауз, И. А. Ефрон. Т. VI (11). СПб. 1892.

20. ВОРОБЬЕВА Ю. С. Государственность России: Словарь-справочник. М. Кн. 1, с. 63 - 65; Высшие и центральные государственные учреждения России. 1801 - 1917. СПб. 1998. Т. 1, с. 126 - 127, 129 - 130, 132 - 133.

21. Государственные преступления в России. Т. 1. СПб. 1906, с. 98 - 99, 109.

22. Первыми историками, ознакомившимися с этими документами, были Н. Ф. Дубровин и Н. К. Шильдер (ФЕДОРОВ В. А. "Своей судьбой гордимся мы..."; Следствие и суд над декабристами. М. 1988, с. 5).

23. ФОЙНИЦКИЙ И. Я. Курс уголовного судопроизводства. Т. 1. СПб. 1902, с. 326 - 328. М. 1863, с. 72 - 73.

24. СПЕРАНСКИЙ М. М. Руководство к познанию законов. СПб. 2003, с. 160 - 161.

25. Проект Уложения о наказаниях уголовных и исправительных, внесенный в 1844 году в Государственный совет, с подробным означением оснований каждого из внесенных в сей проект постановлений. СПб. 1871, с. XII, LI - LIX.

26. Общая объяснительная записка к проекту нового устава судопроизводства по преступлениям и проступкам. [СПб. 1848], с. 158 - 169.

27. ЧЕРВОНЕЦКИЙ ДА Ук. соч., с. 29; МИНЕНОК М. Г. Ук. соч., с. 11.

28. ВОЛГИН И. Пропавший заговор. Достоевский и политический процесс 1849 года. М. 2000, с. 487 - 490.

29. СЛУХОЦКИЙ Л. Ук. соч., с. 258, 263 - 264; Российское законодательство X - XX веков. Т. 8, с. 362.